***
Дзюба проспал первый урок, телефон снова бессовестно врал, показывая на часах семь утра. Парень успел только немного привести себя в порядок и закинуть в рюкзак необходимые книги и тетради, на завтрак времени не оставалось. Влетев в школу, он понял, что перемена еще не началась. Являться на литературу за десять минут до конца урока он не решился, можно было схлопотать двойку только открыв дверь, поэтому Артём поплёлся к буфету. Он купил себе бутылку воды, какую-то сомнительную булку с вареньем и два сникерса, Дзюба уже не помнил, когда нормально ел в последний раз. Усевшись прямо на пол возле кабинета химии, которая должна была быть вторым уроком, Тёма худо-бедно позавтракал, оставив шоколадки до лучших времён. Со звонком коридор наполнился еще не до конца проснувшимися учениками, кто-то потирал сонные глаза, кто-то противно шаркал подошвами по полу, являя всему миру свою непроходимую усталость, а кто-то, как Головин и Миранчуки, уже горлопанили, перекрикивая фоновый гудёж. Заметив Дзюбу, они подлетели к нему и все трое плюхнулись рядом на пол: Сашка сел на свой рюкзак, Лёша приземлился на задницу, а Антон удобно устроился на коленях брата. - Артём, вы правда вчера Мамая били? – Головин всегда выглядел усталым и невыспавшимся, синяки под его глазами не пропадали, но в этот день он был бодр, как никогда. Артёму не понравилось, что слухи об их подвиге разнеслись так быстро, но проводить профилактическую беседу с близнецами он не стал, это удел Смолова, пусть он и разбирается. - Не верит нам! – вскрикнул Антон возмущенно, ёрзая на коленках Лёши и пытаясь устроиться поудобнее. - Потому что ты вечно врёшь! И слезь с меня! – Алёшка легонько толкнул его, но не скинул, пожалев. - Правда. – сдержанно ответил Артём, почесав затылок. Саша с любопытством смотрел на его перебинтованную руку. - И они тоже? – Дзюба, конечно, ничего против командного братства не имел, они все занимались в одной секции и должны были общаться, но находиться наедине с младшими сокомандниками парень не любил. Они задавали слишком много ненужных вопросов, чем и доводили Артёма до белого каления. - Они не били никого, но всё равно помогли сильно. – парень глазами отыскивал в толпе проходящих мимо школьников хоть кого-нибудь, способного отвлечь на себя любопытных мальчишек. Но Смолова на горизонте не предвиделось, а Зобнин, болтающий у окна, с вечно недовольным Кутеповым внимание ребят не привлекали. - Вот видишь! – протянул Антон, улыбаясь. Лёша цокнул языком и поправил рюкзак за спиной, который мешал сидеть, буравя спину многочисленными ручками и уголками книг. - А меня почему не взяли? - И так народа дохера было, тебя еще не хватало там. – Артём зевнул в кулак и увидел, что к нему направляются Смолов с надувшимся Кокориным. – Блять. - Дзю, ты почему не был на первом уроке? Чё у тебя рука так замотана? – сходу начал Сашка, опускаясь рядом с другом на корточки. – Где ты так? - А вы чего расселись? – Смолов шутливо пнул Антона, взлохматив свободной рукой волосы Лёши, левой рукой он держал свою сумку. Парень решил оставить обличающий разговор с Дзюбой на потом, когда рядом не будет Кокорина, который несмотря на то, что старались ради него, был почему-то зол. Федя списал всё на ущемлённое самолюбие, Сашка, по его мнению, хотел бы пойти с ними, но его не взяли, оттого он и дулся. - Да, чё вы меня окружили, ёпт? Поднимайте жопы. – хлопнув Головина по плечу, Артём проигнорировал вопросы Кокорина и завозился, пытаясь подняться. - Федь, а правда, что вы вчера с Дзюбой Мамаю нос сломали? – Саша продолжал докапываться до правды, не обращая внимания на, машущего рукой в попытке его остановить, Антона и предупреждающе кашлянувшего Лёшу. - Ты сказал, что вы просто поговорили. – насупившись, проговорил Кокорин, агрессивно подступая к Смолову. - Нахуя ты вообще ему рассказал, Смол? – Артём вскочил на ноги и торопливо переступил через длинные ноги Головина. Сашка смотрел на друзей с осуждением. Он хотел, чтобы Артём перестал грызться с Федей, но никак не думал, что те начнут дружить против него и обзаведутся какими-то общими тайнами. Сразу после потасовки во дворе Паши, Антон написал Кокорину о «серьёзном» разговоре Смолова и Дзюбы с Мамаевым. В детали парень старался не вдаваться, ограничившись общими фразами, он «обрадовал» Сашку новостью об «отмытой чести» и обнадежил, что Пашка теперь вряд ли когда-нибудь сунется к нему. Лёша, узнав о поступке брата, залепил ему хороший подзатыльник и прочитал лекцию на тему «Смолов же просил не говорить никому об этом». Когда Фёдору позвонил Кокорин и начал вызнавать подробности встречи, Смолов, чтобы не волновать друга лишний раз, вкратце пересказал беседу с Мамаевым и, сославшись на усталость, сбросил вызов. Сашке уже тогда показалось, что Федя юлит и не договаривает, но заставить его рассказать всю правду он так и не смог. Смол, в свою очередь, молча проклиная болтливого Дзюбу, даже подумать не мог, что вездесущий Миранчук успел поделиться этой новостью с Кокориным раньше, чем Артём. - Я рассказал? Я ему не рассказывал! Он мне позвонил и сказал, что всё знает! – Федя выдержал паузу и перевёл взгляд на близнецов, которые тщательно отряхивали штаны от пылинок, делая всё, лишь бы не встретиться с убийственным взглядом Смолова. Ему всё стало ясно, Миранчуки обычно вели себя так только тогда, когда знатно косячили и боялись расправы. – В последний раз вы со мной куда-то пошли, бараны. - Прости! – Лёша, вроде бы не виноватый ни в чём, бросился к нему с извинениями, зная, что за взбалмошного брата пострадает и он тоже. - Федя, прости! – Антон тоже подскочил к другу и попытался повиснуть у него на шее, это всегда срабатывало, Смолов терпеть не мог такие объятья и сдавался, прощая, лишь бы близнецы от него отстали. - Отвалите. Всё, руки свои от меня! – в действительности же Фёдор попросту не умел злиться на Миранчуков, сколько бы он не пытался сдержать улыбку, видя эти жалостливые глаза, ничего не получалось. Мальчишки лезли обниматься, висли на шее и чуть ли ноги на него не закидывали, лишь бы вымолить прощение. – Да хватит уже! Антон, блять. – Смолов просто опустил руки и стоял, ожидая, когда его слова возымеют хоть какое-то действие на неугомонных близнецов. - Он вас простил, видите же – не сопротивляется. Отлипайте, давайте. – Кокорин попытался оттащить десятиклассников от Феди, но те вросли в него намертво и отходить не собирались. Смолов только виновато посмотрел на Сашу, понимая, что весь этот цирк закончится не скоро. - Я в класс пойду. – бросил, уже отходя от вопящей компании, Артём, сразу после того, как Игорь скользнул в кабинет. Саша оставил попытки оторвать Миранчуков от Феди и пошёл вслед за другом. Кокорин взглянул на Тёму, копошащегося у доски, и сел на своё место. В классе были только они трое, остальные еще не дошли. Сашка подумал, что Дзюба придумал какой-то очередной «сюрприз» для химички. После того, как они однажды натёрли мылом доску, она стала более осторожной и внимательной. На самом же деле Артём просто расставил разноцветный мел у доски по размеру, зачем-то аккуратно сложил тряпку, провёл пальцем по чистой темно-зелёной поверхности и обернулся лицом к Кокорину. Саша краем уха слушал, что творится в коридоре, но смотрел на друга, который, как ему показалось, напрочь забыл дорогу к своей парте, очень уж растерянно он выглядел. Выдохнув, Артём подошёл к Игорю. Сашка занервничал, думая, что Дзюба снова начнёт доставать несчастного Акинфеева, ведь всё только начало налаживаться, драки прекратились и необоснованные оскорбления вратаря тоже. Форвард молча стоял и ждал, когда Игорь вытащит наушник из уха. «Он, наверное, и спит с наушниками», – подумал Тёма, терпеливо смотря на одноклассника. - Что? – почувствовав на себе полный ожидания взгляд, Игорь всё же поднял на него глаза. Артём смотрел сверху-вниз, сжимая изо всех сил лямку рюкзака здоровой рукой, вторую стыдливо прятал в карман, бинты на ней совсем распустились, нитки мотались, щекоча ладонь. - Черышев сегодня с тобой сидит? – замявшись, всё же спросил Дзюба и послал короткий взгляд в сторону обалдевшего Кокорина, который отвлёкся от подслушивания коридорной болтовни и замер, будто молнией поражённый. До такого Тёма еще не доходил, Сашка не мог поверить своим глазам. С одной стороны, ситуация выглядела комично – Дзюба, который лупил почем зря Акинфеева все годы совместной учебы, теперь явно набивался к нему в друзья. С другой стороны, был извращенный план Артёма по обольщению Игоря придуманной девчонкой, в который, по предположению Саши, он добавил еще какой-то пункт и не оповестил об этом друга. Кокорин терялся в загадках, которые в последнее время всё чаще и чаще загадывал Дзюба своими выходками. - Нет. Я один. – Акинфеев отрицательно помотал головой, отчетливо понимая, на что подписывается. Дзюба был последним, кого вратарь хотел видеть в качестве своего соседа по парте, но отказывать ему не стал, наплевав на собственной зарок не завязывать дружбу с этим хулиганом. Игорь ковырнул грязное пятно на парте, стараясь не смотреть больше на Артёма. - Уже нет. – Кокорин вскинул брови вверх, в миллионный раз поражаясь поведению друга. – Бабуля сейчас всё равно рассадит. Лучше уж с тобой, чем с Машкой. – Дзюба искусственно ухмыльнулся, развернувшись к, открывшему рот чтобы что-то сказать, Саше. Кокорин понял, что его бессовестно бросили на произвол судьбы и подумал, что надо, пока не поздно, перекинуть свои вещи к Феде. Раз уж Артём так открыто садится к Игорю, то его переселение к Смолову никто даже не заметит. Шум в коридоре прекратился, звонок звенел долго и противно, в класс потихоньку начали заползать остальные одноклассники. Акинфеев бездумно листал тетрадь, пытаясь убедить самого себя в том, что Артём сел с ним за одну парту исключительно из-за того, что не хотел снова отыгрывать бесконечный спектакль с пересадками с места на место. Игорь хотел убедить себя в том, что в этом пусть и странном жесте Дзюбы нет ничего личного. Сам же гвоздь программы пожимал руки входящим одноклассникам, улыбаясь. Кристина, увидев его покалеченную руку, начала осыпать Тёму вопросами, попутно пытаясь убедить его в необходимости посетить кабинет школьной медсестры. Форвард отмахнулся, чмокнул девушку в висок и, шепнув ей на ухо, что всё в порядке, сел за парту Игоря. Смолов вошёл в класс последним и с улыбкой проследовал к своему стулу. Саша всё так же светил разноцветным лицом, только теперь замаскирован он был лучше, мать помогла утром. Федя был рад, что Кокорин пересел за его парту. Смолов даже не понял сначала, где Дзюба, а когда увидел его рядом с Акинфеевым, недоумённо покачал головой. - Когда вы так сильно разругаться успели? – доставая учебник по химии, спросил Федя. - Мы не ругались. – следя за движениями друга, ответил Саша. На руке у Смолова болтался толстый браслет из серебра, он то и дело цеплялся за замок сумки, когда Федя искал там что-то. - Что он на этот раз решил отчудить? – кивнув в сторону Дзюбы, Смолов швырнул на стол тетрадь по химии с изображением питбуля и расслабленно плюхнулся на стул. - Я сам никак не пойму. С ума сходит, кажется. – задумчиво протянул Сашка, переведя взгляд на жестикулирующего Артёма, который очевидно пытался развлечь своим обществом Игоря. Кокорин вдруг забеспокоился о психическом состоянии Артёма, ему не так давно начало казаться, что друг по непонятным ему причинам буквально выгорает изнутри, а этот дикий прикол, задуманный как «развод века», перестает быть смешным. Дзюба, судя по всему, не только пытался заставить Игоря влюбиться в вымышленную Арину, но и себя самого зачем-то убеждал в том, что им с Акинфеевым нужно общаться ближе. Если бы Саша не знал Артёма так хорошо, он, исходя из поведения Дзюбы, подумал бы, что тот влюбился в Игоря. Сашка боялся предположить, чем может закончиться эта пародия на дружбу между Акинфеевым и Дзюбой. Артём всегда был легким для понимания, Кокорин читал его, как открытую книгу, замечая малейшие изменения в настроении и поведении друга. Что происходило с ним теперь – Саша не понимал, а сам Дзюба не признавался, уходя от вопросов взволнованного друга в шуточки. Но говорить Тёме о своих размышлениях, Кокорин, конечно, не стал. - Дзюба и Кокорин! Дневники на стол! – не глядя на сидящих ребят, скомандовала химичка и прошла к учительскому столу. – Кто это вас так рассадил? – она сдвинула очки на нос, пытаясь рассмотреть присутствующих. Артём посмотрел на Игоря. Тот сохранял идеальное спокойствие, будто бы с ним рядом сидел не парень, который отравил ему всю жизнь, а кто-то из приятелей. - Сами. – в унисон ответили друзья и остались на своих местах, надеясь, что этот факт избавит их от торжественного выноса дневников. Но Алевтина Анатольевна только удовлетворённо покачала головой и присела на стул. - Ну, от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Поэтому дневники сюда, будьте любезны. – Дзюба мученически вздохнул и понёс дневник, Саша потянулся за ним, тщетно пытаясь выгладить замявшиеся листы. – Кокорин, ты дневник мне принёс или газету? Что с ним? – Сашка начал было объяснять, что случилось с его дневником, но его беспардонно прервали, отправив на место без лишних разговоров. – Садись уже, не надо оправданий. Сегодня будем писать самостоятельную работу по прошлой теме. По вариантам. – учительница начала делить завывший от недовольства класс на группы. Артём посмотрел на счастливого Кокорина и непроизвольно улыбнулся, Смолов его не бросит, конечно же, хотя Саша и сам неплохо понимал химию, когда не ленился. Дзюба минут пять смотрел на карточку с заданием, как баран на новые ворота. Алевтина сразу предупредила о наказании за использование телефонов, поэтому даже пытаться списать не стоило, особенно, когда сидишь за первой партой. Тёма покрутил лист в руках, заглянул на обратную сторону, попытался прочитать сложные формулы, которые, как ему казалось, были составлены на эльфийском языке, и отложил задания на край стола, смирившись с очередной двойкой. Игорь что-то быстро писал в тетради, поглядывая на разноцветную таблицу Менделеева, висевшую прямо над доской. - Я на пару минут в лабораторию уйду, Смолов, ты за старшего. – прокаркала «бабуля» и удалилась из кабинета. Федя оглядел радостные лица одноклассников и покачал головой, тишина начала потихоньку умирать. Сначала кто-то шёпотом поинтересовался о варианте соседа, другой чуть громче попросил подсказать ответ в первом задании, третий уже в полный голос спросил какой порядковый номер у брома, и начался хаос. Фёдор пододвинул к себе вариант Кокорина, посмотрел, что тот написал в решении, исправил пару цифр, вырвал чистый лист из своей тетради и без лишних слов принялся писать на нём решение второго задания, за которое Сашка еще не брался. Дзюба сидел смирно, стараясь не мешать никому своими разговорами, он сосредоточенно листал полупустую тетрадь, бездумно смотря в конспекты. - Что там у тебя? – перестав писать в тетради, спросил Акинфеев и посмотрел на поникшего Артёма. - А? – Дзюба даже не понял сначала, что обращаются к нему. Он утонул в чужих голосах, погрузившись в свои размышления о будущем. Почему-то именно на этом бесполезном уроке Артёма накрыло чувство безысходности. Все были чем-то заняты, даже самые закоренелые двоечники крутились на своих местах, не оставляя попыток выведать правильные ответы. А он смотрел в стену напротив и думал о том, что ничего у него не получится. Причем это утверждение касалось абсолютно всех сфер жизни. Дзюба не хотел идти по тому пути, который выбрали для него родители. Он хотел играть в футбол, но кому он будет нужен после одиннадцатого класса? Ни один клуб не возьмет мальчишку с улицы, еще и в таком возрасте. Максимумом, на который можно было рассчитывать, была любительская футбольная команда в вузе и выездные соревнования раз в год. Никто из его друзей особо не обольщался по поводу футбола, ну, играют они сейчас и играют, а потом взрослая жизнь начнется, какие уж там игры? И, кажется, только он один видел в этом виде спорта спасение для себя. Но голос разума подсказывал, что спасения не будет, потому что после выпускного он станет никем, мечта не исполнится, отец ни за что не пойдет на уступки. - Дай листок. – требовательно сказал Игорь, протягивая руку к карточке Дзюбы. – И тетрадь свою. Акинфеев быстро пробежался по строкам задания и понял, что Артёму достался самый лёгкий вариант из всех возможных. Решить его можно было за пару минут. Вратарь посмотрел на почерк соседа по парте и постарался подделать его, когда записывал решения задач прямо в тетрадь Тёмы. Можно было написать на отдельном листе и дать его Дзюбе, чтобы списал. Но время бесследно уходило, а Алевтина могла нагрянуть внезапно. Отвлёкшись на химию, Игорь старался не рефлексировать над собственными действиями. Он помогал Артёму, и это было настолько ненормально, что Акинфеев даже достойного оправдания себе придумать не смог. Дзюба смотрел на его сосредоточенное лицо, на пальцы, нервно сжимающие ручку, на плотно сжатые губы, которые Игорь иногда облизывал. Он следил за движениями Акинфеева и не мог понять, почему тот помогает. Вратарь записал всё, что собирался, проверил пару раз и вернул тетрадь хозяину. - Спасибо. – выдавил Артём смущенно и осторожно провёл пальцами по чернильным строкам. - Не за что. Там легко всё. – Акинфеев не знал, куда деть глаза. Он хотел улыбнуться, но не стал этого делать, потому что поворачиваться к однокласснику лицом совсем не хотелось. Игорь боялся. Ему было страшно, что Артём вдруг снова станет Дзюбой, тем, кем был все эти годы, когда толкал без причины и закрывал в школьной кладовке с инвентарём для двора. Тёме стало вдруг так стыдно, так мерзко от самого себя. Кого он обижал все эти годы? За что и зачем издевался? Акинфеев действительно был почти святым, по-детски всепрощающим, хотя иногда и кололся, обороняясь. Теперь же он вновь пожалел его, Дзюбу, снова проявил своё безмерное великодушие. А на что был способен сам Артём? Вопрос был риторическим, форвард знал, что кроме мелких пакостей и больших глупостей, он ни на что не способен. Парни молчали, каждый думал о своём. - Ну как? Всё сделали? – Алевтина Анатольевна вошла в класс почти беззвучно, потому что шум стоял почти такой же, как на стадионе во время матча. – Смолов, собери тетради. – Федя цокнул языком, не понимая, чем заслужил такую честь. Сашка улыбнулся ему ободряюще, Смолов обвел цепким взглядом ямочки, появившиеся на щеках друга, и пошёл по классу. Урок шёл в привычном темпе, учительница то и дело срывалась на воспоминания о своих лучших учениках, которые решали задачи с феноменальной скоростью. В перерывах Алевтина вызывала к доске всех, у кого были неудовлетворительные оценки, давая тем самым возможность ученикам исправить плачевную ситуацию. Артёма эта участь почему-то миновала, он с облегчением выдохнул, когда химичка перескочила букву «Д» и пошла дальше по списку. Успокоившийся Дзюба минут пять шарил рукой в рюкзаке, не в силах найти шоколадный батончик, который, к тому же, не помнил в какой отдел положил. - Эй. – тихо позвал Артём, чтобы, устроившая на уроке вечер памяти, химичка не услышала его. Акинфеев внимательно слушал учительницу, иногда кивая и притворно улыбаясь в нужных моментах, и никак не реагировал на одноклассника. – Принцесса! – шутливо ляпнул Дзюба и вызвал этим прозвищем полный ярости взгляд у Игоря. - Что? – парень сдвинул брови и прищурил глаза гневно. Артём молча протянул ему шоколадку под партой, указав на неё глазами. Акинфеев опешил, потерявшись на пару секунд от нахлынувших эмоций, он всё же спросил: – Зачем? – доверять форварду не было никаких причин, вместо безобидного сникерса вполне мог быть запечатанный таракан или еще какая-нибудь гадость похуже. Но несмотря на все проступки Дзюбы, Игорю искренне хотелось, чтобы этот батончик, был обычной шоколадкой, которой Артём неуклюже пытался отблагодарить своего спасителя. - Просто. Бери. – Дзюба отвёл глаза от лица Акинфеева, обратив всё своё внимание на Алевтину, чуть не плачущую от собственной трогательной истории. Игорь опустил руку и не глядя сжал батончик, прихватив вместе с ним пару ледяных пальцев Артёма. Вратарь замер, он ждал, когда Дзюба уберёт руку и отпустит шоколадку, но вместо этого, Тёма потянул сникерс на себя, дьявольски улыбнувшись. С Артёмом никогда не было просто, даже получить вознаграждение за добрый поступок было сложно, его вечное детство, играющее во всех местах сразу, не давало парню даже малейшей возможности делать хоть что-то серьезно, без шуток и игр. Акинфеев чуть наклонился в сторону одноклассника, не понимая, в чём собственно дело, но увидел искрящиеся весельем глаза Артёма и, цокнув, равнодушно выпустил шоколадку из руки. Дзюба тоже некстати расслабил пальцы. - Что у вас там происходит? Дзюба, опять ты ешь на уроке? – взглянув на испуганных учеников за первой партой, Алевтина Анатольевна подалась чуть вперёд, силясь увидеть предмет, упавший на пол. - Нет, это у меня из кармана выпало. – соврал Игорь, видя, что Артём бездействует, и залез под парту, чтобы поднять шоколадку. Химичка поверила отличнику, за которым дурных дел не числилось, и продолжила рассказывать совсем другую историю. Акинфеев раздражённо забросил сникерс в открытый рюкзак Дзюбы и сохранял молчание до самого конца урока, игнорируя попытки одноклассника заговорить с ним и изрисовать его учебник.***
Артём, несмотря на происшествие с шоколадкой, всё-таки остался собой доволен. Игорь ведь поверил ему, и, если бы не дурацкая шуточка с перетягиванием сникерса, Дзюба мог бы рассчитывать на небольшое потепление в их отношениях. Но он понимал, что сам всё испортил, винить было некого. Тёма уже по привычке весь вечер изводил Игоря глупыми вопросами в сети, пытаясь выведать о нём буквально всё, начиная с любимой еды и заканчивая шампунем, которым вратарь предпочитает мыть волосы. Артём отлично играл свою роль любопытной барышни, назойливо навязывающейся в друзья. Акинфеев терпеливо отвечал на вопросы Арины, не понимая, зачем ей может понадобиться вся эта бесполезная информация. Игорь весь день провёл в прострации. Слишком много странного начало происходить с ним в последние дни, большая часть этих странностей была связана, конечно, с Артёмом. Акинфеев умалчивал даже от самого себя тот факт, что урок химии помог многое понять. Дзюба был ему интересен, без всяких подтекстов. Игоря притягивала и одновременно обескураживала эта противоречивость шумного одноклассника, то он боролся за свой авторитет, унижая слабых, то садился с отличником и отыгрывал такую невинность на лице, что даже у Игоря, жертвы его бесчисленных издевательств, возникали сомнения в причастности Артёма ко всем его проделкам. Дзюба не всегда был законченным козлом, коим казался Акинфееву еще неделю назад, он мог нормально общаться, шутить и даже быть благодарным за помощь. Вратарь, заметивший разделение тандема Дзюба-Кокорин, связал странности в поведении форварда именно с уменьшением их совместного времяпровождения с Сашкой. Но поверить в то, что улыбчивый Саша был инициатором бесчисленных драк, Акинфеев всё равно не мог. Чрезмерное внимание Арины было, конечно, приятно Игорю, еще ни одна девушка не была так сильно заинтересована его личностью, но иногда напористость новой знакомой просто убивала. Хоть Акинфеев и пытался всеми силами избегать разговоров о личной жизни, девчонка не сдавалась, напористо задавая вопросы прямо в лоб. Этим вечером Арина была слишком активна. «А ты давно со своей девушкой расстался?» – Артёму надоело ходить вокруг да около, любопытство пожирало его. Игорь всегда был на виду у Дзюбы, они вместе учились, ходили в одну секцию, но личная жизнь Акинфеева оставалась тайной для форварда. Он привык думать, что Игорь вообще не имел никакой «личной жизни», занимая всё своё время учебниками. «А с чего ты взяла, что у меня была девушка?» «Просто предположила. Так, когда?». – Акинфеев понял, что ответить всё-таки придётся, Арина шла напролом, ведомая своим желанием разузнать о нём всё. «Летом. Мы меньше месяца встречались. В лагере». – Дзюба должен бы был порадоваться тому, что оказался почти прав, но ему стало так обидно, будто его предал лучший друг, малодушно скрыв что-то от Артёма. Похожее чувство он испытал, когда увидел Кокорина с Федей во дворе. «Почему перестали?» «Из-за одного неприятного момента». «Не расскажешь?» «Нет, не сегодня точно. Извини». «Я со своим рассталась весной, обострение, наверное, было». «У тебя?» – улыбнувшись, отправил Игорь. «Ха-ха. Не смешно. У него. Приступы ревности начались неоправданные». – Артём решил действовать хитростью, честность за честность. Если он расскажет что-то личное, то и Игорь рано или поздно должен был открыться. Этот самый «неприятный момент» так заинтриговал Дзюбу, что он готов был сделать что угодно, лишь бы разузнать правду. Он всё еще не мог отойти от новости о том, что у Акинфеева кто-то был. Артём ведь считал его почти роботом, который не способен ни на чувства, ни на отношения. Поэтому теперь он задался целью раскопать всю историю отношений Игоря с незнакомкой, желательно в подробностях. – «Он всё время указывал мне, что и как делать, даже выбрать одежду сама себе не могла! Платья нельзя, юбки нельзя, каблуки нельзя. Еще немного и я бы надела паранджу». – безбожно врал Артём, выдавая за правду о себе, рассказанную Кристиной историю о Верке из параллельного класса. «Ты его, наверное, не любила просто». «Почему это?» «Ну, когда любишь, всё терпишь». – Дзюбе эта фраза показалась, как минимум, странной. Он не разделял точку зрения Игоря, предпочитая вычеркивать ненужных людей из своей жизни, а не терпеть их заскоки. «А сам-то терпеть не стал после того «загадочного» случая. Измена?» «Нет». «Она требовала айфон?» «Нет. Мы в «угадайку» играем?» «Да. Женское любопытство». «Она сама всё испортила, я там был не виноват». – честно признался Игорь, зная наперёд, что даже эта, казалось бы, исчерпывающая фраза, не остановит дотошную девушку. «Как?» «Скажи, секс в отношениях очень важен?» – Артём вылупил глаза и от удивления уронил смартфон прямо себе на лицо. Для него было шоком, что Игорь вообще знает, что такое «секс», он-то считал его безнадежным девственником, ботаником, который узнает прелести взаимоотношений мужчины и женщины только если женится. Как выяснилось, вратарь был полон сюрпризов, которые тщательно скрывал от окружающих. Что Дзюба мог ответить на этот вопрос доверчивому Акинфееву? Тёма вообще понятия не имел, какими бывают нормальные отношения, он и с девчонками-то встречался только для того, чтобы потискать их и поцеловаться в тёмных углах. То ли парень был просто «закормлен» женским вниманием, поэтому не мог ни в кого влюбиться, то ли еще не встретил ту единственную, от взгляда которой подкашивались бы колени. Артём задумался ненадолго. Обратись Игорь непосредственно к нему, он бы, конечно, сказал, что секс имеет приоритетное значение в отношениях, но Акинфеев спрашивал об этом у девушки, а значит нужно было врать. Снова. «Сложный вопрос. Я о нём пока знаю только поверхностно». – Дзюба потёр нос, глупая привычка срабатывала даже на письменную ложь. На самом деле, он мог бы написать небольшое пособие о том, как уломать девчонку на интим без последствий, но говорить такое от лица Арины было нельзя. Акинфеев же порядочный мальчик, что он подумает о девушке после таких заявлений? «И не торопись. Всё совсем не так красиво, как в кино». – Игорь вдруг вспомнил лето. Ту тихую июньскую ночь, когда они с Настей втихомолку ушли из лагеря к озеру. Вратарь тогда даже не думал ни о чём «таком», ему совершенно искренне нравилась эта девушка. Они с первого дня почувствовали душевную близость, а после короткого разговора выяснилось, что и общих тем у ребят предостаточно. Настя была женской копией Игоря – немного нелюдимая, спокойная, умная. Она выделялась на фоне остальных пафосных и развязных девчонок своей скромностью и внутренним спокойствием, коим от неё веяло за километр. Акинфеев и сам не понял, как к середине смены влюбился в грустные серые глаза Насти, похожие на дождливое небо, и в её редкий, но заразительный звонкий смех. Первая серьёзная влюблённость всегда переживается особенно остро, кажется, что, отойдя от возлюбленного на метр, навсегда потеряешь его. Игорь помнил, как на пятнадцатый день смены взял Настю за руку при всём отряде, и ему не было стыдно или неловко, он думал только о том, как её крохотная ручка отчаянно стискивает пальцы на его ладони, будто боится, что кто-то отнимет у неё руку Акинфеева. Ребята, конечно, не оставили без внимания влюблённую парочку, но Игорь не злился, только нежно улыбался Насте и показывал средний палец особо надоедливым шутникам. На следующий день, когда все танцевали на дискотеке, Акинфеев после пары медляков вытащил Настю из зала и, заведя её в тень, куда не добивал даже свет уличного фонаря, набравшись смелости, осторожно поцеловал. Девушка будто бы облегчённо выдохнула, приобняв Игоря за шею. До конца дискотеки они так и не появились в зале. Вратарь упивался своей влюблённостью, мысли его крутились только вокруг миловидной девушки. Настя не вызывала никаких пошлых желаний у парня, его чувства не были хоть сколько-нибудь порочны. Он любовался ею, целовал, держал за руки, и не придал особого значения предложению девушки сходить ночью к озеру. Побыть наедине в тишине, послушать сверчков и лягушек, посмотреть на звёздное небо – что могло быть романтичнее? Только вот Настя оказалась не девочкой-ромашкой, какой её себе придумал Игорь. Артём всё понял. Ему достаточно было двух этих предложений, чтобы понять, почему Игорь перестал общаться с той девчонкой. «Облажался, бедолага», – с садистским умилением произнёс голос в голове Дзюбы. «Всё было…плохо?» – необъяснимое желание выпытать подробности возникло у Артёма вместе со злостью, которая очень мешала здраво мыслить и писать без ошибок. Игорь с каждым отправленным сообщением бесил всё сильнее, ореол святости вокруг него медленно рассеялся и нимб над головой вратаря пропал. «Какого хрена вообще, блять, происходит?» – спросил Тёма сам у себя, отбрасывая телефон на другую половину кровати. У Дзюбы случился разрыв шаблона, он слишком не любил ошибаться в людях. «Нет. Ну, не только». – перед глазами у Игоря стояла та ночь – он, лежавший на спине с расстёгнутыми джинсами, и она рядом, растрёпанная и грустная. Пресловутое «хорошо» так и не наступило, ни у него, ни у неё. Акинфеев с болью вспоминал о том, что мог помешать ей бесстыдно и нагло запускать руки под его одежду, мог остановить, когда еще не было поздно, и не сделал ничего из этого. Тогда он, завороженный красотой обнаженного девичьего тела, которое было непозволительно рядом – дотянись и почувствуешь тепло кожи, поддался соблазну и попробовал каково это «быть» с девушкой. У Насти он не был первым, что могло обрадовать кого угодно, но только не Игоря, влюблённого по уши в это, казавшееся ему невинным, создание. Уже после этой нелепой попытки стать чем-то большим, чем просто влюблённые подростки, когда голова девушки умостилась на его груди, а рука нежно поглаживала обнаженный живот, Акинфеев понял, что не чувствует к ней ровным счетом ничего. «Знаешь, говорят, что в первый раз всегда стрёмно. Мне один друг рассказывал, что пытался сделать всё как надо, а на деле ничего хорошего не получилось». – Артём старался выражаться как можно мягче и тактичнее, чтобы не выйти случайно из роли и не вывалить всю правду о личном опыте, который тоже не отличался романтичностью и кинематографичностью. Дзюба грыз палец, ожидая ответа от Игоря, после злости его накрыло волной жалости к парню. Артём задумался, что там за девчонка такая была и что она могла ему сказать, что Акинфеев после одного раза с ней разочаровался в сексе вообще? «Короче, она просто была не тем человеком, которым пыталась казаться. Испортила всё. Я думал, что она особенная, а она, как все». – Тёма не терял интереса к этой истории, Игорь так завуалированно рассказывал, что после каждого его сообщения возникал вагон вопросов. «А «как все» - это…?» «Это когда ты рассказываешь про созвездия, а тебе в штаны лезут. Доходчиво объяснил?» – Игорь сорвался, сам того не ожидая. Вспоминание для него всегда было особенно болезненным процессом, особенно, когда заставляли вспоминать то, что хотелось закрыть в самом дальнем уголке памяти двадцатью замками и выбросить от них ключи. «Да. Очень даже». – по сообщению Акинфеева Артём понял, что достал, всё-таки разодрал еще не зажившую рану в душе вратаря. Тёма сжал губы от злости, снова он причинял Игорю боль, ему подумалось, что по-другому их отношения просто не могут складываться. Даже переписываясь с ним в сети, прикидываясь при этом девушкой, форвард умудрялся довести Акинфеева до бешенства. Артём с грустью улыбнулся мысли о своей миссии – портить жизнь Игорю. «Слушай, я пойду спать. Тяжелый день был». «Тяжелый в плане учебы? Или вообще?» «Тяжелый в плане Артёма». «Он опять донимал тебя?» «Если это можно так назвать. То ли он подружиться пытается, то ли готовит какой-то мегаприкол». «А почему бы тебе не попробовать с ним подружиться? Или он совсем-совсем урод?» – Дзюба снова пытался спровоцировать Акинфеева на откровение, его, конечно, не обрадовало то, что он стал причиной тяжелого дня Игоря, но парню было чертовски приятно, что вратарь вновь упомянул его в разговоре. «Во-первых, мы дрались на протяжении одиннадцати лет, и я не понимаю, с чего это он такой добренький стал. Во-вторых, у него полно друзей, зачем ему я?» – Артём, после этого сообщения Игоря, обречённо схватился за голову и вновь отбросил телефон в сторону. Как же Акинфеев ошибался в тот момент. – «Доброй ночи». – вдогонку отправил Акинфеев. Он не стал ждать ответа подруги, убрав мобильник на тумбочку. Парень полежал немного, смотря на белый потолок, но, вспомнив о традиции класть учебник под подушку перед какой-нибудь сложной проверочной, отправился на поиски пособия по биологии. Выудив книгу из рюкзака, Игорь увидел на дне отдела тот сникерс, который сам лично вернул Артёму днём.