***
- Игорь. – Денис легонько тронул одноклассника за плечо, тот сидел и задумчиво смотрел на доску, возле которой стоял Дзюба и нерешительно выводил ему одному известную формулу. – Игорь! - А? – дернувшись, как от электрического разряда, Акинфеев обернулся к Черышеву. - Давай вечером погуляем? – несмело улыбаясь, парень смотрел на Игоря с полным осознанием того, что ему сейчас вновь откажут. Он давно хотел вытащить одноклассника на прогулку, но всё время что-то мешало: то у Игоря не было настроения, то он устал после тренировки, то дома его ждали какие-то неотложные дела. Денис уже порядком задолбался предлагать, но отказаться от попыток подружиться с Акинфеевым не мог. Игорь в глазах Дениса был хорошим парнем, которому просто не везло с людьми, он видел, что вратарь никому не доверяет и сторонится одноклассников. Черышев, несмотря на то, что имел приличное количество друзей, хотел включить в этот список и Акинфеева, казавшегося интересным и умным на фоне остальных членов класса. Но Игорь упирался, игнорируя всё положительное, исходящее от Дениса, и зацикливался на безбашенном Артёме. У Черышева к Дзюбе возникла практически кровная ненависть, его раздражало в Артёме абсолютно всё, начиная от его манеры говорить и заканчивая дебильными, с точки зрения Дениса, салатовыми бутсами. Если бы Черышева попросили описать тремя словами Тёму, он бы сказал, что Дзюба – тупой, наглый и невоспитанный. Увидев форварда еще первого сентября, Денис понял, что в общении с этим парнем трудности будут возникать регулярно. Дзюба тогда на праздничной линейке с усердием бывалого отморозка домогался Игоря, пытающегося вслушаться в путанные стихи первоклассников, он толкал вратаря в спину, будто бы случайно, и говорил почти в ухо Акинфееву нарочито громко. Денис уже тогда заметил, как у вроде бы уравновешенного вратаря нервно подрагивают пальцы от каждого жесткого касания Дзюбы и чуть заметно раздуваются ноздри в немом бешенстве. Но спустя некоторое время что-то начало стремительно меняться в отношениях этих двоих, это замечали все, но только Черышев всерьез беспокоился. На осторожные вопросы «почти» друга Игорь не отвечал, предпочитая переваривать изменения самостоятельно, Денис же, будучи проницательным парнем, видел, что вратаря и самого волнует перемена в поведении Дзюбы. Временами Игорь казался слишком настороженным, он, видя Артёма, напрягался всем телом, боясь, что форвард снова сделает что-нибудь гадкое. А иногда Акинфеев наоборот отпускал тормоза и без всякой опаски следил за Дзюбой полным задорного любопытства взглядом. - Вряд ли получится. Мама сегодня просила помочь с уборкой, она перед зимой всегда сначала устраивает погром, а потом мы вместе разгребаем это всё. – Игорь скользнул взглядом по расстроенному лицу Дениса и почувствовал укол совести. Ему и самому было неприятно отказываться от прогулок и совместных посиделок, но Черышева почему-то разжигало предлагать совместное времяпровождение только тогда, когда у Акинфеева свободное время уже было распланировано. - Я бы удивился, если бы ты согласился. – невесело улыбнулся Денис и опустил голову, всматриваясь в кривые строки. Кроме условия задачи по физике он ничего больше не записал, потому что Артём, мявшийся у доски уже больше десяти минут, жестко тупил и никак не мог разобраться с простым заданием. - Извини, как-нибудь в другой раз. – Акинфеев, увидев эти погрустневшие глаза Черышева, почувствовал себя бессердечным козлом. Вратарь по-дружески толкнул соседа по парте и расплылся в виноватой улыбке. - Ага. Если бы мне платили за каждый твой отказ, я уже был бы миллионером. - Как там Марио? – Игорь применил запрещенный приём, он знал, что Денис буквально очарован новым знакомым, поэтому решил проявить заинтересованность в его делах, дабы хоть немного загладить свою вину. - Не переводи тему, Игорь. – Денис улыбнулся, дав этим понять, что уже не обижается. Черышев несколько дней подряд трещал о загадочном иностранце, забивая и без того перегруженную лишними мыслями голову Акинфеева. – Я предложил ему прийти к нам в секцию, он хочет завтра с Саламычем поговорить. - Ты же сказал, что он играет где-то, или уже нет? – Игорь покосился в сторону разъярённой физички, которая сжимала побелевшими пальцами учебник, будучи на грани срыва. Татьяна Викторовна уже миллион раз пожалела, что, в отместку за пролетевший над её головой самолётик, вызвала Артёма к доске. Невозмутимый Дзюба чувствовал себя хозяином ситуации и сыпал мелкими шуточками, получая удовольствие от незапланированного представления, где у него была главная роль. - Играет, но там у них напряжённые отношения с тренером, он его на поле не пускает. – Денис крутил между пальцами карандаш, посматривая на настенные часы. - Может быть, он хреново играет, поэтому и сидит? - Нет, я видел, как он играет. Игорь, он лучший! Только тренер у них какой-то идиот! – сказал Черышев со злостью, ему было обидно за Марио. Встретившись с ним тогда в метро, с потерянным и напуганным не на шутку, заблудившийся Денис предложил свою помощь. Черышев благодарил небеса за то, что его отец был переводчиком с испанского и с самого детства заставлял парня учить второй язык. Кое-как разобравшись со станциями метро в навигаторе телефона, ребята перешагнули языковой барьер, перейдя на средний между русским, испанским и португальским язык. Общие интересы нашлись практически сразу, ведь от внимательного Черышева не могла скрыться эмблема «Реала» на куртке Фернандеса. Как позже выяснилось, Марио был не только футбольным фанатом, но и сам с удовольствием гонял мяч. Добродушный и улыбчивый бразилец был, по мнению Дениса, достоин самой лучшей команды и тренера, но попал почему-то в гадюшник, где ему не давали даже вздохнуть спокойно. Придя на тренировку нового знакомого, Денис обомлел, Марио играл один за десятерых, такой скорости и технике мог позавидовать даже сам Черышев. Но выходить на поле бразильцу позволялось только на тренировках, в соревнованиях же участвовали исключительно любимчики тренера, которые даже по мячу попадали не всегда. Тогда в голове Дениса созрел идеальный, с его точки зрения, план – пригласить Фернандеса в их команду. Он даже готов был стать личным гидом и переводчиком Марио, лишь бы только тот играл с ними. Черышев был уверен, Черчесов будет рад такому футболисту, как Фернандес, потому что талантливых Станислав Саламович замечал сразу. - Я же не против, пусть приходит. У нас как раз ни одного нормального защитника нет, все только в нападении играть хотят. – Игорь успокаивающе развел руками, показывая, что никаких препятствий для воплощения желания Дениса не видит, и покивал головой одобрительно. - Первая парта! Хотите рядом с Дзюбой постоять?! – парни мгновенно обернулись к учительнице и притихли. Дзюба насупился, глядя на Акинфеева. «Черышев по-хорошему не понимает», – подумал Артём и прищурил глаза от злости. Игорь заметил загоревшиеся глаза форварда и отвернулся, чтобы не быть загипнотизированным этим озверевшим взглядом. «Что на него находит?» – задав вопрос самому себе, Игорь не смог на него ответить. - Извините. – тихо сказал Денис, принимаясь переписывать с доски то, что нарешал Дзюба. Артём за почти двадцать минут мучений получил незаслуженную тройку и сел на своё место, предварительно дав несильный подзатыльник Кокорину, который и запустил тот злосчастный самолётик. Игорь весь день умудрялся избегать общества Дзюбы, прячась на переменах с Денисом в библиотеке, чтобы наконец-то разобраться с рефератом по экономике, дэдлайн для которого неумолимо приближался. Артём только фыркал недовольно, встречая и провожая взглядом сдружившихся одноклассников. Дзюба все перемены просидел в одиночестве, листая страницы в социальных сетях и грустно посматривая в окно. Артём даже спрашивать не хотел, где всё время пропадает Кокорин, потому что и так знал, что тот присоединился к «хвосту» Смолова, состоящему ранее только из близнецов. Федя, чтобы не терять время на переменах за болтовней и глупостями, которые все трое опекаемых им «детей» делали на каждом шагу, решил занять парней учебой. Согнав их в библиотеку, Смолов даже усерднее, чем некоторые учителя, принялся объяснять парням биологию. Сашка на последнем уроке схлопотал по ней двойку, а Миранчуки, не желавшие оставлять любимого Федю с Кокориным наедине, вызвались быть вольными слушателями на его импровизированной «лекции». Библиотекарь со стажем, Тамара Ивановна, глаз не сводила с ребят, слушая вполуха осмысленные попытки Феди донести до оболтусов свет знаний. А потом, забирая из рук Смолова учебник, назвала его юным Макаренко и посоветовала поступать в педагогический институт, чем вызвала истерический смешок у самого Фёдора. Тёплая осень решительно отступала, помахивая потускневшими листьями, осыпавшимися в грязные лужи. Артём, глядя на мерзкую погоду, вспомнил о родителях, которые обещали пару дней провести с ним и вновь нарушили обещание, отправившись с друзьями на дачу. Иногда Тёме очень хотелось заболеть, взять и простудиться сильно-сильно, чтобы температура подскочила до сорока, чтобы трясло и в бред бросало. Но какой смысл болеть, если за тобой никто не ухаживает? Когда он был младше, во времена его тяжелых болезней всегда приезжала бабушка, она отпаивала мальчика горячим молоком с мёдом и ставила горчичники. Бабушки не стало, вместе с ней из жизни Артёма исчезли забота и любовь. Конечно, у него был Сашка, который хоть в три часа ночи мог примчаться с лекарствами и мешком сушёной мяты, выращенной на бабушкиной даче, но Кокорин начинал отдаляться, заимев личные дела, не связанные с Тёмой. И Дзюба, сколько бы ни пытался, никак не мог избавиться от ощущения, что совсем скоро Сашка окончательно оставит его наедине с самим собой.***
Вечером, Саша, как и обещал, нагрянул к Артёму. Дзюба расслабленно валялся на белом кожаном диване, закинув ноги на спинку и слушал Сплин. Дверь он еще днём оставил незапертой, был слишком погружен в собственные неутешительные думы, поэтому Кокорин без труда проник в квартиру друга. - И что это за хандра? Нас Смолов ждёт с математикой! – Сашка сбросил обувь у входа и прошёл в комнату, утопая ногами в зелёном ворсистом ковре. – Вставай и пошли, Дзю. - Иди, я же тебе не запрещаю. – безэмоционально отозвался Артём, продолжая пялиться в потолок. Свет распространялся только от тусклого светильника, стоявшего на тумбочке. В комнате было мрачно и холодно из-за открытой форточки. Парень одними губами повторял доносящуюся из колонок мысль о том, что «выхода нет». - Если Дзюба перестал ругаться матом, значит, Дзюба заболел. – Кокорин откинул рюкзак в сторону, а сам, как был – в куртке и кепке – уселся напротив свесившейся с дивана головы друга. – Чё случилось? - Ничего. Иди, Сань, готовься к экзаменам. – Тёма вдруг снова подумал о том, что его мир рушится, а он не хочет ничего менять. Будущее уже не казалось таким светлым, реальность всё-таки подпортила своей серой краской наивно-розовые мечты Артёма. «Ничего не будет хорошо» – повторял он мысленно уже в который раз. - И ты пойдёшь. – уверенно произнёс Сашка, глядя на сложенные, как у мертвеца, руки Дзюбы. - Нет, не пойду. Я всё равно их не сдам. – Артём говорил бесцветно, будто из него кто-то до прихода Сашки вытряхнул душу и забрал все эмоции, без которых парня невозможно было представить. - Ты охерел что ли? – Кокорин подождал, пока Тёма хоть как-то отреагирует, но не услышав ответа на вопрос, вскочил на ноги. – Выключи ты эту хрень! А то и мне уже повеситься захотелось! – Саша вырвал из руки Артёма пульт от аудиосистемы и заставил колонки замолчать. – Раз уж ты сейчас серьёзен, как никогда, предлагаю поговорить. - Ну? - Ты меня пугаешь в последнее время, Дзю. Это осень на тебя так влияет? Или у тебя что-то случилось, а я об этом до сих пор не знаю? - Обычный я. – раскинув руки в стороны, Артём вздохнул тяжело. Ему сложно было признаться во всех своих бедах, ведь его с детства учили, что «жаловаться – плохо». Мужик, по мнению отца, всегда должен был решать проблемы сам, не говорить о них, не обсуждать с друзьями, а молча брать и решать. Только он никогда не делал поправок на юный возраст сына, который полноценным мужиком еще не стал, а внутри себя носил уже целый океан переживаний. Они, заходясь в десятибалльном шторме, бурлили днём и ночью, а выплескивались только через потухающий временами взгляд Артёма, который не все могли заметить. Сашка замечал, этим он и отличался от остальных, и поэтому именно он сидел в гостиной Дзюбы и пытался помочь другу хоть немного облегчить душу. - Нет, Тём. Рассказывай, я не отстану. - Я не знаю, что тебе рассказывать. - Что? Начни с перепадов настроения и бабских истерик и медленно двигайся в сторону своего нынешнего депрессняка. - Грузишь, Сань. Так и быть, пойдём к Смолову твоему. - Нет. Сначала ты должен рассказать, что… - Да что, блять, рассказывать?! Да, мне хуёво! – Артём ловко спрыгнул с дивана и отошёл к окну. На улице моросил дождь, ветер ломился в форточку, отдувая легкую шторку в сторону. Саша притих на полу, сидя по-турецки и посматривая на друга снизу. – Почему? Да потому что я один, блять, остался! Матери с отцом на меня наплевать, это я давно знаю, а ты с Федей своим не расстаёшься. – Кокорин потупил взгляд. В глубине души он догадывался, что показное равнодушие Артёма – лишь маскарадная маска, не мог он так легко перенести их с Фёдором общение. – У меня никого нет, понимаешь ты? Я вот даже пожаловаться никому не могу, потому что всем до пизды. Доволен, ёпт? - Тём, сядь. – Сашка опустил руку рядом с собой на ковёр, показывая, куда ему нужно сесть. - Да хватит успокаивать меня! – но Дзюба в отчаянии взмахнул руками и отошёл к телевизору, повернувшись к другу спиной. Артём тронул вековую пыль на тумбочке и размазал её между пальцами. - Я не скажу тебе ничего о твоих родителях, потому что я про них ничего не знаю. Но за себя я тебе точно могу пообещать, что никуда не денусь. – Саша медленно поднялся с пола и сделал пару шагов к Артёму. Они никогда не говорили о родителях Дзюбы. Тёма рассказывал о бабушке, о двоюродной сестре, о крёстной, но всегда очень осторожно обходил мать и отца в своих рассказах. Кокорин не хотел лишний раз лезть в душу другу, поэтому с охотой принимал ту ничтожную информацию о дальних родственниках, которой его иногда кормил Дзюба. За все годы общения Саша лишь дважды видел родителей Артёма и оба раза он сталкивался с ними в дверях, когда они уже уходили. Иногда Кокорин завидовал вольному другу, ведь тот мог пропускать школу, когда вздумается, гулять до утра и питаться черт знает, чем. Теперь же, узнав правду об отношениях в семье Артёма, Саша поблагодарил судьбу за то, что ему посчастливилось родиться именно у его родителей. - Ага, конечно, бля. - Артём, ты – мой единственный лучший друг. Мы с тобой дружим сто лет. – Саша положил руки на плечи Дзюбы, легонько потрепал его и отпустил, отойдя. – А ты говоришь, что я свалю. Обидно даже! Ты мне вообще всё можешь рассказать, а не только про своих баб и Игоря. На Смолова забей, он твоё место не займёт, клянусь тебе. - Спасибо, что выслушал. – плечи форварда расслабились, он развернулся к Сашке лицом. – Я без тебя вообще никак, Сань. – Артём шутливо обхватил Кокорина руками и приподнял его над полом в порыве чувств. Саша глухо засмеялся, упрекнув друга в переломе позвоночника. Кокорин услышал жужжание телефона и выпутался из медвежьих объятий Тёмы. Дзюба пошёл в другую комнату, нужно было хотя бы ручку с тетрадью взять с собой. – Подожди меня пять минут, я быстро соберусь. - Ага. Блять, Смол уже пятьдесят пять раз позвонил мне. – Кокорин подобрал с пола рюкзак и достал вибрирующий смартфон, на экране которого светилась фотография улыбающегося, как для рекламы зубной пасты, Феди. Артём с Сашей всё-таки опоздали к назначенному времени, за что прямо в дверях получили небольшой выговор от Смолова. Дзюба познакомился с родителями Феди, они показались ему очень хорошими людьми, радушными и весёлыми. Парни пришли как раз в тот момент, когда глава семейства Смоловых, схожий чертами лица с Федей, собирался на ночную рыбалку с отцом Кокорина, поэтому стали невольными зрителями картины «Лена, где мои удочки?!». В их доме, несмотря на хаос связанный со сборами, чувствовался успокаивающий уют, с кухни доносился запах только что испечённых ванильных плюшек. Стены в квартире Смолова были выкрашены краской персикового цвета, тёмная мебель выгодно выделялась на их фоне, добавляя изысканной дороговизны обстановке, везде висели семейные фотографии, на одной из которых Артём рассмотрел маленького Федю в форме пограничника с прифотошопленной рядом немецкой овчаркой. В комнате Смолова царил идеальный порядок, даже книги в шкафу были расставлены по возрастанию. Идеальные стопки тетрадей покоились на столе. На стене висел огромный постер Дэдпула, очевидно, утащенный из кинотеатра. Сашка бросил свой рюкзак на пол и уселся за стол, ожидая начала занятия. Артём чувствовал себя лишним в этом гостеприимном доме, ему было неловко, парень не мог сделать даже шаг к столу. Смолов любезно подтолкнул Тёму к отодвинутому стулу и, тяжело вздохнув, открыл пособие по математике. Периодически в комнату заглядывала мама Феди, спрашивая, не утомились ли мальчики за своими уроками, и предлагая поесть, выпить чаю или кофе и посмотреть телевизор. Смолов, после каждого прихода матери, краснел и вежливо отказывался, прося не отвлекать их лишний раз. Отец парня уже битый час гремел чем-то на балконе, ища принадлежности для рыбалки. - Артём, решай уравнение, хватит жрать ручку! – Смолов начинал выходить из себя, ему даже стало казаться, что воспитывать Миранчуков проще, чем объяснять математику двум друзьям. Он, как попугай, повторял простейшие правила, которые знали даже пятиклассники, и если Саша охотно впитывал всё сказанное им, то Дзюба просто витал в облаках, осматривая интерьер комнаты и почёсывая затылок. - Я не понимаю, ёпт! Для меня математика хуже смерти! Я не сдам эти экзамены! – запустив погрызенной ручкой в книгу, парень громко отодвинул стул от стола и встал. - Не психуй, Тём. Вот решенный пример только с другими цифрами, делай по образцу. – Кокорин весь вечер пытался утихомирить буйный нрав Артёма и хоть немного заинтересовать его математикой. Дзюба же, вместо подготовки к экзамену, следил за поведением Саши и заметил, что в присутствии Феди тот уподоблялся влюблённой девчонке, которая пыталась обратить на себя внимание: он заглядывал в тёмные глаза Смолова чаще нужного, исправно выполнял указания друга, деловито кивая, почти не матерился и даже сидел с ровной спиной, не уподобляясь горбуну из Нотр-Дама, как бывало обычно. Федя вёл себя более, чем просто профессионально, он был сконцентрирован на бесчисленных заданиях и формулах, какие нужно было вдолбить в головы одноклассников, и лишь иногда одобрительно посматривал на Сашу, отмечая его старания. - Всё, я домой, не хочу больше! – Дзюба закинул лямку рюкзака на плечо и направился к двери. - Нет, ты не пойдешь никуда! – Смолов схватил его за плечо, останавливая уже на выходе из комнаты. Отпустить Дзюбу он не мог, потому что честно пообещал Саше сделать всё возможное, чтобы пробудить мозг Артёма и заставить его работать. Досчитав мысленно до десяти, Федя выдохнул и спокойно сказал: – Сядь. Я еще раз объясню. Артём не пожалел, что пошёл на это занятие, в какой-то момент у него открылось второе дыхание, как на тренировке, и он понял, что ему даже нравится. Смолов светился, как начищенный пятак, и был бесконечно доволен собой, ведь ему удалось не просто усмирить Дзюбу, но и заставить его продуктивно работать. Парень и впрямь почувствовал себя великим педагогом, способным теперь, после Тёмы, учить вообще кого угодно. Артём, что оказалось приятным сюрпризом, не был идиотом, мозги у него работали как надо, только лень не давала ему нормально учиться. Изначально Смолов долго противился и не хотел помогать Дзюбе, а приглашать его к себе домой для занятий – тем более, но потом сдался под умоляющим взглядом мутно-голубых глаз Саши. Кокорин же до боли в сердце боялся за экзамены Артёма. Почему-то о себе он беспокоился меньше, чем о друге, наверное, из-за того, что у него появился Федя, готовый помочь и объяснить всё непонятное. Он по-детски радовался, когда Тёма всё же смог решить уравнение, что дал ему Смолов, радовался, когда Дзюба победно выкрикнул: «Бамос!», – после похвалы Феди, радовался, когда Смолов, назначил дату следующего занятия и строго-настрого запретил Артёму прогуливать, а тот только согласно кивнул и пожал Смолову руку. Дзюба поблагодарил Фёдора за помощь, попрощался с его мамой, которая немного расстроилась, потому что друзья сына уходили от них голодными, Смолов-старший к этому времени с горем пополам собрался и уехал на рыбалку без половины снастей, которые так и не смог найти. Федя вышел вместе с парнями на улицу, чтобы проводить их и еще немного поболтать с Сашкой, общения с ним Смолову всегда было мало. Федя с Сашей стояли у подъезда, наблюдая за Артёмом, тщетно пытающимся догнать соседского кота, чтобы погладить. - Как ребёнок. – улыбнувшись, сказал Смолов, скосив взгляд на друга. - Пусть веселится. У него нет своего, хоть чужих потискает. – Кокорин обернулся к нему вполоборота и пожал плечами. Федя не видел глаз Сашки, их прятала тень от кепки, но он заметил, как парень жестоко терзает свою нижнюю губу, чуть ли не с силой прикусывая. - Позвони, когда дойдёшь. – эту просьбу Смолов повторял из раза в раз, отпуская друга домой. Еле-еле заметные следы синяков на лице Саши всё еще напоминали Феде о той ужасной драке, от которой он не смог сберечь друга. Он обратил своё внимание на довольного Артёма, всё же поймавшего кота, парень легонько гладил его по рыжей шёрстке, сидя на скамейке. Дзюба сам чуть не урчал от восторга. - Не бойся, со мной сегодня пойдёт вон тот громила, меня точно никто не тронет. – Кокорин улыбнулся до ямочек на щеках и почувствовал, как по ладони скользнула горячая рука Феди. Он переплёл их пальцы и неловко сжал. Смолов этим жестом хотел показать другу, что он рядом, дать ему понять, что теперь Сашка в безопасности. Фёдор вложил в это рукопожатие все свои чувства, все эмоции, которые возникали у него при виде Кокорина. Рука Саши отозвалась на его прикосновения, огладив тыльную сторону ладони Феди, Саша отчаянно стиснул пальцы. Блондин вдохнул, но выдохнуть сразу не смог, замерев, он позволил коже гореть под теплом руки Смолова. Саша боялся, что Артём заметит их совсем не по-дружески переплетённые пальцы. - Пошли, Сань? А то кот начинает ко мне привыкать и лезет под куртку! – хохотнув, сказал Дзюба, не поднимая на них глаз. После того, как он мельком увидел замок, соединивший руки парней, ему стало не по себе. Поэтому старался смотреть только на копну пуха, устроившую лежанку на его черных джинсах, и делал вид, что совсем ничего странного не заметил. Отбросив руку Феди испуганно, Саша быстро попрощался с ним и подошёл к Артёму, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. Тёма посадил пригревшегося кота на лавку и встал, снимая с себя тонкие желтые шерстинки. Кокорин был красный, как помидор, а Смолов, подошедший для рукопожатия, наоборот, побледнел. Неловкость, повисшая в воздухе, вогнала в краску и Артёма, не участвовавшего в их романтических поползновениях. Ошарашенный поведением друзей, Дзюба мог бы поискать оправдание их поведению, этим долгим томным взглядам, трепетным осторожным касаниям, которые он уже не единожды замечал, заботе, скользящей в каждом слове. Ну так, исключительно для успокоения своей фантазии, чтобы не думать больше о них, как о влюблённой парочке. Но Тёма понял, что никакие оправдания не помогли бы ему развидеть искры, витавшие в воздухе, когда эти двое находились рядом друг с другом. Ему не давал покоя только один вопрос: как это произошло с ними? За Сашей никогда не числилось ничего «светло-синего», он вёл себя, как нормальный парень его лет, – гулял с девчонками, целовался, смотрел на голые женские части тела в интернете и с удовольствием заглядывал под юбки одноклассницам. Артём не так давно собственными глазами видел, как тот целовал и тискал Наташку, оставшись в классе якобы для того, чтобы помочь ей с дежурством. У Смолова же была репутация Дон Жуана, он за год умудрялся повстречаться с пятью, а то и десятью девушками. Женская половина школы, начиная с пятиклассниц и заканчивая молодыми учительницами, сходила от него с ума. И парень отвечал им взаимностью, зная о своей внешней привлекательности, Федя менял подружек чаще, чем трусы. Что заставило этих двоих нежно схватиться за руки при свете фонаря, Артём не понимал. Зато в голове Дзюбы прояснилась ситуация с Маринкой, от которой Кокорин воротил нос, ему, как оказалось, не гимнастка была нужна, а футболист. Саша молчаливо сопел, идя рядом с Артёмом, сердце всё еще предательски колотилось, пробивая рёбра. Он понятия не имел, как теперь смотреть Феде в глаза и общаться с ним. Дзюба тоже не осмеливался начать разговор, посматривая то на озадаченного друга, то на противно-желтеющее от огней города осеннее ночное небо. - Игорь за меня вчера химию решил. Прикинь? Чё это с ним, интересно… – улыбка скользнула по губам Тёмы, когда он вспомнил о шоколадке, которую закинул в рюкзак вратарю, пока тот слонялся за пределами класса на перемене. - Нравишься ты ему. – хмыкнул Сашка, пнув небольшой камешек, лежавший на асфальте. - А ты – Смолову. – слишком серьёзным тоном произнес Артём и посмотрел на оцепеневшего Кокорина. Саша открыл рот и несколько секунд молчал, прежде, чем заторможено задать свой вопрос. - Что? – Сашка слышал, что сказал Дзюба, но не поверил своим покрасневшим от стыда ушам. - Ну, он же тебе тоже вчера помогал. – Тёма пожал плечами и по-доброму улыбнулся, выкручиваясь. Он заметил, как его шутливая фраза подействовала на состояние Сашки, и решил немного сгладить углы разговора. Парень крутнул кепку Кокорина, разворачивая козырёк на затылок. – Сам ты на четверку хрен бы решил. Видел, как у Алевтины лицо вытянулось? «Кокоррггин, ты меня поррггажаешь». – Артём передразнил говор учительницы и хохотнул, погладив Сашу по плечу. Парень вздрогнул под его рукой и улыбнулся натянуто. - А, да. Да. – больше Кокорин ничего не сказал, вновь утонув в собственных сомнениях и страхах. Ладонь еще чувствовала фантомное прикосновение Смолова, а перед глазами стоял образ парня: серьёзный задумчивый взгляд, изогнутые в немом вопросе брови, чуть надутые пухлые губы, подергивающиеся от желания проговорить вслух условия задачи. Саша только теперь понял, что пялился на Смолова всё время, пока они с Артёмом воевали с математикой. В молчании проводив Кокорина до дома, Дзюба пошёл в свою пустую квартиру, где его, как и всегда, ждала одна неприветливая тишина.