Как влюбить в себя Акинфеева

Вечер Артём провёл в гордом одиночестве. Голова после драки разрывалась на маленькие кусочки, которые он не в силах был собрать самостоятельно. Следовало бы позвонить Сашке, пожаловаться, попросить прийти или хотя бы посоветовать какую-нибудь мощную обезболивающую таблетку, чтобы в ушах не гудело так уж сильно. Но Дзюба знал, что Кокорин сейчас у Смолова, поэтому терпел, стиснув зубы, пока окончательно не извёлся и не заснул. Он глухо постанывал, путаясь в одеяле, то сбивал его к ногам, то накрывался им с головой, замерзая. Сон шёл долго, тяжелыми шагами ступая в ночи. Артём обнял подушку обеими руками, как близкого друга, и доверчиво прижался к ней носом. Переутомлённый за день мозг рисовал смазанные образы, на секунды являя парню знакомые лица и сразу же поглощая их смоляной темнотой. Одно Тёма помнил хорошо – флаги «Зенита», развевающиеся на ветру, и две двойки на своей голубой форме. Ближе к утру в сон пришёл Игорь, да такой реальный, что спящий Дзюба даже руку ему протянул. Но Акинфеев проводил взглядом движение одноклассника, медленно подошёл к нему и, улыбнувшись, приобнял осторожно, нежно почти. Вратарь сказал своё тихое «Прощай» и ушёл так же незаметно, как и появился. Утром голова у Артёма трещала еще сильнее, чем вечером, поэтому напившись кофе, казавшегося лекарством от всех напастей, Тёма начал собираться в школу. Телефон минут пять беспрерывно жужжал на тумбочке от входящих сообщений из вконтакте – Кокорин с самого утра слал несмешные мемы, а Кристина, откуда-то узнавшая о футбольной драке, интересовалась самочувствием форварда. Умывшись и прилепив на нос новый пластырь, Артём вошёл в сеть с фейкового аккаунта, Акинфеев, что было удивительно, объявился довольно-таки быстро, будто бы намеренно следил за страницей девушки. Он прислал бодрый привет, подкрепленный восклицательным знаком, чем вызвал недоумение на помятом лице Дзюбы, потом поинтересовался причинами отсутствия «девушки» в сети прошлым вечером, вроде бы даже искренне переживая за новую подругу. С момента их знакомства Арина ни разу так не пропадала, хоть на полчаса, но появляясь в онлайне, поэтому парень ожидаемо насторожился. Одним порывом одернув ночные шторы в разные стороны, Тёма фыркнул от злости. Теплота со стороны Акинфеева могла бы порадовать только в том случае, если бы оный написал самому Дзюбе, а не выдуманной барышне. Тёма даже думать не хотел о том, что вратарь проникся симпатией к Арине, забыв об изначальной цели их общения. «Ну, блять, получишь ты у меня сегодня, принцесса», – поджав губы в тихом гневе, форвард глянул на себя в зеркало. Пуговицы на рубашке он застегнул через одну, отвлекшись на диалог с Акинфеевым, забытый ремень болтался на одной шлевке, а джинсы были вообще не теми, которые он изначально планировал надеть. Парень покачал головой и вздохнул тяжело от собственной никчемности, Игорь окончательно и бесповоротно завладел его головой, он, пожалуй, и в трусах бы в школу ушёл, если бы Акинфеев заинтересовал чем-нибудь в разговоре. Рыкнув под нос очередную угрозу Игорю, Артём швырнул рубашку на кровать и достал из шкафа тёплый джемпер. В школе всегда было холодно, несмотря на начавшийся отопительный сезон. Лунёву вечно не хватало свежего воздуха, поэтому окна в классе в принципе не закрывались. А если и закрывались, то ровно до момента возвращения Андрея в кабинет. Ответить отчего-то слишком настойчивому с утра вратарю всё же пришлось. Прикрывшись завалом на учёбе, следствием которого, по легенде, было отсутствие свободного времени, Артём уже настроился на завершение разговора, как Игорь совсем уж неожиданно написал: «Что снилось?» – заправлявший ремень в джинсы, форвард осел обратно на кровать. Дело принимало новые обороты, совсем не радовавшие Тёму. Ревность опять положила свою костлявую лапу на горло парня, сдавливая нарочито медленно, чтобы в какой-то момент дыхание Артёма совсем прекратилось. Дзюба от отчаяния стеганул рукой по подушке и, наклонившись вперёд, уткнулся лицом в раскрытые ладони. Ему хотелось написать что-нибудь грубое, отмахнуться, послать Игоря к чёрту и навсегда удалить профиль Арины. Он готов был уничтожить эту придуманную девчонку, показать ей, что место рядом с Акинфеевым уже занято, а третий, как водится, всегда лишний. Но собравшись с мыслями, Тёма решил не рубить с плеча, уничтожить «соперницу» можно было в любой момент, в конце концов, он сам её создал, поэтому имел «авторские права» на этого персонажа. «Ты снился. А тебе что?» – в общем-то, Артёму и врать не пришлось. Смысл его ответа заключался в том, чтобы проверить уровень привязанности вратаря к собеседнице, не больше. Исходя из личного опыта, Дзюба ждал, что Игорь ответит Арине взаимностью. Сам бы форвард на такой вопрос от девушки выдумал бы сон с её участием, зная, что женщины любят ушами, и чем больше ты лапши на эти уши навешаешь, тем любовь крепче. Конечно, Тёма понимал, что злиться на вратаря за общение с девушкой нельзя, но продолжал давиться беспочвенной ревностью. Этим вопросом Артём давал Акинфееву шанс исправить его, Дзюбы, настроение. Как бы там ни было, надежда умирала последней, форвард знал, что не простит Игорю влюблённость в Арину. Кулаки вновь зачесались. «Странный сон. Я со стороны смотрел на то, как я же вывожу сборную на стадион. На руке была повязка капитанская, а в команде были пацаны, с которыми мы в секции занимаемся. И я такой взрослый, ну, лет тридцать мне точно было. После сна устал сильнее, чем после трени». – Тёма, прочитав это сообщение, выдохнул с облегчением. Слава богу, вратарь оказался непробиваемым и не падким на женские хитрости. Плевать было Акинфееву и на Арину, и на её сон, фигурантом которого был он сам. Блаженно прикрыв глаза, Артём откинулся назад, измяв валявшуюся рубашку еще сильнее, угроза миновала. Он, улыбнувшись, представил себе взрослого Игоря. Каким бы он был капитаном? Наверняка, подумал форвард, очень суровым, но справедливым, с этими своими сведёнными к переносице бровями и сосредоточенно поджатыми губами. Артём часто думал о том, что будет потом, после выпускного. Но редко давал себе возможность додумать мысль до конца, когда она касалась Акинфеева. Они не были друзьями и беспокоиться о вратаре тогда, до этой аферы с переписками, было бы глупо, но в свете последних событий Дзюба не на шутку задумался об этом. До окончания школы оставалось всего ничего, и если в непрерывности дружбы с Сашкой форвард был уверен, то вот в отношении Игоря такой уверенности не возникало. На Артёма будто ведро холодной воды опрокинули, когда он осознал, что в скором времени навсегда расстанется с любимой игрушкой. «И как? Победили?» – спросил форвард, раздумывая над другим волновавшим его вопросом – был ли он, Дзюба, в этом сне Игоря? Тёма, как не старался измениться, всё равно оставался жутким эгоистом, и, если бы он обладал безграничной властью и силой, непременно бы заставил весь мир крутиться вокруг него. А уж ревностно охранять своих приближенных от враждебной среды было долгом чести для Артёма. Даже во сне Акинфеева он хотел находиться рядом с ним. Интересоваться своим присутствием на той игре напрямую, конечно, не представлялось возможным, поэтому вёрткий Тёма решил задавать наводящие вопросы, надеясь, что рано или поздно вратарь всё же упомянет его фамилию. «Да. Радовались, как придурки, особенно Артём. Он меня на руках носил по стадиону и орал что-то прямо в лицо». – сообщение, пришедшее от Акинфеева, Дзюба перечитал раза три, не веря своим глазам. Игорь еще долго в красках расписывал свой сон, видимо, произведший на него сильное впечатление, но Артём отвечал ему, скорее, машинально, не вникая в подробности. Смотря в потолок, он мечтал об этом матче. Во сне вратаря было всё, о чём мечтал Тёма – футбол, место в сборной, чемпионат и, конечно, Акинфеев. Даже отсутствие капитанской повязки на своём плече форвард перенёс спокойно, порадовавшись за Игоря. Испорченное настроение потихоньку улучшалось. Радовало Артёма еще и то, что они с Акинфеевым гостили друг у друга во снах, ведь снятся те события и люди, о которых чаще всего думаешь. Хотя это работало и не всегда. Дзюба вслух рассмеялся, вспомнив, как однажды во сне воевал с армией огромных мадагаскарских лемуров, которые захватили Кокорина в плен и кормили его черепахами. Завернувшись в тёплую куртку, Артём отправился в школу. Утро выдалось на редкость холодным, ледяной ветер кусал за шею и щеки, заставляя волоски на руках и ногах вставать дыбом. Крепко промёрзший Тёма, вжав голову в плечи, ругал себя за забытый на кухне сине-бело-голубой шарф. До занятий оставалось минут тридцать пять, поэтому Дзюба шёл без особой спешки, свернув в небольшой магазинчик на перекрёстке в надежде купить что-нибудь съедобное для перекуса, так как в холодильнике у него уже даже повешенной мыши не наблюдалось, только смятая пачка майонеза и уксус сиротливо жались друг к другу на прозрачной полке, а одним кофе, очевидно, сыт не будешь. Есть хотелось до урчания в скукоженном желудке, но глаз ни на что не падал, есть творожные сырки и пряники уже надоело, но и ничего нового в ассортименте не нашлось. Бродя между стеллажами, набитыми едой, Тёма наткнулся на шоколадки. Разноцветные батончики лежали ровными рядками, привлекая покупателей яркими упаковками. Посмотрев на сникерс, Артём вспомнил про Игоря и ухмыльнулся. Второй раз пользоваться этим приёмом было слишком мелко, поэтому Дзюба принялся тщательнее искать подходящую для Акинфеева шоколадку. Плитки Риттер Спорт, рассортированные по вкусам, стояли в самом низу. Артём присел на корточки, чтобы оценить разнообразие выбора, и тяжело вздохнул, задумавшись над угощением для неподкупного вратаря. Справа от парня мелькнула тёмная фигура охранника, привыкшего к постоянным кражам. Виновато взглянув на мужчину, Тёма остановился на клубничной шоколадке и уже почти поднялся на ноги, как тут же сам себя одёрнул: «Он не девчонка! Еще Рафаэлло ему купи, дебил, блять». Пришлось вернуть плитку в нежно-розовой упаковке на место. Марципаны Тёма не любил, поэтому, покосившись на них, с отвращением зажмурился и решил, что и Игоря кормить этой дрянью не станет. В самом дальнем ряду стояла шоколадка с ромом и орехами. Время поджимало, поэтому схватив её и шоколадный рулет для себя любимого с соседней полки, Артём направился прямиком к кассе. Тишина школьного коридора изредка прерывалась хлопками дверей и полусонным бормотанием учеников, еще не до конца смирившихся со своим пребыванием в казённом доме. Дзюба торопясь пролетел по всему корпусу, понадеявшись хоть минуту побыть наедине с Акинфеевым, который, по его мнению, уже должен был быть в классе. На встречу Артёму из кабинета истории выскочил помятый Рома, за ним следовал зловеще ухмылявшийся Илья. Улыбка на его лице была явлением настолько редким, что Тёма даже проморгался от удивления. Парни своим поведением походили на нашкодивших Миранчуков – тоже крутили головами по сторонам и шептались заговорщически. Заметив Дзюбу, Зобнин густо покраснел и протянул руку в приветствии, Кутепов, хлопнув Артёма по плечу, потащил друга в неизвестном направлении. На подходе к кабинету, Тёма услышал радостное щебетание Черышева и закатил глаза, надежда на тет-а-тет с Игорем умерла в зародыше. В классе всё было окутано утренней темнотой, даже лампа над доской не горела. Дзюба окинул взглядом замершие за первой партой фигуры и прикрыл за собой дверь. Проходя мимо одноклассников, форвард скорчил такую гневную мину на лице, что даже Денис, имевший иммунитет против агрессии Тёмы, замолчал на полуслове. Не удостоив вратаря взглядом, Артём грубо проигнорировал тихое «Привет» от Игоря, которому было крайне неловко, что Денис так беспардонно занял место рядом с ним. Они оба понимали, что там должен был сидеть Артём, к этой перемене мест уже даже учителя привыкли, а Черышев всё еще продолжал покушаться на святое. Если бы не прижимавшийся к плечу Акинфеева парень, Дзюба бы с размаху швырнул рюкзак на парту, шлёпнулся бы на стул и сразу бы развернулся к Игорю, как делал это несколько дней подряд. А потом бы они обрывисто поговорили о чём-нибудь, что непременно касалось бы их обоих. Удивительной для окружающих и необъяснимой для самих парней стала неловкость, образовавшаяся в их разговорах. Тёма, который поначалу слишком бойко трепался и о том, и о сём, теперь всё чаще молчал, крутя в голове барабан «Поля чудес» с подходящими темами. Парень отчего-то стал думать, что глупой болтовнёй и шутками только раздражает одноклассника, хотя раньше его это мало смущало. Вратарь же, напротив, готов был поддержать любой разговор, предложенный Артёмом, но тот, как назло, говорил исключительно о футболе, чем расстраивал Игоря, полюбившего разномастные истории о невообразимых приключениях Дзюбы и Кокорина. Черышев не был послан на хрен только потому, что Акинфеев оказался вежливым парнем, и не мог себе позволить попросить одноклассника убрать свою задницу с законного места Дзюбы. Законным оно считалось хотя бы потому, что Артём уже успел исписать и стол, и стул своими инициалами, тем самым закрепившись за партой Игоря. Но вместо того, чтобы выгнать одноклассника, вратарь терпеливо выслушивал о нескончаемых достоинствах Фернандеса. Восторженный Черышев во время разговора не выпускал из рук телефон, куда поминутно приходили сообщения от бразильца, а когда они не приходили, парень снова приседал на уши Акинфеева. Пропуская девяносто процентов трёпа одноклассника мимо ушей, Игорь в глубине души завидовал его возможности всем и каждому рассказывать о достоинствах своего друга. На ум тут же пришли мысли об Артёме, своеобразная дружба с которым по определению была неприемлемой и запретной. На них и так опасливо косились одноклассники и товарищи по команде, до сих пор не веря в вероятность улучшения «погоды» между ребятами. А если бы Игорь начал открыто хвалить Дзюбу за что-то, окружающие подумали бы, что Тёма сходил к гадалке и приворожил несчастного, чтобы еще жёстче посмеяться над вратарём. Никто из них, к сожалению, не знал, что в этих наладившихся отношениях всё-таки была страдающая сторона, и, по воле судьбы, представителем её стал Артём. Он не узнавал сам себя, и охотно бы поверил в то, что Акинфеев применил магию в отместку за все гадости прошлых лет. Но никакие ворожеи тут, конечно, задействованы не были, Дзюба сам вляпался в эту историю и винить кого-то другого в возникновении «неправильных» чувств права не имел. Игорь, не привыкший разбрасываться словами, теперь всё время хотел говорить о форварде, поэтому и пристал утром к Арине с неуместным разговором, в котором хотя бы боком можно было коснуться Артёма. Дождавшись небольшой паузы в речи одноклассника, Игорь доброжелательно попросил Черышева немного подождать и смело направился к Артёму. Сразу после драки на поле возможности поговорить не представилось, а в душе ему даже мысли о том, чтобы поблагодарить форварда за опеку на футбольном поле, не пришло, голова была занята совершенно другими вещами, так или иначе относящимися к Дзюбе. Благодаря своей вчерашней рассеянности теперь ему не пришлось искать предлог для начала разговора с Тёмой. Сидя на родной галёрке, форвард вполуха слушал монолог Дениса и про себя комментировал каждую реплику одноклассника, поражаясь некоторым особенно глупым изречениям Черышева. Обладая способностью передвигаться по-змеиному тихо, Акинфеев без шума подошёл к Дзюбе, чем обескуражил последнего, отвлёкшегося на матерные сообщения Кокорина о «тупых» близнецах и невыученных уроках. Игорь вперился взглядом в пострадавшее лицо форварда, на носу которого красовался белый пластырь, а губа всё еще отливала зелёнкой. Подняв глаза на вратаря, Тёма натянул на лицо маску снисходительного похуизма, очень плохо отыгрывая безразличие. - Как себя чувствуешь? – присев на стол, стоявший перед партой форварда, спросил Игорь. - Нормально. Жить буду. – Артём хмыкнул и улыбнулся, неосознанно дотронувшись до пластыря. Рассветное солнце, вот уже несколько дней прятавшееся за тучами, скользнуло легким лучиком по лицу Тёмы, заставило того прищуриться и скрылось за облаками из грязной ваты. От мелькнувшего света глаза форварда показались Игорю небесно-голубыми, чистыми, как холодное озеро в горах, как луговые незабудки. Акинфеев миллион раз видел Дзюбу, знал его много лет, оказывался носом к носу с ним даже чаще, чем девушки форварда, но еще никогда не залипал на его глазах так беззастенчиво. А Тёма, будто бы угадав, почему взгляд вратаря стал таким маслянисто-восторженным, намеренно возвёл глаза к потолку и махнул закрученными ресницами пару раз, так, невзначай. Погрузившись в свои мысли и сравнения, Игорь слегка прикусил нижнюю губу и даже не заметил, с какой жадностью хитрющий Артём проследил за его движением. - Не надо было. Я привык уже. – опомнившись, сказал Акинфеев и вытянулся по стойке смирно, как солдат, одёрнув себя за вольность. Еще со вчерашнего дня он чувствовал гнетущую вину, травмированное лицо Артёма напоминало о том, что покалечили парня только из-за его ошибки. - Игорёк, когда будешь капитаном, тогда и будешь командовать. А пока я – главный, ёпт. И я не дам в обиду тех, кто играет в моей команде. – Тёма, пребывавший до сих пор в игривом настроении, строго поджал губы и сдвинул брови в немом укоре. Слова Артёма пришлись по сердцу Акинфееву, переменившийся в лучшую сторону Дзюба отстаивал свою территорию и защищал команду, как истинный вожак, как настоящий капитан. Игорь вдруг вспомнил картинки из своего сна, зелёную капитанскую повязку, закреплённую на руке, и голубую вратарскую форму. Там, в другой реальности, капитанствовал уже он сам, а форвард не просто был рядом, но и продолжал поддерживать и оберегать. «Вот бы сон исполнился когда-нибудь», – подумал он. - Спасибо. - Да херня. – Тёма покачал головой, заметив, как Акинфеев взял его чёрные наушники, валявшиеся без дела на столе, и покрутил их в руке заинтересованно. Трогать чужие вещи было не в правилах Игоря, да и особой необходимости в этом никогда не было, а уж заинтересовать вратаря какой-нибудь ерундой, типа старых наушников, было крайне сложно. Но Акинфеев рассматривал их не потому, что черные шнурки так уж сильно его заинтересовали, а потому что принадлежали Артёму, от которого банально не хотелось уходить. Строгое «нельзя» в голове вратаря билось с могущественным «хочу». Последнее, на радость Артёму, победило. Наплевав на общественное мнение и поддавшись необъяснимому бунтарскому порыву, Игорь развернулся на пятках и в несколько шагов преодолел дистанцию от последней до первой парты. Парень под пристальным и непонимающим взглядом молчавшего Дениса собрал свои вещи, и тем же путём вернулся к Дзюбе. Форвард замер от растерянности, прижав к животу рюкзак, до этого занимавший стул Кокорина. С присущей лишь ему невозмутимостью Акинфеев принялся педантично раскладывать свои тетради по столу, постаравшись не смотреть на смешно приоткрытый от удивления рот Артёма. Когда переселение было завершено, а все ручки и карандаши лежали по размеру, вратарь с чинным видом уселся за последнюю парту, сложив руки, как в начальных классах, и огляделся по сторонам. Ему еще никогда в жизни не доводилось занимать место на последнем ряду, у самой стены, стереотипы работали на полную мощь – отличники должны быть рядом с учителем, чтобы без помех воспринимать информацию. Сейчас же ему, наверное, впервые было абсолютно наплевать на урок, который должен был начаться через несколько минут, на удивление учителя, который точно спросит о причине такого резкого скачка в пространстве, и на реакцию въедливых одноклассников. Волновала только милейшего вида «помеха», сидевшая тихо, как мышь. Дзюба, в голове которого творился хаос, вызванный поведением Акинфеева, так задумался, что забыл и о рюкзаке, и о Черышеве, вылупившем глаза, форвард такого «широкого» жеста от Игоря уж точно не ожидал. Ладно он, Артём, за первую парту сел. Этому хоть какие-то разумные объяснения можно было придумать, например, резкое ухудшение зрения или попытка исправить оценки за счёт отличника. У Игоря же не было никаких веских причин для смены местоположения, выгоды от Тёмы он не получал никакой, даже напротив, одни убытки, как в плане учёбы, так и в плане канцелярии. Голосом Кокорина, коим он всегда говорил гадости, разум Дзюбы сделал умозаключение: «Это по любви», – форвард нервно проглотил накопившуюся слюну, выдохнув куда-то в сторону. На первый взгляд, для Игоря ничего особо не изменилось, разве что доска стала немного дальше и весь класс был как на ладони. Осмотревшись на новом месте, парень был несказанно горд своим поступком, хотя и не считал его правильным на все сто процентов. Делать первые шаги – участь Артёма, так уж повелось с самого закладывания фундамента для их дружбы. Акинфеев ранее даже не задумывался над тем, как сложно, должно быть, Тёме давались эти начальные попытки наладить контакт с ним, большинством своих иногда глупых выходок Артём показывал одну и ту же эмоцию – «мне не всё равно», – как бы говорил он. Это небезразличие касалось всего – начиная с крохотных, едва заметных капелек заботы, которыми в первое время он старательно заживлял раны на душе Игоря, и заканчивая вчерашней дракой на поле, сполна доказавшей самое серьёзное отношение Дзюбы к Акинфееву. Раздумывая над происходящим, вратарь не раз спрашивал себя: почему же он сам позволяет Артёму делать всё это? Но вратарь так долго и лениво искал ответ на свой вопрос, что за этим поиском упустил нечто очень важное, то, от чего поперву можно было бы отказаться без критических последствий. Сейчас присутствие Артёма в его жизни стало обязательным, жизненно важным условием душевной гармонии и гарантией хорошего настроения, он практически врос в Игоря, вторгся в его личное пространство, проник в мысли и пришёл во сны. Они тянулись друг к другу, проникались этой хрупкой невысказанной симпатией и уже, казалось, готовы были перейти низенький порог «приятельства», прыгнув с тарзанки в реку под названием «Дружба», но что-то да останавливало. Привыкший к неприятностям Игорь до сих пор настораживался и машинально отступал на шаг, когда Артём, рассказывая что-то и жестикулируя чересчур активно, взмахивал резко рукой. Дзюба же продолжал злиться и непреднамеренно строить в голове планы мести, когда видел, что к его вратарю кто-то липнет. Ревность к Денису, возникшая у Тёмы уже давно, должна была поджать хвост и удрать стыдливо сразу после того, как Акинфеев уселся рядом с ним. Никто вслух не озвучил дилеммы, стоявшей перед Игорем, но они оба понимали, что выбор вратарю сделать всё-таки придётся, потому что «шаги» Артёма рано или поздно могли прекратиться. И он его сделал, оставив зону комфорта позади, осознанно перечеркнул всё прошлое, отказался от него. Потому что это казалось правильным. Потому что этого требовало сердце. - Нравится? Добро пожаловать в мой мир! – тепло улыбнувшись, сказал Дзюба и отмер, начав возню с рюкзаком. Игорёк кивнул, будто не понял сути вопроса, и неопределённо пожал плечами. В классе всё еще висели утренние сумерки, включить свет и разрушить уютную почти интимную обстановку никто так и не решился. Посмотрев на Дениса, отвернувшегося и напрочь забывшего об их существовании, Игорь полоснул взглядом по шкафам, окнам, зацепился за криво висящий портрет неизвестной учёной женщины и повернулся к однокласснику. – А, Игорь, возьми, вот. – Он без стеснения протянул шоколадку однокласснику, словно делал это каждый день и по нескольку раз. Артём даже в порядке бреда не допускал того, что вратарь откажется, потому что спрей-то он взял тогда, а шоколадка чем хуже? Она, по мнению Тёмы, даже, наверное, имела какие-нибудь полезные свойства. Рассматривая бледные пальцы форварда, сжимавшие красную упаковку, Игорь смутился. Удивительнейшая наглость и уверенность Дзюбы в собственной неотразимости порой ставили парня в тупик. Да, дружба почти установилась, но прикорм шоколадками, насколько было известно Акинфееву, в стандартные каноны мужских взаимоотношений не укладывался. Знавший не понаслышке о привычке Игоря кукситься от чего-то нового и непонятного, Артём продолжал настойчиво ждать, когда тот заберёт сладость, стерпев и выгнутую в недоумении бровь, и возмущенный вздох вратаря. Несмело протянув руку, Акинфеев всё же взял презент и покрутил его в руке, смотря даже не на шоколадку, а сквозь неё. «Он пытается ухаживать за мной или просто не умеет дружить по-нормальному?», – усмехнувшись, спросил голос в голове вратаря. - За что? – вопрос прозвучал неожиданно болезненно для обоих парней. Они помнили, как пару лет назад, во время драки, развернувшейся за школой, Игорь с окровавленным лицом и миллионной по счёту разодранной майкой, поднял на Дзюбу глаза и со злом задал именно этот вопрос форварду. Артём до сих пор вспоминал тот взгляд, содрогаясь, в нём тогда не было ни боли, ни страдания, ни даже попытки вызвать жалость, только ненависть и желание получить вполне честный ответ на простой вопрос. В тот день они дрались один на один, возможно, поэтому Тёма и помнил всё в мельчайших подробностях – сидящего на асфальте Акинфеева, прижимавшего подол сиреневой майки к носу, его оголённый так некстати живот, кровь, которой было перепачкано смазливое личико парня и сбитые о подбородок форварда костяшки на правой руке Игоря. В озвученном вопросе, касавшемся шоколадки, сталь не зазвенела, а взгляд остался таким же удивлённым, как и минутой ранее. Вратарь заметил, что Артём немного сжался, убрал руку, лежавшую на столе, под парту, и начал натягивать на кулак рукав джемпера. Дверь в класс распахнулась слишком громко, вспугнув присутствующих. Цокнув от собственной неуклюжести, Далер мученически вздохнул и, широко зевая, пошёл к своему месту, даже не поздоровавшись ни с кем. По его мнению, утро было создано не для разговоров, а для тишины, которая если не продляла сон, то хотя бы не прогоняла его остатки. К сожалению, оживившийся Денис так не думал и, улыбнувшись вошедшему, перебрался за его парту с ярко выраженным намерением завести извечный разговор о футболе. - За красивые глаза, блять. – уверенность из голоса Дзюбы пропала, он прозвучал неестественно тихо, совсем не так, как должен был. Тёма замолчал, оставляя вратарю почву для размышлений, ведь сказанное было чистой правдой, хоть и прикрывалось саркастичным тоном. - Тогда, давай пополам. – разломив плитку на две части, Акинфеев не улыбнулся и глаз на одноклассника не поднял. С одной стороны, он, конечно, обрадовался бы, если бы Артём понял этот скрытый комплимент. А с другой стороны, не хотелось снова получить по морде, в том случае, если Дзюба додумает что-нибудь «не то» к сказанному. Тёма молчаливо наблюдал за выпачканными в шоколад пальцами Игоря, которые буквально крошили плитку на кусочки. Ожидания Акинфеева подтвердились, форвард ни хрена не понял, поэтому Игорь отметил для себя, что в следующий раз надо выражаться яснее, а не умничать. - Опять они в темноте сидят, как кроты! – прогремел Смолов, щелкая выключателем. Сашка, не ожидая внезапной остановки друга, врезался в него. – Или у вас тут свидание парное, девочки? – мальчишки зажмурились от яркого света. Вратарь положил крошечный кусочек шоколадки в рот, подвинув раскрытую упаковку ближе к соседу по парте. - Иди на хер, Смол. По себе людей не судят, ты в курсе? – последовав примеру Игоря, Тёма попробовал сладость. – Блять, лучше б марципан взял. – скривившееся лицо форварда повеселило Акинфеева, он улыбнулся с прищуром и потянулся за добавкой. - Дзюба, ты зачем Акинфеева на последнюю парту утащил? За кем теперь Лунёв прятаться будет, а? – Фёдор заталкивал, окоченевшего от холода, Сашку на место возле тёплой батареи и параллельно драконил Дзюбу, который прекрасно понимал, что его намеренно поддевают, и не злился. - Отвали. – без агрессии бросил Артём и перевёл внимание на Игоря. – Опьянеешь, принцесса. – вратарь только головой отрицательно покачал, услышав эту реплику Артёма. Выпутавшись из рук Смолова, Кокорин по очереди поздоровался со всеми присутствующими, стащил самый большой кусок шоколадки у ребят, зацепился за парту карманом джинсов, когда убегал от, вскочившего скорее ради шутки, форварда, и вернулся на своё место. Еще до начала урока Акинфеев проклял свою затею с переселением. Ему казалось, что каждый одноклассник считает своим долгом спросить о причине перемещения вратаря за парту двоечника. Парни и девчонки удивлённо замирали, увидев, поедающих за последней партой шоколад Акинфеева и Дзюбу. После того, как десятый по счёту человек задал вопрос о пересадке вратаря, Артём сорвался и гавкнул взбешённо: «Блять, еще хоть кто-нибудь спросит, и я за себя не отвечаю, ёпт. Чё доебались?». Не знавший, куда деть глаза, Игорь возмущенно пихнул Тёму в бок, взглядом показывая, что не одобряет этой выходки. Он с ужасом понял, что Дзюба, на полном серьёзе, относится к нему, как к девушке, которая не может постоять за себя.

***

- Игорёк! Давай к нам. – Дзюба заорал так, что большая часть обедавших обернулась в его сторону, а Сашка надул щеки и устало выдохнул. Привлечение внимания к себе стало уже неприятной традицией для парней. Как только в столовой сходились Артём и Игорь, начиналось бесплатное цирковое представление, которое, к слову, не всегда проходило без жертв. Вратарь, замерший с подносом в руках, опустил взгляд на белую тарелку, не зная, как себя вести. Ему казалось, что он находится на прицеле у какого-то снайпера, настолько навязчивыми были взгляды окружающих, даже поварихи заинтересованно выглянули из своего укрытия. Акинфеев понимал, что дружить с Тёмой ему, конечно, никто не запрещал, да и вряд ли бы Игорь кого-то послушал в решении такого вопроса. Но это откровенное афиширование наладившихся отношений напугало парня, неловкость, возникшая при оклике Артёма, расползлась по телу, обездвижив его. - Нет, я туда, к Денису… – покосившись в сторону стола, за которым сидели Тёма с Сашкой, Акинфеев сделал вид, что смертельно боится разлить чай, поэтому не может отвести взгляд от стеклянного стакана. Хотелось скорее скрыться из поля зрения Дзюбы, чтобы он перестал, наконец, орать и порождать этим ненужные домыслы у школьной публики. Если бы Игоря так окликнул Черышев, никто бы и не повернулся в их сторону, там, в столовой, таких зовущих целая толпа была. Но вот голос Артёма, ласково позвавший вратаря на весь зал, заинтересовал обедавших. Начав медленно двигаться в сторону Дениса, Акинфеев был вновь остановлен форвардом. - Да чё ты? Садись. – Тёма упрямо приподнялся с места и, уперевшись руками в столешницу, снова позвал. – Игорь! – вратарь даже поёжился от резкого оклика. Почему-то именно сейчас до него дошло, что Артём стал звать его по имени, а не «дорогушей», хотя обращение «принцесса» всё еще слетало с губ форварда. Выдохнув с полным осознанием того, что лучше уж подойти и спокойно поговорить, чем орать на всю школу, он развернулся и медленно побрёл к расцветшему от радости Тёме. Кокорин, ковыряясь вилкой в непонятной субстанции, которая в меню называлась котлетой, закатил глаза, заметив перемену в настроении друга. - Что ты так орёшь? – шикнул Игорь, подходя к парню. – Я с Денисом сижу всегда. - Ты теперь со мной сидишь. – не принимая возражений, сказал Дзюба и отодвинул стул, приглашая. - Нет. Я сижу с Черышевым, Артём. – в глазах вратаря блеснули опасные молнии, прессинг Акинфеев ненавидел, особенно, такой необоснованный. Дзюба должен был понять, что дружба не обязывала Игоря во всём рабски подчиняться ему. Мысль о том, что форвард не считает его равным себе, разозлила вратаря. - Окей, блять, я притащу сюда твоего Черышева. Раз ты без него не можешь. – Дзюба всегда заводился с пол-оборота, но в данном случае ему хватило и одной четверти. Дёрнувшегося в попытке вылезти из-за стола, Артёма прихватил за руку Сашка. Вздёрнув подбородок, Игорь не собирался отступать, накаляя упрямством обстановку. - Пиздец! Всех сюда посади! Хватит уже ломаться, Игорь, сядь. Мы не кусаемся. – устав от этих реверансов вратаря, Саша вмешался в разговор и рукой указал на место рядом с Тёмой. Парень взял стакан с компотом из сухофруктов, которые он с детства ненавидел, и сделал большой глоток, запивая отвратительную безвкусную котлету. - Если сам не попросишь… – вполголоса невпопад добавил Дзюба и улыбнулся хищно. Его слова мгновенно выбили почву из-под ног Игоря. Продолжая сжимать в руках пластиковый поднос, он побледнел немного и в испуге вытаращил глаза. Если бы не закашлявшийся Кокорин, у которого компот вытек через нос, они с Тёмой так и стояли бы, присосавшись друг к другу взглядами. Акинфеев в глубине души даже порадовался тому, что Сашка поперхнулся, а Тёма немедля бросился спасать друга, принявшись колотить того по спине. Раскрасневшийся Кокорин же был ну совсем не рад такой «скорой помощи». Он безостановочно кашлял и размахивал руками, жестикуляцией умоляя форварда остановиться. Воспользовавшись ситуацией, Игорь быстро скрылся в толпе, приземлившись за стол к Денису. Сидевший неподалёку от этого «перформанса», Смолов обеспокоенно следил за происходящим. Рядом с ним спокойно обедали близнецы. Федя, несмотря на дружбу с Сашей, оставался верным себе и бросать мальчишек не собирался. Знал, что они, не ровен час поколют друг друга вилками или смешают рисовый суп с капустным салатом ради эксперимента и отравятся к чертям собачьим. Алёшка молча пил чай, следя за пачкой сливочных вафель, содержимое которой очень быстро таяло в районе рта его брата. Напротив него сидел Антон, который, по привычке, ел их с особым извращением. Сначала он разделял их на составляющие, слизывал крем с каждого слоя, буквально стирая об него язык, а потом уже грыз сами вафли. Привыкшие к этой чудаковатой особенности, Федя с Лёшей уже не реагировали на странность парня. - Федь, глянь, у меня кровь! – тёмные глаза мальчишки распахнулись в искренней панике, которая вот-вот должна была перепрыгнуть на второго близнеца и заразить Лёшу, переживавшего за брата сильнее, чем за самого себя. - Покажи! – близнецы с ужасом рассматривали белую глазурь, окрашенную ярко красными разводами, пока Смолов устало тёр переносицу, закрыв глаза. Фёдор давно догадался, что воспитывать и оберегать всяких придурков – его призвание. Кокорин, окружённый заботой такого же бестолкового Дзюбы, всё еще кашлял, вытираясь салфетками, Миранчуки, один из которых сидел с высунутым языком, почти со слезами на глазах смотрели на Федю, взывая к помощи. - Хоть один день ты можешь без приключений прожить? Лёш, отбери у него вафли и воды принеси, пусть попьёт и успокоится. – парень кивнул и поскакал за водой к ближайшему крану. С ним Смолову всегда было проще, чем с его братом. На извечные замечания, которые, в основном, возникали из-за Антошки, Лёша реагировал спокойно, почти не шалил и даже иногда пытался угомонить близнеца, принимая сторону Феди. - Больно. – отложив вафлю на край стола, проговорил Миранчук, надеясь получить немного ласки и заботы от друга. Но Фёдор только укоризненно языком цокнул и стрельнул суровым взглядом в его сторону. Вечные батарейки Антона порой очень раздражали, но, к счастью, удивительная способность вляпываться в неприятности, была только у одного близнеца. Двоих таких неугомонных Смолов бы не потянул. - Пройдёт. В следующий раз не будешь языком своим тереть там, где не надо. - На. – растрёпанный Алёшка прибежал со стаканом воды, половину которой он расплескал, пока добрался через толпу школьников к своему столу. Отпив немного прохладной жидкости, Антон бросил взгляд на желтую пачку, где оставалась еще парочка вафелек. - Так! Прячь их, Леш, опять налижется и ныть будет! – выхватив из руки Миранчука упаковку, Смолов рассыпал крошки по всему столу и отрицательно покачал головой, глядя на забывшего о больном языке Антона.

***

Сашка весь день ходил за Артёмом хвостом и изводил его напоминаниями о неудачной шутке в столовой, цепляясь за форварда и поминутно предлагая ему «покусать» не Игорька, а кого-нибудь из девственников, чтобы не стареть. Дзюба огрызался поначалу, но потом сдался и решил просто переждать это обострение чувства юмора у Кокорина. Сам же Акинфеев сделал вид, что забыл о глупости, сказанной Тёмой, и вёл себя вполне обыкновенно. На уроках только просил соблюдать дистанцию, когда Артём вплотную прижимался к нему, чтобы списывать было удобнее. Стремление Дзюбы завоёвывать всех и каждого зачастую привлекало в его жизнь неприятности, теперь, поглядывая украдкой на вроде бы не обиженного Игоря, Тёма надеялся, что этот инцидент забудется и никак не скажется на их отношениях. Привыкший добиваться всего напором, форвард с удовольствием заметил, что ему нравится крутой нрав Игоря, который тот время от времени показывал. Его волевой характер и смелость вызывали в Дзюбе уважение к Акинфееву, даже несмотря на то, что смириться с его неповиновением и не устроить незапланированную потасовку форварду было сложно. По заведённой кем-то традиции перед концом первой четверти каждый год в школе устраивался концерт, впрочем, никому не нужный, но обязательный. За две недели до каникул девчонки решили, что пора начинать готовить номер. Парные танцы в среде учителей заходили на «ура», они могли похвалить или поощрить хорошей оценкой по какому-нибудь не основному предмету, поэтому посовещавшись своим скромным женским коллективом, девушки решили, что нужно танцевать вальс. Оставалось дело за малым – выбрать жертву, то есть найти партнёра для танца. Не подозревая о надвигающейся беде, Кокорин, Смолов, Акинфеев и Дзюба сидели на выставленных вокруг парты вратаря стульях и беззаботно обсуждали планы на каникулы. Игорь, хоть и чувствовал себя не совсем в своей тарелке, старался абстрагироваться и не думать об острой коленке Артёма, плотно прижатой к его собственной. Сонный Саша, то и дело прикладывающийся к плечу Феди, иногда отрывался от экрана телефона и улыбался особо удачным высказываниям друзей. - Кто из вас умеет танцевать? – спросила Катя, нависнув над партой прямо рядом с Игорем. Все четверо опасливо покосились на девушку. Смутившийся от вида декольте Кати прямо перед собственным носом, Игорь принял решение немного придвинуться к форварду, но неудачно поставил стул и прищемил самому себе мизинец. Пока девушка выясняла отношения с языкастым Смоловым, который бесцеремонно указал ей на неуместное в школе декольте, Артём, увидевший гримасу боли на лице Акинфеева, начал шумно двигать мебель. Вынув трясущийся палец вратаря из плена стульев, Дзюба, забывшись, осторожно осмотрел руку Игоря и заботливо потёр мизинец, успокаивая боль. Титаническими усилиями ему удалось заставить себя не дуть на ушибленное место парня, чтобы не смущать его еще сильнее. - Кокорин, когда напьётся такие вальсы выдаёт, ты бы видела, ёпт! – ответил Артём, выбрав самый удачный, по его мнению, момент для мести за шутки про вампиров, и тут же получил по ноге от Сашки. – Ты еще не видел, Смол, какой он набуханный смешной бывает? – Кокорин еще раз пнул Дзюбу под столом, шёпотом послав его на хуй. - Нет, серьёзно. Нам для танца нужен кто-то, кто умеет двигаться. – девушка с надеждой посмотрела на Акинфеева, сидевшего с таким выражением лица, будто ему пешим ходом на каторгу предлагали отправиться. Катя никогда не скрывала своей симпатии к вратарю, даже несколько раз, наплевав на девичью гордость, приглашала его на прогулки и в кино на боевики, которые понравились бы любому парню. По мнению многих мальчишек, она была довольно привлекательной – волны тёмных волос рассыпались по плечам, а зелёные глаза, выделявшиеся на бледном лице, по-кошачьи сверкали загадочностью. Она искренне любила замкнутого Игоря, оказывала ему знаки внимания, даже как-то перед летними каникулами, став свидетельницей драки вратаря с форвардом, отчаянно бросилась разнимать мальчишек. Со временем отказы Игоря стало совсем невозможно терпеть, поэтому Катя, завязав чувства на узел, отступила, но плакать по ночам, вспоминая его мягкие, даже извиняющиеся оправдания, не перестала. Совместное времяпровождение было удачным случаем для обольщения мальчишки, поэтому подговорив одноклассниц, Катерина взяла инициативу с танцем в свои руки. - Я – точно нет. – фыркнул Дзюба, по-собственнически нагло вытащив из тонких пальцев Игоря ручку, которую тот крутил в руке. – Я, блять, вас всех на полторы головы выше. - С тобой всё понятно. – девушка и не рассчитывала на согласие Артёма, даже обрадовалась, что он отказался. Катя всем сердцем ненавидела форварда за то, как он обращался с Акинфеевым, и до сих пор не верила в эту мистическую дружбу между парнями. – Федь? - Нет-нет, второй раз затянуть меня в этот активистский пиздец вам не удастся. – Смолов отрицательно закивал, почесав затылок. В десятом классе после долгих уговоров классной руководительницы ему пришлось согласиться на роль Деда Мороза на утреннике у младших классов. Всё закончилось разревевшимися из-за недостатка подарков детьми, в чём его вины не было абсолютно, и загоревшейся из-за закоротившей гирлянды накладной бородой. - Саш? - Да ты чё, я в последний раз в начальной школе кадриль танцевал с Машкой, она мне тогда всю ногу отдавила. – Федя ободряюще погладил друга по плечу, улыбнувшись. - О, Сань! Так тебе ж, блять, терять уже нечего! Ноге-то уже всё равно хана, вон Машку бери и – вы в танцах, ёпт! – вскрикнул Дзюба и хлопнул по плечу Кокорина. Катя закатила глаза, не понимая, как вратарь терпит рядом с собой этого круглого идиота. Ей было трудно находиться в обществе Артёма, и какими бы смешными ни были его шутки и выходки, девушка не могла изменить своё отношение к нему. Затащить парней в концертные номера всегда было непосильной задачей, с которой могла справиться только Татьяна Витальевна. Классная руководительница обычно действовала по принципу кнута и пряника – сначала заставляла мальчишек делать то, что было нужно, а потом ставила им пятёрки по своему предмету в знак благодарности. Всем было понятно, что танцевать парням не хотелось по двум причинам, во-первых, потому что выступление – это всегда позор, после него еще неделю все друзья и знакомые будут напоминать о твоём косяке, во-вторых, из-за элементарного недостатка свободного времени. - Не матерись. – как можно тише сказал Игорь, будто бы обращался не к Артёму, а к самому себе. Вратарь просто не выдержал, он совершенно точно знал, что Дзюба может изъясняться нормальным языком, но в компании друзей форвард по необъяснимым причинам вёл себя просто отвратительно. Смолов с Кокориным притихли, ожидая реакции Тёмы, а Катя, рассказывавшая в этот момент о тематике школьного вечера, даже не услышала осторожного замечания Акинфеева. Форвард, вопреки предположениям парней, после этой реплики Игоря улыбнулся как-то совсем уж невинно и наклонился к нему ближе, сделав вид, что заинтересован в помощи Кате. Почувствовав на своей спине пальцы Тёмы, Акинфеев поводил лопатками, не прогоняя, а устраиваясь удобнее, и нервно лизнул нижнюю губу. К его счастью, Дзюба всё верно понял и бычку не включил. Недостатки, которые форвард показывал на публике, таяли, как снег по весне, когда тот оказывался рядом с Игорем. Рядом с ним парню хотелось не казаться, а становиться лучше. Но являть миру своё истинное лицо было сложно, что бы подумали парни из команды, если бы Артём вдруг перестал материться? Или если бы они узнали, что форвард всерьёз решил заняться учёбой? «Братва увидит, не простит», – шутливо бросал Тёма, когда Сашка тащил его к Смолову для занятий по алгебре. Если подумать, то тот же самый Тарасов, увидь Дзюбу за учебниками, обозвал бы его ботаником и при следующей встрече бы даже руку не подал. Репутация плохого парня, наработанная годами, рассыпалась осколками битого зеркала к ногам Тёмы, а он смотрел на своё искажённое отражение и не знал, что со всем этим делать. Что делать с новым собой? Как не оттолкнуть старых друзей, появившись где-нибудь в компании Игоря? Как не обидеть Акинфеева своим привычно аморальным поведением? Умный мальчик Игорь заметил эту двойственность в поведении форварда еще тогда под клёном. Вроде бы сильный во всех отношениях Артём, оказался заложником удобного хулиганского образа, коим прикрывал ранимую душу, полную кнопок и шпилек, с любовью засаженных туда родителями, друзьями, знакомыми и учителями. Наблюдательному Акинфееву настоящий Тёма был многим милее, чем то быдло, которым он хотел казаться. Поэтому, собственно говоря, парень и подал голос, остановив придурочную сторону Артёма, попытался аккуратно подкорректировать поведение Дзюбы. Смолов вытянул губы буквой «о» и потупился, удивляясь реакции форварда на дерзость вратаря, а Сашка только понимающе кивнул Тёме, мол, попали мы, брат, в руки отличников. - Игорь? - Кать, я не танцую. Не люблю и не умею. – услышав отказ, Артём ненавязчиво погладил одноклассника по спине. Форвард рассматривал плечо Акинфеева, зависнув в этом полуобъятии. - Там ничего сложного, пара движений всего! Давай после уроков останемся, попробуем? - Нет, правда, не хочу. – ладонь, умостившаяся на лопатке, успокаивала Игоря. Кроме того, Дзюба шумно дышал почти в самое ухо парню, снимая с его рубашки микроскопические пылинки. Кокорин, видя это, пошутил бы про обезьянок и блох, но сдержался, вспомнив, что Федя тоже время от времени ухаживает за его шмотками. - Ну, Игорёшечка, кто, если не ты? – Артёма передёрнуло от этого обращения к вратарю так сильно, что он отвлёкся от изучения выцветшей рубашки одноклассника и поднял на Катьку полный гнева взгляд. - Кирилл придёт, его попроси. - Он откажется. - Я тоже отказался, Кать. – мягко произнёс Акинфеев и улыбнулся, не выйти из себя ему помогал повисший на плече подбородком Дзюба, который из кожи вон лез, стараясь отвлечь внимание Игоря на себя. - Ну, Игорь, ну, пожалуйста. – девушка продолжала канючить, ухватившись за руку одноклассника. Тёма смотрел на них с ревностью, боясь, что вот-вот сорвётся и вырвет из цепких пальчиков Кати руку, между прочим, его Акинфеева. Прокручивая в голове всевозможные варианты спасения парня, Артём вдруг почувствовал, как на его плечи опустились маленькие ладошки Кристины. Одноклассница буквально оторвала Тёму от Игоря и, обняв друга за шею, повисла на нём. - Акинфеев, опять ты увиливаешь от подготовки? – спросила девушка, прижавшись щекой к щеке Дзюбы. Впервые Артёму захотелось разорвать замочек хрупких рук и отодвинуть девушку раньше, чем их неоднозначное положение заметит Игорь. Но, к сожалению, вратарь, повернувшийся за поддержкой к соседу по парте, увидел эти объятья. Не проронив ни слова, Акинфеев тут же отвернулся обратно к Кате, а форвард готов был поклясться собственным сердцем, что увидел в глазах парня обиду и ревность. - Ладно. Попробуем. – твердо ответил вратарь и попытался улыбнуться ей. Федя толкнул Кокорина коленкой, взглядом намекнув на что-то понятное только им двоим. Саша кивнул, сжав губы от недовольства.

***

Сколько бы Смолов не бегал от класснухи, она всё равно настигла его и добровольно-принудительно предложила стать ведущим на осеннем празднике в честь окончания четверти. Отказы, естественно, не принимались, поэтому Федя остался после уроков в актовом зале, чтобы разобрать старые сценарии и слепить из них один новый. Не оставшись в стороне, Сашка, пытавшийся помочь другу, фыркал, как кот, открывая пыльные папки с пожелтевшими листами. После нескольких неудачных попыток заговорить с Акинфеевым, который профессионально увиливал от беседы с другом, Дзюба плюнул и, в своей обыденной манере нагрубив подошедшей к вратарю Герун, ушёл домой. Свалившись на кровать прямо в куртке, Тёма, скрипнув зубами от собственной ничтожности, написал Кокорину сообщение с просьбой держать его в курсе дела, потому что: «Ну, мне не надо, блять, чтобы он влюбился в эту дуру. У нас спор ваще-т». Саша прыснул от смеха. Всё же Дзюба был непроходимым идиотом, думавшим, что никто ни о чём не догадывается. Отвернувшись от Смолова, Кокорин взглянул на парочку, возле которой прыгала Кристина, включая и выключая вальс Евгения Дога на смартфоне. - Ему этот танец надо с Дзюбой танцевать, вот уж точно «ласковый и нежный зверь». – усмехнувшись, произнёс Федя, отбрасывая очередной исписанный лист в сторону. Катя продолжала терроризировать Игоря, заставляя обниматься и вышагивать под счёт. Дав себе обещание терпеть, Акинфеев повиновался, то и дело смотря под ноги, чтобы не оттоптать туфельки миниатюрной Кате, и ругал себя за согласие, знал же, что так всё будет. А еще его беспокоил Тёма, который сбежал слишком поспешно. В душе Игоря саднило чувство одиночества, он так привык к присутствию Артёма, что теперь, когда не за кого было зацепиться взглядом, становилось как-то пусто. Зато в зале остались Кокорин со Смоловым, которые, в чём точно не сомневался вратарь, обязательно расскажут Тёме об этой провальной репетиции. И в этом Игорь не ошибся, откинувшись на спинку стула, Сашка начал любезно отправлять Дзюбе короткие сообщения с комментариями происходящего. «Катька его бесит. Он злится». «Твой Игорёк – бревно». «Он уронил Катьку». – Акинфеев запутался в ногах партнёрши и, когда случайно отпустил её руки, Катя рухнула на пол. Разозлившись на самого себя, вратарь громко выругался и помог однокласснице подняться. «Они хорошо смотрятся, кстати». – отправил Саша, которому надоело вести диалог с самим собой. На провокацию Тёма ответил мгновенно. «Заткнись, Кокорин». – на сцене начинался скандал в лучших традициях Островского. Отпираясь от назойливых девчонок, Игорь пытался хоть как-то их перекричать и аргументировать своё нежелание участвовать в номере, аргументов, кстати, было предостаточно. Но Катя и Кристина визжали слишком громко, и переорать их смог бы, пожалуй, только Станислав Саламович. Вырвав свою оттянутую рубашку из руки, умолявшей его остаться, Герун, Акинфеев спустился по ступенькам и скрылся за дверью. Федя, так же, как и Сашка, наблюдавший за развернувшейся драмой, подперев подбородок ладонью, ждал, когда актовый зал затопит море слёз. Впрочем, долго ему ждать не пришлось. «Игорь психанул и ушёл. Теперь Кирилл будет позориться». «Как это ушёл?» – Тёма, начавший стягивать куртку, остался в одном рукаве, отвлекшись на сообщение. Ничего удивительного в поведении Игоря не было, всё новое, что форвард узнал о нём, свидетельствовало о том, что Акинфеев отнюдь не являлся мальчиком-паинькой, коим его все считали. Характер во вратаре сидел сильный, только возможности проявить его не предоставлялось. «Молча. Взял рюкзак и свалил». – девчонки на сцене выглядели обречённо – и если Кристина недовольно шипела проклятья в адрес Игоря, то Катя молча смотрела на дверь, в которую сквозанул парень. «Истеричка». – прилетело от Артёма вместе со смеющимся смайлом. «Забыл добавить «моя»». «Катюха плачет, блять. Смол пошёл успокаивать. На этом наша трансляция окончена. Пойду к ним». – мученически вздохнув, Саша поднялся и последовал за Федей, который, поднявшись на сцену, приобнял безутешную Герун, позволив той уткнуться в своё плечо. «Спасибо, Сань».

***

Осенние вечера всегда казались Тёме особенно тоскливыми. Ветер бился в окна, а квартира казалась большой картонной коробкой, в которой его, подобно ненужному котёнку, забыли хозяева. Кислота одиночества пропитывала воздух. Напившись горячего молока с шоколадным печеньем, Дзюба постоял немного у окна в задумчивости и пошёл в комнату родителей. По непонятным причинам находиться там было спокойнее, чем в своей комнате. Вечерок выдался относительно тихим, если не считать звонка обеспокоенной матери, которой показалось, что они с отцом не оставили сыну денег на пропитание, когда уезжали. Но деньги были, поэтому дежурно спросив о делах Тёмы, она похвалила его за пятёрку по биологии и отключилась, пожелав перед этим доброй ночи. После школы Артём успел кое-как сделать задание по геометрии и написать пару упражнений по русскому, поэтому жутко гордился собой, планируя завтра рассказать об этом героическом поступке Игорю. Непоседливые Тарасов с Дзагоевым предлагали погулять, но Дзюба сослался на лёгкую простуду и не пошёл, хотя раньше дома не задерживался больше, чем на пару часов. Уже по привычке включив телевизор, форвард развалился на кровати и завис в чате с Кокориным, слушая, как в ток-шоу дерётся какая-то семейная пара. Не без стыда попросив номер Тёмы у Смолова, который даже не удосужился поинтересоваться причинами этой просьбы, Акинфеев долго ходил вокруг да около, не решаясь нажать на кнопку вызова. Парень вдоль и поперёк измерил комнату шагами, поправлял фотографии, висевшие на стене, периодически выглядывал в окно и считал фонари, в общем, делал всё, лишь бы отвлечься от запланированного звонка. Ему было страшно впервые звонить Артёму, которого сам же успешно отшивал на протяжении нескольких последних уроков. И одному, и второму до дрожи хотелось нарушить затянутое молчание, но форварду сделать это не позволяла гордость, упрекавшая его в излишней мягкости и покорности с Акинфеевым. А Игорь попросту боялся, что Тёма, услышав его голос в трубке, тут же сбросит вызов. Дзюба, не ожидавший, что ему кто-то позвонит в такой поздний час, несколько секунд пялился на экран, пытаясь угадать, кому принадлежит неизвестный номер. Наконец, приняв вызов, он гаркнул хриплое «Да?» и сдвинул брови, напустив на себя серьёзность, которую собеседник, конечно, при всём желании не смог бы увидеть. - Артём, не бери меня завтра в команду. – без приветствий и лирических отступлений, сплошным текстом выдал Игорь, не подарив форварду возможности даже мысленно порадоваться приятному звонку. - Игорь? – приняв сидячее положение на кровати, спросил Артём, осмыслявший сказанную вратарём глупость. С чем была связана такая перемена? Ну, подулись друг на друга непонятно из-за чего, что ж теперь совсем не общаться? Выстроивший этот хрустальный замок дружбы своими порезанными руками, Дзюба вздохнул рвано и разлохматил волосы, он опешил от заявления Акинфеева. Только всё начало налаживаться, что на него вообще могло найти – было загадкой. Артём тут же зарёкся не позволить вратарю разрушить то, что было создано с таким трудом. - Да. Не бери, понял? – еще раз, но уже увереннее произнёс Игорь и остановился напротив тёмного окна. С шестого этажа было видно сквер, пестривший жёлтыми огоньками, и торгово-развлекательный центр, где и днём, и ночью толпы людей скупали ненужные вещи. - С какого хера? – перейдя на рычание, Артём в злости откинул чехол смартфона в сторону. - Я за Смолова буду играть. – мама Акинфеева уже полчаса как спала в соседней комнате, вымотавшись на работе, поэтому даже если бы форвард начал орать, а вратарь был уверен, что начнёт, Игорь не смог бы ответить ему тем же. - Ты из-за драки что ли? Я Заболотного этого вообще нахуй сломаю, понял?! - Нет. Я из-за тебя. – шёпотом ответил парень и зажал глаза пальцами. Дзюба был уверен, что Акинфеев не хочет играть с ним в одной команде исключительно из-за его неадекватного поведения. В действительности же предположение форварда было более, чем примитивным, вратарь затеял этот разговор с другой целью. Удивительно, но перейти в другую команду парень собирался только лишь для блага Артёма. - Объясни. – выпустив воздух сквозь зубы, ровным ледяным тоном попросил Тёма, боясь, что вот-вот просто взорвётся от возмущения. - Лунёв будет в воротах стоять насмерть, как обычно. – начал Игорёк издалека. – А я... пропустить могу, когда ты бить будешь. – Акинфеев думал об этом весь день, готовился к разговору, хотел еще днём, до объявления радиомолчания, обсудить эту стратегию с Артёмом, но тот не давал возможности сделать это, хаотично перескакивая с темы на тему. Вратарь прекрасно понимал, что такими вещами промышлять нельзя, сделки с совестью вообще были штукой не из приятных, но его успокаивало только одно – играть в поддавки он собирался не из подлости или скрытого эгоистичного умысла, а ради Дзюбы, у которого были серьёзные проблемы с доверием тренера. – Саламыч и так орёт на тебя постоянно. Тебе вчерашнего мало? - Пиздец. – после некоторого молчания брякнул Тёма, выдыхая, и фыркнул весело. – Ну ты и придумал! Нет. Ты будешь со мной. – прозвучало слишком резко и неожиданно, поэтому округливший глаза Игорь, замер, ухватившись за белый пластик подоконника. – В моей команде, я имею в виду. А с воротами Луньки я сам разберусь, Игорёк, ты лучше про наши ворота думай. - Как хочешь. – вернув голосу безразличный тон, ответил Акинфеев, но тут же строго добавил: – Попробуй только вылететь из команды, Артём. До завтра. – вратарь сбросил вызов так быстро, что окончание последней фразы затерялось где-то в телефонной линии. Осев на пол, Игорь схватился за больную голову и принялся массировать виски. Соседский пёс, что жил сверху, продолжал носиться по квартире, периодически на что-то натыкаясь. Никого уже не смущал привычный грохот, разносившийся по всей квартире Акинфеевых. Вытянув ноги, вратарь старался не думать о мотивах, толкнувших его на этот поступок. - Ты от меня так легко не избавишься, принцесса. – себе самому сказал Тёма и отложил смартфон на кровать.