Над каштановым побегом В переплетах Мураками Я люблю тебя огромным небом Я хочу любить тебя руками
Артём очень хорошо понимал, что стать вторым Роналду или Марадоной ему точно не светит, скорости не хватало, да и идеальной техники с таким ростом, как у Дзюбы, достичь было сложно. Но и в его телосложении были определённые преимущества, кто, кроме него, мог одним пробегом сбить троих защитников? Да никто. И форвард этим даже немножко гордился, но сбитых поднимал, извиняясь, вежливость еще никто не отменял. На тренировку Тёма пошёл в одиночестве. Отказавшись от компании одноклассников и вывернувшись из Сашиных объятий, он бросил короткий взгляд на серьёзного Акинфеева и ушёл в противоположную от парней сторону. Несмотря на два дня, которые были предоставлены ему для размышлений о собственном поведении, прямо перед тренировкой парень понял, что не знает, как себя вести. Он и дома, и в школе возвращался мыслями к тому жёсткому разговору с тренером и искал подсказку в словах недовольного Черчесова. Тогда все эти мотивационные штуки, которые Тёма слышал миллион раз, не произвели на него никакого впечатления, даже показались идиотскими и ничего толком не значащими. Вообще, когда твоё отвратительное поведение разбирают по кирпичикам и заставляют краснеть, любая мотивация забьётся в дальний уголок души, накроется клетчатым пледом и зарыдает. Сейчас же, спустя некоторое время, Артём охотно вспоминал речь тренера, выискивая в ней ключи от сложной задачи с названием «Как не вылететь из команды». В результате долгих мыслительных родов Тёма понял, что Черчесов в своём почти часовом монологе дал простую, но очень важную подсказку форварду, когда, тяжело вздохнув, спокойно произнёс: «Ты просто не понимаешь, сколько пользы можешь принести своей команде, если найдёшь себя. Зачем ты бежишь за Головиным? Ты не видишь, какая у него скорость? «Ловить» его – дело Кузяева, а твоё дело – мячи выигрывать у ворот и забивать! Ты – центрфорвард, на тебе вся игра держаться должна. А ты, как дурак какой-то, сломя голову…», – дальнейшее развитие мысли тренера Тёма посчитал бесполезным и прервал голос Станислава Саламовича в своей голове. Вчера, после разговора с Игорем, Артём в некотором смятении оказался наедине с тревожными мыслями. Он словно стоял перед самим собой, только хорошим, и оправдывался. «Почему ты собираешься провалить завтрашнюю игру? Я хочу играть, я рвусь, работаю, а ты только дерёшься и гавкаешься с Черчесовым», – говорил «хороший» Тёма, «плохому» нечего было ответить. Ему было совершенно непонятно, почему ребята из команды за него так волнуются, Игорь вот, даже план спасения выдумал, сам подставиться решил ради него, да и тренер давал шанс за шансом в попытке вытянуть талант Дзюбы наружу. Артём бы назвал их наивными дураками, верящими в добрые сказки, так как думал, что изменить свою скотскую натуру не сможет даже при апокалипсисе, но, с другой стороны, не могли же все вокруг быть такими невидящими истины идиотами. Размышляя о своих ошибках и отличиях от других парней, Тёма не к месту вспомнил, как на десятилетие отец взял его с собой на работу и провёл ему небольшую экскурсию по аэропорту. Мужчина показывал самолёты, рассказывал о них в подробностях, желая заинтересовать сынишку и зародить в нём мечту о покорении неба. Но в душу маленькому Тёме запали не пассажирские боинги и не серые вертолёты, уединившиеся в самом углу полосы, мальчика покорил только один стальной гигант – Ан-124, названный «Русланом». Он был больше других и казался таким неповоротливым, что у мальчика даже возникли сомнения в способности самолёта подниматься в воздух. «Наверное, в него много людей поместится», – с детским восторгом сказал Артём, держась за крепкую руку отца. «Не все самолёты возят людей, сын. «Руслан» занимается транспортировкой грузов, это очень полезный самолёт», – мужчина махнул знакомому пилоту и добавил: «У всех своё предназначение, Артём. Пошли, у меня рейс вечером». Покрутив немного в уме слова отца и тренера, Дзюба улыбнулся радостно, до него наконец-то дошло – для достижения успеха не обязательно быть таким, как все, лезть из кожи вон в попытках уничтожить собственную индивидуальность в угоду стереотипам и равняться на тех, похожим на кого стать никогда не удастся. Чтобы мечты исполнялись, нужно просто оставаться собой, совершенствовать то, что есть, и не гнаться за чужим. После этой ключевой, по мнению форварда, мысли, он твёрдо решил на грядущей тренировке превратить свои недостатки в достоинства и заставить их работать во благо, а там будь что будет. На поле Дзюба вышел практически другим человеком – серьёзный, уверенный в своих силах и невозмутимый – Артём набрал в команду тех же ребят, что и на прошлой тренировке, и объяснил им, как нужно изменить позиции, чтобы эффективность игры повысилась. Парни слушали с особым воодушевлением, потому что капитан, говоря о предстоящем матче, выливал тонны позитивной энергии на них, поэтому даже у Черышева, который терпеть не мог Дзюбу, загорелись глаза. Хлопнув по плечу Игоря, Артём пошёл на свою позицию, всё должно было получиться, он верил в это. Для команды Смолова игра не задалась с первых минут, после удачного навеса Черышева Дзюба ловко махнул головой и забил первый гол. Судя по выражению лица форварда, он и сам не ожидал такого стремительного развития событий. Денис же впервые улыбнулся ему своей чеширской улыбкой и пожал руку. Второй гол не заставил себя ждать, он случился так же внезапно, как и первый. Артём обошёл Ерохина и неуклюже влепил мяч в нижний левый угол. Пока Федя орал на своих защитников, Дзюба обнимался с Далером и, зажав его голову под мышкой, трепал волосы парня. Акинфеев всю игру простоял в воротах, скучая, даже подумав в какой-то момент, что можно и вовсе уйти оттуда или пойти помочь нападающим забить еще один мяч в ворота соперника. Как и обещал, Тёма вплотную занялся чужой штрафной, измотав защиту до такой степени, что к концу игры они уже еле волочили ноги. Посматривая иногда на тренера, Артём видел, как тот хмурился со сложенными на груди руками. Успокоить себя Тёма мог только тем, что даже при том, что этот матч грозил стать последним в составе команды Черчесова, Дзюба провёл его более, чем просто хорошо. Форвард поймал себя на мысли, что получает настоящий кайф от игры, несмотря даже на строгость Станислава Саламовича и недовольные выкрики Фёдора, пытавшегося остановить Дзюбу нарушениями. - Люблю тебя, моя хрюшечка! – Артём, вне себя от победы, налетел на друга и весело чмокнул его в лоб. В крови бурлил адреналин, и, если бы не взгляд потрошителя, который изобразил Смолов, Тёма бы, наверное, подбросил Сашку в воздух, благо силы в нём было предостаточно. За своей радостью Дзюба не заметил, как Игорь, сделавший пару шагов ему на встречу, после этой картины поспешно опустил глаза и уселся на газон у ворот, принявшись зачем-то подтягивать сползшие гетры. Трещавшие над ухом Марио с Денисом отправились в раздевалку, Далер отмахивался от прилипчивого Андрея, который пытался грязной перчаткой убрать с лица Кузяева травинку, Миранчуки, пасуя мяч друг другу, шли к выходу. Только Игорь сидел на холодной траве и усердно делал вид, что совсем не обижен на равнодушного Дзюбу. Простуда могла нагрянуть прямо перед каникулами, но парня это не смущало, потому что планов на свободную осеннюю неделю у него всё равно не было. Артём, внимания которого так ждал вратарь, продолжал переговариваться с друзьями, поэтому, поднявшись на ноги, Акинфеев, как самый ответственный, начал собирать полуразодранные мячики, оставшиеся в воротах. - Артём, мы за разные команды играли, иди своих целуй, дурак. – двинув кулаком по плечу форварда, Сашка спрятался за Федю, продолжавшего ментально душить Артёма. - Я своих уже всех поцеловал, одни вы остались. – потянувшись ко второму капитану, форвард, встреченный ехидным вопросом Смолова, осёкся. - Даже Игоря? – Тёма после этого сразу потух, нервно сглотнул и отступил назад, натянув глуповатую улыбку на лицо. - Нет, я.. он.. ушёл куда-то, ёпт. – взять себя в руки получалось плохо. Дзюба, заметно занервничал, начал дёргать пальцы, пытаясь вызвать характерный хруст в суставах. Остальных лапать и чмокать было так просто, как и разговаривать с ними, а вратарь занимал в его сердце отдельную комнатку, с ним так, как со всеми, обращаться не хотелось. И вообще, всё, что касалось Акинфеева, для Артёма было слишком личным, поэтому выставлять это на обозрение ребятам не хотелось. Расстроенный поведением друга Игорь принял игнор Дзюбы на свой счёт и запустил процесс самокопания. Хоть Тёма и был довольно напряжённым в школе, но смотрел с тем же обожанием и прикасался так же осторожно, будто боясь своими неуклюжими руками наставить отпечатков на руках вратаря. Да и сам Игорь уже не шарахался в стороны, услужливо подставляясь под прикосновения непривычно бесшумного форварда и пытаясь теми же методами показать ему свою расположенность. Что произошло с Тёмой после тренировки – одному ему было известно. - Ага, он до последнего стоял у ворот, перчатки никак стянуть не мог. – из-за спины Феди подал голос Саша и высунулся наполовину. - Минут пятнадцать. – кивнув, фыркнул Смолов с осуждением. - Ждал, наверное, когда ты еще и Черчесова для полного комплекта поцелуешь и подойдёшь уже к нему. – Кокорин окончательно выполз из укрытия и ухватился за локоть Феди. – Иди и помоги ему мячики собрать. – Саша даже подтолкнул друга, но сразу же отпрыгнул, увидев, как яростно выдохнул форвард. - Вы чё, сговорились, блять? – от смущения он не знал, куда деться. Хоть Тёма и понимал, что ребята уже догадались об их неопределённых отношениях с Игорем, но вытерпеть советы и насмешки с достоинством парень не смог. Прижатый к стене правдой, словно многотонным прессом, он бросился в агрессию и сразу выпустил острые иголки, единым махом прервав шутливо-серьёзный разговор. Артём пошёл к выходу со стадиона, сплюнув со злостью и махнув рукой в сторону этой приторной парочки. До двери оставалось несколько шагов, когда Станислав Саламович окликнул Дзюбу, попросив задержаться. Сидя на скамейке, форвард чувствовал себя настолько взвинченным, что мог прямо сейчас проломить кулаком бетонную стену и даже боли не почувствовать. Мало того, что Сашка с Федей прошлись по его личному, так еще и Черчесов интригующе молчал, следя за расходившимися парнями. У самой кромки газона остановились Смолов с Кокориным, чуть поодаль встал Акинфеев, так и не решившись уйти в раздевалку без оглашения участи форварда тренером. Станислав Саламович жестом поднял Тёму. Мужчина по-отечески взял парня под руку и, понизив тон, заговорил. - Молодец. Можешь же, когда хочешь. Ты на меня не злись. – Дзюба хотел было возмутиться, но был остановлен. – Вижу, вижу, что злишься. Но ведь с тобой только так, по-другому нельзя, понимаешь?! Бычишься, орёшь, драки устраиваешь. Разве это футбол? А сегодня, сам посмотри, как играл. Понравилось ведь? – Артём, понявший, что критики не будет, разулыбался, опустив счастливые глаза. Его так редко хвалили, что он уже и забыл, каково это, когда тобой гордятся. Черчесов, увидев, как парень успокоился и даже расслабился немного, развернул его в другую сторону. – Пошли, познакомлю тебя кое с кем. – метрах в двадцати от них стоял невысокий солидно одетый мужчина, в костюме явно не за двадцать и даже не за пятьдесят тысяч. Вглядевшись в лицо незнакомца, Тёма непроизвольно остановился и замер без дыхания, по разгорячённой после тренировки коже пробежал такой колючий холодок, что даже на загривке волосы встали дыбом. На него со сдержанной улыбкой смотрел тренер дубля питерского «Зенита» – Константин Зырянов. – Идём-идём, что ты встал-то. – подталкивая его в спину, проговорил Черчесов с улыбкой. Артём вдруг всё понял, и ему стало еще страшнее. - Здравствуй, Артём! – мужчина по-деловому протянул руку Дзюбе. Тёма вдруг вспомнил, что после многочисленных падений и валяний на газоне не успел вымыть руки, поэтому поспешно потёр ладонь о шорты и ответил на рукопожатие. - Здравствуйте. – рядом с Зыряновым Артём чувствовал себя неловко, весь его запал мигом пропал, сменившись липким волнением и элементарным страхом перед неизвестностью. Думать о хорошем было рано, но само появление именитого тренера на стадионе говорило о будущих переменах в жизни форварда. - Я – Константин Георгиевич Зырянов, тренер «Зенита-2». – представившись, мужчина кивнул и улыбнулся, глядя на бледного двухметрового мальчишку, проглотившего язык. - Угу. – тихо согласился Тёма, переступив с ноги на ногу. - О! Впервые вижу, чтобы Дзюба не знал, что сказать! Константин Георгич, напугал ты мне парня! – Черчесов хлопнул форварда по спине, тот дёрнулся и выпрямился, став еще выше. - Да ладно вам, Станислав Саламыч, это он от неожиданности, да, Артём? - Ага. – тренеры дружно рассмеялись, увидев смятение ничего не понимающего парня. - Ладно, давайте ближе к делу. – вкрадчиво начал Зырянов, прищурившись. – Посмотрел я вашу игру сегодня, на тебя посмотрел, тренера послушал. Теперь хочу пригласить тебя на смотр в нашу команду. Ничего не обещаю, талантливых ребят много, сам понимаешь, конкуренция, но попытать удачу стоит, думаю. – Дзюба слышал его речь будто бы сквозь толщу воды. Словно не его сейчас приглашали в Петербург и не к нему обращался один из лучших российских игроков своего времени, словно всё это было сном, где развевались голубые флаги на фоне серого неба северной столицы. – Нам нужен высокий форвард, сильный, чтобы за мяч у ворот боролся и, желательно, чтобы борьбу эту выигрывал. Ты, в принципе, подходишь и по комплекции, и по личностным характеристикам, Станислав Саламович сказал мне, что ты очень способный парень и стараешься, над ошибками работаешь. Я и сам видел, как ты сегодня играешь, и сделал определённые выводы. - Это он еще плохо старался сегодня, бывало и лучше играл. – вставив свои пять копеек, Черчесов погладил воспитанника по плечу. У Артёма в голове взрывались ядерные бомбы. В какой-то момент он совсем перестал соображать. Мечта исполнялась в режиме реального времени, а он жутко тормозил, потеряв смысл сказанных мужчинами слов. Станислав Саламович смотрел на него с такой трогательной отеческой гордостью, что Дзюба мог бы позорно расплакаться от одного его взгляда. После многочисленных ударов судьбы, проблем в семье и критики, одобрение для Тёмы было на вес золота. Ведь, как оказалось, несмотря на все стычки, упрёки, замечания и скандалы, тренер верил в него, бился с ним и довёл-таки до «Зенита». - Не сомневаюсь, потенциал у него огромный, сразу видно. Ну так, что, Артём? Ты-то что думаешь? - Я в шоке, если честно. – Дзюба лишь развел руками и улыбнулся смущённо. - Только, знаешь, надо будет с родителями приехать или с кем-то из взрослых, ты же несовершеннолетний еще, да? – как у людей на смертном одре проносится перед глазами вся жизнь, так и у Артёма после этих слов Константина Георгиевича в воображении возникли образы родителей, а по ушам ударили их перебивающие друг друга голоса, которые наперебой твердили, что династию лётчиков прерывать нельзя, а футбол – детская шалость, и пора бы уже оставить её в прошлом, повзрослев наконец. Родители никогда не верили в возможность парня стать хорошим футболистом, отец, когда Тёма был в шестом классе, разрезал футбольный мяч на глазах у сына в качестве наказания за прогул школы из-за соревнований. И, вот, теперь родители сами того не осознавая ломали жизнь сыну. Форвард точно знал, что ни мать, ни отец ни за что на свете не поедут с ним в Санкт-Петербург, даже если у них в это время будет выходной. - Значит, я не еду. – отстраненно сказал Артём и поджал задрожавшие губы. - Почему? - Хватит горячку пороть, Дзюба! – грянул Станислав Саламович, ошалев и вытаращив глаза от возмущения. Он схватил парня за предплечье и сжал несильно, как бы говоря, что такого шанса больше может и не быть и вот конкретно сейчас дурить крайне не рекомендуется. - У меня родители дома бывают раз в неделю, они в Аэрофлоте работают. С кем я поеду… - Ну, может быть, тёти, дяди, бабушки или дедушки смогут? – участливо поинтересовался Зырянов, обращая свой взгляд на тренера, который задумчиво поджал усы к носу. - Вряд ли. – Артём поник головой. Одинокий брошенный ребёнок стоял там на поле, а не одиннадцатиклассник, не хулиган и не душа компании. Мальчишка. Потерявшийся под большим куполом жизни, рано оставшийся без поддержки и любви. На лице у Тёмы не осталось ни кровинки, бледный, как полотно, он смотрел перед собой и видел голубые флаги, две двойки на форме и желтые бутсы с перекрёстной шнуровкой. Мечта снова перешла в сон. - Ты подумай, не отказывайся пока. Вот, возьми, – протянув листок форварду, тренер улыбнулся. Дзюба безжизненно потянулся и осторожно обхватил пальцами карточку. – Тут время, дата, адрес и номер телефона, позвонишь, если соберёшься. - Константин Георгич, а когда это мероприятие у вас? – вдруг подал голос молчаливый Станислав Саламович, почесав подбородок. - Пятого декабря. Как раз конец сезона, перед перерывом возьмём человека, чтобы к новой серии игр он был готов. - А вот если тренер, то есть я, поедет с ним? Так можно? Никто нас не выгонит? – иронично улыбнувшись, Черчесов положил руку на плечо Дзюбы и потрепал его, ободряя. - Можно, конечно, тем более, если вы поедете, то мы все только рады будем. – Константин Георгиевич развёл руками приглашающе и усмехнулся, поняв, к чему клонит тренер. - Мне как раз в Петербург надо было к сестре съездить. Ну, хорошо. Значит, договорились, да? – форвард, вымотавшийся от этих американских горок, уже потерял смысловую нить разговора и просто тихонько ждал, когда его отпустят. А там уже можно было бы кричать, прыгать от радости и пускать скупые мужские слёзы счастья. Зырянов кивнул Черчесову. – А с Артёмом мы потом переговорим про это. Всё, иди, Дзюба, вон твои сочувствующие столпились, переживают. – тренер снова потрепал парня по плечу, улыбаясь. - Спасибо большое! Рад был познакомиться, Константин Георгиевич. – уже в рукопожатии проговорил Тёма, чуть наклонившись из-за роста тренера. - Пока еще не за что, тренера благодари, это он меня пригласил на тебя посмотреть. - Станислав Саламыч! – Дзюба с жаром обнял Черчесова, разом и благодаря за этот подарок судьбы, и прося прощения за все свои выходки. На глазах у Тёмы выступила влага, пушистые ресницы немного намокли. Он стиснул зубы, чтобы не расплакаться тут, как какой-нибудь малыш в детском саду. – Спасибо. – уже шёпотом добавил парень, скрыв предательскую дрожь в голосе, и уткнулся носом в плечо спортивной кофты Станислава Саламовича. Он, как уличный пёс, готов был лизать руки приласкавшему его человеку. Хотел бы форвард сказать сейчас тренеру всё, что чувствовал, по-нормальному отблагодарить, повиниться, рассказать, как важен для него этот смотр, но слов не было и сил тоже. Поэтому Артём отложил разговор до следующей тренировки. - Вот слон, раздушишь! – смеясь, Черчесов отцепил от себя парня. – Иди-иди, не мешай взрослым разговаривать. – Дзюба еще раз посмотрел на мужчин полным благодарности взглядом и зашагал к ребятам. Троица, увидев, что Тёма идёт к ним, поспешно потянулась в раздевалку, ожидая новостей. Сашка с Федей прошли вперёд, Игорь же плёлся позади, размышляя над целесообразностью своего присутствия здесь. Ему показалось, что форвард, отстававший от него на несколько шагов, произнёс его имя. - Что? – он развернулся вполоборота и подождал Артёма. Тот, дойдя до вратаря, остановился в нерешительности и совсем уж неловко погладил его по руке. Присутствие Игоря, конечно, не могло не радовать форварда, всепрощающий Акинфеев, как ему показалось еще на поле, был очень расстроен, но не ушёл, хотя имел на это полное право. Взаимоотношения парней, подобно линейному графику, то улучшались, подскочив до крайней точки оси Y, то шли на спад, теряя высоту из-за необдуманных поступков Дзюбы. Будучи взволнованным и разбитым после разговора с тренерами, Артём всё-таки собирался сделать то, чего не позволил себе на футбольном поле. - Спасибо за игру, Игорь. А то я всем сказал, а тебе – нет. – встав друг напротив друга в тёмном подтрибунном коридоре, парни одновременно опустили глаза. Теперь, здесь, наедине, утративший прежнюю бодрость и подрастеряв азарт, Тёма уже не мог запросто подскочить к вратарю и, обхватив его двумя руками, по-дружески чмокнуть в висок, как Сашку. Любой поцелуй, пусть и самый невинный, в интимном полумраке коридора, нарушаемом только приглушёнными голосами Смолова и Кокорина, приобретал страшную разрушающе-созидательную силу и разом терял свою лёгкость. Поэтому Артём не решился на риск, просто не нашёл в себе сил сделать такой серьёзный шаг навстречу Игорю. Хотя и видел, что вратарь был бы не против восполнить упущение капитана. Он стоял перед Дзюбой с открытым сердцем, жаждущим такого же внимания, какое форвард щедро раздарил всем ребятам, бессовестно обделив Игоря, заслужившего его, пожалуй, больше, чем остальные. - И тебе спасибо. – ставшее общим смущение почти осязаемо прикасалось к коже, налипало на тонкие волоски и склеивало меж собой пальцы, которые Тёма продолжал держать на запястье Игоря. Розовые щеки нахохлившегося Акинфеева выдавали его чувства с головой. Контакт затянулся, а Артём всё еще бездумно теребил руку вратаря, поворачивая её бережно, рассматривая костяшки, пальцы, вздувшиеся на тыльной стороне ладони синие вены. Кому-то могло показаться, что Дзюба просто неуравновешенный подросток, не способный справиться со своими эмоциями и желаниями, играющий с Игорем, как кошка с мышкой. Ведь даже сам Акинфеев не мог найти обоснования для такой резкой перемены настроения капитана, хоть и пытался поставить себя на его место. Объяснение поведению Тёмы всё-таки было. Поздравив всю команду с победой, он ни в коем случае не забыл про Игорька, наоборот, постарался как можно скорее расправиться с формальностями и в самом конце остаться рядом с вратарём, чтобы вместе пойти в раздевалку, а потом и по домам. Дзюба слишком любил сладкое, но всегда оставлял его напоследок. - Чё вы там застряли? Дзю! Рассказывай! – из небольшой комнатки выкрикнул Сашка, рассеяв свой голос по всему притихшему помещению. Отцепившись от Игоря, Артём мягко подтолкнул его к двери, прося присоединиться к ним. - Долго же вы ходите. – Федя сидел на скамейке в одних шортах, Кокорин с мокрой головой бродил из стороны в сторону. - Чё это за мужик был? – прямо в лоб спросил Саша, подлетая к другу. - Зырянов. - Кто? Тренер зенитовский? Пиздишь, Дзюба! – парень впился пальцами в плечи Тёмы и посмотрел ему прямо в глаза. К слову, ни Смолов, ни Кокорин в незнакомце именитого футболиста не признали, решив, что пришёл какой-то начальник Черчесова, которому тот нажаловался на Дзюбу, и собрался самолично исключить парня из команды или пожурить «в последний раз». - Клянусь тебе. Меня на смотр пригласил в «Зенит». – Артём говорил так, будто только что из космоса вернулся на родную Землю и никак не мог в это поверить. Даже весь русский мат растерял, забыв про вездесущее «ёпт». – Саламыч ему про меня чё-то напел, а он сказал, что им такой, как я, нужен. Вот, поеду в декабре. Игорь, державшийся в стороне, молча покачал головой и начал спешно переодеваться. Не зависть, нет, не она оцепила сердце вратаря железным ободом, этому мерзкому чувству поникший парень не нашёл названия, больно было везде. В порыве радости Сашка запрыгнул на спину Тёмы, а Смолов улыбнулся и сказал что-то о «судьбе» и «воле случая». - Охереть! Артём! Как я рад за тебя! А ты всё «усатый то, усатый сё, ненавидит меня»! А он, глянь, Зырянова притащил! – Дзюба выдавил вымученную улыбку, снимая с себя взбесившегося друга, и взглянул на ссутулившуюся голую спину Игоря, который даже не думал присоединяться к всеобщей радости. Несмотря на то, что Акинфеев упрямо рвался к дверям, отбиваясь от форварда, Тёма прихватил его за капюшон и втащил обратно в раздевалку, приказав подождать пять минут, чтобы выйти вместе. Утупившись взглядом в стену, Игорь думал о конце четверти и контрольных, о маме, которая должна была прийти пораньше и приготовить что-нибудь вкусное, и о неминуемо приближающемся декабре. Маячивший перед вратарём в одном полотенце Артём то и дело озирался на Акинфеева, безуспешно пытаясь вызвать к себе интерес. Тишь и безветрие – редкость для середины московской осени, октябрь, как правило, никто не любит из-за переменчивой погоды, срывающейся то в снег, то в дождь. Ясный вечер с легкими перьями, еще не улегшихся спать, облаков на западе, встретил парней на выходе со стадиона. Выдохнув небольшое облачко пара, Тёма сунул руки в карманы и поплёлся за каким-то чересчур отчуждённым Игорем. Движения парня были скованными, спина держалась неестественно прямо, будто вратарь перед выходом лом проглотил, а глаза смотрели вперёд в пустоту. Артём жил в другой стороне, севернее, чем Акинфеев, но по какому-то ведомому только ему импульсу потащился провожать вратаря. Поравнявшись с ускакавшим чуть дальше одноклассником, Дзюба по-детски попытался подстроить свой шаг под Игоря, чтобы идти в ногу, но ничего не получилось – Акинфеев намеренно то урезал шаги, то шагал шире, чем двухметровый форвард. Радость за друга, которая должна была появиться у вратаря, так и не пришла. Игорь и сам думал о том, что должен бы, по идее, радоваться, ведь Господь его услышал и смилостивился, не переводя Дзюбу в другую школу, а сразу переселяя в другой город. Но душевная пустота высосала из парня все чувства, сил не осталось даже на искусственную улыбку. Впору было начинать проклинать судьбу, которая жестоко издевалась над Игорем. Несколько месяцев назад, когда он молил всех существующих и несуществующих богов отправить Дзюбу куда-нибудь на Сахалин или еще дальше, Артём продолжал портить Акинфееву жизнь. Теперь же, когда их отношения только-только начали налаживаться, Тёма, занявший важное место в жизни Игоря и ставший необходимо близким, собирался свалить в Санкт-Петербург и строить там новую жизнь. Побегом после новости об отъезде Артёма Акинфеев хотел дать себе возможность в спокойной обстановке уютной комнаты переварить услышанное, обдумать всё и придумать какой-нибудь выход из ситуации. Остановивший его Дзюба поломал схему запланированных действий, поэтому Игорь и молчал в дороге, чтобы не сорваться и не спросить что-нибудь эгоистично-ядовитое. Ему отчего-то начало казаться, что этот совместный вечер у них последний, и они больше никогда не увидятся, хотя обоснований таким выводам совсем не было. Да и форвард, державшийся рядом, явно не собирался в ближайший месяц никуда пропадать. Но паника внутри грудной клетки Игоря с каждой минутой становилась всё сильнее, от волнения он постоянно дёргал молнию на кармане до тех пор, пока она не зажевала в себя кусок ткани. Дзюба настолько обалдел от предложения Зырянова, что мозг, не веря в происходящее, задвинул это происшествие в раздел «пранки» и старался не доставать его оттуда, по крайней мере, пока не доберётся до дома. Замороженный Акинфеев, шедший рядом, по его мнению, всегда был чересчур замкнутым и молчаливым, поэтому поводов для беспокойства толстокожий Артём не увидел, полагая, что одноклассник просто снова завис в мыслях об учёбе и теперь решал какой-нибудь сложный логарифм. Деревья, нависшие над дорожкой, вкупе с опустившимися сумерками создавали относительную темноту, она выгодно скрывала страдальческое выражение лица Игоря. В лужах под ногами похрустывал свежий лёд, образовавшийся из-за внезапного вечернего морозца. Где-то на окраине города небо было окрашено в ярко-розовый, лишь белые самолётные линии нарушали чистоту полотна. Форварда надо было бы поддержать, похвалить, хотя бы изобразить заинтересованность на лице, как сделал Смолов, но Игорь не делал ничего из перечисленного. Единственным чувством, которое мучило Акинфеева в тот момент, было отчаяние. Оно напирало со всех сторон сразу и не позволяло ободрить Дзюбу, посмотреть на него открыто, как в школе, и улыбнуться шутке про криво подстриженные усы Черчесова. Кто угодно сказал бы, что вратарь в эти минуты молчания тупо давился завистью, потому что сам хотел оказаться на месте Артёма. Но Игорь даже не думал об этом, ему и задаром не нужен был Зенит вместе с Зыряновым, Аршавиным и прочими «звездными» футболистами. Только бы его Тёму никто не забирал. Парень испытывал лютый страх от одной мысли об отъезде друга. Он эгоистично боялся, зная, что потеряет форварда и вновь останется в одиночестве. Сильная сторона Акинфеева заставляла его успокоиться и забить на это дело, не продолжать общение с Артёмом, чтобы не привязаться еще сильнее, вернуть уже себя прежнего и избавиться от мыслей о пронизывающих насквозь глазах Тёмы. Но другая его часть тяжело вздыхала, сокрушаясь, что будет скучать по Дзюбе. Мнительному Игорю даже стало немного обидно, что парень, шагавший рядом, сохранял такое непробиваемое спокойствие, будто ничего и не случилось. Тёма же, разморённый после горячего душа, зевал во весь рот, сладко прикрывая глаза. Надеяться на успех он не смел, какой там, даже если его возьмут в Зенит, мать с отцом точно не одобрят этот путь сына. В лучшем случае прочитают нотации, в худшем – начнут водить в школу под конвоем, опасаясь побега. Поездка в Питер, несомненно, была уникальным шансом, чтобы исправить свою жизнь, воплотить мечты в реальность, но Артём особо не обольщался, понимая, что, если родители запротестуют – учиться ему в лётной академии и смотреть футбол по телевизору. А они, по его мнению, просто не могли не протестовать. «Пофигу ему всё. Доволен, наверное, что уедет», – подумал Игорь с досадой, напоминая себе, что не имеет никаких прав на распоряжение чужой жизнью, а уж на эти ревнивые претензии – тем более. «В магазин бы зайти, дома вообще жрать нечего», – оглядываясь по сторонам, Дзюба искал супермаркет. Сохраняя навязчивую тишину, они дошли до магазина, Дзюба вполне ожидаемо предложил Игорю зайти вместе с ним, но тот предпочёл остаться на улице, чтобы не соблазниться чем-нибудь вкусненьким на ночь глядя. Пока Тёма искал в рюкзаке кошелёк, чтобы не возиться с ним в магазине, к нему подошёл курносый мальчишка лет двенадцати в длинном балахоне и шапке набекрень. У деревьев, метрах в десяти от супермаркета, стояли еще двое парней, примерно того же возраста, что и подошедший. Акинфеев окинул незнакомца взглядом, с чего-то решив, что тот сейчас начнёт просить денег на метро или автобус. - Пацаны, купите сигарет по-братски. – приняв школьников за совершеннолетних, с напускной дерзостью попросил мальчик. У копавшегося в книгах, перемешанных с тетрадками и рваными клетчатыми листами, Дзюбы глаза стали размером с блюдца. Резко развернувшись к пацану, он посмотрел на него таким страшным взглядом, что даже Игорь остолбенел. - А ну пошёл на хуй отсюда, щенок, я сейчас дам тебе прикурить, блять! – потупившись, мальчишка отступил на шаг назад и ринулся к своим сообщникам, не оглядываясь. – Спортом занимайся лучше! Сигареты ему! Не, ну ты видел? – форвард понизил тон, ища поддержки у одноклассника. Артёма всегда раздражали курящие малолетки, особенно, такие наглые, возомнившие себя взрослыми в двенадцать лет. Впервые за вечер Акинфеев грустно улыбнулся, взглянув на возмущённого Дзюбу. «Воспитатель от бога», – подумал он и потёр ладони от холода. Заметив этот жест, Тёма подцепил вратаря под локоть и насильно утащил в магазин, потому что смотреть на посиневшие сжатые пальцы уже просто не было сил. К концу шоппинга у Игоря начал нервно дёргаться глаз. Ему было страшно даже представить, что из купленного набора продуктов можно приготовить. Нахватав овощей, фруктов, коробок с разнообразными полуфабрикатами и несколько пачек пельменей, Артём, как вишенку на торт, положил в корзину упаковку свежей малины. Сколько бы Акинфеев не пытался возмущаться по поводу «ядовитости» готовых котлет и чебуреков, на Тёму здравые аргументы не действовали. Диалог прекратился после его фразы: «А кто мне будет готовить, ёпт? Ты что ли? Я сам не умею». Игорь промолчал, дав тем самым «добро» на покупку всего найденного на полках, хотя мог побороться за здоровье форварда, пообещать ему что-нибудь вкусное на ужин. Но хвастаться своими кулинарными способностями парень не стал, боясь быть высмеянным и осужденным. Совместный поход за едой немного разрядил напряженную атмосферу, сбив печальные мысли с Игоря и «оживив» впавшего в анабиоз Тёму. - Под каким номером будешь в «Зените» играть? – постаравшись выглядеть как можно беззаботнее, уже на улице поинтересовался Акинфеев. Получилось не убедительно, а злобно, чересчур резко и неожиданно. Артём даже остановился, чтобы взглянуть на лицо друга и убедиться в неверности своих предположений. У Игоря грустили только глаза, равнодушная маска же держалась как и всегда, в молчаливой сосредоточенности и гордости. Форвард тащил два огромных пакета, набитых едой, и никак не поддавался неоднократно прозвучавшим от Игоря предложениям помочь. - Да чё ты, как Кокорин? Меня не взяли еще. Да и не возьмут, ёпт. Посмотри на меня, Игорёк. Я сегодня играл, как в последний раз, поэтому и заметили. Саламыч еще хитрый, наговорил мне херни, а сам… – вздохнув, Артём удобнее перехватил ручки пакетов и замолчал, задумавшись. – Ты бы пошёл вратарём в «Зенит», если бы пригласили? – округлив глаза от вопроса друга, Игорь чуть не рассмеялся. Тёма был в своём репертуаре, сам еще смотр не прошёл, но уже думал о том, как подтянуть туда друзей. Сложно сказать, почему Дзюба так ратовал за Игоря, то ли не хотел один ехать в Питер, то ли, что вероятнее, боялся потерять Акинфеева навсегда, поэтому и мечтал о совместном будущем в «Зените». Только вот вратарь, оценивший благородство друга по достоинству, не собирался даже в порядке бреда поддерживать идею о сине-бело-голубых. - Нет. Артём, дай мне один пакет. – настойчиво попросил он и дёрнул одноклассника за рукав куртки. Тёма на это только улыбнулся и вильнул плечом, отгоняя руку Игоря. - Почему? – споткнувшись о камень, Артём чуть не подвернул ногу. Акинфеев вновь потянулся к нему, безмолвно предлагая помощь. - Я за ЦСКА болею. - Какая разница? Главное же хоть куда-нибудь влезть, а там перекупят тебя, если понравишься. – казалось, Тёма искренне возмущен размышлениями Акинфеева. Лишиться единственного шанса выкарабкаться из серой реальности ради верности клубу, по мнению форварда, было наиглупейшей идеей. - Нет, Артём, это не моя история. – улыбнувшись своей тихой улыбкой, Игорь облизнул губы и покусился на белый пакет, что был зажат в правой руке Артёма. Дзюбе начинала нравиться эта игра, поэтому он весело поддразнивал вратаря высунутым кончиком языка. - Хера се ты верный, прям лебедь. – протянул Тёма, присвистнув, а Игорь, не сдержавшись, всё же расхохотался самым чистым и искренним смехом, забывая на минуту о скором горьком прощании. Дворы в районе почти ничем не отличались, стандартные детские площадки, лавочки для молодых мамаш и бабуль, пара тополей у подъезда и выцветшие клумбы, наполненные умершими от холода цветами. Парни остановились, Артём шумно сгрузил пакеты на лавку и размял затёкшие руки, что, конечно, не скрылось от укоризненного взгляда Акинфеева. Форвард сцепил пальцы за спиной и уставился на Игоря, рассматривая. От такого прожигающего взгляда вратарь потупился и заёрзал на месте, то оправляя куртку, то натягивая шарф на подбородок. Во дворе стояла та же тишина, что и возле стадиона. Она словно шла с ребятами до самого подъезда Акинфеева, оберегая от прохожих, разрешая им в толпе побыть наедине. Игорь слышал, как рвано дышит форвард, явно думая о чём-то тяжелом и мучительном. Тёма, в свою очередь, поняв, что пауза затянулась, воспользовался любимым приёмом и беспечно заговорил. Парень окунул Игоря в истории о репетиторстве Смолова, в подробностях описывая, как Федя злится, когда кто-то из ребят не может справиться с задачей, и ломает карандаши чуть ли не взглядом, он рассказывал, как чета Смоловых суетливо носится по дому, теряя друг друга в трехкомнатной квартире. Забыв и о «Зените», и о предстоящем разговоре с родителями, Дзюба ни на что особо не надеялся, выдавая шутки пулемётной очередью, а просто хотел, чтобы Игорь чаще улыбался и не был таким букой, как на уроках. От непрекращающегося смеха у Акинфеева заболели скулы и заслезились глаза. Вот так наедине смотря на форварда, следя за его жестами и словами, он понимал, что Тёма с каждым днём нравится всё сильнее. Он был смешным и грустным, открытым и серьёзным, добрым и жестким одновременно. Магнетизм, исходящий от Артёма, не сравним был ни с чем, настойчивое желание находиться с ним рядом уже который день не давало покоя вратарю. Выворачивая перед Игорем душу нараспашку, Тёма заполнял собой всю жизнь вратаря, проникал в глаза, уши, даже в нос, оставляя после себя сладкий запах парфюма, больше похожий на сладкую вату, чем на цветок кактуса, о котором Дзюба рассказывал Кокорину. Энергия, источаемая Артёмом, захлёстывала, топила даже, но Акинфеев не пытался спастись, продолжая тонуть, слушая его порой бессвязные байки, любуясь подвижной мимикой мужественного парня с глазами ребёнка. Тактильный Тёма терпеть не мог, когда люди отводят взгляд, поэтому периодически хватался за предплечье Игоря, возвращая к зрительному контакту, и, странным образом оказываясь ближе, чем до этого момента, доводя начатую мысль до финала. - Тём. – позвал неосознанно Акинфеев и захлопнул рот, надеясь, что увлечённый историей о драке с Мамаевым Артём не услышал этого обращения. «Нахватался от Кокорина! Ну, как еще его назовёшь? Любимым? Или "зайкой"?» – парень принялся мысленно ругать себя за недопустимую вольность. - Что? – шмыгнув носом, весело переспросил форвард, обрадованный сокращению своего имени. От Игоря особенно приятно было слышать ласковое «Тём», на душе сразу становилось теплее, стеклянный мороз отступал. - Пойдём ко мне, чаю попьём? – смущенно предложил вратарь, но взгляда от лица Артёма не отвёл, хотел увидеть реакцию друга. На улице было холодно, а если учесть, что за небольшой прогулкой следовало еще и часовое стояние перед подъездом вратаря, то не удивительно, что мерзлявый мальчишка изрядно продрог. Горячий от природы Дзюба, увлёкшись своими шутками, будто бы не замечал этого. Предложение Акинфеева так поразило его, что парень от удивления запустил брови на лоб и даже ушами пошевелил под шапкой. Пару раз по-рыбьи хлопнув пухлыми губами, он отрицательно мотнул головой и почесал затылок виновато. Не стоит и говорить, что Тёма, конечно, был польщён, внутри себя он орал от радости, но всё же решил отказаться от заманчивого приглашения. Как можно было прийти к Игорю в гости, когда ты столько лет издевался над ним? А как смотреть в глаза его матери, которая не раз и не два заливала раны и ссадины сына перекисью водорода? Дзюба вновь ощутил себя моральным уродом. - Нет, Игорь, я домой пойду. Ты, наверное, замёрз тут из-за меня, ёпт. Пока. Всё. Пойду. – парень засуетился рядом с пакетами, пытаясь поудобнее взяться, чтобы ручки не растирали ладони до боли и красноты. Акинфеев молча следил за ним, не видя причин для отказа. - Почему? Я тоже не кусаюсь, если не попросишь. – ошарашенный Артём замер, нависнув над своим добром, и не знал, как теперь повернуться к вратарю. Щеки окрасились маковым цветом, а язык окончательно завязался в морской узел, исключая возможность промямлить хоть что-нибудь. Попытавшись пошутить словами Тёмы, вратарь понял по напряженной спине форварда, что шутка не зашла и смеяться никто не собирается. Стоя за Дзюбой, Игорь ждал, когда тот посмотрит на него, чтобы немного успокоить взбеленившегося ни с того, ни с сего парня. Это волнение вообще никак не вязалось с образом бесшабашного Артёма, к тому же, от еды он никогда не отказывался, а от похода в гости тем более. Вспомнился Акинфееву и тот случай, когда Дзюба с Сашкой собирались наведаться к Лунёву без приглашения, потому что у него мать вкусно готовит оливье. - Нет, Игорёк, я домой. В другой раз, ладно? – развернувшись, наконец, к вратарю, пробубнил Дзюба и, стянув с лавки продукты, помчался без оглядки домой, даже не дождавшись ответа. Акинфеев остался в полном замешательстве, простояв немного под фонарём и проводив Артёма взглядом, парень пошёл к подъезду со странным чувством. Будто упустил что-то очень важное. Игорь поднимался по ступенькам и размышлял о произошедшем. Неясно было многое. Зачем форвард потащился с этими громоздкими мешками его провожать? Почему отказался от чая? И по какой причине так сверкнул глазами напоследок, убегая? Уже позже, сидя вечером вконтакте, Игорь получил от Черышева две фотографии, на одной Акинфеев с Артёмом стояли рядом и, судя по жестикуляции, вратарь что-то говорил, а капитан с улыбкой его слушал. На второй фотографии Дзюба, прищурившись, показывал язык Кокорину после первого тайма. Денис в красках рассказал про увлечение Марио фотографией и предложил прислать еще несколько хороших снимков, если Игорю вдруг понравились эти. Залипнув на первой фотографии, вратарь даже не сразу понял, что нужно ответить другу, который ждал, присылая всё новые и новые сообщения. Выражение лица у Тёмы на той фотке было таким спокойным и довольным, что можно было бы подумать, что Игорь ему не о футболе, а о девчонках рассказывает. «Как только Марио поймал момент, Артём же обезьянничает постоянно», – подумал Игорь с улыбкой и, сохранив редкую фотографию себе, поблагодарил Дениса за прекрасные кадры. Вторую фотографию вратарь отправил Артёму, подписав: «Так выглядит лицо победителя». Лежа с пустой головой на кровати, Дзюба смотрел в потолок, пытаясь понять, что беспокоит его сильнее – отношения с Игорем или возможный переезд в Питер. Хотя, в общем-то, это всё было одной большой проблемой, которая еще утром таковой не являлась. Маявшийся из-за произошедшего Тёма открыл диалог с Акинфеевым и вздохнул влюблённо. Вечер обещал быть приятным, сообщения от Игоря всегда радовали Артёма, наверное, он еще никогда с таким нетерпением не ждал ответа собеседника. А еще Дзюбе сильно хотелось видеть в них нечто большее, чем то, что туда на самом деле вкладывалось Акинфеевым. О загадочном побеге Игорь тактично спрашивать не стал и, переключившись на тему кино, рассказал про новую драму, которую хотел бы посмотреть на большом экране. Форвард намёк понял, начав обдумывать план приглашения вратаря в кинотеатр. Про Арину в этот вечер никто так и не вспомнил.***
В пятницу на обещанной контрольной по алгебре Смолов лично рассадил друзей так, как было нужно для повышения оценок Кокорина и Дзюбы. Фёдор, пригласив за свою парту Акинфеева, усадил позади себя Сашку, а рядом с ним Артёма, чтобы варианты двоечников совпадали с вариантами отличников. Первые двадцать минут контрольной Дзюба просто не мог отстать от Акинфеева, то и дело тыкая его в бока, щекоча шею парня линейкой и изредка поглаживая вратаря по спине. Кокорин со Смоловым делали вид, что ничего не замечают, боясь, что своей реакцией могут спугнуть Тёму и разозлить, как вчера. - Игорь, дай списать. – проведя горячими пальцами по рёбрам вратаря, Тёма сдержал губы от улыбки. Акинфеев и без напоминания бы поделился решением, не забыл бы о форварде, но Дзюба посчитал нужным в пятидесятый раз напомнить Игорю о своём существовании. - Сейчас. - Ну, Игорь. Двадцать минут осталось. – через две минуты вновь подал голос Артём, очерчивая выпирающие позвонки на спине Акинфеева. Тонкая чёрная худи мешковато висела на худощавом парне, делала его каким-то совсем уж хрупким и уязвимым. Поэтому Тёма еще раз, только теперь всей ладонью, нежно прошёлся по позвоночнику одноклассника, привлекая к себе внимание. Сидевший рядом с форвардом, Кокорин покачал головой, закатив глаза. Это томное «Игорь», произнесённое шёпотом, уже успело набить оскомину, Саша слышал его чуть ли не двухсотый раз за день, и знал точно, что услышит еще столько же, если не больше. - Дописываю. – в своих комментариях Акинфеев был лаконичен и спокоен, старался писать быстрее и не отвлекаться на прикосновения Дзюбы, но вздрагивал каждый раз, когда чувствовал на себе в край обнаглевшую руку Артёма. - Быстрее. – фыркнул Тёма, подгоняя и вновь проходясь кончиком карандаша по линии волос Игоря. - Заткнись, Дзю, у нас из-за тебя тетради отберут сейчас! – не удержавшись от комментария, Саша всё-таки толкнул друга. - Ты пишешь? Вот и пиши. - Держи. – прошептал Игорь, низом протягивая сложенный в несколько слоёв двойной лист. Облизнувшись неуверенно, форвард намеренно вместо шпаргалки взялся за руку Акинфеева. Шла итоговая контрольная, которая по сути мало что уже могла решить, даже этой, казалось бы, увесистой пятёркой перекрыть три двойки озадаченного Лунёва было невозможно. В большинстве своём одиннадцатиклассники бессовестно списывали, не обращая внимания на полудрёму Эльвиры Геннадиевны, но некоторые всё же пытались решить заковыристые задания. Получив указание прорешать две первые – самые лёгкие – задачи их общего с Федей варианта, Сашка старательно выводил каждую циферку, вспоминая, как Смол позавчера отчитывал его за корявый почерк. Сам Смолов со скукой отличника дорешивал свой вариант, изредка поглядывая на часы и готовясь исправлять Сашины ошибки. На фоне приглушённого шума переворачиваемых листов и шепотков, застыв в движении и уподобившись каменным статуям, Игорь с Артёмом держались за руки. С нежностью до этого дня неизведанной Тёма медленно перебирал пальцы вратаря, оглаживая розовые ногти и мягкие подушечки ладони. Наскоро исписанный Акинфеевым лист сиротливо лежал на полу.***
После школы Смолов с Кокориным, как заправская семейная пара отправились за покупками, и всё бы хорошо, если бы с ними не увязались болтливые Миранчуки, встревавшие во все разговоры со своими глупыми вопросами. Шатаясь по гипермаркету, близнецы комментировали особо интересные находки, Сашка то и дело закатывал глаза в возмущении, а Федя успевал лишь просить мальчишек не хватать ничего хрупкого и стеклянного. Так, переругиваясь и хохоча, парни дошли до отдела напитков. - Берёзовый сок? – Антон прочитал название еще раз, приблизившись к этикетке банки. - Жуткая дрянь. – равнодушно бросил Федя, вспоминая, как дед в деревне сверлил берёзовый ствол, потом вставлял в дырку марлю, сцеживал жидкость в привязанную к дереву бутылку, а после заставлял внука пить безвкусный сок, аргументируя это банальным: «Пей давай, я для кого тут корячился полдня?». - Я не пробовал... – Сашка вздохнул особенно тяжело, пройдясь пальцами по банкам с тыквенным и морковным соками. - И я! – одновременно вскрикнули Миранчуки и приготовились попрошайничать. Смолов отказал бы им, не будь там Кокорина, которого хотелось порадовать, пусть и невкусным соком. - Так! Спокойно! Всем оставаться на местах. Я сам возьму. – Федя, осторожно взявшись за крышку, поставил трехлитровую банку к остальным покупкам и покатил наполненную всякой всячиной тележку в сторону кассы. Радостный шум вокруг вдруг прекратился, уступив место настораживающей тишине, перебиваемой легкой магазинной музыкой. Оглядевшись вокруг себя Фёдор не обнаружил ни Сашки, ни Миранчуков. К слову, пропажа нашлась довольно быстро, в отделе с чаем и кофе. Близнецы нюхали все пачки подряд, пытаясь по запаху найти тот чай, которым их когда-то угостил Далер. Мальчишки галдели, привлекая внимание людей, Антон настаивал на запахе васильков, Лёша же был уверен, что в составе присутствовали листья клевера. Только Саша, не встревая в эту баталию, тихо крутил в руке баночку молотого кофе и думал о чём-то своём. Взгляд Феди упал на полку с Несквиком. Бросив находку в корзину, парень пошёл за молоком, решив, сразу взять несколько бутылок, потому что всё еще не был уверен в том, что мальчишки станут пить сок берёзы. В общем-то, интуиция Смолова не подвела, берёзовый сок, конечно, пить никто не стал. Миранчуки по очереди отпили из высокого стакана и, скривившись от безвкусной жидкости, прополоскали языки водой из фильтра. Кокорин стойко выпил то, что ему налили, но добавки не попросил, извинившись перед Федей за неоправданную трату его денег. Сок был оставлен родителям Смолова, которые по возвращении домой очень удивятся пузатой банке с изображением пёстрого дерева на этикетке. Мальчишки, прилепившись к банке с клубничным Несквиком, разлили предварительно разогретое молоко и по кружкам, и по столу. Близнецы фыркали, каждый раз, когда не получилось сравнять уровни во всех четырех бокалах. Увидев, как они тщательно засыпают розовый порошок в молоко, Фёдор попросил их не разнести кухню на радостях и с уже готовыми какао-коктейлями присоединиться к просмотру «Лило и Стича». Не в силах больше терпеть этот безобразный бардак на столе, Кокорин, дождавшийся ухода друга в гостиную, убедительно попросил мальчишек в срочном порядке прибрать разведённый свинарник, при этом наградив Антона подзатыльником за длинный язык. Алёшка без сопротивления взялся за уборку, посмотрев на угрюмого братца с осуждением. Примерно на середине мультика, Миранчуки, уставшие от фразы: «Прям, как вы», – ставшей девизом этого вечера, решили, что больше не хотят смотреть мультик про бедового инопланетянина, с которым их сравнили уже порядка двадцати раз. К тому же любимый мальчишками Федя не обращал на них внимания, парень сосредоточенно смотрел на экран, плавно поглаживая макушку Кокорина и посмеиваясь вполголоса над проделками Стича. Поэтому, воспользовавшись усыплённой бдительностью Смолова, близнецы по одному проскользнули на кухню, поближе к клетке с попугаем. Минут через пятнадцать хозяин квартиры заметил их отсутствие и забеспокоился, даже отключил звук на телевизоре, прислушавшись. Тишина была почти зловещей. Переглянувшись с Кокориным, Федя, максимально повысив голос, крикнул в сторону двери: - Миранчуки, что бы вы там не делали, перестаньте сейчас же! – тут же из кухни донеслось испуганное чириканье попугая, птица громко заметалась в клетке, а кто-то из мальчишек вскрикнул. Был и еще какой-то непонятный грохот, определить источник которого Смолов не смог. Дело пахло керосином, это понял и нахмуренный Саша, продолжавший придавливать ноги Феди к дивану. - Не ходи. Заори еще раз и они сами вернутся. – в соседней комнате что-то вновь загремело под тихие ругательства братьев. - Блять, я убью их сейчас. – Федя направился в кухню, смахнув со своих колен разлохмаченную голову Кокорина. – Какого, блять, хуя?! Что вы там забыли?! – каждый раз, когда Смолов приглядывал за Миранчуками, он чувствовал себя той мамой-обезьянкой из советского мультика, дети которой разбегались и шалили, а она, истекая потом, бегала по улицам и вытаскивала их из передряг. Блестящая картина открылась перед ним. Антон с Лёшей висели в форточке, высунувшись туда почти наполовину, по полу был рассыпан корм для попугая, сам Ромик вжимался в угол клетки, загнанно дыша, и покидать убежище в ближайшее время явно не собирался. - Подожди, москитка упадёт сейчас! – сдавленный телом брата Лёша, виновато оглянулся на Смолова, локоть брата мешал его движениям, да и сам Антон не помогал совершенно, только советы давал бесполезные и толкался зря. - Держи, её Лёх! – зачем-то обняв брата, Антон тянул его назад. Кинувшись к близнецам, Федя принялся оттаскивать мальчишек от распахнутой форточки. Попытавшись втереться в пространство между Миранчуками, которые даже не думали послушаться старшего товарища и уйти, Фёдор потянулся вниз, чтобы перехватить сетку и уберечь этих двоих от падения. Предмет всеобщей истерии, к слову, висел, зацепившись крючком за бельевую верёвку, которая, по счастью, осталась намотанной на железные прутья еще от прежних хозяев квартиры. - Дайте я сам её возьму, блять! Свалите! – отмахиваясь от парней, как от назойливых мух, Федя пробирался сквозь их сцепленные руки. - Да она повисла, не дотянусь! – Лёша знал, что во всём, как обычно, виноват Антон, ведь идея покормить голодных голубей принадлежала ему. И корм Ромика по полу рассыпал он. И сетку снял Тоха, не стоит говорить, что и уронил её тоже он. Но Алёшка, как самый совестливый из них двоих, чувствовал себя виноватым в содеянном, он же мог остановить безбашенного брата, но почему-то не сделал этого, купившись на щенячьи глаза и благие, на первый взгляд, намерения. - Я убью вас, если она свалится, клянусь вам, братики! – рыча, Смолов злобно зыркнул сначала на Лёшу, потом на Антона. - Феденька, не надо! – вскрикнул последний и кинулся помогать близнецу доставать сетку, ненамеренно перегородив Феде дорогу. - Убери руку! - Держи, держи её! - Отошли! - Держите Смолова, пока он из-за вас не пизданулся, идиоты! – пришедший на крики Сашка, оттаскивал Антона от окна, стараясь не вытолкнуть ненароком почти обнявшихся Смолова с Алёшкой на улицу. - Тихо! – призывая орущих парней замолчать, а дёргавшегося Лёшу замереть, крикнул Федя, и, осторожно подхватив двумя пальцами сетку, начал выбираться из оконного проёма. Близнецы, отхватившие от Кокорина по подзатыльнику, опасливо расступились и синхронно опустили глаза, встретившись с озверевшим взглядом Смолова. - Достал? – улыбнувшись, спросил Кокорин, забрав из похолодевших от вечерней прохлады рук друга москитку. Злость, накопившаяся в Фёдоре собиралась вот-вот прорваться, поэтому Сашка поспешил ретироваться в угол комнаты раньше, чем это произойдёт. - Достал. – на выдохе произнёс Федя и потёр испачканные пылью руки друг об друга. – Бля, какие ж вы проблемные. Я до совершеннолетия с вами не доживу! Зачем вы в окно полезли?! Кто трогал попугая? Сколько раз я просил не кормить его?! Вы мне рыбок угробили, теперь и попугая хотите раскормить до размеров вороны?! – угрожающе двинувшись в сторону мальчишек, начал Федя. Сашка усмехнулся, представляя огромную ворону в клетке Ромика. Взъерошенные близнецы искренне виноватились, на их одинаковых майках апельсинового цвета были видны пятна уличной пыли, которую они стёрли животами с оконной рамы. Прижавшись друг к другу плечами, мальчишки вздыхали вымученно после каждого предложения Феди и поглядывали в сторону Кокорина, который, кстати говоря, считал взбучку заслуженной и заступаться за этих бедокуров не собирался. Отойдя к столу и отпив немного воды из стакана, Смолов вновь засверкал чёрными глазами, бранясь и размахивая руками. Бесконечные проделки мальчишек не давали ему расслабиться даже у себя дома, всё время нужно было быть начеку. Иногда это веселило, но чаще раздражало до нервной чесотки, ему в эти моменты страсть как хотелось надавать братьям по шее и прогнать их без права на возвращение. Хотя бы на неделю избавиться от головной боли, чтобы те осознали свои ошибки и поумерили жажду приключений. Но потом с Феди слетал гнев, и он, смягчившись, оставлял всё так же, как есть, отпустив еще парочку назидательных замечаний в адрес Миранчуков. - Так. – более ли менее спокойным тоном подытожил Смолов. – Во-первых, собрать рассыпанный корм быстро, во-вторых, сесть на диван, запихать в рот своих мармеладных червей и заткнуться до конца мультика, в-третьих, если я еще хоть раз увижу вас возле кормушки Ромика, вы уйдёте отсюда вместе с ним! Ясно? – мальчишки кивнули и прикусили языки, боясь сказать что-то лишнее. Отправив Смолова в гостиную успокаиваться, Саша вновь остался с братьями на кухне. - Ну, вы придурки, конечно. – по-доброму потрепав Миранчуков по волосам, Кокорин уселся на стул, чтобы проконтролировать качество второй за день уборки на кухне Смоловых. Повздыхав немного, Антон взялся за веник, а Лёшка решил протереть оставленную на полу сетку, пыли на ней было предостаточно.***
После произошедшего в школе внезапного бессловесного откровения, Дзюба еще долго не мог успокоиться. На переменах он откровенно висел на Игоре, убивая взглядом каждого, кто пытался подойти и нарушить их идиллию. Акинфеев хоть и пытался отмахиваться от друга, но делал это в шутливой манере, прося немного отодвинуться, потому что «твоя чёлка мне в ухо лезет», и убрать руку с колена, потому что «Артём, мне жарко». Жарко было не только этим двоим, но и всем окружающим, заметившим какими голодными глазами, смотрел на вратаря Дзюба, мысленно раздевающий бедного парня. Не чтобы «что-то», а так – просто посмотреть на обнаженную спину и бедра еще разок. Форвард то ластился к другу, как домашний кот, то по-львиному рычал на появившегося не к месту Кузяева. Еще на уроке истории Тёма задумал это, глядя исподтишка на склонившегося над тетрадью Игоря. Парень размеренно вписывал в таблицу какие-то даты и, изредка подчёркивая особо важную информацию красной ручкой, губами беззвучно диктовал сам себе. Вытянувшаяся загорелая шея с родинкой возле серебряной цепочки казалась форварду произведением искусства, так же, как и точёные скулы, и милые немного торчащие уши, так же, как весь Акинфеев. «Вечером. Надо просто дождаться вечера», – про себя заключил Артём и облизнул губы, почувствовав, как в грудной клетке приятно закололо от предвкушения. Несколько часов он молча сидел перед ноутбуком, гипнотизируя диалог Арины с Игорем. Хоть вратарь и отвечал на его сумбурные вопросы, рассказывал что-то неважное, форварду всё равно казалось, что Акинфеев еще недостаточно готов к «таким» разговорам. Затянув тему одежды и внешнего вида, «Арина» всеми силами пыталась подвести Игоря к нужной точке. Наконец, набравшись смелости и наглости, Артём дрожащими пальцами написал то, что хотел. «В чём ты сейчас одет?» – у Игоря от прочитанного вопроса похолодели руки и вспыхнули уши. Ведь всё было, как обычно, девушка весь вечер отвлекала его от навязчивых мыслей о Дзюбе, спасая от самокопания. У вратаря из головы не выходил резкий переход от холода к жаре, произошедший в отношениях с форвардом, бил и по нервам, и по чувствам. Игорь не хотел признаваться даже себе, что испытывал к Дзюбе что-то сродни чувствам к Насте. Теперь же Арина, умевшая одним словом ввести в ступор, резко перевела разговор в другую плоскость, чем ошарашила вратаря. Акинфеев дураком не был и догадался, чем в итоге закончится этот диалог, если он ответит, придерживаясь негласных правил для подобных бесед. Непонятно было только одно – почему Арина вдруг решила взять такой тон? Зачем было менять дружеское общение без всяких пошлостей, за исключением того случая с «первым разом», на откровенный подкат? Но, охваченный желанием посмотреть, чем дело кончится, Игорь принял правила игры. «В джинсах. А ты?» – размяв влажные пальцы, ответил Акинфеев, откидываясь на спинку стула. «На мне только халатик». – Артём прикоснулся к своим горячим щекам тыльной стороной ладони.***
Засидевшись у Феди допоздна, Сашка всё же решил не оставаться ночевать, потому что и так уже почти прописался у Смоловых, и засобирался домой. Близнецы ушли часа два назад и то – после звонка потерявшей их матери, которая грозилась прийти за ними с хворостиной и с её помощью погнать братьев домой. Распрощавшись со всем семейством, Кокорин хотел пойти домой дворами, так было быстрее, да и теплее, потому что здания сдерживали леденящий кожу ветер, а пустынные улицы, где и деревья-то все спилили, наоборот давали волю порывам холодного воздуха. Но вспомнив о компаниях, которые обитали в этих дворах, Саша передумал и, спрятав руки в карманы, пошёл по освещенной улице. Он кутался в длинную куртку, которую мать заставила купить, чтобы у сына, любящего посидеть на любой плоской поверхности, ничего не отмёрзло холодной зимой. Людей на улице почти не было, район был тихим, в это время дня почти все уже сидели по домам, а те, кто еще не дошёл до дома, мчались туда на всех парах, чтобы отогреться и хоть немного побыть с семьёй. Нерешаемая и самая страшная проблема сумасшедшей Москвы – отсутствие времени. Крутанув головой, Саша увидел, что у человека, сидящего на автобусной остановке в неестественной позе, шапка такая же, как у Дзюбы. «Чё он тут мог забыть?» – усомнившись в своей догадке, парень остановился и присмотрелся внимательнее. На лавке, откинув голову назад, широко раздвинув ноги и разбросав по разным сторонам руки, сидел Артём, ошибки быть не могло, лимонного цвета кроссовки в такую грязь носил только он. Сашка осторожно подошёл к другу, обойдя его, он вытянул шею, чтобы заглянуть в лицо Тёмы и удостовериться наверняка в своей догадке. - Артём? – на тихий голос Кокорина он не отозвался. Не очнулся он даже тогда, когда Саша начал остервенело лупить его по щекам. – Блять! Блять! Блять! Ты дышишь хотя бы? Господи! – он залез холодными пальцами под ворот куртки, щупая пульс на шее Тёмы. Сердце билось в учащенном ритме, но в себя парень не приходил. Недолго думая, Кокорин набрал номер Смолова, в скорую звонить Саша не осмелился. – Федь! Скорее! Помощь нужна! – продолжая трясти Артёма, кричал в трубку парень. - Где ты? – на том конце провода послышалась возня и невнятное бормотание. Федя так быстро дернул пальто, что оторвал от него петельку для вешалки. – Сашка, куда ты уже вляпался? – парень решил бежать спасать друга в спортивных штанах, как ходил дома, переодеваться в нормальную одежду не было времени. Замотавшись кое-как в шарф и натянув шапку, он выскочил из квартиры, застегивая пальто по пути. - На остановке возле супермаркета стою. Только быстрее! – сказал Саша и бросил трубку. Кокорин пытался открыть глаза Артёму, но веки его не слушались, закрываясь. Щеки Тёмы покраснели от оплеух, коими его наградил перепуганный друг. Смолов прилетел через две минуты, запыхавшийся и взволнованный, он думал, что Кокорин опять нарвался на компанию каких-нибудь отморозков, поэтому бежал со всех ног. Со вздохом облегчения, Федя обнял Сашку, чмокнув в волосы, и только потом увидел раскинувшегося на скамейке Дзюбу. - Чё с ним? – Смолов не раз видел людей в таком состоянии, но понадеявшись, что Артём просто напился и уснул, задал этот вопрос Саше. - Не знаю, он не реагирует вообще, блять! – Кокорин вновь бросился к другу. Поддержав голову Тёмы, парень еще раз легонько хлопнул его по щеке и осторожно опустил. – Я его уже и бил, и тряс, и глаза пытался открыть. А он – ничего. Федь? - Ну-ка глянь руки, рукава закатывай. – Кокорин вытаращил глаза, удивившись строго-спокойному голосу Смолова. Сам Фёдор проверил пульс, понюхал куртку Артёма, вывернул его карманы, высыпав на лавку всё содержимое: телефон, зажигалку, ключи от квартиры и пустой пакетик. Удивило парня то, что бестолковый Дзюба решил накуриться на улице, да еще и в такой холод. - Ничего. – радостно проговорил Саша, возвращая рукава куртки на место, чтобы Тёма не заболел от ненужной сейчас наготы. Страх понемногу отступал, рядом с уверенным Федей было намного легче, да и отсутствие проколов на руках Дзюбы не могло не радовать. Травкой баловались многие знакомые Кокорина, кто-то становился чересчур весёлым, кого-то охватывал дикий голод, кто-то ловил галлюцинации, но, чтобы вот так, вырубиться и валяться, как бесчувственная кукла, – Сашка видел впервые. - От него коноплёй несёт. – отойдя на шаг от Артёма, заключил Смолов, продолжив рассматривать Дзюбу и планировать дальнейшие действия. От Тёмы вечно были одни проблемы, только раньше все они доставались Сашке, теперь же Федя делил их на двоих. – И бутылка вон валяется, мне кажется, что он сначала курнул, а потом коньяком запил. Или наоборот. Это и не важно, в принципе. - Откуда ты знаешь, как она пахнет? – Саша подошёл вплотную и заглянул в глаза Феде. Он боялся, что Смолов скажет, что пробовал. Бутылку, лежавшую неподалёку, Кокорин и не заметил бы без указания внимательного друга. - У деда как-то огород этой херней зарос, так он поджег его, лень было косить. Вонь стояла на всю деревню. Никогда не забуду этот поганый запах. - Сколько ж он выкурил, интересно? – засовывая вещи Артёма в карманы, спросил Саша. Он, то и дело принюхиваясь, пытался понять, как Смолов в этом алкогольном амбре учуял запах конопли. Зажигалка отправилась в урну, Кокорин заботливо поправил шапку на голове Дзюбы. - Судя по отключке, дохуя. Хорошо, что не кололся хоть. Романтик хуев. Конину-то дорогую взял, кто ему только продал, интересно. – Федя закопошился, пытаясь поднять тяжелое тело Тёмы. Сашка, обойдя его сзади, подтолкнул Дзюбу в спину, и пока тот висел на Смолове, Кокорин быстро перепрыгнул через скамейку и закинул вторую руку форварда себе на плечи. - Может быть, скорую вызовем? – опасливо покосившись на безжизненно повисшую голову Артёма, спросил Саша. Смолов тяжело вздохнул, удобнее перехватывая тело одноклассника. - Нет, потащили домой. Отойдёт. А то его родителей могут прав лишить, этот еблан несовершеннолетний еще. Потом проблем с ним не оберёшься. Дорога до дома Дзюбы показалась долгой, парни будто сорок километров прошли, пока дотащили буквально висящего на них форварда домой. Кокорин боялся, что встретится в дверях с родителями Артёма и не найдет, что сказать, чтобы отмазать друга. Но, к его счастью, в квартире никого не было, как и всегда. Сгрузив друга на диван в гостиной, парни без сил свалились на пол. Сашу интересовало только одно: почему Тёма опустился до такого? Да, он выпивал иногда, но это было в шумных компаниях и исключительно для веселья. До наркотиков, пусть и лёгких, Артём никогда не доходил, сколько бы ни предлагали покуривающие дурь, форвард только отмахивался, говоря, что он и так по жизни слишком весёлый, а накурившись вообще взорвёт город. - Сука, убью его завтра, если пупок не развяжется после такой тяжести. Пошли по домам? - Федь, я останусь, наверное, мне страшно за него. Вдруг хуёво станет. Постелю себе на полу в его комнате, ты мне только помоги его туда перенести, а? – повернув голову в сторону Смолова, жалостливо попросил Кокорин. - Ты совсем уже, Саш? Чем ты ему поможешь, даже если ему херово будет? – ухватившись за руку друга, Федя несильно сжал его кисть и потряс её в воздухе. - Скорую хотя бы вызову. - Так, короче, я с тобой останусь. Матери позвоню, сбрешу что-нибудь, попрошу её сказать твоей, что мы у нас остаёмся ночевать. Она подыграет. – Смолов вновь стал серьёзным. Поднявшись, он подал Сашке руку, помогая встать. – Ты в панику впадаешь быстро, а паникой в таких случаях не поможешь. - И где мы спать будем? – нависнув над спящим телом Артёма, спросил Саша и легонько хлопнул его по лбу. – Сука, завтра ты мне кровью нервные клетки возместишь. - Да вот тут, на диване. Я его в комнату оттащу, а ты, давай, таз какой-нибудь поищи, – Кокорин вскинул брови, Федя поспешил объясниться, – на всякий случай. Воды налей в стакан и аптечку принеси, если найдёшь. Не без труда, но всё же дотащив центрфорварда до кровати, Смолов раздел его до трусов и, аккуратно сложив его вещи на стуле, накрыл парня одеялом. Пропавший чуть ли не на двадцать минут Саша вошёл в комнату нагруженный всем необходимым – под мышкой он держал пластмассовый таз оранжевого цвета, в одной руке нёс стакан с водой, в другой – коробку с надписью «Лекарства». Расставив всё принесённое, он выдохнул и поглядел с жалостью на вымотанного Федю. Сашка-то понятно почему тащил Дзюбу и не хотел его оставлять одного на ночь, а Смолов, в принципе, мог отказаться, ведь особенно близкой дружбы между ними с Артёмом никогда не было. На самом же деле, не мог. С одной стороны, Тёма, хоть и не считался его лучшим другом, был хорошим парнем, бросать которого на произвол судьбы не захотелось. С другой стороны, отказать Кокорину в помощи Федя попросту не смог бы, кем бы он был в глазах Саши, если бы наплевал на одноклассника и ушёл домой? Парни оставили дверь в комнату Дзюбы открытой, а сами прошли в гостиную. Пока Сашка искал запасное одеяло или плед, бегая от одного шкафа к другому, Смолов разложил громоздкий диван и достал из его внутреннего кармана мягкие подушки в синих наволочках и серую простыню. - Ты в душ пойдёшь? Я полотенца нашёл. – выйдя из кладовки, Кокорин выключил там свет и еще раз заглянул в комнату, где спокойно спал Артём, перевернувшийся на живот. - Пойду. А плед? – Федя стянул майку, думая над тем, как они с Сашкой будут делить этот диван. - Да. Не замёрзнем, думаю. – плед полетел к подушкам, а Саша, скользнув мимо полуголого Смолова, задёрнул ночные шторы. - Не усни тут без меня. – бросил напоследок Федя и закрыл за собой дверь в ванную. Перекупавшись, парни долго ходили мимо дивана и спорили, кто должен лечь к стене. Для Кокорина спать у стены было унизительно, ведь он – парень, а к стене обычно девчонок сдвигают, чтобы не убежали. Смолов же настаивал на том, чтобы тот угомонил своё ущемлённое эго и улёгся, куда сказано, потому что Федя помнил, как Сашкина мать рассказывала об удивительной способности сына летать с кровати по ночам. Упрямствуя, Кокорин не поддавался, пока Федя не навалился на него всем телом и не вжал в мягкую поверхность. Смущенный Саша сразу затих, укрывшись пледом и настороженно глядя на друга снизу-вверх. Он не готов был к такому резкому повороту в их с Федей отношениях, они, хоть и обнимались, но за руки держались всё еще со стыдом. А сегодня пришлось в белье в одной кровати лежать. Сосредоточенное лицо Смолова выдавало все его мысли и желания без слов, ему дико хотелось прикоснуться к гладким щекам Сашки губами, чмокнуть в нос, спуститься ко рту, попробовать наконец-то на вкус поцелуй и, обняв парня покрепче, хоть раз заснуть до одури счастливым. Держась на вытянутых руках над Сашей, он смотрел на него минуты полторы, не решаясь, а потом выдохнул, разозлившись на самого себя, и свернулся калачиком на краю дивана, чтобы не досаждать другу своей близостью. «Только напугал его зря, дебил», – подумал Федя, натягивая на себя холодный плед. Кокорин молчал, чувствуя неприятное разочарование, скребущееся где-то в горле. - Федь. – шёпотом позвал он, боясь, что уставший Смолов уже заснул. - Мм? – вяло отозвался парень и вытянул ноги, расслабившись немного. Ответа не последовало. Тёплая рука Саши скользнула по плечу друга, спустилась на рёбра, вызвав гусиные мурашки на коже Фёдора, и остановилась на подтянутом животе, чиркнув пальцами по тонкой дорожке волос, ведущей к паху. Смолов замер, даже дыхание задержал и глаза зажмурил. Пододвинувшись ближе, Сашка вздохнул протяжно, согрев шею рядом лежащего парня горячим воздухом. Огненный торнадо, бушевавший внутри Кокорина, в одно прикосновение передался Феде, опалил внутренние органы и выжег душу дымным жаром. Робкое прикосновение губ к плечу заставило Федю дернуться всем телом, будто через него пропустили электрический разряд. Парень развернулся к Сашке лицом, вглядываясь в потемневшие глаза, будто искал там ответ на незаданный вопрос. «Ты хочешь?» – молчаливо спрашивал Смолов, ласково водя рукой по щеке друга, спускаясь ею на шею и возвращаясь обратно. Саша прикрыл глаза и, судорожно выдохнув, нервно облизнул губы. «Ты хочешь», – ответил самому себе Федя, сокращая расстояние между их лицами. Неуклюже прихватив нижнюю губу Сашки, он почувствовал, что вот-вот потеряет рассудок от захлестнувших эмоций. Сколько раз Фёдор представлял себе этот момент, в каких только вариациях не проигрывал их первый поцелуй в голове, выбирая подходящее место и обстановку, но ни разу не думал, что это будет настолько приятно. Он хотел, чтобы всё было романтично и ненавязчиво, во время прогулки или, например, при просмотре очередной комедии, выбранной Сашкой. Но, гуляя, парни старались как можно меньше контактировать физически, ведь кругом постоянно бродили знакомые, а во время киносеансов Саша либо засыпал, либо отворачивался, намекая, что время поцелуев еще не пришло. В голове Феди неслись целые киноленты удачных моментов, которые он упустил. Теперь же, лежа на диване в гостиной у, кто бы мог подумать, перебравшего с увеселительными веществами Дзюбы, Фёдор понимал, что все его мечты и планы заменила угловатая реальность. Всё случилось так, как должно было, пусть без звёзд над головой, сцепленных в замок рук и неловких слов, брошенных в никуда, зато с настоящими чувствами и эмоциями. На прогулках ведь сама атмосфера располагает поцеловаться, а здесь – трудности, драма, маленькая совместная победа и дикое смущение. После всего произошедшего Смолов мог быть уверен на сто процентов, что Сашка, уставший за день, как собака, осознанно потянулся к нему, потому что сам хотел, а не из-за какой-то там располагающей к этому обстановки. Зарывшись пальцами в еще влажные волосы Саши, Смолов сжал их, продолжив ритмично мять потрескавшиеся губы друга. Кокорин совсем растерялся и первые несколько секунд никак не отвечал Феде, лишь покорно открывал рот, когда этого требовала ситуация, и подчинялся направляющей руке парня. Наглеть Смол не собирался, ему было достаточно и того, что Сашка позволял себя целовать. Вкладывая в свои движения и прикосновения всю нежность, скопившуюся в нём за всё время их знакомства, Смолов водил рукой по телу Кокорина как по тонкому дорогому хрусталю, боясь в неосторожности отломить кусочек, испортить или разбить, напугав. Он не позволял себе спускаться ниже поясницы, понимая, что еще слишком рано для таких откровенных действий, да и место не самое удачное. Упившийся моментом Федя просто был рад, наслаждался происходящим, ощущая себя самым счастливым человеком на свете, обладающим редким сокровищем. Теперь он, наконец-то, наяву, а не во сне, мог без страха быть непонятым касаться Саши, целовать его пухлые губы, слышать сбившееся дыхание парня и радоваться, чувствуя его пальцы на своей талии и видя затуманенный смущением взгляд напротив. Финальный аккорд прозвучал, воздух в легких закончился совсем. Разорвав с неохотой поцелуй, Федя уткнулся лицом в Сашкину шею, еще не до конца веря в произошедшее только что. Тёплые руки Кокорина опустились на его спину, едва ощутимо прижимая, будто боясь, что он возьмёт и сбежит, оставив Сашу с обнаженной душой наедине. - Ты мне нравишься, Саш. – прошептал Смолов, касаясь губами бархатной кожи на шее. Он мог бы хоть всю ночь расписывать свои чувства к другу, рассыпаться в комплиментах, поминая и потрясающие ямочки на щеках, и круглую родинку на бедре, и даже курносый нос Сашки, похожий на пятачок. Мог бы. Но не стал, уложив весь спектр эмоций в одну ёмкую фразу, которая и должна была приоткрыть Саше завесу его, Фединой, души. Признание обожгло кончики пальцев, вспыхнуло искрами в районе лопаток и сладкой истомой опустилось в живот Сашки. Друг сказал ему вроде бы очевидную вещь, замеченную форвардом уже давно, но почему-то она так сильно ударила обухом по голове, что Кокорин испуганно вцепился пальцами в плечи Феди и задышал чаще. - Ты мне тоже. – погладив спину друга, ответил Саша и услышал легкий удовлетворённый выдох парня. – Слезай с меня, ты тяжелый. – пролежав еще пару минут в объятьях Смолова, он усмехнулся и толкнул Федю, прогоняя. Фёдор и не ждал, что после этих слов они проведут вместе жаркую ночь любви, а потом поклянутся в вечной верности. В конце концов, это же Сашка, он нравился ему именно таким. Без пафоса и наигранности. К тому же в соседней комнате сопел Дзюба, за которым нужно было следить, не отвлекаясь на любовь. Каким бы злым на форварда не был Федя, стоило отдать ему должное, если бы не его дурная привычка притягивать неприятности, они с Сашей еще неизвестно сколько времени бы стеснялись стать смелее. - Спокойной ночи, – коротко чмокнув Кокорина в губы, Фёдор отвернулся. Воспользовавшись случаем, Сашка обнял его за талию, закинул ногу на бёдра Смолова и сладко заснул. Утро парней началось в шесть часов. Дзюба очухался и решил, что готов к путешествию на кухню, есть хотелось неимоверно. Но вчерашнее нестабильное состояние дало о себе знать, поэтому не справившись с собственным телом, которое теперь казалось слишком громоздким, он врезался лбом в дверной косяк. Маты разнеслись по квартире. Сашка резко открыл глаза и отпрыгнул от Феди, который недовольно поморщился, осознав, что тёплое и мягкое существо, спавшее рядом, куда-то делось. Он разлепил глаза, нахмурился и посмотрел на Кокорина, который в этот момент был похож на суслика – сидя на коленках, парень сложил руки на груди и весь вытянулся. Когда у Артёма перед глазами перестали летать звёздочки, и он смог сфокусировать взгляд на присутствующих, форвард открыл было рот, чтобы что-то сказать, но вместо этого рассмеялся хрипло и потёр ушибленное место. - Доброе утро, родители. – Саша смотрел на него строго, готовясь вот-вот вскочить от негодования. Смолов примирительно положил руку на его бедро и накинул на плечи парня еще тёплый плед. - Ты какого хуя накурился вчера, сука?! – подскочив на месте, Кокорин ловко перепрыгнул через Федю и бросился с кулаками на Тёму, который еще не отошел от встречи с дверным проёмом и слабо соображал, в чём его упрекают. – Еще и напился, блять! Я чуть не сдох там рядом с тобой! – Саша залепил другу подзатыльник, другой рукой стеганул его по плечу так, что у Артёма кожа загорелась мгновенно, потом снова ударил по голове. Федя пытался его оттащить, но Кокорин сопротивлялся, обещая убить Дзюбу сразу же, как только тот окончательно придёт в себя. - Ну-ну, успокойся. – отпихнув Сашку в другой конец комнаты, Смолов укоризненно посмотрел на Артёма. – Дзюба, ты нормальный? Знаешь, как мы тебя вчера тащили сюда? А если бы тебя менты забрали? Ты понимаешь, чем это могло кончиться? – взлохмаченный и недовольный Федя был похож на галчонка из мультика «Простоквашино», он продолжал одной рукой удерживать то и дело порывающегося к возмездию Сашку, другой деловито упёрся в бок. Дзюба, единственный додумавшийся натянуть штаны, насмешливо осматривал друзей, на которых из одежды было только нижнее бельё. - Нет, вы не мои родители, заботливые слишком. - Рассказывай, козёл, где наркоту купил! И с чего ты вообще накурился, а?! Скотина! – Федя притянул разошедшегося Сашку и перехватил поперёк живота двумя руками, видя, что тот слишком зол, чтобы адекватно мыслить и вести себя. Тёма только развёл руками и покачал головой, улыбаясь. - Кофе будете, голубки? – голова у него трещала по швам, поэтому было нужно как можно скорее прекратить скандал и отвлечь Кокорина хоть на что-то. – Оденьтесь только. - Дзюба, ты мне сейчас всё, сволочь, расскажешь! – вдогонку другу бросил Саша, удерживаемый Смоловым. - Да-да, конечно.