Как влюбить в себя Акинфеева

Кофе дымился в кружках, Дзюба поставил на стол сахарницу и сел на своё обычное место напротив окна. Через несколько минут в кухню ворвался еще сопящий от злости Кокорин и позёвывающий Смолов с рубцом от подушки на щеке. Отодвинув стул так, чтобы забраться на него с ногами, Сашка плюхнулся на сиденье, сохранив на лице выражение гнева и осуждения. Артём посмотрел на него с виноватой улыбкой, но друг не смягчился, а наоборот нахохлился сильнее и гаркнул не своим голосом: - Говори давай, скотина неблагодарная! – потянувшийся за кофе Федя непроизвольно дёрнулся от неожиданности и еще раз зевнул, закрыв рот ладонью. Тёма не торопился откровенничать, во-первых, потому что не знал, как бы поудачнее выгородить себя, чтобы не сцепиться еще раз с Кокориным, во-вторых, его очень смущало присутствие Смолова. Всё же с Сашкой они прошли через многое, узнали друг друга в разных ситуациях, и после того случая, когда Дзюба ворвался в комнату и увидел Кокорина, на котором прыгала какая-то голая девица, они вообще уже ничему не должны были удивляться. Но привязанность к Игорю форвард считал чем-то постыдным и аморальным, поэтому Артём никак не мог придумать, как помягче подать правду другу. - Пусть он выйдет. – не смотря на Федю, попросил форвард и отпил из своей кружки. В принципе, Кокорин понимал, что просто так Дзюба не расскажет ни о чём, особенно, при Смолове. Хоть теперь парни и вынуждены были общаться, потому что каждый претендовал на определённую роль в жизни Саши, но друзьями они еще не стали. Поступок Тёмы, по мнению Сашки, был результатом каких-то страшных переживаний, которыми он в здравом уме, конечно же, не станет делиться со всеми подряд. - Федь. – прикоснувшись пальцами к мизинцу друга, Кокорин посмотрел на него просящим взглядом, как бы говоря: «Не обижайся». Ему было необходимо выяснить, что же всё-таки случилось с Дзюбой, поэтому пришлось пожертвовать обществом Смолова. - Заебись. – Фёдор взял свою кружку с кофе и покачал головой укоризненно. – Я его таскал вчера, а теперь выйди. Спасибо, пацаны. – но, несмотря на несправедливость, парень вышел из кухни и уселся напротив телевизора в гостиной. Постель всё еще была не собрана. - Ну? – уже спокойнее спросил Саша, обнимая собственную коленку. - Игорь. – не поднимая взгляда, буркнул форвард, понадеявшись, что этим коротким именем ответил на вопросы друга. В целом, ему было очень стыдно за своё поведение. Мало того, что купил у подъездных отморозков травку, так еще и напился. Артём ненавидел себя за то, что попёрся гулять в состоянии ненормальности, ведь он даже не помнил, зачем и куда направлялся, потому что тело было почти ватным, докучливый внутренний монолог прекратился и образовалась такая ясная пустота в голове, что в какой-то момент он даже спохватился – не умер ли? Но щипнув себя за руку, форвард ощутил, что всё еще жив и продолжает идти в неизвестном направлении. Теперь, вспоминая вчерашнее, Дзюба понял, насколько ему повезло очутиться неподалёку именно от дома Смолова, а Сашку в столь поздний час ему послал Один, не иначе. Тёма планировал выразить благодарность ребятам за помощь чуть позже, когда их шок пройдёт и злость спрыгнет с Кокорина. Растроганный собственным умозаключением, Тёма хотел бы обнять Сашу и рассказать ему, как же чертовски рад возможности дружить с ним. Но всё это должно было случиться позже, после допроса. - Я понял. Рассказывай уже нормально. – Кокорин посмотрел на дверной проём. Из соседней комнаты вещал телевизор, Федя смотрел утренние мультики – наследие СССР – про богатырей. - Хуйня какая-то получается. – проследив за взглядом друга, Артём покрутил в руках голубой бокал и вздохнул. – Запутался я, блять. - Из-за спора? Дзю, ну, хочешь, я с ним поговорю? Хочешь, скажу, что мы напились и я придумал эту херню? Ты из-за этого так мучаешься? И, кстати, нахуя ты его провожаешь? – Саша говорил спокойно, с сочувствием и искренним пониманием ситуации. Наблюдая за изменениями, происходившими в Артёме на протяжении двух месяцев, он отметил, что ни одна из многочисленных пассий форварда, положительно не влияла на него, абсолютно все выбранные им девушки были, по мнению Сашки, отмороженными. Пообщавшись с ними, Дзюба то начинал выпивать, потому что: «Светка любит пиво, а я, чё, отказываться буду?», – то покуривать, потому что: «Маринка течёт от пацанов с сигаретами». Хотя, как известно, влюблённость даже хулиганов должна превращать в домашних котят. Но почему-то с Дзюбой этот закон не работал. Стоит сказать, что и сам форвард с девушками не очень-то церемонился, находясь в компании друзей он вёл себя привычно – ругался, травил грязные шутки и игнорировал девчонку до тех пор, пока они не оставались наедине. Нередко при выборе между друзьями и подругой Тёма склонялся к первому варианту и, даже не удосужившись извиниться, уходил с гогочущей компанией творить беспредел. Потрясённый эффектом, который Акинфеев произвёл на Артёма, Кокорин боялся даже представить, во что эта «дружба» в итоге может вылиться. Сашка видел отношение Артёма к вратарю, отмечал, как тот слушает его, как смотрит украдкой, улыбаясь, как старательно меняется. Да и Игорь, по-видимому, значительно потеплел к форварду, но чувствовал ли он то же самое, что Дзюба – вопрос сложный. - Не в споре дело, Сань. - А в чём? – подвинувшись ближе, Кокорин упёрся подбородком в ладони. - Она ему нравится. – Тёма решил обойти острые углы, потому что не хотел рассказывать о своей руке, которая расшалилась при виде голого Игоря. В принципе, Дзюба не врал, судя по переписке, Акинфееву Арина действительно понравилась, и это вполне могло сойти за причину упаднического настроения форварда. - Да, кто, блять?! - Девчонка придуманная, ёпт! Не я же! – вскрикнул Артём и снова сжался под взглядом друга. Глаза Саши сузились, выражая несогласие Кокорина с мнением друга. Набравшись терпения, он сосредоточенно ждал, когда Тёма откроет завесу тайны и начнёт говорить сложными предложениями, а не вкидывать непонятные фразы в диалог. - Как ты это понял? – спросил Кокорин тихо, возвращая беседе спокойный тон. Нервозность Дзюбы передалась и ему, теперь парень громко барабанил пальцами по столу и грыз нижнюю губу. - Он фотку прислал, где он… без одежды, блять, когда я попросил от её лица. – алому румянцу Тёмы позавидовали бы все неестественно красные магазинные помидоры. Уткнувшись лицом в сложенные ладони, он протяжно застонал. - Чего?! – Сашка от удивления заорал так, что Смолов, сидевший в гостиной, недовольно обернулся в их сторону. Подскочив на месте, перевозбуждённый Кокорин сел на корточки на стуле, держась руками за столешницу. – Так. Ладно. Не вой. – Саша хлопнул рукой по столу. – Я не буду спрашивать, нахрена ты это сделал. Как ты понял, что ему нравится девчонка эта, объясни мне? - Он сказал, что она красивая! Я отправил ему фотку голой тёлки, а он её похвалил! – от возмущения Дзюба даже руками взмахнул, чуть не опрокинув на себя кофе. - И чё? Я бы тоже так сказал! – Сашка потянулся вперёд и заботливо отодвинул кружку от друга, чтобы потом не пришлось его от ожогов лечить. - Но не Игорь, блять! – Тёма аж затрясся от злости, вспомнив то сообщение вратаря. – Ты чё не знаешь, какой он? Из него слова не вытянешь, а тут комплименты этой шлюхе присылает! – Саша крепко стиснул зубы, чтобы сдержать себя и не напомнить, что «эта шлюха» Артём и есть. И не озвучить простейшее решение проблемы вслух. Ведь, по сути, вычеркнуть Арину из жизни Игоря можно было так же легко, как Дзюба её туда запустил, но форвард почему-то продолжал изображать жертву, выдумывая всё более извращенные повороты в этом «любовном треугольнике». - Успокойся. Он на тебя, знаешь, как смотрит? – форвард резко вскинулся и весь подтянулся даже, приготовившись слушать Сашу. Кокорин остался доволен произведённым эффектом. – Вот ты стоишь со мной, а он так и поворачивается! А в воротах в прошлый раз сидел тебя ждал, думаешь, просто так? Удаляй вторую страницу, Дзю. Играй по-честному. Ты, блять, сам его сбиваешь! – закончив свою проповедь, Сашка откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. Лицо Дзюбы перекосилось от несогласия. С его-то точки зрения он действовал верно, держал Игоря рядом, но не подпускал слишком близко, в общении не напирал особо, не прибегал к насилию, хотя иногда очень хотелось. Артём играл отличного друга, заступался, веселил, относился с вниманием, иногда, конечно, распускал руки, но границы дозволенного видел чётко и старался их соблюдать. А та фейковая страница стала для него чем-то вроде отдушины, там можно было прикинуться другим человеком, спросить о личном, предложить что-то «особенное». Не мог же Тёма взять и написать с основного аккаунта: «Игорь, пришли фотку, где ты без трусов». Тогда можно было бы сразу ставить крест на их взаимоотношениях. Ни о чём не подозревавший Акинфеев на девушку реагировал нормально, потому и не артачился, когда Арина завела игру с обнаженкой. - С чего, ёпт? - Да с того! Со страницы девчонки подкатываешь, в школе от себя подкатываешь! – Сашка безжалостно рубил топором правды дерево иллюзий, взращенное Артёмом. Кто-то же должен был рассказать ему правду, уж лучше друг, чем кто-то посторонний. К тому же, смотреть на самообман и неопределённость форварда у Кокорина просто не осталось сил, Дзюба мучил и себя, и доверчивого Акинфеева. - Ты охуел что ли? Кто подкатывает? – попытка улыбнуться вышла жалкой и неискренней, он хотел обмануть Сашку, посмеявшись над его словами, за смехом не видно настоящих чувств. На самом-то деле парня прямолинейность Саши подбила, они оба знали, что Кокорин прав и от этого состояние форварда только ухудшилось. – Мне просто удобно, что… - Заткнись ты уже. – прервав лживые оправдания друга, Сашка махнул рукой. – Либо перестаёшь ему писать всякую поебень со страницы Арины, либо прекращаешь строить глазки и лапать его на уроках. Выбирай. – Кокорин, посмотрев на Тёму с осуждением, понял, что тот имел в виду, когда говорил, что запутался. Сначала вытряс из несчастного Акинфеева фотку в стиле ню, потом накурился, набухался, проспался, пострадал немного и вновь вернулся к отрицанию. Колесо Сансары дало оборот. Логика в поведении Дзюбы хромала на обе ноги. В принципе, Саша ожидал подобной реакции от Тёмы, тот вечно упрямился. Паскудская баранья натура вылезала против его воли и начинала спорить, упираться, бросаться несмешными шутками, лишь бы сбить с толку собеседника. Но форвард не учёл того, что Кокорин слишком долго с ним знаком и уже научился отличать наглую брехню от правды. - Закончили секретничать, девочки? – Смолов через пару минут вошёл в комнату с пустой кружкой. Пошуршал немного водой, тщательно вымыл посуду за собой и, привалившись задом к мойке, замер со сложенными на груди руками. – Расходимся? – на нём висела растянутая домашняя майка, в которой он выскочил к Сашке, спортивные штаны на стильном во всех отношениях Феде смотрелись, как минимум, непривычно. Несмотря на то, что волосы он всё-таки расчесал и уложил при помощи воды, выглядел парень очень помято. Кокорин, окинув друга взглядом, легко улыбнулся и повернулся к Дзюбе. Тот продолжал пялиться в одну точку на столе, он будто бы и не слышал вопросов Смолова, озадаченный словами Саши. – Пойду постель соберу. И уходим, Саш. – Кокорин кивнул Феде, но не сдвинулся с места. Развернувшись к форварду боком, он тёр глаз в попытке разлепить ресницы. Из гостиной слышались приглушённые стуки, Фёдор воевал с диваном, приводя его в исходный вид. Радостные голоса мультяшек разносились по квартире. - Сань. – Тёма поднял голову, обратившись к другу. Солнечный свет пробивавшийся через полузакрытые жалюзи окрасил в оранжевый лицо Дзюбы. Поколебавшись немного, парень всё-таки решил признаться в настоящей причине своей гулянки. Это было нужно даже не столько Саше, сколько ему самому. Наступил момент истины, точка невозврата, когда нужно делать выбор – заканчивать со всем этим или, как сказал Кокорин, начинать вести честную игру. Заканчивать Артём определённо не хотел. - А? – Сашка остался в прежнем положении, изобразив незаинтересованность, он прищурился и почесал вздёрнутый нос. - Я... – Дзюба замолчал на секунду, колеблясь, взвешивая все «за» и «против», но, собравшись с мыслями, продолжил уже увереннее: – Я на его фотку дрочил. Вчера. – шёпотом сказал раскрасневшийся от стыда Артём и обессиленно грохнул лбом об стол. Да так сильно, что на нём сразу же должна была вырасти шишка, но проверять парень не стал, потому что боялся после признания поднять голову. Страх потерять Сашу был колоссальным, ведь у Тёмы кроме него почти никого не было, Игорь только, но он почему-то воспринимался как явление временное, которое вот-вот само уйдёт из его жизни. Испарится сразу же, как Дзюба начнет «играть по-честному». Секунды очень лениво собирались в минуты, настенные часы отстучали, казалось, более ста раз, а Сашка продолжал угнетающе молчать. - Ебать. – наконец произнёс он нараспев и потёр задумчиво шею, на которой от прозвучавшего факта выступила испарина. Кокорин любил поговорить, он мог заболтать любого – задобрить учителя, накрутить кого-нибудь до злости, найти слова ободрения для расстроенных. Но Артём со своим специфическим случаем значительно выделялся из этого ряда. Соскочив с места, Саша подтащил стул к Дзюбе и положил голову на его плечо. – Тём, не жри себя. - Ага, легко сказать. – форвард покачал головой. – Чё со мной, а? Ну, почему он, блять? Я же его ненавидел! И он меня! Он пацан, ёпт! Девчонок полно! А мне только он… Пиздец. – он вновь ткнулся лицом в ладони и шмыгнул носом. Принять себя таким никак не получалось, после вчерашнего самоудовлетворения было мерзко и пусто, Артём будто бы сам себя ткнул в эту неприглядную правду и теперь прикинуться дураком уже не мог. - Тём, чё тебя останавливает? Ты и так с ним постоянно. Не пиши ему с того аккаунта. А лучше – проверь его! - Как? - Ну, не разговаривай с ним, например. Посмотри, как он будет себя вести. Если будет бегать за тобой, значит, ты ему нужен. А если нет, то пошёл он на хуй, мы тебе получше кого-нибудь найдём! Подумаешь, какой-то Акинфеев… – Сашка погладил Артёма по голове и сделал голос притворно весёлым, чтобы вселить веру и надежду в отчаявшегося форварда. - Ты не знаешь, какой он. – поддавшись невесомым движениям друга, Дзюба склонил голову к Кокорину и вздохнул, сбросив с себя оковы тайны. Ему действительно стало намного легче после признания, даже стыд за свои чувства, казалось, немного отступил. Вопреки ожиданиям Тёмы, Саша отреагировал не так остро и болезненно, как мог бы. Артём еще ни разу не пожалел, что его другом был именно смешливый Кокорин. Лучшего друга Дзюба и выдумать для себя не мог. Два одиночества – они понимали друг друга идеально. - Охуенный, судя по тому, как ты сходишь с ума тут второй день. - Думаешь, сработает? – спросил Тёма. - Точно тебе говорю! – Саша вдруг оживился и вновь встал со своего места, принявшись ходить по кухне. – Так хоть понятно будет – стоит оно того или нет. А то ты навыдумывал себе хуй пойми, чего, а он там на фотки Меган Фокс или Вики из параллельного дрочит, а не на твои. – Артём бросил осуждающий взгляд на друга. – Это я просто пример привёл. – Кокорин вновь запрыгнул на стул рядом с форвардом и, немного помедлив, шёпотом смущённо произнёс: – Мы вчера целовались. – он, в отличие от Дзюбы смотрел другу прямо в глаза, не пугаясь отвращения или чего-то подобного. Саша был уверен в способности Тёмы радоваться за близких, даже когда у него самого ничего не клеилось. - Только вчера? Первый раз? – Артём искренне улыбнулся на это заявление. Он-то думал, что Смолов уже давно прибрал Сашку к рукам, а они-то, оказалось, тоже неделями тянули резину. Форвард ткнул Сашу в ямочку на щеке и добавил: – Ну вы и тупари, конечно. – Кокорин на это дружеское оскорбление даже не обиделся. - Нам спешить некуда. – беззаботно бросил Саша и пожал плечами невинно. Дзюба видел, что тот был доволен, как слон, конечно, прыгать от радости ему не давала гордость, но внутри Кокорина разрывались фейерверки, его распирало от розовой влюблённости, похожей на приторную малиновую сладкую вату. Теперь, когда все секреты были раскрыты, Сашка мог не прятать эмоции, и его злость как ветром сдуло. На лице парня расцвела по-детски милая улыбка, а руки обвили Артёма, попавшего в эпицентр кокоринского счастья. - Спасибо тебе, Сашк. Ты охуенный друг. Самый лучший на свете. – Тёма погладил его по спине. - Я тоже тебя люблю, Дзю. Только не ной! Завоюем мы твою принцессу! – еще сильнее сжав Дзюбу в объятьях, Кокорин закрыл глаза. Жизнь должна была наладиться, он очень хотел, чтобы у многострадального Дзюбы в конце концов всё стало хорошо.

***

Выходные для Артёма прошли как в тумане. Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей об Игоре, он совершил невозможное – взялся за учёбу. Обложившись учебниками, парень с ярко выраженным охуением на лице усердно листал сначала историю, потом биологию, потом попытался вникнуть в краткое содержание романа Горького «Фома Гордеев», который им задавали на лето. Он читал хаотично, перепрыгивая с одного предмета на другой, временами давал голове немного отдохнуть и думал, что это как-то поможет его самообразованию. Но в итоге, к вечеру воскресенья Тёма вместо знаний обнаружил в голове манную кашу с атомами, химическими элементами, историческими датами, сумбурно перепутанными с событиями из романа. Артём огорчённо схватился за голову, поняв, что, в общем-то, выучить толком ничего не смог и потратил впустую больше десятка часов. Но был в этой безуспешной учебы и плюс – благодаря химии и прочим всадникам апокалипсиса, Тёма отвлёкся от мыслей об Акинфееве. Субботним вечером вернулись родители форварда. Отец, как и всегда, без предупреждения ворвался в комнату, чем сильно напугал «заучившегося» сына. Не без радости заметив, что парень взялся за ум, мужчина потрепал его по голове и положил на гору книг новый телефон в продолговатой коробочке. Родители всегда откупались от него чем-то, в детстве это были велосипеды, ролики и наборы конструктора, теперь вот перешли к гаджетам. На выражение любви эти подарки были мало похожи, Артём-то уже не был маленьким мальчиком и всё понимал. Отцу с матерью было проще задобрить его какой-нибудь дорогой вещью, чем сходить с ним в кино или в кафе. Тёма, надо сказать, больше обрадовался улыбке отца и его жесту, чем игрушке, поэтому, поблагодарив папу, гордо поведал о пятёрках за контрольную по математике и за стихотворение по литературе. Весь вечер родители вели себя более, чем адекватно, шутили, интересовались Артёмом и даже спросили про футбол, чего раньше не бывало. Очарованный этой атмосферой семейной идиллии форвард чуть сдуру чуть не проговорился о «Зените», но вовремя засунул в рот конфету и притормозил сам себя. Ни к чему было портить чудесный вечер «плохими» новостями, мать с отцом обязательно бы затеяли скандал, в этом он не сомневался. Всё воскресенье, которое Дзюба провёл за книжками, до него пытался дописаться Игорь. Телефон жужжал безостановочно, сообщая о входящих сообщениях от вратаря. Только Тёма отвечать не торопился. Перечитывая раз за разом одну и ту же строчку в учебнике химии, он как мог пытался не думать о содержании этих сообщений и сдерживал своё любопытство в титановой клетке, пресекая любые фантазии на тему: «Что мне мог написать Игорь?». Сам Акинфеев даже не подозревал о плане Артёма, поэтому продолжал сыпать фотографиями с тренировки, полученными от Дениса, и периодически спрашивал у форварда о какой-нибудь незначительной школьной ерунде, типа запланированного осеннего вечера в конце четверти. В субботу Игорь, не получивший ответа на пару своих сообщений, подумал, что форвард чем-то занят, когда история повторилась и в воскресенье, парень всерьёз забеспокоился о Дзюбе. Коммуникабельный и энергичный Тёма вечно торчал в социальных сетях, и на уроках, и на переменах, и даже в столовой во время обеда, а тут был двухдневный прогул и это казалось вратарю подозрительным. Не в меру мнительный Акинфеев начал терзаться, запустив в душу червячка сомнения. Он стал думать, что навязывается, что достаёт Артёма своими сообщениями, а тот так устал от общения с вратарём, что уже, наверное, запустил телефон в стену, лишь бы не видеть сообщения. Поэтому, взяв перерыв на несколько часов, Игорь занялся домашними делами. Резко замолчавший телефон вызвал у Тёмы неприятный холодок в области поясницы. По его мнению, Акинфеев просто забил и не выдержал этого игнора. Такой поворот мог значить только одно – Игорь дорожит их общением не так сильно, как того хотел Артём. Тут уже и учёба стала ему не нужна, форвард изрисовал закорючками пару листов в тетради по физике, поточил найденный в ящике стола карандаш и, положив голову на раскрытый учебник по истории, заснул в сидячем положении. Около десяти часов вечера его разбудила смска с чопорным напоминанием об отсутствии первого урока в понедельник и как бы невзначай приписанным пожеланием доброй ночи в конце. И форвард бы сорвался, накатал бы огромный ответ Игорю, посмотрел бы все предыдущие сообщения, но, вспомнив о разговоре с Сашей, поумерил пыл. Затеянная Кокориным проверка уже начинала раздражать Артёма, без общения с вратарём было скучно и некомфортно, за эти два месяца Дзюба не мог даже дня припомнить, когда бы они не болтали, ведь хоть со страницы Арины, но форвард обязан был поинтересоваться делами друга. Лишивший самого себя удовольствия Тёма стиснул зубы и продолжил с бездумным остервенением листать историю. В понедельник Акинфеев чуть ли не впервые в жизни вошёл в класс с улыбкой, он почему-то был уверен, что Артём уже сидит за их партой и бездельничает, в ожидании соседа. И он не ошибся, Дзюба действительно сгорбился над первой партой и складывал из клетчатого листа самолётик, только вот привычной радости у форварда Игорь своим появлением не вызвал, тот будто бы даже и смотреть на него не захотел, поспешно отвернувшись. Брови вратаря тут же задумчиво сползлись к переносице, он протянул руку, но Тёма без привычных ужимок и ухмылок сухо пожал её и даже не взглянул на одноклассника. Вот тогда Акинфееву всерьёз стало страшно. На протяжении всего учебного дня Артём вёл себя необычно. Нет, он, как и прежде, ходил за Игорем хвостом, сидел с ним за одной партой, списывал и трогательно прижимался плечом к плечу вратаря, только не разговаривал с ним. Совсем. Сколько бы озадаченный вратарь не пытался заговорить с Тёмой, тот отвечал односложно и с неохотой, показывая, что говорить им не о чем. Как оказалось, форвард слишком буквально воспринял предложение Саши, поэтому и молчал, как сушёная вобла, не подумав даже, что Кокорин, выдумавший это «испытание» для Игоря, имел в виду полное игнорирование вратаря, а не словесное. Погруженному в свои густые, как смола, мысли Артёму было тяжело даже смотреть на Игоря после той переписки с «Ариной». Перед глазами у него сразу появлялась та откровенная фотография, и мысли начинали вращаться уже вокруг неё, вытаскивая из памяти то бесстыже закушенную губу, то ровный подтянутый живот, переходивший во что-то еще более интересное. От этого ехала крыша, возбуждение не давало спокойно сидеть и появлялось страшное рвение прямо сейчас стянуть с одноклассника полосатый свитер, чтобы взглянуть на его тело воочию. Акинфеев не раз замечал помутившийся взгляд форварда на себе, но о причинах его даже не догадывался. Вратарь наивно думал, что у Дзюбы возникли проблемы с родителями из-за приглашения в Зенит, поэтому он будто бы законсервировался, не реагировал на внешние раздражители и обречённо-обречённо смотрел на Игоря с явным желанием что-то сказать. И Игорь-то был не против выслушать друга, но тот играл в молчанку. В школе поговорить у них так и не получилось, потому что все перемены бессловесный Артём таскался за ним в наушниках, слушая музыку с такой громкостью, что даже Акинфеев начинал глохнуть. Но Игорь не отчаивался, решив, что выяснит причины внезапного молчания Дзюбы, если не в школе, то на тренировке точно. В общей суете и шуме, в атмосфере летающих бутс и порванных шорт Игорь со своими чёрными гетрами смотрелся как балерина в роте солдат. Парень сидел на скамейке и с медленной сосредоточенностью натягивал гетры, скользил ладонями по упругим мышцам, цеплял пальцами ткань, подтягивая выше, разглаживал складки. Кажется, он был так занят, что не отвлекся даже на историю Лунёва о разбитом окне, хотя тот расписывал всё в комичных красках и, к тому же, отыграл миниатюру. Раздевалка разразилась хохотом, даже Далер скромно улыбнулся, когда Андрей закончил повествование. Тревожные мысли одолели Игоря настолько, что он, не обращая внимания на собственные действия, уже двенадцать раз подтянул ткань на изящной коленке – Дзюба считал. Тёма, который избрал странную тактику действий, не определившись до конца с дальнейшим развитием событий, сидел напротив вратаря и исподлобья следил за ним, сопровождая рваными вздохами каждое движение Акинфеева и чуть наклоняясь вперёд, когда тот тянул ткань на себя. Даже девчонки с их колготками и чулками никогда не вызывали такого интереса у Артёма, парень вдруг подумал, что ни разу в жизни не видел, чтобы так соблазнительно надевали гетры. А что бы Акинфеев сделал, будь у него чулки? Форвард зарделся и ощутил жар на ушах. Одержимость, появившаяся уже давно, становилась всё опаснее. Пройдясь рукой от лба до подбородка, Дзюба зажмурился, выгоняя образ Игоря в чёрных кружевных чулках из головы. Лавка прогнулась под чужим весом, рядом с Артёмом оказался вездесущий Сашка, который всё видел и, к сожалению Тёмы, всё знал. Кокорин долго следил за метаниями форварда, стараясь не слушать бессвязный трёп близнецов, понимаемый только Федей. Несмотря на то, что Артём сильно изменился, Саша не забыл о том Дзюбе, который несколько недель назад придумал жестокий развод для Игоря и обещал, что будет весело. Этот, обновлённый форвард версии 2.0, сидел тихонько на скамье и перебирал пальцы, стыдливо поедая голодным взглядом Игорька, а тот, старый Дзюба, наверняка, в голове уже нафантазировал такого, что при исполнении всего задуманного от Акинфеева остались бы только рожки да ножки. В общем-то, Сашка в своих размышлениях был не далёк от истины. Кокорин знал Тёму уже очень давно, поэтому предвидел, что однажды, устав ждать, форвард возьмёт силой то, что ему не дают. И лучше бы Игорю было поскорее одуматься и влюбиться в Дзюбу, потому что железным терпением последний никогда не отличался. Во всяком случае так было с девчонками, с Акинфеевым всё могло пойти по другому сценарию. Тёма вообще в последний месяц стал очень внезапным и местами непонятным. Желание помочь неразобравшемуся в чувствах другу было огромным, но вот планов на реализацию этого желания не находилось. Поэтому, приземлившись рядом с Артёмом, Сашка толкнул его в плечо, попросив успокоиться и вспомнить, где он находится. Вместо привычного «отъебись» или «чё ты, Кокоша?» Дзюба виновато опустил глаза и потёр нос, поняв всё без слов. - Пранк, который вышел из-под контроля. – задумчиво сказал Саша и покачал головой. Он, может быть, и хотел бы сказать что-то еще, но форвард переменился в лице и цокнул недовольно. - Никто никуда, блять, не вышел. Я всё контролирую. - Ага, всё, кроме себя. – по поджатым губам Артёма Сашка понял, что прав. – Ты сломал его логику. Чё ты с ним ходишь и не разговариваешь? – полушёпотом спросил Кокорин, чтобы никто из ребят не услышал. - Я хуй знаю, как себя с ним вести. – резво впрыгнув в шорты, он натянул их до колен и, замерев в одних трусах, чуть тише добавил: – Он смотрит? – Саша, увидевший это полусмущение-полуозорство в глазах Дзюбы, хмыкнул и постарался как можно незаметнее взглянуть на вратаря. Игорь в это время искоса посматривал на форвардов и усердно наматывал на палец нитку от распустившегося на майке шва. Ему слишком не хватало Артёма, поэтому недостаток коммуникации он восполнял долгими взглядами в его сторону. Без этого бесконечного трёпа форвард будто бы переставал быть самим собой, терял очень важную часть себя, любимую всеми, поэтому Акинфеев, не получая своей дозы словесного общения, потихоньку угасал рядом с ним. Вот уже пару дней Игорь был озабочен только одним – почему Дзюба всё время молчит? Они не ссорились, не дрались, гадостей за спиной Тёмы Акинфеев не говорил, поэтому «передать» ему что-то недоброе никто не мог. Единственным поводом не разговаривать с ним была только та контрольная, во время которой парни держались за руки. Но вратарь был уверен – не он начал это! Артём сам задержал его пальцы, а Игорь не стал вырываться, поддавшись эмоциям. И, к собственному удивлению, после этого он даже врать не стал, что не хотел. Хотел и давно, только не знал, как отнесётся к не совсем стандартному рукопожатию Дзюба. Форвард на перемене выглядел вполне довольным, поблагодарил за контрольную, улыбнулся и подмигнул беззлобно. Разнообразные мысли, как в калейдоскопе, перемешивались в голове парня, создавая новые, еще более абсурдные причины для молчания Дзюбы. Поэтому воткнувшись взглядом в Артёма, Акинфеев осторожно исследовал его. - Смотрит. – так же прошептал Сашка, развернувшись к другу. Артём резко встал и, развернувшись задом к Игорю, нарочито медленно натянул шорты и повилял немного задом. Отведя мутный взгляд от чёрных боксеров Дзюбы, в облипочку сидевших на его ягодицах, Акинфеев сбивчиво заговорил с подошедшим Денисом, который уже пару минут рассказывал о собаке, укравшей его шаверму возле ларька. Раздавшийся в коридоре свисток разгневанного тренера, уставшего ждать на холоде, пока команда вдоволь наобщается, вынудил мальчишек торопливо повскакивать со скамеек и чуть не бегом направиться на стадион. Отлепив от себя Антона, но продолжив разговор с ним, Федя подошёл к Саше и совершенно обыденно протянул ему руку, чтобы помочь подняться. Смущенный и обрадованный одновременно Кокорин тихо буркнул: «Ну, Федь», – и встал сам, показав средний палец ехидно улыбнувшемуся Артёму. Ожидая, пока Марио завяжет шнурки, Акинфеев вполуха слушал Черышева и смотрел на Дзюбу через его плечо. Дурачась, форварды пихали друг друга у скамейки, со смехом перебирая все ранее услышанные от Черчесова проклятья. Наконец, победно оттолкнув Кокорина к двери, Тёма хотел уже прикрикнуть на копавшихся парней, за которых отхватит вся команда, но встретился взглядом с Игорем и проглотил все заготовленные слова. Тот пялился на него во все глаза, даже не моргая, так, будто видел впервые и был очень удивлён, что такая красота вообще может существовать. Молчаливый форвард уже было принял бой и в ответ уставился на Акинфеева, но вернувшийся Кокорин, который щелкнул друга по носу, помешал им любоваться друг другом. Артём дал Сашке шутливого пинка и вышел из раздевалки, дергая мешающий ему заусенец. На стадионе было холодно, травка уже не выглядела так бодро, как летом, а естественного света категорически не хватало. Черчесов, собрав команду, оглашал план тренировки, ребята, в свою очередь, столпившись вокруг него, внимательно слушали, зная, что в любой момент строгий Станислав Саламович может ткнуть в какого-нибудь зазевавшегося дурака пальцем и предложить пересказать услышанное. Артём, как один из самых высоких, стоял позади, уступив первые ряды «коротышкам», как он их называл, вроде Миранчуков. В результате небольшой толкучки, организованной Головиным, которого якобы «придушили», прямо перед Дзюбой оказался Игорь. Вытянувшись в струну, Акинфеев ждал, что Тёма рано или поздно проявит себя как-нибудь. Он же переставал быть хозяином собственных рук, когда находился рядом с вратарём, Дзюба то игриво дёргал его за волосы на затылке, то тыкал в бока, то придерживал за талию, непонятно с какой целью. Влюблённые Смолов с Кокориным украдкой держали друг друга за мизинцы, словно и не боясь, что кто-то заметит этот жест. Кашлянув предупреждающе, Артём взглядом указал на руки парней, мол, я всё вижу, и поправил задравшийся край майки Акинфеева. Сурово отказав себе в соблазне повиснуть на плече Игоря, капитан стоически держался, буравя взглядом тренера и периодически кивая ему. Когда же Черчесов попросил Кокорина пересказать какую-то часть стратегии, тот замялся и улыбнулся, извиняясь. Шёпот пухлых губ Феди на ухо был куда интереснее игровых моментов, предложенных Станиславом Саламовичем. Тёма по-учительски осуждающе поцокал языком и пригрозил парочке пальцем, Смолов за это ущипнул тонкую кожу на боку Артёма, вызвав у форварда этим движением нечеловеческий визг. «Что вы за бараны?!» – вскрикнул Черчесов и, махнув рукой на парней, добавил: – «Быстро разминаться! Головин, сними наушники сейчас же!» Акинфеев с некоторым расстройством отнёсся к серьёзности Тёмы на тренировке, ему совершенно точно не хватало терпких прикосновений, замаскированных под ободряющие похлопывания, и подмигиваний, коими его награждал Артём за каждый пойманный мяч. Стоит сказать, что Дзюба и сам огорчился из-за упущенной возможности лишний раз побыть рядом с Игорем, но Черчесову было откровенно наплевать на все их желания, поэтому он нагрузил по полной программе не только форварда, которого готовил к важнейшему событию в его жизни, но и всех остальных, чтобы не расслаблялись. Ребятам только и оставалось переглядываться изредка и в спешке расходиться по своим позициям, чтобы не услышать уже поднадоевшее «Не спать!» от тренера. Усталость буквально валила Дзюбу с ног, ему в связи с будущим смотром досталось больше, чем остальным, и критики, и всевозможных упражнений. Но в конце занятия Черчесов похвалил его за выносливость и сказал, что Тёма – «боец», поэтому всё получится. Конечно, добрые слова не могли не порадовать форварда, но даже они не способны были воскресить его бодрость и какой-никакой оптимизм. Видя разбитого от изнурения друга, Сашка правдами и неправдами пытался отправить его домой, но упёртость Дзюбы говорила, что отдыхать рано, надо сначала Игоря проводить, а потом уже падать от измождения. К тому же жил-то Акинфеев совсем рядом со стадионом, поэтому много времени прогулка не должна была занять. Кокорин без осуждения хлопнул по плечу форварда, попрощавшись, и поскакал за Смоловым, которого уже окружили Миранчуки, Головин и Лунёв с Кузяевым. Поглядев вслед отдалявшимся одноклассникам, Саша вдруг подумал, что Акинфеев с Артёмом стали похожи на парочку влюблённых. Ведь когда вся шумящая толпа двигалась в одну сторону, тащась за Федей, эти двое шли своим путём уединения по узкой тротуарной дорожке. Не обнимаясь, не целуясь и даже не держась за руки, они шли молча, но не как поссорившиеся супруги, а как подростки на первом свидании, когда сказать можно многое, но казаться глупее, чем есть, не хочется. Холодный воздух после горячего душа неприятно сдавливал горло, мешая дышать, поэтому Артём укутался в шарф до самых глаз и старался даже не смотреть в сторону Игоря. Вратарь весь день тщетно пытался заговорить с Дзюбой, но ничего путёвого из этого, конечно, не вышло, потому что тот либо просто отмалчивался, прикидываясь слабослышащим, либо отвечал так скупо, будто говорил не с другом, а с назойливой физичкой. Списав такое поведение Тёмы на плохое настроение, всё же понедельник – день тяжелый, это любой подтвердит, Акинфеев упорно ждал, когда дурное настроение отступит, но, к его сожалению, этого не случилось ни в школе, ни на тренировке, ни даже после неё. С ним Дзюба молчал, как немой, хотя с другими смеялся и шутил по привычке. - Артём, что случилось? – вновь начал вратарь, сделав голос карамельно-мягким в надежде, что это сработает и парень признается во всём. Тёма будто бы даже дрогнул от этого вопроса, так внезапно он разрезал молчание, немного напугав форварда. - Ничего. - Ты со мной не разговариваешь весь день, но зачем-то тащишься меня провожать. В чём прикол? – Игорь развел руки в стороны, но на эту реплику Артём даже ухом не повёл, продолжив смотреть под ноги и дышать через шарф. Проворчав одному ему понятную фразу, вратарь успокоился, засунул руки в карманы и до самого подъезда молчал. Остановившись у крыльца, Дзюба протянул однокласснику руку на прощание. Акинфеев, столкнувшись с взглядом форварда улыбнулся чему-то и ответил на рукопожатие. Зачем Тёма пошёл его провожать, вратарь не знал, но побыть лишние пятнадцать минут рядом с ним было не таким уж плохим окончанием дня. Губ форварда Игорь не видел, но по сузившимся глазам понял, что Артём тоже улыбается. Ловким движением Тёма быстро взял руку друга и перехватил её левой рукой. Это было странно, Акинфеев понимал, что стоять и держаться с другим парнем за руки больше двух минут ненормально, но Дзюба был сильнее, да и Игорёк особо не противился, снова позволив Тёме своим теплом греть пальцы. Темнота, спустившаяся в город, казалась им очень правильной, она закрывала их от ненужных взглядов и случайных прохожих. Артём держал Игоря так, будто бы на всём свете остались только они, и живы они благодаря именно этому рукопожатию, отпусти – и исчезнешь. Тёма напрочь забыл про усталость, а Игорь готов был хоть всю ночь до следующего утра смотреть в серо-голубые глаза, не взирая на холод, но одна из молодых мамаш вышла из подъезда, и парни отскочили друг от друга, смутившись. Девушка попросила придержать ей дверь и помочь спустить коляску, на поводке визгляво гавкала карликовая собачка, норовившая куснуть Акинфеева за штанину. - Ну, пока, принцесса. – Артём даже не пытался отучить себя от этого обращения, уж больно оно подходило Игорю. – Иди. - Пока, Тём. – сжав напоследок руку парня покрепче, Акинфеев пошёл домой, но обернулся у самой двери, чтобы посмотреть на уходящего форварда. Но тот, как верный пёс, стоял и ждал, когда Игорёк скроется в темноте подъезда. В общем-то, ему совсем не хотелось уходить, но дрожавшие от холода пальцы друга заставили их распрощаться пораньше. Акинфеев снова забыл перчатки дома. Встретившись со светлым взглядом Дзюбы, Игорь нежно улыбнулся, почувствовав, как любовь течёт по венам. Оказавшись в подъезде, вратарь закусил губу и выдохнул, унимая желание вернуться и постоять еще немного. «Остановись ты, идиот! Как девчонка какая-то размечтался!» – самому себе сказал Акинфеев и хлопнул рукой по перилам лестницы. С Артёмом было чертовски комфортно и уютно, от него сложно было оторваться, и теперь Игорь наконец узнал, почему многие девчонки из школы были влюблены в грубоватого форварда. Его просто нельзя было не любить. И сам он, Акинфеев, купился на примитивные знаки внимания и круглые вечно смеющиеся глаза Тёмы.

***

- Игорёк, а что за мальчик с тобой ходит всё время? – отойдя от занавески, спросила женщина и взялась за ручку холодильника, чтобы покормить, наверняка, проголодавшегося сына. Акинфеев потупил взгляд и сдвинул брови, не зная, как сказать ей правду, и стоит ли вообще её говорить. - Да это одноклассник, мам. – вроде бы и беззаботно, вроде бы и спокойно произнёс он, но Ирина Владимировна по лицу парня поняла, что всё не так просто, как ей это подают. Кастрюля с борщом оказалась на столе, женщина загремела тарелками. Игорь продолжал копошиться с одеждой в маленьком коридорчике. Откинув мешающие ключи с брелоком мячом на пол, вратарь чуть не свалился с ног из-за попытки снять обувь, не расшнуровывая её. - Ну, ты хоть на чай бы его пригласил, что вы там торчите у подъезда в холоде. – «Как будто я не пытался», – мысленно заворчал Акинфеев, вешая куртку в шкаф. - Он не пойдёт. - А ты предлагал? – насмешливо спросила женщина, зная о нелюдимости сына. Игорь вообще никогда не приводил друзей домой, хотя Ирина, насколько она помнила, не запрещала ему этого делать. Он рос одиноким. Её материнского внимания мальчик получал ровно столько, сколько она могла дать между работами и сном. Особых проблем Игорёк никогда не доставлял, понимая, что ей и так тяжело, не просил лишнего, не жаловался, не закатывал истерик. Назвать себя плохой матерью Ирина бы не решилась, но и на роль «Лучшей мамы на свете» не претендовала. Она знала, что у сына проблемы с одним из одноклассников, но пойти и разобраться с этим не могла, потому что Игорь просил: «Мама, не позорься. Потом только хуже станет», – говорил он и добавлял: «Я сам разберусь». Уже пару месяцев у её сына не было рваных рубашек и синяков, поэтому Ирина Владимировна сделала вывод: Игорёк нашёл управу на школьного хулигана. А когда женщина увидела рослого парня рядом с ним, поняла, что сын просто-напросто завёл крепкого друга, который, по её логике, помогал ему бороться со шпаной. И появление этого друга у Игоря несказанно обрадовало Ирину, во-первых, прекратились побои, во-вторых, сын наконец-то расстался со своим вечным одиночеством и, кажется, даже стал улыбаться чаще. - Да. И я не думаю, что он передумал. – отрезал Акинфеев и ушёл к себе, чтобы переодеться в домашнюю одежду. Закрыв дверь, он устало прижался к ней спиной, с грустью понимая, что мать не отступит и точно докопается до правды, выведает и имя, и адрес, и телефон родителей Артёма, если ей это понадобится. По кухне разносился приятный запах домашней еды, который будоражил аппетит настолько, что слюноотделение усилилось и желудок свернулся клубочком, напомнив, что кроме столовской еды, чёрт знает, когда употреблённой, Игорь ничего не ел. - А имя-то у одноклассника есть? – Ирина поставила на стол чашку с салатом и хитро прищурилась, возвращаясь к разговору, от которого её сын пытался сбежать. - Есть. – вытянув пальцами кусок помидора из общей массы овощей, сухо бросил парень, стараясь этим жестом намекнуть матери, что неимоверно голоден и разговаривать не хочет. - Какое? - Мужское. Ну, мам, покорми меня, пожалуйста. – жалобные глаза всегда срабатывали, Ирина Владимировна умилялась, видя, как сын делает брови домиком и притворно трясёт нижней губой. Но не в этот раз. - Игооорь, не темни. – с улыбкой, но настойчиво, сказала женщина и шутливо ткнула в Игоря деревянной лопаткой. – Что за тайна за семью печатями? - Это Артём, мам. – Акинфеев потёр лоб и помрачнел, зная, что допрос не окончен. И закончится не скоро. Скорее всего, скандалом. - Какой Артём? – настороженно спросила Ирина, качнув головой. - Тот Артём. Дзюба. – Игорь замолчал и прижался головой к стене, на которую опирался плечом. Он не боялся нотаций и запретов, точно зная, что теперь никто, кроме самого Дзюбы, не сможет отвратить его от форварда. Поэтому Акинфеев, собрав волю в кулак, приготовился выслушивать. Женщина, из окна видевшая, как общаются мальчишки, ни за что бы не поверила, что тот парень и есть кровожадный Артём, днями напролёт издевавшийся над её сыном. Переменившееся отношение Игоря к хулигану было непонятно ей от слова «совсем». - То есть вы теперь дружите? – скептицизм после слов Ирины буквально вылился на пол, затопив кухню. Парень даже поёжился от холодного тона матери. - Да. - И ты его простил? Вот так – легко и просто? - Да, мам. – вестись на провокационные интонации Акинфеев не хотел, осознавая, что ссора с матерью его вечер не скрасит и настроение не улучшит. - Игорь, люди не меняются. Сынок, ты уже взрослый, я не имею права указывать тебе, с кем дружить, а с кем нет. Но этот Артём, ты вспомни, сколько раз… – тоном, каким обычно говорят с душевнобольными, начала было женщина, но уверенность в голосе сына остановила её. Игорю было жутко обидно за Тёму. Он и сам раньше считал форварда предводителем дегенератов, но теперь любое колкое слово, адресованное Дзюбе, обижало вратаря до глубины души. Ведь он-то знал настоящего Артёма, ранимого, смешного, временами надоедливого, мужественного и смелого. - Мам, ты его не знаешь. - А ты-то давно его узнал?! – не удержавшись, Ирина вскрикнула и всплеснула руками, всё больше удивляясь словам сына. - Нет. Пожалуйста, давай поедим? – устало предложил Игорь, хоть и знал наперёд, что предложение будет отклонено. Он хотел бы рассказать обо всех достоинствах Тёмы, но кто бы ему поверил? В какой конкретно момент достоинства форварда победили недостатки – Акинфеев не заметил, но теперь даже грубость эта дзюбовская казалась ему какой-то особенно близкой и ничуть не раздражающей. У него же даже фамилия была грубая, а про то, что и сам он по натуре чурбан неотёсанный, говорить излишне. Но глаза эти небесно-чистые и ласковое «Тёма», которое то и дело прилетает от Кокорина, перевесили чашу весов и заставили Игоря закрыть глаза на все прошлые отмороженные выходки форварда. - Ты не думаешь, что он может опять что-нибудь… - Нет. Я ему доверяю. Он отличный друг, хоть и пылит иногда. Я не оправдываю его поступков, но и не осуждаю больше. Он такой, потому что его никто не любит. Его родителям на него плевать. У него никого нет. И ему очень тяжело. – Игорь уверенно чеканил слова, как в рапорте, делал резкие паузы и снова возвращался к своей адвокатской речи. – Он даже живёт один! Как сирота при живых родителях! И он заботится обо всех, кто рядом. Из-за меня в драку влез вот недавно, хотя там я виноват был. Я ему верю, понимаешь? Ему нужно немного внимания и… понимания. – парень хотел сказать «любви», но в последний момент передумал, чтобы не шокировать мать еще сильнее. – Артём – добрый и весёлый, он как ребёнок, только большой и громкий. И, если тебя это успокоит, он скоро уедет… – вдруг Игорь замолчал, вспомнив о «Зените» и радости Дзюбы по этому поводу. Скривившись, будто бы от боли, Акинфеев тяжело вздохнул и жалостливо посмотрел на маму, которая уже сидела рядом с ним на стуле, сочувствуя. – А я не хочу, чтобы он уезжал. - Сын. У тебя всё хорошо? – Ирина накрыла мягкой ладонью руку Игоря. С такой любовью и обожанием он говорил обычно только о совершенно неизвестных матери футболистах, поэтому тон парня и его слова очень удивили женщину. Спрашивать о чём-то конкретном она не решилась, чтобы не вводить Игорька в смущение. Взаимоуважение было одним из трех китов, на которых держались отношения в семье Акинфеевых. Если Игорь доверяет Артёму и дорожит им, значит, он в нём уверен, поэтому Ирине Владимировне не осталось ничего, кроме как проникнуться пониманием и согласиться с его позицией. - Пока он со мной – да. – уверенно сказал парень. - Пригласи его в гости. Обещаю, что не буду говорить про драки и всё остальное. – женщина погладила сына по голове и поцеловала в лоб. – Расскажи мне про него что-нибудь. – Акинфеев улыбнулся своей тихой улыбкой и выдохнул с облегчением. Несмотря на то, что Ирина отличной матерью себя не считала, Игорь давно уже присвоил ей этот титул, и он в очередной раз подтвердился.

***

- Кто из вас курил? Ну? Быстро! – Смолов прервал щебет мальчишек, принюхиваясь. Ему было непонятно, когда те только успевали делать свои мелкие пакости? Ведь всё время же торчали рядом, мешали и изводили глупыми вопросами. Глаза Феди сузились, а полные губы стянулись в один тугой бант, в общем-то, проштрафившиеся Миранчуки и без изменившейся мимики Фёдора поняли, что ничего хорошего их не ждёт. - Да отстань ты от них, хватит уже воспитывать. – с присущей ему ленью в голосе произнес Кокорин, ухмыльнувшись. Иногда он даже жалел близнецов, видя, как Смолов муштровал их, наставлял и выписывал пиздюли по расписанию, то есть по нескольку раз в день. - Кокорин, не лезь. – только вот его порыв защитника был встречен агрессивно. Причем агрессия эта исходила от самих Миранчуков. Антон прищурил глаза в злобе и заслонил собой Фёдора, сделав решительный шаг вперёд. - Ага, отвали от Феди. – его примеру последовал и Алёшка. - Э! Вы чё, блять? – Сашка от удивления даже задом попятился. Тут он понял суть фразы: «Ни одно доброе дело не остаётся безнаказанным». Близнецы, как верные подданные Смолова, обступили его с двух сторон. Им на самом-то деле и не нужна была никакая защита, всё, что касалось Феди было свято и принималось ими как истина в последней инстанции. Если, например, он говорил, что ругаться матом нельзя, значит, так оно и есть, а то, что парень сам иногда вставляет в свою речь острые словечки, так это исключительно по вине обстоятельств. Поэтому и дружеское замечание Саши Миранчуки встретили с непониманием. Федя ругал их, значит, они были неправы. Третья сторона в этом споре была лишней. - Мои защитники. – Смолов приобнял мальчишек с улыбкой и еще раз принюхался. – И всё-таки, кто курил? – чуть мягче поинтересовался он. От этого вопроса Антон потупился, а Лёша молча отвернулся в сторону. Кокорин решил молчать и больше за этих придурков не заступаться, а то так и до драки было не далеко. Задумавшись над тем, на чью сторону Федя стал бы в драке, Сашка отошёл к стене и опёрся на неё спиной. Коридор шумел разными голосами, иногда взвизгивая особенно громко, хлопая дверями и стуча каблуками учителей, отправлявшихся в спасительную учительскую. Мимо ребят с криками пронеслась толпа озадаченных детей. Ещё утром кто-то из среднего звена принёс в школу кошку, животное естественно испугалось повышенного внимания к себе и удрало куда-то. Теперь же юные следопыты обыскивали весь корпус, надеясь обнаружить кошку раньше, чем та влетит в кабинет директора. Смолов с Миранчуками, несмотря на суету вокруг них, так и остались стоять посреди коридора – Федя смотрел на них, близнецы упорно отворачивались. - Я. – твердо сказал Антон и набычился, ожидая лекции о вреде курения от Смолова. - Нет, Федь, это я. Он врёт опять! – только Фёдор открыл рот, чтобы что-то ответить смельчаку, как Лёша схватил его за руку и заставил посмотреть на себя. - Это я курил! Не верь ему! – за другую руку ухватился Антон и потянул форварда на себя, заглянув в глаза недоумевающему Феде. Усевшись на собственный рюкзак, Кокорин наблюдал за очередным цирковым номером, имевшим название «Разрывание человека на две части». Сашка, хоть и не признавался никому, но до невозможности любил скандалы Миранчуков, близнецы выглядели очень смешно, когда ругались и обзывали друг друга. В этот раз ему даже Смолова жалко не было: «Сам виноват», – подумал Саша и опустил подбородок на согнутые в коленях ноги. - Дурак! - Идиот несчастный! Заткнись! – Антон толкнул брата в плечо и сгорбатился, как дворовый кот, готовый броситься в атаку. - Успокоились! – Федя обладал удивительной способностью прекращать распри разбушевавшихся мальчишек. Когда он понимал, что драки не избежать, одновременно бил им по подзатыльнику и близнецы мгновенно возвращались в реальность, забывая даже об истоках ссоры. – В чём дело? Кто разрешал курить? Где взяли? - Да мы стояли за школой… - … ждали кое-кого. А потом подошёл… - ... Тарасов! И говорит: «Хотите попробовать?» - И вы, конечно, согласились, идиоты? – несмотря на недовольство, Смолов хмыкнул, поразившись наивности своих подопечных. - Нет! – в один голос ответили близнецы, дружно замотав головами. Эта потасовка начинала надоедать Саше, он вообще-то планировал провести перемену совсем по-другому. Библиотекарша отпросила Федю с физкультуры, чтобы тот помог ей разобрать книги на верхних полках, ведь в её возрасте даже на первую ступень лестницы подниматься было уже опасно. А Смолов, который, конечно, не мог не воспользоваться случаем, уговорил её взять с собой Сашку, потому что: «Еще одна пара рук лишней не будет, а Вы чаю пока попьёте». О книгах парни, конечно, думали в последнюю очередь, когда направлялись в тёмную библиотеку. Но по несчастливой случайности Фёдор наткнулся в коридоре на Миранчуков, а от них, как известно, так легко не уйдёшь. - Мы не согласились, но он сказал, что если мы не попробуем, то… - … он всем расскажет, что Лёшка влюбился в Соню из его класса и даже тебе! – привыкший вечно врать Антон вдруг выдал кристально чистую правду, хотя Алёшка в этот момент пытался выдумать какую-нибудь правдоподобную угрозу от Тарасова. - Антон! – возмущенно воскликнул Лёша и вытаращил глаза. Закрыв рот рукой, Сашка засмеялся. История приобретала новые обороты. Ошарашенный новостью Фёдор приоткрыл губы и удивлённо захлопал ресницами от услышанного. - Что?! – с некой обидой фыркнул Антон и засунул руки в карманы спортивной кофты. - Придурок блядский! – Алёшка замахнулся для удара, но брат увернулся и отскочил назад. Разыгрывалась нешуточная драма, близнецы рассорились, а Смолов просто стоял и смотрел на них, не встревая. Кокорин отряхнул рюкзак и подошёл к троице. - Сам ты придурок! Я тебя выгородить пытался, а ты опять со своей правдой! «Не верь ему!», «Это я!», – размахивая руками и изображая жеманность, Антон кривлялся назло брату. - Не кури больше. – спокойно сказал очнувшийся Федя Алёшке и прихватив ржущего Кокорина за край чёрной майки, потащил к библиотеке. На него налетела внезапная тоска, сложно объяснимая и тяжелая, причина для неё была только одна – потеря Лёши. Феде стало вдруг так грустно от мысли, что теперь Миранчуки не будут его доводить, приходить к нему в гости и требовать еды, не станут писать глупейшие по содержанию сообщения и приносить ему абрикосовое варенье, когда он болеет. Да, у Смолова был Сашка, но одинаковые мальчишки стали для него младшими братьями, которых надо по-семейному оберегать и любить, поэтому ставить их в один ряд с Кокориным он бы не стал. Пусть и некрасиво такого желать, но Федя был бы рад, если бы Соня отшила Лёшку. Всё же он был законченным эгоистом. Заткнувшиеся близнецы, забыв о драке, смотрели вслед парням и не понимали, что случилось со Смоловым. Весь оставшийся день Фёдор был непривычно отстранённым и рассеянным. Надышавшись библиотечной пылью и выслушав все школьные сплетни об учителях и руководящем персонале от Тамары Ивановны, парни пришли на геометрию. Сколько бы Сашка не пытался вывести Смолова на разговор, тот только огрызался и просил не доставать его вопросами. На переменах он выглядел еще более замученным и печальным. Миранчуки, порывавшиеся войти в кабинет одиннадцатиклассников, были прогнаны обозлившимся Кокориным, который был уверен в том, что причиной испорченного настроения Феди стали именно мальчишки. - Чё не поделили? – Дзюба, растолкав очередь в буфет, как ни в чём не бывало встал рядом с Сашей. Шепоток возмущения пронёсся по толпе школьников, но вслух озвучить своё негодование никто не рискнул. - Ничего. У него материнский инстинкт, похоже, активизировался. – улыбнувшись, Сашка шутливо покрутил пальцем у виска. – Один из его похожих влюбился в кого-то, а Федя теперь переживает, как отдать своего ребёнка чужой девке. - Мда. Серьёзно. – Артём расхохотался, представив Смолова в роли заботливой мамаши в фартуке и с поварёшкой в руке. Подошла очередь Кокорина. Буфетчица с синими тенями смотрела абсолютно на всех школьников с одинаковым презрением, надув тонкие по-кукольному накрашенные губы. Саша быстро взял пару пирожков и два сока, а Дзюба нарочито долго изводил женщину вопросами, пока она не гавкнула на него со злостью, попросив не задерживать остальных. Купив еды, парни уселись на подоконник возле класса информатики. Обычно на втором этаже народу было меньше, чем везде, наверное, это можно связать с тем, что рядом находилась учительская, а чуть дальше по коридору – кабинет директора. - Чё там Игорь? – оторвав от полусухого пирожка кусок, Кокорин начал с трудом пережёвывать его. Окно в коридоре выходило на школьный двор, где на ледяной лавке сидели рассорившиеся Миранчуки, отвернувшись друг к другу спиной. Саша сначала хотел нажаловаться на них Смолову, но потом вспомнил, что добро наказуемо, и передумал. - Вчера весь день спрашивал, чё я молчу, ёпт. Сегодня утром пытался накормить меня печеньем. – Артём спрятал улыбку в стакане с чаем. – На английском так громко орал подсказки, что наша дура ему замечание в дневник накатала, сука тупорылая. А на химии, ты, наверное, видел, он прослушал бабульку и смешал порошки не в той последовательности, ходит теперь с синей рукой, как дурак. Хорошо, хоть не обжёгся сильно. – Дзюба снова улыбнулся, вспомнив, как Игорь ойкнул, но отпрыгнуть от вулкана из синей пены не успел. Понимающе кивнув, Саша посмотрел на Герун, которая прошла мимо них в юбке, больше похожей на ремень для джинсов. - Он к Смолову утром подходил. – Кокорин отпил немного сока через трубочку, втянув щёки. Пришедшая на урок женская половина класса, громко обсуждая Ольгу Бузову, тёрлась у двери, в надежде поскорее попасть в кабинет и приземлиться за парты. - Зачем? – перепугано спросил Артём, перестав жевать. - Спрашивал чё-то про тебя. Но он мне нихуя не сказал! Типа я проболтаюсь тебе. - Охуеть теперь. Спелись! – форвард закатил глаза и цокнул. Покивав в знак согласия, Сашка уставился в окно – на улице Смолов за капюшоны уже тащил близнецов по направлению к школе. - Вечером точно расскажет, напишу потом. – собрав мусор с подоконника, Кокорин понёс его к урне, не забыв при этом захватить пустую пачку Тёмы. - Ты лучший, поросёнок! – Дзюба повис на друге, обняв за шею. По лестнице поднимался Игорь. Он шёл медленно, потому что на него то и дело налетали дети из младших классов, которые неслись с третьего этажа на первый. Оттащив от себя врезавшегося белобрысого мальчишку, Акинфеев наконец-то оказался в нужном коридоре. Стоявшие у окна форварды синхронно отвернулись, будто готовили какой-то заговор против него. Девчонки же наоборот оживились, Катя так вообще незаметным движением подтянула юбку повыше. - Всегда это знал. – Саша самодовольно хмыкнул. - Артём, ты забыл. – вернув ручку Тёме, вратарь отошёл в сторону, чтобы никому не мешать и не напрягать парней своим присутствием. А ведь ему только начало казаться, что всё нормально, что Дзюба относится к нему по-особенному и больше не будет вести себя как сволочь. Страх, что издевательства возобновятся, вернулся к Игорю. Но страх этот был напрасным. Постояв с Кокориным на перемене, форвард так же, как всегда, уселся рядом с ним и так же пошёл провожать. В тишине, прерываемой редкими пошмыгиваниями носа Артёма и тяжелыми вздохами непонимания Игоря, они дошли до нужного подъезда и остановились. Акинфеев, зная, что Дзюба откажется, всё-таки повторил своё приглашение на чай, но тот, конечно, не согласился, покачав головой. Ледяной ветер нёс быстрые тёмные облака с запада, разгоняя птиц с проводов и разнося полуразодранную листву по чистым асфальтированным дорожкам. Еще немного и землю должен был накрыть плед белого снега, скрыв московскую грязь и серость. Зима должна была стать обновлением для Тёмы, новые возможности кружили голову и просили время бежать быстрее. Игорь же всей душой ненавидел грядущую зиму, зная, что она заберёт у него Артёма. Они еще немного постояли напротив друг друга и, не найдя слов, разошлись по домам.

***

Следующий учебный день не принёс Акинфееву никакой ясности, Дзюба как молчал, так и продолжал молчать. Даже Федя, который общался с Сашкой достаточно близко, только с сожалением развёл руками, признавшись, что эти двое долго шептались на кухне у Артёма, а потом вышли до безумия довольными, будто придумали беспроигрышный план по захвату мира. Вспомнив о том, какими придурками порой бывали Дзюба с Кокориным, Игорь начал думать, что они заключили спор, связанный с ним самим. Ведь этим двоим и не такие приколы в головы приходили, а уж поспорить, что Артём несколько дней не будет говорить с вратарём, вообще ерундовое дело. Поэтому Акинфеев прямо на уроках стал писать Тёме сообщения в сети, но и на них форвард не отвечал, хоть и читал всё, что присылал ему одноклассник. Шесть уроков пролетели для парней чересчур быстро. В общем-то, занятия шли фоном для противоборства Игоря и Артёма. Они словно поменялись местами – один упрямо атаковал форварда разговорами, другой делал всё возможное, чтобы не отвечать на вопросы Акинфеева, хотя губы так и норовили раскрыться, а язык готов был в любой момент начать артикулировать. К концу учебного дня вратарь понял, что наговорил столько, сколько в жизни не говорил, только всё было без толку – Дзюба не дрогнул. Сдаваться было не в правилах Игоря, но и продолжать эту бессмысленную пытку и для себя, и для Тёмы он не решился, поэтому прямо заявил другу, чтобы тот не ходил за ним, как двухметровая тень, если не собирается общаться. Форварда будто бы наняли телохранителем Акинфеева и запретили ему трепаться с ним, он постоянно шатался где-то поблизости, но на прямой контакт не выходил. И это бесило Игоря до такой степени, что он даже не хотел вместе с Артёмом идти на тренировку. Вратарь чувствовал себя обманутым, ему показали, как хорошо может быть, когда у тебя есть близкий друг, а потом в один миг лишили этого друга и сделали вид, будто и не было в жизни нескольких почти счастливых недель. Перед самой тренировкой, когда парни натягивали свои куртки и разноцветные шарфы, Катя, весь день ждавшая удачного момента, подлетела к Игорю и всучила ему в руку записку. Задумывалось это как незаметный романтический жест, но в реальности получилось так неуклюже, что передачу, кажется, увидела вся школа. Посмотрев несколько секунд на парня, покрасневшая от собственного поступка Герун так же быстро умчалась на репетицию, оставив обескураженного вратаря с миллионом вопросов. Игорь стушевался, он бестолково пялился на свою ладонь, в которой лежала сложенная в четыре слоя розовая бумажка, но внезапно опомнился и спрятал послание в передний карман джинсов. Читать писанину Кати при полной мужской раздевалке было бы некрасиво, особенно, когда школьники так откровенно таращились на него. Стоявший возле своей куртки Дзюба, следил за ним исподтишка, спросить о содержании записки он, конечно, не мог, потому что всё еще следовал предложению Сашки. Но Артём не был бы собой, если бы оставил эту выходку девчонки без внимания, он решил как-нибудь тайно завладеть листочком и узнать, что же такого там написала Герун. На вопрос: «Как украсть у Игоря записку?», – тут же откликнулся мозг и нарисовал наипрекраснейшую картину, в которой Тёма, стоя лицом к лицу с Акинфеевым, засовывает руку в его карман и спокойно достаёт листочек. Вратарь, наверное, и не заметил бы пропажи, вопиющая наглость Дзюбы заинтересовала бы его куда сильнее, чем какие-то там любовные бредни. Но в этом плане форварда были и свои минусы, например, отсутствовала гарантия того, что сам форвард не сдуреет от смелой выходки и не забудет достать записку. И зачем ему тогда вообще она будет нужна, если он фактически залезет рукой Игорю в штаны?! Отмахнувшись от этих мыслей, Артём вздохнул измученно. Голова уже который день нахально издевалась над ним, то заставляла смотреть на острые коленки вратаря на уроках, то подкидывала дикие, с точки зрения гетеросексуальности, варианты прощаний, когда парни стояли около подъезда Игоря в безмолвии, то просила Тёму еще раз открыть то фото Акинфеева, ну, так, чтобы «просто посмотреть». Знал бы Игорь, что творилось в фантазиях форварда, стал бы его избегать даже сильнее, чем во времена вражды. Вторая подряд тренировка со Станиславом Саламовичем была похожа на марш-бросок. Вымотанный Дзюба тысячу раз пожалел, что согласился ехать на смотр в «Зенит». Черчесов, будто бы не замечая остальных игроков, которые чуть ли не в носах ковырялись от лени, гонял и без того замученного форварда, напоминая, что в «Зените» его жалеть никто не будет. Ему, впрочем, ничего иного, кроме как подчиниться, не оставалось, поэтому фыркая, бубня себе под нос отборные ругательства и истекая потом, Артём и бегал, и прыгал, и забивал. Во время небольшого перерыва он просто пролежал на скамейке запасных, несмотря на октябрьский холод стадиона и пустынную жажду во рту, встать и пойти в раздевалку парень чисто физически не мог. Ломящая усталость сковала его по рукам и ногам до такой степени, что Дзюба даже не сразу почувствовал, как Акинфеев потряс его за плечо и протянул бутылку тёплой воды. Игорь уже и не пытался заговорить с другом, понимая, что рано или поздно тот созреет сам и скажет уже, наконец, в чём был смысл этой молчанки. Посмотрев на полумёртвого форварда с сожалением, он уселся неподалёку и принялся перешнуровывать бутсы. С новыми шнурками происходила какая-то аномалия, после двух шагов они уже начинали болтаться как спагетти, после пяти распускались и мешали ходьбе. Даже двойные узлы, на которые Акинфеев стал их завязывать, нисколько не помогали. - Спасибо. – выхлебав почти полбутылки, сказал Тёма и закрутил крышку. - Пожалуйста. – борясь с бутсами, сдавленно ответил Игорь и чуть не взвыл. Шнурки были будто из рыболовной лески, никак они не хотели слушаться хозяина обуви. Понаблюдав за дёрганьем вратаря, Артём молча, но не без усилий встал с места и подошёл к однокласснику. Кряхтя, как старый дед, он уселся на корточки, легким движением отмахнул руки Акинфеева и в два счёта завязал изящные бантики на бутсах вратаря. По привычке шмыгнув носом, Дзюба поднялся на ноги, хрустнул затёкшим от жёсткой лавки позвоночником и покачиваясь направился к явившемуся на поле Черчесову, чтобы спросить его о дальнейшем плане тренировки. Игорь только и мог, что улыбнуться ему вслед и покачать головой обречённо. «Какой же придурок», – влюблённо произнёс голос в его голове. К концу занятий, когда вся команда еле волочила ноги, у Артёма открылось второе дыхание. К слову, остальные парни не очень-то были рады этому «открытию». Перевозбуждённый Дзюба не давал покоя никому, носился по полю, как на батарейках, пару раз даже чуть не сшиб зазевавшегося Кокорина с ног, за что получил гневный взгляд от Смолова и какое-то неразборчивое ругательство от самого Сашки. За пять минут до конца игры Станислав Саламович устал от форварда и посадил его на скамейку запасных, от греха подальше, этим мирным способом Черчесов попытался обезвредить Артёма, чтобы он на поле никого ненароком не пришиб и не покалечил в запале. Но усидеть на скамейке заряженный Тёма всё-таки не смог, он прошёл по кромке поля поближе к воротам Акинфеева и уселся на перевёрнутое пластиковое ведро, оставленное уборщицей. Ведро явно не было предназначено для сидения, поэтому оно жалобно хрустнуло, но выдержало немалый вес огромного форварда. Дзюбе было неудобно, коленки доставали практически до груди, но это было всё-таки лучше, чем сидеть на мяче. Увидев скрюченного в неудобной позе Артёма, Игорь хмыкнул, но словесно на это никак не отреагировал, потому что рядом ходил Черчесов, а он терпеть не мог, когда вратарь отвлекался от матча. Команда Тёмы вновь одержала победу, несмотря на то, что в этот раз тренер сам разделил своё войско на две части равные по силе. Другое дело, что пользоваться своей силой умели не все, а те, кто не умел, не особо-то и старались научиться. Смолов от злости запулил мяч в пустые ворота Лунёва и отпихнул от себя Антона, пытавшегося извиниться за промах. Саша шёл рядом с Федей и придерживал его за локоть, успокаивая. Неутомимый Дзюба, который умирал в перерыве между упражнениями и матчем, вскочил со своего места и, по традиции, ликуя понёсся к команде. Капитан собрал парней в кружок, похвалил, каждого обнял, пошутил над Головиным, потрепал по спутанным волосам Марио и распустил ребят, напоследок с томной нежностью проведя рукой по мокрой спине Игоря. Тёма хоть и старался держать дистанцию, но получалось это не всегда, а самым печальным в этой ситуации было то, что он бессовестно врал самому себе. На свой же вопрос: «Я опять его трогал, зачем?», – парень невинно отвечал себе же: «Да я всех трогаю! Игорь же мой вратарь. Он должен чувствовать поддержку». И Артёму было плевать, что эту «капитанскую поддержку» он оказывал Акинфееву прямо на уроке геометрии во время самостоятельной работы, или, когда пытался оттереть синюю пасту шариковой ручки с манжеты вратаря, цепко ухватившись за его ладонь и практически переплетя свои пальцы с пальцами возмущавшегося Игоря. Гомон в раздевалке был обычным делом, Черчесов, проходивший мимо, удивился бы, если бы футболисты сидели в тишине и вышивали крестиком. После игр мальчишки так дурачились, что однажды заперли Зобнина в стадионной кладовке и заставили петь матерные частушки для освобождения. В душевой шумела вода и Лунёв, распевавший о мокрых кроссах, он знал, что Далер на дух не выносит эту песню, и делал назло, посмеиваясь и фальшивя. Искупавшиеся парни с трудом натягивали одежду, которая прилипала к всё еще влажной коже. Смолов, засунув правую руку в рукав чёрной водолазки, бросил это занятие и как безвольная кукла откинулся на стену, решив, что надо немного подсохнуть, а потом уже продолжать. Напротив него сидел Дзюба и лихорадочно возился со штанами, опасливо поглядывая в сторону душа. Выйдя в одном полотенце, Кокорин, не обратив внимания на присутствующих, игриво пустил волну бровями и взглянул на Федю. Тот был в таком отвратительном настроении, что даже на это шутливое заигрывание ответить достойно не мог, поэтому отвел глаза от друга и продолжил одеваться. Сашка содрал с себя полотенце и, оставшись в трусах, швырнул его на лавку рядом с Фёдором. Эта апатия совсем не вязалась с обычным поведением Смолова. Спокойный, уравновешенный и взрослый не по годам он никогда не давал себе послабления, а вот о такой хандре среди бела дня, да еще и при всей команде, даже речи быть не могло. Теперь же Федя сидел с надутыми губами и теребил замок на рюкзаке, всем своим видом показывая, что к нему сейчас лучше не лезть. Занятый джинсами Артём не реагировал ни на парочку, ни на вошедшего мокрого с ног до кончиков волос Головина, который не успел вытереться из-за бойни полотенцами в душевой. Игорь, начавший ходить в общий душ исключительно из-за Дзюбы, появился в раздевалке внезапно, брови его сходились на переносице, а губы представляли собой одну тонкую розовую нитку. Подойдя к Головину, он без слов отдал ему потерянный шампунь и, бросив беглый взгляд на Тёму, отошёл к своим вещам. Ковырявшийся в своих тряпках Дзюба понял, что в скором времени его ждёт серьёзный разнос от Акинфеева, причём разнос заслуженный, потому что совать свой нос в чужие дела было, как минимум, некультурно. Раскрыв пошире сумку, Игорь тщетно искал джинсы. Он точно помнил, что раздевался тут и оставить вещи где-нибудь на другой лавке не мог. Окружающие его ребята вели себя как обычно, перебрасывались тупыми шутками, одевались. Теперь вратарь бы и не подумал, что кто-то из них решил так пошутить, ведь вражда была позади, даже Кокорин относился к нему более ли менее сносно. Осмотрев раздевалку, Акинфеев заглянул под лавку, влез в серый шкафчик, но и там ничего не нашёл - Хватит жопой светить, принцесса в трусах с али-экспресса. – Сашка фыркнул и шутливо стеганул Игоря по ногам полотенцем. Он просто не мог жить без веселья, и в связи с тем, что Смолов грустил, Дзюба был занят чем-то важным, а Головин с Миранчуками находились на соседней лавке, под горячую руку Кокорина попался Акинфеев. Тот нахмурился еще сильнее и посмотрел на парня уничтожающим взглядом, на который, впрочем, наглый Сашка никак не отреагировал, продолжив скалиться. - Мои штаны куда-то пропали. – в полной растерянности сообщил Игорь и уставился в пол, пытаясь воспроизвести в памяти последовательность действий перед походом в душ. Но это не дало ровным счётом ничего. - Куда они могли пропасть? – спросил Смолов, тщательно вытиравший почти сухие волосы. - Не знаю. – Акинфееву даже в голову не приходило, что притихший Артём, который в последнее время вёл себя как никогда прилично, сейчас прижимал задницей его джинсы к лавке и даже ухом не вёл. - Кто у Игоря джинсы спиздил? – Сашка улыбнулся и хитренько взглянул на Дзюбу. Смолов поджал губы, понимая, к чему клонит друг, и тоже посмотрел в сторону форварда. Театральное училище лило бы горючие слёзы, если бы знало, что такой талантливый лжец, как Артём, собирается посвятить жизнь футболу, а не сцене. Форвард профессионально исполнял роль увлечённого своим телефоном болвана. Успевшие сходить куда-то Миранчуки, не участвовали в разговоре, они быстро собрали свои вещи и с сумками за плечами щепетильно поправляли друг на друге одинаковые зелёные шапки, дожидаясь Федю. В общем разговоре они не участвовали, потому что еще днём, после небольшой драки с Тарасовым, Смолов приказал им побольше молчать и поменьше слушать посторонних людей. - Посмотри еще раз под барахлом Головина, у него там вечно свалка. – Кокорин махнул рукой в сторону Саши, возле которого на самом деле была гора бесхозных вещей, накиданных мальчишками. - Чё это у меня свалка? – несмотря на то, что форвард был прав, Головин решил возмутиться и отстоять свою точку зрения. Тем более, что эту небольшую, как ему казалось, кучку вещей на лавке «свалкой» он бы не назвал ни за что на свете. - Потому что в прошлый раз ты загрёб туда мою майку, и мы её чуть ли не час искали! – Сашка всегда был злопамятным, он иногда даже просыпался от того, что вспоминалась какая-нибудь гадость, за которую становилось обидно, и сразу возникало непреодолимое желание отомстить. Но к утру оно пропадало без следа, потому что в сущности Кокорин был добрым парнем, взбалмошным, порой резковатым, но добрым. - Потому что в прошлый раз ты сам её туда швырнул, когда бежал наперегонки с Дзюбой. – равнодушно отметил Смолов, осадив Кокорина одним лишь взглядом. С майкой, действительно, вышла глупая ситуация, Саша знал это, но признавать, что он сначала запустил вещь к чужой одежде, а потом наорал за это на Головина, он просто не мог. - Там нет. – порывшись в шмотках сокомандников, Игорь вновь подошёл к своему месту. Парень был в недоумении, не идти же ему без штанов в одних футбольных шортах, на улице-то не май уже давно. Но джинсы, казалось, канули в небытие и возвращаться не планировали. - А вон, у Луня из сумки не твои торчат? – к поискам подключился Головин, он рыскал по всем сумкам, выразив желание помочь Акинфееву. Сидевший молча Артём занервничал, боясь, что его попросят встать и тогда тайна станет известна не только Кокорину и Смолову, но и всей команде. А они потом чёрт знает, чего нафантазируют и выставят Тёму поехавшим фетишистом, который дошёл до воровства одежды. - Ты их не оставил в душевой? – заметив переменившееся от напряжения лицо друга, Сашка решил помочь. – Там какие-то лежали на лавке. – незаметно для других Кокорин подмигнул Артёму, продолжая врать. – Твои какие были? Светло-синие? – вратарь кивнул и захлопал ресницами удивлённо. – Ну! На лавке такие и лежали! Если их не отнесли никуда… – сообщил Саша, снимая с себя ответственность, в том случае, если штанов в душе не окажется. А в том, что их там не было, парень был уверен. - Нет. – Игорь с сомнением взглянул на подозрительно оживившегося Смолова, который выплыл из омута самобичевания и теперь с интересом смотрел на происходящее. Замявшись, Акинфеев задумался. – Да ну, нет. Точно, нет. – и всё-таки пошёл проверять, не потому что оказаться в глазах парней склеротиком было страшно, стрёмно было обнаружить эту проблему в реальности. Пришлось бы пить таблетки для памяти в таком нежном возрасте, а это совсем не привлекало вратаря. - Дзюба, ты больной человек. – с улыбкой сказал Смолов, когда дверь за Игорем закрылась. Форвард забегал по раздевалке, не зная, куда притулить джинсы Акинфеева, чтобы тот не догадался об этой недолгой приватизации. Секунды шли быстро, вот-вот вратарь должен был вернуться. Сашка силой отобрал у него вещь и засунул её в самый низ горы из перемешанных маек и шорт разных размеров и расцветок. Головин с Миранчуками удивлённо переглянулись, но ничего спрашивать не стали, близнецы знали, что выведают обо всем у Смолова, а Саше просто не хотелось говорить с агрессивным Дзюбой и шутом-Кокориным. - У меня для тебя тоже хуёвые новости, Смол. – Артём растянул улыбку от уха до уха и обнял Сашу, чмокнув в макушку, как раньше. – Спасибо, Пятачок. – Кокорин по-дружески прижался к форварду и прикрыл глаза, с удовольствием представляя, как злится Федя, видя эту сцену. – Никто ничего не видел, все поняли, ёпт? – мальчишки покивали и продолжили заниматься своими делами. - Нам выйти? – с ревностью спросил Смолов, заправляя водолазку в джинсы. - Саш, где ты там мои джинсы видел? – разочарованный еще больше прежнего Игорь, стоял в трусах и шлёпках, завязав руки на груди в узел. – Ну? - Бля, не знаю. Поищи еще раз в головинской помойке. - Да хорош уже, э! Накидают своего барахла на мою лавку, а я потом директор помойки! Вот какие-то штаны. – Головин достал изрядно помятые джинсы Акинфеева и протянул их ему. Вратарь мог гарантировать, что при первичном осмотре его штанов там не было. Он перевёл взгляд на склонившегося над своей сумкой Дзюбу, который явно нервничал и искал пятый угол, и цокнул языком, закатив глаза. И без расследования стало ясно, кто умыкнул джинсы Акинфеева. Записку Герун Тёма всё же выудил, припрятав её до лучших времен в кармане рюкзака. После тренировки Дзюба, как и всегда, поплёлся провожать Акинфеева. Но если бы он знал, чем закончится этот вроде бы обычный вечер, помчался бы домой сверкая пятками. Сначала всё было как обычно. Дождавшись вратаря, Тёма, хоть и испытывал горячий стыд от своего поступка, извиняться не стал, ведь, как известно, не пойман – не вор. Они привычно оторвались от компании одноклассников и пошли по узенькой дорожке в сторону дома Игоря, попутно пиная маленькие камешки по промёрзшей земле. Распугав стаю голубей, Артём осмелился взглянуть на безэмоционального друга, на лице которого ни один мускул не дрогнул, когда в их сторону полетели птицы. У подъезда они снова стояли в полной тишине. Желтый фонарь бесконечно мигал, лампочка в скором времени собиралась отдать душу богу света. - Добрый день! – молчание прервалось слишком резко, Дзюба даже дёрнулся, оторвавшись от рассматривания молнии на куртке Игоря. Он повернулся к подошедшей женщине, решив, что это соседка Акинфеева, которая сейчас спросит, как дела у его матери, и пойдёт восвояси. - Здрасте. – форвард кивнул и отошёл в сторону, чтобы подпустить женщину к Игорьку. Болезненная бледность расползлась по лицу Акинфеева, он опустил глаза, а потом сдавленно поздоровался в ответ. - Привет, мам. – настала очередь Дзюбы бледнеть. Будь он улиткой, точно спрятался бы в свою раковину и не вылез бы, не дождавшись, пока Акинфеевы не скроются за тяжелой дверью. Тёма сразу как-то сжался, затолкал руки в карманы, ссутулился и постарался слиться с окружающим миром. - Сынок, помоги мне сумки поднять домой. – форвард скользнул взглядом по огромным пакетам, которые держала хрупкая на первый взгляд мать Игоря. Мысленно он удивился, не представляя, как она их вообще тащила от самого магазина. – А вы чего на холоде стоите? Пойдемте ужинать. - Нет, я… – две пары глаз уставились на парня, который чувствовал себя загнанным в угол. Он заставлял мозг выдать хоть какое-нибудь убедительное оправдание, но в голове была такая каша, что Артём даже еще одно слово, кроме уже произнесённых, выдавить из себя не мог. - Игорь Владимирович, не хотите ничего сказать? – хитро взглянув на сына, спросила женщина, тут же подув на выбившуюся из-под шапки прядь волос. Вообще она выглядела довольно живой и позитивной, никакой злобы от неё не исходило. Пока не исходило. Но Тёма-то был уверен, что как только мать Игоря узнает о его личности, тут же обзаведётся парочкой клыков и, как минимум, топором, и отомстит за сына сполна. - Мам, это – Артём, Артём, это моя мама – Ирина Владимировна. – Акинфеев чувствовал себя не лучше, чем Дзюба. Ему всё это казалось очень плохой затеей, он точно знал, что форвард будет чувствовать себя неловко, сам он будет не в своей тарелке, да и мать вряд ли забыла о том, что Артём гонял её сына последние несколько лет. - Артём? Очень приятно. – Тёма уже приготовился выслушивать обвинения за всё содеянное. Он с решительностью камикадзе взглянул в лицо опасности, но ни гнева, ни ненависти там не нашёл. Ирина Владимировна, приветливо улыбнувшись, протянула сыну пакет. – Держи вот, Игорь, неси, а это ты бери, Артём. Ужинать! - Я домой пойду, правда, не надо. – Дзюба, в принципе, никогда не собирался наведаться в гости к Акинфееву. Поэтому парень протестующе замотал головой, но пакет покорно взял, отметив, что он нереально тяжелый. – Я донести помогу, но на ужин не останусь. Спасибо. - Возражения не принимаются. Готовил, кстати, Игорь. – все трое пошли к подъездной двери, Дзюба, как самый сильный, открыл и держал её, пока вратарь с матерью не попали в дом. Ирина шла впереди, звонким голосом прося сына то поднять пакеты выше, потому что там была стеклянная банка с горошком, то упоминая о каких-то квитанциях, которые всё никак не придут, хотя давно пора бы уже их оплатить. Женщина вела полушутливый монолог, припоминая ЖЭКу давно не крашенные стены в подъезде и сломанный мусоропровод. Вратарь, сопя, шёл за ней и думал о заложнике ситуации, который следовал за ним и вполне бодро откликался на вопросы Ирины Владимировны. - Ты готовишь? – уже у двери спросил Тёма, заметив багрянец смущения на щеках Игоря. Тот закатил глаза и поморщился. - Давай не сейчас, ладно? – Акинфеев вошёл в квартиру и сходу грохнул пакет об пол, измучившись с до невозможности длинными ручками. Женщина тут же прикрикнула на сына, попросив быть осторожнее. Дзюба, мявшийся в дверях, не знал, что ему делать дальше. Молча оставить пакет на пороге и ретироваться, пожалуй, было бы самым лучшим вариантом развития ситуации для него. Поэтому, постаравшись вести себя как можно тише, форвард поставил ношу на маленький коврик, не сводя при этом глаз с пятой точки Игоря, который нагнулся, чтобы развязать шнурки. - Артём! Ты что там встал? Давай заходи! И пакет давай, там хлеб у тебя надо достать. Ты же ешь хлеб? А суп ты ешь? А свинину? – вопросы сыпались градом, Тёма даже рта не успевал открыть, чтобы ответить на предыдущий, как женщина тут же задавала следующий. Она была удивительно шустрой, пока Игорёк возился в прихожей, Ирина Владимировна успела переодеться в домашнюю одежду и заколоть длинные волосы заколкой. - Мам. – предупреждающе сказал Акинфеев и выпрямился, начав снимать обвитый вокруг шеи в восемь кругов шарф. - Игорь, как же ты любишь копаться! Двигайся, а то Артёму придется на лестнице разуваться. – принимая пакеты из замерзшей руки форварда, сказала она и шутливо толкнула сына, чтобы поторопить. – И тапки ему дай. Там в шкафу. - Хорошо, мам. – женщина тут же скрылась в другой комнате, принявшись хлопать дверью холодильника и крышками кастрюль. Желудок Дзюбы завыл от предвкушения вкусного домашнего ужина, которого в его жизни не бывало практически никогда. Тёма застыл в нерешительности. – Ты можешь сбежать, пока не поздно. – шёпотом сказал Игорь, увидев замешательство на лице Артёма. – Но лучше останься. Я вкусно готовлю. – Акинфеев улыбнулся, заталкивая в шкаф куртку. - От скромности не помрёшь, принцесса. – Дзюба усмехнулся от самоуверенности вратаря, но, приняв эту информацию к сведению, решил остаться. Вымыв по очереди руки и усевшись за небольшой стол, парни не смотрели друг на друга. Тёма разглядывал обстановку, отмечал мелкие детали, добавлявшие комнате уюта. На холодильнике висели разноцветные магнитики, толстой божьей коровкой был прикреплён оранжевый листок-напоминалка, рядом с ним висела фотография, на которой Игорь, смешно вскинув брови вверх, держит в сачке огромную рыбину. Дзюба расплылся в улыбке и перевёл взгляд на закусившего губу вратаря. «Стыд какой», – про себя негодовал Акинфеев, заметив любопытство, с которым Артём стреляет глазами по сторонам. На столе стояли парные вазочки – жёлтая и зелёная, обе были пустыми. В корзине с фруктами лежали бананы и яблоки. На крючках висели весёленькие полотенца, явно подаренные на какой-нибудь маленький праздник хозяйке квартиры. Ирина Владимировна возилась с тарелками у плиты, разливая тёплый суп. - Игорь, хлеб нарежь. Что ты как в гостях. – парень после этого замечания спохватился, начал бегать по комнате, то за доской, то за ножом, стараясь не мешать матери, которая расставляла тарелки на столе. Когда всё наконец было приготовлено для ужина и Акинфеевы перестали делить свободное пространство, возникла неловкая тишина. Дзюба боялся притронуться к еде, сидел и тупо таращился на ложку, Игорю тоже кусок в горло не лез от напряжения. Всё происходящее походило на какой-то постановочный фильм. Напротив него в его же квартире сидел Артём, который, между прочим, не так давно готов был своими руками придушить Акинфеева. И мать была слишком спокойна, будто не знала, кого собирается кормить. - Артём, а ты куда после школы поступать собираешься? – чтобы разрядить обстановку, спросила женщина, отломив кусочек хлеба. - Я не знаю пока. – смущенно ответил он и загрёб ложкой аппетитный суп. - А заниматься чем хочешь? Родители советуют что-то? – Игорь взглянул на разговорившуюся мать с немой просьбой остановиться, потому что знал, что для Тёмы любое упоминание о родителях очень болезненно. - Они хотят, чтобы я в лётное шёл. А я в футбол профессионально хочу играть. - А сами родители кто по профессии? - Мам, ты ему есть не даёшь. - Да перестань. Кушай, кушай, Артём. – женщина даже ласково погладила парня по плечу, чем вызвала у Акинфеева тяжёлый вздох. Ирина Владимировна, с точки зрения Игоря, вела себя так, будто сын домой девушку привёл, а не одноклассника. - Они в Аэрофлоте работают оба. - Ого! Они же, наверное, дома не бывают. Как же ты один живёшь? – женщина очень правдоподобно удивлялась, несмотря на то, что знала уже всю подноготную Дзюбы. - Привык уже. – не без грусти сказал Тёма и взглянул на вратаря, который, забыв ложку в тарелке, следил за малейшими изменениями в настроении гостя. Игорь, конечно, радовался, что форвард вообще оттаял и наконец-то прекратил молчание ягнят, но вопросы матери, заставлявшие парня нервничать, немного нервировали. - Ты кушай, кушай. Чем же ты питаешься? Сам готовишь? - Нет, я готовое покупаю. - Ох, господи! Да ты что? Гастрит заработаешь! – Ирина Владимировна эмоционально всплеснула руками. – Давай еще супчика? - Мам. - Не «мамкай». Давай? - Нет, спасибо. Очень вкусно, но еще одну тарелку я не осилю. - Сейчас второе еще будет! - Я лопну. - Сынок, поставь чайник, пожалуйста. – будто бы и не услышав реплику Артёма, женщина обратилась к Игорю. – А за какую ж ты команду болеешь? Игорь просто с ума сошёл со своим ЦСКА. Скоро, наверное, всю комнату завесит плакатами и шарфами. – Дзюба улыбнулся, увидев, как вратарь покачал головой, собрав губы в тонкую нитку. Ирина Владимировна пыталась наладить контакт с другом сына. Если уж он был так дорог Игорю, если тот простил его после всего, что было, и стал с ним дружить, значит, и ей нужно было принять позицию сына. Тёма и сам не понял, в какой момент утратил неловкость и втянулся в ситуацию. Он начал шутить, рассказывать какие-то смешные короткие истории, в которых фигурировал вратарь, и даже рассказал про тот случай на химии, когда Акинфеев испачкался веществами. Офигевший от изменившейся атмосферы Игорь с открытым ртом наблюдал за тем, как его мать, некогда желавшая пойти к директору и попросить того выгнать Дзюбу из школы, и бедокурный Артём беседовали, перешучиваясь. В соседней комнате зазвонил телефон, когда форвард был на середине черт знает какой по счёту байки, Ирина, попросив его запомнить этот момент, выскочила из кухни. - Спасибо… за ужин. – в спину вратарю сказал Тёма. Акинфеев, к счастью, возился у столешницы, раскладывая пакетики Липтона по кружкам, поэтому смог улыбнуться, не таясь. - Не за что. – буркнул он под нос, стараясь не ликовать слишком уж сильно от этого комплимента. - Помочь тебе? – встав с места, Артём заглянул за плечо Игоря. - Кипяток разлей по кружкам. – парень отошёл к столу и начал собирать тарелки в одну стопку. – Осторожнее, там свисток надо снять, а то в чай свалится. - Ты с сахаром пьёшь? – потянувшись к сахарнице, раскрашенной под хохлому, спросил форвард. - Нет, я с солью люблю, побольше насыпь. – пару секунд Тёма переваривал услышанное, чувствуя, как щеки краснеют от стыда. Акинфеев, державшийся до последнего, расхохотался, вспомнив выражение лица Дзюбы после того, как злосчастный стакан с солью достался Смолову. Артём развернулся к нему лицом и виновато опустил голову. Зрелище было премилое, форвард, кажется, даже сам немного обиделся на Игоря за подкол. Эти шпильки от Акинфеева всегда были такими неожиданными, что реагировать адекватно и отшучиваться в ответ у него не получалось. К тому же, они ловко перемещали Тёму в те времена, когда он еще вёл себя как урод, а это само по себе причиняло острую боль. - Извини. – пристыженно произнёс Артём и отвернулся к горячим кружкам, решив, что не будет добавлять сахар никому, дабы не возникло неловкости. - Я шучу, Артём. – Игорь наградил его ласковой улыбкой и продолжил возиться с грязной посудой. Наевшись и выпив две кружки чая, по просьбе Ирины Владимировны, Дзюба уже еле мог передвигаться. Он, конечно, любил поесть, но не настолько же! Тёма думал, что стал похож на перекормленного Винни-Пуха, и теперь просто обязан был застрять на выходе из квартиры Акинфеевых. Но так скоро отпускать его не собирались. Зная о плохой усидчивости и нежелании форварда учиться, Игорь предложил ему заняться уроками. На самом деле, Акинфееву и задаром не нужны были эти скучные книжки, просто другого предлога оставить Артёма еще на некоторое время у себя дома он не нашёл. Услышавший это предложение вратаря Дзюба раздвоился в своих желаниях. Ему очень хотелось побыть с Игорем в неформальной обстановке, позаниматься какой-нибудь ерундой, вроде математики, или послушать, как парень читает сложные правила русского языка из пособия для подготовки к ЕГЭ. Не имело значения, что делать, главное, чтобы рядом сидел босой Акинфеев в коротких домашних шортах и синей майке на два размера больше нужного. Но с другой стороны, этот же милый мальчишка буквально доводил Артёма до исступления только лишь своим видом. Тёма боялся не сдержаться и опустить руку на голое колено парня, провести ею вверх по бедру, забыв про книги и уравнения. Он ведь мог так увлечься, что напугал бы, разрушил, разбил всё созданное титаническим трудом. Но Дзюба остался, сохраняя веру в самообладание. Впустив в комнату гостя, Игорь от неловкости принялся наводить порядок на письменном столе: засовывать рассыпанные по поверхности карандаши в голубую подставку, сдирать со стены разноцветные напоминалки, закрывать учебники. Не менее растерянному Тёме показалось, что в этом уютном полумраке вратарь выглядел взрослее. Поставив свой рюкзак у стола, Дзюба чинно сел на стул, принесённый любезным Игорем с кухни, и по-пионерски положил руки на коленки. Акинфеев умостился чуть поодаль, чтобы не вторгаться в личное пространство форварда. Он не знал, как начать, что сказать, чтобы не выдать своего смущения. Неловкость стояла между ними каменной стеной, она вынуждала вратаря думать о неприятном. Парню от волнения начало казаться, что Тёме не нравится их старенькая квартира, что его мама слишком настойчиво добивалась расположения парня, что сам он, Игорь, выглядит нелепо в этих домашних застиранных шмотках. В общем, по его мнению, всё было не так, и исправить положение он не умел. Проведший вечер в компании Акинфеевых Артём мечтал только об одном – чтобы его еще раз пригласили в гости. Он был очарован абсолютно всем, начиная с мамы Игоря и заканчивая разнообразными шарфами ЦСКА, которые юный хозяин квартиры, кажется, коллекционировал, очень уж их много было. Сидя за столом, Дзюба рассматривал комнату, пытаясь узнать об Игоре что-то новое. Впрочем, Акинфеев быстро нашёлся и, вернув школьный образ отличника, принялся учить Артёма уму-разуму. Дзюбе заниматься с ним было проще, чем с Федей. Возможно, так казалось из-за того, что они штудировали правила русского языка, а не математический справочник, а может быть и потому, что Тёме было приятнее слушать Игоря, да и похвала его воспринималась немного иначе, чем слова одобрения Смолова. В ходе занятия форвард выяснил, чем еще Акинфеев лучше Фёдора. Вратарь оказался обладателем адского терпения, если Смолов сдавался уже на пятом повторении, то Игорь мог дублировать одно и то же по миллиону раз и даже не злиться. Дзюба, конечно, пытался понять то, что цитировал одноклассник, но после тренировки голова категорически отказывалась работать, прося отдыха и, хотя бы, восьмичасового сна. Заигравшись в школу, Тёма даже не заметил, как Акинфеев пододвинул свой стул к нему ближе и сократил дистанцию между ними до минимума. Только когда Игорь уронил шариковую ручку под стол и полез за ней, предварительно уцепившись за коленку форварда, исключительно для поддержания равновесия, Артём насторожился и нервно почесал затылок. Акинфеев еще как назло не мог поймать беглянку и, возясь под столом, то сильнее сжимал, то отпускал пальцы на колене Тёмы. «Господи, убей меня, зачем он издевается?» – мысленно вопил Тёма, но бездействовал, потому что манипуляции с его коленом были даже приятнее, чем секс с некоторыми девчонками. Вынырнув, Игорёк увидел побледневшего форварда, который смотрел в учебник, но видел там явно не нудные правила великого и могучего. - Продолжим? – невинно спросил Игорь, убрав руку от конечности Дзюбы. Тот кивнул, но, затянутый в свои же пошлые мысли, не понял, почему, предложив продолжить, парень убрал руку. По логике Тёмы, Акинфеев должен был поднять её чуть выше, расстегнуть молнию на штанах форварда… – Артём, ты тут? – улыбающийся вратарь махал рукой перед носом одноклассника, но тот словно спал с открытыми глазами. - Игорёк, давай другим чем-нибудь займёмся. От русского уже мозги поплавились. – проглотив вязкую слюну, Артём посмотрел на Игоря серьёзнее, чем обычно, и тот подумал, что они действительно переусердствовали с подготовкой к экзамену. Но и физика форварду быстро надоела, поэтому через пятнадцать минут он уже валялся на столе и мешал Акинфееву решать задачи, которые были предложены в качестве домашней работы. Игорь не прогонял его, даже не рычал, как бывало в школе, только улыбался краешками губ и продолжал считать. Заскучавшему Артёму пришла в голову гениальная, как ему показалось, идея. После тонны нелепых вопросов, генератором которых стал гость, Игорь, сам не зная, как, оказался в сети. Дзюба под нелепым предлогом попросил его посмотреть на странице Кокорина фотографию с матча, сделанную прошлым летом. Проще всего добраться до аккаунта Сашки было через страницу Тёмы, поэтому вратарь открыл список друзей и попался. - А это кто? – ломая комедию, с ревностью спросил Артём и указал пальцем на профиль Арины. – Девушка твоя? - Она? Нет. – Акинфеев постарался побыстрее соскользнуть с этой страницы и принялся искать Сашку среди двухсот друзей Дзюбы. - Чё так? Красивая же. – нависнув над другом с одной стороны, форвард плохо изображал равнодушие. Внутри него всё начало вполне натурально клокотать от ревности и страха. Игорь ведь в этот момент мог одним словом разбить его мечты и иллюзии. А Артём мог разбить ему нос за неправильный ответ, сдерживать себя в некоторых моментах ему по-прежнему было очень непросто. - Красивая, но она в другом городе. Да и не нравится мне особо-то. – ответ, конечно, порадовал Дзюбу, он даже не старался скрыть победной улыбки, обнажив хищно зубы. - А вообще тебе кто-нибудь нравится? – вкрадчиво, почти в самое ухо прошептал Тёма и отстранился. Покрасневший от собственной уязвимости, Игорь, заметив, как тот без соли и перца пожирает его глазами, неловко замялся с ответом. Ему показалось, что, спрашивая, форвард подразумевал вполне конкретный ответ, возможно, даже с упоминанием имени. - Да. - Кто? - Артём. Так, я посмотрел фотку, где я выгляжу, как придурок, давай дальше решать физику? – вратарю одним махом удалось и ответить на вопрос одноклассника, и перевести тему. Просто сделал он это без предполагаемой паузы после первого предложения. И уже не его проблемы, что Дзюба не услышал однозначного ответа на свой вопрос, значит, подумал Игорь, невнимательно слушал. - Ладно. Давай теперь историю почитаем? – лениво предложил форвард и упёрся локтями в стол. Акинфеев был готов заниматься даже астрономией, лишь бы Тёме было интересно и не скучно. Учительница по истории задала выучить пятьдесят дат из огромного списка на оценку «отлично», сорока хватило бы для четвёрки и так по убывающей. Артём даже не слышал про это задание. Рассевшись поудобнее, парни в тишине принялись зубрить даты с прикреплёнными к ним событиями. Акинфеев предложил учить по десять, чтобы не перегружать мозг и не запутаться при ответе. Удивлённый фотографической памяти вратаря Тёма попытался воспроизвести то, что запомнил. - Ну, смотри, Игорёк. В 1533 году начал править Иван Грозный, во время своего правления он взял Казань, Астрахань, – уточнять, в каких годах эти события произошли парень не стал, успешно забыв даты, – Жоржа Милославского… когда тот прилетел на машине времени… Короче, похер. Дальше. Так, что дальше. В 88-м году князь Владимир Русь крестил. Ты, кстати, мультик смотрел с Безруковым? А фильм с Козловским? - В 88-м году какого века? – уточнил улыбавшийся Игорь, еле держась от смеха. Артём нёс чудовищную околесицу, но злиться на него за это Акинфеев не мог. Ведь форвард делал это исключительно ради веселья. - Девятисотого. – пожав плечами, ответил форвард и заметил, как рука его собеседника сползла на губы. Тут уж Дзюба совсем позабыл о том, что они уроками занимались и начал откровенно дурачиться, смешивая между собой даты и события, перемещая царей то в прошлое, то в будущее, сводя их меж собой на пирах и похоронах, приписывая им доблестные подвиги и выдумывая войны, коих и не было-то никогда в реальности. – И вот, во время Невской битвы на Калке, князь наш светлый Ермак отменил крепостное право. А потом началась война Франции со Швецией, потому что поляки Александра Второго убили! Он же ведь у Лжедмитрия невесту увёл… - Кто победил-то? – уткнувшись носом в плечо Артёма, Игорь, забыв о неловкости, трясся от нескончаемого хохота, какое-то время он даже сказать ничего не мог, захлёбываясь собственным смехом. - Русские, конечно, они… Да слушай ты, принцесса! – легонько тряхнув друга за плечо, сказал форвард. – Кому я тут экзамен сдаю? – Тёма сохранял серьёзность, несмотря ни на что. Он так вошёл в роль, что незнающий, пожалуй, поверил бы этим бредням и даже похвалил бы познания Артёма в области истории. В кармане у него загудел телефон, поэтому волей-неволей пришлось прекратить клоунаду и ответить Кокорину. Угомонившись немного, Акинфеев повис подбородком на плече Дзюбы и упёрся взглядом в шею и ухо одноклассника. Телефонный разговор проходил мимо ушей вратаря, ему вообще было не интересно, что парни там обсуждают и с какой целью. Артём иногда хрипло посмеивался, фыркал и переспрашивал что-то, но Игоря больше привлекла его мимика, чем произнесённые слова. Следя за перекатывающимися желваками, губами форварда, периодически вытягивающимися вперёд от недоумения, рассматривая его закрученные ресницы, Акинфеев то и дело возвращался к крошечным родинкам, спрятавшимся на шее форварда, под самым подбородком, и пытался их сосчитать, но каждый раз сбивался. - Ты чё хотел-то, Пятачок? Я занят вообще-то, ёпт. – сменив шутливый тон на серьёзный, выдал Артём и немного наклонился в сторону Игоря. Само собой, Дзюба сразу заметил, как вратарь умостился на его плече и принялся бессовестно разглядывать, даже не прячась. Звонок Кокорина он посчитал спасением, не позвони Сашка прямо сейчас, кто знает, чем бы кончилось откровенное заигрывание осмелевшего Игорька. Он и так, сидя рядом с Акинфеевым, находился на границе ссоры с самоконтролем, а тут парень сам проявлял инициативу, чем грех было бы не воспользоваться. Игорь ради шутки подул в ухо форварда, потом еще раз и еще. Тёма растянул улыбку, поняв, что вратарь таким образом требует внимания к себе. Вечер переставал быть томным, Акинфеев явно нарывался. - Всё-всё, давай, Сань, до завтра! Не могу я, занят, говорю же. Смолову привет! – убрав от уха смартфон, Тёма не рискнул повернуться лицом к вратарю, побоявшись столкнуться с ним носом к носу. – Чё ты делаешь, Игорёк? – Дзюба, улыбаясь, жевал губу и тяжело дышал, хоть и пытался не нервничать. Молчавший Акинфеев не двигался, продолжая пялиться на профиль друга. - Ничего. – от этого горячо выдохнутого прямо в ухо слова у Артёма потемнело в глазах. «Валить! Быстрее!» – кричал голос в голове парня, призывая его онемевшие ноги поднять тело и отправить его домой. Самообладания оставалось на донышке, поэтому испытывать себя форвард не хотел. И рисковать отношениями с Игорем тоже. Только вот вратарь отпускать Тёму не собирался. - Пошёл я, поздно уже. – прохладная ладонь Акинфеева быстро сжалась на запястье Дзюбы, прося остаться. Молчаливо накрыв руку друга своей правой, Артём повернул голову вполоборота к вратарю. Участившееся дыхание Игоря щекотало ему шею, красная неловкость отпечаталась и на ушах Акинфеева, и на его щеках. - Мы еще историю не доделали. – на грани слышимости произнес Акинфеев и вновь обжёг кожу одноклассника горячим воздухом. «Лучше молчи, Игорёк, а то я за себя не отвечаю», – прикрыв глаза, подумал форвард и переместил руку на голую коленку вратаря, не удержавшись. И вместо того, чтобы сказать что-нибудь в знак протеста или хотя бы дёрнуться, Игорь вежливо подвинул ногу ближе к Дзюбе, мол, на, бери, лапай меня на здоровье. Внутри Артёма что-то начало вибрировать, распуская мелкую дрожь по всему телу парня. Холодная кожа Акинфеева контрастировала с горячей рукой форварда. Несмело поводив пальцами по коленной чашечке, Тёма нащупал там небольшую ссадину, уже практически зажившую, и ласково погладил её. Игорь рвано выдыхал, стараясь делать это как можно тише, ведь ухо Дзюбы находилось прямо перед ним. Робкие движения Артёма пробуждали в нём нечто новое, никогда прежде не являвшееся и даже не высовывающее нос. Это шло из глубины, поднималось от кончиков пальцев босых ног, отдавалось теплом в коленях и оседало внизу живота. Если на уроках Тёма прикасался быстро и отстранялся тут же, чтобы не показаться навязчивым извращенцем, то теперь, с позволения Игоря, он мог хоть несколько часов подряд ласкать его. Вздохнувший особенно тяжко Дзюба оторвался от коленки и, громко сглотнув, решительно прочертил широкой ладонью линию до самого края шорт вратаря. Легонько вздрогнув, Акинфеев чуть развёл ноги, из-за чего ошарашенный форвард еле сдержался от ненужного сейчас удивлённого вскрика. Мечты Артёма потихоньку исполнялись, а он, вместо того, чтобы радоваться и пользоваться случаем, терял веру в реальность происходящего, думая, что находится в одном из своих нездоровых снов. Фантазия вырисовывала такие соблазнительные картины развития событий, что остановиться на какой-то одной не представлялось возможным. Он мог бы развернуться к Игорю, столкнуться с его тонкими губами, прилепиться покрепче, что Акинфееву пришлось бы отбиваться для прекращения поцелуя. Или мог бы одним лёгким движением пересадить парня к себе на колени, а лучше сразу на стол, содрать с него футболку и посмотреть на него настоящего, живого в том же освещении, в котором была сделана фотография. Начать целовать с лица и спускаться ниже, по ключицам и груди к животу, остановиться там на пару секунд, чтобы стянуть короткие шорты и дать губам разгуляться там, где еще ни одни губы не бывали. Или мог бы оттащить податливого Игоря на кровать и, придавив собственным весом к покрывалу, жадно целовать, где вздумается, гладить, оставлять следы и рычать от удовольствия. Но Артём опустил голову, убрав руку с ноги Акинфеева, и сказал: – Проводи меня. – никто из них еще не был готов к чему-то серьёзному. Неумелые заигрывания вратаря, конечно, завели и порадовали Тёму, но здравый смысл оказался сильнее. О необдуманных поступках всегда приходится жалеть. - Хорошо. – спокойно отозвался Игорь и сполз с плеча Дзюбы. В молчании они собрали вещи и учебные принадлежности форварда. В тишине дошли до коридорчика. Догадливый вратарь не обиделся, без слов поняв причины скорейшего побега Артёма. - До завтра? – Тёма стоял в абы как натянутой шапке и смотрел на Акинфеева со скорбью в глазах, всё еще чувствуя себя виноватым за «несодеянное». Подойдя к другу, Игорь осторожно взялся за собачку на молнии куртки форварда и подтянул её к самому подбородку Дзюбы. - Пока, Артём. – уголки губ вратаря дрогнули, и Тёма понял, что всё хорошо. Это не последний вечер, когда Акинфеев позволил себе расслабиться в его компании.

***

Уже дома Артём открыл записку Кати. Тонким разборчивым почерком было выведено: «Игорь, я люблю тебя. Ты не хочешь быть моим парнем?». «Нет, он хочет быть моим парнем», – со злостью процедил Дзюба и порвал листок на мелкие клочки.