Вот я стою на пороге и думаю: Стать вычитанием нам или суммою? И пусть я ангела с демоном путаю. Но я от тебя в шаге к безумию.
Каникулы никогда не были достойным поводом для отмены тренировок, Станислав Саламович был бы рад и каждый день гонять мальчишек по стадиону, если бы не их хоровое нытьё о том, что иногда нужно отдыхать. Поэтому тренер решил оставить расписание таким, какое оно есть. По каким-то заложенным в древности законам понедельнику положено быть гадким и чересчур долгим, но начало этой недели, к удивлению Артёма, не вызывало негатива и желания выпилиться из жизни. Сначала он хотел зайти перед тренировкой за Игорем, но потом вспомнил, что вчера вечером обещал пойти вместе с Сашкой и Федей, и отказался от своей задумки. С Акинфеевым они встретились уже в раздевалке, парень, несмотря на свою врождённую пунктуальность, умудрился прибежать за пять минут до начала занятия, чем вызвал удивление и беспокойство у полностью экипированного Дзюбы. Заметив волнение на лице друга, Кокорин начал подгонять зевающих парней к выходу, напоминая, что Черчесов просил собрать раскиданные в прошлый раз мячи в одну кучу и выяснить, какие из них уже непригодны для использования. Смолов сначала не понял, что это накатило на Сашу, но после многозначительного взгляда друга догадался, что дело совсем не в тренерском поручении, а в извечном желании Кокорина помочь Артёму. Выходить на ледяной ветер хотелось далеко не всем, Головин, например, впившись руками в скамейку, стоически выдерживал щекотку в четыре руки, которую ему устроили Лунёв с Ерохиным, но сдался, когда к дурачеству подключился Зобнин. Рома мокрой рукой принялся приглаживать торчавшие в разные стороны волосы Саши на манер гитлеровской чёлки. Это уж совсем возмутило Головина, он с воплями об отсутствии уважения к младшим отнял у Ерохина свою полосатую шапку, натянул её до самых глаз и выскочил из раздевалки. Неугомонные шутники потянулись за ним, почему-то доводить до злого пофыркивания Сашу нравилось большинству членов команды. Вытурив из душевой Черышева, пытавшегося отмыть чёрные полоски на белых бутсах, Кокорин уже на выходе тихо сказал парочке, замершей на лавке: - Быстрее тут. – Дзюба с благодарностью посмотрел на Сашку, а когда за ним закрылась дверь, обратил внимание на Игоря. - Ты чё опоздал, Игорёк? – Тёма, еще когда Акинфеев вошёл в раздевалку, заметил, что тот выглядит не очень здоровым и даже обеспокоенным. - Собака соседская кинулась, когда выходил. – вратарь бросил это будто бы между прочим, словно его каждый день собаки по двору гоняли, рвали ему штаны и грызли за щиколотки. И как он только не заметил этого милейшего добермана? Так был погружен в собственные мечты, что и рычания обозлившейся ни с того, ни с сего собаки не услышал. За это и поплатился. - В смысле, кинулась? – Артём придвинулся ближе, положив руку на коленку Игоря, чтобы привлечь к себе внимание. – Покусала? - Немного ногу прихватила. Нормально всё. Я домой вернулся, обработал рану, переоделся и опоздал вот. – видя, как разволновался Дзюба, Игорь решил не вдаваться в подробности, дабы не усугублять. - Охуеть! Покажи! Тебе к врачу надо! А хозяин собаки чё? Смотрел стоял? Я его… – Тёма исследовал взглядом всего Игоря, пытаясь угадать за какую ногу его цапнула собака и насколько серьёзным может быть ранение. - Она сказала, что прививки все есть. Даже карту эту собачью принесла. - А вдруг у неё бешенство, ёпт? – Тёма не унимался, продолжая в порыве страха сжимать колено Акинфеева и заглядывать ему в глаза испуганно. - Артём, всё хорошо. Просто небольшая царапина. – Игорь улыбнулся тихонько и поправил спортивные штаны. Естественно, он знал, что Дзюба просто так не отлепится и если не сейчас, то после тренировки обязательно пристанет со своим «покажи». Но Артём, перекрытый страхом за парня, ждать конца занятия не хотел. Поэтому, усевшись возле ног Игоря, начал закатывать правую штанину друга, дабы самому убедиться в том, что Акинфееву ничего не грозит. – Дзюба, ты бы хоть спросил, за какую ногу она меня укусила! – Тёма поднял вопросительный взгляд на Игоря. – За левую! – вратарь тряхнул ногой, отгоняя от себя друга. - Сам бы мог сказать! – впрочем, Артём не растерялся, тут же кинувшись к левой конечности парня. Ничего, кроме марлевой повязки, закреплённой пластырем, форвард, конечно, не увидел. – Надо к медсестре сходить. Пошли. – уверенно произнёс Дзюба и требовательно подал Игорю руку, всё так же оставаясь сидеть на корточках. - Никуда я не пойду! Нас Станислав Саламыч сейчас расстреляет! Давай на выход. – одёрнув задранные штанины, с недовольством фыркнул Акинфеев. Сидевший напротив него Артём положил ладони на колени вратаря и провёл ими сверху-вниз несколько раз, чуть сдавливая пальцы на худых ногах. - Чё он нам сделает, ёпт? Собака могла тебя заразить чем-нибудь, что ты такой тупой?! – переходя на угрожающий рык, спросил Дзюба и сжал колени вратаря сильнее. - Я тупой?! – Игорю, без сомнения, льстило внимание форварда, но тот явно перегибал с заботой. Это был не первый укус собаки в жизни Акинфеева, поэтому парень без лишнего драматизма принял ситуацию и даже планировал еще тренировку отзаниматься, если бы не ворчание Дзюбы, конечно. - Не я же сижу и жду, когда сознание потеряю от собачьей заразы, ёпт! – Артём всплеснул руками и свалился на задницу. Выдохнув, Игорь потянул друга на себя, приподнимая, но Дзюба не поддавался Акинфееву, брыкаясь и заваливаясь обратно на пол. Неожиданно хлопнула дверь, в проёме появился насупившийся тренер. - Что у вас тут? Выходить собираетесь или нет? - Акинфеева... – Игорь пнул носком кроссовка болтливого Тёму. – Э, потише! Акинфеева собака покусала! Вдруг у неё бешенство было? Или еще какая-нибудь болезнь? - К врачу. Бегом. – отчеканил Станислав Саламович, а потом ткнул пальцем в Артёма и указал на дверь. – А ты – на тренировку, лекарь-знахарь. – Дзюба поднялся, кряхтя, и сделал вид, что пошёл за Черчесовым, а сам остановился после пяти шагов и, развернувшись, заглянул в раздевалку, где Акинфеев остервенело стягивал с себя чёрные бутсы. - Напиши потом. – серьёзно попросил он и добавил: – Я вечером позвоню. – не дав Игорю возможности ответить, Тёма притворил за собой дверь и побежал за тренером. Вратарь, откинувшись головой на стену, бросил на пол обувь и улыбнулся, в душе порадовавшись грубоватой заботе Артёма. Тренировка шла спокойно, Черчесов продолжал делать из Дзюбы спартанца, максимально нагружал его, не давая лишний раз отдохнуть. Форвард, выбивающийся из сил, начинал думать, что его теперь не только в «Зенит» можно было отправлять, но и в космос, с такой-то подготовкой. Хихикающих Смолова с Кокориным Станислав Саламович разлучил, отправив одного к достаточно спокойному Зобнину, а второго к Кутепову, который тоже шуток на поле не любил, оставаясь серьёзным на протяжении всей тренировки. Пока старшие ребята отрабатывали диагональные передачи, младшим тренер дал несколько минут на восстановление, и чтобы те без дела не ржали, как кони в яблоках, попросил их собрать все свободные мячи в одну кучу в середине поля. Мальчишки послушно стащили все разноцветные мячики из разных углов стадиона, но бесформенная фигура, образовавшаяся из них, показалась Антону скучной, поэтому он предложил брату и Головину оформить хаос в треугольник. Черчесов, наблюдавший за футболистами со стороны, вздёрнул бровь вверх, не понимая, что эта шумная троица пытается изобразить. К сожалению, осознание снизошло на него слишком поздно, уже когда Антон разбежался и со всей силы ударил по крайнему мячу. Разноцветные шарики ожидаемо поползли по зелёному газону, теряя форму и превращая равнобедренный треугольник в кляксу. Почувствовавший копчиком неладное Федя обернулся на близнецов и прикрыл глаза, подумав, что оставлять Миранчуков без присмотра было неразумно. Остальная часть команды прекратила занятие и загоготала над происходящим в центре стадиона. Станислав Саламович устало потёр лоб и обернулся в сторону Смолова. Его примеру последовали все футболисты, стоявшие рядом с тренером. Парни замерли, глядя на Фёдора так, будто это его малолетние дети сейчас на площадке отняли все чужие игрушки и поломали их. Цокнув, капитан помчался к близнецам. Антон, казалось, даже не заметил, что всеобщее внимание обратилось на него. А вот Лёша заметил и, потупив взгляд, ждал нагоняя от старшего товарища. Головин молча сидел на корточках, всем своим видом показывая, что он к этому безобразию не причастен. - Вы офигели что ли, а? Быстро всё собрали! – обозлившись на Миранчуков, Федя, подбежал к мальчишкам и взмахнул руками. По каким-то непонятным законам мироздания Смолов был приставлен к этим двоим и нёс за них ответственность не только перед матерью оболтусов, но и перед тренером и сокомандниками, порой это раздражало капитана до чесотки. Но менять что-либо Фёдор не хотел, понимая, что без мальчишек он уже не сможет. – Вы их чё собирали, чтобы бильярд тут устроить?! – Лёша, почувствовав вину за брата, без ненужных рассуждений потащился догонять мячики. Более спесивый Антон попытался было огрызнуться, но тяжелый взгляд Фёдора и его сжавшаяся в кулак рука заставили парня заткнуться. Поднявшись на ноги, Головин почесал затылок под шапкой и присоединился к друзьям. После небольшого инцидента команда разделилась на две части, начав заключительную часть тренировки. Артёму было непривычно смотреть назад и не видеть уверенного и сосредоточенного Игоря. Игра выходила какой-то затянутой, Смолов с Кокориным передвигались по полю быстрее остальных, но влипая в защитников противоположной команды ничего не могли организовать, а Дзюба с Заболотным тупо не могли поделить мяч, если он доставался одному из них. Поругавшись с Денисом из-за очередного нереализованного гола, Тёма под предлогом обезвоживания направился к скамейке. Он постарался как можно незаметнее достать телефон. Открыв непрочитанное сообщение, форвард улыбнулся. Немногословный Игорь прислал краткий пересказ своего похода к врачу. «Жить буду. Ничего серьёзного. Обработали, перебинтовали еще раз. Иду домой». - Дзюба, уснул что ли?! – Артём обернулся на голос тренера и, быстро прикрыв телефон Сашкиной ветровкой, поспешил вернуться на поле. Новости от Акинфеева значительно успокоили его. «Он-то жить будет, а вот меня Саламыч живым отсюда не выпустит, блять», – подумал форвард и поднял мяч с газона. Собравшись в раздевалке, команда гудела, обсуждая миллион ненужных вещей. Миранчуки, оказавшиеся в немилости Смолова, ходили за ним по пятам с опущенными головами и по очереди канючили, то притворяясь смертельно больными, то просто повторяя заученные извинения. Пока Федя собирался в душ, они стояли рядом и общались при помощи жестов, тыкая друг в друга пальцами и пытаясь заставить свою копию предпринять какие-то более эффективные меры. Но стоило капитану направиться в душевую, близнецы потащились за ним, решив, что разговорить Фёдора сможет только их постоянное присутствие рядом с ним. Молчавший Смолов решил посмотреть до какой на этот раз грани смогут дойти мальчишки, но пожалел об этом, увидев, что эти двое встали рядом с его кабинкой. Не особо волновавшиеся о личном пространстве Миранчуки терпеливо ждали, когда Федя разденется и полезет купаться. Смолов покосился на них опасливо и стянул с себя тонкую майку. Отведя взгляд, Алёшка дёрнул руку, которую крепко держал за запястье Антон, и вздохнул измученно. Он и сам не рад был их дебильной идее, но из-за младшего брата уйти не мог. Посверлив близнецов взглядом еще немного, Фёдор понял, что в покое его не оставят, а если будет сильно нужно, то и в кабинку вместе с ним влезут, и сдался. Покачав головой осуждающе, Смолов раскинул руки с фразой: «Ладно, я вас прощаю. Дайте мне помыться». Мальчишки тут же кинулись его обнимать и обещать, что больше шкодить не будут. Ну, сегодня, во всяком случае, точно. Хотя в правдивости этой клятвы Смолов сильно сомневался. Усевшись рядом с Кокориным, который перечислял все фильмы, которые крутили в кинотеатре, Дзюба кивал, попутно снимая влажные от пота спортивные штаны. Как попросить Сашку взять с собой Игоря – Артём не знал, понимая, что друг, в кои-то веки нашедший время для совместного досуга, просто вспылит. Присутствие Акинфеева на их вылазке в кинотеатр накладывало запрет на обсуждение некоторых тем, и это, конечно, расстроило бы Сашу, потому что он уже давно не мог нормально поболтать с Артёмом. А новостей накопилось столько, что за весь день не расскажешь. - Сань, можно я Игоря возьму? – прервав монолог Кокорина об очередном фильме, спросил Дзюба немного виновато. - Чё? – Сашка подумал, что ему показалось, поэтому удивлённо оглянулся через плечо и перестал расшнуровывать побитые кроссовки. - Я хочу, чтобы Акинфеев… – нервно теребя нос, начал Тёма. - Нет. Я не хочу с ним никуда идти. – быстро отрезал Кокорин и бросил носки в сумку. – Ты без него, блять, вообще жить уже не можешь! – в его голосе чувствовались дружеская ревность и обида. Ему действительно было обидно, ведь Саша, отказав Смолову в прогулке, собирался посвятить весь вечер Артёму, поболтать, как раньше, посмеяться, раскидать попкорн по кинозалу, напиться кофе и разойтись по домам. Но Дзюба эгоистично рушил планы друга, вплетая в их отношения Акинфеева. - Сань, ну, пожалуйста, ёпт, сложно что ли? Он не помешает! – уверенным шёпотом попросил форвард, чтобы никто не услышал и не понял, о чём он просит. - Да нахуй он нужен? Мы чё без него в кино не можем сходить? Я тогда Смолова с собой везде таскать буду! – Кокорин не сдавался. Махнув рукой, он насупился и прижал спортивную сумку к животу. - Ты и так, бля, его везде таскаешь! Я же тебе ничё не сказал. Бери его с собой! - Давай без Игоря, а? Блять, когда он с нами мне кажется, что я в школе опять. Он такой душный, пиздец просто. Нормально даже поговорить не получится! – Сашины попытки воззвать к здравому смыслу форварда не увенчались успехом, Артём, стал угрюмым и мог взорваться в любой момент. – Вдвоём пойдём. – уже тише сказал Кокорин и отвернулся от друга. - Короче, Коко, – спокойный тон Тёмы был обманчивым, Сашка знал, что Дзюба тоже разозлился, – либо Акинфеев идёт с нами, либо пиздуй со своим Смоловым в кино, в цирк, на балет, и куда угодно вообще. Раз в жизни тебя попросил, ёпт, а ты барана включаешь. - Как ты меня заебал! – посмотрев на друга, Кокорин несильно щелкнул его по плечу и, сквозь зубы произнёс: – Ладно, хер с тобой, бери свою принцессу. – он согласился. А что ему еще оставалось? Сходить на эту комедию Саша собирался давно, смотрел предыдущую часть, ждал чего-то интересного от нового фильма. Каково же было его разочарование, когда Смолов пошёл на принцип и сказал, что не смотрит русские комедии и не будет себя насиловать даже ради Кокорина. Дзюба, который любил смотреть всякую ебанину, лишь бы поржать, не напрягаясь, согласился сходить с другом в кинотеатр. Но, когда они договаривались, речи про Акинфеева не шло, теперь же Сашке приходилось смириться и принять ситуацию. - Спасибо, Кокоша! Ты лучший! – Артём влепился в Кокорина своими лапищами, придушив парня. Злившийся на друга за подставу Саша, конечно же, оттаял, как злиться на человека, который тебя вот-вот задушит? - На минуту оставить нельзя. – ревниво хлестанув Дзюбу по руке полотенцем, Смолов вклинился между парнями и закинул в свою сумку, стоявшую рядом с Сашиной, грязную одежду. Тёма улыбнулся ехидно и подмигнул другу, Саша на это только покачал головой и заглянул в лицо Смолову. – Ты вообще домой собираешься? – с вызовом спросил Федя, размотав полотенце на бёдрах. Радостный Артём переключился на Лунёва, который уже десять минут жаловался на боль в левом мизинце Далеру. Хитрый Сашка поднял голову и захлопал густыми ресницами, обращая на себя внимание Фёдора. Тот ласково прихватил его двумя пальцами за нос и улыбнулся. – Иди в душ. Так и быть, подожду тебя. Подскочив на месте, Кокорин принялся сгребать необходимые для водных процедур вещи, заматывая в полотенце чистые вещи вместе с шампунем и гелем. Собравшись, он чуть не снёс на своём пути вывалившихся из душевой близнецов и скрылся за скрипучей дверью, ругнув Антона за медлительность. Младший Миранчук просто показал средний палец закрывшейся двери, не распаляясь на слова.***
Вторник выдался относительно тёплым и солнечным. Заявившись к Дзюбе на час раньше нужного, Кокорин устроил себе психологическую разгрузку. Раз уж Акинфеев бессовестно украл у него друга и даже в их совместное времяпровождение влез, Саша решил идти другим путём – пришёл к Артёму пораньше, чтобы поговорить о чём-нибудь личном. К сожалению, рассказать о том, что происходит в их с Федей отношениях Кокорин мог только Тёме, ведь только Дзюба понимал и адекватно реагировал на терзания, страхи и радости Сашки. Поэтому, повалившись на кровать Артёма, Саша начал исповедь. Порядком охеревший от рассказов друга Тёма сидел на полу и не сводил глаз с Кокорина. Откровения сыпались как гречка из дырявого пакета, Дзюба не успевал переварить одно, как Сашка услужливо подбрасывал фантазии новую, не менее странную картинку. Впрочем, ничего особенного, конечно, Кокорин не рассказал, – когда они встречались с девчонками, делились и не таким, – но от некоторых формулировок и описаний у Тёмы пересыхало во рту. И верилось, и не верилось, что Смолов, которого они знали с первого класса, был таким, каким его видел влюблённый Саша. Сложно было представить, как первый парень на деревне – Федя Смолов – мог так трепетно и нежно любить второго после Дзюбы оболтуса – Кокорина. О себе рассказывать Артём не захотел, сославшись на то, что делиться пока особо нечем. Смазано описав вечер пятницы, форвард засмущался и замолчал. Перекатившись на живот, Саша с пониманием посмотрел на друга. От парня не скрылось то, что его друг на самом деле находится в серьёзном замешательстве и, если не страдает, то чувствует себя потерянным точно. Но жаловаться Тёма не стал. Он вообще-то редко жаловался на что-либо, предпочитая решать чужие проблемы, а свои оставляя глубоко внутри, ему казалось, что так лучше и проще. Зная, каково это – преодолевать себя и шагать в темноте, Кокорин напомнил Артёму, что в любом случае, при самых странных обстоятельствах, что бы ни случилось, он, Тёма, может рассчитывать на поддержку и помощь Саши. Сентиментальный Дзюба трогательно улыбнулся, собрав складками кожу в уголках губ, и кивнул Кокорину. Эти спокойные разговоры с Сашей всегда помогали прийти в себя. Времени до выхода оставалось совсем немного. Одевшись в обычные шмотки, Тёма пригладил торчавшие в разные стороны короткие волосы и щекоткой оторвал Сашку от своей кровати, по-другому поднять того было просто невозможно.***
- Когда подойдёт Игорь, сделай ебло попроще. – посмотрев на друга, попросил Артём и ущипнул его за локоть. Сашка зашипел от боли и толкнул Дзюбу. - Чё я тут делаю? Мы с тобой сто лет назад договорились, что на свиданки друг с другом не ходим. - Я не виноват, что твой Смолов соскочил в последний момент, ёпт! – Фёдор, наслушавшись Сашкиного нытья, смилостивился и до последнего собирался пойти с парнями в кинотеатр, но за два часа до выхода его остановила мать, напомнив, что у неё завтра день рождения. И без лишних слов Феде стало понятно, что фильм он не посмотрит. Но огорчало скорее то, что Сашку пришлось опрокинуть, а ведь он так не хотел один идти с влюблённой парочкой в кинотеатр. - Обещай не сосаться с ним при мне. - Ты совсем уже охуел, Кокорин? – возмущенно рявкнул Артём и оглянулся по сторонам, поймав на себе заинтересованные взгляды каких-то незнакомых девчонок. – У нас места в середине зала, чё ты городишь? - Вон он. – сказал Саша и зевнул в кулак. - Где? – у Тёмы от волнения сердце в пятки упало. Несмотря на то, что он страстно хотел увидеть Игоря и провести с ним время, где-то под ложечкой тоскливо засосало, а сердце кровь застучала в ушах. - В гардероб куртку сдаёт. – Саша поднял глаза на друга и покачал головой, заметив, с каким страхом тот смотрит в сторону гардероба. Глаза у Дзюбы были ясными и светлыми, в них теплилось ожидание, а сам он будто бы еще немного подрос, выпрямившись. Всё-таки вызванное Игорем желание стать лучше никуда не делось, продолжая прогрессировать. – Топ-модель, бля. Вырядился. – продолжая бухтеть, как старый дед, Кокорин разглядывал местную публику и надеялся, что соседнее кресло будет свободным и ни одна из этих разукрашенных не по годам куриц не сядет с ним. - Завидуй молча, Кокоша. – иронично бросил Артём. - Было бы чему завидовать, блин. – нараспев ответил Сашка и зевнул еще раз. Дзюба всегда был влюбчивым, как та ворона из страшного советского мультика. Легко заинтересовывался кем-то, но так же быстро остывал, перебрасываясь на кого-то другого. Теперь же он стоял, будто его кроссовки кто-то приколотил огромными гвоздями к полу, и не мог оторвать взгляд от Игоря, которому никак не удавалось найти взглядом друга. Оборачиваясь по сторонам, он смешно вытягивал шею и задирал нос. Акинфеев был одет в обтягивающие светлые джинсы, высокие тёмные ботинки и черную майку. В руке парень держал рубашку. Было душно и пахло сгоревшей карамелью. Девчонка, испепеляющая Артёма взглядом добрых пятнадцать минут, крутила задницей в надежде, что высокий смазливый мальчишка с распахнутыми влюблёнными глазами обратит на неё своё внимание. Он же смотрел вдаль, туда, где посреди многолюдного зала потерянно озирался до боли красивый Игорёк. Наконец, увидев Артёма, Игорь двинулся к нему навстречу. Он шёл уверенно, сдвинув брови и выпрямив по привычке спину. Нелюдимый Акинфеев редко выбирался куда-то, поэтому на публике испытывал дискомфорт. Заскучав, Кокорин шутливо подмигнул одной из девушек и достал из кармана вибрировавший телефон. Его друг, ослеплённый внешним видом вратаря, еле сдержал себя, чтобы не кинуться к нему навстречу и не обнять. Когда Игорь подошёл, медвежьи объятья всё-таки настигли его. Ради Игоря Тёма готов был забыть обо всех девчонках на свете. Кому нужны эти изляпанные помадой вареники, когда есть возможность поцеловать по-настоящему вкусные губы Акинфеева? И зачем терпеть ужимки, когда можно говорить откровенно почти обо всём, зная, что парень парня точно поймет правильно. И весь он, своей скромной естественной красотой, в сотни и тысячи раз превосходил девчонок. Деловито протянув руку Игорю, Сашка, разговаривавший с Федей по телефону, вслух усмехнулся, когда увидел лицо расстроенной пигалицы. Обомлевший от радости Дзюба смотрел на Акинфеева, как на святыню, то и дело прикасаясь к нему пальцами. Будто пытался проверить – настоящий он или нет. Форвард, казалось, и не видел никого больше, для него в зале были только они с Игорем, который пришёл к нему на свидание и теперь смотрел в глаза Артёма с такой непоколебимой уверенностью, что у парня даже никаких вопросов не осталось. Акинфеев понимал, куда шёл и к кому. Примерно на середине фильма Кокорин осмелился и повернул голову в сторону притихших друзей, боясь, что увидит, как те целуются, и выцарапает себе глаза прямо здесь. Всё оказалось куда прозаичнее, Дзюба с ангельским умиротворением на лице, смотрел на экран, а Акинфеев просто тихонько посапывал на его плече, по-детски ухватившись за ладонь форварда. Сашка беззлобно фыркнул и, не удержавшись, ткнул пальцем в ухо форварда. Тот поморщил нос, но даже не дёрнулся, одним взглядом намекнув Кокорину, что месть будет по-гоголевски страшной. Заулыбавшись солнечно, Саша вернулся к просмотру фильма, а Артём погладил большим пальцем руку Акинфеева и вздохнул тихонько, чтобы не разбудить.***
«Ну, как фильм?» – сообщение Смолова отвлекло Кокорина от созерцания идиллической дружбы Артёма и Игоря. «Фильм – херня. А сериал – отличный». – быстро ответил Саша и потёр замёрзшие пальцы. «Какой?» ««Два влюблённых придурка» называется. Весь вечер смотрю его». «Прогресс есть?» «Ага. Дзю глаз с него не сводит, боюсь, что начнут слюнями обмениваться. Я ща иду за ними, а они о какой-то хуйне разговаривают и ржут. Вот чё ты с нами не пошёл?» Вновь взглянув на парочку, Кокорин вдруг подумал, что те неплохо смотрятся вместе. Высоченный шкаф Дзюба каждый раз наклонялся к более низкому Игорю, чтобы сказать что-то и, придерживал его за плечо. Ему казалось, что если он будет говорить с высоты своего жирафьего роста, то Акинфеев его просто-напросто не услышит или не поймёт. «У матери завтра день рождения. Я же говорил. Помогаю салаты рубить. Ты тоже приглашён, не забыл?» «Не забыл. Сегодня не увидимся?» «Ночью? Уже почти десять, Сашк». «Ясно». – избитый приём всегда действовал, Фёдор был нетерпим к чужим обидам, а особенно к обидам близких людей. «О, истерика, давно не заходила! Бросай свой сериал и приходи. Хочешь с ночевкой оставайся. Завтра всё равно выходной». «Твои не против?» «Им пофиг вообще. Жду тебя». – в конце сообщения Федя оставил красное сердечко. Несмотря на то, что парень не любил все эти телячьи нежности, с Сашкой отчего-то не выходило иначе, хотелось поминутно сообщать ему о своих чувствах. Но, в связи с тем, что трепаться об этом было как-то неуместно, не девчонки всё-таки, Смолов ограничивался эмоджи и стикерами. Получивший желаемое Саша на это сообщение парня только улыбнулся и, затолкав телефон в карман, догнал друзей. - Э, сладкая парочка! – крикнул он, не дойдя десяти шагов до мальчишек. - Чё случилось, Сань? – остановившись, Дзюба посмотрел на Кокорина и улыбнулся. - Я ухожу, короче, ты домой идёшь? – после своего вопроса Саша намеренно перевёл взгляд на Акинфеева, который заметно расстроился, подумав, что сейчас вредный Кокорин утащит его Артёма за собой. - Да я… Это… – форвард замялся. Уходить он не собирался, напротив, планировал остаться еще, как минимум, на полчаса, ведь не все пункты плана на вечер были выполнены. И то, что Саша собирался уйти, играло только на руку Дзюбе. Но ведь не скажешь ему: «Иди, Санёк, я еще с Игорем не все дела решил», – поэтому приходилось выкручиваться. – А чё ты так рано? - Рано? Десять уже. – конечно, Кокорин не так уж и сильно-то хотел, чтобы Артём шёл с ним домой. Более того, парень прекрасно понимал, почему друг упрямится и играет дурака, но так быстро прекращать свою маленькую месть за вечер одиночества Сашка и не думал. Переводя взгляд с тусклого лица Игоря на озадаченную мордашку Дзюбы, Кокорин ликовал внутри. – Я к Смолову сейчас, нам с тобой всё равно в одну сторону. Пошли уже. – нетерпеливо бросил он и надул губы. - Ну, иди, ёпт. Мне дома делать нечего всё равно, не хочу пока. – отмахнувшись от Сашки Артём, не испытавший мук совести за небольшое предательство во имя любви, внимательно посмотрел на Игоря и изогнул рот в полуулыбке. Под его навязчивым взглядом Акинфеев сжался и смущённо опустил голову. Проследив за этим взглядом голодного каннибала, Саша понял, что друг может по-крупному наломать дров в таком чрезмерно игривом настроении, а пострадавшим опять окажется наивный Игорь. - Пойдём-ка поговорим, Тёмочка. – произнеся фразу обвиняющим тоном, Сашка потянул друга в сторону. Вечно виноватый Артём уже почти открыл рот, чтобы брякнуть привычное «Это не я!», когда Кокорин добавил вежливо: – Извини, Игорёк, пару слов надо сказать. - Ну? – нетерпеливо спросил Дзюба, отцепив от себя руку друга. - Не ляпни ему про спор. – мотнув головой, сказал Саша. От его взгляда, конечно, не скрылись искренне тёплые чувства этих влюблённых, поэтому, несмотря на бесконечную долбёжку со стороны Смолова, которая начиналась с фразы «Пусть Дзюба всё расскажет Игорю…» и заканчивалась ёмким «Ладно, мне похуй», Кокорин от чистого сердца посоветовал другу прикусить язык. Авось, подумал он, Акинфеев и не узнает обо всей этой дурости, ведь теперь-то у них по-настоящему, на что ему обижаться? - И не собирался. – Тёма обернулся назад и увидел, что вратарь достал телефон, принявшись тыкать в него указательным пальцем. – У меня другие планы, Сань. – уверенно выдал он и поднял подбородок. Забеспокоившись, Саша вопросительно прищурился, но продолжил молчать. Тёма шаркнул ногой, отодвинув от себя сухую ветку, и покачал головой. Он не стал рассказывать о том, что этот вечер вообще-то был их первым с Игорем свиданием, а закончиться прогулка должна была как в банальном романтическом фильме – поцелуем главных героев, то есть их с Акинфеевым поцелуем. В конце концов, если всё вышло бы так, как того хотел Артём, Саша в любом случае узнал бы об этом. Незачем, подумал форвард, бежать впереди паровоза и говорить о планах. - И не натвори ничего, а то тебе ума хватит. – после недолгой тишины сказал Сашка, додумавшись до совершенно аморальных вещей. – Смотри, но не трогай, Дзю. Ты скоро уедешь, а ему потом одному ребёночка воспитывать. – парень усмехнулся по-доброму и предусмотрительно отскочил, зная, что Артём эту шутку не оценит. И Дзюба предсказуемо махнул рукой, попытавшись дотянуться до язвительного Кокорина. - Хуйни не неси, Кокоша. Во-первых, я пока еще никуда не еду, а во-вторых, не буду я его трогать. Чё я бешеный совсем? – Тёма пожал плечами, ожидая поддержки, но Саша, окинув друга красноречивым взглядом, кивнул и задрал бровь на лоб, спросив без слов: «А разве нет?». Артём на это, конечно, оскорбился и, не оставшись в долгу, забросил ответную шуточку из той же серии. – Ты там с Феденькой тоже осторожнее, а то мамка застукает, жениться заставит, ёпт. - Спасибо за заботу. – сказал Саша приторно-сладким тоном, скривив безобразную улыбку. - Тебе тоже. – отзеркалив кривляние Кокорина, ответил Дзюба и добавил: – Гандоны купить не забудь. - Какой же ты ебанутый всё-таки. – беззлобно толкнув Артёма в плечо, сказал он. Зная Тёму как облупленного, Сашка видел, что тот, мягко говоря, не в себе от вибрирующего волнения и внутренней суеты, распространявшейся и на мимику парня тоже. – Ладно, вали, любуйся на своего Игорька, а я пошёл. – фыркнул Кокорин вполголоса. Обойдя Тёму, он поднял правую руку вверх и сказал чуть громче: – Пока, Игорь! - Пока. – махнув в ответ, Акинфеев перевёл взгляд на возвращавшегося к нему Артёма, который с виноватой улыбкой и блеском в остекленевших глазах, нервно поправлял голубую шапку на лбу. Подойдя к Игорю, он уже по привычке взял того за руку, не постеснявшись уходящего Кокорина. Тот, в принципе, и так знал про их отношения, поэтому делать вид, что они остаются для обсуждения футбольных стратегий, парням не было смысла. - Дзюба, веди себя хорошо! – Сашка, увидев этого послушного пса, который доверчиво прижимался к боку любимого хозяина, не смог удержаться от последнего наставления. Кто бы мог подумать, что его лучший друг Артём Дзюба, любивший фигуристых девчонок с размером груди не меньше третьего, будет держать за руку вратаря их футбольной команды и обретёт безграничное, колоссальное в своих размерах счастье. Всё-таки жизнь до ужаса непредсказуемая штука, ты можешь бегать от судьбы очень и очень долго, водить её за нос, обманывая, но однажды она посмотрит на тебя своими карими глазами, улыбнётся тихонько и одним касанием руки превратит свирепого берберийского льва в ласкового домашнего кота. - Ой, иди ты на хуй, Кокорин! – смешливо прикрикнул Артём и, застыдившись, покосился на Акинфеева. Сашка с улыбкой отсалютовал ему двумя пальцами и пошагал домой, боясь поворачиваться назад. «Надо было сказать про фонарь, не догадается же, придурок», – подумал Кокорин и тут же отправил Дзюбе сообщение с текстом: «Если соберёшься его засосать – отойди от фонаря». Прочитавший это Тёма смешно надул губы и, напечатав ответную смс-ку: «Без твоего пятачка разберусь. Смолова от меня поцелуй», – и добавив в конец предложения подмигивающий смайлик, отправил. Наблюдая за увлёкшимся смс-ками Дзюбой, Игорь периодически гладил его ладонь большим пальцем, намекая на своё присутствие. Замерев, Артём некоторое время улыбался телефону. А он, Акинфеев, ждал действий. Ждал и боялся. Когда Тёма, наконец, убрал смартфон и обернулся к вратарю, тот смотрел на него с затаённым ожиданием, что слегка смутило Дзюбу. От накатившего ощущения дежавю парень занервничал и отпустил руку Игоря, отступив на пару шагов назад. Не ожидавший разрыва Акинфеев быстро накрыл свою ладонь второй рукой, будто пытаясь сохранить тепло, подаренное Артёмом. Перепуганный непонятно чем Тёма недолго думал над ситуацией, в которой он мог видеть похожий взгляд. Ответ нашёлся достаточно быстро. С таким же ожиданием на него обычно смотрели девчонки, когда официальная часть свидания подходила к концу и наступало время бессмысленных мокрых поцелуев. Они никогда не говорили об этом, только смотрели так же пристально, как Игорь, лишь глазами прося подойти ближе, разрешая сделать этот первый шаг. Прикусив внутреннюю сторону губы, Артём вздохнул рвано, догадавшись, что Акинфеев абсолютно не против пустить их свидание по привычному для форварда сценарию. Внезапное осознание сделало Тёму очень серьёзным, почесав нос нервно, он плотно сжал покусанные до боли губы. Игорь не сводил с него глаз, наблюдая за поведением одноклассника. Он настороженно посмотрел на кулаки Артёма и невольно отступил назад. В его голове не укладывалась быстрая смена настроения форварда, то он ластился к нему, как бездомный пёс, чуть ли хвостом не вилял, преданно заглядывая в глаза, то смотрел слишком сосредоточенно, напрягшись всем телом, будто собирался ударить со злостью. - Почему домой не пошёл? – спросил Игорь исключительно для того, чтобы не молчать. Всё было до дрожи очевидно. Не пошёл, потому что не хотел. Остался. Из-за него. - А? Да это… Мы ж собирались погулять вместе, ну, в пятницу, помнишь. Игорь, ты... – Артём на нервной почве начал натирать до красноты свой многострадальный нос. Он опустил глаза, боясь, что ему показалось всё то, что он немного ранее увидел в Игоре. - Мм? – сразу же отозвался вратарь и убрал с губ сухость влажным языком. Он не хотел потерять Дзюбу из виду, смотрел в упор и хлопал ресницами заинтересованно. Извечная решительность Артёма уже который раз пропадала рядом с Игорем, он терялся в эмоциях и никак не мог выстроить свои мысли в чёткую линию, они перемешивались в липкое тесто, путая испуганного своими чувствами и намерениями Тёму еще сильнее. - Ты не замёрз? – на улице было действительно холодно, тонким хрустящим ледком покрылись лужи. - Нет. – краснощекий Игорь отчаянно помотал головой, подтверждая свои слова. Он не хотел идти домой, а этот тонкий намёк парня попросту не понял. «А девчонка бы сказала, что замёрзла», – с удовольствием отметил Тёма. - У тебя губы синие. Капюшон накинь. Чё без шапки опять? – от этой простой в формулировках заботы у вратаря сердце каждый раз делало кульбит. Вроде и не говорил Артём ничего особенного, а было приятно. Лёгкая улыбка расцвела на его розовых губах, несправедливо названных синими. Холодно Игорю не было точно, рядом с Тёмой всегда было тепло. Сомневавшийся в реальности происходящего Дзюба сделал решительный шаг вперёд, сам еще не зная, что будет делать дальше и как на это отреагирует Игорь. А Акинфеев верно ждал. Уход Сашки почему-то показался ему и облегчением, и тягостью одновременно. Он хотел побыть с Тёмой наедине, но в то же время боялся его, как огня, – огня, способного спалить не только сарай, но и хату, и двор, и всю деревню единым махом. Невозможно было не заметить обволакивающий томный взгляд форварда и его ненавязчивые попытки прикоснуться. Но почему Дзюба отступал каждый раз – было неясно. Потянувшись к плечу Игоря, ладонь Артёма замерла на полпути, будто не зная, что делать дальше. Взявшись за капюшон тёмно-синей парки, он осторожно надел его на голову Акинфееву и оставил руку на плече друга. Не разрывая зрительного контакта, он бессовестно тянул время, думал, а стоит ли? Все внутренности у Дзюбы будто бы пропускали через мясорубку в этот момент, было так больно и приятно одновременно, что сосредоточиться на каком-то одном ощущении не выходило. Стоя в молчании рядом с Игорем, Тёма снова почувствовал себя законченным трусом. Свидания обычно проходили на ура, у форварда никогда не случалось осечек, даже самые добропорядочные девчонки не могли устоять перед его напором. Как надо было вести себя с Игорем – он понятия не имел. Вроде бы Акинфеев был податливым и послушным, проблем с ним возникнуть априори не могло. Ведь он сам откровенно жался к Тёме в кинотеатре, то и дело касался его руки, пока они шли, позволял стоять близко-близко и покорно ждал чего-то, пока Артём остервенело сжимал его плечо. В какой-то момент Дзюбе показалось, что он и жил-то только ради этого момента, существовал, чтобы иметь возможность — вот так запросто – прикасаться к Игорю, с его одобрения, не бить, а ласкать, заботиться в мелочах и смотреть не исподтишка, а напрямую, глаза в глаза. Сходя с ума от ожидания, Игорь искренне не понимал, почему Артём медлит. Ведь вот он, здесь, стоит и ждёт, когда тот сподобится просто взять и прикоснуться к его губам. Вратарь, рефлексируя над своим поведением, поражался, когда замечал некоторые странности. Например, он только теперь понял, что всю дорогу от кинотеатра открыто флиртовал с Тёмой, буквально навязываясь, а он, вообще-то, даже с девчонками никогда так не заигрывал. Дзюба, как тогда казалось Акинфееву, понимал всё и подыгрывал, иногда нарочно придерживая пальцы Игоря в своей тёплой ладони. Но теперь, стоя лицом к лицу, форвард тупил по-страшному и, зачем-то ухватившись за его плечо, больно давил на выступавшую косточку. - Так и будешь стоять? – тихо спросил Игорь, не вытерпев и улыбнувшись неловкости ситуации. Округлив глаза, Дзюба ахнул от неожиданности. Кажется, он впервые в жизни узнал, что выражение «бабочки в животе» никакая не сопливая сказка из женских романов. Первый раз он почувствовал, как от чужих слов, по ногам расползаются волны мурашек, а щеки предательски краснеют от смущения. Уставший ждать Акинфеев этим вопросом хотел дать ему понять, что первый шаг всё-таки придётся сделать именно Тёме. Раз уж начал всё это, так пусть ведёт и дальше, не отступая и не сбрасывая с себя ответственность. - Нет. Я сейчас тебя… – Артём говорил медленно, щупая каждое слово языком, проверяя его состав и смысл. Сказал и замолчал. Что «тебя» и что «сейчас» – он и сам не догадывался. Ляпнул и все дела. Игорь мялся на месте, кусал губы, вздыхал с надеждой, забывая о самоконтроле. – я… – Дзюба честно пытался собраться. Сколько раз он целовался? Миллион, наверное. Начал же еще в детском саду, чмокал девчонок в щеки, а те вереща бежали жаловаться воспитательницам. Но парней-то он не целовал. Никогда. И даже желания не возникало, пока как-то не наткнулся взглядом на губы Игоря. И сразу бить его расхотелось. Весь опыт поцелуев Дзюбы с мужчинами заканчивался на Сашкиной макушке, к которой он иногда губами прикладывался. А тут Игорь. Стоял и ждал понятно, чего. Как бы Дзюба был рад, если бы вратарь сам его поцеловал, раз уж так сильно хотел. Но он бездействовал так же, как и Артём. Измучившись от собственных страхов и предубеждений, Тёма возвел глаза к небу и, вытянув губы трубочкой, выпустил облачко белого пара. Игорь проследил взглядом за действиями друга. Внимание Артёма привлекло желтое небо, он ждал не то благословения, не то разряда молнии, которым бог, если бы он был, конечно, избавил бы его от мучений. Артём мысленно застонал: «Блять, как сложно!». Молчание длилось слишком долго. Вечерняя тишина и безветренный покой только добавляли напряжения. Отчаявшийся Акинфеев, который уже успел подумать, что надо было заходить домой сразу после ухода Кокорина, а не строить глазки Артёму, не ждал ничего от сложившейся ситуации. Осмелившись, Дзюба облизнулся неловко и приобнял вратаря одной рукой, а потом мягко переполз ладонью на его лопатку. Наверное, из-за того, что Акинфеев был ниже сантиметров на десять, взгляд его казался особенно тревожным и взволнованным в этот момент. Собраться форварду всегда было сложно, но решившись на что-то, Дзюба уже не отступал. Медленно наклонившись к парню, он то и дело бегал взглядом от губ к глазам Акинфеева и обратно. За секунду «до» Игорь прикрыл веки, ресницы его доверчиво дрогнули, а замерзшие щеки ощутили тёплое дыхание Артёма. Как слепой котёнок Дзюба искал губы Игоря и боялся их найти, боялся, что не получит ответа, боялся, что всё это ему снится или мерещится. Реальность, по его мнению, не могла быть такой. Дрожа от страстей, кипящих внутри него, Тёма прикоснулся к тёплым губам Акинфеева. Поцелуй вышел в два касания. Первое было совсем коротким и боязливым, тренировочным. Зато второе форвард тянул, как мог. Он ничего не делал, просто держал свои губы прижатыми к полоске губ Акинфеева и сжимал его куртку на плечах, удерживая вратаря, который и так не собирался никуда бежать. Увлечённый процессом Игорь удивлённо обнаружил, что его пальцы оказались на бёдрах Дзюбы, видимо, он машинально положил руки на друга, чтобы чувствовать близость не только губами, но и ощущать присутствие Тёмы тактильно. Нельзя было сказать, что этот поцелуй был неожиданным. Акинфеев бы сильнее удивился, если бы парень и в этот раз сбежал, так и не решившись. Но он смог. Первый шаг был сделан. Самый главный шаг, который окончательно доказал вратарю серьёзность чувств и намерений Дзюбы. Друзей просто так не целуют, это не девчонки, коих можно хоть каждый день новую облизывать. Здесь всё было намного сложнее и серьёзнее. И Игорь, и Артём понимали это. Всё, что угодно можно было списать на глупые и ничего не значащие заигрывания – и прогулки за руку, и шоколадки, и даже эти осторожные прикосновения к разным частям тела. Целоваться – это как перейти на сложный уровень в игре. Ты с уровня «новичка» прыгаешь до «любителя», а потом, возможно, и до «профессионала» дойдёшь. Но об этом думать Акинфеев пока не хотел, он получал удовольствие от того, что Тёма хоть и несмело, но настойчиво прижимал свои сухие губы к его и даже не пытался испортить их первый поцелуй страстью и нетерпением. Он смиренно ждал, когда они оба привыкнут к новым ощущениям. Ждал, когда разноцветные ветры в его душе поутихнут, и разум включится хотя бы на несколько мгновений. Дрожа, Артём предвкушал вторую волну эйфории, которая должна была накрыть их с головой. Оказавшись более решительным, чем Артём, Игорь осторожно двинул своими губами, приоткрыв их, чтобы дать ход поцелую, но Дзюба отстранился и, посмотрев на притихшего краснощекого, как снегирь, Акинфеева круглыми глазами, выдохнул с облегчением. Отпустив себе немного времени для переваривания щекочущего внутренности осознания, Тёма ткнулся носом в ухо Игоря и запечатал его в свои крепкие объятья. В его искристом взгляде Артём увидел себя. Свои чувства и ожидания. Он, наконец-то, понял, что всё это время напрасно избегал интимного контакта, зря боялся, ведь Акинфеев, понявший правду раньше, чем думал форвард, давно уже ждал его инициативы. И не оттолкнул бы. Дзюба, окунувшись в свои эмоции, даже не заметил сначала, что пошёл снег. Пушистый пепел падал на подмороженную землю, мазал белыми пятнами куртку Акинфеева и колол голые руки Артёма, сцепленные за спиной вратаря. - Снег. – едва слышно произнёс Артём. В тишине холодной осенней ночи его голос звучал мягко, сливался с общей атмосферой обволакивающего предзимнего настроения. - Снег. – продублировав замечание друга, Игорь крепче прижался к Тёме, спрятав лицо в воротнике парня. Под жёлтым фонарём кружились ленивые белые бабочки. Они медленно порхали, роем спускаясь на рыжую траву, и бесславно умирали там. Посмотрев на снег, Акинфеев вновь вспомнил о том, что им на двоих отмерено слишком мало времени до отъезда Артёма в Санкт-Петербург. Никто наверняка не знал, вернётся ли когда-нибудь Дзюба в Москву, в том, что «Зенит» примет парня, вратарь почему-то не сомневался. Успокоив самого себя, Артём опустил взгляд на лицо Акинфеева. Тот показался форварду грустным и потерянным. «Только не это», – подумал Тёма и, склонив голову к другу, прижался к его лбу носом. - Всё нормально? – спросил Тёма чуть сдавленно. - Да. – Игорь попытался улыбнуться, но занервничал сильнее и, передумав, отвернулся. Жар, поутихший в груди Дзюбы, вновь разгорелся красным пламенем. Поэтому, развернув голову парня за подбородок, Артём еще раз заглянул в глаза Акинфеева и поцеловал друга уже спокойнее. В какой-то момент Тёма подумал, что совсем забыл, как надо целоваться, потерял отточенный годами навык. Губы не слушались, совершая какие-то беспорядочные движения, они упрямо не поддавались указаниям сердца, по необъяснимым причинам сочно, как девчонок, целовать Игоря не выходило. Каково же было удивление Артёма, когда он понял, почему всё происходит именно так. Поцелуй не клеился, потому что вёл Игорь. Дзюба от этой мысли даже подзавис ненадолго, остановившись. Обхватив ладонями холодные от мороза щеки форварда, Акинфеев настойчиво добивался ответа Артёма, который поверить не мог в то, что вратарь после недолгосрочных отношений с одной девчонкой научился так хорошо целоваться. Знал бы он, как Игорь смущался, запальчиво прикусывая губы парня и обнимая его уже куда смелее, чем сначала. Опомнившись, Дзюба оторвал от себя вратаря и улыбнулся так поражённо, что вошедший в раж Игорь опешил немного. «Какой же охуенный», – подумал Тёма, облизав свои губы. Что именно его так сильно удивило, Артём, пожалуй, и сам не понимал. Ни одна девчонка не пыталась перехватить инициативу, все они, раз за разом поддаваясь парню, становились ужасно неинтересными и предсказуемыми. Исходившая от Игоря сила заворожила Дзюбу. Властолюбивый Артём никогда даже мысли о том, что захочет кому-то поддаться, не допускал. Никогда, до нынешнего вечера, он не думал, что захочет, пусть и ненадолго, стать не ведущим, а ведомым. Бороться с Акинфеевым всегда было интересно, он не сдавался, даже будучи поломанным, вставал и бился. Без борьбы Игорь просто не мог. Но он и не предполагал, что их противостояние с Дзюбой из драк перейдёт в такую плоскость. Артём возобновил поцелуй, но теперь уже старался подстроиться под движения Игоря. «Уступлю разок», – мысленно фыркнул он и, ласково куснув нижнюю губу вратаря, проник рукой под капюшон парня. Стоять наклонившись Тёме было неудобно, но выбора не было, приходилось действовать по обстоятельствам. С каждой минутой Акинфеев распалялся сильнее, а дышать становилось всё тяжелее. Форварда как током ударило, когда он почувствовал чужой влажный язык у себя во рту. Это стало последней каплей. Артём выдохнул в полустоне и, соскользнув с губ на щеку Игоря, обнял того покрепче. Всё было слишком. Парень, который раньше казался предсказуемым и скучным, откалывал номера похлеще концовок фильмов с ДиКаприо. А поцелуй с ним совсем вскружил голову Тёме. Он-то ждал скромного и целомудренного мальчика, которого пришлось бы обучать всем премудростям «взрослой жизни», смущая. Но, как выяснилось, этим мальчиком вполне мог оказаться сам Артём, ведь неизвестно, какие еще грани Акинфеева скрывались за образом тихони. Тёплые объятья Дзюбы, обручем сковавшие движения вратаря, дарили потрясающее чувство защищённости. Игорь, хоть и с трудом, но осознавал, что всё произошедшее только что – правда. Артёму, казавшемуся ненадёжным, действительно можно было верить. Чудо это было или проклятье – никто из них двоих не хотел даже задумываться об этом. Как враги сошлись под этим первым еще осенним снегом – оставалось загадкой. Вселенная шутила, хохоча над наивными мальчишками, внезапно понявшими, что всё необходимое для счастья крутилось под носом, зудело, доставало, раздражало. А при взгляде с другой стороны так сильно полюбилось, что теперь им сложно было даже руки разжать, расставаясь до завтрашнего дня. С раскрасневшимися от поцелуя губами и такими же красными носами, но уже от мороза, парни стояли в тени дворовых деревьев и молча обнимались. «Только не уезжай», – про себя попросил Игорь и приложился ухом к плечу форварда, не осмелившись произнести это вслух. - Игорёк? - Что? - Прости меня за всё. – голос Артёма дрогнул на середине предложения. Вздохнув тяжело, Акинфеев улыбнулся и погладил форварда по спине. Простил и поверил. Давно уже.***
- Пап, открой дверь! – Федя сидел за столом на кухне и натирал на тёрке свёклу, которая была уже буквально повсюду: и на руках парня, и на носу, и на белой стене, и даже в другом уже готовом салате, который его мать по каким-то причинам вовремя не убрала в холодильник. В дверь настойчиво звонили, Смолов даже не предполагал, что это Сашка может стоять за дверью, ведь долететь до дома Феди от стадиона за такой короткий срок было просто невозможно. - Я занят! Открой сам! – тут же ответил мужчина из другой комнаты. - Федь, открой, мы заняты! – родители действительно были заняты, они уже почти час спорили кого и куда посадят, чтобы избежать очередной драки родного брата именинницы и соседа Петра Ивановича. Количество стульев посчитать также не получалось, потому что список приглашённых изменился за вечер уже раз двадцать. Фёдор чувствовал себя золушкой, день рождения был у матери, а салаты почему-то готовить должен был он. И всё бы ничего, если бы не злющий лук, который лез в глаза и вызывал ручьи слёз. - Как швейцар…. – Федя, весь в розовых пятнах от свёклы и с красными от лука глазами, попытался без ущерба для чистоты двери, выкрутить замок. На лестничной клетке мялся Сашка. – Быстро ты! – улыбнулся Смолов, на что Кокорин неопределённо пожал плечами, осмотрев друга в фартуке с нарисованным усатым поварёнком. - На улице холод пиздецкий. Твои где? – Саша повесил куртку на крючок и подошёл к Феде с явным намерением его поцеловать. Шарахнувшись в сторону, Смолов покрутил пальцем у виска и сделал страшный взгляд, коим всегда призывал Миранчуков к порядку. - В гостиной. Стулья делят… – Фёдор пошёл на кухню, Кокорин потащился за ним, услышав, как родители Смолова на повышенных тонах выясняли, нужен ли полуторагодовалому ребёнку отдельный стул или его можно оставить сидеть на коленях у матери. - Помочь чё? – на кухне у Феди творился бардак, все столы были завалены продуктами, прямо в раковине размораживался приличный кусок мяса неизвестного происхождения, рядом с ним, но уже в кастрюле, плавала перемороженная рыба. Вымыв руки, Сашка уселся напротив Смолова. - На. – перед парнем сразу же оказалась стеклянная разделочная доска и маленький ножик. – Чисть. – к ним присоединились три пачки крабовых палочек. - О, Сашок пришёл! Помогать? – в комнату бодро впорхнула Федина мать и остановилась на пороге. - Да, здрасте, тёть Лен. – Кокорин принялся разрезать пачки. Просканировав кухню на наличие нужного предмета, женщина подошла к ящику с различной мелочёвкой и начала шумно копаться там. - Миша, тут её нет! – громко, чтобы муж слышал, крикнула она и продолжила поиск. Оказавшийся рядом с матерью Смолов зажмурился, подумав, что в его левом ухе лопнула барабанная перепонка. - Там она! – из гостиной ответил Смолов-старший. - Мам, Сашка у нас останется ночевать? – Федя продолжил тереть свёклу для любимого салата маминого брата дяди Жени. Замерев на пару секунд, Саша посмотрел на друга. Елена Васильевна, наконец, нашла то, что искала, а именно строительную рулетку, и собралась обратно в гостиную, чтобы доказать мужу свою правоту, измерив ширину комнаты. - Да ради бога, только спать ему придётся в твоей комнате. Отец ночью с поезда тётю Оксану встретит, она на диване в гостиной будет спать. А вы тогда… Раскладушку что ли сходи у Кривенцевых спроси? – задумчиво предложила она. – Нет, скажут еще, что весь дом у них вынесли, и так стулья придётся просить. – мать посмотрела на Фёдора и, почесав подбородок задумчиво, покивала сама себе. – Федь, на полу поспишь сегодня, а Сашок на кровати. - Мы и вдвоём на кровати уместимся. – Смолова совсем не устраивала такая перспектива. Он, конечно, хотел оставить друга с ночёвкой, но вынужденное переселение на пол его не привлекало. - Ну придумал! Такие лоси и на одной кровати? Да вы сломаете её. – не дожидаясь ответа сына, женщина вышла из кухни. Саша посмотрел на Федю и улыбнулся, вспомнив, как вчера они на этой самой кровати целовались до багровых засосов.***
- К стенке, Кокорин. - Да ты заебал, почему я? – лениво сопротивляясь, Сашка всё-таки отполз к стене и неестественно выгнулся, когда прикоснулся голым телом к холодным обоям. В руке парень держал телефон. Окрылённый новыми ощущениями Артём засыпал его восторженными матерными комментариями, написанными капс-локом. Саша на это только улыбался и задавал очередной вопрос из серии: «А он чё?». - И телефон давай. - Фёдор Михайлович, вы – тиран. – даже не обратив свой взгляд на друга, хмыкнул Сашка. - Да, мне нравится командовать. – тихо буркнул Смолов, глядя, как Кокорин, лёжа на спине в одних трусах, то раздвигает, то сдвигает ноги. У Феди аж в глазах потемнело от этого зрелища. Иногда простодушный Саша, не заморачиваясь над собственными действиями, вытворял такое, что у капитана откровенно съезжала крыша. Сидя перед телевизором, Кокорин мог с абсолютным спокойствием на лице умостить голову на коленках друга и возиться до тех пор, пока Феде не становилось больно от трения Сашкиной макушки об член. Вроде бы он и не подразумевал ничего запретного, вёл себя привычно, но Смолов от этой непосредственности еле сдерживался. Форвард совершенно по-блядски ел всё, что имело мало-мальски продолговатую форму – огурцы, которые откусывал, предварительно пройдясь по ним губами, лизал мороженое, которое ему в срочном порядке захотелось в конце октября, и, конечно, бананы. Леденцы Федя ему не покупал преднамеренно, зная, что, порадовав Сашку, сделает себе только хуже. И без того замученный Смолов чуть не хныкал от безысходности, когда видел, как друг берёт в рот еду и начинает извращаться похлеще любой порноактрисы. Но Кокорин, казалось, не понимал в чём дело, продолжая окунать бананы в сгущенку. «Прикройся же ты, блять», – подумал Фёдор и накинул на друга одеяло, коснувшись взглядом худых ног и идиотских трусов со смайликами. В этом был весь Саша – одни сплошные противоречия. Исключительно невинное существо, по-детски открытое и в то же время жгуче-развратное. - Я заметил уже. – расправив одной рукой скомканное одеяло, ответил Кокорин. - Телефо-о-он. – пропел Федя и протянул руку, стараясь забыть о том, что увидел. Кокорин отправил последнее сообщение, наскоро попрощавшись и пообещав выслушать все подробности произошедшего между вратарём и Дзюбой завтра. Погасив свет и положив Сашкин телефон на пол, Смолов улёгся на краю кровати так, чтобы видеть лицо друга. – И чего это мы такие довольные? - Да Артём там… Радуется, как придурок, он даже когда Аньку трахнул так не радовался. – Саша посмотрел в глаза Феде. В комнате было темно, только свет от уличного фонаря пробивался сквозь лёгкие занавески. - Анька – это Анька, а Игорь – экзотика. – во мраке ночи голос Смолова казался грубее и взрослее что ли, или это было от того, что он лежал на боку, подперев щеку ладонью. В любом случае, Сашку эта хрипотца очень и очень заводила. Он проследил за медленными движениями полных губ друга и залип на них ненадолго. Нельзя было сказать, что по ночам Федя становился красивее, чем днём, нет, для Саши он был одинаково прекрасен всегда, просто в темноте открывались какие-то новые омуты в горячей душе капитана. Как показалось Сашке, Смолов даже смотрел ночью по-другому, будто бы выжидая чего-то, а иногда и с аппетитом пожирая чёрными глазами беззащитного парня. Не то чтобы у Саши был какой-то страх перед другом, но и терять бдительность он не собирался. - Чё? – вздрогнув переспросил Кокорин. – А! Нет! Они просто целовались вроде. Акинфеев не такой, на первом свидании не дался бы. - Хрен с ними. – Фёдор положил руку на щеку Сашки и погладил его кожу. Сумрак скрывал многое, но выражение абсолютной покорности в глазах парня он был не в силах спрятать. Проведя большим пальцем по подбородку Кокорина, Федя едва заметно улыбнулся. Поцелованные уже миллион раз губы Саши не становились менее желанными, а, наверное, привлекали его еще сильнее. - Я знаю, что ты будешь ржать, но всё равно спрошу. – после минуты тишины спросил Кокорин, услышав за стеной песни Меладзе. Родители Феди спать не собирались, продолжая переругиваться без злобы и хохотать в гостиной. - Давай. – хрипло отозвался Смолов. - Под какую музыку ты хотел бы заняться сексом? – спросив об этом, Сашка замолчал, но тут же поспешил оправдаться, боясь, что Фёдор его неправильно понял. – Ну, вообще. Я не про себя. А то подумаешь там всякое. - Что я должен подумать? – царапнув ногтем у Кокорина за ухом, промурлыкал Федя и потянулся к лицу друга. – Мы с тобой в одной кровати спим, Саш. С кем я еще должен хоте… - Зачем я спросил. – отрывисто бросил Сашка и резко развернулся вокруг своей оси. – Давай спать. - Куда ты отворачиваешься? Я с тобой разговариваю вообще-то. Вернись быстро. - Я тебе не Миранчуки, нехуй со мной в таком тоне говорить! – замечание Саши было справедливым, Фёдор нередко заигрывался и стирал границы между своими балбесами и возлюбленным, позволяя себе то не к месту повысить голос, то одёрнуть Кокорина, который не имел ничего общего с шумными близнецами. Ну, так казалось самому Саше. - Прости. – Смолов прикусил губу и уставился взглядом в шею отвернувшегося парня, задумавшись над тем, как ласково можно было бы называть Сашку, чтобы тот не ершился. Но ничего так и не придумал, всякие «коть», «зай» и «мась» Кокорину не подходили точно. А ломать его имя, присовокупляя уменьшительно-ласкательные суффиксы, Федя не хотел. – А ты бы какую музыку выбрал? - Не знаю. – уткнувшись носом в стенку, глухо произнёс еще обиженный Сашка и, помолчав, добавил: – Мэнсона? - Решил сразу с БДСМ начать? – Федю ответ друга развеселил, но парень не позволил себе рассмеяться, сменив тон на лёгкую иронию и приложив ладонь ко рту. – Я многого о тебе не знал. - А ты что предлагаешь? – ощутив легкие прикосновения к оголённому боку, Кокорин оторвал Федину руку от себя. - Реп? - Русский, да? Басту поставим, «Медлячок» на повтор и понеслась. Или этого, с «бургерами». – Кокорин, конечно, не упустил возможности подстебнуть друга и выбрал самые неподходящие для интима песни. Еще и бёдрами качнул призывно, тут же оказавшись вплотную прижатым задницей к паху Смолова. - Предлагаю заняться сексом без музыки. – со всей серьёзностью выдал Федя, крепко уцепившись пальцами за бедренную косточку парня. - Что? – Сашку охватила паника. Нет, он знал, конечно, что это однажды случится, но не хотел спешить. Неожиданное предложение капитана просто ошарашило его, лишив последних адекватных мыслей. Смолов и сам понял, что задуманное прозвучало не так, как было запланировано, да и реакция застывшего Саши красноречиво говорила о проколе Фёдора. - Нет, ну, не сейчас, конечно. – облегчённый вздох у Кокорина вышел слишком громким. Он перевернулся на спину и почувствовал тёплое дыхание на своей щеке. – Когда-нибудь. - Зачем мы об этом говорим, блять, вообще? - Ты сам начал! – усмехнувшись, Федя прижал губы к виску Кокорина и навис над ним сверху. От испытующего взгляда Смолова не скрылась полнейшая растерянность Сашки. Парень лежал, прикрыв глаза, и ждал, что друг отступит. Но именно в этот момент Фёдор вклинился коленкой меж его сведённых ног и развёл их. Осмотрев Кокорина, Смолов настойчиво провёл рукой по его груди, спустился на живот и скользнул пальцами по напряженной плоти Сашки через трусы, чем вызвал у того рваный вдох. Сквозь темноту Федя увидел его плотно сжатые губы и подрагивающие ресницы на прикрытых веках. Оказавшийся в ловушке Саша тяжело дышал, мысленно успокаивая себя и, чтобы сбить возбуждение, начал вспоминать максимально непривлекательных женщин, которых он когда-либо видел. Парень до последнего надеялся, что Смолов отстанет и не будет дразнить его. Фёдор, как казалось Кокорину, взял глупую привычку доводить его до крайней степени возбуждения, а потом сваливать куда-нибудь или делать вид, что ничего не было. Эти пытки продолжались уже на протяжении четырёх дней, Федя тискал парня, касался через бельё, целовал живот, плечи, шею, а потом останавливался и нелепо чмокал в нос. После каждого облома Сашке хотелось убить его. Что там Смолов себе выдумал и почему он всё время останавливался, Кокорин спросить боялся, вопросы могли повлечь за собой кое-какие последствия, которые пока в планы Саши не входили. Но и терпеть эти пытки уже не было никаких возможностей. Ведь каждый день, придя от друга домой, Сашка запирался в ванной и доводил до конца то, что начал Фёдор. Осторожный Смолов же просто не хотел пугать Кокорина своей навязчивостью, после «извинений» друга он долго ругал себя за несдержанность и потерю рассудка. Лёгкий петтинг через бельё, в принципе, был безвредным для обеих сторон. Податливый под его руками Саша млел от каждого прикосновения, а сам Федя в это время тщательно изучал тело друга, постепенно готовясь к дальнейшему развитию отношений. Он, к слову, не раз думал о том, что неплохо было бы уже раздеть Кокорина до конца, но не решался. Смолов думал, что Сашку и так всё устраивает, ведь если бы не устраивало, он бы намекнул как-то, попросил о большем или приказал бы остановиться. Но ни того, ни другого Кокорин не делал, продолжая сдавленно стонать и кусать губы каждый раз, когда язык Феди проходился рядом с резинкой его трусов. Рука капитана замерла на бедре Саши. Она не двигалась около минуты, затаившись, и нервно дёрнулась только тогда, когда во мраке Фединой спальни прозвучал шёпот смущённого, но уверенного в своём желании Кокорина. - Сними. – на лице Сашки отразились вселенские муки и страдания. Услышавший просьбу возбуждённого Саши Смолов, приоткрыв губы, улыбнулся в предвкушении и оседлал колени друга. Тот лежал ни жив, ни мёртв, а когда бельё медленно начало сползать со своего места, просто накрыл лицо соседней подушкой. Едва дыша, Кокорин с замиранием сердца ждал, когда Федя уже перестанет на него пялиться и сделает хоть что-нибудь. Хотя, тёмный взгляд Смолова, сосредоточенный на паховой области Сашки, невыносимо возбуждал и смотрящего, и «экспонат», побагровевший, кажется, до самых мизинцев. Решив, что нужно действовать, Федя наклонился и невесомо прикоснулся горячими губами к тонкой чувствительной коже с сеткой запутанных вен. Но и этого короткого касания хватило, чтобы Кокорин дёрнулся и выгнулся в спине, ухватившись пальцами за ни в чём не повинную простыню. - Тише. – улыбнувшись и положив руки поверх сжатых кулаков Саши, Смолов прошёлся языком по гладкому стволу снизу-вверх. Это было непривычно и странно для обоих. Прислушавшись к внутренним ощущениям, Фёдор с удивлением заметил, что ему нравятся собственные действия. А Сашка, распластанный под ним, просто старался не думать о том, что происходило ниже пояса, получая удовольствие от прикосновений. Все манипуляции Смолова смешались в голове Кокорина в один бесконечный фейерверк. Он как мог пытался не стонать и не дёргаться слишком сильно, когда друг касался особенно чувствительных точек. Впрочем, Смолов всё-таки получил один раз Сашкиной коленкой по рёбрам, когда зацепил зубами тонкую кожу. Неумелыми движениями, подсмотренными на небезызвестном сайте, Федя доводил парня до края, держал там какое-то время и вновь отпускал, не позволяя свалиться в пропасть. На самом деле, мучил Кокорина он недолго, но тому, лежавшему на измятой постели с растрепавшимися от бесконечных метаний волосами, эта ласка растянулась в часы. Иногда Смолов поднимал голову, щекоча чёлкой живот друга и шёпотом спрашивал всё ли хорошо, на что тот нечленораздельно мычал и вздыхал несдержанно. Федя, понявший, что конец достаточно близок, прошёлся дорожкой влажных поцелуев по груди парня и нежно прикусил мочку его уха, не убирая руки с Сашиного паха. Пока Смолов искал салфетки в рюкзаке, Саша валялся на кровати большой марионеткой, у него не двигались ни руки, ни ноги. Даже говорить связно не получалось. Только тихую просьбу принести воды удалось разобрать Фёдору, остальное Кокорин шептал себе под нос, время от времени убирая со лба слипшиеся волосы. - Пей. – столкнувшись с родителями на кухне, Смолов сделал вид, что давно уже спал, а проснулся от жажды, спровоцированной селёдкой, которой он напробовался, пока готовил салат. В общем-то, мать с отцом и не обратили внимания на раскрасневшегося и жутко довольного сына, приводя комнату в порядок. – Да поднимись хоть. Я не хочу в мокрой кровати спать. – Федя подтолкнул друга и, протянув ему бокал, уселся рядом, касаясь обнажённого плеча Саши своим. Тот даже не удосужился за время отсутствия друга натянуть обратно трусы. - Моя очередь? – всё-таки облившись, Кокорин лениво стирал со своего подбородка прохладную воду. - Не сегодня. – Федя посмотрел в лицо Сашки и улыбнулся. Таким он еще никогда его не видел. Помятый и расслабленный форвард сидел на краешке кровати и скалился до ямочек на щеках. От прежнего стыда не осталось ничего, еще одна черта была пройдена. Смолов теперь стал для него еще роднее и ближе. - А ты? – продолжая улыбаться, спросил Саша. - Переживу. – прижавший ладонь к талии Кокорина Фёдор уткнулся лбом в его висок. Возбуждение ныло и жглось, но просить Сашку помогать ему с этим, капитан не стал. - Где ты научился? – искреннее удивление прозвучало в голосе Саши, Федя улыбнулся и повалил его на кровать. - На бананах, блин. – двоякость действий Смолова не бросилась бы в глаза только слепому. Он, отмахнувшись от предложения Кокорина, льнул к нему и прихватывал губы, не успокаивая разыгравшееся возбуждение, а только усиливая его. - Научишь? – Саша опустил руку на ягодицу Феди и сжал игриво. - Да. Завтра и начнём. – здравый смысл вновь победил Смолова. Отодвинув от себя конечности друга, Фёдор принял сидячее положение и уткнулся лицом в ладони на несколько секунд. Нужно было выбросить из головы все свои желания, опомниться, чтобы не перегружать нынешний вечер событиями. - Одень меня. – невинным голоском проговорил Сашка и легонько толкнул Федю коленом. - Кокорин, ты совсем уже оборзел! – усмехнувшись, ответил Смолов, но послушно поднял Сашины трусы с пола и принялся их выворачивать. Кокорин, смотревший снизу-вверх на друга, внезапно понял, как ему всё-таки повезло. – Давай ногу, горе моё. – с подлой улыбкой Фёдор схватил Сашу за пятку и укусил за большой палец. Парень так офигел, что даже непроизвольно вскрикнул, а потом заполнил комнату весёлым безудержным хохотом, который даже угрозы Смолова не смогли остановить.***
Смолова и Кокорина разбудил громкий стук в дверь. Отец Феди пытался действовать беззвучно, но получалось откровенно плохо. Он хотел отправить мальчишек за букетом для жены, потому что сам готовил праздничный завтрак. Распахнув дверь, Фёдор поёжился и почесал правую ногу левой. Сашка хоть и проснулся, вставать не собирался, подумав, что он в гостях вообще-то, поэтому имеет право подняться с кровати тогда, когда ему вздумается. Смолов-старший считал иначе, рассказав сыну подробный план действий, мужчина умчался на кухню, где догорала яичница в форме сердечка. По взгляду друга Саша понял, что оставить кровать всё-таки придётся. После коротких сборов и пары советов кулинару-неудачнику парни отправились за букетом. После прогулки до ларька мальчишки оказались в водовороте суеты надвигающегося застолья. Кокорина эксплуатировали самым бессовестным образом, то гоняя его на балкон за кастрюлями с салатами, то заставляя протирать тарелки и вилки. Впрочем, Сашка был не очень-то и против, дом Смоловых за эти два месяца стал для него уже почти родным, а близким необходимо помогать, так его учили с детства. Парня утешало еще и то, что Федя периодически зажимал его то в одном углу, то в другом и украдкой чмокал, куда придётся. В обед заявилась ватага гостей разных возрастов – от шумящих и пускающих слюни детей, до седых стариков. Пока именинница получала подарки и выслушивала поздравления, Фёдор оттащил Сашку в свою комнату и заставил друга переодеться в свои вещи. Спустя пять минут неуклюжего стриптиза с элементами акробатики в исполнении Кокорина, Смолов не выдержал. - Да хватит уже издеваться! Натягивай штаны! – смотреть на полуголого Сашу, прыгающего в узких чёрных джинсах, которые он якобы не мог натянуть на бёдра, стало уже совсем невозможно. - Я не влезаю! - Не ври! У нас с тобой один размер! - Вот иди и помоги, раз умный такой! - Ладно. – Смолов, опустившись на колени перед Кокориным, подтянул штанины, которые тот беспощадно топтал, и легко запихнул парня в джинсы. Конечно, он сразу понял, что Сашка просто дурачится, но повёлся на провокацию. Теперь же, выпрямившись, Федя стоял близко-близко к другу и смотрел ему прямо в глаза. Он резким рывком застегнул сначала молнию, а потом и пуговицу, оказавшись при этом носом к носу с улыбавшимся Сашкой. - Спасибо. – промурлыкал Кокорин и положил руку на талию Смолова. – А рубашку дашь? - Дам. – Фёдор стиснул зубы. Сашка всем своим видом призывал к чему-то неприличному, а засосы на его груди напоминали о прошедшей ночи. – Вот чё ты делаешь, а? – улыбнувшись, спросил Смолов и потянулся за поцелуем. Кокорин и сам не понимал, зачем провоцирует Фёдора. Но то, что их могли вот-вот застукать, будоражило как-то нездорово и прямо толкало на риск. - Федя! – громким детским голоском раздалось за дверью, и парни отпрыгнули друг от друга. Смолов тут ж закопался в шкаф, принявшись судорожно дёргать вешалки из стороны в сторону, а Саша просто смотрелся в зеркало, поправляя карманы джинсов. – Федя! – еще раз крикнул маленький Семён и заглянул в комнату. – Тебя тётя Лена зовёт! - Ага, иду. – бросив в довольного Кокорина рубашкой, Смолов неудачно закрыл шкаф. Одна дверь, что была со стеклом, лопнула. Фёдор, увидев это, рыкнул и провёл пальцем по стеклу. Сомнений не было, дверь эксплуатации не подлежала. Расстроившись, он направился к выходу и решил, что говорить матери об этом происшествии сегодня не стоит, а то день её рождения превратится в балаган с выбором нового шкафа.***
Тренировка, на которую Кокорин со Смоловым не пошли по причине переедания, длилась дольше обычного на час по двум причинам. Во-первых, Черчесов решил на полчаса наказать команду за прогулы, которым не было не только разумного объяснения, но и конца и края тоже не наблюдалось. Во-вторых, следующие полчаса вымотавшимся ребятам были назначены за порчу инвентаря и трехэтажный мат возмущенного Дзюбы, не слушавшегося уже даже Игоря. Поэтому после стандартной тренировки парни полчаса под присмотром Станислава Саламовича делали заминку, а уже после неё разбирались с порванными сетками и проколотыми мячами. Скандал назревал с самого выхода на стадион, но разразился он только тогда, когда Черчесов скрылся в подсобке. Взорвавшись, Дзюба наорал на Миранчуков, которым в этот день не нашлось защитника, на Головина и даже на Марио, впрочем, ни в чём не виноватого. Тёма размахивал руками и матерился через слово, сваливая всю ответственность за лишние минуты на поле на этих несчастных. К натянутым, будто гитарные струны, и готовым порваться в любой момент нервам Дзюбы добавилась еще и свинцовая усталость, результатом этого, собственно, и стал срыв агрессии на товарищах. Попыткам Игоря оттянуть его от поникшего и уже не оговаривающегося Сашки, форвард не поддавался, мягко отстраняя от себя друга. Чуть погодя в ссору втянулись и остальные парни, кто-то встал на сторону Артёма, а кто-то, как Черышев, заслонив спиной мальчишек и лучшего друга, обвинял самого Тёму в несдержанности и глупости. Привыкнувший ко всему Станислав Саламович даже не удивился, когда увидел распетушившихся футболистов, еще не дравшихся, но уже подбиравшихся к этому акту представления. Звонкий свисток тренера значительно поумерил пыл голосившего громче других Дзюбы, заставив парня потупить взгляд и инстинктивно спрятать сжавшиеся кулаки за спину. Черчесов на это только покачал головой и предложил продолжить начатое, даже у него терпение уже было на исходе. Почему-то во время каникул контролировать мальчишек было в несколько раз тяжелее, чем во время учебных будней. Дисциплина сразу же начинала хромать на обе ноги, а поведение подопечных Станислава Саламовича беспричинно портилось. Разогнав разгильдяев по разным углам, тренер уселся на скамью запасных и не сводил глаз с Артёма до самого конца тренировки. Дождавшись своей очереди, Игорь с Артёмом вместе зашли в душевую. Форвард хотел что-то сказать, пошутить по привычке, но так устал и выдохся, что смог подарить Акинфееву только фальшивую улыбку. Тот понимающе кивнул и, пройдя мимо парня, невесомо сжал его плечо, ободряя. Несмотря на усталость и вялое сопротивление вратаря, Тёма всё же пошёл провожать Игоря. Уже в сквере Дзюба, подойдя к другу, оглянулся по сторонам и поцеловал его обветренные красные губы. Не вовремя вышедшая на дорожку бабулька с огромными пакетами, жившая в одном подъезде с Акинфеевым, попросила соседа помочь ей. Артём ласково посмотрел на вратаря и отпустил его с бабушкой, болтавшей о высоких ценах на кошачий корм и о запившем Витьке с первого этажа, который вчера выбросил из окна люстру. Игорёк уже возле подъезда обернулся назад и кивнул Дзюбе, по обыкновению оставшемуся в тени деревьев ждать, когда Акинфеев спрячется за дверью. На пути домой Тёма получил сообщение от Игоря, в котором тот предлагал вдвоём погулять завтрашним вечером.***
Вообще-то смущение было редким гостем в спектре чувств Дзюбы, но с появлением Игоря в его жизнь заявилось и оно. Мало того, что заявилось, еще и осталось погостить на неопределённый срок. Стоя перед подъездом Акинфеева в четверг, Артём перебирал в голове бессмысленные фразы, которыми можно было бы начать разговор, только вот ничего достойного парню не подворачивалось, поэтому он тоскливо переступал с ноги на ногу и тёр нос, на который приземлялись колючие снежинки. Заморочившись с нарядом, вратарь завис перед зеркалом с двумя вешалками, на одной из которых висела рубашка, а на второй лёгкий джемпер. Он так и стоял бы, сражаясь взглядом с собственным отражением, если бы не вспомнил, что гулять с Артёмом они будут в куртках, а раздеваться на улице в такую погоду, как минимум, глупо, да и незачем. Поэтому, натянув на себя тёплый полосатый свитер, парень остался доволен, главное в такую погоду – тепло, а не красота. До назначенного времени оставалось еще пятнадцать минут, и Игорь решил не спешить, подумав, что Дзюба всё равно опоздает. Слоняясь по квартире Акинфеев взглянул в окно на кухне и обалдел, когда увидел, что непунктуальный Артём пришёл раньше нужного и, спрятавшись под берёзой, отряхивал с плеч навязчивый снег. Не теряя ни минуты, Игорь побежал на улицу, уже по пути застёгивая куртку и завязывая неизменный шарф на шее. Он выскочил из двери слишком неожиданно. Так, что привалившийся плечом к дереву Тёма тут же замер, перестав ломать тонкие веточки, и уставился на вратаря. На голове у Акинфеева была криво натянута шапка, а внутри звенела почтенная тишина. То, что происходило в его жизни, серьёзно мешало трезвости ума, зато заставляло сжиматься сердце каждый раз, когда на горизонте возникал форвард. В глубине души Игорь понимал, что поцелуй потащит за собой вереницу событий, характерных для отношений, и даже боялся этого немного. Всё-таки обязанности никто не отменял, учёба должна была остаться на первом месте для Акинфеева. Он знал это и обещал себе, несмотря ни на что, придерживаться плана – готовиться к экзаменам на каникулах, подтягивать упущенные предметы, заниматься футболом. Но стоило Тёме позвонить ему утром и предложить поболтать, как вратарь сразу позабыл и о своих планах, и о том, что не хотел вот так сильно привязываться к Артёму. Разозлясь на самого себя, Акинфеев еще долго сидел перед окном и думал о переменах в жизни. Задавшись элементарным вопросом: «Что он со мной сделал?», – вратарь скрупулёзно искал именно тот роковой момент, когда осознал, что влип. Но, сколько бы парень не перебирал воспоминания, связанные с Тёмой, ту самую минуту прозрения вспомнить он не смог. Отношения налаживались постепенно, Дзюба проникал в его жизнь частично, привнося каждый раз что-то новое, открываясь с неизвестных ранее сторон. Обнажая перед Игорем душу, а иногда и тело, Артём не без усилий добился его доверия и расположения. А что с этим всем теперь делать никто из них не знал. Ведь если для Тёмы всё стало очевидно после случая с фотографией вратаря, то Игорь понял необратимость своего пути, когда голубые глаза форварда стали ему сниться чаще, чем любимый футбол. Сделав несколько шагов навстречу другу, Акинфеев остановился. Дзюба, оттолкнувшись от дерева, несмело шагнул к парню. По двору гуляли бабушки со своими активными карликовыми собаками, носившимися за чьим-то чёрным котом, поэтому поприветствовать Игоря так, как хотелось бы, Артём не мог, скромно пожав руку друга, он улыбнулся открыто и кивнул в сторону сквера. Знать человека много лет, видеть его каждый день, ссориться, драться, а потом взять и сдуру влюбиться в него – Тёму судьба явно не баловала нормальностью. В семь вечера на улицах, несмотря на темноту осени, шастали люди. Сомневавшийся теперь в каждом своё шаге Дзюба ломал голову над тем, что дальше делать с вытащенным из дома Акинфеевым. Травить байки об их с Кокориным дурацких «залётах» уже и не хотелось, и не моглось. Форварда сковал необъяснимый страх, ему казалось, что любая сказанная им реплика сразу же превратится в глупость. С девчонками иметь дело было намного проще: навешал лапши на уши, затащил в переулок потемнее и целуй на здоровье. Тогда Тёма сильно-то и не раздумывал над собственными действиями, повиновался первоначальному сценарию и всё, по-другому не умел. На него, хотя Дзюба и под страхом смерти не сознался бы в этом, повлияли отношения Смолова с Кокориным. Видя, как Федя опекает Сашку, как по-доброму поучает его, помогает во всём, создаёт комфорт вокруг друга, Артём попытался проделать то же самое с Игорем. Скомкано, неуклюже, немного не к месту, но своеобразную заботу форвард всё-таки проявил, заработав тем самым первые баллы доверия Акинфеева. В этом и была сложность их отношений – вратарь не был девчонкой, с ним было…непонятно. Шедший рядом с Артёмом Игорь, заметив замешательство на лице парня, время от времени дотрагивался до его ладони, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку. Заговорил Дзюба только после угрозы, на полном серьёзе произнесённой Акинфеевым: «Я с тобой больше никуда не пойду, если ты будешь молчать». Вот тогда Тёма будто проснулся. Парень как-то резко догадался, что Игорю не нужен был другой человек, которого Дзюба упорно пытался сыграть, он хотел именно Артёма – взбалмошного, бестолкового, шумного и болтливого Артёма, а не манекена с заклеенным ртом. Парни долго бродили по всему району, Тёма так заговорился, что просто не мог остановиться. Он, вызывая у Игоря неподдельный интерес, трепался о многом – зачем-то рассказал о вечерах в квартире Смолова, когда Миранчуки превращали жизнь Феди в хаос, о Сашкином псе и его родне, воинственно настроенной против дружбы Саши с самим Дзюбой, в подробностях описал драку с Мамаевым и даже предложил сводить Акинфеева в тот двор, где всё и случилось. А Игорь слушал. Иногда кивал, изредка спрашивал что-то, хмыкал и хохотал в голос над специфичными шуточками Артёма. Ему, казалось, ничего больше не нужно. Единственное беспокойство, что больно царапало сердце вратаря, заключалось в вопросе: «Почему мы потеряли столько времени?» Теперь Игорю сложно было представить, как раньше он жил без этой горы обаяния и нежности, как просыпался не от сообщения с пожеланием доброго утра и как засыпал без часовой болтовни по телефону о неважной ерунде. А еще, смотря на смеющегося Артёма, Акинфееву всё время хотелось его поцеловать, он даже сделал пару ненавязчивых попыток приобнять форварда, но тот был занят собственным трёпом, поэтому усилия Игорька прошли мимо адресата. Дойдя до одной из тёмных и полуразрушенных улиц, где стояли еще, наверное, дореволюционные старые здания общежитий, готовых к сносу, вратарь уверенно шагнул в темноту, зная наверняка, что Тёма последует за ним. Дзюба, хоть и не был в восторге от желания Акинфеева пошляться по неосвещенным и безлюдным местам, послушно побрел за парнем. В эту темноту, как показалось форварду, даже наркоманы не заходили, слишком она пугала своей неизвестностью. Всё готовилось к стройке новых домов, можно было шагнуть и свалиться в какой-нибудь свежий котлован, переломать себе всё и быть залитым бетоном поутру. Накинувшиеся на Артёма жуткие мысли подтолкнули парня к Игорю и заставили приостановить его, придержав за рукав. - Боишься? - Ага. Не хочу, чтобы ты себе ноги поломал, когда свалишься в яму. В тишине Акинфеев слышал только лай собак и вой машин, нёсшихся по соседней улице. Робко переместив свои пальцы с куртки вратаря на его ладонь, Дзюба пригляделся к темноте. Воображение продолжало играть с ним, да и слуховые галлюцинации манипулировали волнением Тёмы, аукаясь знакомыми голосами со стороны одного из общежитий. Игорь подошёл к форварду вплотную и, положив ладонь на его шею, легонько потянул парня вниз, ясно давая понять, что разговоры окончены. Удивившись, Артём улыбнулся и наклонился к другу, поддаваясь его губам и изворачиваясь поудобнее, чтобы не свернуть себе шею. Смелость в Акинфееве проснулась внезапно, она настырно подбивала его на приключения, призывая соблазнительным шёпотом к действиям. В итоге, парень сдался, проявив инициативу и прилепившись к губам Тёмы с необъяснимой жаждой и уверенностью, что ему ответят тем же. Дзюба от такого порыва потерялся, но, перехватив бразды правления, начал с неменьшим жаром целовать сам. Иногда Артём улыбался чему-то в поцелуй, чувствуя, как вратарь активно сопротивляется и уклоняется от роли ведомого в этом процессе. Дзюба тогда чуть плотнее прихватывал ладонями лицо Акинфеева и прижимался к влажным губам еще отчаяннее. Устав от этого противоборства, Игорёк сдался, обессиленно закинув руки за шею форварда и подставившись умелым движениям парня. В какой-то момент Артём подхватил друга на руки и поднял так, что их глаза оказались на одном уровне. Он, воспользовавшись удивлением Игоря, чмокнул его в нос и опустил на землю, тут же прижав голову вратаря к своему плечу. Акинфеева не хотелось выпускать из рук даже на секунду, Тёме было хорошо с ним рядом, спокойно. Переведя взгляд на общежитие, возле которого они с Игорьком остановились, Дзюба увидел свет фонарика и вновь услышал голоса, которые теперь, кажется, заметил и его спутник. - Слышишь? - Ага. На Лунёва голос похож. - У гопоты голоса всегда похожи, ёпт. Пошли отсюда. – посмотрев сверху вниз на парня, Тёма поправил уголки его шапки и вновь прислушался. – Блять, выходят. Давай руку. – вцепившись в ладонь Игоря, Артём потащил его к дереву, возле которого были свалены доски и кирпичи. Форвард шёл первым, сердечно переживая за здоровье друга. Белый зайчик фонаря бегал по полуразрушенному забору, улице и периодически наскакивал на второго человека, который как мог крыл товарища ругательствами. - Никогда с тобой больше не пойду! Убери лапы, Лунёв! – любезно протянутую руку Андрея Кузяев оттолкнул, перешагнув через бревно с торчащими из него гвоздями. – Будешь мне психолога оплачивать! - Да ладно тебе, Далерка! Что ты, крыс не видел никогда? – весело отозвался Андрей и выпрыгнул из ворот, громко хлопнув при этом дверью. Услышав диалог одноклассников Артём с Игорем переглянулись, улыбнувшись. Заинтересовавшийся происходящим Дзюба подумал, что Акинфееву с его слухом можно спокойно в разведку идти. - Таких – нет! Это не крысы были! Они размером с собаку Кокорина! – Далер начал снимать с себя паутину и доставать из капюшона куски побелки, отвалившейся с потолка. Неунывающий Лунёв гарцевал вокруг друга, помогая ему привести себя в порядок, несмотря на то, что и сам Андрей выглядел не лучше Кузяева. - Не придумывай, Кузя, ты просто из-за штанов злишься. – сзади на бедре Далера зияла дыра, которая образовалась сразу после его позорного прыжка от крыс в сторону какого-то крючка. - Меня чуть эта тварь не сожрала! А ты ржешь, свинья! – парень поднял полный обиды взгляд на друга и прищурился. Лицо Андрея было хорошо видно, его подсвечивал отцовский фонарь на резинках, который парень нацепил себе на лоб. - Ну, всё. Тише-тише. – Андрей успокаивающе погладил одноклассника по плечу и притянул к себе в объятья. - Совсем уже? – возмутившись, Далер оттолкнул от себя парня и развернулся на пятках, намереваясь покинуть это зловещее место как можно скорее. - А чё? – протянул Лунёв и развел руки в разные стороны. - Ни хрена ничего. Всё, пока. - Пошли вместе, ну, Далер! – Андрей нехотя потянулся за другом, который смешно перебирал ногами, прикрывая одной рукой дырку на штанине, будто кто-то в кромешной темноте мог её разглядеть. С фонарём там был только Лунёв, но он тактично отводил взгляд от задницы друга. - Один дойду. Парни так и шли перегавкиваясь, пока Лунёв не повис на Кузяеве и насильно не обнял его в знак примирения. Давно уже не обращавшие внимания на одноклассников, неизвестно как оказавшихся в заброшенном здании, Артём с Игорем тихо целовались, стоя за широким стволом дуба. Прижатый спиной к дереву Акинфеев доверчиво обнимал широкую спину Тёмы, притеревшегося к нему вплотную. Светлые улицы приветливо встретили раскрасневшихся мальчишек с припухшими губами. Поглядывая на абсолютно довольного друга, Тёма боялся своим приглашением испортить впечатление от приятного вечера. - Ты не замёрз? Можем у меня посидеть. – несмело предложил он и с интересом взглянул на Акинфеева. - Давай в другой раз, Тём? – Игорь достал руку из кармана и на несколько секунд захватил в плен пальцы Артёма, как бы прося не обижаться на его отказ. Улыбнувшись, Дзюба кивнул, зная, что Акинфеев уже никуда от него не денется, а поход в гости – это всего лишь вопрос времени. Игорь всегда держал данное им слово.***
После дня рождения Фединой матери весь стол кухни был заставлен не только разнообразными нарезками, которые не помещались в холодильник и должны были быть съедены в ближайшее время, но и початыми бутылками алкоголя, потому что: «Лена, где мой абсент? И ром принесите кто-нибудь». Засыпав растворимый кофе в кружки и залив его кипятком, Федя пошёл на балкон за тортом, а так как Сашка возился в соседней комнате с рассыпанными по полу частичками пазла, Миранчуки остались без присмотра. Бросившись к бутылке коньяка, мальчишки наперебой начали вытягивать пробку из тонкого горлышка. Антон, недолго думая, щедро налил алкоголя сначала в свою кружку, потом в кружку брата, и вернул бутылку на её временное место. С откровенной брезгливостью на лице Лёшка понюхал то, во что превратился ароматный кофе, и так скривился, будто ему предложили лизнуть улитку. Стоит заметить, что младший близнец тоже не обрадовался получившемуся «коктейлю», потому что в симбиозе с кипятком коньяк потерял свой привычный запах и завонял спиртом. Пить эту субстанцию никто из мальчишек не решался. Алёшка даже предложил вылить кофе, пока не вернулся Смолов, уж от него бы точно не скрылся странный запашок. Но, к сожалению Миранчуков, Федя вернулся слишком быстро и, принявшись распечатывать пластиковую коробку, встал прямо возле раковины. Лёша жестом показал брату, что жить им осталось недолго. Вошедшему в комнату Кокорину сразу бросился в нос запах алкоголя, подняв подбородок он начал принюхиваться. Сначала парень подумал, что это Смолов решил накатить для настроения, но потом вспомнил, как тот вчера за столом отпирался и отказывался пить даже вино, и отсеял этот вариант, как маловероятный. Саше достаточно было взглянуть на притихших Миранчуков, чтобы понять, кто на самом деле распивал спиртное на кухне. Разрезав торт, Федя разложил его по ярко-красным тарелкам и поставил перед гостями. Кокорин пристально следил за перепуганными лисьими мордочками близнецов. Лёшка сидел с обречённо-грустным выражением, понимая, что кроме пиздюлей от Смолова, ставших уже привычным каждодневным ритуалом, он больше ничего не получит. Кофе придётся вылить, а торт Смол заберёт в наказание за очередной проступок. Рядом с ним дёргался Антон, заглядывая поочерёдно то в свою кружку, то в кружку брата. Что он хотел там увидеть – было известно только ему одному. - Мне кажется, или тут спиртом воняет? – присев рядом с Сашей, Федя взял свой кофе. - Не кажется. – кивнув в сторону Миранчуков, ответил Кокорин и снял со своего кусочка консервированную вишню. Положив ягоду на тарелку Смолова, Сашка отпил немного из кружки. Фёдор улыбнулся этому милому жесту и покосился на мальчишек. - А вы чего не пьёте? Невкусно? – Федя, конечно, догадался, что именно сделали близнецы, но решил немного проучить их, хотя и понимал, что им море по колено и все воспитательные методы нипочём. Мальчишки закивали, мол, вкусно, разве у тебя может быть невкусно? Первым отхлебнуть из кружки решил Антон. Рвано выдохнув, он быстро отпил горячий напиток и зажмурился. При виде этого Сашка еле сдержался от смеха, Лёша с сочувствием посмотрел на брата и повторил его героический поступок. Близнецы пили маленькими глотками, потому что растворимый кофе вкупе с коньяком и кипятком приобретал неописуемо мерзкий вкус, терпеть который было тяжело. - Вкусно? – еще раз повторил свой вопрос Смолов и прищурился. И Антон, и Алёшка поняли, что он знает. - Неа. – хором ответили братья и синхронно опустили глаза. Неугомонный Сашка, бесившийся от одного только присутствия Антона в квартире Фёдора, толкнул ногой друга, намекнув на наказание для этих идиотов. Но Смолов посчитал, что мальчишки и так натерпелись, и воспитательной беседы для них будет достаточно. - Зачем вот вы кофе испортили? – спокойно начал он. - Мы думали, что вкусно будет. – тихим голосом отозвался Антон. – Я думал. Прости, Федь. - Надо же чайную ложку лить. И не в такой кофе, а в настоящий! – на лицах близнецов отразилась вселенская скорбь и вина. Сердобольный Смолов даже не злился. Он в очередной раз простил любопытных Миранчуков и даже улыбнулся их выдумке. – И вообще вам рано ещё пить! Выливайте эту дрянь быстро! – Кокорин только головой покачал и со скрежетом снял зубами с вилки пропитанный ванилью бисквит. Доброта Феди иногда очень злила парня, особенно, когда эта доброта вот так впустую расходовалась на близнецов, особенно, на Антона. Младший Миранчук почему-то вызывал у Саши ядовитую ненависть и неконтролируемое желание ударить его. Антон, кстати, испытывал по отношению к Кокорину почти то же самое. Смолов налил мальчишкам сока в стаканы и, потрепав их вихрастые макушки, вернулся на своё место. Весь вечер оболтусы провели в Фединой квартире и ушли уже вместе с Кокориным, собиравшимся остаться у друга на ночёвку. При Миранчуках говорить об этом намерении Саша не стал, будучи уверенным в том, что близнецы разноются и тоже останутся у Фёдора. И будут мешать им с Сашей своим любопытством и настырностью. Делить Федю с мальчишками Сашке становилось всё сложнее и сложнее.***
- Если они не прекратят, я убью сначала их, а потом и себя. – схема сборки шкафа никак не поддавалась Сашке. Как бы он её ни крутил, не получалось выяснить, где у шкафа верх, а где низ. Со стороны коридора уже минут десять доносился грохот, близнецы, а это были именно они, Кокорин не сомневался, настойчиво барабанили по входной двери. - Не психуй, сейчас им надоест. – равнодушно ответил Федя. Вообще-то, он был не против присутствия мальчишек, но Саша попросил его не открывать, аргументировав свою позицию тем, что Миранчуки привнесут еще больший бардак в их и без того провальную работу. Шкаф категорически не хотел собираться, терпение заканчивалось, и близнецам, на самом деле, не стоило появляться в квартире Смолова. - Когда? – отложив отвёртку, Саша подполз к Фёдору и забрал у него пакет с мелкими деталями. - Минут через пять. – после двух часов безуспешной борьбы с дощечками и схемой, которая, по словам Кокорина, была явно от другого шкафа, Федя сдался, откинувшись на порванный картон. После того, как Федина мать узнала, что стекло на двери как-то совершенно необъяснимо раскололось, она тут же решила поменять шкаф и, оторвав главу семейства от разгадывания кроссворда, потащила его в мебельный магазин. Поэтому уже в пятницу шкаф со всеми деталями лежал в комнате Феди, занимая почти половину свободного пространства. Сборка шкафа, к счастью отца, обошла его стороной и легла на плечи Фёдора, потому что у него были каникулы, а на каникулах, по мнению мужчины, всё равно заниматься нечем. К тому же, родители считали сына вполне взрослым и самостоятельным, поэтому скручивание нескольких досок в одну конструкцию, не должно было вызвать у парня особых трудностей. Но трудности возникли сразу же после того, как Сашка достал из коробки сложенную в восемьдесят восемь слоёв бумажку со схемой. - Они уже стучат минут десять. – Кокорин устроился рядом с Федей. Они, лежа вдвоём на пыльных коробках, продолжали ждать, когда назойливые близнецы отстанут и уйдут. – Теперь и открывать им как-то тупо. Чё скажем? – фыркнув на этот вопрос, Смолов развернул руку Саши и взглянул на часы. - Ничего не скажем. И так понятно, мне кажется. – обидно было даже не то, что новый шкаф продолжал валяться на полу в разобранном виде, а то, что старый шкаф Федя с Сашкой предусмотрительно разобрали и разложили все многочисленные вещи Смолова по комнате. Излишний оптимизм Кокорина иногда только сеял смуту и мешал. Фёдор никак не мог придумать, как лучше поступить. Можно было, конечно, вернуть старый шкаф на место, но тогда мать не поверила бы даже в то, что они вообще пытались собрать новый. А если разбитый шкаф не возвращать в комнату, то неизвестно сколько Феде пришлось бы жить по-цыгански, потому что отец не горел желанием помогать и возиться еще и с мебелью, ему и без неё хватало вечных поручений жены. - Ну, допустим. Пойду, открою. Надоели. – поднимаясь, Кокорин прошёлся ладонью по впалому животу Смолова и направился к источнику шума. Весь подъезд вонял палёными перьями и чесноком, Саша недовольно повёл носом, когда ощутил всю гамму запахов, которыми дышали Миранчуки уже чёрт знает сколько времени. Близнецы, как и всегда, одетые в одинаковое, различались только выражением лиц. Если Алёшка, счастливый от того, что не придётся больше вдыхать непонятную вонь, вполне спокойно отнёсся к Кокорину, появившемуся в дверном проёме, то Антон был крайне недоволен этим и так громко цокнул, что эхо отскочило от пустых стен подъезда. - Чё так долго-то?! – рыкнул младший Миранчук и беспардонно отодвинул Сашку, проходя в квартиру, приходить в которую он, как ему казалось, имел прав больше, чем какой-то внезапный Кокорин, невесть откуда свалившийся на их с братом головы. - Заняты были. Чё припёрлись? – несмотря на негатив со стороны близнецов, Саша голоса не повысил и даже не дал Антону привычный подзатыльник. - Мы не к тебе, Кокорин. – сбросив кроссовки на маленький коврик, мальчишка пошёл в комнату к Смолову, любопытство поедало его поедом, заставляя перебирать в голове разнообразные занятия, не позволявшие друзьям быстро открыть дверь им с Лёшкой. - Вся куртка теперь воняет непонятно чем! – недовольно вскрикнул Алёшка и принюхался еще раз. – Фу, блин. – Кокорин на это только усмехнулся, порадовавшись тому, что хотя бы один из близнецов вырос адекватным малым, ведь если бы они оба были такие, как Антон, Смолова бы давно уже в дурдом сдали. - Давай сюда. – повесив верхнюю одежду Лёши на вешалку, Сашка замкнул дверь и пошёл к Феде. Близнецы остановились возле разобранного шкафа, что стоял в коридоре, и рассматривали фотографии звёздных футболистов, наклеенные на одну из его стенок Смоловым еще в раннем детстве. Проникнув в комнату раньше Миранчуков, Кокорин уселся напротив Фёдора и деловито взялся за отвёртку с ярко-салатовой рукояткой. Первым, что заметили мальчишки в комнате Смолова, был сумасшедший, как после обыска, бардак – одежда Феди была раскидана по всем горизонтальным поверхностям, на полу валялись инструменты на любой вкус и цвет и порезанные картонные коробки. То, что раньше висело на вешалках, парни перекинули через спинку стула, а то, что было сложено в ящиках, громоздилось на письменном столе, стуле и части кровати. Задумчивый Смолов сидел на полу в горе бумаги и досок и чесал затылок. - Привет, Федь! – в один голос гаркнули мальчишки, Федя ссутулился, пытаясь спрятать шуруповёрт, пока Миранчуки не увидели его. - Привет, братики. – без эмоций ответил парень и обратился к Саше: – Где-то должен быть еще лист. Надо искать. - Чё делаете? – поинтересовался Антон, присев на корточки, чтобы быть поближе к месту действия. Лёша стоял за его спиной, подперев дверь плечом. - Шкаф. – шурша бумагой, Смолов ползал на четвереньках по всей комнате. Кокорин гремел коробками, вспарывая то, что еще запечатано, и передвигая громоздкие доски с места на место. - Круто! – Алёшка отозвался чисто из вежливости. На самом деле, он не очень-то хотел идти с братом к Феде, потому что должен был встретиться с Соней в парке через пару часов. Незаметное исчезновение из дома Смолова, желательно, без любопытных свидетелей, было идеей фикс Лёши на данный вечер. - Мы… – начал Антон, с энтузиазмом потерев руки. Заглянувший под кровать Федя тут же вскинул голову и отрицательно замахал рукой. - Нет! Вы будете просто смотреть. Вон там, – он указал на верхнюю поверхность кровати. Открытый рот младшего близнеца, который хотел возмутиться, закрылся, когда Смолов посмотрел на него выразительно. - Как всегда. – буркнул Лёша, но послушно сел на кровать. - Ты вечно нам всё запрещаешь! – Антон запрыгнул на кровать с такой силой, что вещи, сложенные в аккуратную стопку, рассыпались по покрывалу. Дабы прикрыть непутёвого брата Алёшка попытался превратить бесформенную кучу одежды в какое-никакое подобие порядка. - Уёбывайте тогда. – оставалось посмотреть под последней коробкой и, если бы под ней ничего не оказалось, Сашка бы по-честному предложил Феде проявить фантазию и собрать шкаф наугад. - А ты заткнись вообще! – резко вякнул Тоха с кровати и взбил подушку. - Ага, не командуй! – Лёша устроился рядом с братом и потеснил его к стенке. Уложив голову на плечо близнеца, Антон насупился. - Все заткнитесь. Сашк, иди сюда, я нашёл его! А вы сидите смирно. Мультики себе включите. Как бы не пытался Федя отогнать от себя мальчишек, всё было бесполезно. Сначала они послушно валялись на кровати и смотрели мультики про тупого Даффи Дака и заливались смехом, каждый раз, когда мультяшка попадал в переделку. Потом, перемерив почти все майки друга, лежавшие на кровати, Миранчуки, сминая подушки и покрывало, принялись толкать друг друга, периодически крича, что пол – это лава. Но вскоре и это развлечение им надоело. Тогда, заметив, что Федя и Сашка увлеклись сборкой конструктора и схемами, которые понятны были, кажется, только создателю этого чудо-шкафа, Антон тихонько сполз на пол. За ним последовал и Алёшка – дурной пример заразителен. Заскучавшие близнецы от нечего делать пересчитали все мелкие элементы, что находились в пакетиках, потом разложили по всей комнате дощечки в соответствии с размером, а когда Смолов под рукой не обнаружил шуруповёрта, они уже в коридоре пытались скрутить петли с дверцы старого шкафа, посчитав, что тот хозяевам квартиры уже не пригодится. Поднявшись, Фёдор тяжело вздохнул и придержал настроенного на раздачу пиздюлей Сашку за плечо, чтобы тот не покалечил мальчишек. Ну, когда они видели все эти мужские игрушки? Откуда они у Миранчуков, которых воспитывает одна мать? Они, конечно, каждое лето ездили к бабушке с дедом на пару недель, но в деревне им было явно не до сборки мебели, близнецы днями пропадали на речке и гоняли мяч по плохому сельскому стадиону, пока солнышко голову не напечёт. А тут такая возможность появилась поиграть во взрослых, разве устоишь? Поэтому Федя и не стал раздражаться и ругать друзей. Он встал почти за спиной близнецов и принялся наблюдать. Сначала Антон выкрутил одну петлю из дверцы, потом передал шуруповёрт брату, еще и показал, как правильно им пользоваться, и только после того, как Алёшка проделал ту же операцию, что и Антон, Смолов кашлянул тихо. Младший близнец быстро нашёлся и доверчиво протянул другу ладонь со снятыми с петли саморезами. - На, Федь. Там не хватало несколько штук в пакете. Написано тридцать шесть, а оказалось тридцать. – Антон похлопал глазами невинно и толкнул брата в плечо. Опомнившись, Лёша вернул шуруповёрт Фёдору и провёл пальцами по тому месту, из которого только что достал серебристые болтики. - Спасибо. – поразившись благим действиям близнецов, Смолов улыбнулся, когда Антон пересыпал железки из своей ладони в его. Он и подумать не мог, что мальчишки для него старались, а не ради утоления собственного любопытства. – Но в другой раз сначала спрашивайте, окей? - Ага. Можно мы и с другой двери скрутим? – напротив Феди стояли два абсолютно одинаковых парня с горящими глазами. Хоть и бедокурили они с завидной частотой, хоть и доставали всех вокруг почем зря, Смолов продолжал переживать за них и по-братски любить, прощая все глупости и проделки. - Кокорин уйдёт, хоть на щепки этот шкаф разберите. – нажав на кнопку на шуруповёрте, Федя проверил его работоспособность и вновь обратил своё внимание на мальчишек. – Нам надо новый до прихода матери собрать. - Ла-а-адно. – снова в унисон ответили братья. - Лёх, налей воды Ромику. - А я? – Антон остановился на полпути, удивлённо посмотрев на Федю, приобнявшего старшего близнеца. - А ты со мной пойдёшь в комнату. – подтолкнув Алёшку в сторону кухни, Смолов потянул за локоть Антона. - Я тоже хочу к попугаю! – Миранчук встал столбом и не двигался с места, отмахиваясь от рук друга. Следовало бы обидеться и закатить визгливую истерику, которые Федя очень не любил. - Нет-нет. Сегодня день посещения для Леши. – успокаивая парня, Смолов взъерошил волосы на голове Антона, в глубине души понимая, что тот, конечно, не угомонится без крепкого словца. - Ты просто Лёху больше любишь! – сбросив с себя руку Фёдора, мальчишка нахмурился и повёл плечами. Грудь Феди поднялась во вздохе, а руки парня упёрлись в талию. С Антоном нельзя было по-хорошему, он так просто не понимал. - Просто Лёха вчера не брызгал на Ромика из пульверизатора и не смотрел, как он чихает. – обвиняющим тоном произнёс Федя. – А ты брызгал. – парень кивнул, согласившись со своими словами. К сожалению, вчера он совсем забыл о том, что Миранчуки те еще вредные задницы и упустил их из виду. Попугай, с самого появления в доме Смоловых, был камнем преткновения для мальчишек и магнитом тянул их к себе. Заигравшись с Сашей в приставку, Федя только в перерыве обнаружил пропажу. На кухне Антон активно заливал несчастного попугая водой, то ли заставляя птицу наконец-то искупаться, то ли пытаясь его утопить. Лёша в это время спокойно сидел на стуле и блаженно посматривал в окно, мечтая о чём-то далёком и недоступном. Смолов ворвался в комнату как раз в тот момент, когда Ромик начал беспрерывно чихать. Стоит отдать парню должное, попугай после этого действительно почистил перья и стал выглядеть немножко лучше, но Фёдор боялся, что тот либо заболеет после таких водных процедур, либо захлебнётся водой. Поэтому Смол в очередной раз повторил угрозу относительно несанкционированных походов к попугаю и выпихнул обоих близнецов из комнаты. - Но смешно же было! - Вот за то, что вчера было смешно, сегодня ты к попугаю не подходишь. – уже спокойнее сказал Смолов и, приобняв парня за плечи, потянул его в комнату. Продолжая бубнить что-то злобное и непонятное никому из окружающих, Миранчук вошёл в комнату. Слышавший краем уха перепалку друзей Кокорин молча прикручивал верхние ролики к одной из дверей, не реагируя на шаги за спиной. Антон, проходя мимо него, специально задел ногой ванночку с саморезами и опрокинул её. Взбесившись, Сашка запустил закрытым канцелярским ножом в Миранчука и попал тому в спину. В любой другой ситуации Федя заступился бы за младшего, но не в этот раз, в конце концов, Антон был сам виноват. Он устало потёр переносицу и опустился на колени, чтобы помочь Кокорину собрать разбежавшиеся по всему полу шурупчики. На кровать Алёшку младший брат не пустил, приревновав его к любимому другу, впрочем, в минусе остался только сам Антон, потому что старшего близнеца ребята тут же привлекли к сборке мебели. А он, Антон, вися на кровати вниз головой, наблюдал угрюмо и ехидно хмыкал каждый раз, когда у парней что-то не получалось. Через полчаса Антон извинился и, бросившись к брату с объятьями, вновь рассыпал саморезы. Улыбнувшись, Федя остановил руку замахнувшегося для подзатыльника Сашки и взглядом попросил друга снисходительно отнестись к безвредному Антошке.***
Артём весь день был без настроения. Он и с Игорем-то не собирался идти гулять, зная, что вряд ли развеется и превратится в себя обычного, а просто так нервировать вратаря молчанием было глупо. Мать с отцом Тёмы с самого утра были дома и всеми возможными способами пытались испортить сыну жизнь. Кроме бесконечных поучений, совершенно неуместных и дурацких, с точки зрения Артёма, глава семьи за обедом решил побеседовать с ним о будущем. Договорившись до того, что Тёма в силу своей безалаберности и лени закончит «привокзальным бомжом», семья разошлась по разным комнатам. Делиться своими семейными проблемами форвард не мог. И не потому что считал, что кто-то что-то там подумает, а потому что боялся, что не получит должной поддержки, и вместо эмпатии, услышит извечное: «Ой, это не проблемы! Если бы мои предки забили на меня, было бы охуенно!». Как-то раз парень уже пытался рассказать Димке Тарасову о своих родителях. С тех пор Дзюба говорит обо всём, может пошутить о чём угодно, поддержать любую тему, обходя болтовню о семье стороной. Семья – его личное табу. У Игоря же, напротив, денёк выдался очень приятным, похожим на настоящий полноценный выходной. Забросив подготовку к экзаменам, Акинфеев половину дня продурачился с трехлетними двойняшками Мишей и Машей, которых привела соседка по лестничной клетке и по совместительству подруга Ирины Владимировны – тётя Света, воинственно отправившаяся на суд с бывшим мужем. Вторую часть пятницы Игорь стряпал с мамой его любимые пирожки и периодически отправлял слишком молчаливому Артёму сообщения с мемами и забавными фотографиями соседских детей. Вечером встретившись с Дзюбой возле школы, Акинфеев подумал, что у того кто-то умер. Такой скорби на лице форварда Игорь не видел, наверное, с того самого случая в сквере под клёном. На вопросы друга, которые Акинфеев поначалу активно задавал, Тёма не отвечал, отмахиваясь и переводя разговор в другое русло. Но когда вратарь сдался, Дзюба совсем перестал говорить. Так молча они и прогуляли около часа, изредка переплетая пальцы и почти не смотря друг на друга. Игорь чувствовал, что Артёму было плохо, но тот не хотел делиться, а вытрясать из него признание вратарь не имел права. Если человек не доверяет, зачем издеваться и над собой, и над ним? - Тём, мне домой пора. – остановившись на тёмной дорожке, по которой они шли, сказал Игорь. – Мама просила не шляться до полуночи, как вчера. – улыбка всё-таки отпечаталась на лице Акинфеева. Продолжив молчать, Тёма опустил голову, перебирая пальцы на правой руке вратаря. Сомнения не оставляли форварда, они так достали его, что парень испытывал катастрофическую необходимость поговорить хоть с кем-нибудь. Несмотря на то, что Игорь охотно предлагал себя на роль слушателя, Дзюба не очень-то стремился загружать друга своими проблемами. – Утром сказала, что больше не отпустит никуда. А вечером сама отправила гулять. - Мне бы так. – на грани слышимости произнёс Артём и поднял на вратаря затравленные глаза измучившегося человека. – Моим похуй вообще, хоть совсем не приходи. - Почему ты так думаешь? – теперь уже Игорь схватил друга за руку и, обнаружив, что она ужасно холодная, принялся легонько тереть бледные пальцы Тёмы. О семье Дзюбы толком не знал, казалось, никто. Имея доверительные отношения с матерью, Акинфеев всегда интересовался тем, кто приходил на родительское собрание и что там этот кто-то делал. Про родителей Артёма Ирина Владимировна не говорила никогда, хотя именно их ей хотелось бы увидеть хоть раз. Да и сам Тёма не упоминал семью в разговорах в позитивном ключе, бросая иногда что-то про нескончаемые рейсы и занятость предков и выглядя при этом максимально несчастным. - Ну… Я им не нужен. Отцу главное династию продолжить, хочет, чтобы я лётчиком был. – Дзюба невесело улыбнулся, вспомнив слова папаши о «главной его ошибке» и «позоре семьи», которые, очевидно, относились к определению сущности его единственного сына. Артёма в тот момент порадовала только реакция матери, попытавшейся смягчить слова мужа. Но и её глава семейства быстро поставил на место, напомнив обо всех проделках Тёмы. – Мать боится ему чё-то поперёк сказать. Им и вдвоём нормально, а я типа домашнего животного – завели давно, поиграли, а потом надоел, и теперь они просто ждут, когда я свалю. Или сдохну, ёпт. – форвард говорил об этом с печальной улыбкой на губах, вроде бы и в шутку, вроде бы и не обижаясь на родителей, но в его словах Игорь увидел неподдельную боль брошенного и недолюбленного ребёнка. - Чё ты выдумал? Все родители любят своих детей. - Наивный ты, Игорёк. – прищурившись, Тёма искусственно ухмыльнулся. Чувствуя тепло ласковых рук Акинфеева, Дзюба немного успокаивался. Ему стало значительно легче. Артём вдруг представил, что сказал бы его отец, узнай он о том, что сын сбегает каждый вечер из дома, чтобы иметь возможность заглядывать в пытливые глаза чайного цвета и целовать бледно-розовые губы, принадлежащие Игорю. Наверное, он бы удивился. «А потом бы достал свою сайгу, с которой таскается на охоту, и убил бы меня нахуй», – подумал Тёма и прикусил внутреннюю сторону щеки. – Давай закроем тему. Не хочу про них говорить. Пошли, провожу тебя. – сжав ладонь Акинфеева, Дзюба потянул его за собой. Губы вратаря плотно сжались и не хотели ничего говорить, хотя внутри себя Игорь просто кипел. Ему хотелось бы успокоить друга, обнять его, постараться убедить, что его все любят, а родители-то и подавно, ведь он замечательный, – добрый, смешной, отзывчивый и не по-мальчишески ранимый, – и он, без всякого сомнения, достоин любви и понимания. Но парень послушно плёлся за Тёмой, как бычок на верёвочке, и молчал, придумывая воодушевляющую речь. – Ты, наверное, тоже меня ненавидел. - Нет. – тихо отозвался Акинфеев. – Я тебя не ненавидел. - Да конечно. Я тебя пиздил почти каждый день. А ты в синяках ходил и смотрел на меня, как на крысу какую-то. – Артём скрипнул зубами от злости и бессилия. Он бы всё изменил! Вернуться бы в начальную школу и исправить жизнь, переписать, перетасовать. Первым, что бы он сделал, была бы протянутая Игорю рука примирения. И если бы вратарь принял Артёмовы извинения, Дзюба бы прилепился к нему и не отпускал бы до самого выпускного. Но время неумолимо движется вперёд, не сворачивая. От острого взгляда Акинфеева не скрылось изменившееся настроение форварда. – И я еще сильнее бесился. Потому что, блять, я всегда хотел с тобой дружить! А ты нос задирал – посмотрите, какой я охуенный! На меня внимания не обращал! – выплюнув последнюю фразу с особенной обидой, Дзюба понял, что сболтнул лишнего и заткнулся, утерев мокрый от холода нос рукавом. Ладонь Акинфеева, сжавшая его пальцы сильнее, не обрадовала Тёму, он подумал, что Игорь, вспомнив их прежние отношения, разозлился. Самолюбивого Тёму, извечно стремившегося к самоутверждению, всегда бесила неприступность Игоря. Все любили Артёма, но только не он. Он не смотрел на Дзюбу, даже когда тот, показывая перед классом очередное представление из серии «Смотрите, как я творю хуйню», старался с удвоенной силой, и оставался холоден к выходкам одноклассника почти всегда. Неудивительно, что для Акинфеева высказанное откровение стало разрывом всех шаблонов. С ним-то, оказывается, дружить хотели, а он, дурачок, считал, что Артёмка просто использует его как тренажёр перед вступлением в MMA! Новость сначала удивила вратаря, потом дико разозлила, потому что – какого хрена, Артём? – когда люди хотят дружить, они не лупят друг друга до кровоподтёков, вообще-то. Затем на Игоря снизошла почти извращённая радость. Во-первых, теперь он мог быть уверен, что бить его больше не будут, так как с Тёмой у них крепкая дружба, а иногда даже слишком крепкая. Во-вторых, Акинфееву, конечно, льстило признание форварда. Своими словами Дзюба в очередной раз убедил Игоря в искренности его намерений, ведь то деформированное чувство, что росло на протяжении долгих лет в груди Тёмы, к одиннадцатому классу всё ж таки смогло оформиться во что-то мало-мальски похожее на любовь. Любовь странную, неправильную и запретную, но нужную обоим парням, страдавшим друг от друга по разным причинам все школьные годы. - Что я должен ответить на это? – напрягшись, спросил Акинфеев. - Ничё. Извини. – Артём сразу как-то поник и, сгорбив спину, значительно уменьшился в размерах. – Забудь просто и всё, ёпт. - Ага. – Игорь замолчал, формируя в голове правильную фразу, подходящую ситуации. Расстроенный своими же репликами и мыслями Артём сжал его руку так сильно, что у того пальцы онемели. Дзюба до зубного стука боялся, что Акинфеев вырвется и убежит. Но тот и не думал убегать, додумав, наконец, то, что хотелось сказать Тёме, до конца. – И я не смотрел на тебя, как на крысу. Ты просто… постоянно с Сашкой и с тупым Тарасовым был. А когда ты с ними, ты прям дебил, Артём. – форвард удивлённо обернулся на парня. – Мог бы и нормально со мной обращаться, если хотел дружить. - Да я пытался! Это я Тарасову сказал и его придуркам, чтоб они тебя не трогали! – в возмущении Тёма махнул рукой. - Они-то меня трогать перестали, а ты?! Помог, называется! - Блять, прости ты меня! Я знаю, что так нельзя было. И больше не буду тебя бить, говорил же уже! Никогда, Игорь. Слышишь? – выпалил одним непрерывным потоком Дзюба, продолжая всё сильнее и сильнее сжимать ладонь Акинфеева, которая по идее должна была бы уже онеметь и отвалиться, как хвост ящерицы. - Чё ты в меня вцепился? Больно! – вратарь дёрнул руку на себя, напоминая Артёму, что он тоже живой и ему бывает больно, несмотря на многолетнюю закалку побоями. Лицо Акинфеева изменилось с радостно-влюблённого, что было в начале прогулки, до разозлённо-обиженного. - Игорь. Давай успокоимся? Мы же не про это говорили, блин. - Да, мы говорили про то, что ты меня обожал все одиннадцать лет. Бьёт, значит, любит, да? – запальчиво спросил вратарь, злобно прищурившись и кивнув своим собственным словам. Испугавшись, Артём так растерялся, что отступил на шаг назад, ненароком выпустив ладонь Акинфеева. Ситуация выходила из-под контроля. В действительности он не хотел, чтобы всё сложилось именно так. Думал, что, если расскажет правду, между ними не останется недопонимания, но вратарь отреагировал чересчур резко и разрушил все иллюзии Артёма. Посмотрев на Игоря еще несколько секунд, форвард вернулся на прежнее место. - Но ты мне реально нравишься. – спокойно произнёс Дзюба. Несколько слов, сложенных в предложение, поразили сердце Игоря, как стрела с ядовитым концом. Только вместо яда был сладкий экстракт, распространяемый по организму быстрее, чем любой смертельный яд. К тому же, он был в разы опаснее, убивал медленнее, изощрённее и страданий доставлял уйму. Но почему-то большая часть населения жаждала момента, когда именно этот нектар отравит их сердца. Плечи Акинфеева дрогнули. Даже принимать ласки Тёмы Игорю было легче, чем слышать сомнительные комплименты в свою сторону и неуклюжие признания. От его, таких искренних в своей простоте, реплик тут же загорались щеки, а сердце обволакивала тёплая плёнка неловкости. Сражённый откровением Акинфеев помотал головой, опустив взгляд на чёрный асфальт, и попытался отмахнуться от настойчивой руки Тёмы. – Нравишься. – склонив голову набок, повторил Дзюба и заглянул в лицо парня. Ответ должен был прозвучать, ведь Игорь тоже испытывал к Артёму симпатию, форвард это знал наверняка. Только вот вратарь молчал. А мнительный Тёма начал себя накручивать. Простояв в бездействии еще немного, Игорь как-то угрожающе сверкнул глазами и резко прижался к губам ошарашенного Артёма, но почти сразу отпрянул и победно вздёрнул подбородок. Пытаться объяснить себе этот выпад Акинфеева Дзюба не стал, в конце концов, у всех есть небольшие странности, главное – простил, а там пусть целует, сколько влезет. Скосив взгляд в сторону, форвард улыбнулся уголками рта и облизнулся. - Идём? – Игорь первым протянул замёрзшую руку Тёме, честно говоря, не соприкасаться ладонями с Дзюбой на прогулке уже было проблемой для Акинфеева. Тепло форварда обладало какими-то особенными свойствами, оно передавалось даже простыми улыбками и подмигиваниями, коими Тёма стал частенько баловать друга. Рядом с Артёмом Игорю был нипочём даже сухой осенний ветер, набегавший волнами на деревья и прохожих. Будто бы, выставленный парнем невидимый щит укрывал их обоих от непогоды. - Пошли. – обойдя Акинфеева со спины, Дзюба обнял его поперёк талии и повёл по узкой дорожке. Несмотря на то, что шагать было крайне неудобно, форвард не выпускал парня из рук до тех пор, пока они не дошли до яркого фонаря.***
Артём каждый день таскал Игоря в разные места, выдумывая новые маршруты, чтобы улицы не успели примелькаться и надоесть. Умудрился даже уговорить Акинфеева съездить на Красную площадь, а когда тот удивлённо спросил зачем им туда, Дзюба сделал брови домиком и выдал: «А ты когда там в последний раз был?». Вратарь понял, что сопротивление бесполезно, и даже если он откажется, Тёма всё равно найдёт способ убедить его, в крайнем случае отнесёт на руках в метро, а там уже, влившись в толпу, точно не выберешься. В последний день каникул форвард решил показать Игорю ночную Москву с Воробьёвых гор. Они, несмотря на холодную ноябрьскую ночь, долго стояли обнявшись и смотрели на огни большого города. Прижимаясь к спине Акинфеева грудью, Артём чувствовал абсолютное и крепкое счастье. Изредка Игорёк говорил что-то про МГУ, поступление и заброшенную подготовку к ЕГЭ, Тёма на это кивал задумчиво и, согнувшись над ним, жался щекой к щеке парня, не желая думать о предстоящей поездке в Санкт-Петербург и возможном расставании. Привыкнув к заботе форварда, Игорь уже без удивления и смущения отзывался на вопросы типа «Ты замёрз?» и «Хочешь кофе?». Он ничего не хотел. То, что парень имел, его вполне устраивало. - Город такой крутой, когда темно, да? – почему-то шёпотом спросил Артём и обвил руками грудь Акинфеева. Вратарь кивнул и улыбнулся. Тёма то и дело дёргался, стоять спокойно – это не про него. Ему нужно было движение, хотя бы мелкое подёргивание ногой или пощёлкивание пальцами, а рядом с Игорем стоять ровно и не шевелиться совсем не выходило, потому что парню хотелось прижать друга к себе и упоённо тискать, забираясь руками под куртку. Конечно, Акинфеев не позволял ему этого делать, поэтому Дзюбе оставалось по-лошадиному переминаться с ноги на ногу и вздыхать, безмолвно страдая. В задумчивости наблюдая за сверкающим городом, Игорь подумал, что эти каникулы, наверное, были лучшими за все одиннадцать лет его учёбы. Артём, ранее казавшийся ему проклятьем, стал лучшим на свете подарком, терять который ой-как не хотелось. Вратарь, таясь, зачёркивал дни в футбольном календаре, с ужасом и болью ожидая зенитовского смотра Тёмы. - Завтра в школу. – после недолгого молчания произнёс Акинфеев. - И на треню. – Дзюба шмыгнул носом, почувствовав, что замёрз. – Можно я утром за тобой зайду? - Я дойду, Тём. – к совместным прогулкам Игорь относился спокойно, даже с тем, что Артём провожал его после школы и тренировок, смирился. Но утренние визиты были перебором. Особенно вратаря смущало то, что Тёме ради него придётся рано выходить из дома и недосыпать. Ему и так казалось, что форвард почти не спит, всю последнюю неделю он был похож на лупоглазую сову, перепившую кофе. – Ты далеко живёшь, утром придётся рано вставать… - Это мои проблемы. Ты вопрос слышал? – с лёгкой улыбкой спросил Артём, наклонившись еще ниже к парню. Игорь кивнул, понимая, что ситуация безнадежна. Это ломающее стены упрямство Тёмы не давало обходных путей. Ведь даже если бы Игорёк отказал Дзюбе, гарантии, что тот послушает и не придёт, не было. – Отвечай тогда. - Приходи. - Ну и всё. – Артём взял друга за руку и развернул к себе лицом. – Игорь, ты это… - Что? – Акинфеев моргнул пару раз заинтересованно. - От Черышева подальше, ладно? – губы форварда сложились в бантик, а глаза стали честными-честными, виновато-просящими. Ожидавший чего-то другого вратарь фыркнул и, задрав глаза к небу, покачал головой. Тёму не волновали ни пробники ЕГЭ, ни сочинение, ни учёба в целом, главное, чтобы Денис к Игорю не лез, а тот ему не подыгрывал, остальное – вещи решаемые. - Обязательно завтра сяду с ним. Еще и засосу его при всех. А потом пойду к нему в гости, лягу к нему на кровать… – на этом терпение Дзюбы кончилось, и он больно ущипнул Акинфеева за задницу, яростно прищурившись. – Идиот! Всё, убери руки. – вратарь потёр место, где, наверняка, останется синяк, и, оттолкнув от себя Артёма, пошёл по дорожке, размахивая руками. - Игорь! Ну ты сам виноват! – улыбнувшись одной стороной рта, Тёма побежал за ним, зная, что парень сразу перестанет ворчать, если поднять его на руки. Но сначала нужно было его догнать. А это, кстати, было не так-то просто…***
Начало второй четверти доставляло почти физическую боль и ученикам, и учителям. Если первые могли с чистой совестью спать за партами, то вторые были лишены этой замечательной привилегии и пытались расшевелить первых. Делать вид, что кто-то соскучился и радовался встрече, не собирались ни дети, ни педагогический коллектив. Скучали друг по другу только девчонки, которые болтали на протяжении всех шести уроков, делясь новостями. Парни же молчаливо жали руки и желали друг другу сил и терпения, чтобы пережить первый день. Акинфеев сидел рядом с Артёмом и контролировал все его действия, то заставляя писать, то доставать нужные учебники, то отбирая у него точилку, которой Дзюба ухитрился поточить половину шариковых ручек Игоря. Несмотря на ленивую атмосферу, день прошёл быстро, даже ученики удивились этому, но, тем не менее, постарались поскорее смыться из школы, создав очередную пробку в раздевалке. Из-за того, что Сашкины родители не могли самостоятельно разобраться с новым телевизором и ненароком перевели всё меню на китайский язык, парню нужно было сразу после школы идти домой и разбираться с техникой. Это был не первый раз, когда Кокорины создавали сыну головную боль своим любопытством и «самостоятельностью», поэтому Саша почти привык к бесконечным поломкам сначала компьютера, потом смартфонов, а теперь эта участь ждала и недавно приобретённый телевизор. Смолов, узнавший, что друг не пойдёт к нему в гости сразу после школы, поспешил успокоить парня, напомнив, что его двери всегда открыты, а значит, Сашка может в любое время заявиться и никто не скажет ему ничего против. Целоваться после уроков в классе было опасно, Федя часто говорил об этом Кокорину, но и сам не раз пренебрегал установленным правилом. Иногда же можно. Поэтому проводив задремавшего на уроке истории Далера, Смолов набросился на Сашу с поцелуями, не дав тому даже кабинет закрыть по-человечески. Приоткрывшему на секунду глаза Кокорину показалось, что дверь дёрнулась и немного покачалась. Он хотел было начать паниковать, отпихнуть от себя друга и выглянуть в коридор – мало ли кто там мог быть, но списав это происшествие на свою фантазию, парень успокоился и пообещал себе в следующий раз не оставлять замок открытым. Запустив пальцы в тёмные волосы Феди, Сашка уселся на парту и расставил пошире ноги, чтобы Смолову было удобнее. В квартире Кокориных творилось настоящее сумасшествие, мало того, что Васька носился с бабушкиным тапком в зубах, а та, в свою очередь, ругала пса и бегала следом, так еще и родители, включив на телефоне отца на максимальной громкости переводчик с китайского, пытались договориться с неподкупным телевизором. Саша понял, что встрял надолго. Остановив вакханалию и отобрав у Васи пожёванный тапочек, форвард пошёл разбираться с другой проблемой. По полу гостиной был рассыпан пенопласт, коробка от громоздкого телевизора валялась на диване, а все пакеты, дополнительные провода и инструкции заполнили собой остаток свободного пространства. Сашка опустился на ковёр рядом с отцом и после вопроса «А вы инструкцию читали?» сразу же схлопотал подзатыльник и взгляд а-ля «Ты за кого нас принимаешь?». Впрочем, стоит отдать отцу должное, он и так слишком долго терпел гудение жены и её бесполезные советы, поэтому один безболезненный щелчок ему можно было простить, нервы всё-таки не железные. Обращаться в службу поддержки и вызывать мастера Кокорины напрочь отказались, отца Саши это просто оскорбляло, неоспоримая отговорка: «Я что, не мужик что ли, сам с телевизором не разберусь?!» – стандартно звучала раз в пять минут. Поломка на практике оказалась не такой уж и серьёзной, как говорится, нет такой проблемы, которую интернет бы не решил. Полистав несколько сайтов и посмотрев парочку видео про новый телевизор, Сашка молча забрал у отца пульт и двумя кнопками восстановил справедливость, непонятные иероглифы исчезли с экрана. Привыкшая закармливать всю семью до отвала бабушка сразу же потащила внука на кухню и отпустила его только после стандартного набора из первого, второго и клубничного компота с куском пирога на десерт. Если бы Дзюба увидел с каким трудом Кокорин вылезал из-за стола, всенепременно сменил бы его прозвище на «Винни-Пуха». Конечно, отпустить Сашу к «Федюшке» без гостинцев женская половина семьи Кокориных не могла, поэтому напихав ему полный пакет выпечки и присовокупив к этому бутылку сладкого вина, – «Лена такое любит, а мне слишком сладко, Наташка его с Грузии привезла» – ребёнка отправили к другу. Удивлённый объемом гостинцев Федя, отцепив от посиневших перетянутых пальцев Саши пакет, попросил его пройти в гостиную, сам он гремел кастрюлями на кухне, не то намывая посуду, не то наводя порядок в шкафу с утварью. Из спальни Фёдора гремела музыка, что немного обескуражило Сашку, обычно капитан предпочитал колонкам наушники. Со временем Федина спальня стала и комнатой Кокорина тоже, ведь они торчали там безвылазно. Вместе решали задачи, раздумывая над сложными формулами, читали устные предметы по очереди вслух и пересказывали друг другу запомнившееся, катались по полу, пытаясь придушить второго, когда Кокорин перегибал с шутками, спали в одной кровати и протирали от пыли широкий подоконник Сашиной задницей, целуясь в темноте. Родители Феди либо не догадывались об их отношениях, либо хорошо играли неведение, не разрушая хрупкую влюблённость мальчишек. Даже когда мама Смолова увидела, как Саша сидит на коленях её сына и ласково щелкает того по носу, отреагировала фразой в своём стиле: «Духота у вас страшная! Обои от стен отойдут, Федь. Сколько раз просила – проветривай! Через десять минут ужин», – и приоткрыв форточку ушла. Причем на её лице не было даже капли возмущения или удивления, когда она прямо смотрела на сына, сжимавшего пальцами бёдра друга. После того, как мать вышла, застигнутые врасплох парни замерли с остекленевшими глазами и открытыми ртами минут на пять. Даже Кокорин своим неизменно подвешенным набекрень языком не мог придумать ничего подходящего к ситуации. Не послушав друга, Сашка вошёл в Федину комнату и ему совсем не понравилось то, что он там увидел. Миранчук, забившийся в угол сидел на кровати Фёдора и смотрел на Кокорина испуганными тёмными глазами, форвард присвистнул удивлённо. Сюрприз был скорее неприятным, потому что видеть кого-либо в кровати Феди, кроме себя, Саша не планировал. - Здорова, Лёх! – опустив руки на спинку, противоположную той, возле которой ютился мальчишка, бодро произнёс Саша. - Пошёл на хуй. – глаза Миранчука сузились, а пальцы подобрались в кулаки. Он, к слову, тоже не был особенно рад появлению вездесущего Сашки, который с недавних пор занял собой всю жизнь Смолова. - А, это ты, Антон. – форвард улыбнулся. Антона он, если можно так сказать, недолюбливал, тот явно претендовал на место лучшего друга Феди, а Саша, известно, не мог этого допустить. – А брат где? - Не доставай его. – привычным движением огладив бок Сашки, сказал появившийся в комнате Смолов и, быстро положив свой телефон на письменный стол, пошёл обратно на кухню. – Тох, сделай музло потише, у меня голова сейчас разорвётся. - Мне уйти? – громко спросил Антон, выпрямившись. - Куда это? Сиди! – Смолов махнул рукой. – Чай заваривается. Сашк, будешь чай? - Да, там бабушка передала что-то сладкое. – взглядом требуя объяснений, Кокорин потянул друга за майку. - Пошли на кухню. – в общем-то, Федя знал, что сцены ревности не избежать, поэтому и попросил Сашу не соваться в спальню. - Чё он тут делает? – вскарабкавшись с ногами на стул, спросил Сашка и посмотрел на Фёдора. Тот одной рукой разливал кипяток из чайника по бокалам, а второй тянулся за яркой сахарницей. - Лёха ходил на свидание с Соней. – чайный пакетик утонул в кружке вместе с ярлычком. - А этого не взяли что ли? – хмыкнул Кокорин, злорадствуя. Ему были совсем непонятны отношения близнецов, ведь у Саши не было родного брата. Он и представить не мог, каково это существовать одним целым много лет, а потом впустить в личное пространство третьего человека, который явно намеревался разрушить братскую близость и отдалить их друг от друга. - Не ебу, честно. Я пришёл домой, а он на лестнице сидит. – в движениях Феди прослеживалась какая-то нервозность, хоть парень и пытался скрыть её, но удавалось ему, честно говоря, слабо. За несколько минут на кухне он успел три раза обжечься и один раз порезаться. - Бедный несчастный. – театрально вскинув руки, сказал Кокорин и подпёр ладонями щёки. - Саш. - Ла-а-а-дно. Ему тоже надо кого-то найти. Тогда он перестанет к тебе ходить. И начнётся нормальная жизнь! - У меня и так нормальная жизнь. И не надо ему никого искать! – непрерывным потоком выпалив это, Смолов замолчал. В Сашиной голове родилась дикая догадка. Кажется, теперь он понимал, почему Фёдор нервничал и – как следствие – страдал от собственной возникшей ни с чего неуклюжести. Федя чувствовал то же, что и Антон – предательство. Возясь с мальчишками, Смолов совсем забыл, что никто никому ничем не обязан, в самом-то деле. Он упустил из виду то, что близнецы уже были в том чудесном возрасте, когда пора заводить девчонок, ходить в кино и целоваться тайком. Обижаться на Лёшу за то, что парень влюбился, было нечестно, он-то, Фёдор, тоже был влюблён и проводил время с Сашей. Только вот эгоизм, который, кстати, кипел и в Антоне, не давал здравому смыслу пробиться через себя. – Мне без них скучно будет. – добавил Федя уже тише. - Мой парень – псих. – серьёзно подытожил Саша, смотря на серое небо в окне, а когда обернулся, увидел, что Смолов, насыпая сахар в чашки, трясётся в приступе беззвучного смеха. – Ты смеёшься или плачешь? Ножи спрятать? – участливо взглянув на друга, Кокорин даже не улыбнулся, поняв, что эта троица неразделима. - Заткнись ты. Иди Антоху позови. - Есть, сэр. - Скажи ему, чтоб музыку выключил! – в спину Сашке бросил Смолов. Антона Кокорин нашёл на том же месте, парень смотрел на собственные поджатые коленки отсутствующим взглядом и жевал нижнюю губу. - Пошли чай пить. – сложив руки на груди, сказал Саша. - Что? – Антон так закопался в свои мысли, что даже не заметил форварда. - Музыку свою выключи. Смол чай пить зовёт. – уже громче ответил Кокорин и убавил громкость в колонках, что стояли на столе капитана. - Не хочу я чай ваш. – с интонацией обиженной девочки фыркнул Миранчук и сильнее подтянул к себе ноги. Недовольный Сашка закатил глаза и цокнул, его бесила манера поведения близнеца, и уговаривать его он не собирался. - Ты бы себе девчонку нашёл, Тох, чё ты за Федей таскаешься? – с ехидной улыбкой спросил парень и затолкал ладони в задние карманы джинсов, чувствуя себя победителем. - Я тебе могу тот же вопрос задать, Кокорин. – выплюнул с ненавистью Антон, злобно посмотрев на Сашу с кровати. – Чё ты девчонку не найдешь? Или с Федей лизаться приятнее? – услышанное просто размазало форварда. Он нахмурился и, помрачнев, хмыкнул без улыбки. - Чё сказал? - Что слышал. Скажи спасибо, что я никому не рассказал про вас. – и Кокорин понял, кто заглянул в кабинет, когда Смолов прижимал его к парте, целуя. Миранчук, довольный произведённым эффектом, улыбнулся как маньяк и отклонился назад, вытянув ноги. Самодовольство сползло с лица Кокорина, ему стало страшно. - Ты чё, в Фединой майке сидишь? – потрясенный открывшейся цифрой десять на футбольной форме парня, Сашка даже забыл о компромате, предъявленном Антоном. Это стало последней каплей. Сидение на кровати Смолова не допускалось, а ношение его вещей вообще было под запретом для всех, кроме Саши. Вытаращив глаза на Миранчука, форвард упёрся руками в бока. - Он мне разрешил. Моя рваная. Я подрался там…кое с кем. – скомкано ответил Антон и отвернулся. - Снимай. – холодным и не принимающим возражений тоном сказал Кокорин. - Отсоси. – с усмешкой отозвался мальчишка и как нарочно погладил десяточку на груди. Не выдержав наглости Миранчука, Сашка за секунду подлетел к нему и схватил парня за плечи. - Ща отсосёшь! Снимай майку! – начав тянуть футболку вверх, Кокорин попутно лупил ладонью по рукам отбивавшегося Тоху. - Да мне Федя разрешил, дебил ты больной! – отмахиваясь уже всеми частями тела от буйного Саши, Антон упрямствовал и не поддавался. «Вот дебил!» – подумал Миранчук и поправил полуснятую футболку, когда Сашка отступил. - Хер с тобой. – Кокорин с преувеличенно спокойным выражением лица отошёл от мальчишки и полез в новый шкаф Смолова. Порывшись там немного и перевернув добрую половину вещей, он достал еще одну футбольную майку с фамилией Феди и без лишних слов, с выражением полного удовлетворения, переоделся в неё. Миранчук, жующий жвачку с открытым ртом, надул небольшой шарик и громко лопнул его. - Пиздец. – окинув скептичным взглядом Сашу, произнёс Антон. Победно улыбнувшись, Кокорин показал ему средний палец, и как раз в этот момент в комнату пожаловал забеспокоившийся Смолов. - Охереть. – посмотрев сначала на Сашку, а потом и на Антона, Фёдор приоткрыл рот в удивлении. – Трусы мои вы случайно не напялили на себя? – даже гадать о том, что могло за пару минут произойти в его спальне, Федя не решался. - Я не хочу рубашку помять. – нашёлся Саша и вскинул брови, взглянув на Миранчука. - А я не хочу в драной майке сидеть. – пожав плечами, ответил Антон, которому на самом деле напяливать на себя Федину форму никто не разрешал. - Интересно, что скажет Лёха, когда придёт? – Смолов поднял со стола комком брошенную Сашкину рубашку и принялся её складывать. - Ничё не скажет, там было только две майки. – проследив за действиями капитана, Саша быстро закрыл дверь шкафа, надеясь, что тот не сразу заметит небольшой бардак на полке. - Пусть майку с фамилией Сони надевает. – вялый Антон подошёл к Смолову вплотную и, скорчив кислую мину, тоскливо уткнулся лбом в плечо друга. Кокорин стиснул зубы, поняв, что Миранчук просто-напросто выводит его из равновесия. - Ладно, Смоловы, – Федя усмехнулся, – все на кухню. – ему было даже приятно, что и Антон, и Сашка нарядились в его вещи. Была в этом какая-то наивно-детская преданность.***
Артёму было проще общаться с Игорем во время каникул. И не потому, что они могли целыми днями слоняться по всей Москве и болтать обо всяком. С наступлением школьных будней Дзюба вынужден был превратиться в сторожевого пса, питбуля, готового вцепиться зубами в глотку любому, кто подойдёт ближе допустимого. Кроме того, что форвард следовал огромной тенью за своим объектом обожания, горбясь и злобно поглядывая на окружающих, подобно Рюку из недавно просмотренного им аниме, – хоть яблоки килограммами не жрал, и на том спасибо – ему же еще приходилось и оправдываться за свои действия перед Игорем, который не понимал и не принимал внезапного обострения ревности у Тёмы. Сидя за партой рядом с вратарём, Артём буквально уничтожил взглядом всё еще стремящегося к общению с Акинфеевым Черышева. Хотя тот вполне себе мирно предложил Игорьку сходить вечером на представление, устроенное театральным кружком, где играл Марио. Денису всего-навсего нужна была компания, потому что идти в одиночестве на это мероприятие было как-то стрёмно. Игорь и рта раскрыть не успел, как Дзюба ответил за него чётким: «Он не пойдёт». В одном небезызвестном фильме как-то прозвучала фраза: «Настоящей гейшей станешь тогда, когда сможешь остановить мужчину одним взглядом». Так вот Игорь, как оказалось, мог бы дать фору любой гейше. Стоило ему только строго взглянуть из-под своих соболиных бровей на начавшего бычить Дзюбу, так тот принял самый степенный вид и забыл о собственном намерении набить Черышеву рожу. Бесконфликтный Акинфеев, конечно, вежливо отказался от предложения Дениса, помня о своём обещании прийти уже, наконец, в гости к измучившемуся Артёму, дублировавшему своё приглашение изо дня в день. Вообще, Игорь был приглашён под предлогом совместной подготовки к экзаменам, но Акинфеев-то, как никто другой, понимал, что этим вечером они точно не будут заниматься уроками. Заметив, как Акинфеев лихо останавливал «льва» на скаку, Саша стал прочить вратарю карьеру дрессировщика, ведь тот, кому по силам совладать с напором неконтролируемого Артёма, легко может засовывать голову в пасть льва и не беспокоиться о том, что киса захочет оттяпать ему полбашки. По мнению Тёмы, подобные манипуляции его настроением были нечестными. Его это не унижало, нет, ведь тактичный Игорь не позволял себе прилюдных претензий и упрёков в его адрес, незнающий человек и вовсе не понял бы, почему вспыхнувший, аки сухая солома в жаркий день, Дзюба внезапно успокаивался. Просто Артём считал, что вот так вот пользоваться его слабостями – бессовестно, взгляд вратаря имел над ним необъяснимую власть, а сопротивляться ему просто не получалось. Акинфееву, конечно, льстило это всё, но он не говорил об этом Тёме, дабы не обижать его и не провоцировать на непослушание.***
Примчавшись домой из школы, Дзюба кинулся наводить порядок. Парень забросил грязные шмотки, раскиданные по всей комнате, в стиральную машину, неумело стёр пыль со всех бросающихся в глаза поверхностей, пропылесосил, вымыл кое-как полы и даже цветы полил – ну, а вдруг Игорь полезет проверять, он же такой непредсказуемый. В общем, встречал друга Тёма в полной боевой готовности, единственным, что он не предусмотрел, была домашняя одежда, в которой Дзюба появился перед Игорем. Выцветшие желтые шорты, прожженные когда-то Кокориным, швырнувшим в Артёма горящей спичкой ради шутки, и такая же полинявшая майка с фамилией Аршавина на спине немного не вписывались в современный минималистический дизайн квартиры форварда. Игорь и представить не мог, что у Тёмы такой дом. Если бы представлял, наверное, не осмелился бы привести его к себе в гости. Неловкость тут же сковала вратаря, а щеки почему-то загорелись. Он скромно протянул купленный маленький тортик однокласснику и посмотрел на него преданно. Дзюба светился покруче самой яркой лампочки, радость практически лезла у него из ушей, а глаза, которые он не сводил с Акинфеева, просто прибивали к месту и не давали никакой свободы. Будто увидев Игоря впервые, Тёма смотрел на него во все глаза и не мог поверить своему счастью. Сбылось! Акинфеев после долгих уговоров и многочисленных отказов, наконец-то, оказался в его квартире! А о том, что с ним делать, Артём планировал подумать потом, по ходу дела. Парни помолчали немного, потому что волнение, не покидавшее Дзюбу на протяжении всего дня, достигло своего апогея и вытеснило все нормальные мысли из головы. Форвард улыбнулся чуть заторможено и выдал, наконец, нечто отдалённо похожее на приветствие. Проводив друга в гостиную, Тёма поставил торт, который почему-то сразу не отнёс на кухню, на полку рядом с матово-зелёной вазой. Вратарь осторожно осматривался, будто бы попал не в квартиру Дзюбы, а, как минимум, на другую планету. Стены немного давили на Игоря, а обстановка заставляла чувствовать себя жалким муравьём, оказавшимся в царском дворце. Талант Артёма разряжать атмосферу скрылся, не оставив даже записки с адресом. Поэтому парни, не разговаривая, стояли в гостиной какое-то время. Акинфеев боролся с внезапно возникшим комплексом «маленького человека», а Тёма следил за его движениями и не знал, что сказать. - Чай… – Игорь поднял на него взволнованный взгляд, Артём нервно проглотил слюну и продолжил несмело: – Будешь? Чай. – он неуклюже подвинул коробку с тортом, немного приблизив тонкую вазочку к краю полки, и одёрнул футболку. - Буду. – на выдохе ответил вратарь и подошёл к фотографии в дорогой чёрной рамке. У Тёмы была красивая мама, очень миниатюрная и милая, но Дзюба взял от неё только нежно-голубые глаза, остальные черты лица форварда были сплошь отцовыми. На самой же фотографии Артём не присутствовал, только его родители. - Чё, как погода там? – Тёма еще немного подвинул торт. - Холодно. – коротко отозвался Игорь и, как официант, сложил руки за спиной, смотря на друга. – Ты чай предлагал или мне послышалось? – он улыбнулся, немного расслабившись. В конце концов, какая разница богат был Дзюба или беден, главным звеном в этой истории всё еще оставались их с Игорем отношения и чувства, а не его благосостояние. Акинфеев даже ругнул себя за мнительность и неуместный страх. - Блин. – еще одно резкое движение форварда стало роковым для вазы. Тёма с тупым выражением лица уставился на зелёные осколки, рассыпавшиеся по полу. – Бля-я-ять. – его не столько беспокоил выговор от матери, сколько тот факт, что сейчас вместо чая и торта ему придётся убирать стекло. Как ни странно, именно последнее сказанное Артёмом слово окончательно сняло напряжение, повисшее в квартире с самого прихода Игоря. – Да и хуй с ней. Потом уберу. Пошли на кухню. – скривившись и схватив торт, Дзюба резко развернулся в сторону выхода из гостиной, моментально забыв про вазу. - Артём! – Игорь вопросительно развел руками и улыбнулся как-то удивлённо. Тёма вздохнул, поняв, что халтура не проканает и убрать осколки придётся именно сейчас. - Как ты любишь усложнять, принцесса. – фыркнул он, вернув коробку на место, и присел на колени перед зелёными стёклышками. Акинфеев вмиг оказался рядом с ним и, закатав рукава рубашки, начал осторожно складывать крупные осколки в ладонь. Уже после чая и вынужденного мытья посуды, потому что: «Артём, не ной», – Дзюба взял Игоря за руку и отвёл его в свою комнату, которая показалась вратарю самой уютной во всей квартире, наверное, потому что принадлежала именно Тёме. Форвард, открыв ноутбук, предложил несколько занятий на выбор – начать учёбу, посмотреть фильм или послушать музыку. И, к его удивлению, Акинфеев выбрал кино, забив на уроки. Скромно усевшись на кровать, Игорёк посмотрел на явно перевозбуждённого Дзюбу с подозрением. Несмотря на нехорошие предчувствия, вратарю было интересно, что еще отчебучит непутёвый Артём. Но тот, включив какой-то фильм и отойдя от стола, так же спокойно, как и Игорь, сел на кровать рядом с ним и привычно обнял парня, прогоняя от себя неловкость. Тёма впервые в жизни чувствовал себя в своей комнате чужим. Нагородив из подушек египетскую пирамиду за своей спиной, Дзюба откинулся на них и несильно подтолкнул назад Акинфеева, потому что видел, как тот вытянулся по струнке от стеснения. А смотреть кино, по мнению форварда, нужно было с комфортом. Начало фильма Игорь бессовестно пропустил, потому что думал, что Тёма набросится на него, как голодный зверь и, если не разорвёт, то покалечит точно. Всё-таки он был у себя дома, а это давало определённое раскрепощение, уж Игорь-то знал. Но форварда фильм поглотил просто с головой, он, как показалось Акинфееву, даже и не смотрел в его сторону, пялясь в экран. Такое поведение Артёма никак не вписывалось в ожидания Игоря, поэтому вратарь, собственно, и начал раздражаться. «Я что фильм пришёл смотреть?» – мысленно фыркнул он и с возмущением посмотрел на Тёму. Акинфеев испытывал спутанные чувства, одновременно и желая, и не желая поползновений со стороны Тёмы. Тот, почувствовав взгляд друга, обернулся и взял его за руку. Но даже это действие парня не изменило настроения Акинфеева, поэтому Артём не на шутку забеспокоился. - Чё, фильм не нравится? Сидишь неудобно? Может быть, есть хочешь? Или еще чё-нибудь? – Дзюба, стоит отдать ему должное, был прекрасным хозяином и старался учесть всё, чтобы создать максимальный уют для гостя. Капризный Игорь посверлил его взглядом еще немного и отвернулся к экрану, оставив Тёму с кучей вопросов на языке. - Можно я лягу? Неудобно. – зная, что Артём смотрит на него в упор, Акинфеев намеренно не оборачивался. - Конечно! – бросив подушку туда, откуда он её взял, форвард пригласительно махнул рукой. Но и устроившись на подушке с закинутыми на колени Дзюбы ногами, Игорь остался недовольным. «Ну и тупица мне достался», – возведя к небу глаза, подумал вратарь и легонько дёрнул ногой, обращая на себя внимание. Акинфеев уже потерял всякую надежду на то, что форвард одумается и уляжется рядом с ним. Стоит заметить, что Тёма оказался совсем непробиваемым, он ласково погладил ногу друга через джинсы и продолжил смотреть кино. Тем не менее, Игорю было невдомёк, что вроде бы увлечённый фильмом Артём вообще не понимал, о чём он, и большую часть хронометража косился на друга, борясь с собственными демонами, которые настоятельно советовали выключить эту тягомотину и заняться Акинфеевым. Почему он этого не делал? Ну, хотя бы потому, что боялся напугать и отвратить от себя Игорька. Что бы тот подумал, если бы Дзюба, пригласив его в гости, тут же зажал его на кровати и начал домогаться? Очевидно же, что ничего хорошего. Поэтому, стиснув зубы, Артём терпел. - Если ты меня сейчас не поцелуешь, я уйду. – спокойно сказал вратарь и завязал руки на груди узлом. Манера ставить условия начала входить у него в привычку. Ну, серьёзно, если кто-то не понимает намёков, лучше сказать прямо. И желательно несколько раз, чтобы уж наверняка. Тёма, не поверив своим ушам, медленно повернул голову к Акинфееву и проморгался удивлённо. Однако второй раз просить Дзюбу не пришлось. Он так быстро оказался над Игорем, что тот только рот немного приоткрыл, поразившись скорости Артёма. - Тебя так быстро отсюда никто не отпустит. – прошептал форвард, склонившись над ухом Акинфеева. «Слава те господи», – взмолился внутренний голос вратаря, но был прерван горячим языком Тёмы, настойчиво коснувшимся его губ. Устав от возни через какое-то время, запыхавшиеся и раскрасневшиеся парни остановились, пока еще могли. В перекошенной полурасстёгнутой рубашке и джинсах с болтающимся ремнём Игорь упрямо зализывал нижнюю губу, случайно прокушенную Артёмом. Дзюба, уже без майки, лежал рядом с ним и нежно перебирал пальцы друга, шепча извинения за пусть и небольшую, но травму. Вместо ответа Игорь просто положил голову на грудь Тёмы и уставился на экран, где белые титры ползли по чёрному фону. Приподняв подбородок, он перевёл взгляд на Дзюбу. - Тём, почему я? – вопрос застиг форварда врасплох. Еще не вернувшись окончательно в реальность, он попытался понять, о чём его спрашивал Игорь. - В смысле? - Ну, почему именно я? - Понятия не имею. – честно сказал Артём и твёрдо погладил затылок Акинфеева. Не признаешься же, что сам не раз думал об этом и никогда не находил ответа. Влюблённость в девчонок всегда была «почему-то»: потому что у кого-то была крутая задница, а у кого-то – грудь, у третьей могли быть длинные ноги, которые хотелось закинуть за собственную шею. А что было у Игоря? Сдвинутые брови, поджатые губы, серьёзность, молчаливость и тихая улыбка, способная вызывать весну в груди Тёмы холодными осенними вечерами. Это уже потом он разглядел и ноги, и задницу, и еще кое-что, чего точно не было ни у одной девчонки. Ну, нельзя было в него гордого, неприступного и никому не доверяющего не влюбиться. - У тебя столько девчонок было… – задумчиво сказал Игорь. - А у тебя не было что ли? – хмыкнув, Артём перевернулся на бок, чтобы лучше видеть лицо парня. - Была. - И почему тогда я? - Потому что ты лучше. – скрывать это от Тёмы было неправильно. Он действительно был лучше, чем все знакомые девчонки Акинфеева, которые когда-либо ему нравились. Чувств, подобных чувствам к Артёму, вратарь никогда прежде не испытывал. - Чем это, ёпт? – под улыбкой он, как и всегда, спрятал настоящего себя. На самом деле слова Игоря до боли тронули сердце Дзюбы. Кто бы мог подумать, что Игорь когда-нибудь назовёт его лучшим. Причём сделает это добровольно, без кулака, занесённого над его лицом, вот так, лежа носом к носу с Тёмой и глядя ему прямо в глаза. - Ты не врёшь. – радость тут же выпорхнула из Дзюбы испуганной канарейкой. После этой реплики Артём до боли прикусил язык. «Знал бы ты, Игорь, с чего всё это началось, не лежал бы тут». – Ты такой, какой есть. Хоть и дебил иногда, но зато не притворяешься. – Акинфеев невесомо коснулся щеки друга и поцеловал его доверчиво. Почувствовав укол совести Тёма всерьёз задумался над тем, чтобы рассказать вратарю правду обо всём.***
Неделя шла тяжело. Учёба сменялась тренировками, тренировки – прогулками, а прогулки снова учёбой. К пятнице на город налетел ураганный снег, засыпав дорожки мелкой крупой, больше похожей на рис, чем на снег, которая почему-то не таяла, а упрямо лежала на земле, иногда переносясь ветром с места на место. Переживающий за свой досуг Смолов сначала отчитывал «безалаберного» Кокорина из-за отсутствующего шарфа, а потом набросился на близнецов, которые и вовсе явились в школу без шапок. Пообещав парням не лечить их, если они простудятся, Фёдор с чувством выполненного долга ушёл в библиотеку за методичками для всего класса. Учёба вернулась в привычное русло, уроки текли медленно, перемены пролетали быстро. Ученики продолжали дремать на занятиях и зевать от недосыпа, а учителя старательно делали вид, что любят свою работу, и игнорировали скучающие лица детей. Ничего интересного не происходило, а единственный человек, который мог это «интересное» организовать все уроки и перемены проводил возле Акинфеева и творить бардак больше не хотел. Вопреки уговорам Игоря не ходить в этот день на прогулку из-за ледяного ветра, перемешанного с колким дождём и крупицами снега, твердолобый Дзюба всё равно припёрся к нему, как по расписанию, в половину восьмого. И по иронии судьбы именно в этот вечер форвард посчитал ненужным надевать шапку, поэтому замерз он уже тогда, когда только подошёл к дому Акинфеева, но не поворачивать же обратно, зря он что ли шёл? Поэтому парень смиренно терпел, пока все его конечности превращались в ледышки. Но, стоит сказать, что прогулка не затянулась, потому что форвард, всю дорогу державший Акинфеева за руку, уже через двадцать минут перестал себя контролировать – зубы застучали звонче, а дрожь уже не получалось скрыть от придирчивого Игорька. Да и самовнушение форварда подвело, повторённая около тысячи раз фраза «Мне тепло, я не чувствую холода» потеряла спасительный смысл уже на девятнадцатом повторе. Сжалившись над посиневшим другом, Игорь потащил его домой. Для вида Тёма, конечно, решительно упирался всеми конечностями, как кот на поводке, ныл, что не хочет сидеть дома – врал, конечно, – и убеждал вратаря в том, что совсем не замёрз. И только после того, как Акинфеев разрешил Артёму проводить себя после небольших согревающих посиделок в квартире Дзюбы, последний успокоился и зашагал бодрее, потому что пальцы на ногах уже не чувствовали даже друг друга, а носки намертво примёрзли к ним, еще бы, носить легкие кроссовки в ноябре – это совсем не шутки. На свою кровать Артём влетел с разбега, он на радостях забыл, что верхнюю одежду нужно вешать в шкаф, а не швырять на пол, поэтому роль домработницы временно пришлось исполнить Акинфееву. Войдя в комнату форварда, Игорь улыбнулся, встретившись взглядом с пытавшимся согреться парнем. Трясущийся от переохлаждения Тёма до самых глаз натянул тёплый плед и подогнул ноги, чтобы уместиться под ним. Подняв с пола выпавшие из кармана друга наушники, вратарь аккуратно сложил их и убрал на полку. Стоило ему только подойти к кровати Дзюбы, как тот тут же затянул парня под одеяло и намертво прижался к боку тёплого Акинфеева. - Ноги у тебя ледяные! Дзюба, ты совсем без мозгов! Отодвинься и болей потом один, если дурак такой. - Я з-замёрз! – жалобно прожужжал Тёма сквозь сжатые зубы и вцепился в Игорька еще крепче. - Сейчас отогреешься. – заботливо укрыв спину форварда пледом, ответил Игорь и почувствовал, как рука Артёма поползла под его водолазку. – Ай, не прикасайся! Надо было раньше домой идти! – он, конечно, ворчал, но исключительно из-за глупости парня, против рук под водолазкой Акинфеев ничего не имел, если бы те были тёплыми. - К-круто же погуляли! – Дзюба оскалился и закинул ногу на вратаря. Если бы кто-то спросил Тёму, повторил бы он эту проходочку второй раз ради того, чтобы нагло обнимать Игоря прикидываясь смертельно отмороженным, форвард посмотрел бы на спросившего, как на дурачка, и конечно, дал бы утвердительный ответ. Потому что объятья друга и его заботливые укоры стоили обмороженных конечностей, определённо. - Ага, если бы не холод! Иди в ванной поваляйся, а я тебе чаю сделаю. – но Артём и не подумал сдвинуться с места, вместо этого он зарылся носом в ухо Игоря и принялся шумно дышать, оглушая парня. – Заболеешь же! – тратить драгоценное время на ванну, когда находился наедине с Акинфеевым в уютном отапливаемом помещении Дзюба не собирался. Затащить парня в первый раз к себе домой стоило огромных усилий, поэтому поначалу Тёма и не позволял себе особых вольностей. Теперь же, когда вратарь сам пришёл к Артёму, Дзюба не мог дать ему просто так улизнуть из своего жилища. Удачей надо было пользоваться. - Не, Игорёк, я под одеялом быстрее согреюсь, не уходи только. – будучи похожим на огромного домашнего котяру, которого выпулили на улицу, а потом сразу загнали в дом, чтобы животинка не дай бог не отморозила лапки, Тёма жался к вратарю и смотрел в глаза так проникновенно, что любой другой давно бы уже отступил от своей просьбы и разрешил парню делать то, что хочется. Но не Игорь. - Артём, хоть раз можешь сделать так, как я прошу? – серьёзно спросил Акинфеев и повернул голову к другу, столкнувшись при этом с ним носом к носу. - Могу. – Дзюба понял, что игра окончена, вратарь снова смотрел тем самым – делай быстро, что я сказал – взглядом. - Тогда иди в ванную. – заметив еще в начале разговора о ванне в глазах парня беспокойство, Игорь поспешил успокоить Артёма. – Не уйду я, обещаю. – Тёма вздохнул обречённо, будто шёл не в соседнюю комнату, а на каторгу, и поднялся с кровати, отправляясь отогреваться. Игорь, не в первый раз находившийся в квартире Артёма, знал, где находится кухня и примерно представлял, как заварить чай в новомодном чайнике Дзюбы. Зачем он полез в холодильник? Потому что беспокоился. Зная не понаслышке о вредной еде, которую в лучшем случае потребляет Тёма, – в худшем он вообще не ест, – Акинфеев надеялся, что в жизни парня хотя бы что-то изменилось. Найти борщ на полках белого гиганта он, конечно, не планировал, в сказки Игорёк уже не верил, возраст не тот, но каким-нибудь слипшимся макаронам или гречке парень бы порадовался. К сожалению, ни того, ни другого в холодильнике не оказалось. В тарелке, накрытой пищевой плёнкой, стояли когда-то разогретые, судя по всему, на пару полуфабрикатные котлеты. В дверной полке одиноко болтался кетчуп. Открыв по очереди ящики для овощей и фруктов, Игорь обнаружил пару луковиц и сетку с яблоками. Расстроившись, Акинфеев закрыл холодильник. Первый же ящик кухонного гарнитура немного поднял настроение вратарю – в нём скрывалась пачка макарон и непочатый пакет соли. - Ну, болоньезе, так болоньезе. – усмехнувшись, абсурдности ситуации парень достал пачку и бросил её на стол, отправившись на поиски кастрюли и сковородки. Во время готовки Игорь и не думал о том, что таким образом возвращает долг за корявую заботу Артёма, проявлявшуюся в разных мелочах. Он от чистого сердца хотел покормить забывшего вкус нормальной еды форварда, возможно, даже порадовать его своими кулинарными способностями. В то, что он, Акинфеев, стоит на кухне Дзюбы и пытается состряпать ужин, было сложно поверить даже самому вратарю. Но, как ни странно, это занятие даже немножко радовало Игоря. Ухаживать за собой в общепринятом понимании Тёма не давал, начиная юлить и всевозможными уловками переводить стрелки на себя. Распрощаться с ролью инициативного кавалера Артём так и не смог, принося на свидания сладости и романтичные мелочи, типа небольших книг со сложнопроизносимыми названиями, – ты же любишь читать, Игорёк, – или игрушек, по счастливой случайности вытащенных из автомата за десять рублей. Вратарь хоть и фыркал с недовольством, получая очередной презент от Артёма, потому что тургеневской девушкой в голубом платье он себя не считал от слова «совсем», но подарки принимал и в глубине души чуть-чуть радовался каждой безделушке. Но и смиряться с ролью «маленькой ложки» Акинфеев не желал, каждый раз выгрызая свою мужественность практически зубами. На днях, например, им удалось поссориться из-за тупого, с точки зрения Игоря, предложения Дзюбы перенести вратаря через лужу, чтобы тот не намочил ноги. Злясь и шипя, Акинфеев высказал форварду всё, что думал по этому поводу и убедительно попросил не считать его «одной из своих баб». Не задумывавшийся до этого момента о таком понятии как мужское самолюбие, Артём раскаялся и пообещал больше не перешагивать грань разумного в своих ухаживаниях. Пообещал и через полчаса в шутку забрал у Игорька рюкзак, чтобы у того не устала спина таскать тяжёлые книжки. Синяк, оставленный Акинфеевым на плече Тёмы после этой несмешной шутки, уже почти сошёл. Подавлять и загонять себя в рамки Игорь не давал, стараясь держаться в отношениях на одном уровне с форвардом. В ванной было жарко. Тёма залил себя почти кипятком и сверху присыпал пахучей фиолетовой солью, хотя не имел ни малейшего представления зачем она вообще нужна при купании. Парень то и дело прислушивался к звукам за дверью, каждый раз, когда что-то звякало, Дзюба порывался встать и проверить, не сбежал ли Игорёк. Но останавливался, потому что знал, что после этой проверки вратарь психанёт и точно уйдёт, а он, Тёма, даже остановить его не сможет, потому что мокрый весь и пахнет ко всему прочему дурацкой лавандой. Наблюдая за потолком, скрытым за облаком пара, Артём думал, что, наверное, не заслуживает такого, как Игорь. То, что Акинфеев ответил на его чувства и сейчас как порядочный человек заваривал на кухне чай, к слову, делал это очень долго, было просто подарком судьбы. Форварду и джекпот в миллиард был бы не нужен, если бы на вторую чашу весов посадили Игорька в его чёрной вратарской форме. Прогревшись до самых костей, полусонный Дзюба вышел из ванной почти через час и сразу заглянул на кухню. Игорь увлечённо возился у плиты, что-то перемешивая. Пахло в квартире не отвратительным химическим чаем из пакетов, а едой. Вкусной домашней едой, от которой текли слюни. Оставив полотенце на сушилке, Артём погромче хлопнул дверью, чтобы Акинфеев заметил его присутствие. Встав за спиной напрягшегося друга, Тёма заглянул в сковородку, где, очевидно, готовился какой-то соус. - Две минуты и будет ужин. Включи чайник. – обыденно сказал Игорь, будто они уже сто лет жили вместе и проводили вот так все вечера. Впитывая в память уверенные движения Акинфеева, Дзюба невольно засмотрелся на ровную спину, которую вратарь, наверное, никогда не расслаблял. Он честно признался себе, что хотел бы проводить так каждый вечер. Тёма уже давно вписал Игоря в свои мечты и в одном из оптимистичных вариантов развития их отношений ему представлялась именно такая идиллическая картина. - Что ты готовишь? – закинув ногу на ногу, Артём гипнотизировал затылок Акинфеева. - Вообще, это что-то типа болоньезе. Но приготовлено из того, что было в холодильнике. – вратарь улыбнулся своим мыслям. Из такого набора продуктов он, конечно, еще никогда не готовил, но оставлять Дзюбу голодным не хотелось. К тому же, вышло вкусно, хотя в этом Игорёк и так не сомневался. - Там яблоки с луком? – изогнув губу в отвращении, поинтересовался форвард, представив эту дрянь на вкус. - Нет. Там фарш от твоих уродских котлет, лук и кетчуп с солью. В кастрюле макароны. – выключив плиту, Игорь обернулся к другу лицом и развязал фартук, закреплённый на бёдрах. - Ты поломал мои котлеты? – глаза у Артёма округлились до невероятных размеров, а тон из смешливого перешёл в удивлённо-испуганный. Не разделявший внезапного приступа паники друга Акинфеев выгнул одну бровь в насмешке и сложил руки на груди. - И? – саркастично спросил он, намекая, что при неправильном ответе на этот короткий вопрос фарш полетит в мусорку, а макароны окажутся на голове Дзюбы. Для кого он тут старался вообще?! - Да нет, всё круто. Просто я не ожидал, что из них можно что-то приготовить… – форвард замахал руками, мол, ты неправильно понял, это я от восторга завис, а ты что подумал? И Акинфеев поверил, увидев заинтересованность во взгляде друга. - Попробуешь и расскажешь, можно или нет. – скромничать Игорь не любил, ну, а зачем? Умеешь что-то делать хорошо – делай и принимай похвалу с гордо поднятой головой. Но в этом случае с Артёмом парень растерялся и улыбнулся неловко. – Чайник, Тём. Слопав свою порцию ужина за считанные минуты, Артём развалился на стуле и, облизнувшись с удовольствием, самым искренним тоном выдал довольному собой Игорю: «Я оставлю тебя у себя жить! Это было очень круто!». И это был уже десятый комплимент с того момента, как форвард попробовал блюдо. Сидевший напротив с чаем Акинфеев только прикрыл веки и улыбнулся в кружку. Делать кого-то немножко счастливее оказалось очень приятно. - Что на десерт, дорогая? – ухмыльнувшись, спросил Тёма, в упор смотря на вратаря. - Гора грязной посуды, дорогой. И она вся твоя. – Игорь отзеркалил кривоватую ухмылку друга и, поставив в раковину свою кружку, пошёл в спальню, намеренно не поправляя задравшуюся на пояснице водолазку. Дзюба ожидаемо завис, а когда опомнился было поздно – упомянутая гора посуды приветливо раскрыла свои объятья. - Вот же ж, блять! – фыркнул Артём. – Мной ни одна девчонка так не крутила! – себе под нос произнёс форвард так, чтобы Игорь не услышал. Акинфеев и не услышал бы, он, открыв ноутбук Дзюбы в его спальне, искал подходящий фильм. Полистав несколько сайтов с новинками кинематографа, вратарь совсем отчаялся. Совсем ничего не привлекало его, еще и вкладка с диалогами Артёма вконтакте нервировала бесконечными оповещениями о новых сообщениях. Открыв последний приличный киносайт из знакомых, парень включил первый попавшийся фильм и отодвинулся от стола, разглядывая комнату Тёмы. Закончивший мытьё посуды Дзюба чуть не схлопотал сердечный приступ, когда увидел Игоря за своим компьютером. «Шеф, всё пропало!», – вякнул внутренний голос, остановив форварда в дверях комнаты. С ноутбука Тёма обычно сидел в аккаунте Арины, а в связи с вредной привычкой парня не закрывать страницы, а сворачивать браузер, вероятность того, что Игорь уже всё знает значительно увеличилась. Побледневший Артём придирчиво осмотрел достаточно спокойного Акинфеева с ног до головы, надеясь увидеть какую-нибудь зацепку в его поведении и понять, лазил он в сообщения Дзюбы или нет. Тёма вдруг подумал, что, если бы он был на месте Игорька, обязательно бы проверил все его диалоги и чаты, потому что был ревнивым и ненавидел, когда его возлюбленные общались с кем-то еще. Но Игорь, даже если и узнал про Арину и обман, никак не выдавал себя, пялясь на стену с огромной картой мира, которую родители подарили Артёму еще в детстве, чтобы тот мог отмечать разноцветными кнопками их рейсы. Детское увлечение забылось, а карта осталась как напоминание о том времени. - Выбрал фильм? – голос форварда дрогнул, когда он сделал шаг навстречу Акинфееву. - Ага. «Ты водишь!». – не обернувшись, ответил Игорь и встал со стула, чтобы подойти к карте ближе. - Ч-чё? – непонимание, отобразившееся на лице Тёмы, скривило брови парня и исказило линию рта. Он почему-то сразу подумал, что ответ вратаря относился к спору, о котором тот узнал из вконтакте. На воре, как говорится, и шапка горит. Перепуганный своей догадкой Артём оттянул тонкую резинку чёрного браслета и отпустил, щёлкнув по руке. - Комедия какая-то. Я не смотрел её. – всё же развернувшись к хозяину комнаты, Игорёк улыбнулся и кивнул в сторону карты. – Это ты полёты родителей отмечал? – у Дзюбы сразу отлегло от сердца. Он уже надумал себе, а Игорь всего-то фильм имел в виду. - Да. В детстве. Включай свой фильм. - Там тебе кто-то кучу сообщений написал. – «Кокорин, гад», – подумал Тёма, помня, как просил друга не слать всякую ересь на фейковую страницу. - Саня, наверное. – быстро развернув ноутбук в сторону кровати, Артём щелкнул на пробел и выключил настольную лампу. – Иди ко мне. – парень повалился на кровать и раскинул руки приглашающе. Улыбнувшись дурачеству Дзюбы, Игорь спокойно лёг почти на самый край и подложил руку под голову. С такой бестактностью друга форвард мириться не собирался. Перехватив вратаря поперёк груди, Тёма притянул его к себе и просунул руку между подушкой и головой Акинфеева. На возмущенный вопрос Игоря «Зачем?» Дзюба чмокнул его в ухо и тихо ответил: «Чшш, смотри фильм, принцесса». Впрочем, надолго внимательности и усидчивости форварда не хватило. Спустя двадцать минут несмешной комедии Артём заёрзал, еще через десять минут начал донимать Акинфеева, который всеми силами старался не реагировать на щекотки и легкие покусывания, а еще через десять минут Дзюба бессовестно развернул парня на спину и обвил его руками и ногами. Тёма требовал внимания. - Ну, здрасте. А фильм? – Игорь, скованный весом Артёма, чмокнул парня в темечко – куда смог дотянуться, туда и чмокнул. Уткнувшись носом под подбородок Игоря, Артём коротко поцеловал кадык друга. - Останешься? – с надеждой спросил форвард и переплёл свои пальцы с пальцами Акинфеева. - Зачем? – насторожившись, Игорь попытался отстраниться. Он не планировал так скоро оставаться с ночёвкой у Дзюбы, более того, вратарь, в принципе, никогда и ни у кого из немногочисленных друзей не оставался ночевать. - Просто оставайся с ночёвкой. Чё такого-то? Кокорин вон скоро насовсем к Смолову переедет. – Артём отклонился немного назад и лениво погладил вратаря по животу, прикоснувшись губами к родинке Игоря, что была на виске. Про себя Акинфеев отметил, что у форварда в последние несколько минут изменился голос, став тягучим и обволакивающим, будто Дзюба пытался усыпить бдительность друга и загипнотизировать его своими словами. И движения Тёмы обрели медовую плавность, что, подумал вратарь, явно было не к добру, и занервничал. - Не знаю, я маму не предупредил. – отмазка была отличной и сработала бы, например, с Денисом, но непробиваемый Артём только отмахнулся пренебрежительно. - У тебя телефона что ли нет? - Тём, давай потом как-нибудь. – сползшая на бедро Игоря рука Дзюбы круговыми движениями начала гладить узкие джинсы парня. Внутреннее беспокойство нарастало в сердце Акинфеева. Он, без сомнения, доверял парню, с которым лежал в одной кровати, но боялся, что тот из-за своего отсутствующего терпения одним глупым плотским желанием разрушит всё и сразу. - Нет, сегодня. – с жаром выдохнул форвард в ухо Игоря, не подразумевая ничего большего, чем простые поцелуи и ставшие уже привычными осторожные ласки. Только тот, что находился под ним, дёрнулся и уже всерьёз начал вырываться. - Выпусти. Убери руки. – справиться с Акинфеевым было не просто, как казалось Артёму сначала, вратарь так сильно толкнул друга, что тот чуть было не слетел с кровати кубарем. Отскочив на противоположный край, Дзюба с удивлением уставился на Акинфеева. - Ты чё, Игорёк? Я ж не в этом смысле, ёпт. – Тёма выставил руки вперёд в примирительном жесте. – Просто лень провожать тебя по холоду, меня чё-то совсем разморило. – застыдившись, признался форвард и потёр шею. - Так не провожай. – спокойно сказал Акинфеев и пожал плечами, не понимая, в чём вообще тут проблема. - Как? Это ты херню сейчас сказал. – даже обидевшись немного на слова Игоря, отозвался Тёма. Они смотрели друг на друга около минуты. Фильм продолжал разрывать динамики ноутбука разными голосами. Не выдержав, Дзюба первым пополз навстречу вратарю. Форвард улыбнулся ласково и, уложив ладонь на щеку Акинфеева, аккуратно прихватил его нижнюю губу. Каждый раз целуя Игоря, Дзюба ощущал внутри грудной клетки шелест бенгальских огней, их искры иногда отражались во влюблённом взгляде форварда, которым он смотрел только на вратаря. - Артём. – попытка вынырнуть из-под волны Артёмовой нежности провалилась. Тёма еще ближе подполз к Акинфееву и буквально навис над ним, стоя на коленях на кровати и упираясь сильными ладонями по краям головы Игоря. - Останься. Пожалуйста. – Дзюба заглянул в лицо парня и оставил на его подбородке влажный поцелуй. – Ну, пожалуйста. – еще одно короткое касание запечатлелось в уголке губ вратаря, скромное такое, ненавязчивое. – Не уходи. – не вытерпев, Игорь развернул голову и сам поцеловал Дзюбу, поймав его тёплые губы. Несмотря на то, что вратарь с нескрываемым страхом и нетерпением ждал откровенных домогательств к своей персоне, Артём вёл себя по-пионерски целомудренно, даже руки распускать не стал. Только целовал нежно-нежно, не искря, как обычно, а обволакивая спокойствием и заботой. - Ладно. – легонько оттолкнув от себя друга, сказал Игорь. – Только спать я буду в другой комнате. - Ага. – Тёма вмиг оживился. Только этого он и ждал, поэтому сразу после согласия, залез верхом на Акинфеева, в глазах его снова заплясали огоньки. Пальцы форварда прошлись по рёбрам Игоря и принялись щекотать серьёзного парня. В общем-то, другого вратарь и не ожидал, уже после гадкой улыбки, скользнувшей по губам Дзюбы, Игорь окончательно убедился в том, что спать этой ночью они всё равно будут в одной кровати. Даже если лягут порознь. Оставив Игоря в своей кровати, Артём постелил себе в гостиной на диване. И всё бы хорошо, если бы не одна настойчивая мысль, грязной пиявкой влепившаяся в Тёму. Форвард уже и телевизор посмотрел, и музыку послушал, только вот не отпускало. «Он там лежит в моей кровати, а я тут!», – произнеся эту фразу во внутреннем монологе, Дзюба по сороковому кругу принялся уговаривать себя не ходить к Игорю. Но с каждым разом ему было все сложнее удерживать свою задницу на диване. «Спит, наверное, чё я пойду?», – фыркал Тёма, запрещая себе вставать даже для похода на кухню. Он-то понимал себя лучше, чем кто-либо другой, и знал, что как только поднимется с дивана, первым делом попрётся к Игорю. Не спал и Акинфеев. Периодически посматривая на дверь, парень тоскливо вздыхал и укрывался одеялом сильнее. На этой кровати они в обнимку с Артёмом провели целый вечер, поэтому теперь лежать здесь одному было как-то пусто и неправильно. Еще и холодно к тому же, потому что вратарь открыл форточку, чтобы лучше спалось, но не подумал, что рано или поздно её придётся закрыть. Вставать же не хотелось абсолютно, от одной мысли о босых ногах на холодном полу Акинфеев ёжился. Он пару раз всерьёз собирался отправить Дзюбе сообщение с банальным текстом: «Спишь?», но не сделал этого потому что боялся последствий, которые может принести появление Артёма в спальне. Поэтому Игорьку не оставалось ничего иного, кроме как вздыхать тяжело и мечтать о Карлсоне, который бы закрыл форточку. Через час мытарств Тёма всё-таки решился и, помявшись возле двери, вошёл в комнату к Игорю. Удивительным ему показалось то, что дверь Акинфеев так и не запер. Хотя грозился. - Игорёк? Спишь? – шёпотом спросил Дзюба, ощутив уличный холод в комнате. Его комната была самой тёплой в квартире, вероятно, подумал форвард, «Снежная королева», оставшаяся с ночёвкой, боялась растаять в тепле и раскрыла окно настежь, не боясь ни гриппа, ни снегопада. - Нет. – чуть слышно ответил Игорь. - Чё так холодно у тебя? – Тёма тут же бросился к форточке и, заперев её, остановился напротив кровати Акинфеева. – Я чё-то вообще не усну никак. – сложив руки перед собой, как при пенальти, Артём вздохнул страдальчески. Он в одних трусах стоял прямо над Игорем и смотрел на него сверху. - Баранов посчитай. – перевернувшись на спину, немного смущенный Игорь взглянул на друга. «Стоит на холодном полу», – подумал Акинфеев и сдвинулся к стенке, понадеявшись, что тот сам догадается, и приглашение произносить не придётся. - Не помогает. – Дзюба покачал головой. - От меня ты чего хочешь, Артём? – голос вратаря не был сколько-нибудь сонным, Тёма догадался, что тот тоже не спал. - Я с тобой посижу? - Сиди. – Игорь тяжело вздохнул и, откинув край одеяла, похлопал по кровати. Подобравшись так, что на краю места осталось как раз для Дзюбы, Акинфеев отвернулся к стенке. С открытыми глазами вратарь изучал редкую белую пенку на обоях, ожидая, когда Артём, наконец, залезет под одеяло и погреет его. Ради приличия Тёма изобразил скромника и, просидев на краю кровати около двух минут, сдался. Нагретая теплом Акинфеева кровать тихо стукнула спинкой об стену. Дзюба обнял Игоря со спины и поцеловал в шею сзади. - Спокойной ночи. – прошептал Артём, пройдясь рукой по талии вратаря до бедра. Он с осторожностью погладил грудь парня и, прижав нос к его затылку, вдохнул запах яблочного шампуня, оставшегося на волосах вратаря. По телу Акинфеева побежали мурашки, в принципе, он был не очень против того, что Дзюба рано или поздно появится на пороге комнаты и под каким-нибудь глупым предлогом заберётся в свою кровать, но вот на ласки Игорь не рассчитывал. Ткнувшись носом в подушку, Акинфеев немного отодвинулся назад и почувствовал поджатые колени форварда под своими согнутыми коленками. «Всё-таки «маленькая ложка»», – фыркнул мысленно Игорёк. Постельное бельё пахло зелёным чаем, а руки, обнявшие его, миндальным мылом. Лежавший сзади Артём был горячим и уютным, Игорю нравилось лежать рядом с ним и чувствовать гладкую грудь, вздымающуюся от бурлящих в ней страстей, и крепкие пальцы, спокойно оглаживающие тело Акинфеева. Пригревшись и оттаяв, Дзюба подумал, что Игорь не против его касаний, поэтому продолжил изучать полуобнажённого друга. Проведя кончиком пальца по его соскам, запомнившимся еще с той фотографии, Тёма оставил небольшой укус на плече вратаря и быстро спустился широкой ладонью к резинке боксеров Игоря. На самом деле он не собирался делать ничего противозаконного, просто хотел немного поиграть, попробовать – каково это прикасаться к чужому, но похожему на своё собственное, телу. Ведь до Игорька у Артёма парней не было, все чувства и ощущения были для него в новинку. - Дзюба. – угрожающе рявкнул Акинфеев, после чего рука форварда дёрнулась и успокоилась на плоском животе вратаря. Упрямствовать Тёма не стал, еще поссориться не хватало, лежа в одной кровати. - Понял. – шепнул он и поцеловал ухо парня. – Спи.***
Запутавшийся Дзюба вёл неравную борьбу с самим собой. Одна его часть говорила, что нужно непременно признаться Игорю в споре, расставить все точки, покаяться и продолжить отношения. Другая голосами Кокорина и Смолова, сменившего мнение относительно этой ситуации, истерически вопила, умоляя заткнуться и забыть про дурацкий спор. Сам Тёма, сомневавшийся в правильности собственных действий, вспоминал слова Игоря о лжи и разрешал чувству вины пожирать себя. Он очень много думал обо всём этом. Думал, когда вёл Игоря за руку, думал, когда, улыбаясь, обнимал его собственнически и когда целовал любимые губы, тоже думал. Честно – нечестно. Кому это нужно? Пошутили и хватит, это же давно было, может, и со зла сначала, но потом-то всё изменилось. Не давая самому себе спать, Артём грузился мыслями о правильности выбора. Да, Игорь, безусловно, заслуживал знать правду, но вопрос стоял по-другому – заслужит ли Артем после этой правды прощения? В итоге парень так себя доканал, что стал похож на привидение. Под глазами у него залегли тёмные тени, скулы заострились, а взгляд стал пустым и даже больным каким-то. Задумчивость друга выводила Сашу из себя, Кокорин по два раза на дню устраивал Тёме промывку мозгов, активно пропагандируя молчание, объясняя неразумному, что этим признанием тот не сделает лучше ни себе, ни Игорю, а только порушит всё созданное, разломает сердце Акинфеева и окончательно уничтожит во вратаре способность верить людям. Сашка изгалялся как мог, приводил аргументы, примеры идиотские придумывал, орал, в конце концов. Только вот проклятая совесть не позволяла замученному Артёму молчать, напоминая, что отношения со лжи не начинают. «Игорь! Я завтра буду в Москве, представляешь? Давай увидимся?» – как-то вечером, уже после прогулки с Игорем, Дзюба решился и вновь написал Акинфееву с аккаунта Арины. «Извини, вряд ли получится». – Акинфеев очень удивился, что девушка после стольких дней молчания вспомнила о нём, да еще и встретиться предложила, что совсем уж не вписывалось в расписание Акинфеева. Да и Артёма драконить лишний раз, если честно, не хотелось, он же такой ревнивый и вспыльчивый. А в последние дни вратарь заметил, что тот стал слишком молчаливым и грустным, не спасали даже поцелуи. Поэтому Игорь поставил себе цель – отвертеться от прогулки со знакомой любыми способами, а вместо этого бессмысленного гуляния посидеть с Артёмом рядом и попробовать всё-таки раскрутить его на откровение. Не мог же человек ни с чего начать высыхать? «Да ладно тебе! На часок не вырвешься? Я же не прошу весь день со мной провести». – Дзюба каждое слово выписывал так медленно, будто жилы из себя вытягивал. Сам превращал созданный мир в руины. Собирался вновь сделать больно любимому человеку. Успокаивало только то, что он вроде как шёл на благое дело. О том, что Тёма своими же руками пытался себя же и закопать, парень старался не вспоминать. «Арин, ты знаешь, я уже не свободен. Нам нет смысла встречаться». – от этого сообщения Артёму стало еще больнее. Хлопнув себя по лицу ладонями, он протяжно завыл, не зная, как поступить. Игорь стал ему так безгранично дорог, что Дзюба вполне мог броситься за ним и в огонь, и в воду, но жить с обманом, который висел на душе многотонным якорем, форвард уже просто не мог. «А кто сказал, что я тебя на свидание зову? Просто погуляем! Пошли!» – напечатав и отправив текст Акинфееву, Артём взмолился высшим силам, чтобы те остановили его, не дали Игорю согласиться. Пусть бы он проявил своё упрямство и силу воли и отказался. Только вратарь сжалился над девчонкой и ответил следующим: «Ладно. Ненадолго только. Где и во сколько?» – жребий был брошен. Обречённый на казнь Тёма ткнулся лбом в сложенные на столе руки и всхлипнул как-то совсем уж отчаянно. Он не плакал, просто понял, что конец их с Игорем истории совсем близок. А ведь мог бы прикусить язык, как советовали друзья, и спокойно жить без проблем. Впрочем, соскочить с этой темы было еще не поздно, поэтому Тёма оптимистично решил плыть по течению, надеясь, что Вселенная сжалится над ним за благие намерения и разрулит как-нибудь эту неприятную ситуацию. Весь следующий день Дзюба провёл в гробовом молчании. На вопросы Акинфеева отвечал нехотя и сам ничего не спрашивал. Схватив от Сашки пинок и обвинение в слабоумии, Артём всерьёз подумал об отступном. Признаваться в содеянном было еще страшнее, чем целовать Игоря в первый раз. - Погуляем после уроков? – внезапно спросил Тёма на перемене после пятого урока. Вратарь развернулся к нему всем корпусом и заинтересованно взглянул на друга. С Дзюбой творилось что-то жуткое, о чём тот никому не говорил, во всяком случае, так думал Акинфеев. Поэтому спрашивать у Кокорина о состоянии форварда Игорь так и не решился. - Вечером только. Арина приезжает, хочет увидеться. – вроде бы и беззаботно, но с некоторой опаской ответил Акинфеев и заглянул в серые глаза Артёма. Стоит сказать, что серыми у него стали не только глаза, но и цвет лица и, кажется, даже волосы подёрнулись дымкой. - Какая Арина? – без эмоций смотря на сложенные руки Игоря, Тёма вспомнил, как недавно поймал эти самые пальцы и нагло слизал с них вишнёвое варенье, коим испачкался вратарь. Тогда Акинфеев еще так зарделся, будто Дзюба не пальцы его облизал, а чёрт знает, что. - Ну, та, помнишь, из вк. - А, и чё, ты пойдёшь? – спокойно спросил форвард, посмотрев на Игоря с усталостью. Прокручивая возможные исходы выбранного пути, Тёма так измучился, что уже даже ни на что не реагировал нормально, ну, то есть, как раньше, с ворохом вопросов и шуточек. То, что сидело перед Акинфеевым иначе, как пародией на Дзюбу, и назвать было сложно. - Ну да. Погуляю с ней немного, а потом к тебе могу прийти. – Игорь не хотел расстраивать парня, поэтому как мог сглаживал углы, зная о том, что Артём очень любит встречать гостей, даже пообещал прийти к нему. Только и это не помогло – Тёма был мрачнее тучи, а Акинфеев совсем растерялся, не зная уже, что и придумать, чтобы реабилитировать друга. - Ясно. – сухо бросил форвард и прикусил губу. Он ненавидел себя за этот бездарный спектакль и ждал казни. Отмучиться бы и всё. Наивно взяв Артёма за руку, Игорь кисло улыбнулся ему. В классе почти никого не было, все разбрелись кто куда, только Лунёв с Кузяевым играли в крестики-нолики на зелёной доске, и неразлучные Кокорин со Смоловым сидели за своей партой, оперевшись головами друг на друга. - Я сам не хочу идти, но мы с ней нормально общались два месяца, поэтому некрасиво будет, если откажусь. – в голосе Игоря слышалась вина. Тёма даже хмыкнул невесело, подумав, что Акинфеев, когда узнает правду, просто размажет его по стенке и не заговорит с ним больше никогда. – Не ревнуй. – уже тише добавил вратарь. Парень на самом деле шёл просто пообщаться, уважить, так сказать, никаких других намерений у него и в помине не было. Артём понимал это и, зная о верности Акинфеева и о его отношении к Дзюбе, доверял другу целиком и полностью. Но в воздухе уже разрасталось что-то неведомое, видимое одному Тёме, тяжёлое и давящее на виски. Оно болело в груди форварда уже сейчас, хотя ещё и не случилось. - Я не ревную. – слишком быстро бросил Артём и поджал губы, почувствовав на языке горечь. Игорь переплёл свои пальцы с его. - Тём, что с тобой? У тебя что-то болит? – конечно, Акинфеев переживал, как не переживать, когда любимый человек уже несколько дней ходит полумёртвым и толком не говорит ничего. Кто угодно бы заволновался, а Игорь, только-только свалившийся во взрослые отношения, буквально места себе не находил. Но Дзюба интригующе молчал, вызывая этим еще больше вопросов. - Нет. Хорошо всё, принцесса. – и прозвучало это так вымученно, что вратаря даже передёрнуло. «Надо всё-таки у Кокорина спросить, что с ним», – подумал он и, взглянув на парочку, заметил, как Федя, прильнувший к уху друга, что-то тихо шептал, а у Сашки тем временем неравномерными пятнами по лицу расползалась краснота. Сразу после школы Игорь, распрощавшись с поникшим и даже почерневшим Артёмом возле школы, пошёл к условленному месту, времени оставалось в обрез. По парку то и дело слонялись люди, женщины с колясками катали своих малышей, болтая между собой, прогуливающие школу ребята шумной толпой поедали шаверму на одной из скамеек. На календаре было тринадцатое ноября, тонкий слой снега, покрывавший землю, готовился стать грязью. Спустя пятнадцать минут ожидания Арина так и не явилась. Сколько бы Игорь не озирался вокруг себя, даже мало-мальски похожей на неё девчонки не наблюдалось поблизости. От скуки дойдя до арки, Акинфеев услышал настойчивые шаги за спиной и обернулся. Прямо перед ним стоял Дзюба – с рюкзаком за плечами, в своей глупой голубой шапке – и держал в правой руке пять красных роз на длинных стеблях. Первая мысль, выскочившая в голове Игоря, была о том, что такие розы, вообще-то девушкам не дарят, даже тем, которые не очень нравятся. На форварде не было лица. «Неужели так ревнует, что сам пришёл?» – подумал Игорь. - Ты что следил за мной? Я же не говорил, где мы встретиться собираемся. – приобняв парня, сказал Акинфеев и развернул друга в сторону скамеек, чтобы не пропустить появление Арины. Он искренне думал, что Артём принес цветы для девушки, а сам явился, боясь за честь Игоря. Всё же ревность в Тёме кипела нечеловеческая. – Хорошо, познакомлю тебя с ней. – медленно шагая в сторону скамейки, произнёс парень. – Не доверяешь что ли? – прищурившись по-лисьи, спросил Акинфеев. Дзюба помолчал некоторое время, а потом, подняв помутневшие от боли и вины глаза на Игоря, дёрнул желваками и остановился возле запорошенной снегом скамьи. Рядом с урной скакали маленькие воробушки. Шумный парк дышал радостной жизнью, только Артёму было не до смеха. От страха и осознания того, что он собирается сделать, у форварда ныло сердце и немел язык. - Нет. Сядь, Игорь. – уверенно попросил он и кивнул на лавку, потерев подбородок. Пребывавший в хорошем настроении от появления парня Акинфеев не воспринял всерьёз это предложение, продолжая испытующе смотреть на друга. Парень, не зная правды, считал, что Тёмка, как и всегда, надумал себе невесть чего и пришёл бороться с незнакомой девушкой за друга. Нелепость ситуации не могла не вызвать улыбки на губах Акинфеева. Только вот глаза Артёма смотрели так холодно и страшно, что впору было начинать беспокоиться. - Зачем? – внимательно следя за изменениями в мимике Игоря, Тёма отметил непонимающую угловатость широких бровей вратаря, выражавшую крайнюю степень удивления, и выдохнул совсем уже тихо: - Лучше сядь.