Ключ

      Город встречал меня с распростертыми объятьями — столько молодых людей, студентов, красивой архитектуры и старинных улиц, столько всего, чего я так мечтал увидеть своими глазами. Всё это было более чем прекрасно, необычно, восхитительно. Но приехав туда, мое воодушевление длилось совсем недолго, ведь я остался совсем один. Самое грустное это то, что мне даже было не с кем поделиться впечатлениями. Совершенно не с кем! Тысячи, тысячи новых лиц и ни одной родственной души, ни одного знакомого человека! Увы, но в новом городе я не знал ровным счётом никого, хотя конечно меня это не смущало. Я предполагал это, я считал, что буду полностью поглощен новыми знаниями, учёбой, наукой, и такая мелочь, как отсутствие знакомых людей, будет для меня несущественна и конечно же не сможет повлиять на мою решительность и некую одержимость познанием, которая всегда была мне присуща. Но ведь слишком часто то, что мы ожидаем не совпадает с тем, что происходит в реальности. К сожалению, так было и со мной. Одиночество поглощало меня с каждым днем все больше и больше, я чувствовал себя забытым и потерянным, хотя в принципе-то, мною и раньше мало кто, а точнее сказать никто вообще не интересовался. У меня не было друзей, я всегда был один. Безусловно, я переживал за родителей куда больше, чем они думали обо мне. Я несказанно переживал за свою бедную несчастную маму, которую я вот так просто взял и оставил, и теперь к моему и без того гнетущему состоянию добавлялось ещё и словно бы сгрызающее изнутри чувство вины, и поэтому я не мог спать по ночам, иногда даже плакал и кашлял, ссылаясь на едкий табачный дым в коридорах. А дым и вправду был едкий, и он стоял там всегда стеной, как какой-нибудь вечный постовой, следящий за порядком. Точнее сказать за беспорядком, ибо порядка не было и в помине. Я поселился в студенческом общежитии, и нельзя сказать что условия там были очень хорошими. Я тогда ещё не курил, и для меня это было очень неприятно. По ночам то и дело сквозь рамы вырвался холодный ветер, словно задувающий прямо под ребра и пронизывающий до самого нутра. В комнатах был всегда шум и ругань, а я конечно же молчал и терпел и, честно говоря, боялся сделать кому-либо замечание или просто напомнить о существующих правилах. Поэтому я чаще всего целыми днями просиживал в библиотеке, благо она была огромная и всеобъемлющая, и поглощал одну книгу за другой, будто бы пытаясь утолить свой собачий голод не едой, а знаниями. И что удивительно, иногда это даже и получалось. Есть хотелось очень сильно, а денег у меня не было, точнее если и были, то какие-то жалкие копейки. Честно говоря, даже и не знаю, как я мог держатся на одном, в лучшем случае двух кусках хлеба и чашке слабого, сладкого чая. Мне было стыдно писать родителям и просить у них денег. Дома условия были куда лучшее и спустя какое-то время я осознал, что ужасно тоскую по своему родному, теплому и сытому дому, но делать было нечего.       Я был слишком зажат и молчалив, чтобы заявить о себе. Мне не хватало смелости, решительности, твёрдости взглядов… Да, у меня не было подобных качеств, зато я обладал глубоким внутренним миром, я тонко чувствовал всю несправедливость существующей жизни, все социальное неравенство, толкающее людей на отчаянные шаги, я был готов сострадать и помогать, я даже наверное был готов все изменить… Однако жалкий и ничтожный человек в этом огромном властном аппарате не значил практически ничего. Я был не способен даже заявить о себе. Кроме того, я даже не нашёл себе друзей или единомышленников. Я старался держаться в стороне, как делал это и раньше, меня никто не замечал, по сути я был пустым местом для всех, пожалуй за исключением преподавателей с которыми любил вести дискуссию. Поэтому моя атмосфера была слишком мрачная, и никакие перспективы увы не намечались.       Единственное, что меня утешало — это книги. Я уходил в них с головой, они всегда были для меня тем, чем я жил. Сейчас это выражалось особенно остро, ведь я был совершенно один, да и поводов для размышлений накопилось слишком много. Я жил в несуществующих книжных мирах, где главные герои были моими идеалами. Они словно действовали за меня там, говорили то, что запрещалось, но их слышали массы, они были услышаны, да, пусть даже и там, на несуществующих аренах. Слишком часто я вступал в полемику с преподавателями. Мне было дико слушать, как они навязывают нам, неокрепшим умам с ещё не совсем сформировавшимся мировоззрением, свою линию рассуждений, свою идеологию, свои взгляды. Как?! Как можно было заставлять нас думать иначе?! Как можно заставлять думать нас так, как хотят они?! Разве я не вижу своими глазами, что происходит в жизни на самом деле?! Словно бы я не студент высшего учебного заведения, а какой-то глупый и не образованный рабочий или кто-то в этом роде…       Война. Сейчас шла война, и я конечно же не хотел попасть на поле боя, ибо я был совершенно не готов ни морально ни физически. Неужели что-либо можно изменить только разрушая и убивая?! Мне становилось страшно, по-настоящему страшно, когда я осознавал, что мои ровесники, такие же парни как я, сейчас находятся под огнем пуль, сидят в окопах и умирают от ран, видят кровь, боль, и весь остальной ужас под названием война. Невозможно было представить как это все мерзко и в то же время неизбежно. Я ненавидел все это, ненавидел насилие, смерть, страх, лишения. Я бы ни за что не смог убить человека, ни за что бы не смог идти на кого-то с оружием, нет ни за что и никогда! Всё это было мерзко и отвратительно, настолько, что я пожалуй даже не осмелюсь перечислять.       Хмурыми осенними вечерами, сидя за очередной философской (или другой не менее интересной) книгой, я задумывался о том, что неужели никто, кроме меня не замечает всей той грязи и всего того обмана, в который мы погружаемся с каждым днем нашей жизни все больше и больше? Я не знаю. Я правда мало чего знал и ещё меньше чего понимал в таком сложном слове под названием «жизнь». Я был лишь первокурсник, не имеющий казалось бы никаких талантов, кроме огромной страсти к чтению. Да, «я пока ещё никто», как позже скажет тот, кто наконец-то перевернёт мой мир.