Кроваво-красный

Варево в помятом котелке медленно темнело, источая острый травяной запах, заполнивший тесный зал придорожной таверны. Большую часть ингредиентов удалось вывезти из форта Вариэл, остальными щедро поделился Кладиус Аркадиа, готовый при первой необходимости хоть сейчас лезть в ближайшую пещеру за каменным грибом и рыскать по болотам в поисках корней кувшинок. Спасенный когда-то по глупости Терис дворянин оказался безотказным, когда понадобилась его помощь. Отдал бинты и травы, среди скупленных Манхеймом Тяжелоруким краденых вещей откопал одежду взамен окровавленной и рваной, не удивился просьбе бросить Тенегриву ногу подстреленного им оленя. И ни слова не сказал норду, смотревшему на внезапных гостей косо и хмуро. - Я знал, что это добром не закончится. – Без малого час прошел в напряженном молчании, прежде чем Манхейм заговорил, с чавкающим звуком срывая шкуру с оленьей туши. – Говорил ей не связываться... Спикер не ответил, только подбросил в огонь пару сухих веток. Возразить на неприкрытый упрек норда было нечем. Терис встала на ноги утром, как он и обещал ей. И даже дошла до конюшни, опираясь на его руку и медленно переставляя подгибающиеся ноги, которых почти не чувствовала. Обезболивающие и преступно большие дозы зелий делали свое дело, и швы зарастали на глазах, но все же слишком медленно. Время, ставшее их главным врагом, не ждало, и даже сейчас перед глазами возникали образы неотвратимо приближающихся недавних собратьев. К утру они будут в Бравиле. Нужно выехать до рассвета и держаться бездорожья, где нет постоялых дворов и соглядатаев Братства. Нужно застать Матье в его логове. Нужно взять его живьем… Слишком много всего нужно, и это заставляет рисковать, закрывая глаза на последствия. Не надо быть лекарем, чтобы знать о вреде быстрого заживления ран. Бойцы Арены часто пренебрегали правилами и восстанавливались за три дня для нового боя – и жили недолго. Кого-то убивал более удачливый противник, у других же отказывали почки и печень, или они истекали кровью при даже незначительных порезах, уже не способных стянуться самостоятельно. Когда все закончится, он отвезет полукровку к хорошему лекарю. Месяц или год лечения – неважно, выйдет она здоровой. Бегать и прыгать по крышам как раньше она едва ли сможет, но будет жить. Попытки успокоить себя и заглушить совесть эфемерными картинами светлого будущего вызывали отвращение, но приходилось довольствоваться ими, глотая, как горькое снадобье. Других вариантов у них нет. Может быть, норд прав, и лучше бы Терис никогда не попадать в Братство. Тогда она не ввязалась бы во все эти события и, может быть, жила бы себе спокойно где-нибудь неподалеку отсюда. Без убийств и идущей по следу Черной Руки. Лживость таких мыслей заставила невесело усмехнуться. Она не жила бы спокойно. Ее убили бы где-нибудь в окрестностях Имперского города наемники, от которых она бежала. Или торговала бы скуумой в этих трущобах, обрекая себя однажды не проснуться из-за того, что очередной наркоман решил перерезать ей горло вместо выплаты долга. Или умерла бы от болезни в застенках тюрьмы Бравила. Все возможные дороги ее жизни уже давно вели в тупик. Слишком давно, чтобы что-то исправить и изменить одним ее решением не вступать в Братство. - Лучше бы она с тем альтмером работала. – Манхейм явно с трудом удержался, чтобы не сплюнуть под ноги. – Мне тогда спокойнее было. - Когда ей переломали ребра и угрожали убить? - Угрозы угрозами, но она была здоровее, чем сейчас. А сейчас… - норд глянул с испепеляющей злостью, - она до утра не доживет. Дура… Нашла, с кем связываться… Он не называл гостя убийцей, но этого и не требовалось. Такие, как Манхейм, всегда безошибочно узнавали тех, кто, как и они, находился по ту сторону закона. И неизменно презирали их, искренне считая, что ремесло отъема чужого имущества куда благороднее, чем ремесло отъема чужих жизней. Может быть, такое убеждение и было справедливым, но сейчас граничило с лицемерием и вызывало только злость. - А ты что сделал? - Натянутые слишком туго, как струна на лютне лишенного музыкального слуха менестреля, нервы сдали, и голос прозвучал уже не так спокойно, как хотелось бы. - Научил ее воровать и продавать краденое тебе? Познакомил с торговцами скуумой? Манхейм поднял голову, и его глаза казались кусочками голубого льда, способного обратиться в ледяного атронаха. - Но не с убийцами. - Они режут друг друга за лишнюю дозу – это не в счет? Манхейм фыркнул, окровавленными пальцами берясь за нож. Если бы не Терис в соседней комнате, может быть, он пустил бы его в ход, но сейчас только воткнул в тушу, явно представляя на ее месте своего гостя. Не вытирая руки, взял со стола тяжелую деревянную кружку и сделал глоток. - Оставь ты ее. – Хиплым, но уже более спокойным голосом произнес норд, с тяжелым стуком отставив полегчавшую кружку. – Она по дороге помрет. Нельзя ей никуда ехать. А так поживет здесь. Мы с Кладиусом выходим, к лекарю в конце концов отправим. Да и потом не на улицу выгоним. Останется по хозяйству помогать. Я таверну отстраиваю, лишние руки всегда нужны. Воровать ей не придется, будет у меня по-честному работать. С торгашами этими я и сам глядишь завяжу. Денег теперь достаточно. Лекарство в котле поднялось, и по черному от копоти котлу с шипением побежала и испарилась капля. Оставить здесь и подарить новую жизнь. Без убийств, Черной Руки и, возможно, даже без разномастных ублюдков. Верить на слово Манхейму слишком тяжело, но Кладиус Аркадиа присмотрел бы и удержал бы от того, чтобы снова свернуть не туда. Слишком легко. Так легко может быть только в представлении скупщика краденного, не сталкивавшегося с проблемами серьезнее, чем местные бандиты. Их можно убить и утопить тела в ближайшем болоте. От них можно откупиться или уладить вопрос за кружкой эля. С Черной Рукой так не пройдет. Она убила своих, а это значит, что ее достанут из-под земли, чтобы отплатить. И это будет не перерезанное горло или нож под ребрами, ждать такого милосердия от Аркуэн - непростительная наивность, уже стоившая жизни некоторым убийцам. Люсьен Лашанс только покачал головой в качестве запоздалого ответа на предложение трактирщика. - Скамп... - Манхейм гневно раздул ноздри, - Она дня не протянет, ты понимаешь? - Как и здесь. - Убийца снял котелок с огня, не глядя на трактирщика, но спиной ощущая его прожигающий не хуже клейма взгляд. - Найдут и убьют. И вас с Клаудиусом тоже. Норд фыркнул, вытирая руки. - Ну пусть сунутся. Топором работать я еще умею. Аркадиа мечом владеть должен, дворянин как-никак. Да и ты чего, оставайся и втроем их положим к даэдровой матери. Или что, лицом к лицу не привык? Спикер молча сцедил варево в глиняную кружку и поднялся с табурета. Ни спорить, ни объяснять что-то Манхейму не было ни сил, ни времени. И смысла тоже. Завтра на рассвете они уедут и будут долго добираться до Анвила, петляя по лесным безлюдным дорогам, ночуя в руинах и оврагах под защитой чащи. Он будет спать в полглаза, не выпуская из рук клинка. Терис будет еле ходить и с трудом есть, но порываться подменить его, чтобы дать возможность отдохнуть. Он никогда не позволит ей этого сделать и заставит спать, завернув в свой плащ. И просидит до рассвета без сна, борясь с эгоистичным чувством облегчения от того, что она рядом. *** Ветви высоких пахнущих смолой сосен шумели над головой, играя светом и тенью на устланной порыжевшими прошлогодними иглами горячей и сухой земле. Весна приходила на побережье рано, согревала теплом землю и приносила цветы: в степном разнотравье трепетали на ветру белые соцветия, яркие как звезды и пахнущие пряным теплом. С синеющего вдали моря тянуло свежестью и запахом соли и водорослей, выброшенных на берег после вечернего шторма и теперь сохнущих на камнях под горячими лучами. Здесь, в тепле и сухости, дышалось легче, и преследовавшая две недели боль казалась легче. Вдали от болот и сырости начал затихать кашель, будивший по нескольку раз за ночь, стала слабее ломота в сломанной руке. Даже мысли, притупленные от постоянного приема лекарств, прояснились и обрели определенность. Терис устала. Устала от плохо заживших ран и страха. Устала от того, что сон становился возможным, только когда Спикер иногда через силу вливал ей в горло успокаивавшие боль обжигающе горькие снадобья. Устала от бесконечной езды верхом и постоянного осознания, что где-то позади есть погоня, не способная на жалость и даже на диалог. Все это стало привычным настолько, что в последние дни утратило всякое значение. Значение имел только маяк, темнеющий вдалеке на уходящем в море мысе и то, что Спикер даже не спрашивал, идет ли она с ним, и не пытался оставить ее в безопасном месте. Он как никто понимал, что безопасных мест для них уже не существовало, только иллюзия таковых. Любая таверна, любая пещера или даже место ночной стоянки - это тупик. Можно только идти вместе вперед, надеясь, что Матье не ускользнет из маяка раньше их прихода. Терис проверила, хорошо ли вынимается из ножен клинок. Движение было каким-то отстраненно-механическим, и сама мысль о предстоящей встрече с предателем не вызывала ни страха, ни волнения. Это будет конец. Как бы то ни было, но все закончится. Получив настоящего отступника, Черная Рука обратит свой гнев на него, и тогда... Полукровка украдкой бросила взгляд на Спикера. Бледный и усталый, он, как и она, проверял снаряжение. Молча и прилагая все силы, чтобы сосредоточиться. Он мало говорил в последние дни, но этого и не требовалось, чтобы понять общий для обоих ход мыслей. Вся жизнь, превратившаяся в гонку, сводилась к ближайшим часам, мир сужался до размеров пространства, отделяющего их от маяка. Вся сила и каждый вдох рассчитывались наперед. Загнать крысу в угол и выжить самим. Сдать его Черной Руке, где он под пытками выдаст все. А потом... Что потом, не знал и Лашанс. Он не говорил об этом, но полукровка без труда угадывала этот никому не адресованный вопрос в его взгляде, когда он подолгу смотрел в темноту ночами, не убирая руки с рукояти меча. Если Черная Рука насытится кровью одного виновного, то их не в чем будет обвинить. Их доброе имя будет восстановлено. Имена всех погибших из убежища Чейдинхола - тоже. Только имена, потому что никто еще не научился возвращать жизни, которые здесь отнимались так легко, по одному слову Матери Ночи и по одному жесту Слушателя. Если же Аркуэн решит покарать и тех, кто стал руками предателя, от них самих не останется ничего, кроме имен. Может быть, их даже не предадут забвению, а оставят для последующих поколений детей Ситиса как символ трагического заблуждения. Альтмерка любит красивые фразы, с нее станется обратить кровавую расправу в акт кары заблудших. Но сейчас это всего лишь один из вариантов еще не случившегося будущего, не стоящий сомнений и раздумий. Действительную значимость имеет лишь смерть Матье. Винсент взял на себя убийство братьев и сестер, давая им шанс, и права на страх они уже не имеют. Люсьен Лашанс подал Терис руку, помогая подняться с выпирающего древесного корня, и не отпустил ее, когда они спустились с лесистого холма на луг. Стоило ступить на открытое пространство, как ветер встрепал волосы, обдавая прохладой и запахом моря и донося звон колоколов из Анвила. В глубине памяти что-то откликнулось на звук, и перед глазами на долю секунды встали мощеные улицы города, вечная суета портового района и тяжелые ворота из потемневшего от времени дерева, за которыми начинался вечно колышущийся под всеми ветрами луг. Она родилась здесь, и теперь извилистый, хоть и короткий, жизненный путь сделал петлю, приводя ее туда же, откуда она и начала. Тот же неизменный веками город с красными крышами и колокольным звоном, то же приближающееся с каждым шагом синее море и зеленое море трав вокруг. Под протянутой рукой колышутся гибкие зеленые стебли с пушистыми метелками и мелкие белые цветы на высоких ножках. Так же, как и тогда, как и все годы своего существования, шумит прибой, даруя камням и выброшенным на берег осколкам стекла гладкость и мягкость форм. Из бесконечной вышины безоблачного пронзительно-голубого неба долетают вскрики птиц, как будто бы из далекого и полузабытого прошлого. Тропа вывела на знакомый берег, и под нетвердо ступающей ногой перекатились комья сухой земли и камни. Порыв ветра на несколько мгновений донес гомон портового района - все та же беспорядочная разноголосица торговцев всех рас, матросов и местных куртизанок с густо накрашенными глазами и монистами из всех возможных монет, которыми с ними расплачивались. Ветер закрутился на месте, взметнув столб песка, и слух наполнился мерным плеском волн о пологий берег и шелестом ветра в высокой траве. Впереди на залитом солнцем мысе виднелся похожий на свечу маяк. Такой же, как и много лет назад. Если забыть, что руку сжимает не узкая ладонь матери, а жесткие пальцы Спикера, а на поясе вместо тряпичной куклы висит клинок, то время кажется чем-то несущественным и нереальным. Сколько бы месяцев и лет ни прошло, здесь все будет так же. Море воды и море трав, голубое небо и теплые камни с черными и серыми пятнами иссохших под горячим солнцем водорослей. Терис щурилась, глядя в слепящую даль моря, где горизонт размывал границу между водой и воздухом. Осознание происходящего пробуждалось, и сейчас мысль о Матье казалась какой-то чужеродной и лишней, когда все вокруг впервые за долгое время было так светло и спокойно. Полукровка подняла голову, когда солнце скрыла громада маяка. От старых камней тянуло холодом и запахом гнилостной сырости, угнездившейся где-то глубоко внутри. Так пахли пещеры, где в лужах воды на полу превращались в слизь останки пищи обитателей подземелий. Спикер медленно разжал пальцы и потянулся к рукояти меча. Терис не задала вопроса, но он, словно почувствовав его, повернул к ней голову. - Нам придется войти. Запереть дверь и ждать снаружи не выйдет. У него может быть второй выход. Или он уничтожит улики. Нельзя так рисковать. - Его взгляд, ранее усталый и отрешенный, обрел обреченную и мрачную решимость. Пути назад нет. Только собрать в кулак волю и шагнуть вниз. - Я... вас прикрою. - Терис говорила тихо и хрипло, все еще с трудом вдыхая воздух для каждого слова. Она не боец. Никогда не блиставшая особыми талантами в ближнем бою, теперь она утратила все шансы хоть как-то противостоять врагу. Спикер не говорил ей ничего, но она и сама понимала, что ни прежней скорости, ни ловкости ей не видать. И, тем более, силы. Все, что она могла сейчас - встать с кинжалом у двери просто для того, чтобы против Матье хотя бы условно было двое. - Только не лезь в бой. - Негромко проговорил Лашанс, глядя на нее вновь ставшим отрешенным взглядом. Полукровка промолчала, не тратя силы на и без того очевидный ответ. Пусть она и зарекомендовала себя как не самый толковый и разумный убийца, которого Спикеру приходилось видеть, но сейчас она будет подчиняться ему. Проявлять инициативу и лезть под ноги - не в ее случае. Она возилась с отмычками дольше обычного: сломанная Слушателем и наспех сращенная рука слушалась хуже, напоминая об утрате еще одного важного навыка. Душитель, не способный ни сражаться, ни быстро бегать, ни вскрыть замок... И это теперь навсегда. Только сейчас нельзя об этом думать: такие мысли отравят ее, как болотный туман, притупят внимание и сделают еще более легкой целью, чем она есть. Дверь поддалась, и в нос ударил тяжелый и резкий запах разложения и удушливо-сладких масел, не способных перекрыть смрад гнили. Терис зажала рот и прикрыла лицо краем плаща, Лашанс только скривился и поморщился, делая шаг через порог за границу черной как уголь тени. Каменная узкая лестница уводила вниз, ее крутые ступени таяли в темноте, ускользая из-под ног. Холод и сырость пробирали до костей, и сама мысль о том, что здесь можно жить, казалась нелепой. Слишком холодно для нормального человека. Проблема в том, что Матье таким не был. Нормальный не провернул бы то, что сделал он. Хотя кто в Братстве вообще нормален... Вдох. До этого далекий и какой-то чужой страх вполз в сознание, нашептывая и без того очевидное, но ставшее близким и реальным только сейчас. С каждой ступенью конец все ближе. Вот еще один виток лестницы. Вот темная, тяжелая и отсыревшая дверь - единственная здесь, другого пути нет. И за ней есть все, что им нужно. Стоит только дотронуться до влажных шершавых досок и толкнуть. Терис снова втянула воздух, давясь тяжелым и сырым запахом и пытаясь унять дрожь. Люсьен Лашанс без слов отодвинул ее себе за спину. В его руке тускло, едва различимо, блеснул тяжелый метательный нож и скрылся в рукаве: одно движение кисти, и оружие полетит в предателя. Осталось только войти. Полукровка почти физически ощущала, как он набирает воздух, прежде чем коснуться двери. Она открылась медленно, с протяжным скрипом, похожим на стон, и ударивший в глаза свет показался ярким после бесконечно долгого спуска вниз. Свет десятков свечей дрожал на стенах, дробясь в каплях влаги на неровных камнях стен и пола. В шкафах вдоль стен поблескивали фляги с чем-то мутным и тошнотворно-склизким, и убранство из свежих цветов было так же нелепо, как белый подвенечный наряд на дряхлой старухе. Запах разложения и аромат благовоний смешивался в нечто оглушающее, и пропитанный ими воздух застревал в горле. Темная тень медленно, без спешки и страха поднялась с колен и обернулась, откинув тяжелый капюшон с покрытого испариной лба. - Мы вас ждали. - Хозяин логова повернулся медленно, заслоняя собой сложенный из камней алтарь, где в окружении свежих цветов лежало что-то, что Терис не успела рассмотреть. Глубоко запавшие глаза Матье поблескивали из-под прядей упавших на лицо волос нездорово радостно, искусанные губы дрожали в улыбке. Слишком счастливой для человека, загнанного в угол. Его клинок в длинных темных ножнах лежал поодаль, но душитель даже не взглянул в его сторону, как будто бы уже не нуждался в оружии. Одной рукой он прижимал к груди истрепанную книгу в потертом переплете из потрескавшейся кожи, вторая комкала подол длинной робы. Жест, исполненный нервозности, но не страха перед непрошеными гостями. - Матушка сказала, что вы придете... Она знает все. И я... я был неосторожен в словах. Но сейчас... сейчас уже неважно, верно? - В его интонациях проскользнуло заискивание, как будто бы он обращался к кому-то еще, незримо присутствующему в подземелье. - Вы здесь. Я здесь. Матушка здесь. Все как надо. Как я обещал... - Подними руки и отойди в угол. - Спикер не сводил с него взгляда, Терис почти чувствовала, как его пальцы медленно перехватывают метательный нож. Он не торопился атаковать, но был готов, если душитель потянется за оружием, и сейчас прикидывал, как лучше прицелиться, чтобы не убить. Белламон нужен живым. Матье кивнул и медленно сделал шаг в сторону, безумная улыбка дрогнула и расползлась шире. В луже на полу отразилось то, что было за его спиной. Всего долю секунды изжелта-бледная, туго обтянутая кожей и увитая цветами голова смотрела на Терис мутно-желтыми, лишенными зрачков глазами. Панический ужас ударил в голову, заставляя схватить Спикера за край куртки. Она видела трупы и раньше. Видела зомби. Видела скелетов. И сейчас страх рождал не взгляд невидящих глаз, а то, в чем этот взгляд отразился. - Спикер! - крик вырвался в тот же момент, как Матье сделал короткое, едва уловимое глазу движение, и из рукава его одеяния выскользнуло что-то, блеснувшее смутно знакомой зеленью стекла. Полукровка не видела, полетел ли в душителя нож, только слышала хлопок - негромкий и короткий, утонувший в треске обдавшего жаром пламени. Вспышка. Запах паленого мяса и крик. Безумный крик, переходящий в исступленный ликующий смех. Объятый огнем Кватч пылал. Вместо снега с затянутого тучами неба падали искры и черные хлопья спаленных дотла флагов на башнях, превращенных в изломанные остовы. Полыхали дома, мимо с воем пронеслась горящая собака, и Терис бежала с ней наперегонки, четко видя ее обожженную морду и пустые кровавые глазницы. Она неслась, гонимая страхом и ревом чего-то, что таилось за каждым углом и на каждой улице вгрызалось в стальные доспехи последних защитников уже обращенного в руины города. От жара скручивались и таяли пеплом волосы, ужас заставлял искать темный и безопасный угол как можно дальше от боли и пожирающего все пламени. Она спотыкалась, падала, и что-то тащило ее вперед. Боль охватила ногу, но свой крик Терис не услышала. Восприятие сбивалось, выхватывая то кроваво-красное небо Кватча, то бегущую от огня темноту и слепящий свет где-то впереди. Если добраться до него, то все закончится... Рывок. Невесомость полета. Плеск воды и пробирающий до костей холод, вкус соли на губах и вдох. Кашель. Снова рывок куда-то в сторону и ледяная зелень перед глазами, рябь света и тянущегося снизу сумрака. В ногу впились острые иглы, и крик проглотил шум прибоя. Притупленное сознание воспринимало лишь обрывки того, что видели открытые глаза. Рябь солнца на волнах и в каплях воды на ресницах. Тело, ставшее чужим и будто тряпичным, волоком тащило на берег. Спикер был рядом, и это убивало страх как последнюю из оставшихся эмоций. Она не чувствовала ничего, кроме далекой и чужой боли в обожженной ноге и полной пустоты в мыслях. Неосознанная, идущая из глубин сознания мешанина образов и звуков отступила, когда челюсть сжали пальцы, а горло обожгло что-то терпкое и обжигающее внутренности огнем. Было холодно и сыро. В горле жгло от дыма, морской соли и содержимого фляги, которую сжимали мертвой хваткой побелевшие пальцы. На плечах тяжело лежала рука Спикера, и ветер доносил запах дыма и паленого мяса, а еще - далекий и тревожный бой набата. Она выдохнула и сморгнула с ресницы застывшие капли, ощущая, как прошлое и настоящее вновь разделяются, и настоящее медленно и верно давит на грудь, выжимая воздух. Все закончилось. Матье сгорел. Вместе со своим логовом, отрезанной головой и всем, что могло его выдать. И не нужно долго думать, чтобы понять, что в его смерти тоже обвинят их. Обратно им не вернуться. Им нечем, уже абсолютно нечем оправдаться, нечего предъявить как доказательство своей правоты и некого сдать на допрос. С ними не станут даже говорить. Мысль огнем выжигала мозг, в то время как тело исправно дышало и только раз сильно дрогнуло от холода, но не от страха. Она слишком устала бояться, и сейчас пребывала в полном непонимании и незнании того, что делать дальше. Извилистый жизненный путь привел к обрыву, за которым не было ничего, кроме пустоты. - И...как теперь?.. - вопрос вырвался сам по себе, когда очередная волна, подкатив к ногам, вынесла на камни еще одну безжизненную прозрачную медузу. Спикер молчал долго, как будто бы не услышав ее, и ответ его больше походил на плод размышлений, который он высказал бы даже без ее вопросов. - Уедем. В Скайрим. Там проще всего сбить со следа на перевале. И наших там мало. Потом в Хай Рок, если понадобится. Люсьен Лашанс смотрел в зелень волн и не пытался убрать с лица прядей мокрых волос. Взгляд был пуст и обращен куда-то внутрь себя, и впервые за все время Терис знала его мысли, как свои собственные. Дороги обратно нет. Двадцать лет жизни закончились в одночасье, сгорели вместе с Матье. Пепел и могилы тех, кто был семьей - все, что от них осталось. А еще - седина на висках и неизлечимая хромота на всю оставшуюся жизнь. И Пустота. Впереди и вокруг, потому что по следу уже идут бывшие братья и сестры, ставшие опаснее всей стражи вместе взятой хотя бы потому, что они знают его и способны просчитать его шаги. И они будут здесь скоро. Скоро Аркуэн ступит на пепелище, ставшее могилой для ее верного слуги, и его имя прибавится к списку тех, за кого она будет мстить. Месть - прекрасная возможность для нее свести счеты. И она не упустит ее. Охота за покалеченными и ослабленными убийцами будет легкой. У нее целая свора молодых и сильных ассасинов, а у него... Терис машинальным, полуосознанным движением убрала со лба Спикера прядь волос и поправила на его плечах сырую куртку, запоздало осознав, что теплее от этого не станет. Бессмысленный жест как проявление заботы. Хоть какой-то. Она протянула ему флягу и молчала, пока убийца не сделал несколько глотков и не опустил ее. Только сейчас полукровка заметила, что его рука обожжена, но он, казалось, этого даже не чувствовал. - А там?.. - Вопрос вызвал чувство вины за невозможность придумать что-то самой. Она едва могла выживать одна, и все ее попытки наладить собственную жизнь привели ее туда, где она находилась сейчас. Не ей вести кого-то за собой. Убийца ответил не сразу, но голос его был до странного спокоен. Безысходность лишала его сомнений и колебаний, а желание жить заставляло верить в реальность того, что он предлагал. - Будем просто жить. Найдем безлюдное и тихое место. В Скайриме таких много. Заведем большую и злобную собаку и десяток скелетов. Я в алхимии разбираюсь. И, как выяснилось, могу прооперировать. Для разнообразия попробую заработать чем-то кроме убийств. - Он сделал еще один глоток и поморщился, сжав обожженные пальцы. - Не факт, что у меня получится. Сама понимаешь, от операции до убийства одно движение скальпеля. Но попробовать стоит. А ты вспомнишь, чему тебя в приюте учили. Полукровка молча смотрела на него и ждала лишь продолжения фразы, но Лашанс молчал. И все это, как бы абсурдно ни звучало, не было шуткой. Во всяком случае, не его, разве что шуткой судьбы, которую он принимал за единственный возможный путь. - То есть...попробуем жить как нормальные люди? Бывший Спикер, не сводя взгляда с морских волн, только пожал плечами. - Терять уже нечего.