Кроваво-красный

Пергамент, стопкой сложенный на столе, резал глаза отраженной желтизной факелов, горевших сегодня ярче обычного. Их свет заливал стол, где с предельной аккуратностью уже разложили все собранные в сверхъестественно короткие сроки и тщательно записанные показания свидетелей, и дробился в зрачках глаз, направленных на застывшего в центре зала Корнелия. Харберт, до странного тихий и выглядевший абсолютно трезвым, сидел поодаль, смиренно склонив голову и сложив на коленях руки - настораживающее спокойствие для него, что и рождало не самые приятные догадки. Суд не имел смысла, скорее это напоминало пытку и без того измученного убийцы, которому изо дня в день задавали одни и те же вопросы, чтобы каждый раз получить один и тот же ответ. Он признавал, что убил Ра`вира и монотонно повторял показания, ни разу не попытавшись отрицать своей вины. Уже одним этим он заслужил быструю смерть, но Аркуэн было мало признаний в убийстве: с яростью одержимой она настаивала на существовании заговора предателей, и раз за разом предлагала все более жесткие меры. - Неверные уже предавали и будут предавать, такова их природа. Пытка не будет лишней... - Он и так сказал все, что знал. Пытать не позволю. - Всего пара пальцев, - Аркуэн скривилась в мерзкой улыбке, - На левой руке, он ведь правша, обойдется и без них. Люсьен Лашанс мрачно взглянул на альтмерку, сидевшую насколько было возможно далеко и с неизменной улыбкой смотревшую на ссутулившегося в центре зала Корнелия в предвкушении крови. Тогда удалось отстоять его пальцы, но едва ли в этом был смысл, если она все же до него доберется. "Надо было убить его еще в убежище. Быстро и без боли". - мысль посетила не впервые, и с каждым разом казалась все более разумной, порождая досаду на собственное промедление. Понадеялся на заведомо невозможное снисхождение, на поддержку братьев, чье доверие умирало с каждой новой жертвой. - Один из твоих людей убийца, нарушивший Догмат, - Алвал Увани перебирал бумаги, пестревшие многочисленными показаниями и обвинениями против Корнелия Берена, убийцы чейдинхолльского убежища с многими талантами и странной верой в Девятерых, от которой он так и не отказался даже перед судом, - Назови хоть одну причину, по которой я не должен выступить за его казнь. - Ради Мэг. - Спикер смотрел в непроницаемое лицо брата по Черной Руке, не допуская в тон просительные ноты, - Это ее убежище. - Мэг умерла тринадцать лет назад. - в красных глазах данмера отблеск давней нежности умер под натиском холода и непреклонной жесткости, - Она даже не знала этого мальчишку. - Она не поддержала бы обвинений в предательстве, тебе это известно. В деле слишком много вопросов, чтобы казнить его, не разобравшись до конца. Данмер оторвал взгляд от бумаг и долго смотрел прямо и пристально, на долю секунды позволив Лашансу поверить в согласие, но после только покачал головой, и в его глазах с новой силой расцвело непоколебимая твердость. - Я застал Сальвиуса Аррена живым. Я помню Мэг, когда она была только его ученицей, попавшей в Братство после убийства своего отца. Мы были знакомы тридцать пять лет, и все эти годы я занимал должность Спикера. Я пережил их и многих других и переживу тебя. Это убежище уже не ее, давно не ее. Оно твое. И в твоем убежище предатели. - взгляд темного эльфа налился свинцовой тяжестью, - И я сделаю все, чтобы избавить его от них. Ради Мэг. Слушатель не торопился, зачем-то в сотый раз перекладывая бумаги и о чем-то тихо совещаясь со склонившейся к нему Аркуэн. Бывшая ученица была одной из немногих, к кому он благоволил и к чьим советам если не прислушивался, то не отметал их с той непримиримой гордостью, с которой отстранялся от других Спикеров. - Корнелий Берен… - Анголим поднял на убийцу зеленые глаза, под взглядом которых бретон вздрогнул, вызвав кривую усмешку у Аркуэн, - Тебе известно, в чем тебя обвиняют. Ты хочешь сказать что-то? - Слушатель… - Корнелий глубоко вздохнул, с трудом возвращая в голос и взгляд твердость, - Я уже говорил вам, как все было, все это записано… Сейчас я не скажу ничего иного: я правда убил своего брата, но по незнанию. Это ошибка, ужасная, чудовищная ошибка… Клянусь вам, я получил приказ. Клянусь перед Девятерыми… «Идиот…» - рука нервно скомкала оказавшийся рядом пергамент, и краем глаза Спикер уловил, как горестно покачал головой Ж`Гаста. Хаджит не настаивал на казни, но и не поддерживал так упорно, как в прошлый раз, хотя дал понять, что смерти Корнелию не желает и почти верит в то, что парень не виноват. - Кстати, о твоей вере… - Слушатель выудил из горы бумаг лист и неторопливо, явно наслаждаясь процессом, расправил его, - Тебе ведь известно, что Девятерым молятся наши враги. - Легионеры, - Аркуэн ласково улыбнулась, нежно поглаживая пальцами рукоять будто бы невзначай положенного на стол кинжала. - Кажется, моя дорогая сестра ошиблась, - Спикер заговорил прежде, чем Корнелий открыл рот, - Наши главные враги - Мораг Тонг, а легионеры лишь досадная помеха. Аркуэн яростно сверкнула глазами и обратила взгляд на Анголима, ища поддержки, но тот после краткого раздумья только пожал плечами. - Твой брат прав. Но все-таки вера в Девятерых противоречит тому, что мы делаем, - босмер посмотрел на Корнелия едва ли не по-отечески покровительственно, как будто бы ругал его за незначительный проступок, а не судил. Обманчивое впечатление: за годы знакомства со Слушателем Лашанс уже не раз становился свидетелем, как после долгого допроса Анголим, не меняясь в лице, отдавал приказ о казни. - Я могу все объяснить, - глаза Корнелия зажглись огнем, и лицо преобразилось, просветлев, и исполнилось вдохновения, слишком опасного для этого места, где любое неосторожно сказанное слово подписало бы ему приговор. Особенно теперь, когда его жизнь и без того висела на волоске. - Позвольте заметить, что это лишнее. Мы не Мораг Тонг, чтобы вменять своим людям в вину их веру. - Уже третий иноверец-предатель. - Аркуэн зло сощурила и без того небольшие глаза, и Алвал Увани кивнул, молчаливо выражая поддержку ее словам. Не то чтобы неожиданно - данмер открыто заявил о своем намерении разобраться с предателями, но от этого не менее неприятно. - Я готов снова поклясться... - Молчи, - "Молчи, идиот, еще одно слово про Девятерых, и тебя не спасут даже они", - ты уже и так рассказал все, это записали, как и слова свидетелей. - Может, он хочет в чем-то признаться. - алые глаза Увани посмотрели с вызовом и неодобрением, и в них читалось все то же непреклонное стремление искоренить скверну предательства. Любым способом, в этот раз он едва ли выступит против Очищения, если кто-то снова заведет о нем речь. - Я раскаиваюсь в том, что сделал. И прошу прощения, хотя это никогда не искупит моей вины... - Корнелий глубоко вдохнул, унимая пробежавшую по телу дрожь и обращая взгляд на судей, - Если вы считаете, что так будет лучше, то убейте меня, вы...будете правы... только не трогайте остальных, они невиновны, нет никакого заговора... - Прикрывает своих? - Аркуэн подалась вперед, как почуявший легкую добычу хищник, и свет, отраженный ее зрачками, уподобился пламени Обливиона. - Это всего лишь забота о братьях и сестрах. - Ж'Гаста неохотно поднял голову от бумаг, - Возможно, он и правда ошибся. Какой ему был смысл убивать того парня? Мы уже говорили об этом: если бы хотел, сбежал бы, а не вернулся бы в убежище. - Пытка дала бы результат. Я уже говорила, что готова сама сделать все необходимое, чтобы он заговорил, но вы почему-то сочли нужным поверить его клятвам, подкреплением только именами ложных богов. Краем глаза Спикер увидел, как на исхудавшем лице бретона выступили багровые пятна - верный признак того, что мальчишка готов с самоубийственным пылом защищать свою веру. Цены бы ему не было, если бы он умел молчать и смирять свои рыцарские порывы... - Под пыткой человек признается и в том, чего он не совершал. Особенно под твоей, дорогая сестра. Аркуэн, воспринявшая это как комплимент, польщенно улыбнулась и милостиво позволила ему продолжить. - Харберт передавал приказ Корнелию. – Лашанс заметил, как норд нервно вздрогнул, подняв голову и окинув взглядом зал, как будто бы искал кого-то, но так и не нашел, и напрягся, сцепив на коленях руки со сбитыми костяшками. Харберт явно не ждал обвинений, слишком много уверенности в нем было с самого начала, и сейчас с трудом сдерживался, чтобы хранить чуждое ему спокойствие, - Он уже давно пренебрегал дисциплиной и выказывал неповиновение, есть основания подозревать в предательстве его. ''... Он не умеет писать, насколько я знаю. Это не в его духе. Он скорее раскроил бы Корнелию голову своим топором, чем подставил. И не стал бы кому-то в этом помогать...." Харберт не виноват, а если и виноват, то не так, Спикер знал это и без слов Винсента, но сейчас это не имело значения. Разменять надоевшего всем пьяницу на талантливого убийцу - удачный и выгодный выход, а Корнелия при малейшем подозрении он убьет сам, не отдавая под суд, готовый осудить не только его, но и все убежище. - Харберт не умеет писать, это исключено. Он поклялся именем Ситиса и разделил нашу веру, я отпущу его, как только все закончится, - будничный тон Слушателя оглушил, едва не разбив остатки самообладания, - Черная Рука будет наблюдать за ним и примет меры при первой же его провинности. Лашанс сдержался, храня спокойное выражение лица и перебирая в уме не самые лестные слова, сказать которые Слушателю значило бы занять место рядом с Корнелием. - Это не исключает того, что Харберт мог быть посредником. Приказ долго был у него, он успел бы... Норд вздрогнул, и на долю секунды Спикеру показалось, что в его глазах мелькнул немой вопрос, обращенный к Слушателю, но тот заговорил прежде, чем Харберт что-то произнес. - Я разберусь в этом, - Анголим кивнул, и его тон ясно говорил о том, что эта тема закрыта. Он будет разбираться, искать кого-то, не допуская до дела никого, кроме разве что своего душителя Шализ, балансирующей на грани безумия аргонианки, и, судя по торжествующему выражению лица Аркуэн, своей бывшей ученицы. И результат этих поисков едва ли принесет пользу чейдинхолльскому убежищу. - Харберт это или нет, но Ра`вир убит, и убит Корнелием. Это уже третий предатель в твоем убежище… - покровительственность во взгляде Анголима граничила с угрозой, - И оставлять его безнаказанным нельзя. - Требую казни. – Аркуэн первая воспользовалась предоставленной паузой, - Ра`вир был талантливым лучником, проработал у меня три года, и оставлять его убийцу живым будет преступлением против нашей семьи. Это убежище спасет только Очищение… – голос альтмерки дрогнул, а глаза блеснули не то вовремя выступившей слезой, не то праведным гневом, как будто бы она сама ни разу не угрожала хаджиту повешением, пока тот был жив. Лживая тварь, умело играющая роль жертвы… И что несравнимо хуже, Анголим внимал ей с сочувствием и пониманием, а Увани… Данмер все сказал, а от своих слов он не отступал никогда. Взгляд Ж`Гасты – короткий и грустный, подводил заведомо известный итог: два голоса против трех ничего не значат, и он будет молчать – неосторожное слово, и ему припомнят то, что Харберт долго работал именно у него. - Я вынужден согласиться с сестрой, - Алвал Увани смотрел куда-то в стол, крепко сцепив худые пальцы и не поднимая глаз ни на Лашанса, ни на Слушателя, - Он должен быть предан смерти за пролитую кровь и в назидание тем, кто еще способен задуматься о подобном. Но Очищение... Такие решения требуют более взвешенного подхода. - Это слишком серьезно, чтобы решать сейчас. Необходимо разобраться подробнее, поискать виновных… - Анголим кивнул, выражая согласие; альтмерка скривилась, но промолчала – решениям Слушателя возражать было опасно даже для нее, - Что касается Корнелия… Бретон, бледный, с застывшим взглядом, покорно опустил голову, готовый со смирением выслушать приговор, который был ясен с самого начала. Казнят, как и настаивала Аркуэн, и только потом будут разбираться в том, кто виновен. - Позвольте, братья и сестры… Я прекрасно понимаю чувства Аркуэн и ее желание отомстить за Ра`вира, но не кажется ли вам, что не мы должны решать такие вопросы? Мы так и не узнали правды и вряд ли узнаем, но нашему Отцу ведомо все. Пусть Корнелия судит он согласно Догматам. Молчание, воцарившееся в зале, свидетельствовало о замешательстве – оно неизбежно возникало, стоило затронуть вопросы, касающиеся веры, где любое неосторожное слово граничило с неуважением к божествам Пустоты. Слушатель молчал долго, и его лицо за мгновения тишины отразило неудовольствие, замешательство и досаду, поверх которых он все же сумел натянуть маску вежливого согласия. - Да, конечно, ты прав. Наш суд никогда не будет столь же справедлив, как Ярость Ситиса.