Кроваво-красный

Поздний вечер густой чернотой заливал занесенные снегом улицы Чейдинхолла. Скованный зимним холодом город будто бы вымер, только в домах горели огни, расцвечивая муть толстых стекол оранжевым и желтым, и где-то в переулке торопливо шагали патрульные, спеша возвратиться в казармы. Замерзшие, с покрасневшими от холода носами и щеками, они не вызывали неприязни, даже напротив, Терис, пребывавшей в приподнятом расположении духа, хотелось от души пожелать им добраться до теплых казарм и отогреться за кружкой-другой глинтвейна. Отогреться и подольше не вылезать на улицу, чтобы не мешать ей и ее собратьям по ремеслу работать. Быстрым шагом убийца миновала ярко освещенные улицы, знакомым путем сворачивая в переулок, где между сугробами немногочисленные жители этого района протоптали узкую тропу, уводившую все дальше между старых домов, большей частью пустующих. Интересно, что появилось сначала - Чейдинхолл или убежище под землей? Ему точно больше двухсот лет, а городу... Терис попыталась вспомнить что-нибудь, когда-то слышанное на эту тему, но память мало что сохранила из тех немногочисленных знаний, которые они получали в приюте об истории Сиродиила. Ее же знания в этой области были исчерпывающе малы: изучению истории, грамматики и счета она предпочитала спуски в пещеры и шахты в поисках припрятанных гоблинами сокровищ, и утешала себя тем, что нудные науки, вбиваемые менторами в пустые головы учеников, едва ли ей пригодятся. Тогда она еще не знала, что придется писать отчеты, и что начальство будет требовать от нее знания алхимии... Мысль о начальстве, алхимии и предстоящих тренировках неожиданно согрела душу, и Терис ускорила шаг, пробираясь между сугробов к дому Телендрил. Там тепло, есть еда...там ее семья, и на один вечер хотелось забыть о том, что где-то есть предатель, и что в убежище некоторые готовы обвинить друг друга. Слишком тяжелые мысли, и они неизбежно вернутся, но не сегодня, слишком хочется ненадолго забыть про все это и позволить себе провести вечер так, как будто бы все хорошо. Дом пустовал несмотря на свет в окнах, это Терис почувствовала, едва ступив не крыльцо, и на душе от этого стало до дрожи неуютно, на долю секунды промелькнула даже мысль направиться в форт Фаррагут с докладом о выполненном задании. Но слишком далеко, а на улице ночь, холод, воет за стенами города ветер, и Спикер может быть не там... Утратив отчего-то всю радость от возвращения, убийца тихонько открыла дверь и шагнула в дом. Тепло, чисто, как и всегда, значит, Телендрил все-таки здесь, только спустилась вниз. Обычное дело, но почему тогда от этой мысли бросает в дрожь, и хочется убежать подальше?.. Все прежнее - и подвал, и коридор в само убежище, только тишина снова пугающая, звенящая, как будто бы перед грозой, и сквозь эту тишину пробиваются чьи-то голоса, заражающие тревогой и страхом. - Давно пора, как по мне. Я с самого начала знала, чем все закончится, - стены приглушали звук, но голос Антуанетты Мари узнавался безошибочно - звенящий и полный мрачного ликования. - Тебе Ситис поведал? - серьезность не допускавшего насмешек над святым тона Винсента граничила с редкой для него иронией. - Это ясно и так, я удивлена, что кто-то вступился за него, это такая глупость!.. - Мари осеклась, почувствовав, что сказала лишнее, и поторопилась сгладить свои опрометчивые слова, - Я хотела сказать, что все это слишком опасно для Братства... Тяжесть неясного предчувствия, внушавшая безотчетную тревогу еще на подходе к убежищу, теперь захлестнула полностью, комом встав в горле и дрожью отозвавшись в ногах. Предатель? Кого-то осудили, в этом нет сомнений. Неверного, иначе откуда эта радость Мари, давно желавшей блюсти чистоту веры в Братстве... Кого? Терис уже чувствовала, знала, в шаге остановившись от догадки и не желая даже в мыслях произносить имени. Слишком тяжело, слишком страшно и больно. Слишком невозможно вопреки закономерности. - Терис... - Винсент Вальтиери повернулся, когда она тихо вышла из-за угла и застыла в коридоре, не пытаясь выдавить слова приветствия, только глядя в лицо вампира с немым вопросом, на который уже знала ответ. - Ты очень вовремя, дорогая сестра, - Мари, пламенея возбужденным румянцем, обратила на нее свой полный энергии взгляд и расцвела в улыбке, - Черная Рука нашла предателя, как я и говорила тогда тебе! "Нет. Неправда. Не хочу этого знать"... - Терис стояла на месте, безотчетно изучая лицо убийцы и не слыша ее слов. - Мари, иди и передай Спикеру, что Терис вернулась, - Винсент не дал ей излить до конца свою речь, и девушка недовольно нахмурилась, тут же сменив радость на неприязнь. - Она что, сама не может... - Мари, иди. Мне нужно поговорить с ней, - в тоне вампира, всегда ровном и мягком, послышалось раздражение, умело скрытое под маской терпения и вежливой просьбы. Бретонка, которая за долгие годы в Братстве уже научилась различать нотки голоса Вальтиери, пожала плечами, но удалилась без дальнейших вопросов, оставив Терис наедине с вампиром в пустом коридоре. - Терис, проходи, - вампир указал ей на двери своей комнаты, вновь каждым словом и жестом выражая полнейшее благодушие, омраченное лишь событиями в Братстве. Все еще не в силах говорить, Терис оторвала от пола одеревеневшие ноги и добрела до стула, без приглашения упав на него со смутным пониманием того, что вампир едва ли заметит сейчас подобную вольность. - Тебя не было две недели, - Винсент Вальтиери сел напротив, и взгляд его алых глаз упорно избегал лица молодой убийцы, - У нас тут...не все хорошо, как ты видишь. Убили хаджита из Королла, Аркуэн в ярости... Уже давно подкравшийся к сердцу холод разлился по внутренностям, и Терис не сдержала обреченного вздоха. Она помнила Аркуэн и то, с каким фанатизмом она вещала о вере, крови, воле Ситиса... тогда все было не так серьезно, ее неприятности начались из ничтожного пустяка, теперь же, когда совершено убийство... - Где Корнелий? - едва слышно прохрипела она не своим от безысходности голосом. Во взгляде вампира, наконец встретившимся с ее, - бесконечное сострадание и ни намека на ее ошибку. Корнелий, кому же еще... "Все неверные срываются, сестра", - эхом из прошлого донеслись слова Тейнавы, зловещее шипение темного ящера, пророчившее беды. Слишком убедительное тогда, но не сейчас. - В часовне, Спикер отпустил его... Терис, стой, тебе туда нельзя! Коридор и пустынный зал промелькнули перед глазами в мгновение ока, и ледяной воздух снова обжег лицо, встречая за дверью вместе с ослепляющей после света факелов темнотой ночи. Винсент Вальтиери что-то крикнул ей вслед, и его слова затерялись в подземельях, оставшись без ответа: Терис не пыталась вслушиваться в них, надеясь на то, что вампир не последует за ней из убежища. Ночь - безопасное для него время, и все-таки вряд ли он покинет привычное место, которое оставлял на ее памяти только ради охоты. Да и зачем ее останавливать? "Я ничего не могу сделать..." - мысль морозом разлилась по разуму, охлаждая безумный порыв, но не заставляя замедлить бег. Холод звенел в воздухе, морозная ночь смотрела внимательно и пристально зеленоватыми огоньками фонарей, пятнавшими белизну улиц каким-то мертвенным светом. Тишина, скрип снега под ногами - одинокий звук в опустевшем городе, улицы которого покинула даже стража, и шум крови в ушах. Что есть силы бежать вперед, прочь от убежища, от Мари, бежать туда, где светятся впереди окна часовни. Часовня сияла впереди, призрачной бледностью выделяясь из темноты ночи, и витражи источали свет - чистый и дарующий спокойствие на несколько кратких мгновений, достаточных, чтобы попытаться привести мысли в порядок. Корнелий внутри, и, что бы его ни ждало, они успеют поговорить. О чем - неважно, надо только посмотреть в его глаза, услышать голос, и что-то для нее прояснится. Терис толкнула тяжелую дверь, и скрип рассеялся, не потревожив благостной тишины. Тихо, и воздух будто стеклянный, готовый со звоном разбиться от неосторожного шага, а с витражей смотрят, словно вечные стражи этого места, лики Девятерых. Без осуждения и гнева, а с каким-то отстраненным всеведающим спокойствием. И перед алтарем, преклонив в молитве колени, застыл Корнелий. - Корнелий, - звук имени нарушил тишину, легким эхом прокатился по пустому залу, и бретонец обернулся, вскинув голову и бессильно опустив руки. Исхудавшее лицо - воплощение борьбы с душевной мукой, на бледный лоб упали завитки отросших волос, а взгляд, выражавший стоическое смирение, внезапно исполнился страдания. - Корнелий, я... - после холода и бега ее душил кашель, и Терис не могла выдавить вопроса, только шла к бретонцу, с немой мольбой глядя в его глаза. - Терис... - он шагнул к ней и протянул руки, но вдруг нервно сжал пальцы и замер так, как будто бы боялся коснуться ее, - Я клянусь, я сам не знаю, как это произошло... - Ты...убил его?.. - вопрос сорвался сам собой, без надежды на опровержение, которого не последовало: Корнелий только стиснул зубы и схватился за голову, сгибаясь с полным отчаяния стоном. - Это все ошибка, я не знал, не хотел... Я бы никогда... - он поднял лихорадочный взгляд, и его руки вцепились в плечи Терис, а глаза отразили отчаянную мольбу, - Ты...ты ведь веришь мне?.. Терис смотрела в его лицо, и что-то внутри безнадежно рвалось, обрекая на боль. Он не врал. Никогда не врал. И не убегал, верный рыцарским заветам, которые избрал для себя еще в приорате Вейнон. Наверное, это его и сгубило сейчас. - Верю, - полукровка кивнула, и в глазах Корнелия, пробиваясь сквозь пелену отчаяния, вспыхнуло облегчение, а мгновение спустя он крепко обнимал Терис. - Они не поверили... Черная Рука... И наши, Терис, наши!.. - эта мысль причиняла ему особую боль, и голос дрогнул, - Мари была против, Очива и Тейнава, Раадж... Они…напуганы… И Харберт не виноват, он…не мог сделать этого. Но я не хотел убивать того парня, не хотел! Я даже не знал, что он наш… Приказ, его имя… Ты веришь? – он оторвал ее от себя, вглядываясь в ее лицо. Ком в горле не дал ответить, но Корнелию хватило и кивка, чтобы облегченно выдохнуть и снова вцепиться в нее как в последнее живое существо, оказавшееся рядом. - Ярость Ситиса… Она придет за мной сегодня, - шепот над ухом пронизывал холодом, а пальцы бретонца до боли впились в плечи, - Уже скоро, я чувствую… Ярость Ситиса – безликое, нематериальное, написанное чернилами на страницах Догматов. Существующее, как бы ни хотелось верить в обратное. И запретное: о нем старались не говорить, не вспоминать, как будто бы слова могли навлечь беду и проложить неведомому путь из Пустоты в мир смертных. Скрип двери оборвал прерывистое дыхание Корнелия, и огни немногочисленных свечей дрогнули под порывом холода, повеявшего с улицы. - Спикер, - бретонец выпрямился, в мгновение ока обрастая панцирем каменного спокойствия, порожденного дисциплиной. Или страхом, куда более сильным, чем перед Яростью Ситиса. Терис повернулась вслед за братом, но звук застрял в горле, задушенный разросшимся до подавляющих размеров страхом и напряжением, заставлявшем видеть угрозу в каждом движении. Люсьен Лашанс окинул их мрачным взглядом, на долю секунды задержав его на Терис, и молча вышел в ночь, без слов приказывая следовать за собой. Корнелий вздрогнул, и полукровка тихо сжала его руку – бессмысленный жест, не дающий ни сил, ни удачи, но бретонец сделал шаг, уняв дрожь. Путь назад – вечность на холоде, где пальцы примерзали к ладони Корнелия, а легкие стыли при каждом вдохе. Спикер, темной тенью шедший впереди, не оборачивался к ним, поглощенный своими размышлениями, и они не решались нарушить мертвую тишину улиц словами. Ярость Ситиса. Терис возвращалась в мыслях к ней, пытаясь прикоснуться к неведомому отголоску Пустоты, приподнять завесу тайны, знать которую хотела меньше всего. Не знать и не слышать бы о ней и о том, чем грозили с пергамента страницы черные буквы, но сейчас она значит слишком много, и неведение сводит с ума, заставляя сильнее вцепляться в застывшую руку Корнелия. Знакомый дом больше не рождал в мыслях тепла. Черный, ветхий, он вдруг показался враждебной тварью, порожденной самой Пустотой и жаждущей крови, и Терис с трудом переступила через порог, на миг поддавшись мысли, что обратного хода отсюда нет. Пустой дом и само убежище – притихшее, будто бы вымершее, хотя присутствие братьев и сестер ощущалось всем существом. «Мари была против, Очива и Тейнава, Раадж»… А остальные? Винсент Вальтиери, Телендрил, Гогрон, Альга? И все это слишком похоже на суд, а не на явление воли всемогущего Ситиса… Шаги тонули в тишине, жадно глотавшей каждый звук и растворявшей его в темноте, ползущей из углов. Дом превратился в обиталище страха, где каждая тень казалась врагом – безликим, бесплотным, облеченным в одни слова – угрозу неминуемой кары каждого отступника. Они остановились у двери комнаты Корнелия, и бретонец разжал руку, выпрямляясь и поднимая взгляд на Спикера. Тот смотрел на убийцу, и в обычно непроницаемых глазах читалось нечто вроде сочувствия, смешанного с мрачным спокойствием, почти лишенным всякой надежды. - Спикер… - Корнелий откашлялся, титаническим усилием возвращая в тон смиренное спокойствие, лишенное страха, - Я…благодарю вас за то, что вы сделали. Тогда и сейчас. Я… - он смолк, хмурясь и ища слова, но Лашанс оборвал его, прекращая бессмысленные попытки. - Просто постарайся выжить. Терис, идем. – он развернулся и зашагал прочь, вниз по коридорам, где тени были гуще, а тишину редко нарушали чьи-то шаги. Полукровка застыла, прилипнув вдруг взглядом к лицу бретонца. Бледное, строгое, обретшее вдруг достойное изваяния святого спокойствие, а в серых глазах – кротость и твердость, слитые воедино, уже не способные надломиться. Он не виноват. Она знала это тверже, чем многое другое в этом мире. И Лашанс знал, тогда почему… Черная Рука или воля Ситиса? - Терис, иди, - Корнелий склонился к ней, и его губы тронула неожиданная улыбка – грустная и обреченная, от которой все внутри сжалось, обливаясь кровью, и захотелось закричать. Но крик не шел, только сознание билось в агонии, пытаясь осознать законы, по которым он шел навстречу каре, которую не заслужил. - Иди, тебе нельзя здесь быть, - он подтолкнул ее туда, где скрылся в темноте Лашанс, и открыл дверь в свою комнату – черную, затопленную тьмой. «Там не горят свечи», - разумное объяснение не изгнало страха, но Терис заставила себя кивнуть и сделать шаг назад, все еще глядя в лицо Корнелия. Безумное спокойствие, которое бывает только у тех, кто перешагнул грань… - Терис, - голос Спикера, донесшийся из темноты, оживил старый, ставший уже инстинктом страх перед теми, на кого она работала и кому должна была подчиняться, заставил развернуться и пойти на зов. Позади скрипнула дверь, отрезая Корнелия от внешнего мира, но она не обернулась. Нельзя, ей пора уходить, как и всем, кто затаился за стенами, прячась от того, что должно было прийти. Мыслей не было, только тревога и страх, в тишине подземелья кричавшие ей о том, что темнота может быть не только другом, как бывало в ее жизни раньше. Темнота может быть живой, зрячей и смертоносной, сегодня это понимание въелось в разум навсегда, клеймом выжигая простое понимание: то, что называлось Пустотой, есть, и иногда оттуда приходит что-то… - Заходи, - Люсьен Лашанс указал ей на приоткрытую дверь, вырывая из плена мрачных мыслей. Одно из многочисленных помещений того, что было когда-то подземельями форта, а в последние сотни лет служило убежищем для убийц. Пустое, не считая старых ящиков и стола с тремя стульями, но самое главное – освещенное парой факелов на стенах, загнавшими темноту в самые дальние углы. - Можешь сесть. Терис сползла на ближайший ящик, вздрогнув от звука закрывшейся двери, после которого ненадолго воцарилась тишина, давшая волю наполненным страхом мыслям. Еще недавно она почти ждала встречи с начальством, теперь же радость обернулась цепенящим ужасом, душащим многочисленные вопросы, которые очень хотелось задать. - Расскажи про последнее задание, - Лашанс сел за стол, и его тон прозвучал до неестественного буднично, как будто бы за стеной не замерло все убежище в ожидании прихода посланца Ситиса. Или его самого, приходящего карать непокорных? - Фэлиан мертв, - Терис изучала взглядом пол, изо всех сил напрягая слух, - Умер от передозировки, стража не будет это расследовать. - Тебя кто-то видел? Торонир. Свидетель, но молчаливый, как и все мертвецы. Или его смерть – нарушение условий контракта? Терис поймала себя на мысли, что сейчас это трогает ее меньше всего, как и то, будет ли ей что-то за подобную неосторожность. - Был еще один эльф. Тоже наркоман. Они…общались, и я передала скуму через него, - бесцветным голосом отрапортовала она, - Он тоже мертв. Его смерть тоже никого не удивила, это случилось бы скоро при его образе жизни. - Молодец, - спокойствие тона противоречило гнетущей тишине убежища, взрывая хрупкое самообладание. - Корнелий ведь невиновен, вы знаете, - Терис подняла взгляд на Лашанса прежде, чем он сказал еще что-то, и заглянула в глаза, забыв про иерархию и пытаясь выцарапать из них правду. - Знаю, - ответ, вопреки смутным ожиданиям, она получила без промедления, и это поставило в тупик, убив краткое бесстрашие. Спикер смотрел на нее без ожидаемого гнева, но она чувствовала, что грань между ним и подобным спокойствием слишком тонка, чтобы бросаться словами, близкими к обвинению. - Это единственная причина, по которой его еще не казнили. - Я не понимаю… - Тебе и не надо понимать. Запомни одну вещь: Ярость Ситиса – не всегда смерть. Он может выжить, и тогда обвинения будут сняты. «Не опозорь Мать Ночи… Не убей… Не предай…» - условия, только условия, влекущие за собой гнев божества, и ни слова про суд Черной Руки. - Но кто выбирает? Почему Ярость Ситиса приходит? И кто… - Слишком много вопросов, Терис, - в лишенном злости взгляде читалось предостережение, и полукровка умолкла, не рискуя испытывать судьбу еще раз. Там, за пределами убежища, творилось нечто, о чем ей знать нельзя. Черная Рука – правящий совет, и, как она уже уяснила со слов Альги и после встречи с Аркуэн, не все там было так легко, как здесь. Хотя обозначение «легко» плохо подходило под то, что происходило в нем сейчас. Терис села, обхватив колени, и долго смотрела в пол, считая затянувшиеся минуты. Взгляд безотчетно пополз на Лашанса, неподвижными зрачками впившимися в какой-то лист бумаги, задержался на его правой руке, на фоне черной робы вспыхнувшей вдруг белизной охвативших запястье бинтов. - Вас ранили?.. – вопрос сорвался сам, прорезав тишину нотками беспокойства и некоторого удивления – до этого в глубине души жила до странного крепкая убежденность, что Спикер неуязвим. - Не сильно, - коротко брошенный ответ выдал нечто вроде досады, как и дрогнувшая в попытке натянуть рукав рука, в последний момент потянувшаяся к стоявшей у ножки стула сумке, - Лови. Терис вскинула руку, ловя брошенное яблоко – такое же, как в прошлый раз, большое и красное. Вкусное, как подсказывала память, только есть сейчас совершенно не хотелось. - Спасибо, - она держала его, стараясь увлечься отблеском огня на алом боку яблока, чтобы отрешиться от происходящего. Отвлечься и не задавать больше вопросов – это от нее и требовалось в ближайшие минуты или часы. Сидеть тихо. Не злить, не лезть туда, куда не просят. И, наверное, желательно молчать – яблоко не самый тонкий намек, которым можно было изъяснить это требование. Тихо. Тишина расползлась по подземельям, затопила, слившись с тенями, но здесь, где горят огни, не так страшно. И присутствие Спикера не дает бессильно разрыдаться, трясясь от сотен страхов и умирая от неведения, и за это убийца начинала чувствовать благодарность, как и за то, за что уже благодарил его Корнелий. Ярость Ситиса – не миф, она реальна и осязаема, но еще не знаменует собой конец. Испытание? Наверное, так и есть, было все время, когда существовало Братство, и Корнелий не первый… И сколько оставалось выживших из тех, к кому являлась Ярость? Крик, донесшийся издалека, пробившийся сквозь стены и пронзивший насквозь, был ответом, от которого замерло сердце, перехватило дыхание, а перед помутившимся взглядом блики факелов ярко расцвели на выпавшем из рук и покатившемся по серому камню плит яблоке.