Кроваво-красный

"Дорогая матушка, они все мертвы. Я сделал все, как и хотел. Аркуэн потребовала Очищения, все поддержали ее! Они мертвы! Лашанс должен был убить их сам. Я не знаю, смог ли он, но они мертвы". Перо замерло, уронило кляксы под строкой кривых от волнения букв, и Матье замер, переводя дыхание. Дневник помогал упорядочить мысли, запечатлевал воспоминания, но сейчас его было мало. Радость разрывала изнутри, хотелось кричать о ней, рвать волосы, в голос рыдать от счастья, хохотать и кататься по полу... Столько лет ежедневного риска, создание собственной безупречной репутации, беспрекословное подчинение приказам, терпение - все оправдалось. Он тихо рассмеялся, сжимая истрепанный дневник, и запрокинул голову к низкому потолку подземелья маяка. Дом, ненавидимый матерью, стал его единственным пристанищем, о котором никто не знал. Его логовом, его норой, в которую можно спрятаться от мира, где можно окунуться в свои мысли и дать волю чувствам. Здесь темно, холодно, в воздухе повис тяжелый запах бальзамических масел, гнили и увядших цветов. Матушка любила цветы. Особенно те, что росли в городе под окнами красивых и чистых домов, а не сорняки с побережья. - Я все сделал. - Звук собственного охрипшего голоса развеял застоявшуюся тишину подземелья. - Матушка...я видел их, они мертвы! Все! К глазам подступили слезы радости и облегчения, которых здесь можно было не стыдиться. Матушка все понимала и гордилась им, ее пустые глаза смотрели ласково, она улыбалась растрескавшимися изжелта-серыми губами. Она давала ему время отдохнуть перед последним шагом. Чувство эйфории утихло, темными птицами пролетели мысли, в последние дни изгнанные из головы подальше, дабы не омрачать триумф. Лашанс еще жив. Благодаря собственному везению, милосердию Слушателя и его собственному промаху. Он мог закончить все еще там. Ему хватило бы секунды, чтобы перерезать полукровке глотку: она даже не пыталась вырваться. Ничего не стоило убить ее и получить удар кинжалом в ответ. Если бы повезло, он увидел бы, как Аркуэн убивает Лашанса. - Матушка... - Голос дрогнул, тяжелый взгляд матери уничтожил остатки радости, напоминая об ошибке. Он не мог объяснить, почему не сделал этого, боялся произнести вслух и признаться самому себе, что его сдержал приказ Аркуэн. А еще - смутный, скрываемый от самого себя страх, что она не справится с имперцем. Оба ранены, только ему терять нечего, и на его стороне несколько скелетов. - Я не добрался бы тогда до остальных... Он убил бы меня... До боли зажмуренные веки прятали в темноте, но укоризненный взгляд мертвых глаз проникал извне, выворачивал наизнанку, заставлял самому перебирать все упущенные возможности. Форт Вариэл. Он мог ударить в спину в пустом коридоре, успел бы раньше, чем их догнал Алвал Увани, но предпочел играть привычную роль, балансировать на тонкой грани между вежливостью и навязчивостью. Удар в спину - слишком легко. Месть требовала большего. - Убей их всех... - Мать разомкнула прилипшие к зубам губы, протянула невидимые руки. - Я...я убью, обещаю... Я хотел убить Терис, но он не сказал, где она... - Зубы стучали, сырой холод пробирал до костей, тело сжималось в комок. - Он не доверяет мне. Никогда не доверял... Но я доберусь...доберусь до всех, мама. Хриплое дыхание рвало легкие, перед глазами плыли багровые круги. Стук крови в ушах мешался с шепотом матери, всегда слышным здесь, рядом с ней. Убить их всех. Убежища Чейдинхолла слишком мало для мести, должны умереть все: Лашанс, его душитель, Слушатель, Алвал Увани... Аркуэн. Пальцы впились в растрепанные волосы, по спине прошла дрожь, заставляя согнуться над раскрытым дневником. - Матушка...я не хочу... Она добра ко мне. Я ей нужен. Марии он тоже был нужен, пока она не узнала правду. Ее красивое лицо вытянулось с выражением отвращения и ужаса, она отступила на шаг... - У меня не было выбора. - Он проглотил всхлип и зажмурился. - Я...я ничего не скажу Аркуэн... Она будет в убежище. Она лечится. Ей...ей нужно отдыхать и нельзя волноваться. Она не будет нам мешать. И Лашанса она ненавидит... Если он даст повод, убьет... Матье свернулся комком на холодном полу, прижимая к груди дневник и чувствуя спиной, как мать тянет к нему свои руки. Он обещал ей, он не может отступить. Он не хочет отступать. Он найдет способ избавиться от всех, сделать так, чтобы Черная Рука уничтожила саму себя изнутри. Придется ли для этого убивать, менять контракты или самому встать под удар - неважно. Смерть давно перестала страшить, он знал, что примет ее с улыбкой, если это будет разумной платой за месть. Умереть, но перед этим убить всех, до кого удастся дотянуться. - Мне нужно время. Я найду способ. - Голос прозвучал почти спокойно, бешеный стук сердца стих, и матушка вновь смотрела благосклонно. Конечно, она не торопит, она любит его и прощает все ошибки. Она в него верит. Матье медленно выпрямился, сведенные судорогой пальцы ослабили хватку, и дневник с негромким шорохом соскользнул на пол. Зарябили перед глазами строчки, мелькнула пришитая к одной из страниц прядь золотистых волос Марии. Если бы она в тот раз приняла его, он бы и пальцем ее не тронул. У них была бы настоящая семья. Душитель отвел взгляд от раскрытых страниц и поднялся на дрожащие ноги. Рука коснулась волос на голове матери, поправила в них серебряный гребень с рубином - его подарок матери, каких ей никогда не дарил отец. Но он лучше отца, он оправдает все ее надежды, о да... - Мне пора, матушка. - Губы коснулись холодного лба и в нос сильнее ударил запах тлена и масел, не способных остановить разложение. Если все получится, он увезет ее из Анвила как можно дальше, и там она будет чувствовать себя гораздо лучше. Все же нужно постараться выжить: о ней больше некому заботиться. Матье Белламон аккуратно одернул темный дуплет и стряхнул с коленей грязь. Спокойствие возвращалось вместе с привычками, въевшимися за время службы в Братстве. Быть аккуратным во всем, не привлекать к себе лишнего внимания, не задерживаться нигде надолго... Прояснившаяся память напомнила про отчет для Аркуэн: нужно написать о последнем задании, с которым он блестяще справился. Стражник мертв, улики указывают на его напарника - все так, как и хотел заказчик. Спикер будет им очень довольна. *** Скрипу колес телеги вторило чириканье птиц и шелест едва раскрывшихся на деревьях листьев. Полуденное солнце бросало на лесную дорогу кружевные тени, и раздробленные лучи солнца блестели в каплях росы. Где-то в скрытом буреломом овраге шумел ручей, плескалась о холодные камни ключевая вода. Весна, невидимая за высокими каменными стенами монастыря, бросалась в глаза, кружила голову, слепила красками, стертыми из памяти мертвой белизной зимы. Лес проснулся и жил, как жил год назад, хотя казалось, что между прошлой весной и этой прошла целая вечность. Руины и пещеры мешались в памяти, лица людей, с кем сводила жизнь, сливались в серое пятно, даже оставшийся на спине след от ожога казался чужим. Когда седой целитель протянул снотворное, на мгновение появилась надежда, что бесцветная жидкость сотрет память, ту ее часть, где осталось опустевшее убежище, кровь на клинке клейморы и едва заметное бурое пятно на подушке Антуанетты Мари. Все должно было закончиться, сознание отчаянно пыталось поверить в это, пока не провалилось в небытие. С пробуждением пришло забвение - минутное, и тогда в мире существовал только низкий потолок, тонкое одеяло и тугие бинты. Спикер ушёл сразу, удостоверившись, что она жива, и в следующий раз приехал через неделю. Она смутно помнила, что он говорил, медленно обходя с ней двор лечебницы. Встреча была короткой, а общество лекарей вынуждало соблюдать осторожность и молчать о том, что касалось Братства. Терис прикрыла глаза, прислонившись к высокому бортику телеги, с безразличием вслушалась в разговор попутчиков. Слова касались слуха и стирались, вязли в оставленной лекарствами паутине полузабытья. Обезболивающие, порошки для укрепления костей, мази для швов. Ее отпустили с тем условием, что она продолжит лечиться сама и будет осторожна. Придется. Вместе с физическим оцепенением пришла ясность понимания новой жизни. Горькая, лишенная облегчения, но расставившая все по своим местам. Она должна как можно скорее вылечиться и привыкнуть к своей должности, должна соответствовать - другого выхода нет, не осталось с того момента, как Гогрон свернул шею несчастному босмеру. Мысль о большом, простом и добром ко всем орке тоже вызывала тупую боль, от которой в глазах темнело, а сознание, пребывающее в шатком спокойствии, готово было вновь провалиться в бездну отчаяния и неприятия. Нельзя о них вспоминать. - Ты в Чейдинхолл? - Вопрос возницы дошел до слуха с опозданием, вырвавшись из его негромкого разговора с женой. - Нет, я только до леса. - Куда тебе сейчас в лес? - Средних лет крестьянка обернулась, глянув с негодованием от такой глупости. - Тебе Гален, дайте Девять ему здоровья, при мне сказал себя беречь. - Я травы соберу и домой. Лучше сейчас, чем потом за ними ходить. Сабин вздохнула, покачав головой, но не стала пытаться переубедить. Приехавшая лечить сломанную руку крестьянка стала единственной, с кем удавалось общаться в лечебнице. С ней можно было молчать, с благодарностью принимать ее заботу и слушать рассказы про ее семью, про дом, про то, как они собираются засевать поле и какое платье она хочет сшить дочери на свадьбу. Женщина была столь добра, что еще вечером пообещала целителю, что довезет ее до города, а утром усадила с собой и намеревалась доставить в Чейдинхолл. Лошадь замедлила шаг, колеса тяжело ударились о камни, Сабин в последний раз укоризненно вздохнула. - Спасибо большое. - Терис осторожно слезла и стащила с телеги свою не слишком тяжелую сумку. - Берегите себя. - Ты тоже. Не задерживайся здесь. - Сабин с беспокойством взглянула на пустую дорогу. - Лес все-таки. Патрули ходят, но мало ли что... - Я здесь часто бываю, не волнуйтесь. - И все же... - Крестьянка вздохнула, но тут же сменила беспокойство на теплую улыбку. - Надеюсь, еще увидимся. Будешь в Кропсфорде - заходи к нам. - Спасибо, я очень постараюсь. - Онемевшее лицо послушно изобразило улыбку, и Терис в душе порадовалась своей лжи. Не увидятся. Муж Сабин - мельник, сын - кузнец, дочка собирается замуж за владельца книжной лавки. Хорошие честные люди, которые никогда не станут ни жертвами Братства, ни его клиентами. Телега скрылась за поворотом, когда полукровка свернула с дороги в тень деревьев. Снег здесь давно растаял, только в самых темных низинах поблескивали лужи холодной талой воды. Из-под слоя опавшей листвы пробивалась трава, белели первые цветы, промелькнула даже одинокая бабочка с большими желтыми крыльями. Терис задержала на ней взгляд, замедлив шаг, про себя пытаясь оправдать задержку интересом, а не усталостью от нескольких минут ходьбы. Мысли рассеивались, действие лекарств очищало сознание, оставляя только отстраненное восприятие. Лес, голубое небо, трава под ногами; шорох сухих прошлогодних листьев доносился издалека, как будто бы прорываясь сквозь толщу воды. Подниматься в гору еще трудно, болит спина и тяжело дышать, но это скоро пройдет. Отвар из мандрагоры три раза в день, порошок из рыбьих костей, еще какие-то травы, которые дала с собой ученица лекаря помимо длинного списка того, что придется варить самой... За каменной аркой форта на звук ее шагов повернула голову черная лошадь, и Терис застыла; воспоминания и самые черные предчувствия лезли в голову, на мгновение лишая возможности мыслить здраво. Все хорошо. Обычная лошадь с обычными темными глазами посмотрела на нее и продолжила жевать оставшуюся траву. Судя по размерам уже объеденной полянки, она здесь давно, и можно надеяться, что ее хозяин скоро уйдет. Терис протянула руку к двери, борясь с желанием остаться снаружи, посидеть в тени старой ели и дождаться, когда гость уедет. Теперь так нельзя. Простой убийце, не подающей больших надежд, было позволительно прятаться по углам, душитель же не имел такого права. Дверь открылась раньше, чем пальцы коснулись тяжелого кольца, и Терис отступила на шаг. Высокий незнакомый данмер окинул ее взглядом, и краем глаза Терис увидела, как его рука дернулась к рукояти кинжала на поясе, но замерла, повинуясь не сразу пришедшей догадке. Платье, теплая шаль, волосы заплетены в две кривые косички. Не самый лучший вид для... - Терис, мой душитель. - Голос вышедшего следом за данмером Спикера не выразил ни недовольства, ни неудобства. Все так как и должно быть, и за свой внешний вид она не обязана извиняться. Не ехать же ей в куртке, украшенной наплечником с отпечатком руки, который кто-то из работавших на Братство мастеров счел хорошей идеей. Тем более, куртка осталась в Лейавине вместе с лошадью и оружием, став трофеем не то стражника, не то вставшего на защиту закона горожанина. - Дредас Рендар. - Данмер едва кивнул, но его взгляд за долю секунды утратил все эмоции. - Управляющий в убежище. Мне пора, прошу меня извинить. - Да хранит вас Мать Ночи. - Заученное напутствие спасало, создавая иллюзию уверенности, воспринималось как должное. Данмер почтительно склонил голову перед Спикером, поправил застежку дорожного плаща и направился в сторону своей лошади. Терис прилипла к нему взглядом, позволяя образу прижиться в мыслях. Дредас Рендар теперь с ними. Такой же неприкосновенный посыльный Черной Руки, каким был Харберт, только от данмера избавиться невозможно, как и ждать искренности и верности. Он уже опытный убийца, зарекомендовавший себя лучшим образом, и служба в Чейдинхолле – его очередное задание. Зашелестела трава под копытами, и всадник направил коня в сторону леса, исчезая за деревьями и оставляя наедине с тишиной и внезапным сожалением, что он уехал так быстро. Терис напряженно вглядывалась в полуразрушенную стену форта, цеплялась за ее камни взглядом, как цеплялся ползущий по ней побег ипомеи. Тишина давила, но в спутанных мыслях не находилось ни единого слова, не касавшегося Очищения. Каждый вопрос о данмере – напоминание о должности Винсента, которую он занял. Вопрос о самочувствии жесток и бесполезен. О Черной Руке лучше не упоминать, их посыльный и так теперь слишком близко. - Тебя хотя бы отпустили? - Вопрос прозвучал, когда стук копыт лошади проглотил ковер из опавшей листвы. Без недовольства и раздражения – на них уже не оставалось сил. - Да. Геон сказал, что я могу лечиться сама. - Терис обернулась, щурясь на застывшее над стеной солнце, и торопливо вытащила из сумки свернутый лист, сплошь исписанный неразборчивым почерком лекаря. - У меня не все есть, купим в городе. - Спикер пробежался взглядом по списку. - Теперь будешь брать все необходимое в обычной алхимической лавке, не у наших. Сдержанный кивок скрыл дрожь. Держаться подальше от стражи и от своих... Это стало ясно, когда Геон оказался не бывшим убийцей, а почтенным монахом. Братство было семьей только для простых убийц, не рвущихся к высотам. В Черной Руке действовали иные правила, особенно жестокие теперь по отношению к тем, кто чудом выжил после Очищения. - У нас четверо новичков. - Лашанс с шорохом сложил лист пергамента. - Двое бывших бандитов, один вор и алхимик. Я давно его заметил, но раньше было не настолько плохо, чтобы его звать. Бандиты, вор... Не самая лучшая компания, но выбирать не из кого. Слишком мало времени, чтобы найти достойных и слишком велик риск, что этих достойных пришлет Черная Рука. - И...как они? - С усилием над собой Терис раздавила страх перед неизбежным вопросом. Кто-то уже завербован, с ними придется встретиться - и окончательно принять ту простую, но отторгаемую сознанием истину: Очищение состоялось. Спикер посмотрел в сторону видневшегося за вершинами деревьев Чейдинхолла - холодно, на грани полного безразличия. Без малейшего желания когда-либо туда возвращаться и видеть тех, кого пришлось привести в убежище. - Завтра сама увидишь.