Кроваво-красный

Мать смеялась. Смеялась долго, и ее хохот отдавался в ушах, даже когда он был далеко от маяка. Первую ночь он мешал заснуть, заставляя сидеть при свечах, сжимая медальон с прядью волос и смеяться вместе с ней, разделяя ее ликование и глуша выворачивающую наизнанку боль и гоня прочь тревогу. Незачем было отравлять ее радость своими мыслями и портить праздник, подаренный ей самой судьбой. Сейчас ее смех затих, и его отголоски тонули в водовороте его собственных страхов и темноты, отогнать которую было не в силах пламя оплавленных свечей. Матье Белламон прислушался, закрыв глаза. Мать покинула его, вновь вернувшись в свой ненавистный дом, который так и не смогла покинуть при жизни. Она устала веселиться, празднуя смерть командора Легиона и начало новой охоты на Братство, и вновь оставила его одного. Быть может, в наказание за недавний промах. В наказание за слабость и сомнения. «Прости, матушка…» Он пришел в форт, сжимая в руке кинжал. Сейчас идея убить полукровку уже не казалась столь удачной, но тогда все существо жаждало перерезать ей глотку и толкало в темноту коридоров. Он шел бесшумно, обходя ловушки и с усмешкой глядя на скелетов, не обученных нападать на отмеченных Ситисом. Тогда он едва сдерживал смех, упиваясь своей властью и возможностями. Быть может, стоило идти быстрее, и тогда он успел бы войти в лабораторию до Спикера. Успел бы прикончить душителя и умереть до того, как узнал слишком многое. Его тогда пощадили. Лашанс видел его, забившегося под стол, и бросил в комнате с трупом матери, не добив как ненужного свидетеля. Потому что его не было в контракте. Его ублюдок отец решил оставить его. И в последующие шесть лет изображал скорбь, вместе с ним принося цветы к надгробию матери… Непомерно дорогому для их семьи надгробию. Не менее дорогому, чем услуги мастера, забальзамировавшего тело. Отец пытался сделать все, чтобы на него не пали подозрения, и исправно играл роль убитого горем вдовца и заботливого родителя. Матье вспомнил, с каким звуком кочерга вошла в его череп. Одно из самых приятных воспоминаний на мгновение отогнало сжигающее изнутри чувство вины, но облегчение было недолгим. Если бы он тогда знал всю правду, он не проявил бы подобного милосердия. О нет, отец умирал бы долго… Хотя что он мог тогда, в свои двенадцать лет. Слабый мальчишка, в порыве ярости способный только убить. Теперь у него куда больше сил и навыков, чтобы поквитаться с убийцей своей матери. Аркуэн научила его многому, и лучшего учителя нельзя было и пожелать. Он улыбнулся — впервые за последние дни. На душе потеплело от мысли о скором возвращении. Он привезет лекарства, самые лучшие, какие только можно достать в Имперском городе. Уже через месяц от ожогов альтмерки почти не останется следов, она наконец-то почувствует себя лучше и сможет выходить из убежища днем. Даже обгоревшее ухо не беда, его можно спрятать под волосами. Она будет очень рада, когда больше не придется скрываться от чужих глаз в полумраке подземелий. К тому моменту, когда ее добровольное заточение закончится, как раз зацветут ипомеи, оплетающие вход в убежище, днем будет тепло… Пальцы мертвой руки легли на плечо, вырывая из грез и взывая к осознанию истины. Он не верный душитель. Он чужак в Братстве, несущий смерть детям Ситиса. И он будет делать то, что задумал, о чем напоминают разложенные на столе конверты, запечатанные сургучом с оттиском Черной Руки. Отступать уже поздно. Еще одно письмо, написанное своим почерком, уже достигло своего адресата, и последствия не заставят себя ждать. — Они все умрут. — Повторяемая в сотый раз фраза успокоила мать, и хватка ледяных пальцев ослабела. На время. Он знал, что мать вернется снова, чтобы напомнить о его обещании, как только ему в голову придет недостойная мысль. Матушка никогда не оставит его, она всегда будет направлять его и хранить, помогать советом и петь колыбельные, когда он не может заснуть… Кусая губы, он погладил висевший на шее амулет. Скоро все закончится. Сквозь закрытые ставни уже вливалась предрассветная серость, предвещая близкий приход Тилмо. Он придет, в этом не было сомнений. Слабый и запуганный мальчишка сделает что угодно, чтобы вырваться, и охотно поверит в любые посулы своего нового доброго друга. Где-то внизу послышались шаги, кто-то прошел мимо трактира и свернул в переулок. Не к нему. И не за ним. Старательно заглушенный страх вернулся и сдавил горло до тошноты. Душитель с трудом вдохнул, с хрустом сжал пальцы и откинулся на спинку стула. Перед зажмуренными глазами поплыли разноцветные круги, и желание бежать прочь из города едва не взяло верх. Проклятый курьер. Они встретились три дня назад в доме Анголима, когда тот зашел, с поклоном начав доклад. Начал и осекся, едва душитель, сидевший в темном углу, движением выдал свое присутствие. Матье вцепился пальцами в лицо, до боли впиваясь в кожу ногтями, как будто бы пытаясь выцарапать из памяти взгляд курьера — настороженный, недоверчивый и холодный, слишком красноречиво говорящий о подозрениях вкупе с его словами. «Алвал Увани просит у вас отчеты…» Неловкое молчание, повисшее после того, как имперец его увидел, только подтвердило страхи. Пришлось сыграть в тактичность и выйти, не подав виду…хотелось бы верить, что это удалось, и Анголим счел его уход проявлением способности угадывать желания начальства без слов, а не бегством. Впрочем, будь у него какие-то сомнения, ему не дали бы уйти далеко. Матье слишком хорошо понимал, о каких отчетах идет речь. Его отчеты. Идеальные, расписанные едва ли не по часам, заранее приготовленное прикрытие на случай подозрений. Если прочесть их, можно сделать вывод, что он служил Братству днем и ночью, и каждая минута его жизни была посвящена если не поиску и убийствам жертв, то выполнению личных поручений Спикеров и Слушателя. Никто не писал так подробно, и эта его привычка всегда радовала Аркуэн, она даже улыбалась, в редкие минуты доброго расположения духа ставя его в пример другим. И он всегда может сослаться на то, что старался для нее, за подобное усердие сам Слушатель только похвалит его. И Алвал Увани благосклонно улыбнется, не найдя подтверждений своим подозрениям. Нервный смех разогнал тишину, и Матье бессильно открыл глаза, выныривая из темноты в утреннюю серость. Алвал Увани улыбнется и не посмеет обвинить, не имея доказательств, но уже никогда не ослабит внимания. Будет следить за каждым его шагом в ожидании любого неверного движения. И никакая осторожность, никакая ложь не спасет. Он уже слишком долго ходит по самому краю, его планы требуют самоубийственного риска. И теперь придется поставить на карту все, решившись на самый отчаянный шаг и перечеркнув старые, куда более простые планы. Что же, ему не впервые искать выход. Матушка с ним, это была ее идея, и он верит ей больше, чем себе: она всегда была сильнее, умнее и всегда знала, что для них лучше. «Убить их всех. Пусть перережут друг друга». Неуверенные шаги, скрип половиц в коридоре и стук в дверь — тихий, как будто бы поскреблась мышь. Тилмо пришел, в этом не было сомнений. Высокий, тощий и бледный от страха. С дрожащими губами и глубоко ввалившимися глазами. Заикающийся от волнения, нервно комкающий рукава рубашки и на мгновение показавшийся собственным отражением в каком-то кривом зеркале, в шутку поставленном кем-то в дверях. — Я…я принес, что вы просили. — В его истрепанной сумке глухо звякнуло стекло, и звук вызвал смесь радости и страха, заставившего поскорее освободить убийцу от его ноши. Чудо, что он довез их целыми, не разбив по пути и не сгорев дотла. — Проходи, — Дружелюбная улыбка тронула отозвавшиеся болью искусанные губы, привычная личина участия и доброты скрыла под собой истерзанную страхами суть. Мальчишка глуп и никогда не спросит, почему он не спал. Ему не придет в голову поинтересоваться, почему душитель Аркуэн вмешивается в дела Чейдинхолла. И даже если в его пустую голову и закрадутся сомнения, он не посмеет озвучить свои вопросы, предпочтет промолчать, радуясь поддержке и участию. Он уже благодарен ему за помощь на задании, и теперь пойдет до конца. До близкого конца. Оставлять его в живых слишком рискованно, с него хватило и одного непроходимого идиота. *** Каштанка уже шла в гору, когда в запах свежей зелени плелся другой, который ни с чем нельзя было перепутать. Он слишком хорошо врезался в память в пылающем Кватче. Запах горелых костей долго снился ей в детстве, и на долю секунды Терис была готова поверить, что задремала в седле. Готова была поверить долю секунды — ровно до того момента, как подняла голову и увидела плывущий над верхушками деревьев черный дым. Такой же, какой затянул небо над Кватчем. Горел форт. Понимание, безжалостно безошибочное, не требовало иных подтверждений. Ветер дул с западной стороны, как раз оттуда, где в паре миль прятались среди чащи леса развалины. Куда не ходил никто, кроме разве что бандитов и искателей сокровищ, навеки оставшихся там в виде мертвых стражей. И сейчас эти стражи горели, быть может, уже изрубленные пришедшими легионерами. Охота на Братство началась. И глупо было думать, что Легион не доберется и сюда. Терис выпрямилась в седле, глотая воздух и чувствуя, как отчаянное желание пришпорить лошадь и погнать ее в сторону форта пересиливает здравый смысл. Кинжал и десяток стрел бессильны против отряда закованных в сталь легионеров. Они убьют ее, и она не заберет с собой никого. Бессмысленная и глупая смерть, которую ей давно пророчили, только все это не имеет значения, если допустить мысль, что Спикер где-то там. Близкий топот копыт и треск ветвей заставили схватиться за рукоять кинжала и придержать поводья лошади, попятившейся, когда серая тень вывалилась из кустарника. Всадник едва держался в седле, хрипло дыша и пытаясь сорвать упавший на глаза капюшон. Из-под порванной ткани и слипшихся прядей волос взглянули глаза — смутно знакомые, асимметричные, цвета зеленого стекла, из которого обычно делались флаконы для лекарств. Тилмо, один из новых обитателей убежища…все еще живой, хотя при их единственной встрече казалось, что он обречен на смерть, стоит ему встретиться с первой жертвой. И сейчас его появление принесло некоторое облегчение, хотя раньше убийца не вызывал никаких чувств. — Душитель… — Он подъехал, тяжело переводя дыхание и кашляя. От него пахло едким дымом и паленым мясом, и покрасневшие глаза под опаленными бровями слезились. — Спикер там? — Терис вцепилась в его плечо, пытаясь удержать на спине взмыленной лошади. Он вновь закашлялся, но нашел в себе силы отрицательно мотнуть головой. От сердца отлегло, и Терис ослабила хватку. Страх был напрасным, стоило понять это сразу. Если из горящего форта ушел он, то Спикер и подавно жив: убийца не питала иллюзий, что Лашанс стал бы спасать бесполезного новичка ценой собственной жизни. — Надо… надо уходить. — Дрожащей рукой он махнул вперед и тронул с места лошадь. — Не в Чейдинхолл. Прямо сейчас… Терис направила Каштанку следом, лишь на мгновение прислушавшись к отдаленным звукам и глянув в чащу леса. Погони не было. Единственным, что преследовало их, был запах горелых костей и лязг стальных доспехов. Ее новый ночной кошмар взамен старых. — Он в Чернотопье… — Тилмо заговорил прежде, чем убийца задала вопрос, — Надолго… Нужны темные ящеры, нас слишком мало. — Он глотнул воздух и вытер рукавом копоть с бледного лица. — Там…есть храм, где их растят… Новые ящеры, взращенные в вере в Ситиса и Мать Ночи. Обязательно близнецы, вторые Очива и Тейнава — сознание отказывалось представлять что-то иное, по-прежнему цепляясь за безумную надежду на возвращение прошлого и исправление чудовищной ошибки. Вместо горстки набранных второпях чужаков постепенно появится новая семья, которой можно доверять. И она готова сделать что угодно, чтобы так оно и было. Помочь обустроить дом в другом месте, куда еще не добрался Легион, возиться с новыми учениками. Убить любого, кто встанет на пути у будущего, на какое-то мгновение показавшегося непривычно светлым. Терис обернулась, когда они поднялись в гору и спешились. С окруженной деревьями поляны открывался вид на лес и далекий город. Черный столб дыма поднимался в небо, подобно надгробному памятнику возвышаясь над фортом. Скелеты пали в бою. Обратились в пепел книги, столь старательно собираемые Спикером. От лаборатории легионеры тоже ничего не оставят: разнесут на части богомерзкое убежище некроманта, может быть, даже захоронят останки мертвых стражей и плавающие в колбах органы. Они уйдут, оставив после себя опустевшие и разоренные руины, куда уже не будет возврата, и со временем там поселятся лесные твари и летучие мыши. Может быть, обоснуются головорезы, прельстившись близостью дороги. Как бы то ни было, еще одно место, бывшее домом, перестало существовать. — Душитель… — Тилмо робко окликнул ее, и Терис перевела на него взгляд. Молодой убийца дышал ровнее, хотя был по-прежнему бледен, и его руки тряслись, когда он снимал сумку, ремень которой обмотался вокруг его шеи и чудом не задушил, зацепившись за какой-нибудь сук в лесу. — Я был в форте, когда они пришли… — Перемазанная копотью рука извлекла на свет запечатанные конверты и кошелек. — Это…контракты. И плата за Драконисов. Терис кивнула, сквозь накатившее безразличие ощущая отголосок симпатии. Она недооценила его. Может быть, за время ее отсутствия Спикер разглядел в нем что-то стоящее и поэтому позволил прийти в форт — как оказалось, неслучайно, он спас хоть что-то из пожара. — Простите, что не спас ничего ценного… — Убийца шмыгнул носом, нервно переминаясь с ноги на ногу. — Не было времени… Я просто подумал, что если они найдут контракты… Терис оторвалась от написанных знакомых почерком строк, внезапно осознавая, насколько сильно она была не права насчет новичка. Он соображал куда лучше, чем можно было ожидать от человека, вступившего в Темное Братство лишь из страха перед явившимся к нему с предложением работы убийце. Найди легионеры контракты, жертвы стали бы приманкой для убийц в заранее подготовленной ловушке. — Ты молодец. Все сделал, как надо. — Терис улыбнулась ему, пытаясь заглушить осознание новой потери. Нельзя оплакивать форт. Спикер далеко, он жив и — хотелось бы верить — в безопасности. И пока его нет, придется быть тем, кем он ее назначил. Душителем, его правой рукой. Попытаться сделать хоть часть того, что делала Очива, как-то поддержать Тилмо, найти остальных и новое сравнительно безопасное место… Тилмо улыбнулся — нервно, все с тем же страхом в глазах, и взялся за поводья своей лошади. — Мне…надо ехать. Найти остальных. В Чейдинхолле… — он нервно сглотнул, — обыски… Они не вернутся туда. Мы найдем вас, когда все затихнет… Терис промолчала. Убежища тоже нет. Может быть, нет в живых и кого-то из новых убийц. Почти неважно. Куда больше волнует то, как ее найдут. Как она найдет Спикера. То, как он вернется на выгоревшие руины того, что было домом, а ее не будет рядом потому, что на всех адресованных ей контрактах стоит пометка «срочно». — Да хранит вас Мать Ночи… — Неловко брошенное прощание, торопливый стук копыт лошади и шорох травы. Тилмо исчез в лесу, и Терис только обернулась, проводив его взглядом и не пытаясь остановить. Он сделал все, что мог. Может быть, он даже не доедет до города, попадется легионерам и в лучшем случае его жизнь оборвется неподалеку от форта. Может, его и всех остальных, кто не успел бежать, возьмут в Чейдинхолле, и тогда их ждет пыточная. Дредас Рендар умрет молча, не проронив ни слова: такие как он, уносят тайны в могилу. Разве что умирая он рассмеется в лицо своим палачам, потешаясь над их бессилием. Увы, лишь в нем одном можно быть уверенным. Бригит и Антоний, оставшиеся по своей природе наемниками, заговорят сами. Полукровка взвесила на ладони кошелек. Мертвые Драконисы стоили дорого, ей хватит на месяц безбедного существования с учетом непредвиденных расходов вроде покупки нового оружия и одежды. На таверны тоже хватит, только первое время лучше держаться в лесу, подальше от дорог и городов. И подальше от Чейдинхолла, если только приказ не обяжет выискивать там жертв. Сургучная печать сломалась, взгляд пробежал по строкам. Скрупулезно описанный образ оживал, облекаясь плотью и вставая перед глазами, въедался в память, привыкшую дословно запоминать рецепты ядов и тексты контрактов. «…настоящее имя неизвестно…служит Мораг Тонг. Владеет магией разрушения…очень опасен… не попадаться на глаза и не спрашивать о нем… Данмер средних лет. Шесть с половиной футов роста, рыжие волосы. Правая рука искалечена, не сгибаются три пальца».