***
Дни шли до тошноты медленно. Мирон пробыл здесь уже почти две недели. И всё шло довольно неплохо. Карелин пока ограничивался обидными грубыми словами и глупыми прозвищами. Зайка. Так он постоянно называл его. Отвратительно мило и до скрежета зубов сладко, это не должно быть оскорбительным. Возможно, будь это его любимый, то Фёдоров бы только умилился такому прелестному прозвищу. Но нет, это был главный ублюдок больницы, которого боялись даже санитары и врачи. Но, стоит заметить, что Слава даже пальцем к нему не прикоснулся после их первой встречи. А большего парню и не было нужно. Его не трогали и вроде как даже не собирались, это уже было просто замечательно. И вот, казалось бы, живи, лечись и радуйся. Но не тут-то было. У Мирона было до ужаса плохое предчувствие. Что-то произойдет. Возможно, не сегодня и не завтра. Но точно что-то будет. Янович принимал какие-то успокоительные и совсем не помогающие антидепрессанты. Он чувствовал себя очень плохо. Его движения были немного замедлены, а мысли текли, как ленивая речка. Мирону постоянно хотелось спать. Ваня сказал, что это ненормально. И ему стоит поговорить об этом с лечащим врачом. Но у Фёдорова совершенно не было на это сил. Он еле говорил с психологом. Который, к слову, был явно не отличником в своём университете. Ему просто было похуй на молодого человека. Он давал ему какие-то тесты на тему "Уверенный ли вы в себе человек?" или "Нет ли у вас суицидальных наклонностей?". Если бы у парня были на это силы, то он бы от души посмеялся над названиями этих тестов. Сейчас Мирон сидел в общем зале и читал колобка. Он рассеянно смотрел на страницу книги и удивлялся, как медленно буквы становились словами, а слова, в свою очередь, предложениями. Ваня в это время был на процедурах. Поэтому ему нужно было себя чем-то занять. Но почитать спокойно ему, как обычно, не дали. В зал зашёл Слава со своим лучшим другом Андреем. Хотя, Фёдоров не знает точно друзья ли они. Он не раз видел, как Карелин безжалостно избивал своего "друга". Парень не понимал этого. Но не лез в чужие отношения, это не его дело. — Мирон, пойдём поговорим кое о чём. Наедине. — спокойно проговорил Вячеслав, подходя ближе к нему. Вот сейчас омеге стало по-настоящему плохо, он не хотел говорить о чем-либо с ним. Сидевшие здесь другие пациенты заметно притихли. Некоторые сочувственно смотрели на бедного Мирона. Но парень не собирается сдаваться так просто. Он будет бороться. — Нет, я никуда не пойду. — максимально уверенно ответил Янович. Но вышло не очень убедительно. Его голос сильно дрожал, а слова выходили медленно. — Тебя никто не спрашивал, сучка. — грубо проговорил Замай. — Бля, Слав. Просто бери и всё. Нечего с ним пиздеть. А то эта сука слов нормальных похоже не понимает. — Заткни ебало, Андрюх. Я со своими суками как-нибудь сам разберусь. — яростно сверкая глазами, громко прошипел Слава. Парень не стал долго церемониться с Мироном. Просто взял на руки и потащил куда-то. Омега сильно вырывался, кричал и звал на помощь. Но никто не обращал на это внимание. Ни один из сидящих здесь людей даже не думал позвать кого-то на помощь. Парню достанется, сегодня или завтра. Это не так важно. Если Славе кто-то понравился, то бедняге уже спокойно не жить. Это точно. Фёдоров правда пытался вырваться из чужих крепких рук. Но ничего не вышло. Он сам по себе был не особо силён, а тут ещё и сильные успокоительные действовали. У него просто не было шансов выбраться. — Да тиши ты. Блядь ебанная. — едко выблювал Андрей. И видимо Славе это фраза не очень сильно понравилась. Он быстро пнул ногой дверь какой-то подсобки и, к огромному удивлению, аккуратно положил чужое тело на стол. Парень широко улыбнулся и подмигнув своей "жертве", спешно удалился. Мирон моментально слез со стола и в панике стал думать, как ему сбежать. Комната была очень маленькая и тесная. Повсюду лежали швабры и разные моющие средства. Нормального освещения не было. Только одна несчастная энергосберегающая лампочка. Он практически ничего не видел. Лишь очертания некоторых предметов и двери. Это была самая дальняя комната от палат. Он с ужасом понимал, что его никто не услышит. На его глаза стали наворачиваться непрошеные слёзы. Не о таком первом разе он мечтал. Не с ублюдком в грязном помещении и уж точно не в пятнадцать лет. У него ведь даже течки ещё не было. Он же по-сути был совсем ещё ребенок. Не знал об этом ничего. Парень забился в самый дальний угол комнаты и не понимал, что ему сейчас делать. Бороться? Его всё равно трахнут, рано или поздно. Самым оптимальным вариантом в подобной ситуации будет расслабиться и молча принять своё положение. Так у него хотя бы есть шанс не порвать себе ничего и получить хоть каплю удовольствия от процесса. Может, Слава тогда сжалиться над ним и сделает всё мягко. Теперь Янович понимал, что все его прошлые проблемы были лишь простой пылью. Вот сейчас он столкнулся с самой настоящей проблемой. Он зажался в углу и плакал от разрывающего изнутри страха и обречённого чувства неизбежности. Он ничего не может сделать. Фёдоров зажмурил глаза, когда услышал, как дверь со скрипом открылась. Кто-то вошёл и стремительно направился в его сторону. Мирон всё же решил открыть глаза. Если уж это должно случиться, то он примет это с гордостью и будет бороться до конца. Он посмотрел на своего "агрессора" и вся его уверенность рухнула менее чем за секунду. Ему стало противно от своей же слабости. — А теперь послушай меня очень внимательно, малыш. У тебя есть право выбора. Либо, я сейчас тебя трахаю и ты весь день хромаешь, и ходишь очень грустный. — спокойно проговорил Карелин и сдалав секундную паузу, продолжил. — Или же, я не трахаю тебя. Но ты всё-равно хромаешь и грустишь. Так, чего ты хочешь? Что ты выбираешь? Парень крепко прижимал чужое хрупкое тело к кафельной стенке. Его глаза сверкали в полумраке. Мирон пребывал в диком ужасе и недоумении. Парень отчаянно пытался оттолкнуть альфу хотя бы на миллиметр от себя. А то горячее дыхание просто сводило его с ума. Раньше к нему никто не подходил так близко, уж тем более альфа. От парня пахло чем-то резким и до дрожи опасным. Самому Мирону было всего пятнадцать, в этом возрасте запах только начинает появляться. — Я-я не хочу так. — тихонько прошептал молодой человек. Слава с непониманием посмотрел в его глаза. Видимо, до него не сразу дошла суть слов Мирона. Парень очень плохо себя чувствовал. Было ужасно жарко. И слишком близко к нему стоял молодой, ярко пахнущий альфа. — Ты мелкий ещё совсем. Даже запах очень слабый, не чувствуется практически. Поэтому ебать тебя у меня нет особого желания. Но знаешь, если не я, то кто-нибудь другой захочет. Я просто пытаюсь помочь тебе. — попытался объясниться Карелин и вздохнув, продолжил. — Вот Андрею ты очень понравился. И он не против трахнуть тебя пару раз. Я этого не понимаю. Ты же ещё совсем зелёный. Поэтому, просто сделай вид будто я тебя выебал. Хорошо? — Хорошо. Я всё понял, — немного увереннее проговорил Мирон. — И... Спасибо. — Оставь свои "спасибо" при себе. Будь ты на годок постарше мне бы было похуй. И я бы выебал тебя, и Андрей после меня. А так благодари свой год рождения, зайка. — С пренебрежением сказал Вячеслав. — И кстати, про наш разговор молчёк. Ага? Чтобы даже твой дружок Ваня ничего не узнал. Для всех в этой больнице я прямо сейчас тебя трахаю. Понимаешь, блять? — Да, понимаю. — спокойно проговорил Янович. Он почувствовал себя немного лучше. Уже сам факт того, что его никто не изнасилует, действовал на него получше тех успокоительных таблеток, которые он каждый день принимал. Чужие ладони едва заметно стали поглаживать его предплечья. — А знаешь? Я в принципе не против тебя трахнуть... Ты же ещё не ёбаный, верно? — чуть ухмыляясь, спросил Карелин. — Мне будет очень приятно. В тебе, наверное, очень узко. Но как жаль, что ненадолго. Мирон вновь напрягся. Бедный парень только успокоился, подумал, что всё будет нормально. Но коленки вновь сильно задрожали. Ему опять стало страшно. А Слава нагло ухмылялся, наблюдая за тем, как резко изменилось лицо его "жертвы". Молодой человек побледнел за секунду, а его сердце забилось очень быстро. — Да не ссы ты. Я пошутил. Такого мальца, как ты и ебать будет не интересно. — немного посмеиваясь, проговорил Вячеслав. — Всё с тобой будет нормально. Только не пизди много и не подходи к альфам. Окей? — Хорошо. — слегка дрожащим голосом, сказал Мирон. Он на секунду задумался и решился всё-таки задать тот вопрос, который так и летал сейчас в воздухе. — Но зачем тебе это? Фёдоров правда не понимал этого. Зачем парню всё это было нужно? Ведь, по рассказам Вани, он был бессердечным ублюдком и конченым насильником. А тут пожалел совсем не знакомого омежку. Ну не понравился он Карелину и что? Ему бы просто не было до него дела. Да к тому же, Мирон не был таким уж и юным. Ему уже было пятнадцать полных лет. И совсем скоро, буквально через два месяца, ему исполнится шестнадцать. Тогда парень достигнет возраста согласия и законно сможет заниматься сексом. — Сука, я тебе тут помогаю, а ты ещё и недоволен чем-то? — яростно проговорил Слава, со всей силы ударяя по твердой стене. — Я вообще делать это не обязан. Хочешь быть выебаным кучей парней, да? Янович отрицательно покачал головой. Ему становилось чертовски страшно от одной только мысли о том, что его могут просто так взять. Он же не выдержит и одного раза, а его явно будут иметь не раз и не два. Омега не хотел этого. — Мне просто жалко тебя. Ты же ребёнок ещё совсем. Так что заткнись и бери пока дают. Иди в свою палату и чтобы до ужина я тебя не видел. Понял? — парень говорил серьёзно. У Мирона не было желания как-то перечить этому грубому тону. Янович быстро замотал головой в знак согласия. Карелин отошёл от парня на метр и злобно сверкая глазами, указал на дверь. В очах Славы виднелся целый шторм эмоции. Здесь же ярость и дикая жалость, злость и что-то тёплое, светлое. Но Мирону не дали рассмотреть чужие глаза повнимательнее. — И не забудь хромать, можешь даже чуть поплакать для достоверности. — чуть спокойнее сказал Слава напоследок. Мирон едва заметно кивнул головой в знак согласия и спешно пошёл к двери. Он вышел из темной подсобки, стараясь изображать хромоту. Медленно шагая, парень пошёл в свою палату. Там он упал на твёрдую постель и укутался в холодное одеяло. Он чувствовал себя очень странно. С одной стороны его никто не будет насиловать или бить. Это было очень хорошо. Но ему придется всем врать. А этого делать Мирон практически не умел. Но парню придётся научиться. Это было в его интересах. Янович сомневается, что Слава будет с ним так мил и дальше. Поэтому лучше сделать так, как он сказал и не рыпаться. Фёдорову несказанно повезло, он это прекрасно осознавал и ценил. «Возможно, всё будет не так плохо. Но можно ли рассказать об этом всём Ване? Он же мой друг и так хорошо ко мне относится. А вдруг он отреагирует как-то не так? Нет, лучше молчать.» — думал Янович. Ему было очень неприятно обманывать своего лучшего и единственного друга, но у парня не было выбора.***
Следующие дни шли плавно и довольно степенно. Мирон стабильно принимал таблетки и переодчески отказывался от еды. Парня тошнило, он чувствовал себя предельно паршиво. Спать хотелось до ужаса, но санитары были обязаны выводить его и других на прогулку. Там более-менее спокойные пациенты могли показаться на качелях, поиграть в песочнице или просто прогуляться на свежем воздухе. Вот и сейчас Фёдоров качался на цветастых ярких качелях и думал о том, как же сильно ему хотелось спать. Веки казалось весили целую тонну и так хотели упасть. И это всего час дня. Что же будет под вечер. «С этим определенно нужно что-то делать. Я не могу так жить. Надо поговорить с Лариным, может быть он сделает что-то с этой сонливостью. Я так хочу спать, это ужас.» — думал Янович. Он медленно моргал своими глазами. Его очи закрылись, а потом открылись. И в одну секунду Мирон кажется заснул. Открыв глаза, он не увидел зелёной травы и высокого железного забора. Вместо него перед его глазами был серый потолок. Фёдоров ошарашенно попытался встать, но чужие руки мягко уложили его обратно. — Лежите, вам не стоит сейчас вставать. — твёрдо проговорил голос Ларина. — Ближайшую неделю вам придётся провести здесь. — Дмитрий Александрович? Что случилось? Что я здесь делаю? — ошарашенно промямлил Янович. Он внимательно посмотрел на своего лечащего врача. Тот был совершенно спокоен и казалось, даже немного холоден. Но, как сказал Ваня, он был очень хорошим доктором. А Евстигнееву парень полностью доверял. — Ты упал в обморок на прогулке. — коротко ответил ему Дмитрий. — Почему ты раньше не сказал мне о своём плохом состоянии? Это же моя работа. Промедлил бы ты ещё немного и было совсем плохо. — Я думал, что так надо. Извините. — виновато проговорил Мирон. Он смотрел на своего доктора с огромным смущением. Всё-таки ему действительно нужно было сказать ему об этом раньше. — Ладно. Это всё же не твоя вина. Медсестра что-то напутала и всё это время ты пил таблетки предназначенные для одного очень буйного больного. У вас с ним немного схожие фамилии. Ему были прописаны очень сильные успокоительные. Тебе же нужные были только слабые антидепрессанты. Не более. Ты ни в чем не виноват, Мирон. — выдохнул доктор Ларин и продолжил. — Как проходит твоё лечение? Ты уже был у психолога? — Да, но честно говоря у нас с ним нет никаких успехов. — слегка дрожащим голосом сказал Мирон. Теперь, поняв насколько несладкой была жизнь в психиатрической больнице, он до дрожи хотел вернуться к отцу, в свой родной дом. Чтобы не было рядом ни Карелина, ни этих чёртовых грубых санитаров. Чтоб отчим был рядом и говорил ему о том, насколько безвкусно Фёдоров был одет. Как всегда он это делает. Он очень жаждал, чтобы всё было как раньше. — Хм, а это очень плохо. — задумчиво произнес мужчина. — А кто с тобой работает? Не Артём Владимирович случайно? — Да, он. А что? — непонимающе спросил Мирон. Доктор выглядел очень недовольным. Видимо, он единственный в этой больнице действительно работал по совести. Дмитрий правда очень старался лечить бедных детей и подростков. Но увы, когда он начал работать здесь, то быстро осознал, что в этом диспансере заботятся о психическом здоровье детей только в самую последнюю очередь. В основном, сюда свозили несовершеннолетних уголовников, которые совершили не самое тяжкое преступление и полиции было просто лень с ними возиться. Ларин понял это быстро. И ещё он скоро осознал, что в этом страшном месте не было ни одного честного работника. Всем было всё равно на несчастных детей. Это давило на него, но он не мог уйти отсюда. Без беты эти дети и подростки совсем бы загнулись. За ними совсем никто не будет смотреть. Поэтому он старался, правда очень старался. Ему было до ужаса жаль Мирона. Такой молодой омега и здесь. В месте, где куча неуравновешенных молодых альф разного возраста. Причём, на совести некоторых уже были изнасилования. Это было ужасно. Видеть, совсем ещё молодых омежек, которым в их юные годы уже делали аборты. Они ещё ничего не видели и практически ничего не знали об этом мире. Но уже познали самое настоящее унижение и боль. Дмитрий чуть ли не напрямую говорил его отчиму о том, что бедного парня тут не вылечат, а только окончательно загубят. Но Александр ничего не слушал, молча подписал нужные документы и всё. Мужчина хотел поговорить с родным отцом молодого человека, но тот, по словам мужа, был убит горем и совершенно не мог ни с кем говорить. Сейчас он смотрел на худое тело юного омеги и искренне ему сочувствовал. Ларин ничего не может сделать. Доктор может слегка повлиять на персонал, но на пациентов, увы, нет. Съедят бедного мальчика и не заметят. Дмитрий на самом деле старался верить в лучшее. В то, что если с парнем ничего не сделали сейчас, то и дальше его никто трогать не будет. Но то, что он видел раньше говорило об обратном. Если у альф и получалось выходить из этой больницы более-менее нормальными людьми, то у омег не было шансов. Их банально использовали все кому не лень. Некоторые врачи, санитары, уборщики и другие пациенты. Но сейчас было чуть лучше чем раньше. Ларин безжалостно писал заявление на всех, кто нагло использовал несчастных детей. И теперь персонал диспансера просто боялся делать что-либо. Но пациентам он не мог сказать ничего. Увы. — Дмитрий Александрович? О чём вы так задумались? — с небольшим волнением спросил Мирон. Он лежал на постели и внимательно смотрел на своего лечащего врача. Парень был безмерно ему благодарен. Этот человек помогал ему, как никто другой. Бета был хоть и суров, но предельно точен и являлся безусловным мастером своего дела. — Извините, Мирон. Я просто задумался кое о чём. И да, я сделаю всё, чтобы у вас был другой психолог. А то Артём Владимирович явно с божьей помощью сдавал все эти экзамены. Даже банальных вещей не знает. Кошмар просто. И как только таких на работу берут? — тихо пожаловался Дмитрий. — Так, но это сейчас не важно. Гораздо более важно то, что тебе придется восстанавливаться примерно неделю. И слушай, я всё понимаю. В общей комнате тебе нормально отдохнуть не дадут. Поэтому я переведу тебя на некоторое время в отдельную палату. Там тебе однозначно будет лучше. — Нет, мне кажется это излишки. — слегка неуверенно проговорил Янович. Ему очень не хотелось оставлять Ваню одного. Фёдоров уже привык, что рано утром его будит он. Парню становится значительно легче, когда он видит его лучезарную улыбку. Омега уже очень к нему привязался. — Да? И почему же? — серьёзно спрашивает доктор. Он начал буквально сверлить своего пациента внимательным взглядом. В его голове уже зародилась сотня причин, почему Мирон хочет остаться в общей палате. И каждая была хуже другой. — У меня там уже есть лучший друг. Я не могу его бросить. Это будет слишком неправильно. — твёрдо проговорил Фёдоров. Он ни за что не оставит своего любимого друга одного. Это точно. Парень не может так отплатить Ване за добро. — Хорошо. Если ты так хочешь. Но только помни, не перегружай себя. Это важно. Больше никаких прогулок примерно недели три. Это обязательно. И в ближайшей месяц ты не будешь пить никаких таблеток. — спокойно проговорил Дмитрий. — А сейчас, поспи. Завтра переведём тебя обратно. Хорошо? — Да, вы правы. — устало выдохнул Янович и закрыл глаза. Сейчас ему нужно уснуть, желательно поскорее. А то Ларин не любил, когда его рекомендации не выполняли. Через пару минут молодой человек уже мирно посапывал. Во сне его ничего не тревожило. Он спал спокойно, наконец-то, кошмары обошли его стороной. И он мог наслаждаться хотя бы временным спокойствием.