***
Мирон лежал на свежей белой простыни и думал. На него падали едва заметные лучи лунного света. Он был до шеи укрыт тонким и практически не греющим одеялом. Ему было очень холодно. На улице была поздняя осень. Конец ноября. В высоко расположенном окне можно было заметить, как идёт снег. Пушистые снежинки игриво летали на улице. Было красиво, но до безумия холодно. Фёдоров был сильно чувствителен к подобной погоде. Больше их не водили на прогулку, ибо не у всех пациентов была тёплая одежда. И это было по сути правильно. Но теперь вместо качания на качелях ему приходилось спать днём. Да, главврач больницы решил, что детям просто необходим дневной сон. Поэтому сейчас Янович отчаянно пытался уснуть, ибо из палаты их не выпускали. И к тому же, во сне не холодно. Ему было очень скучно, но ничего поделать с этим он не мог. Мирон думал о том, что произошло буквально неделю назад в той подсобке. Губы горели до сих пор. Как и щёки, когда в его поле зрения появлялся Слава. Тот не говорил с ним после того случая и вообще старался всячески игнорировать. Фёдоров не понимал, что чувствовал от этого. Это же Карелин, по рассказам Вани и других пациентов он был конченной мразью и сукой. Насиловал всех налево и направо, избивал своих же друзей. Но с другой стороны, где-то в глубине души ему до жути хотелось повторить этот страстный поцелуй. Молодой человек буквально жаждал этого. Это было что-то запретное, но такое сладкое и желанное. За эту неделю он пришёл к некоторым выводам. К примеру, у него появилась довольно правдоподобная теория о том, что поцелуи - это на самом деле такие же наркотики, как героин и кокаин. Один раз попробовав остановиться невозможно. Хочется ещё и ещё. Чтобы чужие губы выпивали из него жизнь и оставляли лишь голую страсть. Парень краснел, думая о том, насколько сильно ему хочется ещё таких поцелуев. Но также он прекрасно понимал, что поцелуев альфе может не хватить. Это Мирон глупый ребёнок, для которого и маленькая лужица казалась бескрайним океаном. Карелину же явно было этого недостаточно. И это пугало юного омегу. Но благо, Слава не приставал к нему и это было просто замечательно. Учитывая то, что он слышал про него, это было действительно очень хорошо. — Мирон Фёдоров лежит в этой палате? — громким басом спросил молодой санитар, быстро и беспардонно проходя вглубь комнаты. Кажется, ему было совершенно плевать на то, что здесь лежали омеги. Он внимательно осмотрелся и увидев Яновича, быстро направился к нему. — Да, это я. — слегка взволнованно ответил парень. Ему было чуть страшновато. Всё-таки в этом месте было возможно всё. Каждую секунду нужно быть начеку. Это почти как непрерывная война. Даже медсёстрам и санитарам нельзя было доверять. Он помнил о том, что рассказывал ему Ваня. Некоторые санитары были просто ужасными садистами. Насиловали, избивали, всячески пытали и нагло использовали в своих целях бедных больных детей. Это было ужасно, но никто ничего не мог с этим сделать. — Отлично. — безучастно проговорил санитар и просмотрев в какую-то папку, без всякого интереса продолжил. — К вам пришли гости. Поэтому пройдёмте за мной в комнату для общения. Дмитрий Ларин написал в вашей карточке, что к вам можно пускать посетителей. Так что поторопитесь. У вас очень мало времени. Фёдоров заметно оживился, быстро натянул свои белые тапочки, надел любимую спортивную кофту. Нормально одевшись, ибо в больнице было до ужаса холодно, он спешно направился за санитаром. Ах, словами не передать, насколько сильно ему сейчас хотелось обнять любимого отца. Он так хотел прижаться к родному и любимому человеку, который любил его несмотря ни на что. Мужчина заботился о нём и искренне любил. Тут даже слова не были нужны. Это же был его отец. И каким бы строгим тот не был, но всё равно оставался его любимым папой. Этого не изменить. За всё это время парень успел до жути соскучиться по любимому отцу. Если раньше он специально старался видеться с ним, как можно реже и прятаться в своей комнате, то теперь напротив, очень хотел увидеть его и провести, как можно больше времени вместе. Они шли недолго, всего пару минут. Санитар привёл его в небольшой кабинет, в котором сидел Александр. Радостная улыбка моментально пропадает с лица парня. А отчим напротив, был заметно рад его видеть. Он сдержанно кивает молодому санитару и тот спешно удаляется из помещения. Скорее всего, чтобы не мешать. И вот, они остались наедине. Мирон лениво присел на стул рядом с "любимым" дядей Сашей. На лице мужчины играла довольная полуулыбка. Видимо, он был счастлив вновь видеть своего пасынка. — Ну что, братика мне ещё не сделали, да? — грубо спрашивает Фёдоров, сверкая глазами. Ему было противно даже смотреть на этого человека. Фальшивая улыбка быстро падает с лица взрослого омеги. Он недовольно фыркает и закуривает тонкую вишнёвую сигарету. Здесь вообще-то нельзя курить, но Янович молчит. Споры ему сейчас не нужны. Мужчина очень любил курить. Он скуривал буквально по пачке в день. И от него всегда пахло отвратительной вишней. Отец Мирона естественно был не особо этим доволен, но ничего не мог с этим поделать. Александр был слишком своенравным и упрямым. — Эх, Мирон. Я же к тебе пришёл не для того чтобы цапаться. А чтоб поговорить. Твой отец очень переживает за тебя. Да и мне, честно говоря, не плевать. — с притворной мягкостью в голосе, проговорил мужчина. — В общем. Недолго тебе тут гнить осталось. Два-три месяца, не больше. Мы с Яном всё обговорили. Потом ты экстерном сдаешь экзамены и мы первым же рейсом летим в Берлин. Нам нужно немного времени, чтобы всё устроить. Это не обсуждается. Там нас никто не знает. И ты сможешь получить хорошее образование. Будешь учиться в престижном колледже. А твой отец получит неплохую должность. Поэтому всем от этого будет лучше. — Но... Это так неожиданно. Неужели это всё из-за меня? — ошарашенно промямлил Мирон. Он не хотел ехать в Германию. Он же даже немецкого языка не знал. Только английский и русский. Как парень сможет там жить? Это же совершенно другой менталитет, другие люди. Ни одного знакомого человека. — Да, Мирон. Из-за тебя. Опозорил всю нашу семью на весь Питер. Над твоим отцом издеваются на работе из-за тебя, извергом называют. А меня все до сих пор обсуждают. Мол обижал бедного мальчика, потому что он мне не родной. Слухи просто ужасные ходят. Грязь, да и только. Мы тебя оказывается и голодом морили, и регулярно избивали, и даже в проституцию тебя отдали. Поэтому не ной и достойно прими факт того, что мы должны уехать отсюда. Там найдем тебе хорошего психиатра. И без особой огласки тебя вылечат. И всё у нашей семьи будет хорошо. — закончил свою речь Александр и быстро затушив сигарету, выкинул окурок в урну. Он встал со стула и направился в сторону выхода. — Прощай, сынок. И помни, два-три месяца. Не больше. Ты только потерпи. Я знаю, как тебе здесь тяжело. Но это единственная больница, которая согласилась не писать в твоих документах то, что ты здесь лечился. Уж извини. И до скорого. — сказал напоследок мужчина и вышел из кабинета. Мирон сидел в полнейшем шоке. Он просто не знал, что думать. Через минуту в комнату зашёл санитар и проводил его обратно в палату. Там Фёдоров просто обессиленно лёг на свою постель.***
Следующие два месяца прошли для Мирона довольно однообразно и тихо. Одни и те же книги, одно и тоже место. Только, было кое-что довольно странное. Ваня почему-то разговаривал с ним очень сухо и сравнительно мало. Фёдоров не знал почему, но решил лишний раз не заставлять себя переживать. Тем более, ту пустоту с лихвой компенсировал Карелин. Поцелуи с ним были просто волшебные. Это единственное, что так или иначе радовало юного парня. Стабильно пару раз в неделю Слава заводил его в подсобку и целовал. Так нежно и чувственно, что парень безжалостно тёк прямо на том столе. Ему всё нравилось. Слава не заходил за грань и это заставило парня радоваться. Ибо к большему он был всё ещё не готов. Они не обсуждали то, что происходило между ними. Им попросту не было это нужно. Обоих всё вполне устраивало. Но всё-таки Фёдоров волновался насчёт этого всего. Его запах становился с каждой неделей всё сильнее и ярче. Это пугало молодого омегу. Он ведь совершено не предполагал где здесь можно было провести течку. А она рано или поздно должна была начаться. Мирон боялся этого. Слава мог не устоять перед таким соблазном. Или, что хуже того, кто-нибудь другой мог не сдержаться. Этого он боялся больше всего. Если с Карелиным ещё были неопределенные и непонятные, но всё-таки тёплые чувства. То с другими альфами не было ничего. Он для них лишь текущая дырка, которую вполне можно трахнуть. Не более. Единственным, кто отгораживал его от чужих губ и членов, был Слава. Он не отдавал юного омежку никому. Хотя Мирон не раз слышал, как его "друзья" просили одолжить на пару раз хорошую шлюшку. Карелин дерзил и в перемешку с матами и грязью доступно объяснял, что это только его шкура. Сейчас он сидел в общем зале со Славой. Тот смотрел какое-то шоу вместе со своими друзьями. А сам Фёдоров сидел в углу и читал книгу. Парни шутили и смеялись, но не над ним. И уже это было очень хорошо. Видимо, его просто не замечали. Хотя взгляд альфы он замечал на себе довольно часто. Янович читал строчку за строчку, но мысленно уже целовался со Славой в той самой подсобке. Его щёки чуть покраснели от мыслей об этом. Карелин был не таким плохим, как о нём все говорили. Он тоже мог быть ласковым, мягким и говорить приятные вещи. Какие-то тёплые чувства между ними определённо были. Мирон не знает можно ли было назвать это всё "отношениями", но для него это было нечто гораздо большее чем просто "пососаться в подсобке". Как вдруг, Фёдоров заметил, как Слава встал с дивана и спокойной походкой направился к нему. Парень весь напрягся от переживания. Он чувствовал что-то к этому человеку. И ему было до одури неловко находится с ним рядом. Его лоб вспотел, омеге просто захотелось провалиться сквозь землю. — Пошли, зайка. — с привычным холодом в голосе проговорил Карелин. Но глаза выдавали всё его желание и пыл с головой. Мирон не раз видел это. И вот видит вновь. Он прекрасно знает, что будет дальше. Слава возьмёт его за руку и уведёт в сторону уже ставшей привычной для них подсобки. Он придержет ему дверь, как это бывает обычно. И через секунду они останутся наедине в полумраке. Так происходит и сейчас. На этот раз парень не мешкается и не тратит много времени. Карелин сразу прижимает чужое тело к стенке и впивается в пухлые мягкие губы. О боже, словами не передать насколько сильно альфа соскучился по этому вкусу. А этот сладкий нежный аромат и вовсе преследовал его везде и каждую секунду. Он так жаждал ощущать этого парня всегда. Каждый день, каждый час, каждую минуту и секунду. Ласково и ненасытно целовать его слишком охуенные губы. Слава прижимал его к себе так сильно, что бедный мальчик едва не ломался. Но Мирон желал этого всего не меньше. Он старательно пытался отвечать, неловко укладывал свои ручки на чужую шею. Но вдруг, уверенные губы партнёра резко отрываются от его собственных. Омега затуманенным взглядом смотрел в чужие глаза и ничего не понимал. Ему не хотелось, чтобы это кончалось столь скоро. — Зайка моя, послушай меня очень внимательно. Мы можем заняться кое-чем гораздо приятнее обычных поцелуев. Как ты к этому относишься, м? Тебе будет хорошо и мне тоже. Я умею делать приятно таким милым маленьким омежкам. — жарко прошептал в чужое ушко Слава. Мирон заметно напрягся и запереживал. Ему совсем не хотелось переходить грань. — Нет-нет, я не хочу. — быстро зашептал Янович. Он искренне надеялся, что Карелин не будет делать это без его согласия. Парень совершенно не был готов к подобным "занятиям". Течки ещё не было, поэтому ему точно будет больно и неприятно. — Ну как же так? Ты же течёшь, я это прекрасно чувствую. Запах очень сильный. У тебя скоро начнётся течка. Хочешь провести её со мной? Без альфы тебе будет тяжело, а нужных лекарств в этой больнице нет. Я могу даже не спрашивать тебя сейчас, ибо во время течки ты будешь сам хотеть меня. И сам отдашься мне. — чуть ухмыляясь, сказал Карелин. Но ухмылка быстро исчезла с его лица. Он заметил слёзы в чужих красивых глазах. Парень просто не смог спокойно на это смотреть. Слава крепко прижал к себе тело молодого омеги, уткнулся лицом в его лебединую шею и вновь вдохнул этот прекрасный аромат. Такой нежный и чистый. Нет, такого чистого зайку запачкать он не посмеет. — Ладно-ладно, не плачь, малыш. Ничего я тебе не сделаю. Если не хочешь, то не надо. Но можно мне хотя бы потрогать тебя там? Тебе будет очень приятно... И я не буду переходить грань. Только попробуй. Тебе понравится. — сладко прошептал молодой парень. Его ладонь нежно соскользнула вниз к чужим мягким светло-серым штанам. Она осторожно залезла под резинку спортивок и ласково начала мять чужие мягкие места сквозь трусики. Из уст Яновича вырвался тихий полустон. Его сапфировые глаза моментально закрылись. То ли от жуткого смущения, то ли от обжигающего и до этого момента неизведанного удовольствия. Парень тем временем начал старательно вылизывать белую, словно никем не тронутый холст, шею, которая так и манила бедного альфу нарисовать на ней своими губами тёмно-алые рисунки. Слава до ужаса жаждал большего, но не мог. Просто, блять, не мог. Несмотря на то, что его половой орган сейчас стоял, как каменный. Его ладонь осторожно соскользнула вниз, к плотно сжатому отверстию. Трусики были мокрые практически насквозь. Из Мирона текло очень быстро, мальчик был совсем ещё юным и для него многого не было нужно. Он не чувствовал ничего подобного до этого момента. Такое удовольствие сводило его с ума. Фёдоров громко стонал от действий старшего парня. Он не понимал почему, но ему было безумно хорошо. Чужие уверенные пальцы творили с ним что-то непонятное, но до жути приятное. Янович повис на крепком плече и со всех сил вжимался в чужое тело. Сейчас ему хотелось быть как можно ближе к этому человеку. Желание накрыло его с головой, без капель остатка. Он вдыхал одурманивающий аромат взрослого парня, тот пах просто прекрасно. Так сильно и явно, именно так и пахли взрослые альфы. От него самого конечно тоже исходил несильный сладковатый запах. Но он даже в сравнение не шёл с чужим ароматом. Парень был ещё слишком мал. — Малыш, ты можешь сделать мне приятно, м? — нежно прошептал молодой человек, не прекращая двигать своими шаловливыми пальцами. На его лице сияла довольная ухмылка. Ему тоже хотелось получить удовольствие от процесса. — К-как? — чуть заикаясь от сладкого возбуждения, прошептал Мирон. Он совершенно не знал, что приятного он мог сделать для взрослого альфы. Вторая Славина ладонь нежно легла на его руку. Омега чуть напрягся. Карелин спустил чужую ручку к своему ремню. Парень взглотнув, принялся пытаться открыть чужую ширинку одной рукой. Спустя пару секунд у него это вышло. Он осторожно засунул свою ладонь в чужие чёрные боксеры. Там было что-то горячее и очень твёрдое. Его трясло при одной только мысли о том, к чему он сейчас прикасался. Фёдоров двигал рукой медленно и неуверенно. Он не понимал, нравилось ли ему это. С одной стороны это до дрожи в коленках его возбуждало, но с другой, это было так неправильно. Но Карелину его нерешительные движения вроде очень даже нравились. Он тихо постанывал, закусив нижнюю губу. Что скажет его дорогой отец, если узнает о этих прохождениях? Да он же убьёт бедного омежку прямо на месте, без всякого суда и следствия. Но Яновича это слабо сейчас волновало. Гораздо важнее для него было то, что чёртова рука Славы творила с ним что-то необыкновенно восхитительное. Он не может больше терпеть. Омега с громким и хриплым стоном кончает в свои же штанишки. Мирон без сил падает на чужое тело. Ему было очень-очень приятно и хорошо. Так прекрасно ему ещё не было. У него под веками взрывались целые мины удовольствия. Он чуть ли не мурчал, словно кот. — Ты же мой хороший... Неужели так быстро? — тихо шептал молодой человек. — Ну, да ладно. Доведёшь меня до конца? Или ты слишком устал? — Я не могу. — тихонько выдохнул Фёдоров. У него и вправду совсем не осталось сил. Первый полноценный оргазм выжал из него последние капли энергии. Ему безумно хотелось лечь в кроватку и сладко заснуть. — Хорошо. Иди поспи. А то совсем утомился. Какой же ты всё-таки зайка. — с улыбкой проговорил Слава, легонько поглаживая мягкие волосы своего мальчика. Он быстро вытащил чужую руку из своих штанов и застегнул ширинку. — И кстати, насчёт течки. Она должна скоро начаться у тебя, малыш. Это уж точно. Поэтому будь осторожнее. И если ты хочешь, то я могу поговорить с санитарами. Тебя поместят на пару дней в одиночную палату. Но будет тяжело. Тебе будет очень сильно хотеться с кем-нибудь заняться чем-то большим. Только вот после неё ты передумаешь. Будешь жалеть о том, что лёг под кого-то. — спокойно, но уверенно говорил Карелин. — В общем. Ты меня понял. Если что, я постараюсь помочь тебе. И думай головой, если течка придёт раньше. — Хорошо и... спасибо. — искренне прошептал Мирон и поцеловав чужую щёку на прощание, быстро направился в сторону выхода. — Подожди! — громко сказал Слава и Янович вздрогнул от неожиданности. — Вот, возьми и надень. Сейчас очень холодно, поэтому тебе нужно одеваться теплее. Хорошо? Парень быстро стянул с себя большую толстую толстовку. Теперь на нём была лишь футболка. Он с улыбкой протянул Фёдорову свой "подарок". И Мирон не смог сдержать счастливой улыбки. Он спешно надел её на себя. Она была ему велика, но в ней было тепло и та насквозь пропахла альфой. Ему очень нравилось. — Ну всё, иди. Не нужно спасибо. Всё потом. Через десять минут будет тихий час, ты сможешь отдохнуть. Поэтому, поторопись к себе в палату, малыш. — ласково проговорил Карелин и его зайка быстро ушёл, на последок одарив его прелестной улыбкой.