Пыльные истории.

Wojciech Kilar - Love Remembered Я влюбился в тебя с первого взгляда. Ты стояла и с кем-то разговаривала, нервно убирая прядь волос за ухо, которая так и норовила снова упасть тебе на лицо, а я стоял и наблюдал за этим, не решаясь и пошевелиться. Я просто не верил своим глазам, что такая красота может существовать на самом деле: кожа, словно сотканная из шелка, светилась в свете канделябров ярче золота; шея, скользящая от ямочки на подбородке и упирающая в острые ключицы, так и манила притронуться к ней губами; копна темных волос, куда ты так стремилась убрать и непослушную прядку, отливала легкой рыжиной, напоминающей языки пламени, в котором сгорало мое сердце. А когда ты впервые посмотрела на меня, то блеск твоих карих, почти черных, как ночь без луны, глаз заставили разучиться меня мечтать о чем-либо, кроме желания еще хоть раз почувствовать на себе твой взгляд. Я не помню, кто нас представил, но в моей памяти навсегда останется та улыбка, что ты подарила мне тогда: чуть смущенная, сдержанная и пленительная. Я оторопел и не знал о чем говорить, ведь мои мысли были только о твоих губах – сладких, я был уверен, что они такие, чувственных и манящих. Твой голос я до сих пор слышу каждый раз, как вижу лошадей – ты тогда стала о них рассказывать, не зная, что я весьма плохо сижу в седле. Но твой голос, мимика и твое дыхание, которое ты переводила, едва успевая за потоком мыслей, боясь что-то упустить – я просто не мог отвести взгляда от тебя. После этого приема я не спал три ночи, вспоминая, думая и мечтая о тебе. Мы стали видится чаще, прогуливаясь в солнечные деньки. Я держался с тобой как можно холоднее, стараясь даже не смотреть на тебя. Я понимал, что не слишком богат для твоей семьи, не слишком молод для тебя и слишком влюблен для себя, поэтому боялся не выдержать. Боялся сорваться, и тогда окончательно потерять рассудок. И я видел, я чувствовал, как тебя это угнетает. С каждой прогулкой, с каждой безразличным словом твои плечи печально опускались, а энтузиазм растворялся в воздухе, как теплое дыхание в холодном сыром воздухе Лондона. На нашей очередной прогулке ты предложила нам больше не встречаться в парке, раз мне это не интересно. Знала бы ты, как я ждал этих минут, никогда бы такого не сказала. Я слушал внимательно, смотря на серые тучи, медленно надвигающиеся на нас. Я слышал, как твой голос был серьезен, но от меня не ускользнули нотки печали и боли, хотя ты старалась их скрыть. И я понял, что если сейчас не остановлю тебя, если не докажу обратное, то ты уйдешь навсегда, забрав мое сердце с собой. Взглянув на тебя, я забыл об этикете, о нашей разнице в возрасте, о том, что могу испугать тебя. Я просто прижал тебя к себе так, что между нами не хватило место и воздуху, и поклялся, что никогда не отпущу тебя. И тогда ты прошептала: «Я согласна». И это моя самая любимая музыка в мире – твое дыхание рядом. Я не помню свадьбу, лишь помню, что ты вся светилась от счастья и стала, наконец, моей. Вся и только моя. Ты всегда смеялась над этими словами, а потом смотрела на меня так хитро и притягательно, что мне приходилось это доказывать не только словами. Я не заметил, как прошел целый год, лишь помню, что был безумно счастлив с тобой и хотел, чтобы так было всегда. Чтобы ты всегда будила меня утром поцелуями, чтобы твои щеки пылали от смущения при упоминании о твоей красоте, а глаза зло поблескивали при гневе на какие-то мелочи. Я мечтал, что так было всегда. Но они забрали тебя… Они забрали тебя… Забрали твою душу, оставив мне холодное, бездыханное тело с пустыми, некогда сияющими, глазами. Они забрали тебя, а я остался. Один. В доме, без твоего смеха, чудного голоска и без тебя. Я глядел на надгробие с твоим именем и никак не мог посмотреть на последнюю дату. Это была неправда! Такого не могло случиться! Я просто сидел и смотрел на памятник день за днем. Я не обращал внимания на смену дат и времен года. Во мне было все больше виски и все меньше ума. Я начал слышать твой голос в каждой комнате. Твой крик боли раздавался в саду во время гроз, а твой смех – как только выпадал снег. Я чувствовал тебя в нашей кровати, ощущал твою руку на своей груди, но как только я хотел до тебя дотянуться, коснуться, обнять, ты исчезала, словно призрак, раня еще сильнее. Я понял, что схожу с ума! Я осознал это… И не стал этому противиться. На твой день рождения я пришел на кладбище и принес твои любимые лилии. Я положил их на холодную и сырую землю, устало смотря на надгробия. Я сел рядом с ним и стал пить. Много, быстро, большими глотками, а памятник, словно укоризненно, смотрел на меня. Бутылка была пуста, а буквы перед глазами на гладкой каменной поверхности так и не стали исчезать, лишь слегка искривились, и это злило меня еще больше. Я схватил бутылку за горлышко и со всей силой стал бить ею об надгробия. Стекло не выдержало и третьего удара, разбившись и царапая мою руку, но камень, чертов камень был еще цел. Он стоял на месте, насмехаясь над моей беспомощностью. Над тем, что я позволил тебя забрать! Я бросился на него с кулаками, мечтая разрушить этот холодный камень и твое имя на нем. Я чувствовал, как начался дождь, как ногти, а затем и кости стали ломаться под неуничтожаемым изваянием, но я продолжал бить, стараясь уже избавиться от себя, нежели от чего-то другого. В какой-то момент камень пошел трещинами, которые протянулись до самой земли. Я отошел и стал смотреть, как твое имя на нем стало исчезать, превращаясь просто в набор букв. Наконец. Наконец-то я не смогу больше прочитать чье это надгробие. Я устало упал на колени, когда заметил, что мои руки в крови. И ее так много, что она льется с пальцев вниз, пачкая траву и впитываясь в землю. Я взглянул на памятник и увидел, что кровь льется прямо из него, струйками, безостановочно. Я не понимал, что происходит и подошел ближе. Она была густой, темно-красной, и холодной. Я дотронулся до одной из струй, еще сильнее пачкая свои пальцы, а потом протянул их к губам. Те сразу впитали ее, требуя еще. Я понял, что достиг апогея своего безумия, когда сломанными пальцами стал собирать каждую каплю крови и пить, как путник в пустыне воду. Я пил ее, чувствуя, как внутри все горит, сжигая внутренности заживо, но продолжал напиваться. Боль душевную заменила физическая, и я уже не мог сдерживать криков, давясь кровью и та, стекая по подбородку, пачкала рубашку, впитывая в ткань и прожигая кожу. Я хотел прекратить это, но руки саму тянулись к надгробию, а губы все пили и пили. Собственный крик оглушил меня. Я окончательно лишился контроля над собственным телом, просто смотря на его действия, пока не потерял сознания. Утром меня нашел священник церкви, что при кладбище. Он, испуганно посмотрел на меня и поинтересовался, не ранен ли я, раз весь в крови. Я ответил, что нет, понимая, что не чувствую той ночной боли. Священник угостил меня чаем, не спрашивая больше ни о чем, и я ему благодарен до сих пор. «Душа бессмертна», - только произнес он. И я ему поверил. Той ночью я умер. Рядом с твоей могилой, с мыслями о тебе и желанием встретится на небесах. Тем утром я родился вновь. Мои пальцы исцелились, моя боль прошла. Я чувствовал в себе силу двадцатилетнего. Я слышал, как на соседней улице мать ругает сына из-за кражи хлеба на рынке. Как конюх изменяет жене в доме на том конце города. Я чувствовал страх, ощущал аромат любви с привкусом подлости, словно они были духами или запахом цветов. Я слышал сердцебиение двух ребят, что перебежали мне дорогу и монотонный стук у старика-лавочника со сладким, который устало зевнул. Я ощущал капли дождя на коже, который появятся ближе к вечеру. Я все знал, все чувствовал и все слышал. Начиная с того дня. С того дня моя жизнь навсегда изменилась. Я продал душу дьяволу и сразу понял это. Я отдал свое бессмертное начало, чтобы получить бессмертие до конца. Я мог делать то, что не могли и лучшие из людей. Но у всего есть своя цена. Моя – вечный голод. Постоянная жажда человеческой крови и их мертвые тела на моих руках. Страшно, ужасно и почти безразлично. Моя цена – мир без тебя. Если душа бессмертна, как говорил тот священник, то возможно у нас и был шанс встретиться. Я искал тебя веками, слоняясь по всему свету, видя, как меняется этот мир. Наблюдая за войнами, революциями, за битвами за свободу и техническим прогрессом, я лишь улыбался и шел дальше. Я видел, как время меняет города, обычаи, людей. Как времена года изменяют окружающий мир, так и человек, чувствуя себя уверенней, подстраивает мир под себя. Как деревья превращаются в дома, что стремятся в небесную высь. Как дороги становятся каменными и удлиняют свой путь. Как умирает то, что когда-то было живым. Я побывал везде, где ступала нога человека, в надежде встретить тебя. И я нашел. Я нашел тебя в Нью-Йорке. Ты стояла и разговаривала с мужчиной со спутавшимися рыжими волосами и улыбалась ему. Так ты раньше улыбалась и мне. Я сначала не поверил, что это ты и просто стоял и смотрел. Ты была так же красива, как я и помнил тебя, только волосы теперь собирались не в прическу. Ты их просто постригла. И одежда под стать времени, без корсетов и юбок. Нет. Ты теперь предпочитаешь брюки и плащи, и они тебе идут, особенно, когда ты опускаешь ворот и обнажаешь такую аппетитную белоснежную шею. Я наблюдал за тем, как ты пытаешься убрать непослушную прядку за ухо, чуть смущаясь из-за этого. Твое сердце билось чуть быстрее обычного, и я обратил внимания на твоего собеседника: чуть выше тебя, немного нервный и его сердечный ритм хоть сейчас готов отбивать чечетку на мостовой. Забавно, но не получится. В какой-то момент я понял, что ты чувствуешь на себе мой взгляд. Ты стараешься посмотреть на меня, не привлекая внимания. Я стою здесь, между нами дорога и твоя голова слегка поворачивается влево. И наши взгляды встречаются всего на миг, на сотую долю секунду и я улавливаю такой знакомый и волнительный блеск на краешках зрачка. Ты резко отворачиваешься и пытаешься вслушаться в слова своего собеседника, но я вижу легкий румянец у тебя на щеках и эта улыбка: чуть смущенная, сдержанная и пленительная. И эти мягкие губы, до которых так и хочется дотронуться и вспомнить их сладкий вкус, но я сдерживаю себя. Я смотрю на тебя, и внутри все начинает трепетать спустя столько веков, городов и миль. Спустя жизни моя любовь к тебе ни капли не угасла. Я нашел тебя, любимая. И ты снова станешь только моей. В этот раз навсегда, Порпентина.