***
Побывав в состоянии обморока не один раз ещё в детстве, Корра отлично знала, что возвращение сознания иногда причиняет боль. Физическую. Но к этому никогда не бываешь готов. Она почувствовала, как её тело поймало течение. Словно тебя выносит со дна реки и плавно подхватывает вода… Так всплывает твоё сознание. Постепенно к ней возвращались чувства, осязание, и наконец она смогла ощутить иглу капельницы в руке, каждую ниточку простыни, каждую клеточку своего тела. И она ощущала боль. Ещё один минус длительного обморока: тело не чувствует себя отдохнувшим. Его возвращают тебе таким же, каким его отобрали… А Корра в тот момент была на пределе своих физических возможностей. Там она и осталась. Мышцы в затекших конечностях ныли, уставшие и раскалённые от напряжения, а завершающим манёвром возвращения сознания стал удар по голове: не настоящий, конечно, но чувствовался изнутри именно так. Точно медный колокол, который вибрирует у тебя в черепушке и бьет по вискам. — А-а-а-ай… — спустя считанные секунды после пробуждения Корра выдохнула крик от поработившей всё тело боли, медленно села, морщась, и потянулась за стаканом воды — он оказался рядом на тумбе. Глоток прохладной жидкости вернул к жизни пересохшие ткани ротовой полости и наконец принёс облегчение. Сомний полностью открыла глаза и откинулась на спинку кровати, всё ещё не в состоянии произвести на свет ни единой мысли. Она только старалась осторожно размять мышцы, двигая ногами и руками, сжимая и расслабляя пальцы. Становилось лучше. «Да-а… Глаза синие…» — подумал Минхо, сидевший напротив и внимательно наблюдавший за ней, ожидая, когда она заметит его присутствие. Да и вообще начнёт понимать, что происходит. А не происходило, в общем и по его мнению, ничего интересного. Почувствовав окончательную слабость в теле, Корра растеклась по койке, заворачиваясь в мягкое одеяло. В нём она ощущала себя словно в раю, наслаждаясь тем, как её тело исцеляется от боли и имеет возможность полностью отдохнуть. Она закрыла глаза, греясь в солнечных пятнах, подобно кошке после охоты. Потянулась и перевернулась на спину: Так здорово просто… лежа-а-ать — зевает. Ещё минуту она лежала неподвижно, только тихое сопение доносилось до уже успевшего заскучать Минхо. Ей было хорошо, приятно и совсем немножко сонно… Совсем чуть-чуть. А интерес к происходящему в этом мире всё возрастал, поэтому девушка нехотя подняла веки и встретилась взглядом с азиатом, сидевшим на соседней кровати. Несколько секунд ей пришлось вспоминать, как его зовут, но, к счастью, амнезия обошла её стороной. — Минхо! — прохрипела она и тут же закашлялась. Парень закатил глаза и провёл ладонью по лицу: — Ё-моё, да ты с приветом… Корра успокоила кашель и выдавила из себя возмущение: — Чего-о? — А того, что ты такими темпами попрощаешься с голосовыми связками. Не смущает тебя такая перспектива? — В данный момент меня смущаешь ты… — буркнула она в ответ, хмуро рассматривая свою лёгкую больничную ночнушку и явно недовольная тем, что её раздели. — Сколько я без сознания? Минхо засмеялся: — Стандартный вопрос… Со вчерашнего вечера. А сейчас… — он кинул взглядом на старинные часы, висевшие над дверью. — Девять часов утра. Корра посмотрела на циферблат: он был выкован из сплава железа и меди, от нижней стороны к верху в разные стороны завились две металлические волны. Ржавая стрелка отбивала секунды и, если прислушаться, издавала тонкий скрип. — А я ведь знаю эти часы… Ну, конечно, мы ведь в больничном крыле бункера. Да, иначе и быть не могло… — Не сказал бы. Бункером это не назовёшь. Мы ведь наверху и окна выходят наружу. Здание такое приличное, да и фасад очень старинный. С колоннами… — Знаю, — оборвала его Сомний. — Прости, привычка… Мы с ребятами, не заморачиваясь, называем всё здание бункером: и нижние, и верхние ярусы. Девушка завернула одеяло вокруг себя со спины как накидку и полностью села на кровати, поджав ноги. Теперь ей было хорошо видно Минхо, и она о стольких вещах хотела спросить, что всё больше терялась: так бывает после того, как хорошо поспал днём. Парень ждал, пока она соберётся с мыслями, и почему-то сам ничего толком не спрашивал. — Окей… Вам, наверное, рассказали уже всё, пока меня не было… — Корра заправила за ухо прядь волос. Неплохо было бы вымыть голову. — Всё ещё нет. Потому что вернулись мы поздно вечером, как ты могла бы догадаться, и всех немилосердно рубило спать. А рассказ, понятное дело, предстоит не краткий… — Ладно, не буду спойлерить… — Сомний вздохнула. — Я не в состоянии сейчас и двух слов связать… Нить разговора где-то потерялась. Сомний отвлеклась на ноги и думала о чем-то своём, сминая руками ступни. Потом задумчиво и немного вяло спросила, продолжая витать в облаках: — А с чем вообще лежишь? Ветер едва ощутимо задувал через открытую форточку, то поднимая тканевые пылесборники от окна, то опуская их обратно. Шторы были похожи на паруса над яхтой, только вот… Не было ни яхты, ни моря… Ни свободы. Алые почти… Блики солнца играли на стенах, а один лучик светил Минхо в глаза. Он зажмурился и отодвинулся, показывая Корре глубокий порез на ноге. — Добрый Самаритянин оставил на память… Поимел меня моей же заточкой… Такой себе из меня воитель. — Зато бегун, каких поискать надо, — вспомнила Корра о прошлом. — А что с пальцем? — А, эт мелкое… — весело улыбнулся Минхо и Сомний, помедлив, улыбнулась в ответ. Несмотря на весёлое заявление, палец не обещал ничего хорошего: он выглядел нездорово и вряд ли Минхо мог его разогнуть. Это показалось Корре более серьезным увечьем, чем то, что случилось с ногой. — Тебя сюда что, на ночь положили с такими травмами? — Да, но не из-за травм, а из-за того, что у меня был жар. Видать, уже что-то подхватил в реальном мире. Но мне лучше. — А остальные? — Корра запнулась, стараясь воспроизвести в памяти количество и имена тех, кого ещё видела в сознании, но от этой затеи пришлось отказаться. — Прости, я не могу вспомнить. — Осталось семеро, если никто до утра коньки не отбросил, — Минхо отшутился, как будто это было в порядке. Но его тон выдавал обратное. — Кто? Удар в грудной клетке выбил из Корры дух. Она шумно вдохнула, ощутив от волнения моментальную слабость. — Ньют, Томас, Билл, Чак, я и Хорас. Это не чудо, что нас осталось шестеро — это, скорее, ужасная боль, — Минхо посчитал имена по пальцам на руке. Он потёр кулак и обхватил голову, прочёсывая ногтями полосы в волосах, когда сорвал голос на хриплый шепот. — Я и подумать не мог, что остальные не доживут. Пауза, пропитанная скорбью до кончиков вселенной. Корра почувствовала, как боль оседает в тканях тела, наливая туловище по самые края свинцом. Сухое «сочувствую». Какое-то время они сидели без слов. Символические минуты молчания… Просто трудно переосмысливать происходящее. Трудно терять. Даже одного, а когда стольких? Наверное, самое страшное — знать, что когда-нибудь, в один прекрасный день ты потеряешь человека и… ничего не почувствуешь. После короткого кашля Корра вытащила наконец из вены иглу капельницы, о которой благополучно забыла. Она встала, придерживая рукой взметнувшийся подол ночнушки. — Я пойду тогда. Не знаю, как тебе, но мне надоело тут сидеть. И ещё столько всего нужно узнать… Минхо хмуро осмотрел её всю, стоявшую в полный рост на шатких ногах, и Сомний прекрасно себе представляла, какую картину он видит. Поэтому раздраженно вздохнула ещё прежде, чем он произнёс: — Никуда ты отсюда не пойдёшь в таком состоянии, ясно тебе? Доктор тебя не от балды положил в изолятор с капельницей, так что давай ты успокоишься и посадишь на место свой зад, — он снова сощурил глаза. — А то что, Минхо? Что меня здесь держит? Я прекрасно могу пройти двести метров до нужного места и знаю тут все коридоры. Можешь даже не продолжать. Сомний обошла кровать и направилась в сторону двери, шлёпая босыми ногами по паркету, когда парень схватил её за предплечье и грубо дёрнул назад — она даже вскрикнула, но больше от неожиданности, чем от боли и уставилась на него во все глаза. — Я тебя не пущу. Он смотрел прямо, не отводя взгляда от её глаз. Это был конфликт настолько мощных личностей, что тягаться друг с другом им было не по силам. И так бы и стояли оба, как два барана, встретившихся на узком мосту, но Корра внезапно вывернулась из хватки Минхо и… вернулась на кровать. Было предельно ясно, что Минхо не шутит, а позволить ему действовать с такими травмами для Сомний было так же недопустимо, как для него — позволить ей уйти. Она утешала своё самолюбие лишь тем, что поступила как умный, взрослый человек в кои-то веки. Парень лёг на своей кровати, и комната вновь погрузилась в молчание. Минуты неспешно вплетались в течение времени, которое здесь совсем не ощущалось. Оба понемногу успокоились и напряжения не чувствовалось, но и разговор больше не шёл. «Может, оно и к лучшему, — подумала Корра. — То, что я осталась в постели. Интерес не отменяет того, что я буквально растекаюсь в лужицу при любом движении… Бог знает, когда это закончится». Она не соврала, сказав, что комната ей знакома. Хотя была здесь всего раз. Кажется, это было месяц назад. В начале осени, когда майор… то есть, Норман… вернулся со своей поездки в соседний город. Тогда оказалось, что мы — единственный в округе живой посёлок, в который не пробрались заражённые. Да, только Блумфилду от них, конечно, досталось. По-моему, его левая кисть до сих пор выглядит неестественно. Девушка поймала за кончик хвоста несколько плетей-воспоминаний. Перед её невидящими глазами, словно живые, по мраморным ступенькам мэрии бегали двое детей. Темноволосая кучерявая девочка лет девяти летела с верхней платформы наперегонки со своим лучшим другом, который всего на год старше. Уже в те годы его лицо было смуглым и скуластым, а голос так и остался низким после того, как сломался. Корра звала его разными именами: Блумфилд — по фамилии, Норман — по имени, майор — уже в юношеские годы по званию в О.К.А. Но с детства осталось затейливое «индеец». И кажется, кроме этого, не изменилась лишь прочность их дружбы да вера в эту крепкую вещь, которая их на века связала. А поменялось всё. Кучери превратились в волны, тёмные волосы стали наполовину короче, кисть изогнулась криво, пропал брат, за ним — отец… Мраморные ступени ещё пожелтели от дождей, а старая власть покинула здание мэрии, исчезнув из города вслед за покоем. Мирное время сменилось холодной войной с природой, с вирусом. С жестокостью… Корра отчетливо почувствовала пустоту внутри, с которой не расставалась уже долгое-долгое время. Она жила, и жила пустота внутри неё. Она становилась старше, и росла эта пропасть где-то под сердцем, чтобы однажды побороть её всю и, подобно паразиту, убить своего носителя. Сомний вернулась мыслями в комнату, которая всё так же светилась теплотой летнего утра, отгоняя прочь тени. Ей стало немного лучше. Она наконец перестала в раздумьях растирать ямочку между ключицами, которая снова покраснела, и обернулась к Минхо, который лежал с закрытыми глазами, но, наверное, не спал, и солнечно улыбнулась и подумала, что хотела бы с ним дружить. Но сначала ей предстоит узнать от него кое-что очень важное… Девушка отклонилась назад, нащупала рукой подушку и запустила её на противоположную кровать. Это было тако-о-ое удовольствие: точно то, что чувствует маленький шкодник, попавший снежком в соседа. Шалость удалась! Снаряд приземлился прямо на лицо ничего не подозревавшего Минхо, и от удара вокруг подушки поднялось облачко пыли. И вот это уже было неприятно. Лёгкие Минхо забились пылью и он откашлялся, убирая подушку с лица: — Кхха-ххха-ха т-хы чего, б-хешеная совсем?! — то ли кашлял, то ли смеялся он, отмахиваясь руками от пыли, которая разлеталась вихрями по комнате. — Ай! Прости-и! Я не подумала, что там может быть столько пыли! Просто отвратительно… — ответила Корра, меж тем не переставая улыбаться. — То, что ты не думаешь, это я уже понял, — Минхо ответил незлобно и с этого момента наступило окончательное перемирье. — Так, бллин, чего ты от меня хочешь, женщина? Сомний сделала задумчивый вид, хотя на самом деле уже знала свой ответ на этот вопрос. Просто… Может, спрашивать об этом было как-то некорректно? — Знаешь… Ты мог бы рассказать что-нибудь о… Билле? — О Билле? — на лице Минхо читалось недоумение, и, впрочем, это была понятная реакция. А потом он задал вопрос почти заговорщицким тоном: — Он уже успел тебя… удивить? Сомний почувствовала мелкую дробь мурашек от волнения. — Ну, он просто какой-то… странный, — она, сама того не заметив, тоже стишила голос. — И не говори. У нас в Глэйде были разные кадры, но этот — просто что-то с чем-то. Я даже не знаю, как это объяснить, если честно. Сидя в кровати Минхо наклонился ближе к Корре и подпёр лицо руками. — Мх-х… Окей, я не очень с ним общаюсь, правду говоря. Он вообще не слишком-то социальный, по крайней мере, мы ему явно не интересны. Он больше наблюдает. Ещё он часто раздражается по мелочам, просто дико вспыльчивый чувак! Хотя большую часть времени ведёт себя так, что его едва замечаешь. Ненавидит, когда лезут в его личное пространство, возьми на заметку. И знаешь, я бы его терпеть не мог, если так подумать, но почему-то он всё ещё не настолько раздражает. Понятия не имею, как ему это удается, с таким-то характером. Сомний слушала очень внимательно, но постепенно теряла интерес… Всё так заурядно. Стандартный холерик. Неужели ничего особенного в нём нет? — Может, что-нибудь ещё? Что-нибудь необъяснимое, что с ним может быть связано. Если ты, конечно, замечал. Минхо посмотрел на неё, словно она только что предложила ему съесть свою пятку. Но потом внезапно выдал, причем выражение его лица ничуть не поменялось: — Да. Да, замечал. Только не надо считать меня слабоумным после моего рассказа. — Не буду. — В общем, я попал в зону эксперимента спустя месяц после Билла. С самых первых дней меня записали в бегуны, так как в то время не находилось желающих делать эту работу за меня, и постепенно Лабиринт превратился в мой второй дом… Так я стал куратором. И в какой-то момент, когда я пробыл в этой роли уже долгие месяцы, когда исследования территории продолжали заводить нас в тупик, я подумал: «Почему бы не остаться в Лабиринте на ночь?» И эта мысль очень прочно засела в моей голове. Только вот… По-моему, тебе известно, что людей, которые не успевали вернуться в Глэйд до закрытия Ворот, поутру находили мёртвыми. И я знал об этом. Но я собирался рискнуть. Потому что кто знает это место лучше меня? Кто провёл за стеной больше времени, чем я? Кому, как не мне, решать, какой будет следующий шаг к разгадке? И я думал, что я нашел правильный путь. Может, именно ночью Лабиринт открывает то, что нельзя увидеть днём, когда он доступен. Почему нет? Ну, это сейчас мы уже знаем, каков ответ, а в те времена всё казалось вероятным. — Я не осуждаю тебя, — Корра слушала, ожидая развязки всей этой истории. Их с Минхо лица были о-очень близко друг от друга, и каждый был увлечён рассказом настолько, что не замечал ничего, кроме рассказа. — И я никому не сказал. Я не говорил ни одной живой душе, потому что был уверен, что мне запретят, а этого мне не хотелось — ну ещё бы! А потом, когда я уже вечером одного дня собирался бежать, Билл подошел ко мне и сказал: «Не делай этого, Минхо. Не уходи в Лабиринт ночью, потому что не доживешь до утра». Так и сказал! Просто же-есть, я был в диком шоке, что он узнал о моём задуме, но мало того, в тот же момент, как он это произнёс, я понял, насколько тупая это идея. И сам себе удивился! Я сказал: «Окей, братан», развернулся и ушел. Как тебе такое? Корра не успела дослушать до конца, как дверь в комнату распахнулась и пожилой, но крепкий мужчина в белом халате нарушил их уединение. Сомний не была знакома с вошедшим — она только заметила, что выглядит он дружелюбно и приятно, и у него, наверное, привычка есть: мягко улыбаться и размыто смотреть куда-то в пространство. Про таких думаешь, что ничего не замечают, а потом оказывается, что они наблюдательнее шпионов. — Доброе утро, милые… — сказал он сипловатым голосом, больше похожим на мурлыканье старого ласкового кота. Минхо и Корра, которые несколько секунд подряд рассматривали врача, моментально отодвинулись друг от друга и чинно уселись в своих кроватях. — Простите, что так долго: меня задержали в другой палате. Там у вашего друга беда с предплечьем… Бластером его угораздило, ещё бы немного и… го-ло-ва… — проговорил он, подойдя к Корре, и без предупреждения распахнул ей веки правого глаза, обхватив лицо пальцами. Сомний недовольно промычала, но не дёргалась. — Чудесно! Он достал компактный тонометр из своей довольно внушительной медицинской сумки и ловко зафиксировал его на левой руке пациентки. Прибор начал сужаться вокруг руки и измерять давление, а врач уже был возле соседней кровати и доставал из тумбы бинты и фиксаторы, видимо, для наложения шины. Минхо и Корра перебросились друг с другом парой серьезных взглядов, означавших конец разговора. Ну ещё бы, не очень-то поговоришь с таким раскладом… — Корра, мне передали, чтобы я тебя отпускал, если ты в порядке — тебя ждут очень срочно, — наконец сказал доктор, снимая прибор с руки. — По моему профессиональному мнению, ты в полном порядке. В данный момент. Что скажешь? — А меня? — немного возмущенно отозвался Минхо со своей койки, не дав подруге и слова сказать. — Тебя тоже ждут, но не очень срочно. С тобой мы ещё поколдуем… Парень расстроился, но, кажется, смирился, так как больше не говорил. Поэтому Корра наконец ответила: — Да, я могу идти. — Хорошо, душенька. Твоя одежда находится в ординаторской: боковая дверь за шкафом. Ночнушку оставишь там и тогда можешь быть свободна, — последнее, что сказал доктор, перед тем, как Корра вышла из комнаты. Больше она его никогда не видела.***
Самочувствие Корры окончательно нормализовалось. Она даже чувствовала себя хорошо: больше не было необходимости шарахаться от каждого звука, ждать опасности из-за каждого угла… Это место было её вторым домом. А все члены О.К.А. — её второй семьёй, по которой она так соскучилась! Не говоря уже о её первой и самой родной семье — настоящей. Корра почувствовала, что больше всего на свете хочет сейчас видеть маму и видеть братьев, всех братьев… Особенно Гилберта… Галли Стоит расспросить парней-глэйдеров. Вполне вероятно, что им что-то известно о нём. А меж тем, Корра, переодетая и воодушевлённая на новые подвиги, вышла из ординаторской в само здание, которое считала своей альма-матер. Здание это именовалось мэрией. То самое, с желтыми мраморными ступенями и ионическими колоннами на фасаде. Его принято было считать центральной точкой города. К нему сходились люди на еженедельные собрания, чтобы поддерживать жизнедеятельность места, в котором живут, и всё бы ничего, но мэра в нём уже несколько лет не наблюдалось. Всё было свержено, переломано, переделано и склеено обратно по-новому, как того требовали обстоятельства. Смертный Век диктовал свои правила. Теперь у города не было власти и исчезли остатки коррупции, если она когда-то и имела место быть. Им заправлял такой себе совет из самых прогрессивных из оставшихся людей. Их было пятеро, и не все из них в этой истории с экспериментом играли роль, а с теми, кто её играл, мы будем знакомы позже. Корра так и не поняла точно, где её так срочно ждут, так что решила пойти в главный зал. Помещение находилось в верхней части здания — надземной. Эта часть была лишь вершиной айсберга, спрятанного под фундаментом… Ещё во времена основания города под мэрией был построен бункер для державшего в руках власть. Из него был предусмотрен выход в катакомбы, которые простирались под городом, но уже долгое время после перевернувших мир событий они оставались затопленными. А вот бункер за последние пару лет члены О.К.А. расширили и обустроили, что сделало это место почти идеальным для постоянной жизни в нём. Из больничного крыла, так как находилось оно на верхних этажах, вела старая дубовая лестница. Она плавно заворачивала в левую сторону, транспортируя гостя прямо в фойе. Сомний провела рукой по золочёным перилам, состоявшим из разного рода листиков, веток и завитушек, и выдохнула, переполняясь доверху робким, но трепетным восхищением. Она любила деревянные старые вещи. В дикие холода, наступавшие из-за нестабильности солнца, жглось всё, и за последние годы почти не осталось в домах того, что можно было вообще сжечь. Но только не в этом. Одна женщина из совета очень ревностно относилась ко всему, что имело большую ценность. Поэтому из верхней части мэрии не исчез ни один старинный комод, ни одна ступенька лестницы, за которой, к тому же, регулярно ухаживали. Корра хорошо понимала, с каким трудом удалось отстоять эту точку зрения, и как никогда была благодарна за такой поступок. Глаза, уставшие от постоянного созерцания пластика, металла и холодной смерти, отдыхали в этом доме. Здесь было такое же прибежище для бегущих от смерти, каким на территории эксперимента для обречённых стал Глэйд. Мраморная роскошь пустого фойе сменилась небольшим, но приятным коридором, ведущим в гостиную, то есть, в главный зал. Сомний без раздумий подходит к створкам тяжелых дубовых дверей, на секунду задерживает взгляд на витражах и входит внутрь. Дождь начинается. Стучит по стёклам. Вон та трещина в стёклах правого окна, в десяти сантиметрах от пола… Как ты тут без нас, старушка? Норман поставил её, когда ему было тринадцать лет. Корра увидела, что на диванах вокруг стола сидят парни со знакомыми лицами: все обернулись, когда она вошла. Кто-то стоит у шкафа, а кто-то у правого окна смотрит на старую трещину… Но она не успевает толком сосчитать их всех, потому что её внезапно толкают, обхватывая короткими руками крепко-крепко вокруг пояса. Сомний падает на колени и заходится смехом, перечисляя все слова о любви к нему, которые только знает: — Барт! Барт, мой мальчик, мой хороший, солнышко моё, я тоже… — Корра! Мама, это она, она! — наперебой говорят они словно друг с другом, а словно и сами с собой и с кем-то ещё по пути, сестра треплет его каштановые волосы и щипает за нос, ладонями чувствуя его тельце рядом с собой в объятиях. — Ка-ак же я тебя люблю, как же я скучала, Барт! Сомний поднимает его на ноги, парни за их спиной тоже умиляются и бросают реплики, но Корра их не слышит… пока что. Сама встаёт и смотрит в мутные болотца глаз, повторяющие в точности глаза мамы. А потом встречается с оригиналом этой реплики, смотрит некоторое время на лицо — всё в едва ощутимой сети тонких морщинок — и чувствует, как теплеет взгляд матери, влажный от эмоций. И наконец улыбается мягко: — Мама… Обнимает её. Уже это происходит в полном молчании, и Корра внезапно понимает, насколько тяжело может быть некоторым из сидящих смотреть на эту картину. Ведь они не знают своих семей. Не знают, кто они сами. — Ты цела, — краткое, но не равнодушное. В точности как целиком все их с матерью отношения. — Я в порядке, мама… Где Джером? Почему вы здесь? — Для безопасности. Джером внизу, в нашей комнате в бункере. Сомний выдохнула с облегчением, легонько сжимая руку Барта, словно играя в «передай импульс». Тот послал импульс в ответ. Корре хотелось и дальше не обращать внимания на парней, на вообще всё лишнее, кроме семьи, но Форд на правах командующего прерывает свидание… Уже самим своим появлением. — Всем привет, — говорит он, залетая в комнату через те же дубовые двери, причем достаточно шустро как для старика его возраста. От Форда Флетчера веет серьезным настроем, и сам он хмурый и тяжелый в общении, точная противоположность доктору. Корра тяжело вздыхает, поскольку уже успела забыть, как с ним бывает трудно. Вечно со своей флягой ходит, вот и сейчас… Всё как всегда: чай. Утром, кажется, крепкий черный. — Миссис Сомний, будьте так любезны, оставьте нам свою дочь на неопределенное время и покиньте эту комнату на такой же срок. Дико извиняюсь, но это скорее необходимость, чем просьба. — Иди, ма. Освобожусь, поем и сразу к вам, — Корра обратилась к матери, тут же остро ощутив недостаток пищи в желудке. Но этой проблеме придется подождать. — Хорошо. Мало сказать, что Элизабет Сомний была недовольна таким приказом. Но она, как и все, присутствующие на этой планете, хорошо научилась терпению. И всегда, при любых обстоятельствах делала то, что велят люди, от которых зависит жизнь. Как только за родными закрылась дверь, Корра окончательно смирилась с тем, что в реальность придётся вернуться, а поэтому нужно вдохнуть поглубже и принять её без истерики. Точнее, тот факт, что испытания не на исходе, а наоборот — лишь на исходной точке… Сомний последовала жесту Флетчера и присела на диван напротив него. Теперь она могла внимательно, вдумчиво рассмотреть и запомнить всех, кто вообще остался. Минхо вошел сразу после того, как ушли брат и мама Корры, и теперь занял место рядом с Фордом. Едва заметно, что хромой. Жить будет… — про себя усмехнулась Корра. И вот тогда, когда все уже заняли свои стоячие и сидячие места, главнокомандующий отставил в сторону флягу и с характерным хлопком сложил ладони перед своим лицом, упёршись в них подбородком. Он обвёл взглядом всех, в том числе и Корру, и начал с самого начала… То есть, с того, с чего всегда следует начинать в подобных ситуациях и с подобной аудиторией. Форду не было равных в ораторском мастерстве. Сомний приготовилась слушать. — Окей… Я хотел бы сказать от себя большое спасибо всем вам. Это мелочь, это ничто, но… я говорю это от всего сердца. Серьезно, я настолько благодарен каждому здесь присутствующему, что даже не умею это выразить. Вам самим известно за что. Да за всё вообще. Особенно за то, что вы теперь с нами. — А это ещё не факт, — внезапно вклинился Томас. — Да, к слову, вы не представились. Никто не представился. Мы уже шестнадцать часов как спасены, и всё, что мне отвечают, так это «всему своё время». Ах, ну да, ещё говорят «спасибо». Да пожалуйста! Стесняюсь спросить, а для смерти тоже есть отдельное время? Я просто боюсь умереть раньше, чем разберусь, кто ещё держит в руках мою задницу и планирует ею распоряжаться. — Стоило бы начать с этого, генерал. С самого главного. И, если можно, то на этом же и закончить, — Ньют. Только сейчас Сомний заметила, насколько накалилась обстановка в комнате. Самым спокойным из всех казался Норман, да ещё Наташа, потому что они двое были не из Лабиринта. И Корра ещё не могла понять, зачем они здесь. Как и то, зачем здесь нужна она сама. Ньют сидел в кресле справа от Форда и хрустел пальцами. Томас стоял за спиной Ньюта, поэтому Форду пришлось обернуться немного, чтобы видеть их лица. А Билл… Оказалось, что Билл сидел рядом с ней. Сомний скосила глаза влево, наблюдая за его мимикой, но убедилась, что таковая вообще отсутствует. Впрочем, ничего нового. — Договорились. Корра в этот момент прямо зауважала главнокомандующего: нужно иметь стальные нервы, чтобы терпеть, когда тобой помыкает кучка раздраженных подростков. Важно, чтобы он понимал их. Полностью. — Всё началось со вспышек на солнце, — Форд говорил словно находясь в трансе. Он смотрел перед собой и видел что-то другое вместо тёмного покрытого лаком дерева.— Солнечные вспышки невозможно было предсказать. Это нормальное явление, но выбросы оказались небывалой силы. Они поднимались все выше и выше, а когда их заметили, было уже поздно: до того момента, как они обожгли Землю, оставались считанные минуты. Сначала сгорели все спутники и погибли тысячи людей, а в течение последующих дней жертвами выбросов стали многие… миллионы. Гигантская территория превратилась в пустыню. А потом разразилась эпидемия. Сомний смотрела, с каким вниманием слушают рассказ о том, что она пережила, все спасённые. Они напуганы? Удивлены? Подавлены? — На пожарище мира собралось несколько более-менее дееспособных группировок. Самая масштабная из них — «П.О.Р.О.К». Расшифровывается как «Программа Оперативного Реагирования — Общемировая Катастрофа». Она состояла из оставшихся в живых правителей самых продвинутых стран. Самая богатая шайка шарлатанов и палачей, которую я когда-либо видел… — Форд начинал переходить на личности, но вовремя повернул обратно. — Экосистема и вообще большинство жизненно важных ресурсов были уничтожены. А населения осталось в несколько раз больше, чем то число, которое могло прожить на остатки ресурсов. И было найдено «решение» — биологическое оружие. Каково осознавать, что место, в которое ты сбежал, ничем не лучше предыдущего? Вспоминают ли они сейчас хоть что-то из прошлого? Возможно ли для них вообще возвращение памяти? — Вирус VC321xb47. Сейчас люди называют болезнь Вспышкой. Средство контроля популяции… Они летали на бергах и стреляли дротиками, и всё было супер-классно, по их скромному мнению, так как люди умирали моментально. Но спустя время вирус эволюционировал. Он вышел из-под контроля. Он больше не убивал, нет… Он порабощал. Сомний сама почувствовала, как холодок пробегает по коже… Она подняла голову и встретилась взглядом с Норманом. Он криво усмехнулся, хотя глаза его так и кричали о том, что в голове происходит кошмар. — Страшная зараза… Очень и очень страшная. Передаётся воздушно-капельным путём, точкой поражения в человеческом теле является мозг, не обладающий иммунитетом. Вирус медленно приводит человека в состояние неуправляемого психа, способного причинять вред себе и окружающим. Такие люди более известны как шизы. И сейчас их на планете подавляющее большинство. Все крупные уцелевшие города заражены вирусом изнутри. Пандем — одна из маленьких чистых обителей. О нас не знают. И не должны знать. — Хорошо. Точнее, просто хреново, — выдавил из себя Минхо. — Но мы здесь каким боком? Скажите, мы больны? — Помолчи, сынок, и дослушай внимательно. Ладно? Он отпил из своей кружки. — В опасности теперь оказались все, в том числе и создатели П.О.Р.О.К.-а. Они поднапрягли свои блестящие умы и начали искать лечение. Что касается вас, вы лишь одни из множества детей. Через их тесты прошли тысячи и в итоге для самого серьезного испытания выбрали вас. Для финального теста. Всё, что с вами происходило, было спланировано и просчитано вплоть до того момента, когда вмешались мы. Тесты — своего рода катализатор, который позволял бы изучать реакции вашего мозга, мысли и импульсы с целью найти людей, способных помочь в борьбе со Вспышкой. — По какому принципу нас отобрали? Почему мы? — Есть основания полагать, что большинство из вас — иммуны. Те, кто обладает врожденным иммунитетом ко Вспышке. Отобрали, что правда, наиболее интеллектуально развитых… Но есть достоверная информация, что точно не все. Кто именно — неизвестно. По комнате прошел тяжелый ропот из вздохов и перешептываний. Форд, кажется, заканчивал. Но тут вклинился Минхо: — Вы всё-таки не представились. — Кажется, я говорил раньше, что меня зовут Форд Флетчер. — Я не о вас конкретно. А о вас всех, — он указал на Корру, Нормана и Наташу, а потом и на самого Флетчера. — А ты и не услышишь об этом, если продолжишь меня торопить и перебивать, ясно тебе? Парень не ответил. Просто облокотился на спинку дивана и всем видом показал, что готов слушать дальше и даже молчать как рыба. — Наша группировка называется «О.К.А.». «Общемировая Катастрофа — Альтернатива». Всё, что вам нужно знать, так это нашу цель: прекратить бесчеловечные эксперименты над детьми и пойти в другую сторону в поисках лекарства. Мы будем очень признательны, если вы согласитесь присоединиться к нам. Наши масштабы в разы меньше, чем их. Но у нас собраны люди, которые идут на риск не ради себя, а ради всего человечества — вот, в чем весомая разница. И это дорого. А, и ещё одна мелочь: П.О.Р.О.К. не рассчитывает изготавливать сыворотку на всех зараженных — они расчитывают всего лишь защитить от заразы себя. Просто знайте это. В комнате повисло молчание. Каждый думал над весом аргументов, предъявленных Флетчером, каждый вникал в то, что узнал о мире, а это не могло не быть настоящим шоком. Дождь не переставая барабанил по окнам. На солнце не осталось даже намёка. Ньют задал вопрос: — Что насчет нас? М-м… То есть, теперь мы знаем всё о мире, но мы всё еще не знаем ничего о себе. Амнезия — это навсегда? Кто наши родные? У нас остались семьи? Есть где-то сведения о нас в открытом доступе? Тут вступила в разговор светловолосая девушка, стоявшая за спиной Корры и время от времени опускавшая руку на её плечо. Наташа была ушами и глазами О.К.А., как и Алекс Корги. О Господи… Алекс! Боже… Он уже знает? Если нет, как сказать? Нет, он знает, он уже не может не знать, он увидел, что Томаса нет… Сомний сглотнула застрявший в горле ком… — Вся информация о вас находится в базе данных П.О.Р.О.К.-а. Увы, мы не можем её взломать. Пока что. Но это вопрос времени. — Долгого времени, Нат, — это был Индеец. Он отошел от диванов и стоял теперь у окна. — Будь честной до конца: мы не можем прорвать их фаерволы уже год и далеко не факт, что сможем. Не давай ложных надежд. Он сделал паузу, обводя взглядом каждого, и остановился на Корре. — Это не те люди, с которыми такое проходит. — Что дальше? Корра аж вздрогнула от того, насколько неожиданно было услышать его голос снова, да ещё и так близко от себя. Да что вы говорите, наш мальчик снова разговаривает… Она наконец посмотрела на него в открытую, потому что… Потому что ей очень хотелось это сделать уже давно. Какие у него травмы после вчерашнего? Всё с лицом в порядке? Что ты скрываешь, Билл? — А это уже другой разговор… — ответил Форд. — Если вы, конечно, готовы это услышать. — Не думаю, что к подобного рода вещам можно быть готовым. — Билл наконец ожил: поблёскивая желтизной своих глаз он расслабил тело и откинулся на спинку дивана, его бледные губы растянулись в кривой ухмылке. Легким выученным до автоматизма движением он прохрустел суставами пальцев, заставляя Корру поёжится от этого звука. — У тебя линзы, что ли, цветные или это реально глаза такого цвета? — выдал майор. Корра раздраженно цокнула языком. Боже мой, ты серьезно… — Это что, настолько важно? — совершенно холодным тоном парировал Билл, проговаривая слова, которые не успела сказать вслух Сомний. — Это действительно не важно, Блумфилд. А вопрос хороший. Это последнее, о чем я хочу с вами поговорить. Если вы согласны нам помогать, вы становитесь частью команды, где все до единого на равных правах — предупреждаю сразу. Теперь к делу. То, о чем я не говорил: существует две группы подопытных. Ваша состояла из парней и одной девушки… Терезы, кажется… Корра заметила, как Томас резко отвернулся к окну и стал спиной ко всем… Что-то она уже слышала о Терезе… От Альби. Снова мурашки по коже. Забудь, забудь, забудь! — Вторая состоит из девушек и одного парня. Одна персона, которая до поры останется под кодовым именем Уилл Смит… Корра поперхнулась. Ну надо же такое выдумать… — …работает на П.О.Р.О.К. под прикрытием, на самом деле сотрудничая с нами. Второй штаб П.О.Р.О.К.-а находится в Альпах, точнее в той их части, которая ранее принадлежала Франции. Там же находится и лаборатория нашего сообщника, поскольку его после долгой работы с вашей группой переквалифицировали в другой отдел. У него есть настоящие данные от экспериментов, которыми он с вражеской верхушкой не делится. Недавно он сообщил, что нашел альтернативный способ: что П.О.Р.О.К. губительно ошибается и заплатит за это, но нам всем нужно поспешить. Уже завтра с утра начнется новый этап испытаний, если можно так выразиться… Вам нужно попасть в его лабораторию. Звучит очень просто, но на деле это одна из опаснейших и труднейших задач. Форд на минуту замолчал, доставая из стола старую географическую карту, всю в красных крестиках и надписях. Развернул её на столе и ткнул пальцем в точку рядом с южной частью Альп. — Здесь находится город Монтелимар. Красной линией вокруг него обведена территория, именуемая Зоной Отчуждения. Одна из многих выжженных солнцем пустынь, миниатюрная версия Жаровни, находящейся в Штатах. От города Монтелимар через Альпы прямой и самый короткий путь к лаборатории. Сложность в том, что вся территория Франции и Италии, а особенно линия вдоль Альп, тщательно контролируется П.О.Р.О.К.-ом. А этот город для большинства людей перекрыт на въезд и выезд. В основном потому, что в нём девяносто процентов населения — шизы. Некоторые из них более адекватные, другие уже перешли черту. Город, так или иначе, на карантине. На границу города вас доставит берг, а дальше придется идти пешком: лететь по воздуху слишком небезопасно, учитывая контроль территории. Сомний поинтересовалась: — Так у нас всё-таки есть берг? — Нет. Нам поможет Хорхе. Человек, сохраняющий нейтралитет к любой из организаций. Он кормит себя тем, что доставляет в города наркотики для богатых шизов: они облегчают боль и замедляют течение болезни… У него есть пропуск в Монтелимар, и он согласен доставить вас внутрь зоны на самую границу города, дальше он с таким грузом не полетит в интересах своей же безопасности. Взамен вы доставите его «посылку» по адресу, но об этом поговорим завтра. Целый конвой мы к вам приставить не можем, так что пойдут только двое из О.К.А. Корра наконец поняла, зачем она здесь. Но почему двое? Она и кто ещё? — Знакомьтесь, это Наташа и майор Блумфилд. Ваши поводыри, глаза и уши, а также защита. Сомний замерла в ступоре. Здесь какая-то ошибка… — Форд, но я тоже должна идти. Генерал посмотрел на неё безэмоционально, но потом довольно резко сказал: — Я не помню, чтобы я такое говорил. Если я не сказал, значит, не должна. — Причина? Раздражение внутри неё всё нарастало, отчего она уже сжимала пальцами тканевый чехол от дивана. Но ответ Флетчера её полностью добил: — Эмоциональная неуравновешенность. Этот вопрос не обсуждается. По результатам осмотра твой организм признан не стрессоустойчивым, что означает лишь одно: находясь там, ты поставишь под угрозу не только себя, но и успех операции. — Во дела… — Минхо посмотрел на неё с сожалением, что наносило двойной удар. Она перевела взгляд от него к Индейцу, отрицательно качая головой. Только во что она пыталась не верить? В реальность происходящего? Или в правду о себе, которую она и раньше знала, но не могла признать… — Он прав. Так ты будешь в безопасности, Корра. Сомний задохнулась от удивления и возмущения. Услышать такое от него? От единственного человека, который знает, как важно ей быть везде, куда посылают иммунов? Они же напрямую связаны и с братом, и с отцом… Эти слова были равны предательству. — Да пошел ты. Пошли вы все! Сомний встала и вышла из гостиной, хлопнув дверью, от чего зазвенели стёкла со старой трещиной в правом окне. Ей никто не препятствовал.***
Столовая находилась в бункере. Стук дождя здесь был не слышен, и царила тишина, не считая перезвона столовых приборов и шипения газовых горелок. Порции уже были выставлены на длинный стол, с которого можно было брать всё, что хочешь: и саму порцию, и овощи к ней, если таковые были, а чуть дальше можно было прихватить свою чашку чая. Сомний с вялым интересом взглянула на пищу и испустила тяжкий вздох: Еще одно разочарование… Картофель! Чтоб он был проклят. Девушка пришла одна из первых. Её семья уже пообедала, а значит, была у себя в комнате — ей придётся сесть с кем-то другим, и она уже знала, с кем конкретно… Что касается запрета на участие в операции, она всё ещё не могла им простить этого поступка, и вряд ли сможет скоро. Особенно Норману. Ей было совершенно наплевать на своё здоровье, и лучше, чтобы всем было наплевать точно так же. Самое важное в этой жизни — знать всё и быть везде. Чтобы вернуть отца. Чтобы найти Галли. Сомний нагрузила свой маленький поднос и отошла в сторону, ожидая, когда все остальные придут есть. Ей необходимо было сесть именно с ним. Долго ждать не пришлось. Сначала подтягивались сотрудники О.К.А.: Корра увидела Алекса, но не осмелилась подойти к нему. И вряд ли позволит себе в будущем хоть раз заговорить с ним: рядом с братом Томаса Корги она чувствовала себя безмерно виноватой за его смерть, хоть фактически и не была. Потом вошли Норман и Наташа, они не разговаривали и были очень мрачными. Из-за меня? Или им сказали что-то ещё? Затем Минхо, который о чем-то беседовал с русоволосым парнем-статистом. Потом Ньют и Томас в компании кого-то рыжеволосого. Билла с ними не было. Может, это и к лучшему… Томас отделился ото всех и пошел за крайний столик, располагавшийся возле двери. Девушка вышла из-за колонны и направилась к нему. Надеюсь, ты расскажешь мне что-нибудь стоящее, Томас. — Привет. Здесь не занято? Томас поднял взгляд на подошедшую и пожал плечами: — А, э-о ты… Да вро-е нет, — картофель во рту мешал ему говорить нормально и выглядело это и мило, и смешно одновременно, так что вызвало у Корры улыбку, частично возвращая расположение духа. Он проглотил еду, скривился немного и указал на место напротив себя. Темноволосая наконец села. — Что, в Глэйде кормили лучше? — молвила гостья, без особого интереса принимаясь ковыряться в еде. Содержание тарелки выглядело непрезентабельно, но голод давно давал о себе знать — делать нечего. — Ты знаешь — да, Ньют дико хорош в готовке, да и еды было в изобилии. Да, сэр… Разнообразных овощей и мяса хватало на всех, а этот реальный мир… Горче редьки. Сомний прожевала половину картофеля вперемешку с мясной консервой и проглотила, запивая чаем. Ей пришлось признать, что это далеко не худшее, что ей приходилось есть. Набирая ложкой еду, она продолжила с ноткой улыбчивой иронии в голосе: — Говоришь так, словно скучаешь по тому месту. Томас перестал жевать и мрачно взглянул на неё. — Тебе показалось. Корра нервно сглотнула и сжала в руках вилку, осматриваясь по сторонам. Возможно, для того, чтобы отмахнуться от неприятного чувства вины за затронутую тему. Томас потерял интерес и к разговору, и к ней самой, а ведь она ещё не начинала задавать вопросы! Да и вообще, получилось некрасиво с её стороны. Шутить над такими вещами слишком рано и наверное, совсем невозможно. — Прости, наверное… — Сомний поёрзала на стуле, отодвинула тарелку и выжидающе посмотрела на собеседника, стараясь поймать его взгляд. Парень почувствовал это и посмотрел в ответ сначала хмуро и безразлично, но потом улыбнулся краешком рта и принял извинения. — Не советую говорить такие вещи кому-то из нас, Корра. За такие шутки в зубах бывают промежутки, — сказал он уже больше с юмором, чем с обидой. — Кстати, мне жаль. Ну, что ты останешься здесь. Хотя это увеличит твои шансы на выживание в разы, так что не понимаю, зачем тебе с нами… — Не будем сейчас об этом, ладно? Я расскажу тебе позже, если захочешь. — Как скажешь, — теперь уже Томас смотрел на неё с неподдельным интересом. Каждому из них было что скрывать. Сомний почувствовала, как между ними скрепляется негласное соглашение не затрагивать эти темы без разрешения того, кому они принадлежат. Такое иногда происходит с людьми, которые понимают друг друга без слов. — Можно я спрошу тебя кое о чем? — поскольку соглашение было установлено, Корра могла себе позволить немного свободы действий в рамках разрешенного. — Валяй, — Томас тоже отставил наполовину пустую тарелку, причесал рукой каштановые волосы и отпил из своей кружки. Сомний посмотрела ему прямо в лицо и подумала, что он очень симпатичный парень. — Я хотела спросить тебя о Билле. Ты, вроде как, с ним знаком лучше всех… — Не особо люблю гонять сплетни, особенно с людьми, которых я едва знаю. Сомний вздохнула. — Пожалуйста, можешь мне верить? Я не со зла интересуюсь. — Если не со зла, тогда зачем? Она замолчала на несколько секунд, стараясь придумать более адекватный ответ, но в итоге сказала правду: — Я не знаю. Я просто… чувствую интерес к нему и не могу понять почему. Разве это так важно? — Ах интере-ес… — парень усмехнулся, заглядывая ей в глаза. Чертовски симпатичен. — Блин, Томас! Ты можешь нормально ответить! Если нет — я пошла! — Да могу я! Просто не понимаю, что именно ты хочешь услышать? Не считая желтых глаз, в нём нет ровным счётом ничего особенного. — Ты уверен в том, что говоришь? — На все сто. Сомний некоторое время продолжала смотреть ему в глаза, но потом ощутила, что за спиной у неё кто-то стоит. Прежде чем она обернулась, знакомый голос откуда-то сверху задал ей вопрос: — Если так сомневаешься, почему бы тебе не спросить меня лично? Билл стоит с подносом над её головой и кажется привычно невозмутимым, но Корра замечает, как крепко и статично его пальцы снова впиваются в сталь, и появляется подозрение, что тарелка и чашка могут разбиться о её череп. Но вместо того, чтобы смутиться — хотя в глубине души её смущение достигает запредельных размеров — Сомний наоборот наполняется наглостью и с вызовом смотрит в само воплощение апатии. Как же доёбывает, что он настолько хорошо себя контролирует. Ну давай, брось в меня этот чертов поднос, придуши меня! Хоть какой-то жест… — Ребят? — Томас невинно конфузится от происходящего и нарушает режим перестрелки. К её великому сожалению, Билл проходит мимо девушки и садится напротив, а поднос остаётся цел и невредим, как её голова, как его непробиваемый панцирь. — Окей, — Корра бросает краткое соглашение, больше похожее на детское «привет», если им не является. Напряжение спадает, Томас снова улыбается во все тридцать два и почти хохочет: — Дураки какие-то, ей-Богу… А Билл принимается за еду. Хотя потом решает добавить: — Типа я не замечаю, что ты питаешь нездоровый интерес к моей скромной персоне. — Он посмотрел на Корру и ей показалось, что его взгляд немного потеплел. Всё страньше и страньше… — Просто, если бы я хотел тебя убить, ты была бы уже мертва. А поэтому прекращай ныкаться по углам, потому что такое меня раздражает, а вот это уже может нести некоторые неприятности. — Я заметила. Билл прикоснулся губами к кружке и удивлённо сдвинул брови: — Что конкретно? — То, что ты раздражён, — Сомний ухмылялась почти победно, потому что не могла себе в этом отказать. — Правда? На Билла это заявление произвело впечатления ноль, во всяком случае, он продолжил есть, не питая интереса ни к разговору, ни к еде, ни к своим соседям по столу. Когда уже все доели, кроме Корры, он встал самый первый и пошел к пункту сдачи тарелок. Потом обернулся к ней с таким видом, словно она только что сделала какую-то глупость: — Ты собираешься сегодня узнать что-нибудь ещё или мы прощаемся? — Собираюсь. И что мне делать? — Для начала отнести тарелочки. А потом отнести свои два полушария в мою комнату. Тебе присутствовать не обязательно: меня не интересует ничего, кроме твоего мозга.***
В комнате Билла сырость ощущается сильнее, чем в других местах бункера. Стоит ещё три койки помимо его собственной: они сдвинуты вместе, а Корра сидит на той, что отдельно. Между ними проход. Неприятно пустой деревянный шкаф: непокрытый лаком, весь в заусенцах. Очень хочется чем-то его заполнить, какой-то придать ему смысл. Корра ощущает, как это чувство распространяется на всю комнату: её пустота бессмысленна. Она садится. Незаправленная кровать под ней скрипит то низким, то более высоким звоном стальных пружин старого матраса, лампочка, вкрученная в потолок, сияет тёплым ярким светом. Мотылёк, летая вокруг неё по орбите, отбрасывает на стены тени от взмахов крыльев. Щелчок двери за её спиной. Корра ёжится, поправляя на себе хлопковую клетчатую рубашку. Её обдувает ветром и приятным мужским одеколоном — запах, который исходит от Билла. Парень проходит мимо неё, разворачивается на пятках и падает на койки не сгибая ног. Тени пляшут на стенах, рисуя широкой кистью по ним мазки. Молчание по капельке заполняет пустоту комнаты каким-то смыслом: двое людей источают мысли в воздух, от чего тот становится чище и полезнее, вроде как не таким вязким. Корра трёт пальцы, рассматривая черный кардиган Билла, сотканный из мягкой пряжи — он, наверное, теплее. И даже с карманами. Тот, кто одет в него, просовывает руку в карман и неожиданно достаёт из него пачку сигарет с неизвестным Корре названием. Не дав Сомний опомниться, достаёт зажигалку и «щелк» — второй мотылёк трепыхается у её сопла, обжигает кончик белой обёртки. — Это что, сигареты? — запоздалая реакция всё-таки слетает с её уст. Билла немного коробит такой тормознутый отзыв, поскольку он уже устал ждать, когда же она спросит: такие, как она, всегда спрашивают. — Как видишь. Он затягивается и испускает короткий кашель вместе с дымом, на выдохе отпускает оставшийся. Ментоловая сигарета тлеет красным пеплом у него между пальцев, приковывая взгляд Корры. — Ведёшь себя как дурак, — тон её голоса очень пассивный, потому что несмотря на отвращение к сигаретам ей больше всё равно, чем нет. — М-м… С чего ты взяла, что я им не являюсь. — Когда ты только успел? — Почувствовал потребность. Кажется, я и раньше курил, — новая затяжка и столб пара в потолок. Ещё немного полежав так, он садится, опускает ноги и тушит сигарету в пепельнице, которую Сомний раньше не замечала: она тоже не имела смысла. Корра рассматривает радужку его глаз, гадая, каким геном может быть вызван такой цвет. Папа точно знал бы ответ… — Что ты хочешь знать? — говорит как-то непривычно и не враждебно — наверное, поэтому и непривычно. — Да так… Всё самое интересное, — рот растянулся в тонкую полосу неловкой улыбки. Корра пожала плечами и залезла с ногами на кровать прямо в обуви, заметила коричневое пятно от чая у себя на спортивных штанах. Расслабилась и внезапно выдала: — Ты что, правда владеешь телепатией? Спустя секунду ей стало так смешно, что она прикрыла рот рукой жестом ребёнка и посмеялась в ладонь. Вот ведь глупость! Теперь он точно сочтёт меня полной дурой. А всё этот проклятый Минхо… — Минхо? — переспросил Билл. — А, да… Я помог ему не проебать свою жизнь, и, кстати, до этого момента думал, что он так и не понял прикола. Это было уже более чем странно. Корра перестала смеяться и застыла с рукой у рта, бессознательно уставившись на собеседника. А его наоборот рассмешила ситуация: — Черт, ну и умора… Всегда хотел посмотреть, как реагируют люди на подобного рода заявления. — Ты меня разыгрываешь, — она заставила себя говорить с недоверием в голосе, хотя по непонятным причинам ей верилось в такие вещи очень охотно. — Да что ты? — ухмыльнулся Билл в своей непроизвольно злобной манере. Он сомкнул пальцы в замок и внимательно посмотрел Корре в глаза. — Давай проверим. Корра вспомнила, как они с индейцем в детстве часто играли в «угадай, о чем я думаю». И вот снова, но теперь скорее страшно, чем интересно… — Играем. Сомний обняла руками колени. Что бы ему сказать, о чем он точно не догадается? Что-нибудь личное? Насколько личное она готова ему открыть, если это не глупая шутка и он правда… Ну, того… Она вздохнула, закрыла глаза и заговорила в мыслях не своим голосом. Тем, которым мы обычно читаем текст и думаем, тем, который нам не принадлежит и не имеет пола и возраста. Голосом разума. Я думала, что мой брат может быть в вашей группе, ведь его забрали в числе иммунов полтора года назад — вот, почему я здесь. Это была не вся правда. Но её весомая часть. Очень жаль. Я его не видел. Возможно, если ты откроешь мне доступ… — Прекрати! Билл вздрогнул. Это прозвучало неожиданно громко, обрушиваясь на тишину в комнате, хотя Корре казалось, что не было никакой тишины. Она слышала в мыслях чужую реплику. Это было странно. Неестественно. Она дотронулась до ушей: голос в голове ей не принадлежал, но звучал так чисто и в таком качестве, словно слышишь его снаружи, но в то же время он точно происходит изнутри тебя. С этим ещё можно свыкнуться, но то, что последовало за репликой… — Черт возьми, ты вытолкнула меня из сознания… — Что ты пытался сделать? Залезть в мой мозг? — Я хотел увидеть его лицо. Но у тебя там такие щиты стоят — по мне словно ток прошелся, и ты как закричишь… Никогда такого не видел. Сомний потёрла руками виски и тяжело выдохнула: — Ну-у, ты до этого не контактировал с людьми, до которых П.О.Р.О.К. не дотрагивался. В буквальном смысле не дотрагивался. В том, что происходящее не было блажью, не оставалось сомнения. Но что это, если не блажь? Магия? Черта с два. Его глаза на миг блеснули ещё ярче в полумраке комнаты, но потом потухли и стали мёртвыми, как раньше. Билл о чем-то яростно думал. Копна волос спадала на опущенное лицо — знакомым жестом он завёл её назад рукой (точно как Томас), и вот светлые пряди, подобно колосьям, опять рассыпались в стороны. Обтянутая бледной кожей кисть потянулась к карману. — Не тронь, — приказ Корры прозвучал достаточно конкретно, чтобы не переспрашивать, о чем она, но Билл всё равно вопросительно поднял бровь: — Это ещё почему. — Не кури при мне, меня тошнит от этих мерзких сигарет. Билл упрямо достал пачку из кармана, не меняя выражения лица, и не глядя включил зажигалку: — Ещё одна причина, чтобы больше не пересекаться. Затянулся. Выдохнул дым с едким наслаждением. Коротко засмеялся и был похож на дракона, внутри которого плавится и рокочет дымящееся ядро: — А всё-таки странно… Хотя это ещё надо проверить. Корра не стала спрашивать, о чем он. Ей хотелось столько всего понять, как-то объяснить это, не переходя дорогу здравому смыслу! Но в голове пока ничего не укладывалось по полкам. — То есть, всерьёз, ты никогда раньше не встречал отпора? — Да, но учитывая то, что я никогда и не лез глубже поверхности, этот факт не имеет никакой ценности. — Лол, почему сейчас? — Потому что. Снова затяжка. — Могу я открыть дверь? Не дожидаясь ответа, она так и сделала. Коридор, соединяющий комнаты в бункере, был пустой. Из некоторых дверей лился свет, и Сомний подумала, что одна из них точно принадлежит маме, и вспомнила про обещание зайти после ужина. Вентиляция в комнате не особо приносила пользу, так что теперь должно было стать проще дышать. Билл снова лежал на спине и смотрел в потолок, раскинув руки в стороны, и молча вертел сигарету в пальцах, пока Корра заворачивалась одеялом в сидячей позе. — Понимаешь, — вдруг продолжил он. — Я не пользовался своим приколом почти ни разу в Глэйде. Эти парни… Что они могли мне дать? Общей информации о старом мире и его деталях у меня куда больше, чем у них. Наверное, до случившегося я больше знал и активнее интересовался миром, так что это ещё объяснимо. Личности их прочесть можно на лицах и по поведению, если у кого-то из них вообще есть личность. Все новости я узнавал из того, что говорилось вслух, а отсутствие у нас памяти о персональном прошлом лишило меня последнего желания практиковаться — даже из чисто спортивного интереса. Пустые оболочки. — Отлично. То есть, ты, обладая сверхчеловеческими способностями, решил на это забить и наслаждаться жизнью в центре Лабиринта, переполненного убийственными тварями, так? Типа, вместо того, чтобы использовать себя в целях ускорить спасение, так? — М-м… В сухом остатке — так, — Билл покачал головой из стороны в сторону, прикидывая, и согласился довольно охотно. — Ты долбаный эгоист. — Не жалуюсь. Сомний раздраженно просычала сквозь зубы. Нет, ну это просто невыносимо! — Ты такая нагруженная, расслабься, солнце. Маленькое затишье — разве тебе не нравится? Потерпи немного, завтра меня уже здесь не будет. — Отцепись с таким тоном… — буркнула Корра в ответ, кутаясь плотнее. — Меня, к слову, наверное, тоже… Билл то ли и вправду не расслышал, то ли специально пропустил мимо ушей эту фразу. Так или иначе, разговор вернулся в старое русло: — Тот раз с Минхо был чуть ли не единственным… — Ну, понятно теперь, почему Томас считает тебя обычным… В любом случае, как ты это вообще ощущаешь? — Да вроде как все обычные люди ощущают себя без этого. Очнулся в Ящике уже с приколом… Очень надеюсь, что это моё умение, а не техногенные внедрения П.О.Р.О.К.-а, иначе… Ну, иначе это пошатнёт мою самооценку и веру в собственную неповторимость. — Спасибо за честность… Сомний помолчала какое-то время: обдумывала ситуацию, пока Билл флегматично наблюдал за кольцами дыма, летящими к потолку. Пляшущие тени на стенах из-за курева стали тусклыми, и их танец напомнил ей смутно сюжет когда-то прочитанной книги: — Хах, да! Это всё напоминает «Сияние»… -…Стивена Кинга, — закончили они уже хором и обернулись друг к другу, встретившись взглядами. — Я тоже читал. На самом деле я ещё не знаю, на что способен и где мой предел… Но у меня полно времени. — Я могла бы помочь. — Чем? Своим отсутствием — возможно, — внезапно отрезал Билл. Сомний нахмурилась и прикусила губу. Ей показалось, что он был в неплохом расположении духа секунду назад, и вот снова — приехали… — А можно не так грубо, окей? Кажется, это ты мне советовал расслабиться. — А толку, если ты проигнорировала. — С тобой это как бы невозможно. — Но я не просил тебя оставаться, — Билл резко поднялся и сел, выглядел он помятым и по-настоящему недружелюбным. — И, если уж на то пошло, помогать мне тоже не просил. — Даже если так, ты сам предложил мне сюда придти! Ты вообще в порядке там, всё окей с памятью? — Ха-ха, жестокая шутка, — они встали на ровные ноги друг напротив друга и вперились взглядами, как два злых кота. — Надеюсь, ты воспримешь с юмором то, что я позвал тебя чисто для эксперимента. Потому что ты — супер-доступная! Одним движением он повернулся вокруг себя: легко и бесшумно, только подол накидки взметнулся в полутьме комнаты. Сомний как холодной водой окатили. Она глубоко и шумно вдохнула ртом: — Вот и здорово! Я и рада, что больше не обязана здесь торчать. Гробить свои лёгкие в твоем присутствии — уж лучше в лабиринте сдохнуть. И иди ты к черту, обойдешься без помощи… — Да чего ты вообще прицепилась со своей помощью. Кто я тебе такой? — Человек с дополнительными функциями. Средство для поиска — вот кто, — боль от ногтей, впивающихся в ладони, затмевала разум. Сердце ходило ходуном, гоняя кровь с бешеной скоростью, и в глазах вспыхивали тёмные пятна, но Корра чувствовала себя как в бреду. — Не ты один умеешь пользоваться людьми, Билл. — Вот только я тебе не по карману. Они понизили тон до обычного разговорного, но напряжение никуда не девалось. Глэйдер снова обернулся к девушке: он был зол, но что было еще страшнее — его радужка постепенно приобретала медный оттенок. — Убирайся из моей комнаты. И избавь меня от своего внимания, будь так любезна! Мне не нужны и никогда не будут нужны помощники и друзья, особенно — такие, как ты. Сомний чувствовала ток, бегущий по венам, стояла напротив него и хотела расплакаться от обиды и этого чрезмерного давления — слёзы уже стояли в её глазах, когда она наконец крикнула «Чудесно!», развернулась и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Билл остался один на один с мотыльком, кружащим вокруг лампы, и своей злостью, раздиравшей его внутренности и внешности. Он сел на постель и тяжело вздохнул: что из этого было правдой, а что — блефом, а может, всё — защитный рефлекс? Откуда столько раздражения и презрения к людям, откуда, если и он сам — тоже человек? Скоро ему станет плевать. По крайней мере, он понадеялся. В любом случае, им всем после спасения нужен отдых, а до рассвета… …всего несколько часов, — подумала Корра, упала на кровать рядом с матерью и расплакалась.