***
«Ей это платье не идёт. Зачем ты врешь?» «Уйди из моей головы!» «Она наверняка знает, что ты врешь.» «Теме, я сказал тебе, уйди! Мы не должны так разговаривать вне боя!» «А что мы должны? И кому?..» «Что ты несёшь?» «Ничего. Забудь.» Саске разрывает мысленную связь, хмурится и смотрит пристально в потрескивающий костер перед собой. Он сидит под деревом черти где на границе страны Огня, лес вокруг выглядит густющим и непролазным, а до Конохи с добрую неделю пути. И почему ему показалось, что, находясь так далеко, но внезапно уловив на границе сознания отголосок мыслей Наруто, будет хорошей идеей к нему потянуться? Получилось даже лучше, чем он предполагал (скорее всего, просто получилось застать придурка врасплох, он не держал сознание наготове закрытым, находясь дома) – Саске смог увидеть всё чужими глазами. Уютная обстановка дома, вкусный тёплый ужин на столе, смущённая и красивая Хината в розовом платье, которое, по мнению Учихи, совершенно ей не идёт. Довольные редким присутствием отца дети – Боруто, делающий вид, что ему глубоко пофигу, но частенько улыбающийся во все зубы, совсем как он в детстве, и маленькая Химавари, снующая за папой на каждом шагу, трепетно помогающая маме накрывать на стол. И он. Сам Наруто. Смотреть в зеркало его глазами на него, как на себя – дико странно, но Саске старается запомнить каждую деталь и черточку чужой внешности. Таким домашним он видел его только раньше, в детстве, ярким проблеском, сверкающим среди будущей непроглядной тьмы. Домашние мягкие штаны, неизменный плащ и шляпа Хокаге остались в резиденции, поэтому Наруто, одетый в простую футболку со свитером, рукавами завязанным на плечах, кажется словно голым, слишком открытым, слишком близким. Кажется, рукой потянись и погладишь по щеке под присмотром уставших за день глаз, потреплешь короткие, растрёпанные волосы, и никто тебя не оттолкнёт. Когда это лицо стало ему чужим после всего пережитого?.. В те редкие разы, что он бывал в Конохе, ещё реже заходя при этом в место, называемое «домом», глаза сами собой поднимались вверх, встречаясь с серьёзными глазами лица, вытесанного на горе Хокаге, словно бы присматривающими за жителями деревни. Лицо решительное и вытесанное с грубой искусностью, взгляд устремлён вдаль, но никак не в глаза, так нуждающиеся в этом. Саске откидывает голову назад, прикладываясь затылком к неровной коре дерева сильнее, чем нужно. Почему же не тянет домой? Дома ждёт жена, которая всё ещё верит в то представление, которое он попытался перед ней разыграть. По всем законам мироздания он должен быть дома. И он правда пытался. После войны, практически смерти и потери руки, он действительно много думал о том, что, оставшись последним из своего клана, нужно было начать его восстанавливать. Конечно, можно было попробовать с помощью Орочимару наплодить из пробирки кучу детей с тем же геномом, что и у самого Учихи, и предпочесть количество качеству, но это было бы неправильно. Нужна была жена – по росписи на документах, по статусу, по кольцу на пальце, по факту. Возможно, даже по любви. Итачи бы этого хотел. Отец бы этого хотел. Мама бы хотела. Отчасти Сакура похожа на Микото. С теми, кого она любит, глаза светятся нежностью, а обнимающие руки, словно защитный ореол, не пустят никого за границу объятий, защищая и успокаивая. Она могла быть строгой, когда надо, и понимающей, когда это действительно требовалось. Слегка щурила глаза, когда смеялась, всегда приглаживала волосы, чтобы не торчали в разные стороны, готовила в фартуке и выверенным движением встряхивала чисто выстиранное белье на заднем дворе. И Саске позволил себе расслабиться. Не то, чтобы он мог назвать это влюблённостью (оглядываясь назад уже в нынешнем возрасте, он прекрасно понимает, что никогда не знал влюблённой симпатии, лишь два вида чистой любви – к семье и к одному белобрысому придурку), нет, скорее это было... Доверием? Он доверился ей. И Сакура искренне пыталась. Была хорошей женой, когда они пытались зачать Сараду, внезапно стала хорошей любовницей, хотя кровь от первой половой связи на простыне говорила сама за себя. Стойко выдерживала злую молву тех людей, которые ещё помнили о конфликте с Учихами, шла со спокойным выражением лица, неся на спине веер проклятого клана. Вырастила дочь замечательным человеком, умудрялась совмещать дом и работу, казалось бы, справлялась со всем сама, но неизменно, как видела его, спрашивала: – Ты вернёшься? И Саске слишком внезапно понял, что не находит ответа. Глаза у неё добрые, но гневается она легко. Руки ласковые, но всё ещё испуганные, исполняющие все действия так, словно в любой момент могут убить. Она знает цену жизни, потому что однажды почти погибла от его руки, но в её сердце не бой – спасение умирающих. В тот день, когда Саске, вернувшись после годового отсутствия, замечает, что она отрастила волосы и собрала их в хвост так, как собирала мать, он даже ожидает от себя в сторону жены каких-то чувств. Правда ожидает. Но ничего не чувствует, кроме горечи. К утру, когда на горизонте только-только начинает заниматься рассвет, и темная ночь сменяется мутными прохладными сумерками, Саске, мерзливо поведя плечами, раздумывает, стоит ли разжечь костёр ещё раз и согреться или уже пора двинуться в путь, среди деревьев на небольшой, «обжитой» поляне появляется Наруто. От него фонит истощенными чакроканалами, потому что обычному человеку добраться сюда меньше, чем за неделю невозможно. Средненький джонин, возможно, справился бы дня за три. Наруто уложился в четыре часа. Он даже не хмурится, когда холодная учиховская чакра вливается в него, только смотрит прямо в лицо Саске, смотрит-смотрит-смотрит, роняя из горестных голубых глаз крупные горькие слезы. Ощущения такие, словно лопаются стены из упругих, гладких облаков – сначала все густеет до предела, что и носа своего не увидишь, мягкие клубы лезут в легкие, норовя остановить дыхание, но внезапно дымка рассеивается, давая вдохнуть такой чистый воздух, которого нет ни на одной вершине любой из существующих гор на этой планете. И Саске видит. Чужими глазами, мозгами, чувствует чужой кожей и понимает, что прирос к этой коже намертво ещё много-много лет назад. Взгляд в свою спину – я ухожу, чтобы искупить грехи, ощущает словно бы забывшее пропустить жизненно важные драгоценные удары сердце – эта связь для боя, Узумаки, не более, так нельзя, ощущает на губах губы очень красивой девушки, похожей на хрупкое изваяние и ощущает в ожившем сердце надежду на возрождение ускользнувшего прямо из пальцев тепла, а после комкает пальцами скупую записку – поздравляю. – Ты... Ублюдок... Ты бросил меня... Ты бросил меня! Машинально хочется уклониться, когда Узумаки на дрожащих ногах подступает к нему и замахивается сжатым забинтованным кулаком. Но Саске стоит, как вкопанный, и Наруто, толкнувшись рукой в чужую грудь, вдруг глухо всхлипывает, закрывая рот руками, и валится на брюнета, прижимаясь плечом туда, куда только что пытался ударить. И Саске видит снова. За одну секунду, это похоже на то, что говорят гражданские о смерти – словно бы за мгновение сама жизнь пролетает перед глазами. После рождения Химавари2
3 октября 2018 г. в 23:37
– Май.
– Да, думаю, май будет в самый раз! Химавари будет так рада!
Несмотря на добрые сотни километров между ними, Гаара на экране ноутбука улыбнулся, палочками аккуратно отправляя в рот кусочек мяса. Наруто довольно засветился в ответ, с шумным хлюпаньем втягивая в себя лапшу из тарелки. Они давно уже так не обедали – всегда находятся какие-то дела, обязанности и проблемы, и, несмотря на то, что Казекаге в деревне Листа появлялся не менее пяти раз в год, дабы повидать племянника, крестницу, лучшего друга-Хокаге и ораву друзей, все равно, по другу Наруто откровенно скучал, потому иногда они позволяли себе втихаря, без ведома помощников, вот так просто и по-человечески пообедать в компании друг друга. И не важно, что разделяет расстояние, на столе лежит легион неразобранных бумаг, и что Саске, если узнает о таких рандеву, прожжёт ревнивым взглядом Наруто голову насквозь – не важно. Он Хокаге, он имеет право!
К тому же, сердце Гаары занято кое-кем другим, плотно и крепко...
– Я смотрю, ты... – Узумаки хитро улыбается, причмокивает губами и тыкает палочками в экран, чуть крутя ими. – Сделал себе прическу, похожую на его.
– Н-нет... – Гаара мгновенно смущается, запускает пальцы в волосы, словно желая взлохматить, но руку опускает и качает головой. – Просто решил пока что побыть в таком образе. Канкуро говорит, что так я выгляжу строже.
– И ты его слушаешь? Ему тридцатник, а он все ходит как кошка-переросток! Хотя... – Наруто потёр пальцами забинтованной руки подбородок, изображая недовольство, ненавязчиво протянув. – У тебя там сейчас, наверное, целый зоопарк... Брат-кот, а теперь ещё и Зелёный Зверь Конохи...
Гаара опускает свои палочки на тарелку, улыбается скромно, но Узумаки знает друга не первый день – всем может показаться, что он спокоен, но на деле в рыжей голове пляшут черти практически в режиме нон-стоп.
– Всё ещё дуешься, что я его забрал, Наруто-кун?
Это случилось лет пять назад, когда, что Наруто, что Саске, были плотно в браке, а между собой только «женихались» (если, конечно, считать нервные взгляды и максимальное избегание друг друга флиртом). Сначала Ли стал в Суну мотаться чаще обычного – конечно, все члены команды Гая итак там часто бывали, всё-таки столько связывает, но Ли стал проявлять очень уж большую инициативу тогда, когда Хокаге предлагал джонинскому составу миссии на выбор. Ну, Ли – есть Ли, не правда ли?
То, что Гаара в тот год был в Конохе двенадцать раз (и это только официально), Наруто тоже не смутило. У них с Песком дружественные отношения, даттебайо, так и должно быть! Ну и что, что поводы дурацкие – посетить оружейную фабрику, навестить дражайшую сестрицу, посмотреть экзамен на чунина, пусть там и не принимают участие дети из Песка... Что такого-то? Дружба!
А потом пришёл Ли. Сам. Глаза в пол, красный, как рак, вид виноватый, и суёт прошение о переводе в Суну на постоянной основе. Разорался тогда Наруто, конечно, знатно – забирают у него прямо из-под носа мало того, что друга, но Зеленого Зверя Конохи?! Ещё и не посоветовавшись, а просто ставя перед фактом?! Дудки! Бумажку порвали, на Ли накричали, на долгую нудную миссию его прогнали.
Через два дня, словно по волшебству, заявился Гаара (разве он не был черт знает где в стране Камня?..) Вежливо поздоровался, спросил про самочувствие и подал бумагу, в которой деликатно, так, мол, и так, сказано, что хорошо бы, господин Хокаге, обмен произвести – сестрица-то Казекаге к вам на ПМЖ переехала, а она джонин, а у неё веер антикварный, она боевая единица Песка, так ещё и деток в вашу, господин Хокаге, деревню рожает. Надо бы что-то взамен дать.
Наруто, добрым словом вспоминая бабку Цунаде и удивляясь самому себе, что считал ее вредной, скручивает фигу, машет ей в сторону лица друга и тотчас же отвечает – переезд добровольный был, да и, вроде бы, не жалуется дамочка, а коль обмен хотите, так выбирайте любую куноичи незамужнюю – пусть едет к вам в деревню, ищите ей мужа да открывайте себе завод по воспроизведению боевых единиц. Гаара смотрит, как на умалишенного, листок забирает и исчезает в вихре песчинок, коротко поклонившись.
Неджи приходит без приглашения. Закрывает за собой дверь, складывает руки на некогда пробитой груди, хмурит тонкие брови. Если на секундочку забыть, что ты Хокаге, и вернуться лет так на пятнадцать назад, снова может показаться, что ты сидишь, нашкодивший лузер, а гений деревни сейчас будет тебя отчитывать.
Хотя, Наруто и правда нашкодивший лузер.
– Ты дебил? Любовь у них. Любовь, слышишь, Наруто? Подписывай давай ему все, мы с Шикамару уже придумали, как сделать его шиноби, официально работающим на две деревни. Не переноси личные проблемы на другие пары. У них смелости хватило, не надо злиться на них за это.
Сначала за такие разговорчики на собственного шурина, конечно, хочется разораться. Вы посмотрите, какой сдержанный с виду, а так с Хокаге разговаривает?! Но в итоге Наруто вздыхает, тоскливо смотрит на Неджи и, пододвигая к себе принесенную им бумагу, спрашивает, обмакивая ручку в чернила:
– Ты знаешь?..
– При всем уважении и любви к моей сестре – она видит только то, что хочет видеть. Она видит счастливую семью, а я вижу твоё унылое лицо всегда, когда Саске оказывается в твоём поле зрения.
– Злишься, наверное... – Наруто подписывает и, положив ручку на место, несмело поднимает взгляд, но белые глаза смотрят мягко, с лёгкой улыбкой на точеном лице.
– По-твоему, я тогда почти умер за тебя, чтобы ты был счастлив исключительно с моей сестрой?
– Нет, но...
– Заткнись, – Хьюга машет рукой и садится на стул напротив стола Хокаге, а Наруто в тысячный, наверное, раз, благодарит небеса за то, что Неджи тогда выжил. С виду он остался таким же, но, когда Наруто стал Хокаге, предупредил, что всегда будет говорить ему правду, если с чем-то будет не согласен. При других вежливо, а наедине так, чтобы дошло быстрее. Узумаки, не думая, согласился. – Жалко, конечно, что у вас ничего не выходит, ну, точнее, у тебя с ней. Я вас обоих люблю, и мне не нравится то, что ты несчастлив.
– Мне тоже, знаешь ли... – Наруто по-детски дует губы, подпирая ладонями щеки, и, недовольно посопев, смотрит на друга. – А реально у Гаары и Ли все серьёзно?..
– Ты можешь в этом измерении, в этом мире, на этой планете и в нашей деревне представить у Ли на шее засос? Нет? И я не мог, пока не увидел, – Неджи хмыкает, складывая руки на коленях, а потом кивает, слегка улыбаясь. – Да. Правда серьёзно, раз Ли действительно готов практически оставить деревню ради него.
– Вот как...
Хьюга похлопал его по плечу, бумагу забрал и удалился, а Наруто ещё долго смотрел в окно на закатное солнце. Смотрел-смотрел, а потом, вызвав к себе Шикамару, взял и выписал для Неджи два поощрительных внеочередных выходных.
– Э? Это за что? У него день рождения только в июле.
– За улыбку, – Седьмая тень огня улыбнулся и, почесав затылок, повёл плечами. – Улыбку неулыбчивых всегда приятно увидеть. Ты бы поменьше ныл да побольше улыбался, может, тоже бы лишний раз отдохнул!
Шикамару покрутил пальцем у виска, поворчал, но поощрительный лист отнёс, куда следует, а Наруто подумал, что надо почаще общаться с родственниками.
Поэтому уже сейчас, когда он знал, что завтра дома его будет ждать ублюдочная, но такая любимая задница, он улыбнулся, показывая в камеру ноутбука большой палец:
– Не дуюсь я, даттебайо! Ещё потом будешь просить его вернуть, когда он тебя утомит своими отжиманиями!
– Вообще, я бы сказал, что скорее Гаара его утомляет. Своими отжиманиями... На нем.
Наруто заржал, где-то в Суне очень недовольно зашуршал песок и завопил чей-то брат, а дверь в кабинет Седьмого Хокаге внезапно была снесена с петель и, пролетев через все помещение, впечаталась аккурат в стенку между двумя окнами.
– Шаннаро! Так и знала, что прохлаждаешься! Саске в больнице!
– Что?!
чужое своё плечо чаще лежит на неудобном диване резиденции, нежели на мягкой супружеской постели. Среди вереницы проскальзывающих мимо глаз кип документов и отчетов о миссиях всё реже мелькает печальное красивое лицо девушки, плачущей когда-то от радости из-за свадьбы, нынче проливающей слезы от одиночества, секретные свитки деревни чаще появляются в кругу обзора, нежели гневная и грустная мордашки детей. Ощущает всей грудной клеткой гнетущую, беспроглядную пустоту, и даже скребущая когтями стены подсознания, отчаявшаяся и взволнованная рыжая тварь не облегчает положения.
Отчетливо видит, как высокий блондин в свитере, наброшенном на плечи для домашнего уюта, вдруг дергает головой, как от удара, хмурится, словно что-то слышит, и, коротко глянув на жену, исчезает из-за стола, словно его там и не было секунду назад.
– Ублюдок... Чертов ублюдок...
Кривое зеркало треснуло окончательно. Клоунские колпаки валяются на полу, треснувшие маски развалились рядом грудой простых щепок, а искусно нанесённый грим потек от слез, размазанных по вновь открытому глазам лицу трясущимися руками.
Саске обхватывает его рукой и не находит ничего лучше, чем сесть обратно, где сидел всю ночь, под крону высокого дерева, давая ревущему Хокаге прижиматься к себе и утыкаться лбом в грудь.
А как же оттолкнуть, обозвать, отстраниться? Где хваленые рефлексы и гордый образ недотроги?
Почему на щеках так мокро?..
Наруто приходит в себя только тогда, когда чужая рука, непривычно осторожная и робкая, проводит по его волосам, выуживая оттуда листочки и веточки, успевшие там поселиться за то время, что он, не жалея чакры ни своей, ни Девятихвостого, пролезал сквозь лес туда, где должен быть очень и очень давно. Он поднимает глаза, без страха смотрит в черно-белую пару глаз, видит такой же взгляд в ответ и целует.
Целует так, словно уже делал это не только в своих мечтах. Целует, словно остального мира вообще не существует, словно на них нет дурацких статусных ярлыков «муж-Хокаге-наследник клана». Так, как правильно. Так, как и должно быть.
В то утро они оба в первый раз действительно занимаются не сексом, а любовью, и разница настолько поражающая не только по физическим ощущениям, но и по теплу, разливающемуся в сердце и каждой клеточке тела, что никто не говорит почти ни слова. За жизнь они много друг другу сказали и не сказали вслух, но мысленно поговорили всего несколько раз, по глупости пряча друг от друга сознание.
Больше такого не повторится.
Когда в небе уже вовсю светит лучистое полуденное солнце, Наруто во всей своей собственной манере громко сетует на ободранную спину и ноющую поясницу, но лежит на траве рядом, переплетя свои конечности с конечностями Учихи так, словно они два ростка лозы, вьющиеся друг вокруг друга.
«Мне было очень хорошо», – думает сказать Саске.
«Я люблю тебя», – практически говорит Саске.
– Я без тебя не смогу.
Узумаки смотрит прямо на него пару секунд, а потом, несвойственно самому себе, кивает и доверчиво прижимается щекой к бледной груди, туда, где находится сердце. Лежит пару мгновений, берет руку Саске и кладёт на свою же грудь, в ту же область.
Когда два сердца оглушительно громко и синхронно сжимаются и разжимаются, навсегда восстанавливая и тысячекратно укрепляя почти разорванную связь, Саске понимает, что сделал всё правильно.