Не вижу ничего смешного

Над ухом что-то очень противно пищит. Саске морщится, ощущая в голове гулкую тряску, словно стоишь на технике Землетрясения, пытается оценить ситуацию и находит самого себя в горизонтальном положении под каким-то тяжелым одеялом, с влажной, пахнущей какими-то травами повязкой на лбу, носом ощущая горьковатые запахи лекарств. Стало быть, больница? Воспоминания возвращались тяжко, словно руками тянешь. Дом, улыбка дочери, улица, ветер и солнце... Удар, крик жены, темнота. Черт. Сознание, наконец, изволило возвращаться, но, несмотря на то, что травма была не самая страшная в его жизни (вы вообще в курсе, какая у Наруто тяжелая рука даже без расенгана в ней?), сил разомкнуть веки ещё не было. Кстати, о Наруто... Чакра придурка ощущалась где-то в районе резиденции, слабо, ничем совершенно не отличающаяся от своего обычного состояния. Тёплая и даже немного жаркая из-за чакры лиса, смешавшейся с родной чакрой Узумаки, она инстинктивно потянулась к нему, когда Учиха осторожно, не отвлекая ее хозяина от дел, закрылся своим разумом от его, так, чтобы ничего не заметили. Он давал ощущать своё настроение, то, что он жив, но местоположение и мысли – увольте, сначала нужно со всем разобраться. Чакру сидящего рядом человека рассматривать нужды не было. Спокойная и прохладная, в дальнем уголке своём поющая тысячами птиц, она дала себя рассмотреть тому, кому бесцельно доверяла, пока ее владелец с расслабленным видом перелистывал страницы излюбленной книжечки, словно бы и не занимался охраной одного из опаснейших людей деревни. – Йо, Саске. Проснулся? Пока Учиха садился, стягивал с лица мокрую тряпицу, вытирал рукавом рубашки мокрые капли лекарства и пытался разлепить глаза, Хатаке невозмутимо и без спешки прочитал ещё две страницы, после чего с тихим вздохом книгу закрыл, убирая в маленькую сумочку на бедре. – Как себя чувствуешь? – Отвратительно. Надо отдать нашему Хокаге должное – столбы на века сделаны, – Саске тихо хмыкнул, стараясь приоткрыть глаза и не ослепнуть при этом – зрение вернулось, только вот свет в палате остро резал по глазам. Титаническим усилием приподняв одно веко и глянув сквозь челку на учителя, он встретил на себе настороженный, но скорее тревожный, чем напряжённый взгляд. Ему доверяли. Эта мысль приятно согревала. Ещё приятнее оказалось то, что Какаши, с секунду помедлив, поднялся с места, задернул бледно-желтые занавески и, подойдя к выключателю на стене, щелкнул им. Понятливо глянул на кивнувшего Саске, кивнул в ответ и, наконец примостившись обратно на своё место, непринужденно спросил: – Подводит зрение, Саске-кун? Вот так. Легко и обыденно. Словно речь идёт о зубной боли или о ненароком потерянной безделушке. Учитель не собирался ничего выпытывать, он действительно переживал, однако не настаивал, что почему-то трогало сердце так непривычно сильно. Почему он так не может общаться с окружающими? Может, он и правда стареет?.. – У вас было такое с шаринганом? – Саске чуть сморщился, выверенным движением поправляя волосы, заправляя одну часть челки, упавшую на обычный, черный глаз, назад, и, увидев со стороны Хатаке покачивание головой, спросил уже тише. – Кто в курсе, и как давно? – Ну, точно твоя жена, я и Шикамару. Сарада, думаю, пока что просто в шоке, но она девочка неглупая, скорее всего, скоро догадается, а вот Наруто... – Он знает, – Учиха нахмурился и резко встал, ощущая сильное головокружение, но уверенно направился к плащу, чёрным пером висевшему на вешалке. Чакра Сакуры теперь отчетливо ощущалась возле чакры Наруто, и сознание последнего бесновалось, стараясь дотянуться до связанного с ним сознания, но Саске старательно его отпихивал, словно утром, когда идиот лез с поцелуями в самый неудобный момент. Хатаке отреагировал донельзя странно. Посидев с мгновение, он как-то по-старчески крякнул, пересел на кровать и, небрежно закидывая обутые ноги на белое одеяло, покосился на вылупившегося на него Саске, пожал плечами и философски произнёс: – Мы оба понимаем, что, если ты куда-то собрался и что-то задумал, я тебя не остановлю, поэтому нет смысла пытаться. Куда направишься-то? Брюнет чуть сморщился, поджимая губы. Собраться-то он собрался, а вот куда идти, у кого спросить, кто может помочь?.. Ответ нашёлся сам собой. Отозвался покалыванием в области плеча, заскользил по коже прохладными чешуйками, изогнул губы в уже привычной нечеловеческой улыбке. – К тому, кто хоть что-то может знать про глаза моего клана. – Я понял, – Какаши кивнул, и, положив ногу на ногу, вроде как замолчал, однако, когда Саске уже подошёл ближе к окну, открывая ставни, вдруг подал голос. – Ма, Саске, слушай... – М? – А выруби меня? Саске позволил себе вздернуть брови и уставиться на учителя, несмотря на то, что Наруто, судя по всем ощущениям, вот-вот собирался покинуть резиденцию и надавать кое-кому по заднице, не дав самостоятельно со всем разобраться. – Не понял? – Я, может, и бывший Хокаге, но если Наруто и Сакура придут сюда, тебя нет, а я просто сижу отдыхаю, они меня на части порвут. А так – тебя же Наруто в любом случае отчехвостит, да? Да. А я хоть посплю. Ирука в последнее время вообще спать не даёт... Саске вновь дал себе волю – слегка ехидно прищурился, дёрнув головой, словно бы спрашивая «серьезно?», и, получив от учителя смущенную улыбку под маской, легонько тюкнул его двумя пальцами со сконцентрированной в них чакрой в шею, осторожно рукой поддержав за голову, кладя на подушки, уже через мгновение выскользнул из комнаты в открытое окно, останавливаясь на козырьке, оглядываясь и щуря глаза от вечернего солнца. На козырьке внезапно нашёлся Сай. Мокнул кисточку в чернильницу, небрежно сделал мазок на свитке, опустил кисточку, поднял руки перед собой, поганенько-мило улыбнулся: – Просто рисую. Изволь утечь отсюда, пока тебя не отрасенганили. Сая Саске не любил абсолютно, но совету его последовал, складывая одной рукой печать, исчезая с козырька госпиталя, перенося себя с помощью плавающих на белом фоне томоэ к неприметному серому зданию на отшибе Конохи, точнее, в полутора днях пути от ее главных ворот. Убежище Орочимару, как всегда, уютом не отличалось. Каков владелец, такое и жилище – практически ничего не поменялось с того момента, как Саске провёл в одном из таких убежищ почти три года, изо дня в день изматывая себя тренировками чуть ли не до отказа мышц, лишь бы не засыпать, а выключаться вечером. Чтобы ни о чем не думать. Бывший учитель, если его можно так назвать, встретил пока что не очень привычным обличьем женщины, змеиным прищуром эффектно выделяющихся на лице глаз и сладкой улыбкой: – Нужна помощь, Саске-кун? Саске внутренне поежился, но посмотрел прямо в глаза и без тени сомнений кивнул, отдаваясь в руки того, кому, в принципе, доверял, но держался всё равно слегка напряжённо – несмотря на бумагу, подписанную с легкой руки Узумаки Наруто, Седьмой Тени Огня, мол, змеиный санин прощён и помилован, он всё равно оставался преступником, наворотившим в прошлом кучу дел, которые, собственно, не так-то легко простить. Застегивая рукав рубашки после того, как Орочимару взял у него кровь, Саске с усмешкой подумал, что такие мысли должны вызывать у него самого давление бревна где-то в области глаза. Сам-то чем лучше? Не стыдно? Было стыдно. А Наруто, упрямо бодавший его лбом в лоб каждый раз, когда слышал из сознания Саске отголосок таких мыслей, утверждал, что стыдно быть не должно. Упрямо хмурился, пялился в глаза, встряхивал и не обращал внимания на прилетающие по голове затрещины за такие действия. Словами больше ничего не говорил, но из разделённого на двоих общего сознания бесконечными волнами лилось доверие, такое бескрайнее и бесспорное, что сердце мгновенно сжималось в чёрный, истекающий кровью комок темноты, слишком недостойный для того, чтобы находиться рядом с чем-то настолько священно-чистым, что это должно находиться в главной святыне этого мира. Глупо, конечно, но Саске себя этим оправдывал, пусть и не очень верил в самого себя. У него было то, что его держало. То, на чьём фоне он, по своему мнению, смотрелся ещё хуже, чем есть, но Наруто верил, что вместе они становятся сильнее «в тысячу тысяч раз, даттебайо!», и Саске заставлял себя верить. Его держат. Что держит Орочимару?.. – Даже и не знаю, что тебе сказать, Саске-кун... – Орочимару качнул головой, слегка жеманным движением закидывая собранные в хвост длинные волосы за спину, принимая из рук суетящейся рядом Карин другую пробирку с кровью, капнул туда что-то и покачал рукой, смешившая две жидкости. Саске поздоровался с Карин коротким, но тёплым кивком головы. Дальняя родственница Наруто довольно улыбнулась и, уйдя ненадолго, вернулась с небольшим столиком на колесиках, который катила вперёд перед собой за широкую металлическую ручку. – В смысле? – Судя по всем анализам... – змеиный сенсей, высунув кончик длинного языка и проводя им по тонким бледным губам, с любопытством смотрел в микроскоп, слегка поворачивая катушки объективов, рассматривая на предметном стекле препарат из крови Саске. – Ты абсолютно здоров. Я, конечно, изучу твою кровь поподробнее, но на уровне базового и продвинутого исследования всё в порядке. Учиха почувствовал острое желание перед тем, как уйти, забрать у санина все пробирки со своей кровью, чтоб не наворотил чего, но потом, вздохнув, отмёл эту мысль, не желая провоцировать конфликт. Глянул на Карин, указавшую ему на стол перед тумбочкой, что она прикатила, безропотно сел туда, почти внезапно лицом к лицу оказываясь с бывшим учителем. Орочимару улыбнулся, надевая перчатки на тонкие пальцы: – Ты же меня не боишься, Саске-кун? – А должен? – Нет, конечно, – с какой-то веселой усмешкой глянув на бывшего ученика, Орочимару сложил несколько печатей и, разводя руки в стороны, от которых потянулись из пальцев нити бледно-фиолетовой чакры, кивнул головой в сторону Карин. Девушка нажала на панели тумбы несколько кнопок, и вверх выдвинулись три металлических столбика, слегка изменяя угол наклона, формируя вокруг сгустка чакры кольцо, сохраняя в себе энергию. Орочимару двинул пальцами, из сжатого положения разводя их в сторону, формируя в середине круга из чакры витое спиральное отверстие прямо на уровне лица Саске. Ловя на себе удивлённый взгляд ученика, санин небрежно повёл плечами. – Новые технологии, не стоим на месте, сам понимаешь. Вытяни голову и погрузи туда лицо. Мгновение помедлив, Саске послушался, вытягивая шею вперёд и опуская лицо в сгусток чужой чакры. По ощущениям – нырять в море из маленьких мерзлых острых иголок. Лицо мгновенно закололо и защипало, однако, как только он открыл глаза, всё стало совсем иначе – лютый холод сменился на прохладу, словно трогаешь лезвие меча, а ощущение щипания переместилось в глаза, уменьшаясь стократно, создавая чувство, что слишком долго торчал с открытыми глазами, а моргнуть не можешь. – Неприятно, знаю. Потерпи. Пока что всё, что было действительно неприятно Саске – лицо Орочимару, оказавшееся вдруг очень близко, прямо-таки непозволительно близко. Однако до интимных штучек учителю дела не было – он ловко двигал пальцами, по всей видимости рассматривая с помощью круга чакры, как увеличивающей линзой, тончайшие сетки чакроканалов и сосудов в глазу Учихи. Изредка что-то говорил Карин, та либо нажимала на кнопки, либо записывала короткие заметки в блокнот, но оба неизменно молчали, никак происходящее не комментируя. К одиннадцатой минуте (секунды Саске начал считать инстинктивно, скорее, на автомате) заныла спина, и уже тогда, когда он собирался спросить в не очень лестной форме, почему так долго, Орочимару, искренне хмурясь, отстранился назад на стуле с колесиками и, покачавшись влево-вправо, совсем не по-научному изрёк: – Не понимаю. Я действительно... – Да куда тебе понимать-то! Не умеешь – не берись! Возможно, удивление на лице Саске было совершенно не подходящим к его обычному бесстрастному образу, но было как-то плевать – он действительно удивился. В дверном проеме, чёрной дырой зиявшем за спиной Орочимару, выделяясь среди белых кафельных стен кабинета, стояла растрепанная и явно сонная Цунаде, сжатым кулаком прикрывая мгновение назад оравший, ныне зевающий рот. Одетая в на удивление целомудренно закрытую на груди пижаму бледно-серого цвета с рисунком каких-то мелких жёлтых цветочков, она двинулась к присутствующим в комнате расслабленной походкой, словно бы нарочито громко шаркая подошвами тапок с зайцами по гладкому полу. Глотнула кофе из кружки, которую вежливо подала Карин, и, пока она потягивалась и разминала пальцы, Саске успел заметить на лице Орочимару неописуемую эмоцию, про которую, кому не скажи, в жизни не поверят – он на пару мгновений прикрыл глаза, поджал губы, слегка качнув головой, и, с сопением выдохнув носом, тихо-тихо сказал «блять». Саске эту эмоцию знал по себе из-за общения с Узумаки, но не может быть, чтобы между этими двумя... Или может? Не тратя своё время на такую мелочь, как надевание перчаток, Цунаде, особо не церемонясь, навалилась на Орочимару со спины, необъятным бюстом удобно укладываясь тому на плечо. Спокойным, нагловатым движением просунула обе руки вперёд, так, что голова ее бывшего сокомандника оказывалась в полнейшем плену грудей и двух предплечий, снова сладко и громко зевнула тому же на ухо, причмокнула губами и, двинув пальцами, вплела в фиолетовый круг чакры Орочимару свою, нежно-зеленую, более тёплую и мягкую, тоже начиная бегло рассматривать глаза Саске. Выражение лица учителя поразило Саске до глубины души, и он вдруг понял, что практически смотрится в зеркало – змеиный санин вздохнул с тоскливо-терпеливым выражением лица, слегка поджал губы, как это делают обиженные люди, опустил глаза, но так и остался сидеть, совсем не шевелясь, так и оставаясь надежной подставкой для старой подруги. Саске чаще всего так ощущал себя ночью, когда Узумаки, наподобие спрута, закидывал на него все конечности и сопел в ухо, болтая и пуская слюни во сне. Интимом у них и не пахло, это точно, но то, что они были действительно близки, ощущалось даже без сенсорных способностей. Наруто говорил ему, что для него и для Цунаде смерть Джирайи стала настоящей, тотальной потерей, но не представлял себе, сколько это значит для Орочимару. Кабуто лишь обмолвился однажды, криво, словно ревниво улыбнувшись и поправляя пальцами неизменно сползающие очки: – Орочимару-сама был изрядно огорчён данным фактом. Огорчён, значит?.. Пока Цунаде с задумчивым видом рассматривала объемную модель чакроканалов из глаз Саске, сделанную из своей же чакры, Учиха скосил глаза на Карин, зная, что она почувствует его, для того и немного открываясь на сознательном уровне, и задал немой вопрос: «Давно?» Девушка вздохнула, потёрла глаза под очками, устало покивала без слов, и большего было не нужно, всё понятно. Если Саске не изменяла память, Наруто жаловался, мол, бабулька уж чересчур много взялась путешествовать по миру, совсем он ее не видит... – Карин, душечка, глянь пожалуйста на уровень кортизола в крови Саске. У нас тут некоторые говорят, что анализы в норме, но я в жизни не поверю, – незадачливая путешественница, опустив руки и разрывая энергетическую связь с кубом, махнула рукой в сторону Саске, давая тому наконец-то сесть по-человечески и размять шею, но с сокомандника не слезла. Карин послушно метнулась к столу и, взяв один из листков, подала его бывшей Каге. Женщина кинула на лист мимолётный взгляд и, вздохнув так, словно ее заставляли, от души вмазала кулаком по голове змеиного товарища, отправляя того вместе со стулом на колёсиках в недолгую поездку до ближайшей стены. Орочимару ахнул, хватаясь за голову, Цунаде разоралась, Карин полезла их разнимать, а Саске, считая до десяти с целью погасить приступ бешенства от нахождения в таком дурдоме, громко кашлянул, наконец-то на правах пациента привлекая к себе внимание. Цунаде важно надулась и, отряхнув пижаму, кивнула: – Мы взяли анализ крови однократно, но я уверена, что уровень кортизола, адреналина и норадреналина у тебя повышен постоянно. У вас с Наруто всё нормально? – Более чем, – кисло ответил Саске, внутренне кривясь не от того, что у них было что-то не так, а потому что до трясучки ненавидел вмешательства в свою личную жизнь. – Ты часто бываешь на сложных миссиях? Твоя жизнь часто подвергается опасности? Ты постоянно нервничаешь? – Не чаще обычного. – А ну не скрытничать мне тут! – гаркнула Цунаде, ударяя кулаком одной руки о ладонь другой, и во взгляде ещё отходящего от тумака Орочимару за ее спиной искренне читался такой же призыв, только с другим подтекстом: «она же мне все тут разнесёт к чёртовой матери». – Я помню о шарингане не очень много, больше из книг, которые читала в детстве в библиотеке деда, их приносил Мадара... – женщина несколько сморщилась, но, включив обратно профессионала за долю секунды, продолжила. – Как известно, шаринган проявляется у детей из твоего клана на почве сильных эмоциональных потрясений, чаще всего плохих или страшных. Это служит катализатором к развитию и активации генома, но для тех, кто пользуется шаринганом уже очень долго, стресс и его гормоны губительны – они на генетическом уровне стимулируют активность гена шарингана, но, так как развитие произошло полностью, особенно... Особенно у тебя, уж извини, дальше некуда, гены начинают работать против самих себя. – В смысле? Женщина насупилась и, заложив руки за спину, прошлась разок от одной стенки туда-сюда, подбирая слова: – Если в твоём доме стала ломаться одна из несущих стен, ты ее, конечно же, аккуратно снесешь и пересоберешь, да? – Да. – Но почему-то эта стенка будет ломаться снова и снова, не выдерживая веса верхних этажей. Ты будешь разбирать и собирать ее снова и снова, но с каждым разом, пока ты собираешь ее, весь дом без несущей стены будет всё больше и больше кривиться, пока не рухнет окончательно. Понимаешь? – Да, – Саске вдруг подумал, как же тяжело, наверное, Узумаки было быть тупым по учебе в течение всей жизни – было ощущение, что ему объясняют сложнейшую задачу, ответ которой очень прост, и все его, конечно же, знают, а он, как дитя малое, не находил ответа. – То есть, мои глаза портит... Постоянный стресс? – Именно, – с видом заправской учительницы Пятая довольно кивнула, но расхаживать туда-сюда по кабинету не прекратила. – Мы дадим тебе некоторые лекарства, которые укрепят сосуды и чакроканалы, но основное «лечение» тебе придётся проводить самому. – Лечение?.. – Найти причину стресса. Устранить ее. Не допустить повторного появления. Если ты ослепнешь, никакие техники, связанные с шаринганом и, думаю, риннеганом, работать у тебя не будут. Но я не знаю, что будет с твоими глазами, если их кто-то... Извлечёт. В нерабочем состоянии, тогда, когда ты не сможешь за себя постоять. – Я понял. Провожать его к выходу из Убежища пошла одна Карин. Отдала ему пакетик с таблетками, рассказала про условия приёма и улыбнулась, молча рассматривая его, словно стараясь запомнить. «Мне важно видеть улыбку на твоём лице и знать, что ты счастлив, Саске-кун, вот и всё, этого мне достаточно.» Саске, пусть и уставший, позволил себе совсем легко и тепло улыбнуться и, накидывая плащ, спросил: – Снаружи никого нет? Девушка сложила печати и, постояв с минуту неподвижно, вглядываясь внутренним, сенсорным зрением в ближайшие окрестности, моргнула, покачав головой и расцепляя руки: – Нет, все чисто, только животные. Береги себя, Саске-кун. – Суйгецу передай от меня привет. Пройдясь по ступенькам и уже в лесу перейдя на легкий бег, Саске, надежно скрытый от всех посторонних глаз ночной темнотой (в Убежище пришлось провозиться дольше, чем он ожидал), искренне надеялся, что получится успеть появиться дома раньше Наруто, чтобы не давать тому задать миллион вопросов, а, напротив, подать информацию так, как было удобно самому Саске. Нечего впутывать в эти дела идиота, у него итак забот по горло, а Саске, постепенно превращающийся в слепого крота – дело десятое. Через пару минут Учиха вдруг остановился у небольшого холмика, внезапно объятый таким животным чувством липкого страха, что хоть рой нору в земле и забивайся туда, надеясь, что не найдут. Наруто, полностью загасивший свою чакру так, что все сенсоры мира в жизни не отличат его от обычной белки, закрывший сознание так, что из него только сквозило праведным гневом и злорадным хохотом рыжей гадости, стоял с самым что ни на есть непринужденным видом, слегка покачиваясь на подошве ботинок вперёд-назад, делая вид, что заждался. Без мантии и шляпы Хокаге, в своей обычной оранжевой ветровке и чёрных штанах, в карманы которой он совершенно расслабленно сунул руки, он выглядел донельзя спокойным, чересчур отрешенным, но Саске где-то на глубине инстинктов понимал, что ему пиздец. – Домой. Живо. Напряженная спина Узумаки не сулила ничего хорошего, но Учиха, повесив голову, послушно повиновался, чёрной понурой тенью заскользив следом.