Химера

      Казалось, все было до невозможного просто: вернуться в центральный зал, завершить ритуал и исчезнуть из Сирреса на достаточно долгий срок для того, чтобы буря стихла. И все же за весь свой путь из восточного в западное крыло поместья, Акума так и не признал, что в тот момент, когда он посоветовал ребенку попробовать убить его, пусть ненадолго и впервые за долгое время, но все же Акума испытал страх.       Взгляд мифического чудовища, вертикальные зрачки, похожие на лезвия гильотин, заставили Акуму на миг почувствовать отвратительный холод, скользнувший по его мраморной коже изнутри. Абсолютный ноль, по сравнению с которым и мертвая рептилия могла показаться теплой, не говоря уже о живой.       Второй была уже мысль о том, что все это бред, и его сын был обычным ребенком, к тому же бездарным, слабым и существующим лишь для того, чтобы сохранить в себе силу Теневого Дракона до тех пор, пока не придет его время.       Занавески, как будто все понимали, больше не улыбались своей бархатной драпировкой, изгибы которой теперь скорее напоминали кривые сабельные раны на обезображенных лицах. Выточенные на барельефах плющ и белладонна неизменно оплетали стены, но всегда огибали изображения химер. Дрожь фестонов, казалось бы, только усилилась, как и ярость грозы за тонкими стеклами, запускающая когти сквозняков во все щели каменной кладки.       А сердце Химеры билось. Тихо, но ровно. И никто, включая самого Акуму, не знал, что это был обратный отсчет до конца света. Конца тьмы. Начала чего-то нового.       Когда коридор с его чешуйками параллельных дверей, наконец, плавно подошел к завершению, Акума ступил в просторный центральный зал. Здесь проводились общие собрания Вечного Клана, но сейчас помещение было почти пустым и вовсе не потому, что многие не сочли нужным приходить. Просто приходить уже было некому. От некогда великого клана остались лишь пять боевых магов, считая не только самого лорда Акуму, но и Меганэ, которого, по правде говоря, сложно было называть магом. Его даже боевым сложно было назвать.       Напротив дальней стены зала темнела массивная скульптура, собранная из осколков монолита Лиа-Файл, так называемого камня судьбы, пропитанного мощной магией еще в покрытые прахом минувших тысячелетий времена первородных фоморов.       С Лиа-Файл было связано много слухов. Например, говорили, что если его разбить, то внутри камня получится прочесть будущее, вот только, когда Акума сделал это, в глыбе камня не нашлось никаких пророчеств. Там оказались всего лишь неравномерные вкрапления розового кварца, того же цвета, как магическая аура его сына.       Зато сила в камне действительно была, древняя, нестабильная, бурная, как горная река, неудержимым потоком преодолевавшая любые пороги. Требовалось только направить ее в нужное русло, что Акума и сделал, сумев приспособить этот артефакт как временное вместилище Теневого Дракона. Тогда никто не возражал.       А сейчас представители Вечного Клана синхронно обернулись к своему лидеру. Никто так и не успел задать вопрос, который завис в воздухе, качаясь в петле, скрипя сломанной шеей. Лорд Акума ответил быстрее, просто кивнув на ребенка:       — Вот носитель для Дракона.       Конечно, хранить сущность вестника в Лиа-Файл было надежнее и намного проще, но вывезти массивную скульптуру за пределы Сирреса не представлялось Акуме возможным.       — То есть будущий носитель… это твой сын?!       Тогуро, отец Меганэ, был предсказуем в этом, потому что яблоко не просто упало недалеко от яблони, оно, похоже, вообще не падало. Такой реакции от своего младшего брата Акума и ожидал.       Вот у Тогуро прежде было фоморианское могущество. И, возможно, именно он сыграл главную роль в успехе охоты на Теневого Дракона, если ту бойню в пограничных горах можно было назвать успешной. Половина лица Тогуро после того дня осталась расчерчена свежими шрамами от когтей вестника хаоса, лишившими его убийственного взгляда, который прежде плескался в левом глазу, вытекая кислотными каплями.       Эта способность раньше заставляла Акуму с осторожностью относиться к младшему брату. Именно сила взгляда Тогуро сумела ослабить Теневого Дракона достаточно, чтобы суметь заточить его в Лиа-Файл. Теперь же ее у Тогуро не было, и Акума, пожалуй, мог считать это своей удачей при данных обстоятельствах.       — Он все равно урод, Тогуро, можешь сам посмотреть, — спокойно ответил Акума на ярость брата, которая так же замерзала в воздухе, не касаясь его, как дождевые капли, леденящий отвар и любые эмоции. — Собственно, от Леерской ехидны вряд ли стоило ожидать чего-то еще. Возможно, эта династия была не такой уж великой, как о ней всегда говорили. И магия, кстати, у этого живого мертвеца слабее, чем у твоего Меганэ, так что племянничек может гордиться…       На Меганэ, впрочем, Акума и не взглянул при этих словах. Он просто передал своего сына кузенам, которые, в отличие от Тогуро, и не думали возражать. Они в принципе не думали, просто выполняли приказ, совершив все нужные приготовления. Свежие изогнутые руны испещряли статую, напоминая раздавленные лепестки анемонов и разложенные в странном, не поддающемся никакой логике порядке, вырванные жилы.       — Но принцесса Леерская ведь была чистокровной фоморианкой из числа первородных! Как же магия вашего с ней ребенка может быть слабее, чем… — Тогуро так и не договорил, не желая задеть этими словами собственного сына. Но дядя, в отличие от отца, совсем не собирался щадить чувства Меганэ.       — Чем у милесианского отродья, ты хотел сказать? — безжалостно закончил прерванную братом фразу Акума, хотя Тогуро, конечно, сказал бы об этом намного мягче. — Сейчас не время это выяснять, да и, по правде говоря, не у кого. Может, ее мамаша-королева не была верна пятому лендлорду, и кровь ехидны оказалась не столь чистой. Все равно мы бы это не проверили… начинаем ритуал!       — Но что будет с нашим кланом? Нам всем придется бежать из Сирреса? Как? Наверняка все границы уже перекрыты рыцарями элитной гвардии, лендлорд ведь не глупец…       У остальных было вопросов не меньше, чем у Меганэ, но дождь за окном стекал по стеклам одной глобальной клепсидры, давая понять, что это не время для ответов.       — Я тоже не глупец. Начинайте! — отрезал Акума, нанизав на зрачки любые возражения, как бабочек на две тонкие булавки.       От камня исходило свечение, фокусирующееся на уровне кварцевых глаз, и это значило, что ритуал начался. Сущность Теневого Дракона, готовая покинуть свою временную темницу, набирала силы, как весенний паводок. Этот поток уже нельзя было остановить, только направить в другое русло.       Представители Вечного Клана выстроились в полукруг перед статуей из монолита Лиа-Файл, концентрируя магическую энергию. Лорд Акума плавно вышел вперед и взял с постамента ритуальный кинжал с лезвием, слишком тонким, чтобы его можно было использовать в битве. Рукоять обвивали магические символы, отозвавшиеся яркой вспышкой на прикосновение медленно сомкнувшихся вокруг них ледяных пальцев. Теперь порезы, оставленные лезвием, не причиняли боль, вообще не ощущались, что позволяло сделать рисунок четким.       Это был надрез на переносице носителя в виде четырехконечной звезды, два из лучей которой ложились на щеки. Остаточные касания острием кинжала, оставляющие точки на ключице и запястьях уже было сделать проще. Капли крови, оставшиеся от них, идеально ровные, могли бы стать отражениями полной луны, если бы та была красной.       Вот только, когда Акума оторвал острие кинжала от последней ритуальной раны, мраморная рука все-таки дрогнула, замерла, потому что его взгляд поймал опаленное дочерна лезвие. Никто больше не видел этого, не должен был видеть, но всего остального представители Вечного Клана не заметить просто не могли.       За окнами девятихвостые плети молний хлестали по земле, пропитанной дождем, а потому уязвимой для их слепой ярости. Может, после них там, на холмах, уже ничего не осталось кроме пепла. Может, искривленные временем сухие деревья не горели, а мгновенно рассыпались в прах. Может, мир уже раскололся и двумя половинками прогнившего плода упал по разные стороны пропасти, в центре оставляя червоточины.       Сейчас могло случиться абсолютно всё.       Каменная поверхность статуи попросту плавилась, растекаясь бесформенными восковыми слезами. Акума знал, что при заключении сущности Цербера в того мальчишку из Рэдхолда ничего подобного не случалось. Не горели вековые камни, каждая капля крови не озарялась вспышками молний, воздух не рябил так, как будто само пространство преломлялось тысячами призм, а кровь не меняла температуру до жара, вынесенного в ладонях из самого центра солнца.       — Что происходит? Так и должно быть? — первым, абсолютно не удивив этим Акуму, подал голос Меганэ, вздрогнув от очередного всплеска грома. Точно такой же мелкой дрожью зазвенели стекла, готовые вырваться из оконных рам, как будто в осколках на паркете им стало бы лучше.       Ответ тяжелой молотильной цепью ударил по крыше поместья около дверей в восточное крыло. Эта молния легко пробила черепицу насквозь, сдирая ее, как драконью чешую, и пуская кровь дождей, но не наружу, а внутрь.       Меганэ невольно отшатнулся и не разорвал магический круг лишь потому, что ногти Тогуро впились в его ладонь, оставляя следы стареющих лун. Глаза Меганэ тоже были похожи на луны, но уже полные и подернутые зеленой плесенью страха.       — Ритуал так не проходит! Может это все из-за носителя? — догадка принадлежала Тогуро, который безуспешно пытался перекричать вой урагана.       Стихия тоже, казалось, была в отчаянии. Этот гром звучал уже не ревом, а мучительным хрипом. Агония грозы продолжалась, как будто что-то еще заставляло пронзенное сердце отчаянно биться и с каждым мигом все быстрее, на разрыв.       — Какая разница?! Не смейте размыкать круг, слышите?! — сквозь стиснутые клыки прорычал Акума. Наверное, весь Вечный Клан еще никогда не видел своего лорда таким живым. Каменное лицо исказилось гримасой бессильного гнева. То была не эмоция, а рана, прошедшая под кожей, оставляя на ней тонкие трещины.       Еще никто никогда не видел, какой по цвету была кровь лорда Акумы. Никому из врагов так и не удалось даже оставить царапину на мраморном теле. Возможно, его кровь в действительности была ядовито-синей, совсем как зелье, жадное до тепла, которое оно пожирало из чужих угасающих жизней, и способное согреться только в огне.       Но одна мысль Акумы обжигала еще сильнее: неужели его сын все-таки был Химерой, а принцессе со знахаркой каким-то образом удалось это скрыть? Тогда Акума, похоже, все это время недооценивал Чиё. Ей нельзя было отказать в знании алхимии, возможно, и запрещенной. Но и Чиё, по всей видимости, тоже недооценила Химеру, потому что, намереваясь уничтожить это существо, она сделала его сильнее. Так сломанная кость, срастаясь, становится лишь крепче.       Будь Акума способен прервать ритуал, он бы его, конечно, прервал, лишь бы оставить Химеру при себе. Акума сделал бы носителем вестника Меганэ, Тогуро… кого угодно, хоть кого-то из крестьян. Химера был слишком ценным для этого.       Но знаки уже были нанесены, сила Теневого Дракона высвобождена из Лиа-Файл, и Акума мог только напряженно наблюдать, как на абсолютно белой коже ребенка проявляется четкий силуэт дракона. Гребень на спине был соткан из языков пламени, длинные клыки яростно оскалены, могучие крылья распростерты, а ядовитое жало на хвосте изготовлено к атаке.       Тот, кто изобрел этот способ, определил точки, где должна была находиться печать относительно каждого из вестников хаоса. У носителя шестого из них, Призрачного Цербера, она была на левом плече, а у носителя девятого, Теневого Дракона, — на правом.       И тем, кто еще не был запечатан, тоже заведомо распределили свои метки. У будущего носителя Огненной Саламандры — на правой голени, Песчаной Мантикоры — на левой, Ночного Сфинкса и Морской Гидры — на предплечьях, соответственно, правом и левом, Пепельного Василиска — на левом бедре, Лунного Единорога — на правом, а Лесного Грифона — на груди слева. Одного, очевидно, не хватало, но вестников хаоса было всего девять, и пока это оставалось именно так.       Акума едва ли воспринимал заклинания, которые монотонно стекали по лицам представителей Вечного Клана. Их заглушала пульсация крови в висках и на подушечках пальцев, по которым словно пропустили разряд тока. Едва четкий рисунок начал проявляться, Акума в ту же секунду почувствовал, что ритуальный кинжал в руках тянет из него силы, как жадная пиявка, чтобы затем передать их печати.       Клеймо уже захлебывалось магической силой, но, казалось, просто не могло быть наполнено ею до краев, как нельзя было переполнить слезами океан. Энергии было слишком мало, и безмолвное требование проникало все дальше, настойчиво прогрызая себе дорогу к самому сердцу, намереваясь осушить его до дна.       Бессмертный лорд Акума никогда бы не подумал, что однажды наступит момент, когда ему покажется, что он умирает. Он уже понял, что собственных сил не хватит, и все же, не выпуская кинжал из рук, обернулся через плечо к своему клану, так резко, что растрепавшиеся волосы дерзко хлестнули по мраморным щекам.       В его взгляде не было ни мольбы о помощи, ни страха, только хищный блеск отраженных загнанных молний, чьи отблески попали на янтарную радужку. Там и остались. Плавленый янтарь не выпускал ничего, к нему прилипла ночь, расширяя зрачок до солнечного затмения.       — Дядя? — прошептал Меганэ, и его слова уже было проще прочитать по дрожащим губам, чем услышать. Он не понял, зачем Акума вскинул свободную руку, царапая ногтями на воздухе знак. То была его водная магия, самое разрушительное из заклинаний этой стихии. В магических трактатах ученых оно носило поэтичное имя «увядание полумесяца» из-за сходства руны со стареющей луной, а не склонные к лирике боевые маги называли его просто погибелью.       Может, Тогуро, Райто и Акуто смогли бы втроем заблокировать заклятье Акумы, но они просто не ожидали, что атака будет исходить от него, и удар не встретил никакого сопротивления. С мечом, вонзенным под ребра, уже не было шансов сопротивляться, а это заклинание убивало еще вернее, иссушая всю воду из живых тел.       Представители Вечного Клана не успели разомкнуть круг, и вся их энергия теперь шла не к Лиа-Файл, что уже было излишне, а к самому лорду Акуме, и через него — в печать.       Первым упал Меганэ, схватившись за горло, сумевшее выдавить лишь слабый стон. Тонкая кожа быстро пожелтела и ссохлась, как пересохшее русло реки, по которому не текли даже слезы. Скулы четко выделились на еще недавно мягких чертах лица и отчетливо треснули. Рана, впрочем, оказалась сухой. Крови в Меганэ уже практически не было, а та, что осталась, еще пыталась пульсировать в быстро темнеющем, но лишь по цвету сердце.       Агония старших представителей Вечного Клана продлилась чуть дольше, они еще пытались поставить ментальный блок на заклятье, но в итоге, неузнаваемые, обезображенные, как древние мумии, все так и упали безупречным покорным полукругом. И жизненной силы, которая перешла в тело Акумы, оказалось достаточно, чтобы печать закрепилась, а клякса вновь собралась в четкую аккуратную точку.       Капли дождя падали сквозь пробитую крышу, стучали о паркет шагами незваных гостей. Стекая по лицу Акумы, привычный оттенок вернулся к его мраморной коже, когда в измождении после завершившегося ритуала он упал на колени, отбросив кинжал далеко в сторону. Металл ударился о паркет с приглушенным звоном, обещал чей-то скорый визит, но, несмотря ни на что, клеймо вестника было все-таки поставлено, накрепко связанное кровью, пламенем, грозой и ночью. Навеки.       — Ну, ты и тварь, Химера… — обращаясь к своему сыну, тихо по-змеиному прошипел Акума, пытаясь восстановить дыхание.       На каждом его выдохе с бледных губ, складываясь в три тонкие яркие струйки, стекала кровь, которая действительно оказалась ядовито-синей. Вот только этого цвета никто не видел. Никого не осталось. Да и сам Акума, немного придя в себя, быстро облизнул губы, уничтожив расписку в собственной слабости.       Конечно, на самом деле Акума прекрасно понимал, что приписывать всё произошедшее во время ритуала Химере было бы как минимум ошибочно. Ритуал сбился, но без всякого участия его новорожденного сына. Так взрывается порох, соприкасаясь с огнем, не по вине существования огня как такового, а из-за того, что кто-то поднес к бочке с порохом зажженный факел.       Лорд Акума не хотел думать о том, что во время ритуала ребенок уже чуть не убил его, пусть еще не осознавая этого.       В любом случае, забрав с собой Теневого Дракона, пришла пора уходить. От центрального зала поместья через катакомбы вел тайный ход на окраину города. Дальше оставалось только миновать пограничные патрули, и Акума легко добрался бы до Блэйза.       Разумеется, в той же Леерсии лорд Акума всегда мог рассчитывать на убежище, предоставленное маркизом Фуумой, ныне шестым лендлордом звука. При всем своем природном недоверии, особенно по отношению к дану, Акума не сомневался в лояльности столь многим обязанного ему Ханзаки Фуумы, но сейчас отправиться в Леерсию было тем же, что самолично указать преследователям, где он скрывался, потому что о роли Вечного Клана в той революции знала вся верхушка Сирреса.       Так что оставался Блэйз, где, впрочем, Акума тоже не собирался задерживаться надолго. Только оставить Химеру в одном из местных сиротских приютов и продолжить путь в Рэдхолд, прибрежное государство, где был запечатан первый вестник хаоса. У Акумы были свои планы на всю девятку, причем планы эти кардинально расходились с планами лендлордов.       Уже растворившись в гостеприимно принявшем его мраке катакомб, Акума подумал о том, что как раз в этот момент воины лендлорда под предводительством давно мечтавшего о посте визиря Сейбы, должно быть, и прибыли в его опустевшее поместье. Так и случилось.       Ворота поместья содрогнулись уже не от бушующей непогоды, а от заклятий отряда элитной гвардии Сирреса. Сейба всегда был исполнительным капитаном, слишком рьяно выполняющим свой долг. Наверняка никто из рыцарей не сомневался, что на освободившееся с этого дня место визиря лендлорд вскоре назначит именно Сейбу. А может быть, учитывая, что у стареющего правителя не было сыновей, у Сейбы был шанс стать преемником и следующим лендлордом. Конечно, только в том случае, если он сумеет добыть Теневого Дракона. Но когда ворота рухнули, расплескав дождевую воду по коридорам, а элитный отряд с подготовленными к бою мечами и заклинаниями ворвался в главный зал, сражаться там было не с кем.       Вбежавший в зал первым, сам Сейба скользнул цепким взглядом по неровной цепочке трупов, отметил почти расплавленный постамент, треснувшую статую из монолита Лиа-Файл и небрежно отброшенный в сторону кинжал, покрытый свежей кровью. Этого было более чем достаточно, чтобы сделать единственно правильный вывод.       — Ритуал. Проклятый Акума запечатал Дракона в кого-то из своего клана, — зло прорычал Сейба, как потерпевший неудачу на охоте лев, и разметавшаяся по плечам промокшая от дождя грива его рыжих волос только усиливала это сходство.       Он резко взмахнул мечом, от досады разрезая воздух, виноватый только в том, что еще хранил слабый запах пепла и горелой кожи, а после этого обернулся к своему отряду, коротко раздав приказания:       — Вы — обыщите все здесь, а вы — со мной в восточное крыло. Где-то в поместье должен быть черный ход! Акума с Драконом не мог уйти далеко! Найдите и захватите Акуму, живым или мертвым! Но носителя вестника не убивать ни при каких обстоятельствах, ясно?!       Конечно, это было ясно. Вымуштрованные боевые маги немедленно рассыпались по поместью белым бисером. Они были абсолютно чужими здесь, и доспехи на фоне позолоченных барельефов сверкали не так ярко, но дождь принимал их.       Дождь принимал всех, сам будучи незваным гостем, вошедшим в зал через разбитую крышу. Глядя на прореху, теперь уже трудно было поверить, что она — лишь след от молнии.       Впрочем, рыцари, ищущие тайный ход, вообще не смотрели вверх. Это был удел птиц и отражений в лужах. Причем, у последних и вовсе не было выбора.       Сам же Сейба уверенно повел небольшую часть своего отряда в сторону восточного крыла. Всё та же галерея, еще не успевшая забыть мягкие стелющиеся шаги Акумы и обратный отсчет в пульсе ребенка-Химеры, приняла их в свою пустоту.       Отряд Сейбы бежал вперед в погоне за собственными дрожащими тенями. Стук металлических набоек на сапогах полностью заглушил ливень, отчаянно ударивший по стеклам, и окна треснули, рассыпаясь разбитыми хрустальными лепестками роз. Осколки застревали в бархатных занавесках и уже мертвых фестонах, превращались в стеклянный прах на паркете, хрустели под подошвами латных сапог, как костяшки пальцев поверженного врага.       Приоткрытые двери королевских покоев встретили непрошеных гостей резкими запахами алхимических зелий, не способных перебить металлический и звенящий привкус крови в воздухе. Сейба вошел в комнату, делая знак остальным следовать за ним. Осмотрелся. Напряженные зрачки ударились о неподвижно лежавшую на ковре девушку. Кровь на краях жуткой раны уже запеклась и покрыла половину лица и шею жесткой бордовой коркой, как будто слепив погребальную полумаску.       — Эй, да она еще живая! — изумленно воскликнул кто-то за спиной Сейбы, первым заметив, как дрожали от прерывистого дыхания яркие кровавые капли на приоткрытых губах. Черные, слегка затронутые ранней сединой волосы разметались по паркету, как сгустки посеребренной тьмы, открыв чуть заостренные уши с рысьими кисточками.       — Фоморка, — идущий неподалеку от Сейбы, крепкий темноволосый целитель, отличавшийся еще более тяжелым нравом, чем сам капитан отряда, сказал это так, как будто сплюнул, и даже не кровь, а какую-то мерзкую гниль, наподобие давно прокисшего зелья, — фоморы живучие, как крысы. Хотя с такими ранами недолго бы и этой осталось мучиться.       Сейба обернулся, медленно и неохотно переводя взгляд на ту фоморку, о которой говорили его подчиненные. Сначала он был готов полностью согласиться с тем, что хорошие фоморы — только мертвые, но, когда он разглядел, кем именно была умирающая девушка, Сейбе уже захотелось ударить мечом плашмя по голове самого целителя за его непроходимую глупость.       — Ты что ослеп, Иясу? Это не просто фоморка, а сама леди Акума! Вылечи её немедленно, ты, дурень! Нужно доставить ее к лендлорду, она обязана знать, куда сбежал этот змей, забравший с собой силу Дракона. Если она умрет, а мы так и не найдем Акуму с вестником, с нас всех шкуру спустят! — прикрикнул Сейба на нерасторопного Иясу, срывая на нем свою досаду от провала столь важной миссии.       Впрочем, раз в леди Акуме еще теплилась жизнь, и, придя в себя, она могла многое рассказать о планах своего фиктивного мужа, это давало Сейбе надежду на то, что охота еще только началась, а проигранный первый раунд абсолютно ничего не значил.       Иясу, понимая правоту своего капитана, недовольно нахмурил брови, но подчинился приказу. Сконцентрировав целительную энергию на ладонях, он прикоснулся к вискам принцессы и закрыл глаза в медитации. Такие тяжелые раны заживали медленно, тем более что Иясу был далеко не самым лучшим из лекарей, и Сейбе оставалось только ждать, подойдя к окну и чуть отдернув шторы.       На улице по-прежнему шел дождь, должно быть, в поисках своего места в жизни, которое он никак не мог отыскать. Дождь устал, ослабел и, еще недавно щедро расшвыривая белое золото молний, неожиданно обнаружил, что остался абсолютно нищим. В отчаянии он стучался в дома, но двери были закрыты, и лужи сворачивались в клубок в городских канавах, как побитые собаки.       Вот только почему-то казалось, что когда этот дождь пройдет, потому что любые дожди рано или поздно заканчивались, вокруг останется лишь пустота. Дождь смоет все: от булыжных стен, до огней далеких маяков, от следов тех, кто был мертв, до слез тех, кто был жив, от луны в лужах, до луны упавшей вниз. И когда две луны — белая и красная — стали бы вновь едины, тогда они бы улыбнулись сами себе, потому что больше было бы некому.       Но пока гроза совсем не желала уходить вот так, побежденной. От нее пахло свежестью и немного лавандой, как будто магическое зелье разлилось в небесах, пытавшихся увидеть, каким же будет конец старого мира, лежавшего под их крышкой. Им было очень интересно: похоронили мир заживо или все-таки нет? Но вокруг царила темнота, а шум дождя заглушал хриплое дыхание.       И только далекие громовые раскаты как прежде рвали в клочья тишину, подобно грозному рыку еще только начинавшей свой долгий путь Химеры.