Там высоко. Неслучившееся

Утром Вергилия будит нагло засветивший в лицо солнечный луч. Нефилим с недовольным стоном пытается зарыться поглубже в подушку и получает чувствительный тычок под рёбра. — Не вертись. Спать мешаешь. — Данте! — он разворачивается всем телом и обнаруживает брата на соседней подушке. Он здесь… не сбежал… — Верг, потом, — сонно тянет брат. — Дай мне отоспаться. — Конечно. Спи, братик, — Вергилий бережно обнимает близнеца, прижимая к себе поближе. И сразу же ощущает, как напрягается брат. — Ты меня боишься? Данте глухо выдыхает и разворачивается к нему. — Знаешь же, что не тебя, — он судорожно пропускает воздух сквозь стиснутые зубы. — Да к чёрту! Я сломан, Верг. Я очень хотел, чтобы тебе не пришлось видеть меня в таком состоянии, но… Боюсь, то, что со мной сделали, уже никак не исправить. — Позволь мне попробовать. — Зачем тратить время, — в голосе лишь полная безнадежность. — Потому что я люблю тебя, братик. Глаза Данте отражают крайнюю степень шока, его тело стремительно покрывается алой чешуёй. Вергилий сокрушённо качает головой, понимая, что ему снова придётся искать брата по всей квартире. Он дотягивается и включает ноутбук, щёлкает по камерам, перебирая изображения. В комнатах Данте нет. Значит, снова шкаф. Вергилий проходит к шкафу, рывком открывает дверцу и забирается внутрь. И притягивает брата к себе, не позволяя вырваться. Чешуя на ощупь прохладная и мягкая. Совсем не тот защитный панцирь, которым кажется с виду. А брата ощутимо потряхивает. Он упирается руками в грудь Вергилия, пытаясь отодвинуться. Вергилий только прижимает брата к себе покрепче. — И чего ты испугался на этот раз? — Ты не можешь, — тихо и хрипло шепчет Данте. — Ты же наверняка… Там точно были камеры, он не мог не смотреть, я знаю. И наверняка тебе показал. Ты ведь знаешь… Нельзя любить настолько грязную тварь. Не после всего, что они со мной делали. Вергилий на несколько мгновений теряет дар речи. Камеры действительно были. И разумеется, Мундус не преминул этим воспользоваться и показать. Знал, какую боль причинит. Вот только в выводах своих Данте не прав. Вергилий крепко обнимает дрожащего брата. — Это не имеет значения. Я знаю, что тебе причинили много боли. И я постараюсь это исправить. Но это не изменило твоей сути. Я люблю тебя, братик. Просто за то, что ты — это ты. И никакие демоны этого не изменят. Данте длинно, свистяще выдыхает и утыкается лбом в его плечо. Вергилий осторожно, успокаивающе гладит его плечи и спину, стараясь не причинить боль незажившим ранам. Сжимает ладонь в прохладной чешуе, сплетая пальцы. — Пойдём? Я хочу тебя увидеть. Данте медленно кивает и позволяет вытащить себя из шкафа. На свету становится видно, что всё его тело покрыто чешуйчатой бронёй, а на голове появились изящные узкие отростки, напоминающие рожки. Вергилий не скрывает восхищённого взгляда. Бережно гладит чешуйки. И от него не укрывается, как напряжён брат. — Ты позволишь мне изучить? Я не буду их отрывать, клянусь. Просто посмотрю. Данте неуверенно кивает. И послушно позволяет отвести себя обратно в спальню, к большому окну. На солнечном свету чешуя переливается всеми оттенками алого. Вергилий зачарованно гладит и перебирает крошечные пластинки и чувствует себя ребёнком, нашедшим клад. Когда он поднимает руки, чтобы ощупать рожки, Данте закрывает глаза, и Вергилий почти отдёргивается, подумав, что напугал его, но брат внезапно, коротко всхлипнув, трётся щекой о его ладонь. И тут же весь подбирается, настороженно ожидая реакции. Вергилий ощущает, как сердце щемит от нежности и чувства вины. Все вокруг, даже он сам, считали Данте непробиваемым, грубым, эгоистичным и зацикленным на плотских желаниях. А ему… просто нужно было немного ласки. Он медленно, стараясь не спугнуть установившуюся тишину, ведёт брата к кровати, усаживает рядом с собой. Аккуратно, почти невесомо, обнимает, поглаживая по спине. Боже, почему ему раньше не приходило в голову просто приласкать близнеца? Просто показать, насколько он важен, нужен и любим… Да, они почти постоянно обнимались, будучи в плену, но чтобы согреться и поддержать друг друга — причём часто в прямом смысле, сил почти всегда недоставало. Но простая ласка почему даже не пришла в голову? — Прости меня, — тихо шепчет Вергилий. — Мне не за что тебя прощать, — тихо выдохнув, Данте устраивает подбородок на его плече, и чешуя медленно начинает уходить, открывая кожу. Наклонившись, Вергилий оставляет на плече брата легкий поцелуй. — Если чего-то хочешь, просто скажи. От меня не убудет. — Нет, — Вергилий качает головой и даже не злится. Данте сейчас очень непросто. Поле чувств непривычно для них обоих. — И не потому что не хочу. Просто тебе сейчас нужно другое. Вергилий пробегает пальцами по волосам брата, зарывается глубже, гладит чувствительную кожу, мягко целует в висок. Данте тонко скулит, а потом рубашка Вергилия начинает промокать на плече, в которое уткнулся брат. Тяжёлые, страшные эмоции, гнетущие брата, наконец находят выход. Помедлив, Вергилий кладёт ладонь на его затылок и осторожно поглаживает. Он чувствует, что сейчас ему не нужно ничего говорить. Нужно просто быть рядом. Не отпускать. Так проходит несколько часов. Данте иногда пытается бессвязно и невнятно что-то рассказать, Вергилий только понимает, как страшно и больно было брату, и прижимает его к себе покрепче. Наконец, утомлённый истерикой, Данте засыпает, крепко вцепившись в его руку. Вергилий ложится рядом и, едва касаясь, гладит по волосам. Ничего. Это пройдёт. Обязательно. * * * Он просыпается среди ночи от душного кошмара и в первое мгновение вздрагивает, потому что ощущает, что не может двигаться. Правда, почти сразу понимает, что держат его не толстые цепи, а тёплые руки брата. Данте осторожно, стараясь не разбудить, выбирается из чересчур крепких объятий, рассеянным движением взъерошивает волосы и глухо выдыхает. Он всё ещё не знает, как относиться к происходящему. Месяц непрерывной пытки надёжно выбил из него если не рассудок, то, по меньшей мере, умение верить в хороший исход. Он совсем не уверен, что эта квартира, в которой его лечат, кормят и утешают, в которой живёт его брат-близнец — реальность, а не порождение больного разума. И сам он здесь, а не отдаёт концы в грязной темнице. На самом деле, поверить хочется, но слишком страшно. Если, и правда, вдруг окажется иллюзией — разочарование его просто добьёт. Нефилим осторожно поднимается и, придерживаясь за стену — у него по-прежнему совсем нет сил после всего пережитого, и оставленные Мундусом раны на спине так и не торопятся закрываться, так что приходится двигаться очень аккуратно, чтобы их не тревожить — отправляется обследовать квартиру. В общем-то, по результатам беглого осмотра, приходится признать, что выдумать столь шикарные апартаменты его подсознание не в состоянии. Ему не приходилось бывать в местах, обставленных такой дорогой мебелью и ещё более дорогой техникой. И, надо признать, со вкусом обставленных. Не забитые аляповатыми не сочетающимися между собой вещами комнаты Мундуса, но вполне себе дизайнерские лаконичные интерьеры. Уютно. И почти спокойно. На кухне Данте некоторое время рассматривает содержимое холодильника. Он не то чтобы умеет готовить, хотя кое-какой холостяцкий набор навыков, конечно, имеется, но шуметь и случайно разбудить брата не хочется. В конце концов, он месяц питался только собственной кровью и… нет, об этом думать не хочется… В общем, ещё пару часов потерпит. Вполне. Коридор — полутёмный, длинный и холодный — заставляет его поёжиться и машинально шагнуть под защиту ближайшей двери. Осмотревшись, нефилим невесело фыркает. Впрочем, почему бы и нет. Нашарив на стене выключатель, Данте внимательно осматривает залитую приглушённым светом ванную. Вердикт, в общем, тот же — дорого, лаконично, почти-уютно. Нежно-голубая кафельная плитка, плавные изгибы сантехники, целая батарея пузырьков и флаконов на стойке. Присев на край ванны, нефилим с усмешкой перебирает гели, жидкое мыло и прочую банную ерунду. Вот таких характерных мелочей в иллюзии точно быть не может. Наверное. Включив и отрегулировав воду, Данте аккуратно поднимается. Вообще-то, с открытыми ранами под воду лучше бы не лезть, но так хотелось отмыть, выцарапать чужие прикосновения, пробравшиеся, кажется, под самую кожу. Хотя бы попытаться забыть… Раздеваться страшновато. Штаны, конечно, слабая защита, больше психологическая, если очень надо, от них легко избавить, но всё же так спокойнее. Однако, что, если Вергилий будет недоволен испорченной одеждой? Братик, кажется, тот ещё франт. И, в конце концов, сколько можно всего бояться?! Избавляется от одежды он почти со злостью. Встаёт под тёплые струи, закрывает глаза, инстинктивно прижимаясь спиной к стене. Так безопаснее. Он начинает согреваться только несколько минут спустя. Чувствует, как по телу пробегают волны то исчезающей, то выступающей снова чешуи. Он нестабилен. И с этим нужно что-то делать. Действительно, что ли, хоть раз в жизни сходить к психиатру по своей воле? Док вполне может знать кого-нибудь… может, не человека, но хоть адекватного, работающие в системе обычно знакомы, хотя бы шапочно. Правда, появляться возле скоплений полиции ему не стоит, но можно же попросить Верга выяснить, где он живёт. Он не чувствует опасности, не слышит чужих шагов, не осознаёт присутствия до тех пор, пока на плечи не ложатся прохладные ладони. Ему приходится приложить все усилия, чтобы не вздрогнуть, не рвануться прочь, даже ничем не показать, что происходящее его как-то трогает, хотя внутри заново раскрывается чёрная бездна… — Не бойся, — ласково звучит знакомый голос, тёплые губы скользят по лицу, собирая воду, мягко прикасаются к его губам. Данте резко, судорожно выдыхает и вцепляется в брата. Под пальцами обнажённые плечи с сильными мышцами. И… ниже, наверное, тоже. — Тише. Здесь тебе ничего не угрожает. И я не трону. — Тогда зачем… — он едва ли отдаёт себе отчёт в том, что почти задыхается. — Хочу, чтобы ты привык ко мне, — интонации по-прежнему мягкие. Раньше он таких не слышал. — А то вздрагиваешь, будто я тебе враг. Данте неуверенно прижимается к брату. В последний раз так, осознанно ища защиты, он приближался к кому-то… наверное, только в тех, потерянных, первых семи годах жизни. — Я боюсь, — он облизывает пересыхающие, несмотря на льющуюся сверху воду, губы. Признаваться в своём страхе кому-то для него тоже впервые. — Боюсь, что всё это окажется… неправдой. — Я понимаю, — ладони брата мягко, успокаивающе скользят вдоль спины. Только вдоль спины. — Это пройдёт со временем. Просто потерпи. Я буду рядом. — Верю… Он действительно верит. Даже если иллюзия — брат будет с ним до конца. Вергилий чуть сжимает его плечи и отстраняется. — Давай выплывай, вытирайся, и я жду тебя на кухне. Будем завтракать. Когда Данте открывает глаза, брата в ванной уже нет. Нефилим выключает воду, выбирается из ванны. Его ведёт, он едва успевает схватиться за стойку для полотенец, чтобы не упасть, спину дёргает адской болью. Чёртово искалеченное тело… Должно быть, раны снова открылись. Опять всё кровью перемажет… Он выбирает тёмно-синее полотенце, чтобы хоть не так заметно было. Мягкая ткань скользит сквозь пальцы. Он отвык от чего-то мягкого, от чистоты. Отвык не чувствовать постоянно разрывающей тело боли. Нефилим медленно сползает по стене, потеряв опору и не находя сил подняться, вжимается лицом в мягкую ткань. Полотенце пахнет Вергилием. Такой родной тонкий запах, пробирающийся глубоко под кожу, в самые дальние глубокие уголки всего его существа… — Так и знал, что нельзя оставлять тебя одного, — тёплые руки брата надёжно обнимают за плечи, мягко поддерживая и помогая встать. Данте цепляется за брата изо всех сил. Его мир крошится мелкими осколками, и он уже плохо разбирает, какие из них настоящие, а что додумано его больным воображением. Ему уже и всё равно. Только бы не оставаться наедине с кошмаром… — Не уходи… Пожалуйста… — Куда же я от тебя денусь, брат, — мягко шепчет Вергилий, аккуратно, почти невесомо целует. — Не уйду. Больше никогда. Вергилий помогает ему вытереть воду и одеться. Он смотрит чуть в сторону, и за это Данте благодарен. Его тело сейчас не похоже на то, чем можно любоваться. А расстраивать брата не хочется. На кухне Вергилий усаживает его на стул и снова достаёт аптечку. — Твои раны не закрываются. Я думал, сможем обойтись без этого, но придётся шить. Данте кивает. — Не волнуйся. У меня есть обезболивающие, действующие на нас. Больно не будет. Данте кивает. Хотя это не важно. Игла не причинит такой боли, как умеют демоны. — Данте? Он поднимает голову, вопросительно заглядывая брату в лицо. — Доверяй мне. Пожалуйста. И он снова кивает. *** Вергилия разрывают противоречивые эмоции. Жалость к измученному, едва способному удержаться на ногах брату. И ярость на тварей, которые довели его до этого состояния. Их так хочется найти и уничтожить — как можно более болезненным способом — что, будь он один, уже сейчас не стал бы соблюдать видимость чёртова договора. Но Данте… отныне и всегда брат для него на первом месте. И ему нужен отдых. Не сейчас… — Что за договор? — внезапно спрашивает Данте. Вергилий замирает со шприцом, не успев сделать укол. — Ты постоянно думаешь о каком-то договоре, я ловлю отголоски. Куда ты опять ввязался, братик? — Давай не сейчас? — усилием воли заставив руки не дрожать, Вергилий вкалывает брату местный наркоз, тянется за иголкой и нитками. Он даже предположить не может, какой будет реакция брата. — Почему нет? — Данте расслабляется, кажется, закрывает глаза. Ему больше не больно… — Заодно отвлекусь от того, что ты ковыряешь мне спину. Вергилий на мгновение зажмуривается, пока брат не видит. «Только пойми меня. Я не мог иначе…» — Я заключил договор с Мундусом. В обмен на твою свободу, мы оставляем его в покое. Больше не пытаемся убить, закрыть Адские врата, освободить человечество, в общем, это вот всё. Не съезжаем из города и не пытаемся убивать тех, кто за нами следит. Ещё я должен написать пару программ для банка «Сильвер-Сакс», но это самое безобидное. — Зачем? — голос у Данте почти не дрожит. Почти. Вергилий крепко обнимает брата, прижимается всем телом, наплевав на то, что на одежде останутся пятна крови. Утыкается лбом в плечо брата и глухо выдыхает. — Я не мог иначе. Ты прав. Он показал мне несколько записей… Я знаю, что тебе пришлось пережить. И я пошёл бы на всё и пообещал что угодно, лишь бы вытащить тебя из этого ада. — И что мы будем делать дальше? — спокойно интересуется Данте. Одним богам ведомо, чего ему стоит это спокойствие, и Вергилий старается успокоиться тоже. — Сначала приведём тебя в порядок. Потом я куплю нам новые документы, и свалим из города. Потом будем думать. — Всё рассчитал, да? — в голосе брата звучит… нежность? — Ты же не думал, что я так всё оставлю, правда? — Вергилий улыбается и берётся за нитку с иголкой. Руки больше не дрожат. Он аккуратно зашивает раны брата, перебинтовывает и накладывает поверх несколько полос пластыря, чтобы держалось крепче. Потом удаётся заставить притихшего Данте поесть и перебраться в гостиную на диван. Ему нужно больше отдыхать и набираться сил. Вергилий приносит свой ноутбук в гостиную и устраивается рядом на диване, чтобы не оставлять брата одного. Данте по-прежнему напряжён и недоверчив, но усталость всё же берёт своё, и не проходит и часа, как он вытягивается на диване, неосознанно придвигаясь ближе к источнику тепла — Вергилию. Тот мягко улыбается и кладёт одну ладонь на грудь брата. Ему тоже нужно чувствовать, что Данте рядом, в безопасности. Строчки кода послушно складываются в нужные команды. Вергилий увлекается, перестаёт отслеживать происходящее в комнате, и прозвучавший короткий сдавленный стон становится для него полнейшей неожиданностью. Пугает. Нефилим резко вскидывает голову, пытаясь понять, что происходит. В кончики лежащей на груди брата ладони отдаётся ненормально-учащённый сердечный ритм. Глаза Данте закрыты и, кажется, он спит, но… Вдруг его выгибает дугой, словно от внезапной резкой боли, и он снова глухо стонет сквозь сжатые зубы. Это кошмар. Просто кошмар. — Данте, — Вергилий осторожно встряхивает брата за плечо, стараясь разбудить. Глаза Данте распахиваются, и он тут же шарахается в сторону, падая с дивана. Вергилий отставляет ноутбук и спускается к нему на пол, но Данте, не поднимаясь, судорожно пытается отползти, кажется, не осознавая себя. По его телу вновь пробивается чешуя, но не целиком, какими-то невнятными островками, отчаянно-бесполезной попыткой защититься… Вергилий крепко обнимает брата, не давая вырываться, и слышит его хриплый болезненный шёпот: — Не надо… Пожалуйста, хватит… Я так больше не могу… — Данте, — Вергилий старается говорить мягко, хотя внутри всё клокочет от ярости. И хочется убить каждую тварь, что сделала с братом это. — Всё хорошо. Всё уже закончилось. Ты дома. Здесь безопасно. Никто тебя больше не тронет, не обидит. Всё хорошо. Данте тихо скулит, в его теле напряжена, кажется, каждая клетка, он бестолково бьётся в объятиях, пытаясь его отпихнуть, но сил недостаёт. И не так уж пытается, если разобраться. Несмотря ни на что, не смотря, как страшно и больно, Вергилий понимает, что брат позволит сделать с собой что угодно сейчас. У него нет сил защищаться всерьёз, ни моральных, ни физических. «До чего же они тебя довели…» — Тише. Успокойся. Швы посрываешь, снова придётся шить. Тише. Я рядом, я никому не позволю тебя тронуть. Тише, братик. Он дожидается, пока истерика исчерпает себя, тихонько покачивая брата в объятиях и нашёптывая бессмысленную, по сути, успокаивающую ерунду. В какой-то момент попытки вырваться и оттолкнуть сменяются противоположным — Данте цепляется за него и прижимается ближе, дрожа всем телом, тяжело выдыхает. — Извини. — Не надо. Я понимаю, — Вергилий помогает брату перебраться обратно на диван, укутывает в плед, стремясь устроить поудобнее. Данте криво, благодарно улыбается. — Сделать тебе чай? Согреешься. — Лучше кофе. Дотяну до ночи, там лучше спится. Вергилий кивает и уходит на кухню — на сей раз внимательно прислушиваясь к происходящему, готовый, если понадобится, мгновенно переместиться обратно. Варит кофе и тайком вмешивает туда лошадиную дозу самого сильного успокоительного, какое находится в домашней аптечке. Получив кружку с дымящимся напитком, Данте, вроде бы, успокаивается даже раньше, чем начинает пить. Приваливается к Вергилию боком, пристраивает подбородок на плечо, лениво следит за порхающими над клавишами пальцами. — Та самая программа, верно? — Да, хочу быстрее закончить и отвязаться, — Вергилий рассеянно кивает. Вне этих внезапных приступов паники Данте ведёт себя как обычно. И, вообще-то, Вергилий прекрасно знает, как это называется и чем заканчивается. Нужно что-то делать, срочно, пока это не перешло в хроническую фазу. — Ясно, — лениво тянет брат, прикрывая глаза. — Не давай мне уснуть, ладно? Вдруг снова накроет. Не хочу… — Не волнуйся, — Вергилий крепко сжимает пальцы брата. — Я буду рядом. Ближе к вечеру Данте всё-таки засыпает, слишком утомлённый, чтобы продержаться дольше. Вергилий выключает ноутбук с почти дописанной программой, ложится рядом, пробравшись внутрь тёплого кокона пледа, крепко обнимает брата. Нужно не подпустить к нему ни одного кошмара. Нужно быть рядом. Ночь проходит на удивление тихо. Данте иногда бормочет во сне что-то невнятное, но быстро успокаивается, стоит только обнять его покрепче и шёпотом пообещать, что «всё хорошо». Вергилий тоже забывается тревожным поверхностным сном, и нить связи близнецов натягивается, позволяя ощутить брата, его тяжёлые, тёмные эмоции и раскрошенную непрерывными мучениями душу. Вергилий тянет тьму к себе, освобождая брата. Пусть отдохнёт и восстановится. Спящий Данте выдыхает и прижимается ближе, устроив голову на плече Вергилия. Следующие два дня проходят спокойно. Вергилий дописывает программу, Данте дремлет рядом, временами тычась под руки, чтобы приласкали. Вергилий гладит брата, как большого кота, и тот чуть слышно мурлычет. Словно ничего не было. Словно всё в порядке. Данте всё ещё беспрекословно слушается его. Впрочем, это больше не пугает. Во взгляде брата стало куда меньше затравленного выражения. Кажется, он успокаивается и начинает доверять, как прежде. Вергилий начинает верить, что всё можно исправить. Пока к вечеру второго дня в квартире не раздаётся звонок в дверь. Вергилий чуть прижимает плечо насторожившегося брата, призывая к спокойствию, вызывает на экран изображение с внешней камеры наблюдения. За дверью стоит курьер известной в городе компании доставки. Один. И вроде бы ничего подозрительного не скрывает. Хотя они ничего не заказывали. — Не волнуйся. Я его встречу. Он выходит в коридор, открывает дверь — предусмотрительно не снимая цепочки. В форме курьера, под человеческой личиной скрывается демон. Далеко не высшего ранга, не старше лейтенанта, скорее всего, и потому на рожон не лезет, давая себя рассмотреть и не рыпаясь. — Господин Вергилий Спарда? Я за заказом. — Да, сейчас, — Вергилий встряхивает головой, отбрасывая все мысли и эмоции, и идёт в кабинет за флешкой с написанной программой. С чего бы Мундусу так нужен был простенький банковский агрегатор, чтобы присылать за ним так быстро… Сообщение о законченной работе он послал меньше двух часов назад… Отдав флэшку демону, он уже собирается захлопнуть дверь, как в неё быстро просовывается тёмная когтистая лапа с зажатым в ней компакт-диском в прозрачной коробке. — Небольшой подарок от Повелителя. Специально для вас. Вергилий берёт диск двумя пальцами, как ядовитую тварь. Он, собственно, не сомневается, что именно на нём записано. Но прежде чем он успевает запустить диском в лицо курьера, того уже и след простыл. Вполголоса выругавшись, нефилим аккуратно опускает диск на рядом стоящий журнальный столик и возвращается к брату. Там, где он его оставил, Данте ожидаемо нет. Брат находится на кухне в почти невменяемом состоянии. Вергилий присаживается рядом со сжавшимся в углу близнецом, бережно обнимает. — Он ушёл. Не бойся. Данте отрывисто, судорожно кивает, не поднимая головы. — Ты решил, что это за тобой? Нет ответа. Впрочем, его и не требуется. — Не бойся. Ни один из них не переступит порог этого дома. И к тебе я никому не позволю прикоснуться. Обещаю. — Верю, — Данте чуть разворачивается, только чтобы уткнуться лбом ему в плечо, и глухо выдыхает. — Не надоело ещё со мной таким возиться? — Что за глупости у тебя в голове, — Вергилий поднимает брата, чуть подталкивает к стене, чтобы дать дополнительную опору. И целует, чтобы не дать больше глупости озвучивать. И только после этого выдыхает. — Не надоело. Ты мой брат. И тебе нужна помощь. Убедившись, что брат способен стоять без посторонней помощи, Вергилий отходит от него. Варит кофе и, уже не скрываясь, добавляет в него успокоительное. Не хочется подсаживать брата на медикаменты, но выбора нет. Его психика не справляется сама. Впихивает кружку в руки брата. — Пей. Надо. Пора тебя лечить, как следует.