Я не хочу иметь такого друга, как ты. Убирайся!
Кажется теперь мое сердце разбито. И это не небольшой скол, а чёртово месиво из мельчайших осколков моей души, склеить которые невозможно. Внутри лишь пустота вперемешку с щемящей, колющей болью. Я не заметил, как пришёл домой, как лег на кровать; я не слышал вопросов обеспокоенных родителей, не чувствовал их успокаивающих жестов… Я не чувствовал себя. Не ощущал себя живым. И если есть чувство, хуже этого, то я даже не могу представить этого.***
Дни моего отпуска длились крайне долго и давались мне с большим трудом. Я натягивал улыбку, смотря на своих родителей, делал вид, что у меня все хорошо, и они делали вид, что верили мне. Но я знал. Знал, что все равно раскрываю себя своими опухшими и красными от слёз глазами, огромными мешками под ними, вечно трясущимися руками, отутствием аппетита и сна. Я проводил время со своими родителями, но ровным счётом не чувствовал ничего, кроме пустоты, больно заполняющей всего меня.Живу ли я? Нет. Я существую.
Я больше не брался за свои тетради со стихами, не брал в руки карандаш, не записывал все свои чувства на бумагу, потому что во мне была лишь пустота. Дыра. Пропасть. И я ничего не мог с ней поделать. Тепло распрощавшись с родителями, я собрал вещи и на поезде уехал обратно в Петербург. Теперь меняющиеся пейзажи за окном не доставляли мне былого удовольствия, а кот, изредка мяукающий в переноске, начинал раздражать. Спустя несколько дней я спустился на перрон в родном городе и почувствовал боль. Абсолютно все вокруг напоминало мне о них. С трудом добрался до дома; в полной тишине зашёл в квартиру и первым делом выпустил Юлика. Кот счастливо выскочил из переноски, расхаживая по родным хоромам. Устало пройдя в свою комнату, я лег на кровать, пытаясь понять во что превратилась моя жизнь. Юлий запрыгнул на мою постель, внимательно осматривая меня, затем жалобно мяукнул и лег мне на грудь. Говорят, кошки чувствуют боль. Они ложатся на то место, где болит и всё проходит. Мой кот лёг на то место, где должно быть сердце, но его там нет. Вместо него — горстка ненужных, режущих осколков. Я люблю своего пушистого друга, но даже он не поможет мне.Мне уже ничего не поможет.
Радует лишь один факт — что ты, мой читатель, мой единственный друг все ещё находишься со мной. Спасибо. Я. я ценю это. Уже завтра мой отпуск заканчивается и я, к сожалению, выхожу на работу. Я не знаю, как теперь продолжать работать в кофейне, как искренне улыбаться с посетителями и мило общаться с Ромой. Я не знаю, что будет с моей жизнью. Со мной.А буду ли я жить?
Тут же в голову закралась мысль о том, что возможно будет лучше, если я покончу с собой. Я тут же отмахнулся от этой заманчивой идеи. Веки начинали постепенно тяжелеть, Юлий грел меня, от чего я медленно погрузился в сон.***
Будильник начал противно пищать, оповещая меня о том, что настало утро. Открывать глаза не хотелось совсем. Хотелось умереть. Эта мысль с каждым разом пугала меня ещё больше и вводила в некий мандраж. Я медленно вышел из сонного состояния, нехотя привёл себя в порядок и налил коту немного молока. Недовольный из-за раннего пробуждения, Юлий презрительно фыркнул и, виляя пушистым рыжим хвостом, подошел к миске, принимаясь за трапезу. Я потрепал его по голове, что еще больше раззадорило Юлика. Еле как натянув на себя темно-серый свитшот, на пару размеров больше меня, надел черные рваные джинсы, кроссовки и отправился на работу. С утра на улице веяло прохладой, что заставляло меня содрогаться от холода. Куртку я не стал надевать принципиально — мне катастрофически нужен свежий, холодный воздух для пробуждения и проветривания мозгов. Моросил слабый, но обжигающий дождик. Теперь я ненавижу дождь — до жути раздражают его капли, морозящие моё лицо и руки, лужи, из-за которых мокнет обувь, но больше всего — этот преследующий меня тарабанящий звук. Я ускорил шаг, чтобы быстрее зайти в теплое помещение, но тут же замедлился, приближаясь к Неве. В глаза бросился наш бережок — выступы, где мы проводили вечера. Мысль о том, что я больше никогда не увижу Лизу, не буду наблюдать за тем, как она рисует пейзаж, слушая, не как её прекрасный голос оснащает Неву… До боли сжималось сердце, заставляя в панике биться чаще или же останавливаться вовсе. Руки мелко затряслись. Я больше не увижу Стаса, не услышу приятной мелодии его старой гитары, не поговорю с ним о жизни, да и просто не посижу рядом с ним…Больно.
Кое-как дойдя до кофейни, я привычно зашел внутрь, услышав звон колокольчиков. Теперь раздражали и они. Медленно поднял взгляд. Рома уже на рабочем месте, счастливо озаряет улыбкой всех посетителей. Я прошел к нему. — Какие люди, Крис! — он дал мне пять и обнял, — как жизнь? Как отпуск? — сойдет. После моего сухого ответа, Рома неоднозначно посмотрел на меня. — что-то случилось? — он робко посмотрел в мои глаза. — нет. Я прошел в подсобное помещение, накинул на себя свой фартук и, тяжело вздохнув, сел в кресло. Просидел я там минут 5 — нужно было собрать все свои мысли в кучу, сдержать негативные эмоции и натянуть чёртову радостную улыбку. Сосредоточившись на работе, я поднялся с кресла и отправился на рабочее место. Рома вовсю принимал заказы. Я тоже принялся за дело, разливая людям кофе, фальшиво улыбаясь им и повторяя раздражающую фразу «вот ваш заказ, приходите ещё». Желудок ныл, оповещая о том, что я не ел несколько дней, но вид еды вызывал у меня лишь отвращение. Голова болезненно пульсировала, руки почти незаметно тряслись, а перед глазами все предательски плыло. — мужик, эй! — пацаненок, лет 14ти щелкал пальцами перед моим лицом. — кофе мой где? — вот. — я равнодушно протянул ему стаканчик. Сам виноват, не надо спать на рабочем месте. — а че такой маленький? Я че, сотку платил за эту фигню? — мальчик борзел, тыкая мне своим кофе в лицо. — Эспрессо подают так. — мне какая разница? Делай больше! — тогда нужно заплатить за ещё одну порцию. — я начинал закипать. — ты офигел совсем мужик? Я тебе говорю, пошел и сделал кофе. Ничего я тебе платить не буду. — мальчик, проваливай отсюда, по-хорошему прошу. — злость во мне горела адовым пламенем. — этот мужчина мне угрожает! — пацаненок театрально захныкал, привлекая к себе постороннее внимание. К его поддержке тут же подключились сердобольные женщины, начали сувать ему конфеты, гладить по голове и даже давать мелочь. — да как ты смеешь! — одна из них всё же не выдержала и обратилась ко мне — он же совсем ребёнок! Ни стыда ни совести! Её тут же подхватили остальные женщины, выливая на меня гору грязи. Перед глазами вновь поплыло, голова заболела ещё больше и я, не выдержав, громко хопнув дверью, заперся в подсобке. Упав в кресло, я зажмурил глаза и заплакал. Я обещал себе больше никогда не плакать, но я больше не могу. Просто напросто не могу. Я снял свой фартук, небрежно кинул его на пол и вылетел из кофейни. Сил терпеть больше не осталось. Сегодня я сделаю это.Сегодня я убью себя.
Я вновь прошелся по родным берегам Невы, горько окинув взглядом любимые места. Теперь я ненавидел Петербург. Судорожно дойдя до дома, я открыл дверь и прошел внутрь. Я ненавидел свою квартиру. Потрепав недоумевавшего Юлия по голове, я скинул с себя свитшот и ушел в ванную. Вот и все. Конец… Я слишком устал жить. Никогда в жизни не было ещё настолько больно. Казалось, что я умер внутри. Сердце щемило от сильной боли, изредка отзываясь глухим стуком. Глаза жгло от слез, постоянно накатывающихся из-за каждой мелочи. Я ненавижу абсолютно всё, что меня окружает. Набрав теплую воду, я залез туда прямо в джинсах, не забыв прихватить старое лезвие. Я ненавижу себя. Свое тело. Ненавижу эти отвратительные зеленые глаза, рыжие кудри, скулы. Худые руки с болезненно выпирающими венами, смотря на которые хочется лишь одного — вскрыть их. Теплая вода почему-то неприятно обжигала. Вот он. Этот момент. Руки предательски трясутся, и я, зажмурив глаза, делаю глубокий порез. Шумно выдыхаю. Больно. Последнее, что я вижу, открыв глаза — алая, приятная кровь, быстро заполняющаяя всю ванную и испуганное лицо Ромы. И тут я вспомнил, Что забыл закрыть дверь…Прости меня, мой читатель… мой друг…