Тёмные воды.

- Робер, - тихо и серьёзно подозвал своего друга Альдо, - Кажется, всё. - Что - всё? - настороженно уточнил он. Глупый, неужели не ясно? - А не понятно? Я умираю, Робер. - ... - А ты будто не догадывался, к чему всё идёт. Ладно, Леворукий с тобой. Подсаживайся, мне нужно с тобой поговорить напоследок. Робер осторожно сел на край постели анакса Талигойи. В глазах его был ужас и сострадание, и Альдо поморщился: вот только не надо драмы, ему и без того плохо. Впрочем, сегодня можно уже не спорить. Вообще-то, сегодня он себя чувствовал не так уж и плохо. Ничего не болит, в глазах больше не темнеет, треск в ушах наконец прошёл. Ощущение, что он утратил что-то очень для себя важное, тоже притупилось. В общем и целом самочувствие его, если не считать лёгкого покалывания в кончиках пальцев, было просто превосходным. Если бы не ряд мелких, совершенно пустяковых мелочей, Альдо мог бы даже подумать, что выздоровел. - Альдо, ну как так...ты сегодня выглядишь гораздо лучше, чем вчера... - Разумеется. Агония милосердна. - Глупости. В глазах блеск, руки не дрожат, ты внятно разговариваешь. Значит, обошлось. - Хах, если бы. Возьми зеркало, вот, на столе. Посмотрись в него, - спокойно попросил Ракан. Робер удивился, но взял со стола небольшое зеркало в круглой оправе и погляделся в него. Альдо смотрел на него совершенно спокойно - эмоций совершенно нет, ни единой, разве что лёгкое любопытство: что будет дальше? - Посмотрел? Хорошо, а теперь поверни зеркало так, чтобы в нём отразился я. Робер очень удивился, но приблизился, поднял зеркало...повернул...посмотрел на Альдо и снова в отражение... - Дошло? А вообще, это мелочи. Я и без зеркала знаю, как выгляжу, мне и незачем в нём отражаться. Но есть и другие признаки. Например, сегодня ночью мне приснился Леворукий. Должно быть, меня ожидает нечто уж совсем страшное, раз он смотрел на меня грустно и сочувственно. Ещё я больше не различаю цвета, всё какое-то чёрно-белое, тусклое. Руки у меня сегодня не дрожат, потому что я их практически не чувствую. Что до остального...Робер, не мог бы ты проверить мои волосы? У меня есть мысль, но проверить сам я не могу, а вот ты... Робер послушно, с окаменевшим лицом и плотно сжатыми губами, наклонился к голове короля и очень внимательно посмотрел на него. - Ну, седина есть? - спокойно поинтересовался Альдо. - Да, - выдохнул Робер и вдруг отшатнулся, и в глазах его появилась неуместная в данный момент жалость, - Альдо, нельзя же так. Ричард... - Что - Ричард? Да, он посещает меня каждую ночь, и это единственное, что меня радует вот уже несколько месяцев. Он и сегодня придёт, в последний раз. По мере того, как силы покидали Альдо, Ричард расцветал. Он и до того был прекрасен, как лето, как Талигойя, но теперь золотое покрывало было единственной причиной, по которой королевский двор не накинулся на герцога Надорэа с поцелуями. Или так Альдо только казалось? В любом случае, даже чёрно-белый Окделл оставался самым ярким и прекрасным элементом окружающей реальности. Робер несколько секунд молчал, смотря на Альдо странно, очень странно. Но потом опустил голову и начал объяснять другу то, о чём тот уже знал. - Альдо, мне тяжело тебе это говорить, но Ричард...он... - Он забирает у меня жизнь и волю, я знаю. Более того, он уже добился своего. У меня всего один день, Робер, так что слушай внимательно: сегодня Дик придёт ко мне в спальню в последний раз. Препятствий не чинить. - Ты знаешь и позволяешь ему?! - Да. Я знаю, каким будет твой следующий вопрос, отвечу и на него: потому что не представляю свою жизнь без него и с радостью приму смерть из его рук. Или не рук. В общем, я предпочту умереть в его объятьях, чем от шпаги, яда или пули. Я ведь понимаю, мои дни на троне сочтены, народ недоволен, хоть и меньше, чем мог быть. У меня было время всё обдумать, я ведь уже третью ночь почти не сплю, только думаю... - Альдо, герцог Окделл...он... - Выходец? Да, скорее всего, - признал Альдо, - По крайней мере, мне так кажется. Робер удивился - значит, хотел сказать что-то другое. - Я хочу сказать, что Ричард тебя не любит. - И что это меняет? - усмехнулся Альдо, - Достаточно того, что его люблю я. Если ему нужна моя жизнь - мне не жаль. Как не жаль власти. Я правлю, он властвует. Потому и нет бунтов. Кстати, завещание я уже составил. Прочитаешь завтра, я тебя в нём упомянул. Альдо вздохнул: ну, что Робер так убивается? Будто бы не понимает, что уже поздно что-либо менять, и даже если запереть Ричарда на ночь, Альдо всё равно умрёт. Но не после пика наслаждения, а на рассвете и в жутких муках. Выбор очевиден. К тому же, он должен задать несколько очень важных вопросов, ответы на которые будут согревать ему сердце в Закате. Или напротив, повергнут в пучину отчаяния и без всякого Заката. Но даже так, он должен кое-что знать. После ухода Робера Альдо нехотя поднялся и занялся самым непривычным для себя делом - работой. Приказ об освобождении Рокэ Алвы из Багерлее (помедлив, Альдо его подписал, без малейшей грусти понимая, что один ответ он получил), приказ о восстановлении дворцовой площади (подписал), прошение от делегации гоганов (отложить, подписывать уже не имеет никакого смысла), прошение от Мэллит с просьбой пожертвовать ей на личные нужды ещё полмешка гончарной глины (подписать, почему нет?), письмо от бабушки из Сакаци... Альдо взял письмо от Матильды Ракан и быстро просмотрел. Бабушка скучала и спрашивала, когда ей уже можно приехать в Талиг. Анакс мог написать ей ставший уже стандартным ответ "Не сейчас", но сегодня был не тот случай. Он взял лист бумаги, пододвинул к себе чернильницу и вывел: "Дорогая бабушка, Это последнее моё письмо. Когда вы его получите, меня уже не будет в живых. Я хочу, чтобы вы знали: всё это время я очень по вам скучал. Но я не мог допустить, чтобы вы оказались в этом ужасном месте, и я надеюсь, вы меня понимаете. На данный момент я, анакс Талигойи Альдо Ракан Первый, нахожусь при смерти. Не вините в моей смерти никого, кроме меня самого. Я надеюсь, тех средств, что вы получите вместе с письмом, хватит, чтобы вы жили безбедно в Сакаци. Я был плохим внуком и зря затеял реставрацию Раканов. Не жалейте меня. Извините за неровный почерк. Ваш любящий внук, Альдо Рака Алати" Вот и славно. Больше бумаг на столе не было, так что Альдо откинулся на спинку кресла и почувствовал себя почти хорошо. Почти. Ничего не болело, разве что кончики пальцев чуть покалывало, ну да не страшно. Последние дней семнадцать он чувствовал себя гораздо хуже: один за другим отказывали органы чувств и эмоции. И если к отсутствию вкуса он привык, то к чёрно-белому миру, не имеющему запахов, температуры и текстур, пришлось срочно приспосабливаться. До сих пор все во дворце помнили случай дня четыре назад, когда Альдо выпил стакан кипятка, сам того не заметив. А за день до того он оцарапал руку обо что-то острое и заметил только по тёмному пятну на белоснежных штанах. Конечно, в этом состоянии были определённые плюсы...только на прошлой неделе, когда он решил немного успокоить нервы рукоделием, он не смог даже начать. Нет, вдеть нитку он смог, сумел даже сделать стежок, но в целом он будто разучился вышивать, не мог продумать дизайн костюма. Его талант исчез, как будто его никогда и не было. После этого случая Альдо и понял, что его дни сочтены. Он чувствовал себя пустым, как никогда, и ему могло было быть страшно, если бы он ещё мог чувствовал страх. Но страха не было, как не было боли. Пустота поглотила почти всё. И первой она поглотила надежду. Остаток дня он провёл в кресле, думая. Думать - единственное, что он ещё мог. В зеркало он старался не смотреться - смысла нет, он ничего не увидит. Пару раз пытался зайти Робер, но Альдо его не пускал: всё, что нужно, они обсудили утром, а сейчас анакс хочет побыть наедине с собой и своими мыслями. Есть не хотелось, а вода и вино у Альдо были в кабинете. Незаметно прошёл день, зашло солнце, пошёл снег. Ровно в девять вечера в дверь кабинета тихонько постучали. - Заходи, Дик, - чуть улыбнулся Альдо. Дверь заскрипела и отворилась. Потом закрылась, щёлкнула задвижка. Альдо выдохнул - отчего-то стало не по себе. Странно, что только сейчас. На виски легли восхитительно тёплые, мягкие и нежные руки. Альдо едва не застонал от удовольствия - в последнее время только Дикон мог доставить ему хоть какие-то ощущения, и потому каждое прикосновение ощущалось во сто крат сильнее и прекраснее. Но дело есть дело, сначала оно, потом удовольствие. - Остановись ненадолго. Мне...мне нужно с тобой поговорить. Напоследок. Молчание - знак согласия. Ричард обошёл кресло и опустился на колени перед Альдо. Лицо закрыто вуалью, но даже так можно различить милые глазу и сердцу черты. Значит, надо не различать. - Я уже знаю, что ты тянешь из меня силы. Вопрос простой: зачем? Если это месть, то не проще ли было просто меня прирезать? - Не месть, Альдо, - прошелестел Ричард, - Я...я ведь выходец, понимаешь? Я мёртв. - Это я заметил, когда ты отказался пересекать Данар и подходить к горящему зданию, - тихо проговорил Альдо, - Не тогда, конечно, позже, но догадался. И? - Но я могу стать живым, если заберу у кого-нибудь жизнь. Поверь, это не месть, просто я очень хочу жить. Очень. До безумия, - с пугающей честностью выдал Ричард. - Надо же. А почему ты решил ожить за мой счёт? - Тебе грозила смерть после Излома, - прошептал Окделл, - Мучительная и жестокая. Я...я подумал, что так ты получишь хоть немного счастья. Клянусь, я не знал, что всё обернётся ТАК! - Как "так"? - Что вместе с жизнью я заберу у тебя и чувства, и талант, и даже душу, что после смерти ты окажешься не в Закате или Рассвете, а в пустоте вместо меня! Я ведь...Альдо, я ведь даже не Ричард Окделл! Я другой, я не принадлежу этому миру, и после смерти меня ждёт пустота, если я не выпью тебя, - у герцога была истерика. Судя по звукам, он рыдал, благо вуаль скрывала всё. - Дикон, успокойся, я тебя не виню. - Вини. Вини, презирай, только уже ничего не изменить, сегодня...сегодня всё закончится, ты исчезнешь без следа, растворишься в пустоте, а я...я буду жить, как человек и Повелитель Скал, и никогда не вернусь в родной мир, навсегда останусь Ричардом, забуду своё настоящее имя...- всхлипывал Ричард, сжавшись в комок и мелко вздрагивая, - Тёмные воды ищут меня, я чудом избежал смерти в них, но они меня запомнили, они не отпустят... - Так каких кошек ты медлишь? - не выдержал Альдо, - Я готов, я тут сижу, я не боюсь воды, так кончай с этим. А, только вот, тут на столе письмо лежит, отправь его бабушке с приличной суммой. Пусть она доживёт свой век в достатке. Ричард (или не Ричард? Альдо уже ничему не удивлялся, эта эмоция тоже оставила его), всё ещё всхлипывая, взял со стола лист бумаги, бегло просмотрел и снова зашёлся в рыданиях, и рыдал не меньше пятнадцати минут, пока Альдо терпеливо ждал и, пользуясь случаям, пытался представить себе пустоту, своё предполагаемое посмертие. Получалось плохо. Значит, Альдо скоро ждёт сюрприз. Но оставался ещё один вопрос, вернее, даже не столько вопрос, сколько уточнение. Потому, когда Ричард сел и высморкался в покрывало, Альдо как можно аккуратнее проговорил: - Дикон, ты только успокойся, ладно? Сам же сказал, пути назад нет. Мне только хочется кое-что узнать. Ты ведь любишь Рокэ Алву, верно? Тогда почему сказал, что он тебя и пальцем не трогал? - Потому что это правда, - простонал Окделл, - Он не касался меня пальцем. Только рукой, один раз. А так - я сам, всё сам...стоп, как ты...откуда ты знаешь, что я его лю...люблю? - Я видел, как он смотрел на тебя. Ну, тогда, перед заточением в Багерлее. А недавно я вспомнил, как на него в тот момент смотрел ты. Вот и всё. Плюс я сегодня подписал приказ об освобождении его из Багерлее. Почерк у тебя запоминающийся. Ричард вздохнул и так посмотрел на Альдо, что тот понял всё. Любит. Давно не видел, но продолжает любить. Но близкая связь с выходцем убивает, потому вместе они если и были, то не больше пары-тройки раз. А тут как раз подвернулся Альдо. Вот и всё. Хотя, что-то в этом плане пошло не так. Будь всё так просто, Ричард не стал бы тянуть время, не сказал бы Альдо всю правду, не впал бы в истерику. Значит, Ракан всё-таки небезразличен герцогу Надорэа? Определённо, Альдо не был противен Дику. Можно имитировать страсть, но нельзя сымитировать ласковые объятия и смех, нежный, как тончайший шёлк. "Мы могли быть друзьями" - Ну, так что? Вперёд? - неуверенно предложил Альдо, - Тогда последнее: не из любви, так из уважения ко мне выдержи хотя бы шестнадцать дней траура. Заодно отдохнёшь, ведь последние недели три ты и не спал толком. - Альдо, ты...ты ведь всё знаешь, почему же ты готов умереть за меня? - А ты не догадываешься? - усмехнулся Ракан. Догадывался. Вот и славно. Отчего-то погасла единственная свеча, комната погрузилась в холодную темноту. - Всё, - тихо проговорил Анодий. Робер опустил голову. Слова были излишни. Помедлив, он разлил припасённое вино по бокалам. Себе, Мэллит, Анодию и...Альдо. Трое выпили, не чокаясь. Один бокал остался стоять. - Первородный был счастлив, - прошептала гоганни, всматриваясь в дрожащий огонёк свечи, одной из четырёх зажжённых. Эта фраза повисла в воздухе и осталась единственной, произнесённой в ту ночь.