Под именем "Якудза"

Макнэ прорывает, наконец. Он говорит сбиваясь, подбирая слова и дико смущаясь. Рвано вдыхает, продолжает, с усилием выпуская слова из замученного нутра. Шепотом задает вопросы, на которые никто не в силах ответить. Говорит все тише, все глуше, сворачиваясь на сиденьях от боли. Кто решил, что выговорившись, становится легче? Неправда, только больнее, еще больнее! Шуга слушает, сдвинув брови, параллельно думая о чем-то еще, обхватив Гукки за плечи, до боли сжимает парня ледяными руками: - Печенюга, ты мужик, и все правильно делаешь, что не даешь себе спуска. Но, ты должен с ней поговорить - с несвойственной мягкостью в голосе, говорит он младшему. - Я знаю, но…- Гукки морщится, но не может произнести. - Трусишь, что пошлет? - Юнги опять ничего не боится сказать. - Не знаю… да, наверное боюсь! - и смотрит тягучим, тускло-масляным, как нефть, взглядом, где боли - моря бездонные. - И пусть пошлет… У всех такое было. Толку сидеть на краю обрыва - ни фига ж не высидишь! Либо бросаешься и выясняешь все, как бы больно ни было, либо отползай и живи с этим! Как поступать - дело твое, но, что бы ни было там, за пропастью - ты имеешь право знать. Так что, сначала все выясни, а потом будет потом, не мучься! - у хена всегда и все предельно понятно, а на словах - легко. И Макнэ верит каждому слову. В Гостиницу Гукки входит если не с надеждой, то хоть с понятным планом на дальнейшую жизнь, и это его успокаивает. Он перестает пялиться в телефон, пытается улыбаться, и ждет окончания тура. В Корею парни попадают спустя еще две недели, на едва ли пару дней, а потом, одно за другим - участия в церемониях, где они номинированы на награды по итогам года в нескольких позициях на МАМА, очередной выпуск «Ran», и еще куча всего. На календаре-середина декабря. - Общаааженька, родненькая моя! - счастливо скулит Чимин, несясь по коридору, а самого едва видно из-за сумок и чемоданов. Он предсказуемо путается в ногах и валится кулем на кучу баулов. - Общаааженька, Чимин давно твои полы собой не протирал, соскууучилась! - Юнги перешагивает гору из пакетов и донсена, даже не думая тому помогать. - Чиминни? - в дверях показывается Лидер и бросается спасать друга, но больше мешает. Он гений неуклюжести, и старается быть осторожным, но, чем больше старается, тем хуже выходит. И Джин, появившийся на пороге спустя лишь минуту, видит две горы вещей, Чиму, надувшегося, как рыба-еж на огромном чемодане, и Джуна, стоящего ровно в центре хаоса из разного багажа и пакетов, с оторванными ручками какой-то сумки в руках. - Чимини! Я куплю тебе такую же, правда! - потрясает он в воздухе останками брендовой вещи. И ведь правда, купит. - И тоже разорвешь ее на куски, а, Хен? - Чимин уже готов пустить слезу, но Джин сдергивает его с чемодана, вручает ему его же, и показывает коленкой направление движения. Потом отбирает у Мона ручки: - Пойду, выброшу, а ты даже не смей шевелиться! Хоши, Тэ, и Тигра застают эту причудливую инсталляцию и глумятся над Лидером, и пока тот замер в центре багажного развала и не имеет полномочий их разогнать, придумывают этому названия, и делают годные фото: - Я придумал, "Мон, и зверскиубитые вещи!"- кричит Хоуп, бегая вокруг с телефоном, выбирая кадр получше. - Ты оригинальный, как топор, Хосок-хен, да так можно любой день РМ-а назвать! - чуть не впервые за последнее время улыбается Тигра, и за это Лидер прощает ему неформальное обращение. - Намджун-хен не знает, что взять на Юпитер! - выдает Тэ, и хочет добавить еще и свой чемодан в общую кучу, но тут появляется Джин: - Ага, вы еще трансу тут запустите, идиоты! И назовите ее: "Как довести Джина до припадка!"- а ну, быстро помогли мне его откопать! Это на всяких шоу думают, что Джин - вечная плюша, но нет, он иногда помрачнее Юнги будет. - Я могу помочь...- начинает Мон. - Не двигайся!!! - хором кричат парни, так, что тот вздрагивает, и вызволяют Джуна из чемоданного плена через минуту. У Чонгука своя комната, и сейчас он впервые жалеет об этом. Хорошо Хосоку и Чиме - отсюда слышно, как они ржут над лидерскими фото. И остальные копошатся и трындят где-то в глубинах комнат, грохоча шкафами. А его жилье… В его комнате уютно и тихо, это его дом, который он тщательно обустраивал, по которому скучал, но с первого шага его накрывает такая тоска, что он бросает шмотки на пороге и уходит. Находит в коридоре, в куртке Юнги сигареты и зажигалку, и идет на крышу. Там холодно - ветра в это время года влажные и пронизывают до костей. И, не смотря на изысканный дизайн и теплый свет, крыша кажется нелюдимой. Но Тигре все равно так легче. Ветер выдувает дурацкие мысли. Он подходит к краю и вспоминает слова Шуги. Неумело затягивается, обжигая легкие горьким дымом, и смотрит на едва заметную в ранних сумерках Луну. И редкие, первые в этом году снежинки. Он так погружен в собственные мысли, что не слышит шагов за спиной. - Прости меня… мне надо было давно извиниться, - тихий, но неожиданный голос заставляет сердце рвануть куда-то к горлу и поперхнуться дымом. Тигра резко поворачивается, все еще кашляя. Молчит. Всматривается в лицо, которое снилось ему почти каждую ночь, иногда в кошмарах, а иногда в таких сладких снах, что на утро тело ломило. Он смотрит и видит Якудзу, ту, что была той самой ледяной глыбой до случая в Чили, а не его Джи Ин. - Я не должна была все это начинать. Это была ошибка. И я ее исправила. Прости еще раз, - и даже этот чертов ветер теплее ее голоса. - Ты не должна была, или не хотела? - Гук всматривается в ее лицо - такое близкое и абсолютно неприступное теперь. - Какая разница? - она прищуривает зеленые глаза и что-то в них мелькает такое, что Гукки замечает, но не может пока разобрать. - Огромная разница. И знаешь, просто объясни мне все, я в состоянии понять многое, - за последние минуты Тигра повзрослел на несколько лет. И Якудза видит, что перед ней мужчина, который требует вменяемых объяснений. Он, черт возьми, хотя бы это точно заслуживает. И внутри у него, может миры взрываются, а на вид - само спокойствие. И от этого Джи Ин еще больнее. До дрожи хочется протянуть руку и провести по этой гладкой, чуть смуглой коже лица… - Хорошо. Я не хотела. Не хочу. Ты слишком на виду, ты весь - слишком для меня! Слишком красивый, слишком крутой, слишком желанный для многих, я этого всего не хочу! - она не может поднять на него глаза. - И как давно ты это поняла? - Тигра медленно, как хищник, приближается к девушке. У него внутри, раз за разом лопается что-то с болью - надежды? Он молча берет ее за руку и ведет к двери выхода с крыши. - Куда? - Джи Ин не сопротивляется, неожиданно для самой себя идет за Гуком. - Ко мне. С некоторых пор, я не могу находиться в своей комнате. Тошнить начитает с порога. Не знаешь, почему? - Тигра оглядывается на нее, но девушка упрямо избегает его взгляда. - Ты сдурел совсем? Там весь стафф на этаже, и менеджеры! - она пытается остановить спуск по лестнице. - В этом ведь все дело, да? Не ты не хочешь! Тебе запретили. А я кажусь таким глупым, что мне нельзя это объяснить? - он ловит пальцами ее подбородок, заставляя посмотреть на себя, но девушка опять уклоняется от взгляда. - Я так и думал, - и продолжает вести ее вниз. В просторном общажном крыле тишина и полумрак. Сумерки наступают быстро. Они шагают по гулкому коридору, разнося эхо. Джи Ин сотню раз наблюдала этот коридор на мониторах, но шла по нему впервые. Тигра толкает темную дверь в свою комнату, и только внутри отпускает руку девушки: - Присядь, - он кивает на огромный пуф у шкафа, а сам устраивается на кровати. Точно напротив ее. - Расскажи мне все. Правду, - и Джи Ин видит, насколько он изменился. Черты лица стали грубее, скулы заострились, и весь он - напряженный и собранный, как Зверь. Следит за ней колким, обсидиановым взглядом. Скрипит косухой. Молчит. - Правда в том, - она наконец решается посмотреть ему с глаза, - что в моем случае не важно, чего я хочу. Не подумай сейчас, что я жалуюсь, но за моей спиной нет семьи. Отец умер семь лет назад. Мать оставила нас в сестрой совсем маленькими. Сестра больна, и ей нужна постоянная помощь. И эта работа - настоящее спасение для меня. И я вынуждена выполнять все приказы, лишь бы меня не уволили. Я наконец выбралась из долгов, и не хочу влезать в них опять. - Дело только в деньгах? - Хочешь сказать, что готов решить все мои проблемы с помощью своей чековой книжки? - усмехается она. - Почему нет? - Потому, что это твои деньги. И это будет тот же долг, который я еще и отдать не смогу! - она мотает головой. - Так не отдавай! Я дам тебе столько, что тебе хватит на всю твою жизнь! Просто возьми их и уходи отсюда. Ко мне… - Нет, Тигра! - у нее случайно вырывается это прозвище, и оба вздрагивают. - Так быть не должно. Это неправильно. Я привыкла сама нести ответственность за свою жизнь… И лучше пусть все закончится здесь. Прости, что все так… - По-идиотски? Тупо, но гордо? - Гукки пытается не заорать от всей глупости ситуации и бессилия. - Как скажешь, - Джи Ин осторожно обходит Тигру и прикрывает за собой дверь. И тут же слышит, как тот с рыком кидает что-то тяжелое в стену. И бежит со всех ног, давясь слезами и болью. Подальше он него, этой комнаты и больных мыслей. Шуга влетает в комнату Тигры и видит плазму сорванную со стены, всю в мелких трещинах, и алюминиевую биту рядом на полу. Гукки сидит у стены с окном и рассматривает вены на своих красивых руках. - И какого хера? - Вот, уронил случайно, - Тигра поднимает взгляд на хена. Юнги считывает все моментально. - Бывает... сейчас что стены, что техника - ни к черту! Поехали! - и тянет Тигру к выходу. - Куда? - Как куда? За теликом! - и Шуга смотрит на парня, как на дурачка. - Че тут было? Что за грохот? - на пороге появляются Хосок и Джин. - Да у нашего макнэ не телек, а одни нервы! Мы в магазин! - Юнги пыхтит, толкая впереди себя Чонгука. - Ну-да, ну-да, - Джин дожидается пока все выйдут, поднимает биту и уносит ее с собой.