speaking about it...

Питер был… обычным. До того самого момента, как его укусил радиоактивный паук, до того момента, как он увидел в своей комнате Энтони Эдварда Старка собственной персоной, до того самого момента, как Тони предложил ему присоединиться к Мстителям, стать частью этой легендарной команды. Если бы его спросили, он правда не смог бы ответить, когда именно его жизнь стала стремительно меняться, когда из обычного паренька из Куинса он превратился в Человека-Паука, героя, без пяти минут Мстителя. И он точно не смог бы сказать, как влюбился в своего наставника, босса, да и просто Железного Человека, известного, если не на весь мир, то точно на всю Америку, героя. Все ведь было нормально: Питеру нравилась Лиз — красотка и одна из самых популярных девушек его школы, — которая, правда, потом оказалась дочерью злодея, которому противостоял Человек-Паук, но опустим это. Он был дружелюбным соседом-пауком и иногда засиживался с Тони за чертежами в мастерской. А потом весь мир Питера перевернулся с ног на голову: он каким-то образом смог влюбиться в Тони — как по голове чем-то тяжелым приложили, черт подери! Паркеру стали нравиться полу-объятия, вечно растрепанные с легкой руки Старка волосы, его «карапуз» и «паучок» — то, что раньше становилось поводами для мелких ссор. Сначала он убеждал себя, что Тони — мужчина, который ему, Питеру, в отцы годится, да и Пеппер почти его жена. И парнишка цеплялся за свою недо-влюбленность в Лиз, как утопающий — за последнюю соломинку. Не помогло. Блять, ничего не помогало. Его будто бы заклинило на этом Тони. Питер правда пытался не поддаваться так не вовремя и неожиданно возникшему чувству, но потом он понял, что уже ничего не поможет — все, он пропал, стоит по уши в песке, и уже никто не в состоянии его вытащить. Парень стал ловить себя на том, что больше вслушивается в голос Тони, в его тембр, нежели в слова, что хочет прикоснуться к волосам миллиардера, а не просто оценивает как всегда идеальную прическу, и глаза Старка, кажется, стали цвета дорогого виски, а не просто скучными карими. И, наверное, Питер и дальше тихо страдал бы по своему кумиру как девчонка, если бы само, как говорится, не вырвалось. Быстрое признание в любви — чтобы не успеть передумать, — и короткий поцелуй после миссии с привкусом того самого баксового виски. Он сбежал. Просто испугался тех полных непонимания глаз и ошарашенного вида Тони. А вечером у себя в комнате надеялся на то, что Старк на следующий день сведет все случившееся к шутке и начнет весело болтать о подростках и переизбытке тестостерона в их крови. Может, даже о жажде любви заикнется. Но Тони не сделал ничего из вышеперечисленного. Он начал относиться к Питеру как… к обычному подростку, черт подери! Будто бы не было бесчисленных бессонных ночей за бесконечными уравнениями, будто бы это не Питер каждый раз приносил по два самых вкусных во всем Куинсе сэндвича, будто… вообще ничего не было, будто он, Паркер, был самым обычным стажером, одним из сотен, тысяч точно таких же. И это убивало получше инопланетного оружия. Все замечали эту напряженность между Тони и Питером, но никто не смел влезать. Хотя все, скорее всего, примерно понимали, что же произошло между этими двумя. Но даже Вижен из раза в раз повторял «Сами разберутся». Словно это не у него супер-разум, который может решить любые задачи в этом мире. Все молчали и терпели… Ждали, сами не зная чего. Чуда? Того, что мужчины сами разберутся во всем дерьме и в итоге все равно поговорят и решат свои проблемы? Даже как-то наивно. А Пеппер же все сильнее бледнела с каждым днем, понимая, что теряет Тони, но не делая ничего — Старк взрослый, сам может решить, как ему лучше. Женщина всегда желала ему счастья. Даже если обретет он его не с ней. Ситуация была совершенно прозрачной для каждого члена потрепанной команды, кроме Питера и Тони. А потом Паркер решил просто не появляться на базе мстителей. Ему не рад главный… тогда зачем каждый раз приходить и терпеть на себе его полные чего-то непонятного взгляды? Следующая их встреча состоялась только в Нью-Йорке, когда Питер, увидев в окне кольцевидный космический корабль, выпрыгнул из школьного автобуса не без помощи отвлекшего всех Неда. Питер чуть не потерял тогда Старка — парень в последний момент успел его укрыть от какого-то монстра и его инопланетного оружия непонятной формы. Дальше все было еще необычнее: оказывается, Паркер ввязался в какие-то инопланетные разборки с участием Таноса — целого такого титана! — человека, владеющего магией, и странной командой явно не с Земли. Было… страшно. Сколько бы Питер ни храбрился. Страшно до безумия, до трясущихся коленок и дрожащих пальцев рук, успешно скрываемых от Тони, когда тот смотрел — главное, чтобы не отослал назад, ведь столькие нуждаются в помощи. А потом все просто… закончилось. После исчезновения титана Питера начало выворачивать наизнанку от всеобъемлющей боли, он… рассыпался. И единственное, что он мог сделать — как можно крепче вцепиться в мистера Старка и попросить прощения… просто за все. И в последний раз вдохнуть запах, смешанный с пылью, такого дорогого человека. И его накрыла пустота… Затем, когда Паркер уже не мог точно сказать, сколько провел в непонятном пространстве, — яркая вспышка и жуткая боль. И мистер Старк, стоящий перед ним. Уставший — болезненно бледный, исхудавший и с синяками под глазами на пол-лица, — смотрит, как на покойника: с болью и какой-то неожиданной нежностью, даже теплотой. — Спасибо, — шепчет Питер, не зная, за что именно: то ли за то, что вытащил из этой кромешной тьмы, то ли за то, что Тони сейчас рядом, не отталкивает, не отворачивается и смотрит на него. И больше мальчишка не может заставить себя говорить — боится, что если он произнесет что-то еще, то Старк опять его вытолкает за непреодолимые стены. Это… больно. Находиться так близко и не иметь возможности перекинуться даже парой слов. И иметь возможность только смотреть… и понимать, что скоро это — непонятная тишина, приносящая покой, нахождение так близко к любимому, — все-таки закончится. В джете, явно как-то усовершенствованном Старком, помимо них еще доктор Стрэндж, который не может вспомнить ровным счетом ничего из произошедшего. Но Стивен явно не спешит нарушать вопросами хрупкий покой — тишину, которая будто бы физически присутствует на протяжении всего полета. И знаете что, Питер ошибся. По-настоящему больно было тогда, когда тетя Мэй его обнимала и плакала у него на плече, радуясь возвращению своего мальчика целым и невредимым, а он смотрел на закрывшуюся за Старком дверь.