27 октября, 2018, 18:36
Проснулась с несколько апатичной мыслью, абсолютно не присущей мне: «Опять надо жить». Надо мной хищной тенью опять нависла, как я ее окрестила в одиннадцать, «пустота», моя давняя знакомая, медленно и мучительно вновь пытающаяся сожрать меня, словно голодный зверь. Ее никто не видит кроме меня. Серую дымку без конкретных очертаний можно поначалу принять за туман. И лишь я слышу иногда ранним утром, но чаще глубокой ночью ее издевательский шепот: «Ну? Как тебе прогонять самых дорогих? Нравится? Хорошо живется самой по себе, а?» Я усвоила за тот год, когда впервые уловила тот детский язвительный голосок, что разговаривать с этой сущностью не стоит — утянет на дно тоски, откуда выбираться самостоятельно практически невозможно. Отмазки же по типу: «Завались, все о’кей!» или «Я уже раз пережила, тебя, тварь, второй переживу!» ее только больше раззадоривают: «Ути, какие мы злые! Что ты сделаешь мне? Я же часть тебя!», и продолжает хреначить по живому: «И кто, как не я, тебя поддержит? Надя? Карина? Саша? Ой, прости, это твое сердце так быстро застучало?» Даже сейчас она витает под потолком, комментируя все, что ни мелькнет в оплывшем, как свеча, сознании. Не покидает меня ни на секунду, осыпая подколами, отбивающими всякое желание что-либо делать. «Пустота» как бы высасывает радость от жизни, все хорошее во мне. В такие моменты я напоминаю, скорее, мешок картошки, чем человека — мне ни горячо ни холодно от того, что твориться вокруг меня. А иногда «пустота» шлет мне такие образы из памяти, что раздирающая на куски боль в груди наталкивает на мысль о бессмысленности моего существования. Поэтому я бы заткнула эту дрянь, но не нахожу в себе сил. Возможно, потому что потратилась на мелочи, вроде временного подавления эмпатии или укрепления концентрации на изучении английского, так что просто не хватает ресурсов, чтобы заглушить собственные чувства, а возможно, потому что сама не верю в победу над личной «пустотой». Меланхолию, появившуюся совсем недавно, отчаянно пытаюсь перебить всем, чем можно. Однако, остановившись на долю секунды, невольно соглашаюсь с частой фразой моей сожительницы по разуму. Она радостно повторяет снова и снова, не встречая никакого сопротивления: «Ты одна! Одна! Одна! И ничто это не изменит!» Такой выпад, в основном, всегда вызывает желание тут же выйти в окно. Однако едва я выхожу на балкон и, наклоняясь, смотрю вниз, меня что-то удерживает. Нет, не страх. Мое обещание стать человеком. Но кому нужно, чтобы я обязательно его исполняла, кроме меня самой? С каждым разом разубеждать себя в этом становится все тяжелее и тяжелее. Не знаю, к счастью ли, именно сегодня меня, наконец отпустили осенние каникулы. С одной стороны меня избавят от необходимости видеть унылые рожи в школе. С другой же стороны, я буду наедине с «пустотой» куковать за четырьмя стенами еще больше. Правда, почти по каждому предмету выдали лист домашки и назначили занятия по французскому с девяти до двенадцати часов каждый день. Мои одноклассники, заслышав подобное, подняли настоящий бунт, мол, как смеете отбирать неделю отдыха. Представляю их удивление, если бы они узнали, что я таким порядком вещей отчасти довольна. Не сказала бы, что прям тащусь со школьной нагрузки, нет. Просто некое слабое удовлетворение возникло, ведь присутствие «пустоты» будет менее давящим, и удастся приберечь щепотку воли. С трудом поднявшись с кровати, я взяла чутка остывший кофе на столе, про который позабыла часа три-четыре назад, и пошла разогревать его на кухню. Лень было делать новый. Пока моя кружка вертелась в микроволновке, я причесывалась в ванной. В зеркале отразилось весьма заспанное лицо, и я подумала, что теплый душ и косметика здесь очень бы пригодились. Далее детально воссоздать происходившее не могу. Сквозь неясную пелену сна пробивались холод и темнота. Помню, засмотрелась на остановке на падающие с неба серебристые блестки, ложащиеся белым пушистым одеялом. Первый снег в этом году. На маршрутке я добралась до школы. Там меня ожидала одна новость, события после объявления которой я запомнила более четко. — Итак, у нас появилась еще одна отличница, Оксана Покровская, — торжественно возвещала классная на линейке. На миг я оторвалась от разглядывания пейзажа за окном. Даша, уже вызванная учительницей, махнула мне головой, мол, подходи. Я нелепыми шагами направилась к цепочке отличников, встав слева от Даши. Пару секунд, заложив руки в карманы, смотрела себе под ноги и прислушивалась к шуму, исходившему от класса, переминаясь с ноги на ногу, но потом подняла глаза на присутствующих. Перешептывания, в основном, были о моем прикиде (в виде черных косухи, футболки, узких джинсов, что я надеваю уже по привычке на последний день, откуда ж я знала, что меня вызовут), да и кто я вообще. Остальные отличники были в парадной форме и тоже не упустили возможности стрельнуть недоуменным взглядом. Тем не менее, директор начала хвалить нас, типа, вы крутые, ребята, молодцы, толпа зааплодировала, и все как-то успокоились. Точнее, успокоилась только я, ведь отличники, в особенности Алина, самая известная девчонка в школе, так и засветились от счастья. Заметили ли они в какой степени другим ученикам на самом деле похер на нас? Или их так радуют цифры в журнале, что они и думать ни о чем не хотят? Нет, я тоже, конечно, улыбнулась своему нежданному успеху, но не готова лицезреть это. Меня встретили напряженным молчанием, когда вернулась на свое место. Ближе к девяти учащиеся начали разбредаться по домам. Я, забрав из кабинета рюкзак, в котором лежал один лишь дневник, от нечего делать решила пройтись по полупустому зданию. На втором этаже посидела за расстроенным фортепиано, даже поиграла тихо. Затем, собираясь на выход, заприметила стенд между лестничными пролетами. Доска почета. В самом низу была моя фотография, повешенная только сегодня, судя по реакции на линейке. С конца мая еще у предыдущего классного руководителя оставила ту фотку, которую, ха, видимо, и теперь не заберу. Такое необычное чувство. Вроде я, наверное, должна гордиться собой, ведь действительно сложно в гуманитарной школе с уклоном на какой-то язык выбиться в отличники. Вроде как у меня теперь все есть: и здоровые родители, и любимое дело, и цель, к которой упорно иду, и…звание отличной ученицы, но мне это не важно. Достигнутые цели уже не дают отраду. Мне чего-то все не хватает. Стоя там, в окружении множества людей, я постоянно блуждала глазами от лица к лицу, словно в надежде найти кого-то в толпе. Кого-то, кому на меня не все равно. Кто бы сказал: «Класс, братка!». Тем не менее, я сама выбрала быть одной. Из-за меня рядом во второй раз появилась «пустота». Не из-за Саши, пропавшей из моего поля зрения, не из-за Карины, одаренной лечебной зуботычиной, не из-за Нади, молча согласившейся с чужим мнением. И не из-за Вадима. Что касается последнего, то, еще никогда не ощущала себя настолько виноватой. Мысль о том, как ему было неприятно, по крайней мере, в первые дни расставания, беспокоит до сих пор. По возвращению домой заперлась в комнате, и меня внезапно сморило. Сон мне явился на редкость престранный, в котором я оказалась в незнакомом небольшом душном кабинете, таком, человек на двадцать-двадцать пять, может, и с песочно-желтыми крашеными стенами. Меня, сидящую где-то на второй парте среднего ряда, разбудил старикан, препод, видно. Вокруг неизвестные парни и девушки лет так восемнадцать по виду. Какого-то черта за окном еще сентябрь. Уже собираюсь спросить где я, как оглянувшись вижу сзади Вадима. Он, нахмурившись, уставился в телефон. И, кажется, старательно делал вид, что не замечает меня. Ну, либо просто что-то не в настроении был, фиг знает. По спине пробежал холодок. От изумления не получалось пошевелить ни рукой ни ногой. «Однако, блин, нельзя, чтобы он этого заметил. Нельзя, чтобы он вообще меня заметил», — думаю, кладя голову на холодную деревянную поверхность парты, и вдруг засыпаю. Да, сон во сне. Затем, слышу звонок и быстро-быстро, беря рюкзак, бегу во весь опор из аудитории. Вызываю такси. Оно уже с минуты на минуту должно было подъехать, как тут начал докапываться какой-то урод. Он сидел справа от меня в классе и балаболил все время. Кажется, даже пытался намекнуть на то, что я ему понравилась. (А дальше бред полнейший!) Естественно, я пыталась ему доходчиво так разъяснить, мол, чувак, отстань, тем не менее что-то он не прекращал. В кадре появился Вадим, от слов которого тот хмырь наконец, свалил. И последнее, что я помню, были обнимашки, пусть, судя по речи Вадима, мы не так давно знакомы. Бли-ин, я даже сейчас не понимаю, во-первых, почему именно такое сновидение меня посетило, а во-вторых, как я отреагировала на него. Как бы я и рада — все-таки, я встретила того,VI
6 января 2019 г. в 21:58
Песня дня: Linkin Park — In the end
кого люб к кому отношусь, ну, не так уж плохо, и одновременно разочарована — чуть аж слезу не пустила от осознания, что было то лишь во сне.
Н-да, скучать по бывшим мне еще не хватало. Прикольное, видно, чувство потери, когда тебя током бьет и сбивается напрочь дыхание при любом напоминании о Вадиме.
Но на пару часов «пустота» куда-то пропала. Одна вещь меня лишь кольнула иголочкой. Я, в большинстве случаев, когда вижу так четко сон, потом оказываюсь Вангой. Учитывая еще то, что тело было не моим, а какой-то девчонки, не увидела ли я что-то из ближайшего будущего либо недавнего прошлого?
Вот же merde (о, нашла выход — буду если что матюгаться на других языках)! Zut, а если у него реально есть девушка уже? Хм, немаловероятно. Он очень привлекательный, что, конечно, отрицает, да и не дурак. Очарования в нем скрыто много. К тому же, его выбесило мое решение, которое я не объяснила лишь затем, чтобы его не мучила при случае чего совесть, и, чтобы он поменьше загонялся по этому поводу. Я всегда надеялась, что мое поведение не даст обратный эффект, и его новая жизнь, где не будет меня будет в удовольствие. Но, когда представила его с какой-то девушкой, как-то взгрустнулось. Мы действительно были столь близки, что я чувствовала изменения в его состоянии, даже будучи на другом конце города. Все было так волшебно, и все вот так надо мне было закончить!
Однако шансов у Вадима сейчас абстрагироваться от прошлого чутка больше моих. Я в равной степени как физически, так и психологически раздавлена. Ему же, возможно, и было больно и обидно, но скоро, буквально через пару месяцев, забудет.
И, наверное, хорошо, что я растворюсь для него в прошлом, как и остальные, которые будут предшествовать той единственной и неповторимой, с которой он предпочтет остаться навсегда. Все же так будет лучше для Вадима. Да и для меня, наверняка, тоже. Эгоистично цепляясь за него, я обреку его на вечные мучения, а себя на смерть во всех смыслах.
Болезнь, постучавшаяся ко мне летом, лишнее тому подтверждение. Пускай, во мне ничего серьезного, слава Богу, не обнаружили, но потому что, возможно, откопали меня поздно, когда симптомы сошли на нет или таки какая-то ерунда засела во мне, без понятия. Шикарно, да? Диагнозы врачей иногда такие диагнозы. Смысла в них абсолютно ноль.
Для него открыты все двери, мне же их придется с ноги вышибать. Для него препятствие — это другие люди, для меня нет злейшего врага, чем я сама.
Наверное, хорошо, что я стану для Вадима никем. Мое место займет та, что больше подойдет. Я-то с собой не в гармонии теперь, что уж говорить о ком-нибудь еще.
Плюс непонятно по чему я грущу больше. По нему, как личности? Как по парню? Или все вместе? А может, даже не по самому Вадиму, сколько по времени и моим эмоциям?
Пусть будь, что будет со мной. И пусть все обернется счастливейшим образом у него.
Лучше не строить больше воздушные замки о нас — жить в них некому. Только подкормлю печалью «пустоту», хотя куда уже печальнее.