Без души

— Бенни, дорогой мой, ну открой ротик. Больно не будет. Бенджамин знает, что больно как раз таки будет, поэтому тянет время как можно дольше. Может быть, его все-таки спасут. Может быть, где-то уже воют сирены, продираясь сквозь вечерний трафик большого города. Сухопарые пальцы раздвигают ему губы, и кончик ножа проходит в щель между передними зубами. — Давай, Бенни, ты же так хорошо пел перед легавыми, спой и передо мной, птенчик. Я не буду смеяться, обещаю, — мурлычет Дженни ему на самое ухо. — Спой сам, или я тебя заставлю. Лезвие вонзается в десну, убийственно медленно ползет выше, прорезая сквозь плоть. Бенджамин сжимает зубы сильнее. Его учили терпеть боль и пытки, да, но теперь он понимает — в этих уроках не было никакого толка, потому учителя жалели его. Дженни его не жалеет. Кровь льется по изрезанным губам, подбородку, заливается за воротник накрахмаленной рубашки. Где-то вдалеке воют сирены, но не по душу Бенджамина.