Хороните в закрытом гробу

      Кэролайн никогда не была завистливой девушкой, и если смотрела по сторонам, на ту же Елену, то не хотела присвоить себе ее жизнь, а отчаянно пыталась понять, что исправить в своем поведении, чтобы, например, получать тех парней, которых хочет, а не подбирать остатки. Еще будучи человеком она философски сравнивала свой поверхностный характер с мелким детским бассейном, но с недавних пор, когда старая Кэролайн умерла, задушенная подушкой на больничной койке, родилась новая, улучшенная, уверенная в себе Кэролайн.       Она перестала смотреть на других, да и некогда было — приходилось учиться контролировать жажду крови и лавировать между апокалипсисами с пришествием все новых и новых проблем, которые за последние полгода отчаянно притягивал ранее тихий городок Мистик Фоллс. А там и горячий парень появился — Тайлер понимал ее как никто другой: он недавно открыл в себе сущность оборотня и тоже страдал от новых, непривычных ощущений, а их союз, где его укус для нее смертелен, добавлял отношениям только нужного огонька и опасности. Хороший парень Мэтт остался позади, но оно и к лучшему — хоть местная звезда футбола и был втянут в сверхъестественную канитель против своей воли, с ней бы он увяз в этом по уши. А так ему удавалось в некоторых ситуациях оставаться в стороне, по крайней мере, Кэролайн бросала на это все силы.       И вот в ее новой жизни, где она не обычная школьница, а хоть и молодой, но все же могущественный, по сравнению со смертными, вампир, не смотря на все апгрейды и улучшения в ней как в личности, все еще оставался тот небольшой момент, который раз за разом возвращал ей чувство неполноценности и неуверенности. Она вновь и вновь чувствовала себя маленькой, ничего не понимающей в жизни девочкой, когда находилась рядом с Рене.       Кэролайн не завидовала, вовсе нет, да и было бы чему: год назад родители Рене погибли, оставив на ней старшеклассницу сестру, третьеклашку брата и двух близнецов-детсадовцев, а сама она вынуждена была досрочно закончить учебу в Йеле и в срочном порядке искать работу, чтобы быть в силах прокормить семью до полного исчерпания ресурсов, доставшихся им от родителей после жирной приписки к фамилии Темпл «сироты». Кэролайн до сих пор жутко стыдится своего поведения, когда после возвращения Рене в город, и отсутствия в Мистик Фоллс на протяжении всего обучения в университете, Форбс показывала ей изменения их альма матер и позвала Елену со словами: «У нее тоже недавно погибли родители. Может вы найдете общие темы для разговора».       Кэролайн только рада, что больше не является той наивной и глуповатой блондинкой, и что выросла как личность за этот недолгий период, потому что до сих пор краснеет до кончиков ушей, когда вспоминает ответ Рене на ее реплику: «А ты права, дорогая. Как думаешь, нам начать с обсуждения цвета гробов или насколько был длинный отчет о вскрытии»?       Форбс благодарит всех богов за то, что Рене не обидчивая и слишком взрослая для подобного: тот неловкий случай ничуть не испортил отношения между ними и Рене относилась к ней со всей теплотой и участием, как к родной сестре — после «обновления» Кэролайн они даже ходили пару раз по магазинам и зависали в баре, хотя Темпл и до этого не отличалась враждебностью. Но, Кэролайн уверена, доля скептицизма и презрения к ее тогдашнему поведению у Рене была, просто она, как человек с нерушимыми семейными ценностями, это отлично скрывала.       Бывали, правда, и моменты, совсем как тогда, в начале старшей школы, когда люди снисходительно улыбались Кэролайн, а она совершенно не могла понять, в чем причина веселья. Как поняла потом — в ней самой. Так улыбался Стефан на ее приглашения погулять, так улыбался практически на все, что она говорила, Деймон, так улыбались даже Бонни и Елена, беззлобно, но все же смеясь над ее заморочками. Теперь Кэролайн это понимает, она повзрослела и перестала быть глупенькой барби — теперь она молодая, полная планов и перспектив женщина, но Рене, Кэролайн не может понять почему, улыбается так до сих пор. Хотя даже несмотря на все это, Форбс рада, что у них с двоюродной сестрой хоть и не самые близкие, но очень теплые отношения.       Но все же, в сознании еще были свежи воспоминания, когда Лиз, общаясь с Темплами, возвращалась домой с восхищенными рассказами об их старшей дочери: Рене перескочила предпоследний класс и закончила школу в пятнадцать, поступила в Йель и была, сука, просто идеальной «дочерью маминой подруги». Она трижды брала корону на «Мисс Мистик Фоллс» и крутила роман с самым сексуальным парнем школы. Конечно, теперь-то Кэролайн знает, что бывший раньше звездой местного разлива Мейсон Локвуд оказался оборотнем хипстером, а с недавнего времени и вовсе покоится в холодной земле, а Кэролайн и сама стала мисс Мистик Фоллс, но какой-то маленький червячок обычной человеческой обиды ее изредка гложет.       Потому что Кэролайн иногда кажется, что даже ее красная лента — заслуга Рене. Не будь у Форбс в жизни этого «а вот Рене-е-е» мечтательно сказанного мамой, Кэролайн может и не старалась бы так. Но какая теперь разница? Имеет значение только результат, а все остальное неважно.       — Кэр, есть минутка?       Но звук ее мелодичного голоса опять заставляет что-то отчаянно чесаться под кожей. Кэролайн решает быть взрослой и подавить в себе подростковые обиды. Получается достаточно неплохо.       — Да, что такое? — оборачивается блондинка на голос Рене и кивает Елене — она позже подойдет к ним за обедом.       Темпл стоит у края школьного двора, облокотившись на машину и приспускает на носу солнечные очки, чтобы лучше разглядеть приближающуюся Форбс.       Кэролайн хмыкает: именно так она всегда представляла себе образ успешной женщины — в стильных шмотках, с классной тачкой и в солнечных очках. На Рене мятная юбка карандаш, блузка и бежевое пальто — она выглядит ослепительно нежно в этом наряде, но Кэр знает, насколько она может быть подавляющей и властной — слышала пару раз, как она разговаривает по телефону с коллегами.       — Хотела с тобой поговорить, — коротко улыбается Темпл и снимает очки, когда Кэролайн подходит к машине. Все-таки при всей своей грации и изяществе, с которым она совмещает непростую профессию и заботу о семье, Рене выглядит слегка уставшей, хоть и скрывает это изо всех сил.       Кэр мысленно дает себе хороший подзатыльник: она думает о Рене так, будто все, что она имеет, спустилось на нее с небес и почему-то не берет в расчет то, что Темпл положила на это невероятные усилия. Ведь Кэролайн знает, что Рене временами ест, иногда спит и постоянно работает, при этом успевая проверять домашку детей (Кэролайн слышала, что Эрик, третий по счету в семье, лучший в своем классе) и иногда устраивать семейные ужины, куда приглашает Форбсов — Кэролайн редко последнее время на них присутствует, потому что сверхъестественная жизнь города не дремлет, но шерифу Рене не разрешает так просто увиливать от домашних посиделок и вкусной еды, методично усаживая Лиз за стол минимум раз в две недели, мотивируя это тем, что «тетя скорее подохнет от гастрита, чем от пули. В другой ситуации я извинилась бы за такое сравнение, но это серьезно. Так что повторюсь, в другой ситуации».       — Конечно, что случилось? — участливо интересуется Кэр и принимает из рук кузины сверток фольги, — что это?       — Я знала, что отвлеку тебя и ты пропустишь ланч. Тут два сэндвича с ростбифом и салат, — протягивает ей вдогонку контейнер Рене, — чего уставилась? Ешь давай, — беззлобно кидает она и сверлит взглядом блондинку, пока та послушно не разворачивает ароматный сэндвич и не начинает жевать, — мне не нужны твои голодные обмороки и лишняя морока.       Кэролайн изо всех сил прячет улыбку — Рене говорит грубовато, будто ей плевать, но Кэр видит, что она заботится: даже заранее ланч приготовила — пусть даже не притворяется, что ей все равно.       — Так о чем ты хотела поговорить? — вскидывает брови Форбс, услужливо переводя тему. Рене кивает.       — Скажи, как поживают Гилберты? У них все нормально? — без прелюдий спрашивает Темпл и выжидающе смотрит на Кэролайн. На Мистик Фоллс медленно, но верно опускается осень, так что она ежится и сильнее кутается в пальто, все еще ожидая ответа.       — Эм, да, вроде все хорошо, — осекается Кэролайн. Ей не впервой врать людям в глаза — Кэр отлично научилась этому после того, как стала вампиром и пыталась объяснить матери, которая принимала вербену, где шляется целыми днями. Тут та же история — у Гилбертов все не нормально: Елена встречается с вампиром, его брат тот еще психопат, Джереми убил свою мертвую девушку и забыл об этом, а так, в целом, все хорошо.        — А почему ты спрашиваешь?       Рене тяжело вздыхает и поджимает губы, опуская взгляд на носки ботинок. Она не испытывает неловкости — Рене всегда была на удивление отчаянно прямолинейна и если считала себя правой, то ни в каком измерении не испытывала чувства вины. Она скорее размышляет о чем-то своем, что Кэролайн, похоже, узнать не придется.       — Просто хочу знать, не случилось ли чего, — задумчиво проговаривает Рене, — еще недавно Джереми ходил как в воду опущенный, был Тео Деккером местного разлива, а сейчас полон сил и энергии, ходит с Октавией на дополнительные по рисованию. Он шваркается чем-то, ты не в курсе? — рубит Рене с плеча.       — О чем ты? — хмурится Кэролайн. Это сверх ее понимания.       Рене закатывает глаза.       — Он на чем-то сидит? — и опять натыкаясь на непонимающий взгляд Кэролайн раздраженно вздыхает Рене.       — Он принимает на-рко-ти-ки? — по слогам произносит Темпл, будто разговаривает с маленькой девочкой. Кэролайн вспыхивает.       — Что? Нет! — чистая правда. Когда Деймон внушил Джереми забыть убийство Вики, он также внушил ему хорошо учиться и завязать со всем нелегальным. Так что Кэролайн на двести процентов уверена, что Гилберт чист. Темпл изучает лицо блондинки очень внимательно и подозрительно, работает как детектор лжи.       — Прости, что так грубо, я просто переживаю, — устало вздыхает Рене и облокачивается на машину. Трет переносицу двумя пальцами и качает головой.       — Ничего, я понимаю, — успокаивающе гладит ее по руке Кэр — понятное дело она переживает, не хочет потерять еще хоть кого-то, — но почему ты спрашиваешь меня?       — Потому что ты с ними дружишь, — пожимает плечами Рене, — а лезть с необоснованными подозрениями к Елене я не хотела. Спасибо, что ответила на вопрос, — коротко улыбается она, — и прошу тебя, Кэролайн, скажи мне, если что-то будет не так, — умоляюще смотрит она на блондинку, сжимая ее ладонь в своей.       — Я смогу помочь.       Кэролайн улыбается и кивает. Благодарит за ланч и машет на прощание, скрываясь в здании школы.       К сожалению, тут ты никак не поможешь и не защитишь, Рене.

***

      Оформление имущественных прав на объекты недвижимости проходило не просто: половина бумаг была затеряна в архивах, треть бухгалтерии отмывали по черному, да и разговоры с бывшими спонсорами, говорящими с итальянским акцентом, спокойствия не добавляли.       Рене с самого утра «висела» на телефоне, общаясь с «Манхеттеном» и соображала, когда загуглить информацию по поводу ее возможной от стрессов язве.       Джорджия, ее фрилансер юрист, постоянно причитала о том, что это дело самое сложное и патовое, но Рене вовремя на нее прикрикивала и та уходила работать, немного успокаиваясь. Но несмотря на всю напряженность, Рене нравилось. Нравилось находить решения в безвыходных ситуациях и постоянно чувствовать риск.       В детстве Рене подавала большие надежды в балете, была эдакой маленькой грациозной стрекозкой, схватывая то, что нужно, на лету. Родители даже приглашали преподавателя из другого города, когда знаний и опыта местных учителей стало недостаточно. Но потом, неожиданно для всех, Рене поступила в Йель на антикризисный менеджмент и только пожала плечами на удивленные взгляды близких.       Рене нравилось танцевать, но в какой-то момент она поняла, что это занятие вряд ли обеспечит ей финансовую независимость в будущем, да и рассказы девушек из балетных трупп, с которыми она общалась, не внушали доверия: прим частенько использовали как красивые, грациозные игрушки для наслаждения, а получить значимую роль путем только своего таланта не удавалось никому. Рене махнула на это рукой, а потом, просмотрев возможные дисциплины на курсах в университете, с уверенностью заявила, что хочет стать крестной феей в мире финансов.       И, как оказалось, это было ее — Рене с детства дружила с математикой, и, хоть была девушкой темпераментной, умела сохранять хладнокровие в нужных ситуациях. Рене Темпл еще в юношестве можно было назвать человеком со стальными нервами — при всей своей хорошенькой внешности, производившей впечатление хрупкой девушки, любящей подарки, Рене смело давала отпор наглым парням и нередко вступала в конфронтацию со взрослыми, не считавшимися с ее мнением.        Работа по профессии только развила хранившиеся в подкорке качества, и как кризис-менеджер она стала незаменима: уравновешенная, сдержанная, объективно мыслящая в самых напряженных ситуациях, Рене умела правильно оценить положение и быстро найти верное решение. В то же время, благодаря воспитанию под фамилией в одной из семей основателей, как истинная южанка, Рене умела быть тактичной и настойчивой одновременно, что в совокупности порождало опертивность и точность действий, так нужные в этой профессии.       Благодаря связям семьи, Рене не пришлось скитаться по маленьким конторкам в поисках работы, а удалось выйти на приличный уровень крупных фирм, всего через одно дело по знакомствам. Дядя отца принял Темпл на ее первую должность, с которой она справилась блестяще для новичка, а дальше о ней уже узнали: после того, как ей стали поступать предложения от средних и крупных хедж фондов, где очень ценились личные рекомендации, Рене набрала небольшую команду и пустилась во все тяжкие.       Она брала «на поруки» фирму за фирмой, работая почти круглосуточно и спустя два с половиной года активной работы по праву получила прозвище, называемое только за спиной — «директор кризиса». Работа помогла ей справиться с утратой родителей — в свою деятельность она вкладывала все эмоциональные силы и ресурсы, и только благодаря невиданной доселе в такой профессии отдаче, заработала себе имя и какое-никакое уважение в этой среде.       Рене слышала, как за ее спиной шептались: «Она любит деньги — душу дьяволу продала бы за них, если еще этого не сделала», потому что помимо эмоциональной отдушины, такая профессия приносила весьма неплохой доход. Рене, конечно, смеялась на такие сплетни, но не отрицала — она любит деньги. Но не как зеленые бумажки и выпендрежные понты, а как возможности, которые они могут дать.       Потому что машина, чтобы быстрее отвозить детей в школу, а не ехать на транспорте или топать на своих двоих — это деньги. Хороший детский сад для близнецов, где воспитатели не бьют детей — деньги. Счета за свет, газ, отопление — деньги. Налог на участок земли, на котором стоит дом — деньги. Налог на машину — деньги. Вообще все налоги — это деньги. Да, это важный аспект современной жизни и Рене хочет, чтобы ее семья питалась хорошими фермерскими продуктами, а не бич пакетами. Все это упирается в деньги — их хотят иметь все. Только Рене Темпл это спокойно признает и идет работать дальше.       — Рене, к тебе пришли. Красавчик представился Деймоном, — прерывает кропление над договором девушки секретарша нанявшей ее фирмы — с Лукрецией они быстро нашли общий язык и местные работники даже удивлялись, почему она не шипит на Рене змеей, как обычно реагирует на «ты мне не босс» людей. Но Рене брала искренностью — сразу поставила перед девушкой два стакана кофе и диетический маффин, после чего поговорила начистоту. Лукреция это ценила и согласилась быть милой взамен на такое же честное отношение в будущем.       — Господи, этому-то подражателю Джеймса Дина что нужно? — со стоном вздыхает Рене и откладывает бумаги, — впусти этого несчастного.       Сальваторе входит в кабинет как всегда, сверкая ослепительной улыбкой и хитрым прищуром.       — Добрый день, мисс Темпл, — кривляется он, — не соблаговолите ли вы уделить мне минуту вашего драгоценного времени? — нагло ухмыляется мужчина и не грациозно плюхается в кожаное белое кресло перед столом.       — Соблаговолю, — цокает Рене и складывает руки на груди, смотря на вошедшего, — но если после этого ты уберешься отсюда с такой максимальной скоростью, на которую только способен. И не будешь по пути заглядывать под каждую юбку, — едко проговаривает девушка и поджимает губы.       — Конечно-конечно, не буду мешать делать важные дела и ты даже моргнуть не успеешь, как меня тут не будет. А вот со вторым сложнее, — ухмыляется он уголком губ и откидывается на спинку кресла, явно чувствуя себя хозяином положения.       Рене закатывает глаза: их подобное общение продолжается со дня знакомства, вернее с того момента, как она жестко отшила Деймона — он только приехал в город и тащил в постель каждую более-менее симпатичную девчонку. На его дьявольское обаяние тогда повелась даже Кэролайн, и повелась бы Рене, но только в силу своей наблюдательности, Темпл заметила, с какой тщательно скрываемой теплотой мужчина смотрит на девушку своего брата — Елену, и поняла, что он всего-навсего «лицемерный бабник» — соблазняет все что движется не потому что хочет, а потому, что давит в себе чувства к одной единственной.       Женщины такие вещи чувствуют на раз-два и Рене до сих пор поражается, как Елена может быть так слепа к чувствам второго брата. Она так ему и сказала тогда: «Ни на секунду не поверю, что действительно заинтересовала тебя. А если и так, то не хочу потом занять место той, по которой ты маниакально будешь сохнуть годами, Деймон. Я знаю такой тип мужчин, но к сожалению для тебя и к счастью для меня, страданий я избегаю даже в косвенной форме. Сообщи, когда брат расстанется с Гилберт — я за тебя замолвлю словечко».       И то ли в нем взыграло задетое мужское самолюбие, то ли просто из вредности, но следующее их общение строилось на каком-то злом соблазнении невзначай и пассивной агрессии.       — Так что ты тут забыл, бунтарь без причины? — вопросительно выгибает бровь Рене и обходит стол, опираясь на него со стороны посетителя.       — Очень тонко и очень грубо, — якобы обиженно фыркает мужчина, но тут же возвращает глазам хитрющий блеск и озорную улыбку, — наша Барби сказала, что фамильные записи об окрестностях Мистик Фоллс от тысяча восьмисотого, хранятся у семьи Темпл. — Улыбается Деймон, но видит скептичный взгляд Рене, — Они нужны для благотворительного вечера на будущей неделе, — благосклонно добавляет он, объясняя ситуацию.       — И? — хмыкает Рене, опираясь руками на столешницу. Что он от нее-то хочет?       — И я, как человек, входящий в состав совета, пришел их временно конфисковать. Потом верну. Или нет, — поясняет, растягивая слова, Сальваторе, но Рене только качает головой, будто он глупый ребенок, и пускает смешок.       — Яхонтовый мой, с чего ты решил, что старинные фамильные книги я таскаю с собой на работу? Понимаю, конечно, что ты рад пособачиться со мной в любое время дня и ночи, но вынуждена тебя огорчить: если найду эти тома, то передам их через Кэролайн Елене, она даст Стефану, и уже потом вся информация дойдет до тебя. Разумеется, я могу передать их тебе лично, но делать этого не буду из вредности. Так что прошу, — веселится Рене и широким жестом указывает Сальваторе на дверь.       — В таком случае, — скалится мужчина и нагло игнорирует предложение Рене свалить из офиса, — мы всегда можем поехать к тебе, — соблазнительно проговаривает он и поднимается с кресла, сокращая расстояние между ним и девушкой.       — Не знаю, Деймон, — медленно, картинно-задумчиво тянет Темпл. — Ты тот ещё засранец, — улыбается Рене.       — Но тебе же это нравится, — ухмыляется мужчина.       — Нравится, — соглашается она, — но не в тебе, — тыкает ему в грудь пальчиком Рене, отодвигая от себя на сантиметр, как-будто играет с котенком.       — Не во мне? В ком же? — патетично удивляется Сальваторе, — Может в моём брате Стефане? Он может быть тем ещё засранцем.       — А я смотрю у тебя низкая самооценка на почве паранойи, — смеется Темпл, — неужели брат отбил у тебя уж столько девушек, — издевательски улыбаясь, поднимает брови она, — Не беспокойся. Стефан мне даже более не интересен, чем ты.       — От чего же? — вопросительно хмыкает Деймон.       — Мне нравятся мужчины по-брутальнее, знаешь ли, — цокает языком Рене, — слащавые котики не для меня.       — Значит, у меня всё ещё есть шанс, — Коротко ухмыляется брюнет и облизывается.       С того случая, когда Рене своим отказом пробила прямо в цель, укалывая болезненное место в сердце, для Деймона это стало своеобразным пунктиком: помимо разгребания сверхъестественного дерьма, затащить девчонку в постель. Тем более она так соблазнительно каждый раз выпускает коготочки.       — Это вряд ли, — улыбается Рене, но мужчину не отстраняет — позволяет ему медленно пройтись пальцами по талии, положить руку на бедро.       — Я умею быть очень настойчивым, — хитро щурится Сальваторе и поддевает пальцами край обтягивающей юбки, задирая ткань выше.       Рене наблюдает за действиями мужчины, внимательно смотрит ему в глаза и тонко ухмыляется. Деймон не спрашивает — предпочитает нагло играть в свои игры. Его глаза горят азартом и желанием заполучить недоступное, когда Рене его не останавливает, а только внимательно следит за действием: Сальваторе хмыкает и опускается перед ней на одно колено, хватает девушку за щиколотку и забрасывает ее ногу себе на плечо. Проходится холодными пальцами по внутренней стороне бедра девушки и улыбается, когда видит мурашки на горячей коже.       Ему хочется получить ее чисто из принципа, просто чтобы самоутвердиться и забыть, он это осознает. Но чертова девка каждый раз его слишком хорошо читает и не подпускает слишком близко. Не подпускала до этого дня — сейчас она в его власти, хоть и храбрится, не показывая этого.       Сальваторе задирает мягкую ткань юбки выше и тонет в сладком звуке ее слегка учащенного сердцебиения. Но ему мало: Деймон хочет, чтобы она кричала, стонала от удовольствия, хочет ее сломать и чтобы она признала, что хочет его — именно это будет его победой. И перед тем, как задрать юбку непозволительно высоко, оголяя участки кожи, покрытые тонким кружевом, Сальваторе задает вопрос, который поставит жирную галочку в графе с его выигрышем.       — Ничего не хочешь мне сказать?       Глаза застилает предвкушение от ее сладостного «я хочу тебя, Деймон, ты выиграл» и мужчину пробирает дрожь от ее по-тихому мелодично звучащего голоса.       — Хочу, — проговаривает Рене, — хочу сказать до свидания, Деймон, и… — ее голос звучит на удивление твердо и насмешливо. Она делает паузу, смотря куда-то за дверь и растягивает губы в широкой ухмылке.        — И поздоровайся с Еленой.       Деймон выпадает из реальности на секунду, а потом подскакивает, как ошпаренный: Елена стоит на пороге с совершенно растерянным выражением лица и удивленно хлопает глазами.       — Я… — осекается Гилберт, но Рене ее перебивает.       — Все нормально, Елена, проходи. Джеймс Дин уже уходит, — хмыкает она и поправляет юбку, отдергивая ткань, будто все так, как должно быть.       — Зачем ты пришла? — хмурится Деймон, складывая руки на груди и оглядывает смущенную брюнетку. Сальваторе чувствует себя самым последним идиотом на земле — чертова девчонка его провела! А он повелся, как старшеклассник! Черт!       — Видишь ли, — отвечает за Гилберт Рене, — Елена мне позвонила и попросила принести фамильные записи об окрестностях Мистик Фоллс от тысяча восьмисотого, которые хранились у моей семьи. Сказала, что зайдет после обеда. — Весело улыбается Темпл, наблюдая за ошарашенным взглядом Сальваторе.       — Как там Джереми? — все еще улыбаясь, обращается Рене к брюнетке.       — С-с ним все хорошо, да, — никак не в силах прийти в себя после увиденного, лопочет Елена.       — Это хорошо, — кивает Темпл, будто они ведут обычную светскую беседу в обычной ситуации. Хотя так оно и есть — светская беседа в обычной для Рене обстановке кризиса. Она задорно хлопает в ладоши и нажимает кнопку на приемнике.        — Лу, зайди, пожалуйста, — бойко проговаривает она, явно наслаждаясь растерянностью мужчины и кивает вошедшей секретарше, — отведи Елену на второй этаж — для нее там посылка. Удачи с устройством вечеринки, — машет она уходящей за работницей Гилберт и переводит взгляд на злого Деймона.        — Тебе тоже пора. Могу, если хочешь, прислать запись с камер видеонаблюдения, чтобы ты на этот раз со стороны понаблюдал за своим триумфом, — язвит Рене.       — Ну и зачем ты так с ней? — агрессивно сжимает челюсти Деймон, поворачиваясь к девушке.       — Не с ней, а с тобой, красавчик. Елена это забудет завтра же, а вот ты, надеюсь, чуть дольше будешь помнить это гадкое чувство в груди, после того, как тебя использовали. И в тот момент, когда ты еще раз это почувствуешь, но будет больнее в сотни раз, а это обязательно будет, зная твой характер, вспомни в тот момент Кэролайн и то, что ты с ней делал, пока она была тобой увлечена — отпадет надобность спрашивать небеса «за что». За все хорошее, Деймон. До свидания.       На этот раз она уже без тени улыбки широким жестом указывает ему на дверь и Сальваторе уходит, не проронив ни слова — давится собственным ядом и думает, что сука еще поплатится.       А Рене выдыхает с облегчением: слово, данное малышке Кэролайн в ту ночь, когда она плакала не переставая, а Рене лечила ее синяки и отмазывала перед Лиз, оставляя у себя ночевать, она сдержала — Деймону будет больно и он больше никогда не посмеет тронуть ее сестру.