Хороните в закрытом гробу

      Рене знала, что историю творят люди. Даже больше — люди и есть история. И почему-то Темпл была совершенно уверена в том, что станет одним из составляющих звеньев будущих учебников истории в школе. К уверенности не прилагались факты и логика, она просто знала это. Будто в какой-то момент ей шепнули на ухо «ты будешь великой» и она поверила. Может, так сказывалось воспитание амбициозных родителей, может самооценка за счет миловидного личика и пластики движений после школы балета, может успехи в еще молодом бизнесе, а может у Рене и правда было предназначение — она не знала, но шла к вершине семимильными шагами и не собиралась останавливаться.       Рене нравилась ее работа: нравилась непредсказуемость следующего дня и вкус победы на губах, когда ситуация разрешалась в ее пользу. Наверное, дьявол бы гордился ее тщеславием и Темпл была бы совершенно не против. Для таких честолюбивых личностей, как Рене, было не важно: идти на эшафот или к пьедесталу — главное, с высоко поднятой головой и на каблуках.       Но как бы Темпл не нравилось высокомерно улыбаться проигравшей стороне и тут же брать новое дело, еще сложнее и изощреннее предыдущего, она понимала, что во всем нужно соблюдать баланс. Особенно в ее жизни, неотъемлемой частью которой являлась семья. Еще до смерти родителей Рене понимала, как важны кровные связи: так повелось, что у рода Темпл семейные ценности всегда стояли выше чего бы то ни было — бизнеса, денег, власти — семья была главным приоритетом.       Пока другие семьи основателей вписывали в историю города семейные распри, вендетты, вражду и дележ территории, род Темпл укреплял свое влияние за счет преданности «своим» и беспрекословной верности своей фамилии. Разумеется, никакие догматы не могут быть истинно верными и даже с семьей Темпл их убеждения порой играли злую шутку. Так, двоюродный прадедушка Рене в свое время, вступил в тайное сообщество, практиковавшее темные ритуалы и жертвоприношения, и увяз в их религии так глубоко, что привел на ритуал собственную сестру. Что конкретно там произошло, история умалчивает, но девушка не выжила. Но, следуя собственным убеждениям, прадедушку Темпл не изгнали из семьи и не сдали властям: он остался в семье и под конец жизни даже занялся благотворительностью и пытался искупить грехи, построив в Мистик-Фоллс три из пяти церквей. Рене усмехалась, вспоминая эту неблагоприятную страницу в истории семьи: не зная истоков, не сможешь посмеяться над иронией событий.       В семье Темпл с детства прививались идеи верности, преданности и стремления расширить, увеличить и прославить свершения рода. Возможно, Рене впитала эти догматы глубже и ярче сестер и братьев, как первый ребенок в семье, поэтому как бы девушка не стремилась к покорению недосягаемых вершин в своем деле, она не забывала, кем являлась. В этой семье имя «Темпл» значило для нее слишком много. Особенно, когда часть ее погибла вместе с родителями.       В подростковом возрасте Рене, читая присущие её возрасту бестселлеры про несчастных девочек и перевоспитавшихся ради них мальчиков, страшно подумать, считала, что в потере близкого человека есть свой трагичный романтизм. Да, глупо, да, по-детски, но кто об этом не задумывался? Потому что грустная, задумчивая героиня в фильме, на отрешенность которой обращает внимание главный красавец школы, выглядит более притягательно и загадочно, чем та, которая постоянно улыбается, не имея во взгляде грусти от трагичного прошлого. Эпитеты в книгах и режиссерская подача в кинолентах делала свое дело: грамотно выписывала героев, к которым бы прониклись читатели и зрители, и никто не думал о том, что восприимчивые подростки, страшно подумать, но на одну секунду задумывались над тем, как бы они выглядели со стороны, если бы чувствовали ту самую душевную боль.       Рене уже переросла это и пережила, однако поначалу все же винила себя в тех мимолетных мыслях — о чем думала, то и настигло. И Темпл бы никогда не пожелала даже злейшему врагу пережить то, что пережила она после того рокового звонка из полиции. Будь ее воля, Рене запретила бы все произведения, романтизирующие главных героинь сирот и наложила бы вето на любое трепетное воздыхание в адрес подобной ситуации. Потому что в реальности нет грустных записей в дневнике и парней, что говорят «ты не будешь грустить вечно». Есть всепоглощающее опустошение и невысказанный гнев. Скорбь — это не романтично.       Скорбь — это когда ты забываешь, что у тебя были радостные моменты в жизни. Рене помнит, как однажды утром проснулась и завизжала от страха — картинка перед глазами была черно-белая. Через несколько минут это прошло, но ощущение внутри осталось надолго: будто все, что было хорошего в жизни, ушло вместе со смертью близких.       Скорбь — это не отрешенность и томное закусывание губы, когда на твою загадочность обращает внимание «тот самый»: скорбь — это глубокая тоска, такая, что, кажется, внутри образовалась черная дыра, поглощающая твою сущность и превращающая все в пустоту. Это чувство круглосуточной незащищенности, тревожности, чувство вины и гнева. Как будто голым тебя вытолкнули на улицу и заставили танцевать перед толпой. Только оголенное тело можно прикрыть, а распотрошенные на, кажется, всеобщее обозрение струны души, не одеть в фальшивую радость: каждый взгляд, каждое «сочувствуем», каждое с грустной улыбкой «как ты» запускает склизкий страх и неуверенность внутрь, который не вытравить и не задушить.       Со временем это, правда, проходит, притупляется и не так сильно болит при любом упоминании их имени, однако те дни, когда болит остро, не заслуживает ни один отпетый маньяк убийца на свете. Такое наказание не заслуживает никто. Ведь скорбь — это не рисунки полных слез глаз на полях тетради — это провалы в памяти, мышечное окоченение и панические расстройства. Это огромная усталость, которая преследует тебя сутками: кажется, что в свои двадцать ты устал от существования на этой планете и готов лечь в тот гроб подле тех, кого потерял.       Потому что скорбь — это не «скинуть пару кило, потому что не было аппетита». Скорбь — это перепады настроения, когда ты злишься на самых родных и не можешь держать себя в руках, когда знаешь, что чертов спикер на благотворительном вечере лицемерит; это трудности с концентрацией, страх, тревожность и беспокойство. А также проблемы с сердцем, когда ты не можешь дышать от режущей боли в груди, с пищеварением, когда пытаешься заполнить пустоту внутри доброй половиной холодильника, включая сухие крупы и черствый хлеб и проблемы со сном, когда не можешь спать, так как снова и снова видишь их тела при опознании в морге.       Чувства и мысли накатывают волной, и в какой-то день может быть тяжелее, чем в другой. Постепенно, спустя месяц или год эмоции начинают сглаживаться, и ты можешь продолжать жить с осознанием потери. Но тем не менее скорбь — это когда ты понимаешь, что обменял бы все свои «завтра» лишь на одно "вчера».       Рене была бы счастлива быть такой эгоисткой, как про нее говорят. Хотела бы забыть про все и уехать, не оглядываясь. Хотела бы грустить круглые сутки, пока не выплачет пожизненный запас слез, но она уже не маленькая. Темпл понимала, что она не одна, что все, что испытывает Рене, чувствуют и остальные члены семьи и она нужна была им. Взросление — штука сложная. Взросление — это когда ты начинаешь думать о чувствах тех, кто находится рядом с тобой, не смотря на то, что испытываешь сам. Поэтому Рене не села на иглу, не упала в депрессию и не срывалась на родных: она взяла себя в руки, сублимировала горе в неслыханную работоспособность и положила все силы на то, чтобы сохранить семью.       Времени понадобилось много, но в итоге все получилось: семья Темпл еще никогда не была такой сплоченной и верной друг другу — они пережили трагедию, встали на ноги и, Рене уверена, все у них еще впереди.       — Не-а, сегодня суббота, — улыбается и качает головой девушка, растягиваясь во весь рост на диване. Девочка надувает губки и хмурится, прижимая к груди помытые огурцы и Рене посмеивается, складывая руки на груди.       — Не дождешься, Сиси, день самоуправления никто не отменял. — Малышка куксится, надеясь своим спектаклем разжалобить сестру, но Рене непреклонна, хотя, все же обреченно вздыхает и закатывает глаза, сдаваясь под натиском детских, полных надежды, глаз.       — Давай, если завтрак получится вкусный, то мы сегодня поедем в Ричмонд на фестиваль мёда. Порадуете потом нашего стоматолога, — усмехается Темпл и укутывается в плед с головой, прячась от младших.       Выходные — или, в случае семьи Темпл, дни самоуправления — были одним из любимых у Рене, так как в эти дни было лишь одно правило: справляться самим. Младшие не очень это жаловали, но все же с долей гордости и любопытства брались за «взрослые дела», такие как готовка завтрака, стрижка газона и уборка.       От части такое нововведение Рене ввела для собственной разгрузки: выходные были теми днями, когда она ни на йоту не прикасалась к работе — Темпл выключала все мобильные телефоны и была вне зоны доступа для любых вопросов по бизнесу до утра понедельника, потому что как бы она не любила свое дело, Рене понимала, что иногда нужно отключаться от размышлений о цифрах и дедлайнах и полноценно быть с семьей. Не формально — сидеть в семейном кругу за завтраком и решать проблемы компаний по телефону, а действительно общаться, вникать в дела малышей, которые были у них в детском саду и кто первым начал драку в классе Эрика. С круглосуточной занятостью Рене не могла бы быть в курсе таких вопросов, но она хотела, потому что знала, что семья — это приоритет.       С другой стороны, Рене отрицала, но это витало в воздухе: она хотела быть уверенной, что если не станет и ее, они смогут о себе позаботиться. Неосознанный страх оставить детей совсем одних, даже без ее помощи, подстегивал ее обучить Октавию водить уже в пятнадцать, а Эрика в его одиннадцать уметь приготовить себе завтрак, постирать одежду и найти нужный телефон в справочнике.       Безусловно, детям нравилось понемногу брать на себя ответственность, а Октавия не стояла в ступоре, когда приходили сантехники или нужно было заполнить счета за электричество: Рене обучала детей бытовым вещам, таким, которым не учат, которые ты узнаешь с опытом. Она просто не хотела, чтобы этот опыт приходил к ним внезапно, в случае чего. Как это было с ней. Рене просто хотела, чтобы семья была в безопасности в любом случае, даже если она защитить их не сможет.       — Майки, ну что такое! — ворчит Октавия, всплескивая руками, и ловко перекидывает яичницу на другую сковороду.       — Я же говорила, что нужно сливочное использовать! Помнишь, что было в прошлый раз? — усмехается девушка и мальчишка складывает руки на груди, картинно отворачиваясь.       Рене хихикает, слушая пререкания, доносящиеся с кухни, и продолжает вглядываться в строки книги. Прошлые два раза готовка завтрака закончились небольшим пожаром, но Майки делает успехи: бекон у него выходит с превосходной золотистой корочкой.       Мальчишка оборачивается на смех старшей сестры и тут же бросает все дела, узнав о том, что девушка уже встала и с ней можно поделиться новостями.       — Рене! — прыгает он прямо на Темпл, от чего та смеется и картинно стонет от тяжелой тушки мальчишки на себе, — ты представляешь! — взгляд у него горит таким ярким огнем восхищения, что аж глаза режет. Рене улыбается, поудобнее усаживая брата рядом с собой, и заинтересованно поднимает брови в ожидании рассказа.       — Я вчера после садика видел такую большую собаку, что сказал ей «здравствуйте»!       Девушка выдыхает одобрительное «надо же», а сама прыскает со смеху, не в силах объяснить малышу, что ее так развеселило. Октавия выглядывает с кухни и, улыбаясь, несколько раз кивает:       — Он мне все уши вчера про это прожужжал, а Сиси на него обиделась за то, что сама не смогла увидеть эту потрясающую собаку, — кривит губы в усмешке она и складывает руки на груди.        — Вам пора обратно к плите, шеф, — делает она брату пригласительный жест рукой, в которой лежит лопатка. Тот неловко слезает с дивана, задев пяткой ребра Рене, и в вприпрыжку отправляется дальше готовить.       Рене усмехается себе под нос и трется щекой о мягкий плед, полностью растворяясь в теплой домашней атмосфере. Темпл давно усвоила то, что в любой ситуации важно послевкусие, потому что на какой бы крышесносной и полной веселья вечеринке ты бы не танцевал, возвращаясь домой под утро внутри будет грызть маленький червячок неудовлетворенности. Но сколько бы времени ты не провел дома, пусть без ярких знакомств и танцев на столе, послевкусие останется умиротворяющим и нежным — такое чувство безопасности и надежности доступно не каждому, поэтому Рене искренне ценит такие минуты.       — Завтрак готов! — объявляет на весь дом Октавия и все начинают подтягиваться к столу. Дольше всех не может оторваться от комикса Эрик, которому в итоге два раза приходится повторять просьбу.       — Рене, а у «трансформеров» есть сверхидея? — задумчиво подпирает щеку кулаком мальчишка, усаживаясь за стол и откладывает в сторону журнал, принимая из рук сестры тарелку с яичницей.       — Есть, наверное, — пожимает плечами Темпл, — как и у всех произведений. Тут может быть она в том, что другие расы, в том числе инопланетные, тоже имеют право на дружбу человека. Кстати, вы заметили, сколько в последнее время выходит фильмов про всяких инопланетян? Это не просто так, нас к чему-то готовят, — загадочно понижает голос она и усмехается.       — Передай, пожалуйста, соль.       Октавия передает солонку сестре и перекидывается с ней понимающими взглядами, улыбаясь. Рене частенько любила поиграть в «плохого копа» при детях, рассказывая в шутку всякие небылицы вроде того, что в старой ратуше водятся летающие бегемоты, потому там такие дыры в перекрытиях, а увидеть их детям не удавалось, потому что когда они туда приходили, все время выпадала пасмурная нелетная погода. Или то, что только три года назад отменили закон о том, что при любом ругательстве людям подрезали кончик языка. А дети еще помнили, как в детстве Октавии подрезали уздечку из-за плохой дикции, поэтому даже если слышали нецензурные выражения в школе или на улице, ни за что их не повторяли, хоть средняя сестра, как «хороший коп», с улыбкой каждый раз объясняла, что Рене шутит. Но дети все равно не повторяли ругательства — на всякий случай.       — А мне сегодня ничего не снилось. Думаешь, мои сны украли? — жадно поедая салат, бубнит Сиси, вопросительно поднимая брови, смотря на сестер. Эрик утвердительно кивает на слова малышки.       — А я вечером сказал «хороший сон воскресни, плохой сон пополам тресни» и поставил на свой сон защиту. Мне приключения снились. — Улыбаясь, гордо вздергивает подбородок мальчишка, ожидая одобрения, но его перебивает радостный возглас Сиси.       — О, брокколи! Положи мне! — аж подпрыгивает на месте девчонка и за ней заражается азартом Майки, из-за чего Октавии приходится успокаивать близнецов, пригрозив отсутствием добавки. Рене улыбается: девушка не понимает, как для кого-то может быть наказанием такая еда — в детстве ее сверстники тоже не любили есть зеленый вареный овощ, но ее мама научила обжаривать брокколи в специях так, что это было вкуснее всяких корочек у беконов, поэтому Темпл рада, что смогла передать это полезное умение сестре и малыши сейчас в восторге от подобного лакомства в их семье.       — А чего это вы так темой снов заинтересовались? — дергает бровью Рене, на автомате вытирая капнувшее на стол масло рядом с тарелкой Майка. Ей сегодня снилось блаженно ничего, поэтому Темпл даже зарядку делать не хочется: приятная, тягучая ломота в теле от крепкого сна слишком расслабляет.       — Мы с Октавией вчера смотрели «Начало», — вставляет свои пять копеек Майки, наливая апельсиновый сок в стакан и ойкает, проливая жидкость. Октавия вздыхает и протягивает брату полотенце, чтобы тот сам вытер это безобразие.       — Та-ак, — улыбается Рене, иронично поднимая брови и оглядывает всех присутствующих за столом, останавливая взгляд на средней сестре.        — Значит, кино вчера смотрели? — картинно укоризненно кривит губы она, краем глаза наблюдая за тем, как Майки старательно вытирает со стола.       — Все законно, — капитулирующе поднимает руки Октавия, — в девять телевизор выключили, — улыбается она, радуясь тому, что вчера не послушала капризов детей и в местный комендантский час закончила просмотр фильма несмотря на то, что оставалось еще двадцать минут до конца. Рене достаточно строго следила за режимом сна в доме, потому что знала — собьешь сон один раз и целую неделю будешь ходить вялый, а с достаточно плотным расписанием дополнительных занятий это не нужно было никому.       — Ладно, — довольно цокает Темпл, — Эрик, а ты знал, что Кристофер Нолан, режиссер этого фильма, не любит спецэффекты, поэтому все взрывы и прочий экшн в кино делался по-настоящему, в том числе и крутящаяся комната, — девушка улыбается, видя горящие интересом глаза брата и непринужденно продолжает рассказывать интересные факты о кино, непонятно каким образом отложившиеся в памяти.        — А еще Нолан — дальтоник. Знаешь, что это такое? Это когда человек не может различать некоторые цвета, — кивает она на вопросительное выражение лица Эрика.       — Так вот, режиссер фильма, который вы вчера смотрели, не различает красный и зеленый. Поэтому заметь, в его фильмах много синих, белых и желтых оттенков, — пожимает плечами Рене, наконец принимаясь за собственный завтрак.       — Серьезно? — удивляется Октавия, не уверенная в том, что это не очередная шутка сестры, но Темпл утвердительно кивает.       — Удивительно, правда? В такие моменты думаешь, что ты полный дурак, если ссылаешься на неблагоприятные обстоятельства, — хмыкает она, кивая сестре на серьезное выражение лица задумавшегося брата, и Октавия хихикает, скрывая ладонью улыбку.       — Давай сегодня еще раз посмотрим? — после долгих раздумий поднимает мальчишка глаза на сестру и Рене смеется, соглашаясь.       После затянувшегося завтрака и бурного обсуждения снов каждого, или их отсутствия, Рене с Октавией с горем пополам смогли усадить малышню в машину и выехать на фестиваль в Ричмонд. Темпл в очередной раз поблагодарила бога за такого брата, как Эрик: мальчик с самого рождения был необычным, например в том, что был вегетарианцем, хотя никто в семье подобный режим питания не практиковал. Мальчик просто говорил, что не хочет есть животных, абсолютно не навязывая никому такие взгляды — спокойно помогал жарить бекон младшему брату, но сам не жаловал мясо. Рене давала ему попробовать и рыбу, и морепродукты, но мальчишка говорил, что ему такое не по душе — Темпл даже пришлось консультироваться со знакомыми по поводу витаминов, так как переживала, что брату не хватает микроэлементов — именно поэтому с недавнего времени в семье Темпл было заведено есть на завтрак обязательно что-то белковое.       Еще Эрик был абсолютно неконфликтным мальчиком, даже учителя это отмечали: он всех всегда мирил, если одноклассники начинали ссориться, и его практически нельзя было вывести на агрессию или гнев — он в некоторых смыслах был будто старше сверстников, но не из-за знаний, а будто обладал взрослой душой, по крайней мере, так все время говорила мама. Именно поэтому Эрик был незаменимым помощником Рене в устранении конфликтов между близнецами и очень помогал своим послушанием в подобных поездках.       Близнецы наоборот, были самыми настоящими хитрыми оторвами, и когда другие родители на площадке или учителя в кружках говорили Рене, что им повезло с такими ангелами, Темпл хотелось нервно рассмеяться, потому что эти двое были будто вылеплены из прототипа маленького Маколея Калкина в фильме «Один дома» и каких-то неугомонных чертей. В общем и целом, иногда казалось, что их семья — это пристанище перевоплотившегося в человека ангела Эрика и маленьких бесенят Сиси и Майка. Но то, что дети обладали невероятным обаянием, сглаживало ситуацию и несмотря на все проблемы, Рене безмерно их любила, хоть и полноправным вторым именем близнецов могло бы быть «головная боль».       Поэтому, доехав до Ричмонда, Рене припарковала машину рядом с местом проведения фестиваля и отправила детей на главную площадь вместе с Октавией, обладавшей большим терпением по отношению к малышне. Сама же Темп устроилась на веранде кафе на углу площади, решив заодно с отдыхом и кофе совместить проверку собственных знаний относительно скорого экзамена Октавии по истории. Когда сестра придет за помощью, Рене должна будет ее дать. А для этого нужно знать все даты и места битв.       На удивление, под дорогой латте с медовым сиропом и имбирное печенье, сухие факты ложились на память намного лучше, чем в школе, как помнит Рене: тогда ей везло не так, как сестре — у Темпл старшей историю преподавала не самая приятная женщина преклонных лет, которая предпочитала отделываться от учеников пресной информации из учебника, в отличии от харизматичного Аларика, что преподает историю в школе сейчас.       На секунду Рене вздыхает, вспоминая о случившемся недавно с Риком и откладывает папку с бумагами: она не жалеет ни о чем, просто не привыкла так делать, веря в то, что уважает свой выбор. Того поцелуя она тогда хотела. Да, последствия настигают всегда, но если Рене Темпл хотела этого в тот момент, значит, это было правильно и нужно. Она не опустится до того, что будет корить себя же за свои действия — Рене слишком берегла чувство собственного достоинства, чтобы подтачивать его виной за собственные поступки. Поэтому Темпл думает, что нужно будет встретиться с Дженной и поговорить.       Рене задумчиво хмурится и кидает мимолетный взгляд на часы, допивая кофе: последние теплые дни осени радуют, как никогда — слабый ветер с отблеском наступающей прохлады кружит в маленьких вихрях опавшие яркие листья и колышет удачно развешанные по всей площади фестивальные флаги, делая атмосферу еще более праздничной. Темпл любила сидеть на верандах летних кафе, сливаясь с окружающей средой — это было похоже на то, что ты кладешь руку на пульс города. Рене не сразу осознанно реагирует на вопрос, отвечая машинально.       — Не подскажите, сколько времени?       — Время гражданской войны. — Незнакомец удивленно хмыкает на подобный ответ и Темпл трясет головой, понимая, что слишком глубоко погрузилась в собственные размышления и бросила первое, что ассоциировалось с вопросом после специфического чтения последние полтора часа.       — Прошу прощения, — виновато улыбается она, — я имела ввиду, двенадцать ноль четыре*.       Фраза выходит неловкой и Рене тушуется, пряча улыбку, что случается крайне редко, но она так задумалась о прочитанном материале и красоте теплой осени, что совершенно потеряла связь с реальностью, выдав незнакомцу кусочек своих размышлений. Мужчина по-доброму ухмыляется, про себя поражаясь таким ассоциациям в голове девушки, но потом замечает отксерокопированные листы из учебника по истории на столике и кивает на бумаги.       — Освежаете школьные знания? — прищуривается он, довольствуясь тем, как смущается в его присутствии незнакомка. На ней свободное бежевое пальто, обтягивающие брюки и серебряные лодочки, отливающие металлическим блеском: если она и не планировала сегодня производить впечатление на мужчин, явно занимаясь своими делами, то определенно была к этому готова.       — Вроде того, — посмеивается Темпл, — кто бы мог подумать, что невыученные уроки вернутся в будущем в проверке домашнего задания с лихвой, — делает неопределенный жест рукой она, кивая на злосчастный учебник. Мужчина коротко улыбается и пожимает плечами.       — Наши родители, определенно. Мне всегда говорили, что следующее поколение на мне отыграется за предоставленную им мной головную боль, — с нечитаемой эмоцией улыбается он, а затем сбрасывает с себя секундное марево воспоминаний и вновь улыбается, протягивая Темпл руку.       — Марсель.       — Рене, — отвечает на рукопожатие она и кивает на соседний стул, приглашая мужчину присоединиться и он благодарно кивает.       — Были сложным ребенком? — заинтересованно дергает бровью она, жестом давая понять официанту, что нужно обновить напиток.       В ореховых глазах мужчины на постоянной основе мелькает хитреца и пристальный прищур: он, будто забавляясь, сканирует девушку взглядом, неприменуя заглянуть прямо в душу — будто видит больше, чем она показывает, а от этого становится неуютно. Но в Темпл разжигается интерес.       — Более чем, — откидывается он на спинку плетеного стула, сверкая белозубой улыбкой, — под стать своему отцу, — хмыкает в догонку он.       — Работаешь учителем?       Переход на фривольное обращение звучит дерзко, но вполне вписывается в его образ: Марсель явно знает, чего хочет и всегда добивается этого. Рене нравился подобный тип мужчин: уверенный в себе до безобразия и абсолютно бескомпромиссный. Другое дело, были ли такие индивиды хорошей партией — вряд ли. Для таких, как он, на первом месте всегда будет собственный путь к вершине и его влияние, власть.       — Ни в коем случае, — смеясь, ужасается Рене, — у меня терпения море, но все же недостаточно для такой работы, — отмахивается девушка и закидывает ногу на ногу, изо всех сил сдерживая себя, чтобы не закусить губу или не накрутить локон на палец. Флирт всегда удавался ей на славу, однако Темпл не хочет себя чем-то обязывать и давать ложные надежды даже в незначительном жесте — непринужденная беседа ей сейчас милее, хотя, стоит признаться, мысль о жарком сексе все же проскакивает, когда мужчина отдергивает ворот кожаной куртки. — Просто пытаюсь не испортить младшее поколение, — сдерживает вздох она, а Марсель согласно кивает.       — Потому что не знаешь, как быть хорошим родителем, когда пример у тебя был паршивым, — продолжает за нее фразу он и Рене грустно улыбается.       — И как в обратном случае не сломать никому жизнь, не дотягивая до примера, — заканчивает их общую мысль Рене и встречается взглядом с мужчиной, замечая, как пелена его образа на мгновение спала и Марсель открывает кусочек того, что скрывается за его словами — обида за то, что ему пришлось сделать себя самому.       — Мы мало знакомы, но я более чем уверен, что ты справишься, — все же хмыкает мужчина и протягивает руку Темпл, которую она с понимающей улыбкой пожимает.       — Спасибо, — кивает она, — и это взаимно. Уверена, что ты всем докажешь, что ты — не он, — дергает уголком губ она и Марсель закусывает внутреннюю сторону щеки, пряча улыбку, потому что Рене не представляет, как права.       Темпл не в первый раз видит мужчину, всю жизнь гонящегося за недоступным одобрением отца или за доказательством того, что он не ответственен за ошибки родителей. Логан был таким: отучившись на хирурга парень махнул в Ирак, даже не подумав о том, что оставляет любимую девушку — ему важно было понять, что он может заслужить уважение и славу независимо от денег отца, который владел половиной больниц и медцентров штата. Так они и расстались — Логану нужно было невозможное одобрение, скрытое местью, а Рене нужен был он. Поэтому она видит это в глазах Марселя и совершенно не сомневается, что у того в прошлом тоже есть неразрешенная история с властным отцом.       — Будешь в Новом Орлеане — найди меня, — на прощание улыбается мужчина, вставая с места.        — Проведу тебе более интересный урок истории, — многозначительно добавляет он и Рене хмыкает, вопросительно дергая бровью.       — И как я тебя там найду? — недоверчиво фыркает она, — Спросить не видели ли они короля?       Ироничная шутка над самомнением мужчины выходит немного плоской, но Рене держит лицо, складывая руки на груди и улыбаясь чуть более ехидно, чем планировала, но Марсель закусывает губу и оборачивается через плечо, подмигивая новой знакомой.       — Спросишь так и точно не прогадаешь, — загадочно улыбается он и машет рукой на прощание, скрываясь за углом.       Рене закатывает глаза и посмеивается про себя: настолько уверенных в себе людей с раздутым эго она еще не встречала, но это было определенно интересно. Темпл благодарно кивает официанту, когда тот приносит новую порцию кофе и включает неработающий обычно в течении всех выходных телефон, чтобы ответить, если Октавия попросит их забрать с праздника, когда малыши устанут дегустировать диковинные виды меда. Рене удивляется, видя на экране сообщение от Кэролайн. Строчки в письме буквально отдаются в ушах нервным настроением кузины и девушка обреченно вздыхает, понимая, что не сможет отказать дочке Лиз — они же семья.       «Рене, я знаю, что обычно в выходные ты не расстаешься с малышней, но мне нужна твоя помощь — вечером в Мистик Гриль будет выставка живописи и ты должна меня подстраховать, когда автор этой мазни в очередной раз со мной заговорит. Никогда не думала, что британцы могут быть настолько пугающими и надоедливыми, но надеюсь, твое умение ставить людей на место сработает и с ним. До встречи в баре. Кэролайн.»       Рене усмехается и качает головой: она планировала еще полтора суток не задумываться о проблемах, но если кузине нужна помощь, то придется поставить на место тех, кто доставляет ей неудобства, кто бы это ни был. Даже британец.