ID работы: 7416231

Хороните в закрытом гробу

Гет
R
В процессе
1215
Размер:
планируется Макси, написано 214 страниц, 23 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Работа написана по заявке:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
1215 Нравится 316 Отзывы 509 В сборник Скачать

Первородный собутыльник и плата за предательство

Настройки текста
Примечания:
      — Ты уверен? — Рене нахмурилась и поудобнее перехватила сломанную ножку стула, оторванную легким движением первородного.       — Да, бей, — серьезно, но со смешинкой в глазах кивнул Элайджа. — Я плачу. Это мой тебе подарок.       — За что? — Удивилась Темпл и повернулась к мужчине, опуская импровизированную биту.       — За доверие, — коротко улыбнулся Элайджа и отступил на два шага назад, давая Рене пространство.       — Как скажешь, — пожала плечами Темпл и ее глаза блеснули огнем азарта. — Я не привыкла отказываться от подарков.       Она замахнулась и с характерным треском обрушила свое оружие на полку, сплошь заставленную бутылками с алкоголем. Жидкость брызнула во все стороны, осколки разлетелись, а на губах Рене появилась жесткая, радостная усмешка.       Предложение разнести бар Мистик Гриль на первый взгляд казалось диким и абсурдным, но Элайджа заверил, что Рене полегчает. Оказалось, Майклсон был прав.       Закрывшийся раньше в будний день бар выглядел безжизненным и даже вызывал жалость, но Рене зацепилась за давно забытую эмоцию и решила не отступать — именно здесь, на заднем дворе, на нее когда-то напал вампир.       Рене от души прошлась самодельной битой по барной стойке, полкам с продукцией и столам, распотрошила кладовку и методично перебила все имеющиеся стаканы и тарелки — ей даже не было стыдно. Ярость сменялась злостью и бессилием, но им на смену тут же спешило бешенство и раздраженность.       С осколками хрупкого стекла и каплями спирта разбивались вдребезги ее страхи и отчаяние, внутренний хаос превращался во внешний и обида на мир постепенно затухала.       Элайджа стоял поодаль и не мешал: он видел, что Рене это нужно, а разгромленный бар за возвращение баланса такой, как мисс Темпл — небольшая цена.       Рене занесла «биту» для очередного удара, но замерла, и, тяжело дыша, уставилась на бутылку скотча на краю барной стойки. Кинула сканирующий взгляд на первородного и сглотнула. Элайджа вопросительно выгнул бровь и подошел ближе, облокачиваясь на стол.       — М-м? — он с беззлобной насмешкой заглянул Рене в глаза и наклонил голову на бок, ожидая ответа. Рене тяжело вздохнула, будто виновато.       — Мне чертовски хочется напиться, — обреченно призналась она, опустив плечи, Темпл было стыдно за свое желание. Элайджа вскинул брови.       — Так пей, — усмехнулся мужчина, с сочувствием смотря на поникшую Рене, и та подняла на первородного удивленный взгляд.       — Но тогда я окончательно потеряю контроль. — Возмутилась Темпл и Элайджа коротко хохотнул, узнавая в ней себя. Мужчина вздохнул и легким движением откупорил бутылку, налив немного жидкости в треснутый стакан, подобранный с полки, и протянул остальную бутылку Рене.       — Иногда его нужно терять, — уверенно кивнул Элайджа. — Потом ты найдешь другой способ, но пока за неимением лучшего… — он пожал плечами и кивнул на бутылку, мол, тебе определенно надо расслабиться.       Рене поморщилась и неуверенно посмотрела на мужчину. И как вообще вышло, что она стоит посреди собственноручно разгромленного бара и слушает совет практически незнакомца о том, что иногда нужно отпускать вожжи контроля? Рене Темпл прислушивается к чьему-то совету — кто услышит — не поверит.       Но на самом деле Рене кривила душой: она уже давно перестала считать Элайджу незнакомцем. Слишком часто их сталкивала судьба и мужчина волей случая стал участником слишком важных для нее событий, чтобы смело называть его «никем». К тому же, Рене должна была признать, пока первородный не дал поводов ему не доверять. Поэтому Рене кивнула, отбрасывая смятение и страх, и сделала глоток.       Горькая жидкость мгновенно подавила в сознании напряжение. Рене знала, что это не выход: напиться в сложной жизненной ситуации — самый жалкий и лишь временный способ уйти от проблем. Ведь алкоголь не устраняет причину, а только откладывает последствия решений на завтра. Но Рене краем сознания чувствовала, что действительно может перегореть, поэтому пила. Последние несколько недель, загруженных до предела, и новая информация о родителях и себе, которую Темпл так и не смогла переварить, завершались ссорой с сестрой и незнанием собственного будущего. Рене нужен был либо хороший хук, либо бутылка скотча. Случай и обаятельный мужчина рядом указали на второе.       Благодарная пьяная улыбка сама расползлась на губах, когда Рене посмотрела на Элайджу, облокотившись на стойку рядом: он не обязан был делать все это, не обязан был пить с ней, но он стоял рядом, потягивал не самый лучший скотч из треснутого стеклянного стакана и уютно молчал. Рене была ему благодарна.       — Я знаю, что ты продолжил общение со мной ради информации из Совета — там все сидят на вербене и ни к кому не подобраться, — вдруг нарушила тишину Рене, смотря прямо перед собой, будто говорила сама себе. Элайджа напрягся. — Но я благодарна тебе, что ты все же ни о чем не спрашивал. Рассказывать, правда, не о чем: Совет информирован даже меньше меня процентов на семьдесят, они похожи на беспомощных детей. Сальваторе старший не устает над ними смеяться, — пожала плечами Рене и перевела спокойный взгляд на Элайджу.       Мужчина нахмурился. Он точно не ждал услышать нечто подобное. Но мог бы подумать об этом и раньше — он знал, что Рене достаточно умна, чтобы раскусить его мотивы. Но тем не менее, такая жесткая оценка его действий неприятно кольнула первородного.       — Это была лишь одна из причин, — неловко повел он плечом, сбрасывая неприятное чувство. Его будто уличили в лицемерии, причем так оно и было, однако обычно Майклсон никогда не стыдился собственных планов и методов, с помощью которых достигал целей — он делал то, что нужно. Однако сейчас стало почти обидно.       — Правда? — Усмехнулась Рене и вопросительно выгнула бровь, оценивающим взглядом проходясь по мужчине. — Как скажешь, — с улыбкой пожала плечами она сделала очередной глоток из бутылки, скривившись от отвратительного вкуса алкоголя.       Элайджа поджал губы и с интересом заглянул в глаза девушки.       — Почему ты мне это рассказала? О ситуации в Совете? — Сощурился он подозрительно, но Рене казалась незаинтересованной во лжи. Она только хмыкнула, мол, сам не понимаешь?       — Потому что я пьяна, — развела руками Темпл и хохотнула, споткнувшись о собственную ногу, но потом подняла серьезный взгляд на первородного и грустно улыбнулась. — И потому что ты дал решать мне самой. — Задумчиво кивнула она и отставила бутылку в сторону. — Ты не будешь против второго захода? — Азартно улыбнулась Рене, подхватывая со стойки всю ту же ножку от стула.       — Прошу, — лишь усмехнулся Элайджа, галантным жестом пропуская Рене ближе к стеклянным полкам.       Майклсон наблюдал за бьющей мебель точными движениями Рене, и удивлялся тому, что после всего, она ему доверилась. Она знала, что он не добрый самаритянин, и все равно попросила его о помощи. Возможно, тогда и правда он был наилучшим вариантом для этого, но все равно, Рене могла найти кого угодно для подобного дела. Но в конце концов, она не отказалась от его компании этим вечером и искренне показала свою слабость, оставив позади игры. Доверилась. Сама рассказала о делах Совета. Элайджа знал, что иногда насилие — это не выход, но не думал, что обратный метод может быть настолько эффективным.       Элайджа улыбнулся: сейчас он был рад, что после разговора в кафе они встретились при тех обстоятельствах, при которых встретились, и у Майклсона совести не хватило манипулировать расстроенной, разбитой девушкой. Зато сейчас он чувствовал, что между ними сломалась та стена, что заставляет называть человека «просто знакомым».       Рене успокоилась не скоро, только когда снаружи послышались голоса — она растерянно выпустила из рук ножку стула и посмотрела на Элайджу. В тот момент она не просчитывала варианты, даже не придумала план отхода, прежде чем начать «играть в халка», как обычно делала это всегда. Она посмотрела на Элайджу с надеждой на то, что именно он знает, что делать. Доверие и надежда от такого, прямо скажем, помешанного на контроле человека, как Рене, растопило его мертвое сердце.       Через мгновение они уже стояли в проулке через две улицы. Рене часто дышала и нервно посмеивалась себе под нос, пытаясь прийти в себя. Майклсон со слабой улыбкой наблюдал за девушкой: такая редкость — видеть сильного человека беззащитным и хрупким.       Рене подняла на мужчину глаза и, выдохнув, улыбнулась.       — Спасибо, — руки подрагивали от всплеска адреналина, но большая часть злости и обиды ушла. — Это был лучший подарок в моей жизни.       Рене не хотела идти домой в подобном состоянии, а у Элайджи не возникло даже такого вопроса: через полчаса Темпл сидела на диване в особняке первородного, а Элайджа, в свою очередь, варил им кофе.       Дом был пустым и необжитым, декорирован был стильно, но мебель была лишь необходимая: Рене не заметила разных безделушек, вроде журналов или ваз с цветами, что делают дом уютным. Было видно, что Майклсон здесь лишь ночевал.       — Держи, — Элайджа протянул Рене кружку с ароматным кофе и шерстяной плед — алкоголь из пустого желудка постепенно испарялся и Рене начинала зябнуть.       Темпл благодарно кивнула, принимая из рук первородного кофе, и удобнее уселась на диване. Трезвеющая часть мозга понимала абсурд данной ситуации, но в общем и целом ей было плевать. Рене было приятно общество Элайджи, а об остальном она решила подумать завтра.       — Расскажи мне о маме, — попросила неожиданно Рене и почти требовательно посмотрела первородному в глаза. Элайджа кивнул.       Рене слушала мужчину, затаив дыхание: Майклсон рассказывал о работе матери в Париже и то, как они познакомились. Рене помнит тот период: когда ей было пятнадцать, родители сорвались в Париж с десятилетней Октавией и новорожденным Эриком по работе. Рене это было только на руку: она жила полгода у Лиз и наслаждалась почти самостоятельной жизнью. Родители приезжали раз в три недели проведать ее и мама привозила дорогие репродукции любимых картин.       Оказалось, что Мерилу работала над около правительственными проектами в качестве консультанта по искусству: фокус группы в течении полугода просматривали разные произведения искусства, записывали свои впечатления и переживания, показывали результаты от просмотра картин под мерцающим светом, под лекарствами, после нехватки сна. Заново изучались труды Кандинского, применяемые на практике, его теория цвета и ее влияние на людей. Подробностей Элайджа не знал, но рассказывал, что Мерилу очень интересовалась технологией внушения. Рене не знала, что об этом думать, поэтому просто слушала.       Также Рене расспрашивала первородного об исторических событиях, и невероятно поражалась открытиям: больше всего Темпл удивило то, что некоторые исторические личности, вроде Ивана Грозного, были не одним человеком, а двумя или тремя, деяния и биографии которых со временем переплели в одну. Она с интересом слушала про эксперементы Теслы, о характере Фрейда и всех, чьи труды они обсуждали в первую встречу в библиотеке.       Элайджа рассказывал с удовольствием, видя горящие интересом глаза Рене. По правде сказать, такой взгляд он видел не так часто. С его образом жизни и постоянной гонки от цели к цели на него чаще смотрели со страхом и недоверием. Но чаще со страхом. Рене его не боялась, хотя, ей и не нужно было: Майклсон говорил правду, когда сказал, что его планы в городе не касаются семьи Темпл и самой Рене. Это было необычно — расслабленно, не ожидая подвоха, разговаривать с человеком обо всем.       Для них обоих.       Заснула Рене с улыбкой на губах. Элайджа улыбался тоже.       

***

      Проснулась Рене все на том же диване в особняке первородного со звенящей головной болью от похмелья и сухостью во рту. На столике рядом обнаружился аспирин и стакан с водой, заранее приготовленный первородным.       — Доброе утро, — поприветствовал с кухни Рене Элайджа, благородно не оборачиваясь, чтобы не смущать заспанную девушку. — Как себя чувствуешь?       Рене села на диване и поморщилась. Боль и злость не ушли окончательно, но приятно притупились вчерашним выпуском ярости.       — Доброе, — пожала губы Рене. — Чувствую себя так, будто сейчас сгорю со стыда, как вампир на солнце, — беззаботно хмыкнула она и жадно проглотила таблетку от головной боли, залпом запив водой из стакана.       — Неловкости в твоем голосе я не слышу, — также, не оборачиваясь, усмехнулся Майклсон, и Рене улыбнулась.       — Мне все говорили поступать на театральный, — блаженно от облегчения прикрыла глаза Рене и потянулась, сбрасывая томную сонливость.       Элайджа хмыкнул и покачал головой.       — Утром приходила девушка по имени Дана, передала тебе пакет с одеждой, — кивнул он в сторону выхода и ловко перехватил перечницу, заканчивая приготовление салата. Майклсон улыбнулся себе под нос — он сто лет не готовил, причем это не было преувеличенной метафорой — заговоры, предательства и вечный побег от тирана отца не оставляли времени насладиться простыми человеческими радостями, от того так приятно было вновь озаботиться такими тривиальными проблемами, как чье-то похмелье и приготовление завтрака.       — Именно поэтому я поступила на менеджмент, — хохотнула Рене, заканчивая предыдущую мысль, и подошла к комоду у входа, где в пакете обнаружился ее тревожный набор: сменное платье, косметика, деньги, и остальное по мелочи. Раньше, до переезда в Мистик Фоллс, ей периодически приходилось срываться по делам в другой город прямо из офиса, потому подобные «тревожные наборы» у нее имелись везде. В их профессии ее команду лучшей делала скорость реагирования, а требовать подобного от остальных Рене не смела бы, если бы не была в этом лучшей сама.       — То есть ты проконтролировала даже свою потерю контроля? — Засмеялся Элайджа, в пол оборота поворачиваясь к девушке. Он не переставал удивляться многогранности Рене Темпл.       — Виновна, — улыбнулась Рене и хмыкнула: несмотря на опустошение после вчерашнего срыва настроение было на уровень лучше.       — Ванная прямо по коридору, — кивнул с улыбкой Элайджа и вернулся к готовке.       Через полчаса они сидели за столом и завтракали, будто престарелая супружеская пара: Элайджа с улыбкой наблюдал, как Рене то и дело прикрывала глаза и подставляла лицо солнечным лучам, пробивающимся через окна застекленной веранды, и с аппетитом поглощал собственноручно приготовленный английский завтрак.       Элайджа снова кинул взгляд на Рене. В ее образе теперь не было той напряженности и злости: Темпл снова, как и всегда, казалась собранной и свежей в своем шелковом персиковом платье, а взгляд вновь стал проницательным и хитрым, как у кошки. Русые локоны, уложенные профессиональной рукой, были легко прихвачены шпильками у висков, открывая вид на длинную, изящную шею, а тонкая золотая цепочка притягивала взгляд к ключицам. Румянец на щеках, блестящие глаза и легкая улыбка снова являли первородному прежнюю Рене Темпл — уверенную, знающую себе цену. Однако, все же в ее образе что-то неуловимое изменилось: когда Рене потеряла привычную колею и рамки, вместе с тем она и утратила жесткость, которая раньше прослеживалась в каждом жесте девушки. Сейчас Рене казалась мягче. Женственнее. Не то, чтобы раньше было не так, но все равно было иначе. Майклсон до этого не замечал нежности, запрятанной в ресницах и запястьях Рене.       Момент был наполнен тянущимися бесконечно минутами спокойствия и беззаботности: оба знали, что завтрак закончится и каждому придется заняться своими делами. Рене — найти новую цель в жизни и понять, как выстроить эту саму жизнь заново, потому что на старые принципы было не опереться; Элайдже — в нужный момент прервать ритуал и вырвать сердце брату за то, что Клаус уничтожил их семью. Но сейчас у них были эти моменты спокойствия и оба пытались наслаждаться ими в полной мере.       — У тебя такое бывало? — Рене сощурилась на солнце и наклонила голову вбок, лениво помешивая сахар в чае. — Когда ты был растерян и зол, когда не знал, что делать? — Она вопросительно посмотрела на первородного и тяжело вздохнула. — На самом деле ты первый, кто видит меня в подобном состоянии. Даже после смерти родителей у меня был план, я всегда знала, что буду делать дальше, но не сейчас…       Рене поморщилась от собственной слабости и вернула внимание к завихрениям в чашке чая. Элайджа скупо улыбнулся.       — Почту это за честь, — беззлобно хмыкнул он и кивнул будто самому себе. — Таких моментов у меня было больше, чем ты можешь себе представить, — честно признался он. Искренность Темпл располагала не утаивать собственного опыта. — Когда все в твоей жизни измеряется вечностью, пропадает надобность проживать что-то быстро, — протянул первородный и поправил ворот рубашки. — У тебя есть два века на злость и семьдесят лет на обиду, — как-то горько хмыкнул он, — да, также есть десяток лет на радость, и это дар, но в основном, в остальное время, это проклятье. Именно этим и ценна человеческая жизнь — тем, что она конечна, — слабо улыбнулся Элайджа и посмотрел Рене в глаза. — Когда тебе есть, что терять, в том числе время, ты больше наслаждаешься моментом. Потому что не откладываешь на потом, думая, что для всего у тебя впереди еще будет вечность. Не застываешь в ней.       Рене задумчиво кивнула. Подняла на мужчину проницательный взгляд и улыбнулась.       — И какой ты можешь мне дать совет в таком случае? — Склонила она голову на бок и поразилась сама себе: Рене Темпл — и просит совета! Обычно она всегда спрашивала мнение, но никогда советов не просила — учитывала, взвешивала и решала сама. Очевидно, доверия и уважения к Майклсону у нее было больше, чем Рене могла себе признаться.       — Думаю, его дал еще до меня царь Соломон, — усмехнулся Элайджа и мягко, но уверенно заглянул Рене в глаза, невербально убеждая довериться его словам. — И я могу с уверенностью подтвердить это с высоты своего тысячелетнего опыта: и это пройдет.       Рене хмыкнула и кивнула, обдумывая сказанное первородным. Элайджа кинул секундный взгляд на Рене и вернулся к завтраку.       Они сидели так еще какое-то время, каждый молчал о чем-то своем, и оба были солидарны в доверительной тишине, пока Элайдже на телефон не пришло сообщение.       Они попрощались коротко, но тепло: Рене с царственной осанкой села в поданную машину и они разошлись по своим делам. Темпл — искать новую цель. Элайджа — свершить месть.       Сегодня он получит то, чего ждал. Отомстит брату за смерть семьи. Сегодня он убьет Клауса.

***

      Мерзкая досада не давала спокойно вздохнуть: сегодня он нарушил данное слово, нарушил свое обещание. Элайджа правда был намерен идти до конца, только судьба и младший брат спутали все планы: когда Майклсон запустил руку в грудную клетку ослабленного теперь уже гибрида, Клаус признался, что не сбросил тела братьев и сестры в океан — они все еще были у него. Решать нужно было быстро и к сожалению для Елены и братьев Сальваторе, у Элайджи, как и говорила два дня назад Рене, семья была превыше всего. Выше чести и обещаний. Семья у него была на первом месте. Всегда и навечно.       Первородный нахмурился и протянул превратившегося после двух дней скитаний по лесам в волчьем обличье Клаусу пиджак и брюки.       — Ты обещал, что я увижу наших братьев и Ребекку, — сухо проговорил Майклсон, с неудовольствием отмечая прекрасное расположение духа брата. Он бы порадовался за него, ведь Клаус так давно хотел освободить вторую часть своей сущности, что заперли в нем еще при обращении тысячу лет назад. Однако предательство брата и, теперь уже, ложное известие о том, что он не просто на время заколол серебряным клинком членов их семьи и оставил на время лежать в гробах, а сбросил тела в океан, подпортили настроение. Мягко говоря.       — Конечно, — едко улыбнулся Клаус и подошел ближе к брату. — Только знаешь, что… — он склонил голову на бок, отвлекая внимание, и в следующую секунду, со скоростью гибрида, что теперь была выше даже скорости первородного, всадил Элайдже в грудь серебряный клинок, появившийся непонятно откуда. Майклсон вскрикнул и замер в руках брата, но Клаус не переставал улыбаться, заглядывая Элайдже в глаза — клинок вошел не полностью, и первородный хоть и был парализован, мог слышать и понимать брата. Клаус оскалился. — Ты предал, меня, брат, — зашипел зло он на ухо Элайдже. Боль затмевала сознание последнего, воздуха не хватало, но он с распахнутыми глазами слушал слова, не предвещавшие ничего хорошего. — Ты знал, что я ждал этого ритуала и освобождения своей сущности больше пятиста лет и ты помогал мне в этом, однако один слух о смерти нашей драгоценной семьи и ты тут же перешел на сторону… даже не врага, а этих, ущербных, — раздраженно рыкнул Ник и угрожающе, победно улыбнулся. — Ты хотел отнять у меня самое дорогое — возможность снова стать собой, ты предал меня, и взамен я отниму кое-что дорогое тебе, — размеренно рассмеялся он и сознание Элайджи охватил ужас. — Я бы и правда скинул тела наших братьев в океан, но они и моя семья тоже, так что я решил найти другой выход, — жестко ухмыльнулся он, — я видел, что небезызвестная мисс Темпл стала тебе за последние два месяца дорога. Весьма и весьма, что опрометчиво, — гнусно ухмыльнулся гибрид. — Она была интересна и мне, это правда, и поверь мне, я запер ее в день ритуала в подвале с обращающимся молоденьким оборотнем Тайлером с тяжелым сердцем, но это того стоило… — Клаус вмиг стал серьезным и сжал челюсти, вгоняя клинок глубже в сердце брату. — Стоило того, чтобы сейчас видеть твой взгляд и осознание того, чем ты заплатил за свое предательство. — Ухмыльнулся гибрид и положил покрывающегося серым цветом тело брата на землю, покрытую мхом. — Ты встретишься с семьей, Элайджа, как и хотел.       Отчаянное «нет!» билось в парализованном теле и сознании Майклсона, все его существо вопило о помощи и от злости на самого себя за то, что из-за него наверняка уже погибла Рене Темпл. Он порывался встать, но тело не слушалось, а через мгновение сознание поглотила темнота.
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.