Хороните в закрытом гробу

      — Жила-была девочка. У нее не было ни стыда, ни вины, ни совести. Зато все остальное было.       Рене тихо рассмеялась на слова Сойера, плечи ее мелко затряслись, а на губах расцвела благодушная улыбка. Пахучий теплый воздух Испании обдал лицо легким бризом и успокоился, осев на веранде рядом, словно довольный пушистый кот.       Парень махнул рукой, с энтузиазмом комментируя открывавшийся с виллы вид, и задорно подмигнул Блэр, когда та вынесла на веранду две бутылки вина.       — Звучит, как тост, — хохотнула девушка и к общему центру внимания начали подтягиваться и остальные. Рене с улыбкой отрицательно покачала головой на предложенный напиток, но не от того, что как раньше, не хотела терять контроль, а потому что была итак полна спокойствия и удовлетворенности.       Сойер отошел от гулкой компании, состоявшей из и команды, в которой теперь было все двенадцать человек, не считая детей, и присел на ограждение рядом с Рене, что примостилась в тени кустистых деревьев.       Он видел, что она изменилась: в ее жестах и в целом в энергетике появилась некая тягучая томность, а желание быть быстрее и ярче всех превратилось в азарт. Будто Рене переняла манеру поведения его, Сойера, только он чувствовал, что это было не так. Парень всегда знал, что был натурой ветреной, но верной, каким бы оксюмороном это не было. Он старался наслаждаться каждой секундой жизни и никогда не делать того, что не нравится. Он любил вызовы и большие скорости в их профессии, только несмотря на то, что делали они, считай, одни и те же действия, на фоне Рене он казался безалаберным и недальновидным. Конечно, на деле это было не так, но учитывая жесткость рамок, в которые себя загнала Рене, и то усердие, без толики удовольствия, с которым она выполняла каждое действие, даже их новые друзья военные на ее фоне могли показаться недисциплинированными лоботрясами.       Но после ее двухнедельного отпуска в Рене что-то изменилось: она будто разрешила себе выйти за рамки или даже вовсе про них забыла — было видно, что теперь, хоть само поведение Темпл не сильно изменилось, то, что она делала, ей именно нравилось. Сойер переживал за подругу, но пока видел, что то, что с ней произошло, пошло Рене на пользу, не возражал. Возможно, хотел знать подробности, но не настаивал.       — Я все еще не верю, что ты это сделала, — с улыбкой усмехнулся парень и устремил взгляд вдаль вслед за Рене. Темпл легкомысленно пожала плечами и покачала головой, обращая внимание к парню.       — Я не собиралась делать это чем-то сверхзначимым или тайным, но сначала нужно было время, чтобы отчисления вошли в ровную колею, а потом… было не до этого. — Рене поморщилась и тяжело вздохнула, но потом вновь посмотрела на парня с понимающей улыбкой. — Но серьезно, ты же не мог верить в такую степень моей бескорыстности, — в ее глазах Сойер увидел смешинку и ирония разбавила спокойный голос Рене, — будто я из своих накоплений оплачивала нам перелеты и проживание весь этот год, — хихикнула в несвойственной ей, почти детской манере Темпл, и в беззаботном жесте положила руку парню на плечи.       — Именно потому что билеты в один конец на всех стоили почти сорок тысяч, я и засомневался в твоем альтруизме, — отзеркалил смешок девушки Сойер и выгнул бровь, заглядывая Рене в глаза, мол, я же прав? — Но девять миллионов на нашем общем счету — совершенно не то объяснение, что я ожидал услышать, — с иронией покачал головой парень и лихо смахнул прядь волос с лица. Настроение было чудесное. Рене вновь пожала плечами и сверкнула весельем в глазах.       — Четырнадцать фирм за год, у каждой оборот не меньше пятидесяти миллионов, наша первая и вовсе вышла на пятьсот — по проценту или половине процента с каждого вполне объективная цена за дальнейшую поддержку и сотрудничество. Да, в каких-то случаях разово вызванивать нас было бы для них дешевле, но в общем и целом — наоборот. Зато мы всегда сможем гарантировать свою доступность в момент кризиса, а не будем просить записаться в порядке очереди, — слегка скептично хмыкнула Рене.       — Я, конечно, этому безмерно рад, но тебе не кажется жестоким — просить процент от общего вала в момент кризиса? — Сойер никогда не боялся высказывать свою точку зрения Рене, даже не опасался, как иногда остальные. — В этом случае, я считаю, ты не права…       — Пересчитай, — беззлобно хохотнула Рене и покачала головой, — на то это и момент кризиса, чтобы соглашаться на любые условия. К тому же, я просила процент только в случае выведения компании из ямы, а не просто за усилия. И знаешь, помимо того, что наши услуги действительно того стоят, мы, считай, не прекращаем с этими компаниями работу, становясь их личной «тревожной кнопкой». Мы не бросаем их на произвол судьбы, отхватив кусок пожирнее — мы ведем их дальше вверх по лестнице, а ты знаешь, что даже короткий совет о ключевом действии по телефону может стоить гораздо больше, чем ценность самой фирмы. И они это понимают, — довольно цокнула Рене, вздернув брови, потому что знала, что была права. — Так что я делаю то, во что верю, Сойер, и поэтому хорошо сплю по ночам. — Она по-дружески пихнула его локтем в бок и парень рассмеялся, а затем шутливо погрозил Рене пальцем.       — Но тем не менее я никогда не перестану тебе возражать, чтобы однажды ты не сказала «Дракарис», — хохотнул он и Рене заливисто рассмеялась в след за парнем.       — На меньшее я и не надеюсь, моя десница.       Нотки серьезного разговора все больше растворялись в цветочных запахах и ясном синем небе, заставляя собеседников все чаще щуриться на ярком солнце и с улыбкой прикрывать глаза. Картина перед глазами вызывала легкое удушье счастья и вместе с тем странную не летнюю печаль. Зрачки отчаянно впитывали тот оттенок зеленого, что сообщал усталую томность, а разлитое по горизонту марево голубого небосвода только усиливало чувства.       Сойер повернул к Рене голову, еще раз мазнул по девушке взглядом и сощурился.       — Итак, какой дальнейший план? — Беззвучно хмыкнул он и дернул уголок губ в уставшей от перелета и последних двух недель активной работы улыбке. Темпл наклонила голову вбок и отзеркалила улыбку парня.       — План — импровизация, — усмехнулась она себе под нос и улыбнулась шире, когда брови парня дернулись в картинном удивлении.       — Что я слышу? — Почти искренне изумленно присвистнул Сойер. — Дорогая, я тебя не узнаю. У Рене Темпл — и нет плана?!       Они синхронно зашлись в беззвучном смехе, после чего Рене вздохнула и покачала головой.       — Я многое поняла за это время, — она посмотрела на горизонт и задумчиво, будто с ностальгией, продолжила. — Я знаю, что я не самый дружелюбный или отзывчивый человек… — она жестом остановила возражения друга, — по крайней мере для тех, кто не знает меня так близко, как вы, — она улыбнулась — Темпл было приятно, что Сойер не считает ее, как другие, не входящие в ближний круг, холодной, расчетливой сукой. — Но я правда думала, что тот путь, по которому мы шли, единственный путь к славе и влиянию… и всему остальному, — Рене грустно усмехнулась и заправила локон волос за ухо. — Но недавние… события дали понять, что я ошибалась. И сейчас я намерена все изменить. — Она посмотрела на парня и кивнула в довес к своим словам. Он понимающе улыбнулся. — Поэтому сейчас мой план состоит в том… по крайней мере, одна из его граней — сделать нашу организацию «СКЧЗ» — слишком крутой, чтобы залупаться.       Сойер хохотнул и Рене искренне улыбнулась.       — Вот теперь я тебя узнаю — даже без плана метишь на самую высокую вершину, — развел он руками и снова покачал головой. — Делай, что задумала. Я всегда на твоей стороне, — Сойер ответил тем же жестом — мягко пихнул Рене локтем в плечо и она рассмеялась, тепло приобнимая парня за плечи, словно родного брата. — Но также я всегда буду рядом, чтобы сказать, когда ты перегнешь палку, — с легкомысленным предупреждением заглянул он Темпл в глаза. — Потому что если ты хочешь все изменить, тебе нужно будет научиться полагаться не только на себя. — Серьезные слова были сказаны с шутливой интонацией, но Рене его поняла. — Потому что любая организация — это всегда удлиненная тень одного человека. А я намерен помочь тебе воплотить твои самые смелые идеи, но чтобы при этом ни ты, не все мы, не потеряли себя.       Рене вздохнула. Ей действительно нужно было сильно постараться, чтобы изменить способ мышления. Она знала, что Сойер видел ее мысли четче, чем все остальные. Он не мог знать наверняка, но парень всегда был тонко чувствующей натурой, и если не мог читать мысли, то всегда был с Рене на одной волне и будто знал, о чем она думает. Может поэтому он первый заметил, что она изменилась.       Рене дала себе обещание не быть себе на уме, а прислушиваться к словам друга.       — Договорились.

***

      — Значит, вампиры…       — Ведьмы…       — Оборотни…       — Последние полторы недели вы каждый разговор начинаете с этой переклички, — Лора хмыкнула и откинулась в плетеном кресле, поудобнее перехватив бокал с вином за ножку, и натянула на ноги плед. Ставшие традицией посиделки вечером в саду на поляне с цивилизованным местом для костра сроднили их как команду и как семью. Только вот просвещение в сверхъестественной теме слегка затянулось, если только не брать в расчет то, что ребятам нравились фокусы с летающими перьями и искрами огня, создающие различные картины в воздухе, что делала Лора в качестве показательного выступления каждый вечер.       Сойер фыркнул и разом проглотил приличный кусок паэльи, чтобы своевременно возмутиться.       — Ну, знаешь! — Недовольно цокнул языком он и Рене спрятала в кулак смешок, когда сидящие от парня по обе стороны Блэр с Шоном синхронно закатили глаза. Питер послал Темпл многозначительный ироничный взгляд и девушка сдержала улыбку, понимающе кивнув. — Можно мне, обычному человеку, побыть немного в шоке?! — С картинным возмущением развел руками Сойер и на этот раз спрятанную улыбку Рене заметила на губах вечно серьезного Генри.       — И как ты с такими скоростями вообще затесался в вашу профессию… — беззлобно поддела парня Лора и среди присутствующих прокатились тихие смешки — Сойер наконец нашел того, кто также дерзко не лезет за словом в карман.       — Его тормознутость компенсирует его обаяние, — доверительно сообщила Блэр Лауре и Лукреция рядом хихикнула, а Сойер довольно кивнул.       — Именно!.. Стоп, что?!       Окружающие уже не сдержали смеха, когда парень запнулся после самодовольного согласия, и Рене снова улыбнулась. Ей правда стало легче. От чего-то раньше казалось, что открыть правду друзьям о сверхъестественной стороне мира она может только в крайнем случае. Это странное, не специально завышенное самомнение и желание контролировать все аспекты жизни каждого заставляли Темпл считать окружающих несмышлеными детьми. Будто разобраться во всем и найти выход может только она.       И часто так и было — Рене всегда была права. На нее равнялись в их профессии, она видела больше и дальше, но то, что она делала правильный выбор на работе, совершенно не означало, что тот же верный выбор она сможет сделать в жизни. А самомнение и уверенность в своих силах росла. Сойер верно сказал — на таком пути она действительно могла однажды сказать «Дракарис».       Когда ты шаг за шагом приближаешься к грандиозному успеху, со временем начинаешь верить в свои способности быть правым безоговорочно и уже не слышишь советов других. Раньше на них не оглядывалась — зачем это делать сейчас? Рене и правда опрометчиво думала, что только она лучше знает, как поступить. Но ошибалась.       Оказалось, что братья Хилл с суммарным семидесятилетним опытом могут предложить действительно действенные стратегии. Лиам, оказывается, хранил про запас несколько предпринимательских идей, которые на нынешние ситуации и открывшиеся способности некоторых членов команды ложились идеально. У родителей Блэр были связи из прошлого с некоторыми сенаторами, про которые в работе она не хотела говорить, чтобы добиться всего исключительно самой. И еще многие и многие идеи сыпались на голову Рене в течении полутора недель, буквально с того вечера, когда она с помощью Лауры, Шона, Генри и острых комментариев Питера поведала остальным правду. Оказывается, нужно было лишь довериться.       Это было непривычно и даже немного боязно — отпустить вожжи контроля и дать слово другим. Не посвящать остальных в свои планы, а разрабатывать их вместе. В некоторые моменты — молчать и улыбаться, в некоторых — вести дискуссию, но в основном — играть, а не скурпулезно работать. Было удивительно непривычно.       Еще Рене замечала, как это льстило ее команде. Несмотря на то, что ребятам нравилось с ней работать, Темпл, очевидно, была тем еще диктатором. Нет, она спрашивала их мнения, но ей идеи предоставляли уже отполированные и только те, на которые Рене не могла скептично выгнуть бровь со словами «серьезно?». Сейчас в команде царила свобода слова и Рене знала — они никогда даже себе в этом не признаются, но ребятам было чертовски приятно, что она их выслушивает. Будто строгий родитель, вечно орущий «что за ерунда!» наконец поинтересовался у детей, что они думают. Рене удивилась, что кажется, была для них строгой мамочкой, и только любимчик Сойер мог Темпл возражать. Сказал ей, конечно, об этом язвительно Питер.       — Так что дальше, Рене? — Сойер подал голос, когда компания отсмеялась и была открыта новая бутылка красного полусладкого. Питер многозначительно поиграл бровями, покосившись на Рене, и Темпл картинно закатила глаза, поправив плед.       Питер, на самом деле, был высоким, голубоглазым, статным мужчиной, но Рене по-настоящему обратила на это внимание только тогда, когда Хилл вышел к бассейну в одном полотенце и по-голливудски лихо снял темные очки. До этого Рене на автомате воспринимала его как назойливого мальчишку. Точно также было и с Деймоном — демонической красоты мужчина раздражал ее своей инфантильностью и легкомысленностью настолько, что Аполлонская внешность просто не проходила через ее фильтры восприятия.       Сейчас, оценив Питера не только как балагура-затейника, но и как мужчину, Рене только активнее начала закатывать глаза, потому что не могла представить, как можно совмещать почтенный возраст, журнальную внешность и такой мерзкий саркастичный характер. Но, надо признать, Питер в окружение Рене вписался органично, даже незаметно просочился в ближний круг: если Сойер казался ангелом на правом плече Темпл, то Хилл определенно был шутником-демоном.       — Есть идеи, но все еще не до конца подумано, — будто стыдливо улыбнулась Рене, но взяла себя в руки — то, что она обязала себя на каждый случай иметь продуманный план, как и запасной, не значило, что так должно быть на самом деле. Конечно, он у нее был, просто ограничиваться собственными идеями теперь Рене не хотела.       — Ты… — Сойер пораженно вскинул брови и хохотнул, на что Рене сощурилась и предупреждающе погрозила парню кулаком.       — Если еще раз спросишь, под кайфом ли я, я тебя ударю, — окружающие прыснули со смеха, а Питер рядом с шутливым укором покачал головой.       — Напряженная ты, Рене, очень напряженная, — хмыкнул он и облокотился на спинку шезлонга, не меняя положения ног. Темпл недовольно нахмурила брови и усмехнулась, наклоняясь ближе к мужчине, чтобы разговор был только между ними.       — И когда ты стал психологом или хотя бы просто чувствительным человеком, Хилл? — Скептично фыркнула Рене, мазнув взглядом по мужчине, и в отместку отобрала у него из рук канапе из фруктов. Питер картинно недовольно поджал губы.       — Это жизненный опыт, дорогая, — растянул он губы в улыбке и наклонил голову вбок, разглядывая Рене, — я просто знаю, что тебе нужно.       — И что же? — Скептично хохотнула Темпл и вопросительно вскинула брови, мол, поведай мне эту тайну.       — Мужика, — утвердительно кивнул Питер. — Мужика тебе надо, настоящего, — многозначительно ухылбнулся он. Рене закусила губу и покосилась на мужчину, вопросительно выгнув бровь.       — И в моем окружении есть такой? — Выдохнула она Питеру на ухо и заинтересованно посмотрела ему в глаза, от чего Хилл приосанился. Он знал, что с Рене не может все быть так просто, вернее, с такой, как она, все может быть просто невероятно сложно, но все же не признать, что ее уверенность в себе, в команде и очаровательная хрупкая внешность возбуждала, он не мог. Конечно, он не собирался тащить ее в постель в первую же неделю, потому что ему действительно нравилось то, что она вокруг себя создавала, но и не думать иногда про это он все же не мог.       — Конечно, — довольно кивнул Питер, принимая правила игры жаркого флирта. И только флирта, ведь флирт — это единственное, что могло быть между ними — умным мужчиной и умной женщиной. Однако вино, искры от костра, сумерки и ее жаркий шепот с намеком на ухо наводил на мысли о продолжении.       — Правда? — Соблазнительно улыбнулась Рене и чуть отстранилась, не теряя зрительного контакта, от чего Питер неосознанно потянулся за ней. — Познакомишь нас? — Отрезала она жирный кусок от жаркой атмосферы и заливисто рассмеялась над недовольным, но улыбчивым выражением лица Питера под удивленные взгляды окружающих.       Все же не восхищаться ей Питер не мог. Хоть и хотел придушить за то, что Темлп оказалась в манипуляциях лучше.

***

      — Какие именно инвестиции тебя интересуют? — Лиам еще раз пробежался взглядом по бумагам и свернул их в трубку, убирая в задний карман джинс. Рене передала парню его рожок с мороженым и поправила солнечные очки на носу.       — Самые рискованные, — пожала она плечами и Сойер рядом хмыкнул, заливая в себя четвертую чашку кофе.       — Кто бы сомневался, — фыркнул блондин и картинно закатил глаза, но Рене только отмахнулась.       Вернувшись на виллу после небольшого променада по городу, Рене сразу подошла к их исписанной и исклеенной бумагами информационной доске, после чего удовлетворенно кивнула Блэр, когда та показала пришедшие утром документы.       Работа шла уже третью неделю их пребывания в Испании, и Рене все же не изменяла себе в привычке уходить с головой в дела, однако, влиял ли на это жаркий климат или новые ступени развития ее личности, но Темпл не забывала и о веселье — гуляла, однажды даже зашла на полчаса в клуб на танцы с ребятами, проводила много времени с детьми.       — Желательно в сфере военных разработок, — продолжая тему инвестиций, кивнула она через плечо Лиаму, тут же поправив в данных Блэр документах две формулировки. — Если достанешь описание технологии и формулы — будет замечательно. Генри с парнями посмотрят на первое, я разберусь со вторым, — добавила она и задумчиво посмотрела на доску с информацией о Новом Орлеане. Темпл понимала, что ее знаний и знаний Лоры о сверхъестественном недостаточно для их дальнейшей деятельности и деятельности в принципе, а некоторые птички на хвосте принесли слух о том, что Орлеан — столица мистического. Хотя, прожив последние полтора года в Мистик Фоллс, Рене бы поспорила.       — Все время забываю, что ты шаришь в математике, — отошедший от удивления из-за просьбы Рене Сойер хмыкнул и покачал головой. Рене отмахнулась, не отрывая внимания от доски. Ей нужно было увидеть всю картину.       — Я во всем шарю, — с шутливо-надменной интонацией пожала печами Рене, а Сойер сложил руки на груди и как надоедливый сверчок вопросительно вскинул брови, отвлекая Темпл от дел.       — Полевая хирургия? — В надежде подловить на неточности, усмехнулся он.       — Поговори еще, и узнаешь, — с ноткой кровожадности улыбнулась Рене парню и Питер на кухне засмеялся.

***

      Яркие лучи испанского солнца щекочут Рене запястья. Последние пару недель были такими насыщенными приятными и яркими событиями, что сейчас для нее стоять на площади и просто наслаждаться легкой игрой уличных музыкантов кажется диким. Но не неприятным. Рене нравится это — на какой-то период времени ощутить себя застывшей в пространстве мушкой, давая жизни течь перед глазами. Не прикасаясь, не впивая ее до глотка — наблюдать.       Рене присаживается на скамейку: в последнее время сонливая усталость ощущались чуть ярче. Быть включенной в события на двести процентов, было, разумеется, приятно — Рене ощущала себя живой. Но в тоже время человеческий организм давал о себе знать простыми слабостями. Например, Рене поняла, что подобные энергетические затраты, которые она переживает во время расчетов и деловых собраниях, не позволяют сидеть на диете. Оказывается, нужно больше есть.       В который раз мисс Темпл убедилась, что кофе — не считается. И жизнь особо в ней не поддерживает. Только тревожность. Проскакивали даже симптомы железистой анемии, но Рене решила не обращать на них больше внимания, чем стоило — сдаст анализы на следующей неделе и просто попьет курс витаминов. Есть дела поважнее.       Рене усмехнулась, когда пятилетняя девчонка неподалеку вырвалась из маминых рук и побежала танцевать под аккомпанемент скрипача — этот момент показался Темпл очень теплым и настоящим.       Из вяло-напряженных мыслей ее выдернул звонок с незнакомого номера.       — Доброе утро. — Не родной голос Рене узнала через мгновение: про телу прошлась дрожь, Темпл встала со скамейки, прошла пару шагов в сторону — волнение стучало в висках.       — Элайджа? Приятный сюрприз. — Улыбка расцвела на губах сама по себе, Рене даже корит себя за это — одно дело обладать гибкой моралью в рабочих вопросах и другое — улыбаться голосу брата того, кто убил твою подругу. Но… мы не в ответе за поступки родных, правда же?       — Испания? — Майклсон интересуется ради приличия, но все же оговорился для спокойствия Рене, — понял по звукам площади, — пояснил он. — Какие планы?       Темпл задумчиво закусила губу: неужели вместе с алкоголем, текущим из разбитых бутылок в баре тем вечером рядом с Майклсоном, испарился и весь ее враждебно-скептичный настрой к первородному? Рене почувствовала себя типичной «девушкой».       — План — научиться по звукам площади определять, в какой точке планеты находится человек. — Усмехнулась она в трубку, разглядывая мощенный пол под ногами.       — Мы не успели поговорить, — отбрасывает в сторону любезности Майклсон.       — Элайджа, не… — Рене поджала губы, качнула головой — он не обязан объясняться…       — Нет стоит. — Все же уверенно проговорил первородный. — Мне очень жаль, что ты оказалась втянута в наши с братом проблемы. Когда он, протыкая меня серебряным клинком, сказал, что запер тебя с Тайлером, я был… опустошен. — Рене выпустила из легких весь воздух, приложила руку к груди — столько горечи, раскаяния слышалось в голосе первородного, что стало не по себе. Он может не объяснять… — Я забыл о том, что самая сладкая месть для Клауса — отбирать дорогих мне людей. — Рене сглотнула. Вот что является признаком настоящей силы — признание собственных слабостей. И Темпл каким-то странным образом оказалась в их числе. — Но когда я открыл глаза в подвале нашего дома и увидел, что ты жива… признаю свою ошибку — больше не буду тебя недооценивать.       По голосу было слышно — губы мужчины дернулись в теплой улыбке. Рене коротко хохотнула, возведя глаза к ясному небу.       — Это приятно слышать, — довольно протянула она, закусив губу. Признание авторитета всегда было ее слабостью и Рене с готовностью это принимала. А услышать нечто подобное от такого человека, как Элайджа Майклсон, дорогого стоило.       — И приношу извинения, если тебя посетила хотя бы одна мысль о преданном мной доверии. — Элайджа говорил с улыбкой, и Рене посмеялась бы, мол, «ну каков льстец», но было что-то в тоне первородного, что ни разу не походило на шутку. Рене вздохнула.       — Как ни странно… но я даже не думала о такой вероятности, — честно призналась она. В первую очередь — себе. — Почему-то я априори была уверена, что в критический момент ты исчез по уважительной причине. Вроде летаргического сна, — не сдержавшись, усмехнулась Рене и Элайджа на том конце провода выдохнул.       — Рад это слышать. — Улыбнулся он. — Получается… — Майклсон ступил на грань болезненного разговора, но продолжил идти. Он правда за небольшой срок общения с Рене стал считать ее не последним человеком в своей жизни. Тем более, что людей в ней было катастрофически мало. — Получается, мы оба наладили отношения с близкими.       Рене согласно хмыкнула.       — Семья — это непросто.       — Я бы даже сказал — дико сложно, — припомнил он реплику мисс Темпл на ночной дороге Мистик-Фоллс. — Соболезную на счет смерти Дженны… — Фраза вышла шершавой и неудобной. Он не просто соболезновал — знал, что причина этих слов — его брат. Рене это знала тоже.       — Спасибо, — просто кивнула Темпл.       Повисла неприятная пауза. Рене не собиралась оправдывать кого либо. Все так, как есть. Она не будет мстить Элайдже за деяния брата, потому что это нечестно. Но и давать слабину, спускать все на тормозах и прощать тоже не собиралась. Он высказал свои соболезнования — она их приняла. Этого вполне достаточно.       — В который раз пытаюсь убедить себя, что прощение — это добродетель, — тяжело выдохнул Элайджа. Чувства со временем притупляются, но и сказать, что ему не тошно от всей ситуации тоже нельзя. Он сожалеет. И живет с вековым чувством вины за деяния брата. Даже свои не так терзают сердце. А между ним с Рене есть что-то неуловимое, тонкое и очень хрупкое, то, что он изо всех сил пытался увидеть в Елене, но так не нашел, то, чего первородный не чувствовал уже очень давно — понимание.       — Так и есть, — пожала плечами Рене, вновь усевшись на скамейку. — Элайджа, он — твоя семья, — вздохнула она. Так сложно быть взрослой. — И несмотря на все наши разногласия с Клаусом, я тебя понимаю.       Честно, пару раз в год у Рене появлялось желание быть молодой, глупой, беззаботной девчушкой. Чтобы ее отвели в ресторан, сказали пару комплиментов и она бы растаяла. Плескалась бы в удовольствие, как в океане, и ни о чем не думала.       Но Рене Темпл этого не постичь. Потому что она окунулась в мир сверхъестественного, потому что управляла миллионами долларов, командой и семьей, потому что слишком много пережила и осознала в свои двадцать три. Так распорядилась судьба. Поэтому, разговаривая с братом убийцы лучшей подруги, Рене слабо улыбается и говорит, что понимает его. Потому что они правда очень похожи. И потому что Рене знает: если бы ее сестра кого-то убила, она бы простила ее. Защитила бы. И уничтожила каждого, кто пошел бы на их семью с праведной местью. Поэтому она понимает первородного. И Элайджа слышит это в каждой нотке ее голоса.       — Знаешь, — Майклсон говорит честно и искренне, потому что чувствует, что может, — это был один из тех моментов, когда я думал, что чаша моего терпения переполнена. Но родные оказались живы, ты была невредима, а еще… — он замолчал, а Рене подалась вперед, будто первородный сидел перед ней и мог почувствовать ее присутствие. — К жизни вернулась наша мать.       Рене осеклась, нахмурилась, осторожно поинтересовалась:       — Та, которая погибла тысячу лет назад?.. — Элайджа беззвучно кивнул, но Рене будто услышала ответ на свой вопрос. — И она — это она? — Медленно, настороженно произнося слова, задала очередной вопрос Темпл. — Просто народный фольклор говорит нам, что так просто с того света не возвращаются…       Элайджа улыбнулся. Он слышал осторожность в голосе Рене, потому что с одной стороны она опасалась новой неизвестной нечисти, что вполне понятно после пережитого, но с другой она говорила… о его воскресшей матери. Для Рене Темпл, он понимал, это значило многое.       — У нее была поддержка на той стороне, — размыто, но все же объяснил первородный. — Она хочет воссоединить семью.       — Элайджа, — Рене выдохнула, дрожь загорелась в голосе. — Я так рада за тебя. Это потрясающе. Не упусти эту возможность…       В ее словах в этот момент было столько искреннего тепла и света, что Майклсон почувствовал их через океан. Мерцающие в звуках ее голоса огоньки грели его мертвое сердце.       — Знал, что ты поймешь… — Рене находилась в нескольких тысячах километров, но первородный был уверен, что ближе сейчас у него никого нет.       — Конечно, — мягко улыбнулась Темпл. Пространство вокруг кружилось яркими цветными красками, но над ее скамейкой, кажется, разросся непроницаемый, уютный купол. — Это значит, что твои труды не были напрасными, — Рене помнит, как ей снилось, что родители шагали за порог живыми и говорили, что она, их старшая дочь, справилась. Майклсону удалось это увидеть наяву. — Ты заслужил это.       Солнечный зайчик, пущенный ребенком на площади с помощью зеркала, защекотал Темпл нос и скользнул по ключицам в руки. Девушка зажала телефон плечом и помахала мальчишке. День и этот разговор казались слишком теплыми.       — Да, возможно, — задумчиво протянул первородный и за тысячи километров шагну в сквер, к вековым деревьям. Даже здесь нужно было опасаться быть подслушанным, но здесь — не в особняке первородных — такая вероятность была ниже. — Ты тоже не упускаешь шанс побыть с близкими? — полувопрос-полуутверждение повисли над океаном — Майклсон не хотел перешагивать черту личного пространства, но и делать вид, что ничего не знает, тоже не мог.       — Да, моя семья неожиданно разрослась, — хохотнула Рене. Она ведь каждого из них теперь считала «своими». — В клетке с оборотнем я многое поняла, — легкий укол в сторону первородного был справедлив. Элайджа благородно принял его боль и вскинул вопросительно бровь.       — Например?       — Например то, что семейные узы — не всегда кровные, — хмыкнула Рене. Сколько времени она потеряла, храня тайны от близких, вместо того, чтобы всем поделиться. Да, это риск. Но Рене Темпл не проигрывает — она вспомнила это только недавно.       — Глубоко, — согласился мужчина, кивая самому себе, но в его тоне Рене слышала смешинки.       — Равнозначно опасности ситуации, — пожала плечами она и голос ее наполнился разными эмоциями, которые ему было сложно распознать. Легкая ирония, самоуверенность, решимость.       — Как ты выжила? — не выдержал первородный. Слишком много в искренности Рене было загадки. В своих переживаниях она была честна, но кажется, всегда утаивала кусочек правды. Рене осталась человеком, не обратилась… поэтому Майклсон представить себе не может, как Темпл выжила. Это просто невозможно.       — Я хорошо разбираюсь в людях, — засмеялась Рене, Элайджа выдохнул. Опять этот ее смех — животрепещущий, искренний, не объясняющий ровным счетом ничего. Но это только подогревало интерес. Майклсон решил принять ее слова за ответ.       — Когда вернешься?       — Месяца через полтора…       — Хорошо. Рене?..       Оба растворились в пейзажах. Рене — в южных, жарких и бескомпромиссных, Майклсон — в северных, влажных и ветреных. В реальности осталось только понимание.       — Да? — Темпл мотнула головой, сбрасывая помутнение от жары.       — Клаус будет в Испании через две недели, — разом выдохнул Элайджа. — Он едет туда в поисках древнего меча, но знает, что ты там…       — Я тебя поняла, — Рене мягко прервала почти начавшееся раскаяние первородного. То, что он для нее не последний человек, не значит, что он обязан ее защищать.       — Может, стоит…       — Не беспокойся, Элайджа. — Аккуратно обозначила границы Рене. — Я справлюсь с его ненавистью.       Ее тихий, уверенный, глубокий голос задел один из клапанов мертвого сердца первородного. Потому что за ее словами стояло многое — Рене отличалась от себя той, которая прощалась с Клаусом. Сейчас за ней стояла реальная власть.       — В этом я не сомневаюсь, — вздохнул Майклсон. Конечно, он сомневался, ведь Рене всего лишь человек — хрупкий и отчасти наивный, но… но она выжила в клетке с оборотнем, так что ему придется в нее поверить. — Но Рене… в Клаусе Майклсоне страшна не его ненависть — это лишь начало чего-то невообразимого, — Майклсон почти нервно, по-человечески, отдернул манжет рубашки. Рене ждала ответа на незаданный вопрос. — Ему ты тоже дорога, — первородный почти задержал дыхание. — А это, поверь мне, страшнее его тысячелетнего опыта насилия.       Повисла тишина. Неразборчивая, вопросительная, ожидающая. Элайджа остановился на мощеной дорожке. Устремил взгляд на ратушу.       Рене вздохнула, задумчиво закусила губу, посмотрела на свежий маникюр.       — Это хорошо, — медленно протянула Рене, Элайджа запнулся.       — Хорошо? — нахмурился мужчина. Ее ничего не выдавало, но Майклсон был уверен, что Рене сейчас улыбается.       — Мы хотя бы знаем его пределы, — пожала плечами Рене. Кажется, Майклсон знал, какие слова за этим последуют — догадывался. Это его восхищало. И пугало одновременно. — Потому что моих, Элайджа, — расслабленно улыбнулась Рене, — не знает никто.