Хороните в закрытом гробу

Питер вышел из дома: Испания сразу ударила ему в лицо всей своей нежностью, силой, прочностью, многогранностью и пугающей, непреодолимой красотой. Пугающим было то, что Рене лежала у бассейна в четыре часа дня. Непреодолимо красивым — то, что она лежала в купальнике, скрыв тонкие плечи, грудь и талию прозрачным парео. — Рене Темпл бесцельно нежится у бассейна? — саркастичная улыбка солнечным зайчиком озарила лицо мужчины. Он снял ботинки, босиком прошелся по нагретой днем плитке, присел на соседний шезлонг. Темпл приспустила на носу солнечные очки, открыла глаза. И в ее серых радужках он увидел Средиземное море. — Слушаю последний отчет демократической партии, — она с улыбкой показала Питеру наушник. Питер с протяжным «а-а» откинулся на шезлонге. Рене коротко хмыкнула. — Совмещаю приятное с полезным, — она махнула рукой на бассейн, окруженный садом. — Заставила Соера начитать тебе сорок страниц текста? — Питер повернулся к Рене, подпер щеку кулаком, блеснул бесенятами в глазах. — Мне нравятся твои домыслы о моем безграничном влиянии, — Темпл жестом шутливо сделала «реверанс», с улыбкой закусила губу, после паузы сдалась. — Но приложение само зачитывает текст. Она тихо рассмеялась, кивнув на телефон на столике, Питер вторил ее настроению. — Удобно, — он сел. — Может тебе еще и спинку намазать? Шутливо-нахальная улыбка снова расползлась на его лице. Ему нравилась эта игра в неприступность Рене, забавляла сама ситуация: Рене была такой женщиной, которой легко было открыто говорить о своем восхищении. О желании. К тому же, он знал — Темпл обозначила границы и дальше шутливого флирта дело не зайдет. Не так просто. Поэтому в шутку, без обязательств — можно было говорить что угодно. Питер знал: при настоящих, глубоких чувствах, других, не тех, что заполняли его душу при мыслях о Рене, он бы не был так дерзок. Тем более, с женщинами, теми женщинами, которых он покорял и каким покорялся, была другая история. Сначала он завоевывал их, они были милыми, красивыми и яркими, а потом — пару раз в его жизни, когда это было действительно серьезно — они завоевывали его. Его сердце. И Питер преклонялся. Здесь же — Рене с самого начала была сильной. И Питер не мог видеть в ней женщину. Лишь — соблазнительного соратника. С которой можно интересно поболтать, уколоть шуткой. — Да, пожалуйста, — Рене тоже села на шезлонге к Питеру спиной, приспустила с плеч парео. Мужчина сглотнул. — Правда? Темпл впервые не отбила его подачу, их легкая игра начала рушиться. Рене повернула голову вбок, покосилась на Питера, игривая улыбка его ослепила. — Не ожидал? — она рассмеялась и вернулась в прежнее положение, а Питер с радостью, как и всегда, принял капитуляцию. Сделал зарубку на носу: Рене играет всегда. Даже когда ты этого не понимаешь. — Не ожидал, — согласился мужчина, подпалил оставленную с вечера сигару на столике. Вдохнул мягкий, совсем не табачный дым, оперся локтями на колени, исподлобья взглянул на улыбающуюся Рене. Она была облачена в шлейф ласковых мыслей. Питер гадал: дело действительно в ней, женщине, на пути к титулу «великая» или компас его будущей жизни крутился так сильно в момент их знакомства, что любое необъяснимое чудо по стечению обстоятельств мужчина приписывает Темпл? — Твои постоянно твердят, что ты изменилась, — он с интересом посмотрел на Рене. — Но я вижу лишь женщину, решившую игриво захватить мир. Или они тебя лучше знают? Питер видел, как и сколько Рене работает, но не видел в Темпл того, чему так удивлялся тот же Соер: в понимании Питера было абсолютной нормой после рабочего дня прогуляться по пляжу или выпить вина. — Я не изменилась, — Рене хмыкнула, чуть сморщила носик, будто сама устала об этом слышать. — Просто маленькими шажками возвращаюсь к себе. — Питер вопросительно вскинул брови в ожидании пояснений. Рене вздохнула. — Когда твоя жизнь рушится и ты вместе с ней, ничего не остается, как пересобрать себя заново, — она переняла из рук Питера сигару, втянула глубокий дым, выпустила его в воздух. Настоящими качественными сигарами она не брезговала, хоть и презирала табак в сигаретах. Взгляд ее коснулся горизонта. — А там… что уж получится. У меня получилась помешанная на контроле властная стерва, — Рене хмыкнула сквозь дым и ее мысли отдавали горечью. Питер видел ее взгляд. Взгляд, когда она думала, что на нее никто не смотрит. И никто, кроме него, не увидел бы его, не понял бы. Но Питер понимал, потому что сам видел его в зеркале. Глубоко похороненную боль, жизнь и радость вопреки. Он знал, чувствовал, что Рене проголосовала за жизнь из чистого упрямства, как и он после пяти командировок в Ирак. Видел, что она нашла в себе силы жить и новые ориентиры, как и он, вместо того, чтобы пустить себе пулю в рот в ванной, раскрасив стены несмываюмщимся с плитки красным. Он понимал ее. Где-то на другом, глубоком уровне. Они были похожи. Потому что у обоих во взгляде, когда никто не смотрел, горело предупреждение: «Хороните в закрытом гробу». Но ни оба выбрали жить. Отчаянно и без оглядки. — Я бы так не сказал, — Питер задумчиво качнул головой. — А ты меня и не знал такой, — она легко хмыкнула. — Еще полгода назад, например, никто из команды не знал общего плана. Я давала им лишь пазлы общей картины, не больше. — А иначе успеха и не добиться, — Питер вспомнил болтливого Соера, мысленно закатил глаза. Парень был смышленым, он не отрицал, знал то, чего не знал Питер, но его поведение напоминало мужчине непоседливого младшего брата в детстве, в его присутствии всегда хотелось курить, чтобы расслабиться. — А я и не говорю, что мне эта властная стерва не нравится, — улыбнулась Рене, выгнув бровь. — Но думаю, что таковой не нужно быть, как минимум, по отношению к самой себе. Искать баланс. За бокалом вина, например, — Питер хохотнул, вспомнив, как неделю назад они с Темпл выпили пять бутылок красного на двоих и начали распивать песни по пути на виллу. — Мужчина в этот список тоже входит? — лукавая улыбка на его губах снова дала о себе знать. — Может быть, — Рене ответила тем же игривым взглядом из-под ресниц. — Но ты, Питер, в этом списке никогда не будешь. Она не поменяла выражение лица, вспарывая мужчину диссонансом взмаха ресниц и слов. Питер расхохотался. — Брось, это классика! Спать со своим телохранителем! Грудь Рене завибрировала от беззвучного смеха, она протянула Хиллу сигару. Откинулась на шезлонге, нежась, как кошка, на теплом воздухе. — Ты не мой телохранитель, Питер, — улыбнулась она будто бы очевидному. — Не строй из себя простого исполнителя. Тебе не идёт. Около приказной тон смешался с мягкой улыбкой. — Думаешь? Питер ответил вызовом, скрытым пониманием и тягой продолжить игру. — Простой тест, Питер. — Рене изящным жестом откинула волосы за спину. — Для чего ты пошёл за нами, за организацией, в перспективе имеющей большие возможности и влияние? Хилл не задумывался, прожигал взглядом и улыбкой Рене. — Чтобы захватить мир. Она хмыкнула. — А остальные — чтобы его менять. Между ними искрился последний месяц разговоров, бокалы «Эмилио моро», планы по созданию нового мира и понимание. Игра во флирт, Питер сейчас понял, была притиркой: притиркой соратников, проверкой умов, перспектив и взглядов. Проверкой взаимодействия. У обоих на друг друга были большие планы, которые не ограничивались ни постелью, ни рабочим кабинетом. До этого близкой фигурой по духу Темпл, не беря в расчет всю команду в том или ином смысле, был Соер. Только у него хватало смелости возражать Рене в личном. Но он не дотягивал. В силу возраста, опыта, совестливости. Зато дотягивал Питер. Но долгосрочное сотрудничество, пронизанное доверием, уважением и поддержкой, не строилось просто так. Оно создавалось из разговоров у бассейна, шуток и серьезных тем между. Их связывало еще что-то, что скрывалось глубоко за болью, игривостью или маней контроля. Питер пока не понял, что. — И на чьей стороне ты? — А зачем выбирать? — Рене наклонила голову вбок, ее глаза блеснули. Питер в который раз проглотил восхищение. Если бы они были врагами — это было бы лучшее соперничество в его жизни. Но они были на одной стороне. От того ситуация была неизведанной, но еще более захватывающей. Какого это? Играть за одну команду? — Вот поэтому ты и главная. — Мужчина отсалютовал Темпл сигарой, лег на шезлонг, закрыл глаза. Он прекрасно себя контролировал, в этом была его суперсила: после обращения Хилл ни разу не поддавался животной жажде крови, быстро и качественно освоил внушение, его жизнь, помимо очевидного, не изменилась. В отличие от Шона, которого они тренировали еще в Вирджинии. Сверхъествественная жизнь, оказалось, была стихией Питера. Но в такие моменты, когда он видел не только Рене, но и то, что стояло за ней — ее амбиции — он отчетливо чувствовал аромат крови, бегущий по ее венам. Самый восхитительный аромат. В такие моменты он становился «маленьким Гренуем», различающим в оттенках ее запаха ярость и радость, но особенно — предвкушение. Перед жизнью. — Может быть. Но и ты — не простой бодигард. Это так, разминочный этап. — Рене отмахнулась. Помолчала, дождалась, когда Питер почувствует ее взгляд, встретилась с ним глазами. — Ты мне нравишься, Питер. Я хочу быть на тебя похожей. Серьезно, глубоко, опьяняюще. — На меня? — Да. — Темпл кивнула без усмешки. — Ты легко ко всему относишься, ты приятный и умный, но при этом… та ещё сволочь. Улыбки растянули их губы синхронно. — С чего бы? Рене пожала плечами, вспоминая пример. — То, как ты вчера подал идею о создании своей охранной вампирской фирмы. — Она вскинула бровь, прося не отнекиваться. — Привёл в пример нападение на меня и свой опыт службы в армии. И то, что обрёл смысл жизни только после обращения. Питер кивнул, отдав должное замечанию. — Большинству показалось кощунством обращать людей ради бизнеса. Но дело ведь не только в этом. — Я знаю. — Согласилась Рене. — Но то, как ты это подал, не в лоб, надавив на жалость ко мне, было сволочно, но красиво, — она развела руками и покачала головой, мол, я же права? Питер хмыкнул. — Лучший комплимент в моей жизни. — В дернувшемся в только родившейся улыбке уголке губ он неожиданно для себя нашел ответ. — Но думается мне, я не один такой. — Он с расцветающей в глазах догадкой посмотрел на Рене. — На собрании ты лишь сказала «мы подумаем над этим», будто непричастна, но я тут начал вспоминать, как эта идея вообще пришла ко мне в голову, и припомнил, как ты невзначай в баре сказала, что впервые в нашей компании с Генри чувствуешь себя спокойно в таком месте… — Понимание, глубже, чем когда либо до этого, наполнило его грудь теплотой и холодом. Вот в чем они были похожи. — Но это ведь не было порывом души… Рене замолчала на несколько секунд. В ее губах, взгляде, ключицах и волосах плескалась очевидная истина, которую никто не мог увидеть. — Не было. Вот что их связывало. Они оба были сволочами. В самом прагматичном, эффективном и красивом смысле. Их такими сделала война со смертью. И мало кто мог их понять. Но глубже было осознание того, что смерти, которые они видели, не создали в них это тщеславие — лишь открыли. И по другому докопаться до сути было нельзя. Они оба хотели захватить мир, но оба понимали, что счастливая жизнь не разрешила бы это сделать. Иначе, как у Соера, слишком сильно давила бы совесть. Иначе, как у Даны, тормозило бы «а что подумают другие». Иначе бы… они не были самими собой. И Рене это использовала. Обходными путями, чтобы не шокировать остальных, изящно, мудро, куда мурее, чем, она сама говорила, делала это еще полгода назад. С такими амбициями, Питер понял, им обоим нужно идти куда дальше силовых структур. Им нужно в политику. Такие сволочи, как они, там отлично приживаются. — Не меняйся, Рене. — С благодарностью богу, в которого не верил, за встречу, выдохнул Питер. — Не становись… — Счастливой? Мягкий сарказм упал между ними в жару, свинцом лежащую на улицах. — Обычной. — Я меняться и не хочу. — Заключила Рене. — Мне нравится моя расчетливость и тщеславие, нравится моя боль — она толкает меня вперёд. Но ты верно сказал — менять мир можно играючи. — Она усмехнулась, отняв одним движением сигару. — Нужно просто сменить клинок в руках на бокал вина. — Она посмотрела на мужчину глубоко, многозначительно. Ждала его понимания. — Ты мне скоро понадобишься, Питер. Ты весь, твой ум, хитрость и изящность в сложных ситуациях. — Мужчина кивнул, прося продолжить мысль. — Скоро ко мне приедет друг из Конгресса. И мы предложим ему помощь. — В ее глазах мужчина увидел всю свою будущую жизнь. — Я предложу ему тебя. Питер понял Рене. И в этот момент, обещая двигаться вместе к вершинам, она давала ему все. И никогда не была желаннее. Но ему хотелось больше, чем ее раздеть. Потому что в мире все про секс, кроме самого секса. Настоящий секс — во власти. И Питер был готов ее с Рене разделить. Впервые в жизни он сразу, не раздумывая, не завоевывал. А преклонялся.