Ощущение вкуса

Это случилось снова. Как только грязнокровка ушла, Люциус вдруг почувствовал себя странно опустошенным. Дом стал казаться совершенно нежилым, будто и не было в нем никогда ни единой живой души. Он медленно вернулся в приемную и взял в руки стакан, из которого пила Гермиона Грейнджер, увидел отпечаток губ на его краю и слегка коснулся этого отпечатка кончиком пальца. Пах снова начало ломить, и Малфой чуть выпрямился, стараясь успокоиться. Болезненная пульсация вскоре затихла. «Что ж… Я подожду. Подожду…» Он перешел к бару и налил себе стакан виски. В последнее время пил Люциус гораздо больше, чем обычно. Казалось, губы и язык словно бы жаждали ее вкуса. И ему было нужно почувствовать тот мягкий солодовый ожог, отвлекающий его от грез о вкусе этой женщины. Он сделал глоток и, подняв от стакана глаза, внезапно натолкнулся на портрет отца, висящий на стене над баром. Суровый и непроницаемый Абраксас Малфой презрительно смотрел на своего сына. Люциус ухмыльнулся и цинично отсалютовал портрету бокалом. — А-а-а… знаю, о чем ты думаешь, — протянул он. В свое время Люциус наложил на портрет Заклятие Немоты, чтобы не слушать отцовские нравоучения, но обездвижить полностью так и не смог. — Грязнокровка… Грейнджер, — на лице Абраксаса коротко промелькнуло выражение недовольного недоумения. — И что? Думаешь, меня это смущает так же, как и тебя? Нет, представь себе, — Люциус осмотрел огневиски на свет. А лицо отца из презрительного стало почти гневным. — Я. Хочу. Ее. Понятно тебе? — неохотно пояснил Малфой. — Когда-нибудь она придет ко мне. Сама. И я возьму ее. Один раз. Это позволит мне выкинуть ее из своей головы… к дракклам, — он оглядел комнату, потом задумался и представил, что снова видит здесь Гермиону. — Видишь ли, она для меня скорее некий объект красоты, не больше. Этот дом всегда был забит какими-то прекрасными вещами, не так ли, отец? Вот она и дополнит нашу коллекцию… Замолчав, он заглянул в свой стакан, и черты лица вдруг исказились чем-то похожим то ли на ухмылку, то ли на злобную гримасу, будто Люциус увидел что-то неприятное. — Черт!.. Неужели ты не понимаешь, она интригует меня. Почти гипнотизирует! Никогда еще не знал подобной женщины… даже чистокровной. Проклятье! Это похоже на какой-то странный парадокс: всё, воспринимаемое мною, как абсолютная истина — чистота, интеллектуальное совершенство, красота… всё каким-то невероятным образом сконцентрировалось в этой маленькой мерзавке, — он усмехнулся своему предположению, на самом же деле пребывая в замешательстве и восторге от обуревавших его противоречий. Тем временем, поток сознания, обращенный к отцу, продолжал выплескиваться из него: — Да и вообще… Гермиона Грейнджер — это восхитительная смесь уверенности в себе и уязвимости. Да-да… и особенно в данный момент. Замуж она вышла… прямо скажем, не за того, за кого надо было бы. Хотя я и сомневаюсь, что когда-нибудь она признается в этом или оставит своего муженька. Но жизненный уклад удручает ее, я знаю. Боюсь, в этом мы с ней похожи… — он сделал паузу и вдохнул. — Когда-то она довольно серьезно пострадала от нашей привычной доктрины, и отчасти даже благодаря мне, признаюсь, — он снова взглянул на отца. — Хочешь спросить, не чувствую ли я себя виноватым? — Малфой презрительно скривился. — Я тебя умоляю… Вина — отнюдь не та эмоция, которой я поддаюсь, даже не уверен, узнаю ли, если она вдруг проявится. Но, сказать по правде, мне жаль, что той весной ее притащили в Малфой-мэнор. Все-таки Белла в своей неутомимой ненависти к грязнокровкам была такой… вульгарной. Фи! Никакой тонкости. Малфой ухмыльнулся и сделал еще глоток. — Но… жизнь и сейчас не особо балует девчушку. Будет интересно посмотреть, как она с этим справляется… Я подожду… В конце концов, у нее на лице написано, что она — отличный боец, редкая черта, согласись. И меня это чертовски заводит. Абраксас цинично приподнял бровь, и Люциус снова ухмыльнулся. — О, нет… я не собираюсь преследовать ее, это же может отпугнуть. Но могу сказать, что желание в ней уже пробудилось, и взаимность этих наших желаний лишь усиливает эмоции. Черт… а она быстро загорается, я чувствую... Остается всего лишь дождаться точки срыва. Замолчав, Малфой уставился в пустоту комнаты. Веки постепенно опустились, и в сознании его тут же снова появилась Гермиона. Такой, как была там, в библиотеке, с радостной улыбкой на лице, когда открыла книгу. Тогда он солгал ей, прекрасно зная, что владеет этой книжной редкостью и даже не раз читал ее. На губах появилась слабая улыбка. Продолжая представлять себе Гермиону, Люциусу вдруг стало интересно, чем она сейчас занимается. ______________________________________________________________________________ А Гермиона наконец-то вернулась со своими пакетами домой. Сказать по правде, три почти моментальных аппарации здорово утомили ее. И даже понимая, что детям пришлось оставаться у приятельницы немного больше, чем планировалось, отправиться за ними сразу она так и не смогла. Какое-то время просто стояла на кухне, глядя прямо перед собой. Почему-то преследовало ощущение, что сознание странно размылось, да и ноги как-то неожиданно подкашивались. Ей удалось добрести до ближайшего кухонного стула и рухнуть на него прежде, чем свалиться прямо на пол. Обхватив голову руками, Гермиона несколько раз глубоко вдохнула, чтобы восстановить дыхание и избавиться от тошноты с головокружением. «Господи… что я наделала? Зачем я начала разговаривать о чем-то со случайно встретившимся мне человеком из не самого приятного своего прошлого? Зачем осталась осматривать его библиотеку? Ведь он наверняка предложил это исключительно из вежливости. А самое главное, зачем я попрощалась с ним почти что по-дружески? Скорей всего, теперь уже мы долго не увидимся. Что вообще со мной происходит, а?» Вцепившись в волосы, она тяжело потянула схваченные пряди, чуть не вырвав их, и даже не заметила этого. «Да потому что ты врала! Ты бесстыже врала самой себе…» Глаза наполнились слезами — горячими, злыми слезами, появившимися от самообмана и разочарования. «Да как только он посмел? Черт… Как он посмел заставить меня почувствовать себя… вот так? И как он посмел заставить меня столь внезапно… желать его?» Будучи прямолинейной до категоричности, в том, что возжелала Люциуса Малфоя, она призналась себе прямо и честно. Нельзя было отрицать все то, что произошло между ними: все эти мельчайшие моменты, от которых бежали мурашки — взгляды, прикосновения, какие-то разговоры ни о чем, но при этом наполненные глубочайшим смыслом. А самое главное, то, что происходило в душе, в ее душе. И хотя Гермиону обуял стыд и сожаление, такой взволнованной (почти счастливой!) она не ощущала себя уже целую вечность. Она изо всех сил пыталась примириться со своими эмоциями и просто сидела, смутно осознавая, что время все-таки идет. И пора возвращаться за детьми… Проведя ладонями по предплечьям, она вдруг отчетливо вспомнила, как их касался Малфой… И как сама она схватила его, чтобы устоять на ногах после аппарации. Как ощутила под пальцами его мышцы — сильные и твердые. «Интересно, как выглядят его руки под рукавами рубашки?» — ей вдруг представился под кончиками пальцев голый мужской торс, по которому бегут ее ладони: тугие сухожилия предплечий, тоненькие волоски на них и гладкие, широко развернутые плечи. Эти странные мечтания вдруг оказались прерваны телефонным звонком, и шокированная Гермиона громко ахнула, озираясь от изумления. — Черт… — пробормотала она и принялась судорожно искать трубку. Звонила подруга, согласившаяся посидеть с детьми. — Да, Кейт, прости, но я еще в пути. Ага, только что вернулась. Так получилось, немного задержалась, а потом вообще попала в пробку. Прости меня, пожалуйста, я уже выезжаю к тебе. Конечно, прямо сейчас… — и отбросив мысли о Люциусе Малфое, она схватила ключи и выбежала из дома. ______________________________________________________________________________ Добравшись же до дома приятельницы, обнаружила, что Хьюго сломал игрушечный паровозик сынишки Кейт, в результате чего у обоих мальчишек началась самая настоящая истерика. Ну а Роуз уже давно капризничала, требуя бесконечного разнообразия сладких напитков, потому что ни один из предложенных не казался ей подходящим. И в результате Кейт выглядела окончательно уставшей. — Боже, извини, Кейт, пожалуйста. Просто… я просто… даже не знаю, как отблагодарить тебя. Подруга поднялась и, вздохнув, смиренно улыбнулась. — Да не переживай, всё нормально, это они начали буянить только последние полчаса… Я просто не думала, что ты будешь так долго. Чувство вины затопило Гермиону. — Ох… прости меня… я тоже не думала, что так задержусь, — она не знала, что сказать. — Мамочка отправилась в дом того беловолосого мужчины, — подключилась к разговору вдруг Роуз. Смущенно рассмеявшись, Гермиона попыталась отвлечь ее. — Беловолосый мужчина? Кто это? — Кейт удивленно приподняла брови. — Который нашел меня на волшебной улице, когда я потерялась, — бойко продолжила Роуз. Подруга выглядела крайне заинтригованной, и Гермиона быстро заговорила: — Да… у нас сегодня сумасшедший день. Мы ходили за покупками, и Роуз чуть не потерялась — решила побродить где-то. Но встретили одного дру… то есть, знакомого… и, к счастью, он почти сразу нашел ее. — Беловолосый мужчина… Он что, действительно старый что ли? Или она имела в виду что-то другое? Скорей от отчаяния, чем от веселья Гермиона рассмеялась еще громче. — Нет… конечно, нет, он совсем не старый. И он не беловолосый, Роуз ошибается. Просто… платиновый блондин, кажется, именно так называют этот цвет волос. Мне нужно было забрать у него наши сегодняшние покупки, которые я не могла нести вместе с двумя детьми… — затараторила Гермиона, делая вид, что не придает дочкиным словам никакого внимания. Но Кейт заинтересовалась «беловолосым спасителем», что заставило Гермиону срочно засобираться домой. — О, он что, и в самом деле нашел Роуз? И где это — волшебная улица? — Да нигде, конечно. Просто Роуз так называет тот район из-за расположенного поблизости магазинчика различных приколов. — Нет, мамочка, мы ходили не туда, мы же были в Косо… — Так, дети, на выход! Пойдемте-пойдемте, а то бедная тетя Кейт уже совсем устала от нас. Спасибо тебе большущее, Кейт! Ты даже не представляешь, как ты меня выручила, — Гермиона чуть не маниакально пыталась заставить дочку замолчать. Однако отвлечь удивленную Кейт от такой интересной темы, конечно же, было трудно. Провожая семейство до входной двери, она наклонилась к подруге: — Пока, Гермиона, но ты обязательно должна рассказать мне потом об этом таинственном блондине, который спасал вас сегодня, — приятельница хитро ухмыльнулась. Гермионе ничего не оставалось, как кивнуть и выдворить детей прочь. Казалось, этот сумасшедший день не кончится никогда. ______________________________________________________________________________ Ужин она приготовила в каком-то странном автоматическом оцепенении. Рона к ужину не ожидалось, прийти он должен был поздно. Как ни странно, несмотря на насыщенный и суматошный день, вечер их прошел довольно спокойно. Гермиона даже разрешила своим неугомонным малышам поплескаться в ванне, а на ночь решила почитать им сказки. К счастью, долго читать не пришлось — к тому времени дети были уже измотаны и уснули почти сразу, как только улеглись в кровати. Вот тут-то… спустившуюся вниз и налившую себе бокал вина Гермиону и охватила самая настоящая паника. «Что, если Роуз расскажет Рону все так же легко, как рассказала все Кейт?» Даже то, о чем сегодня узнала Кейт — было уже не очень хорошо, хотя Гермиона и доверяла ей. Она знала, что Кейт всегда осторожна, сдержанна и непредвзята. «Сдержанна и непредвзята? Боже… о чем это я… Почему я чувствую себя виноватой? Ведь ничего предосудительного я не совершила! Да встреться мне кто-нибудь другой в подобных обстоятельствах, например, Гавайн Робардс, глава аврората, даже думать бы не стала и просто воспользовалась его помощью. В конце концов, ничего, в чем можно было бы упрекнуть меня не произошло… Почему я должна скрывать это? — она опустила голову и зажмурилась. — Господи, зачем я лгу самой себе? Это был не Гавайн Робардс. Это был Люциус Малфой... И я вдруг поняла, что хочу его». Наконец-то Гермиона смогла признать это. Пусть и самой себе. Вздохнув, она подошла к раковине, включила кран и начала мыть посуду. Понятно, что можно было бы применить магию, и посуда мылась бы сама. Но Гермионе почему-то хотелось заняться чем-то… реально осязаемым. «Может, это как-то поможет мне избавиться от тех нелепых… неправильных мыслей, что все еще не оставляют меня. Напомнит о реальной жизни». Вода медленно заполняла раковину, и Гермиона не шевелилась, бездумно глядя, как пузыри мыльной пены неспешно поднимаются вверх, приближаясь к краю все больше и больше. Но даже сейчас, она все равно вспоминала высокое сильное тело, крепкие руки, схватившие и прижимающие ее к себе, вспоминала пьянящий аромат, который словно бы окружил все ее существо, беря его в плен. Запрокинув голову, Гермиона представляла, почти ощущая, как шеи касаются его губы, и они, эти завораживающие малфоевские губы (будь они не ладны!), опускаются ниже… еще ниже. Внезапно послышался громкий всплеск, и ноги ее оказались намоченными горячей мыльной водой. Это переполнилась раковина. — Черт! Вот же дерьмо… — простонала Гермиона, скривившись еще и от ожога. — Черт-черт-черт… Схватившись за краны, она быстро выключила воду. А потом бездумно взяла тряпку с ведром, опустилась на четвереньки и принялась вытирать натекшую лужу. Гермиона остервенело терла пол, будто наказывая себя за то, что окончательно сошла с ума, поддавшись обаянию Малфоя, когда откуда-то сверху прозвучал знакомый голос: — Мерлиновы кальсоны… Детка, что ты делаешь? Вздрогнув от неожиданности, Гермиона подняла голову: в кухне стоял Рон и с изумлением глядел на нее. — Я… у меня переполнилась раковина, вот… убираю воду. — Но почему ты не воспользовалась магией? Ответить ей было нечего. — Забыла… — Ох же… Давай же, милая, поднимайся, — Рон протянул ей руку и помог встать, а потом махнул палочкой. Лужа сразу же высохла. Он повернулся к жене. — С тобой все в порядке? — Да… просто… день был такой долгий, — Гермиона почему-то не могла смотреть ему в глаза. — Потом дети немного поиграли. Да я уже собиралась ложиться, Рон, очень устала сегодня. Он сочувственно кивнул, хотя и выглядел немного разочарованным. — Ладно-ладно, ложись, конечно. Я и сам поужинаю. Спокойной ночи, дорогая, — он наклонился, чтобы поцеловать Гермиону. Нет, она не отступила, хотя поцелуй и заставил напрячься. К счастью, Рон не заметил этого. Устало улыбнувшись, она взяла с собой сумочку и поднялась наверх, в спальню. Наскоро приняв душ, Гермиона улеглась в постель и сразу же потянулась за книгой, принесенной из библиотеки Малфоя. Она с наслаждением провела ладонью по кожаной обложке. Фолиант был очень древним, но выглядел крепким, видно, что к книге относились крайне бережно. Подняв ее к лицу, Гермиона глубоко вдохнула в себя запах. Пахло старой кожей, пергаментом и… еле заметным ароматом мужского одеколона, что был ей знаком. Гермиона закрыла глаза и вспомнила, чей это аромат. Потом медленно открыла книгу и увидела внутри надпись, написанную аккуратным каллиграфическим почерком. «Люциус Малфой впервые прочел эту книгу в 1975 году». Она слабо улыбнулась. «Значит, он все-таки знал, что именно я беру из библиотеки. Он прочел ее, когда ему было чуть-чуть за двадцать, и, конечно, в то время он уже попал под влияние Волдеморта… Как странно, что кто-то на пути к злу тоже делает самые обычные вещи… читает, пишет письма, любит свою семью…» Принявшись листать страницы, Гермиона увидела на некоторых из них комментарии, написанные на полях тем же почерком. И они поразили ее своей точностью и проницательностью так, что, будучи крайне впечатленной, она уселась в кровати удобней и начала глотать главу за главой. Теперь это стало еще увлекательней, тем более благодаря дополнениям Люциуса Малфоя. Гермиона вдруг обнаружила, что частенько соглашается с тем, что он написал, что почти постоянно его комментарии звучат так, будто написала их она сама. И это… тоже немного тревожило. Наконец, услышав, как закрывший на ночь дом Рон поднимается по лестнице, Гермиона быстро убрала книгу в сумку, выключила свет и притворилась, будто уже уснула. Рон прошел в ванную, а потом залез в постель рядом с ней. Все еще притворяясь спящей, Гермиона почувствовала, как он наклоняется, проверяя, не проснулась ли она. Нет, конечно, в любую другую ночь она не стала бы обманывать его, и они вполне бы могли заняться сексом, но… не сегодня. Сегодня ей почему-то совершенно не хотелось этого. «Наверное, я просто устала…» Убедившись, что сегодня ему ничего не светит, Рональд повернулся на бок и уже скоро забавно захрапел. Гермиона же не смогла уснуть еще довольно долго, перемалывая в памяти события этого дня и свою реакцию на них. И только почувствовав, что глаза уже слипаются, она повернулась к мужу спиной. Отяжелевшие веки почти сомкнулись, когда взгляд вдруг упал на уголок кожаного переплета книги. Книги Люциуса Малфоя, торчащей из сумки рядом с ее кроватью…