Ощущение вкуса

Поднимаясь по ступенькам лестницы, Гермиона уже могла слышать хриплые крики своих малышей. Она устало улыбнулась. Напоминание о существовании собственных детей и об их жизненной силе всегда служило ей утешением, и было даже захватывающим. Правда, сегодня эмоции Гермионы все же оказались несколько смягчены яростным замешательством, охватывающим ее разум. Как, спрашивается, совместить ее чувства к бывшему Пожирателю Смерти с двумя прекрасными, заряжающими энергией, истощающими существами, которыми являлись ее дети? Гермиона медленно вставила ключ в замок. Тот щелкнул с привычным металлическим треском. Ради своих соседей-маглов Уизли неизменно использовали ключ. Однако теперь ей не стоило торопиться. Рон открыл дверь, прежде чем она смогла повернуть ручку. И сразу же заговорил: — Эй, детка! Нам было интересно, где ты. Я даже начал ужин! «Я что… должна благодарить тебя за это?» — недовольно фыркнула Гермиона. Она через силу улыбнулась ему и прошла в коридор. И тут же почувствовала, как его рука поднялась, чтобы погладить ей спину, когда Гермиона проходила мимо. Инстинктивно она отстранилась, симулируя необходимость снять пальто. Тут, чтобы поприветствовать ее, в коридор выбежали Роуз и Хьюго. Ее сразу же охватило ощущение восторга из-за искреннего удовольствия. Первое: она видела детей. Второе: Гермиону охватило еще и облегчение, что ее не оставили наедине с мужем. — Мама! Мама! Ты приготовишь нам ужин!? Папа приготовил сыр на тосте, но он такой невкусный. Папа еще сжег его. Давай сделаем макароны с сыром? Ну, пожа-а-алуйста! Гермиона с сожалением оглянулась на Рона, который обессиленно пожал плечами. Даже мысль о создании простого сырного соуса не пришлась ей по душе. «Разве не могу я хотя бы пять минут посидеть в темной комнате и поплакать? И кстати, а что сейчас делает Люциус?» _____________________________________________________________________________ А Люциус сейчас покинул Малфой-мэнор. Он договорился о встрече и должен был оказаться там как можно быстрее. На место он прибыл первым и, в ожидании своего визави, уселся в самом темном углу гостиницы. Он презрительно фыркнул. Тот опаздывал. Аппарация, необходимая, чтобы доставить Люциуса в это место, была неприятной, и ее тоже нужно было пережить. Люциус с удовольствием бы избегнул ее. Он взял большую порцию огненного виски и сквозь зубы высосал его, поймав себя на мысли, что уже скучает по вкусу Гермионы. Он опрокинул остатки виски в горло и подошел к бару за следующей порцией. Ублюдок должен прибыть в самое ближайшее время. Дверь за ним открылась, и в комнату ворвался холодный ветер. Люциус поправил на себе мантию и обернулся. Наконец! Человек, которого он ожидал, прибыл. Вошедший мужчина кивнул Люциусу и указал на стол в углу. Они быстро уселись за него. _____________________________________________________________________________ Обычное чувство некоего физического и эмоционального удовлетворения, которое бурлило в Гермионе после ее среды с Люциусом, в настоящее время отсутствовало. Несмотря на огромное удовольствие, которое они оба испытали в министерстве, она знала, что эта встреча глубоко взволновала ее. Она вообще с трудом могла смотреть на Рональда. Чувство вины, которое она испытывала, охватывало все ее тело. Она не занималась сексом с мужем уже неделю. Ее всегда удивляло, как ей удавалось сохранять с ним нормальные отношения, но обычно она это делала. Правда, не сегодня. К счастью, в последнее время он очень уставал и, как правило, ничего не требовал от нее. После того как Гермиона ложилась спать, она просто поворачивалась к нему спиной и сразу делала вид, что уже уснула. Поскольку их встречи по средам стали регулярными, Гермиона смогла полностью отделиться от Люциуса в другое время. Она предпочитала не думать о нем – и не думала. Но сегодня его образ словно отпечатался на ее веках. Она не переставала мечтать о нем. Вдыхая воздух, Гермиона чувствовала, что пахнет им. Когда она дотрагивалась до себя — казалось, это дотрагивается до нее он. И ничего нельзя было с этим поделать. Но с этими тоскливыми ощущениями пришло и другое. Осознание парадоксальности ее ситуации. Впервые с тех пор, как она увлеклась Малфоем, Гермиона пришла в ужас. Контроль, который, как ей казалось, целиком и полностью восстановился, благодаря ему, теперь (и она чувствовала это) ускользает от нее. И это было ужасно. Чудовищность той ситуации, в которой она оказалась, начала бить в ее голове набатом. Когда она сидела за ужином, салат на ее тарелке оставался практически не съеденным. Все семейство (Роуз, Хьюго и Рон) весело смеялось над тем, как Хьюго похвастался большими какашками, которые ему удалось отложить в горшке сегодня. Еще две недели назад Гермиона присоединилась бы к их веселью, но теперь, поочередно глядя на каждого члена своей семьи, она почувствовала вдруг, как живот закрутило от тошноты. И, сильно оттолкнув стул, Гермиона отчаянно выбежала из кухни, быстро направляясь в ванну, чтобы там вырвать в туалет. Еще некоторое время она оставалась за запертой дверью. Через несколько минут раздался тихий стук. — Гермиона? Ты в порядке? Мы беспокоимся о тебе... Гемиона обессиленно поддерживала в этот момент голову, но заставила себя ответить нормальным голосом. — Я в порядке, дорогой. Извини. Я просто была не голодная и не хотела думать о какашках, глядя на еду. Все нормально. Я скоро выйду. — Хорошо, не спеши, — пауза: — Ты случайно не беременна? Она чуть не рассмеялась. Конечно нет, она ни в коем случае не беременна, контрацепция была тем пунктиком, с которым она была предельно осторожна после рождения Хьюго. — Нет! Боже мой, конечно нет, категорически! Не волнуйся. — Я и не волновался. Гермиона закрыла глаза, и ощущение того, что окунулась в какой-то мрак, усилилось. Лишь упоминание о беременности заставило Гермиону представить, что она носит еще одного ребенка; дитя Люциуса. Маленького белокурого сводного братика для Хьюго и Роуз. Она истерично рассмеялась. Как нелепо. Как чудесно! Вместо того чтобы вздрогнуть от сюрреализма этой картины, ее тело забилось в рыданиях, а по щекам заструились горячие слезы. К счастью, Рон уже отошел от двери. Такой же потерянной она оставалась до самой среды. Когда наступило утро, чувство зловещего страха только усилилось. Это была такая непривычная эмоция для сегодняшней «ее», что осознание этого просто усилило ощущение. Время, в которое она обычно уходила к Люциусу, наступало… и проходило. Гермиона все сидела и сидела на кухне, время от времени поглядывая на часы. День потихоньку угасал. Ее впервые заставила остаться дома совесть. Тело пребывало в ярости, впрочем, как и ее душа. Ведь, по сути, она отказывала им в кислороде, просто душила их. В четверть двенадцатого тело все же победило. Гермиона схватила ключи и, даже не посмотрев на себя в зеркало, аппарировала в район Сент— Джеймс парка. Она взбежала по ступенькам и позвонила в звонок. Дверь открылась еще до того, как опустилась вниз ее рука. — Почему ты опоздала? — тон Люциуса был резким: он выглядел явно обиженным. И даже не отошел в сторону, чтобы впустить ее. — Я оказалась сбита с толку, — Гермиона не видела причин лгать. Повисла тишина. Он стоял, возвышаясь над ней и бесстрастно глядя вниз. Замешательство Гермионы возросло. Она не привыкла к его колебаниям в желании обладать ею. А сегодня впервые столкнулась с отрицанием своей желанности. И это расстраивало. — Хочешь, чтобы я ушла? — ее вопрос прозвучал так же кратко, как и у него. Малфой ответил не сразу. — Нет, — его ответ прозвучал таким же холодным, как и его настроение. Она отвела взгляд и прошла, не снимая пальто. Внутри начало бурлить чувство обиды. Наконец Люциус отступил, удерживая дверь. И Гермиона почти неуклюже вошла в прихожую и остановилась, впервые не желая проходить дальше, в дом. Она повернулась к нему, когда Малфой закрыл дверь. Это был первый раз, когда они не сразу занялись любовью, как только она вошла. И Гермиона понимала, что начинает паниковать. — Мне не нравится, когда ты опаздываешь. — Это произошло в первый раз, Люциус. Вряд это входит в мои привычки, — она сдержанно защищалась. — Почему вообще ты пришла? Она уставилась на него, не совсем уверенная, что ответить. — Потому что сегодня среда. Напряжение между ними грозило перерасти в темную магию. Пальцы Гермионы начало покалывать. От их энергии, казалось, согрелся даже воздух. И несмотря на все это, она почувствовала, как в ней появляется желание. Это нельзя было игнорировать долго. Да это никогда и не игнорировалось. У Гермионы непроизвольно вырвалось рыдание. Она сразу же прикрыла рот рукой, чтобы остановить его, но шум все равно донесся до Малфоя. Он с любопытством взглянул на Гермиону, почти не одобряя проявления ею эмоций. — Мне жаль... — сначала она произнесла это, чтобы скрыть возникший странный шум. — Прости, прости, прости... За что она просила прощения? За свое опоздание, за то, что случилось в министерстве? За измену мужу? За собственную растерянность или нерешительность? За то, что влюбилась в этого мужчину? За то, что он заставил ее чувствовать себя живой? Ответить Гермиона не могла. У нее не было ответа. Слезы теперь свободно текли по ее лицу, но прежде чем тело ее сдалось и рухнуло на пол, он подошел к ней одним большим шагом и с силой обхватил руками. Рот Гермионы открылся, но Люциус впился в него, прежде чем она успела извиниться. И в следующее мгновение они уже яростно пожирали друг друга. Чтобы избавиться от одежды, они использовали магию, и он тут же плавно вошел в нее прямо на мозаичных плитках холла. После того, как их горячечные потребности были удовлетворены, они поднялись по лестнице в спальню, где оставались несколько часов. Они мало говорили, но занимались любовью несколько раз. И хотя по-прежнему оставались такими же страстными и поглощенными друг другом, как и всегда, все равно Гермиона почувствовала какую-то перемену. Некая настороженность охватила их обоих, даже не по отношению друг к другу, а к силе их собственных эмоций и того, что это означало. Они тихо лежали в полумраке опущенных от дневного света штор. — Что ты делал все это время? — тихо спросила она. Его ладонь, тихонько поглаживающая ее руку, остановилась. Для них не было чем-то обычным задавать вопросы о жизни друг друга, если это не касалось их обоих или не было чем-то взаимно значимым для них, например, литературой или музыкой. — Ничем интересным. — Я совсем не знаю, чем ты занимаешься. Поместье отнимает у тебя много времени? Еще одна пауза. — Относительно. Но у меня есть управляющий им. Она заметила, что голос его как-то ожесточился. — Мы давно не сталкивались с тобой в Косом переулке. Ты совсем не был там в последнее время? Он вздохнул и поднялся с кровати. — Не приставай ко мне с этими любопытствующими мелочами. Они тебя не интересуют. Внутри у Гермионы что-то сжалось от ощущения предательства. — Нет, интересуют. Мне нравится знать, чем ты занят. — Нет. Тебе не нравится, — он посмотрел на нее, накинул халат и вылетел из комнаты, захлопнув за собой дверь. Сердце Гермионы упало. Она плотно закрыла глаза, чтобы остановить вращающуюся вокруг комнату, и призвала на помощь здравый смысл. Именно он должен был возвратиться на первый план. Она даст Люциусу немного времени. Кроме напряженности в министерстве, это было их первое столкновение. Она повела себя глупо. Конечно, ему не хотелось, чтобы она знала о его жизни вдали от нее все. Значит, они общались именно так… А случившееся в министерстве лишь подчеркнуло это. И вот, сейчас, она снова задела это больное место. Через некоторое время она решила, что время прошло, он успокоился и разумно будет спуститься вниз и найти его. Одевшись, Гермиона направилась на первый этаж. Уже полностью одетый, он стоял в прихожей, на нем уже была надета даже мантия. Когда она вошла, Люциус повернулся и посмотрел на нее с какой-то удивительной отрешенностью. Чувство страшной паники у Гермионы сразу же вернулось. Было всего только два часа. Обычно у них был еще час вместе. — Я должен уйти. У меня назначена встреча. Гермиона пошатнулась и для поддержки даже схватилась за стену. — Но сегодня же среда. — Неужели? Вообще-то люди назначают встречи по средам. — Но не ты. Он вздохнул и начал надевать черные кожаные перчатки. — Правда же, не будь такой раздражительной. Я ожидал от тебя большего понимания. Его слова поразили Гермиону. — Люциус... — Увидимся в следующую среду, — он направился к двери, но она преградила ему дорогу. — Люциус… — она не хотела, чтобы голос прозвучал отчаянно, но по-другому не получилось. И Гермиона прекрасно понимала, что именно она сейчас делает. Поначалу он даже не встретился с ней взглядом, но затем серые глаза метнулись к ней, так ничего и не сказав. И только его тяжелое неровное дыхание говорило о том, что он ни о чем не сожалеет и останавливаться не собирается. Но остановиться не могла и Гермиона. — Куда ты уходишь? Его глаза вспыхнули серым. И прежде, чем Гермиона успела хоть что-то осознать, шею обхватила рука в черной перчатке, прижавшая ее к стене. Малфой сжимал шею не так сильно, чтобы помешать дыханию и не так сильно, чтобы причинить ей боль, но, тем не менее, Гермиона не могла сдвинуться с места ни на дюйм. Люциус же наклонился, прижав рот к ее уху, и со злостью прошептал: — Никогда не спрашивай меня об этом. Слышишь меня, грязнокровка? Никогда. Больше. Не спрашивай. Меня. Ни о чем таком. Гермиона уставилась ему в глаза, и кровь ее побежала по телу почти стремительно. И не только кровь, столь же мощно и стремительно текла в ней сейчас и стихийная магия. Гермионе понадобились все усилия воли, чтобы не отбросить Малфоя заклинанием. Вскоре хватка на шее ослабла, и Люциус отступил. Но все еще удерживал ее взгляд, хотя глаза его и возвращались к своей обычной властной непроницаемости. Гермиона и сейчас не смогла прочитать в них никакого раскаяния. Разум и тело Гермионы наконец-то пришли к единому мнению. Ее пальцы еще покалывало, когда она согнула правую руку и быстрым взмахом подняла ее. Ладонь Гермионы смачно ударила Малфоя по щеке, с удивительной силой заставив его откинуть голову назад. Звонкая оплеуха отразилась от стен. Люциус замер, его голова все еще была откинута в том же положении, в которое Гермиона его и отправила. Он даже не поднял руку к лицу, чтобы коснуться его после удара. Между ними повисла звенящая в воздухе тишина. Потом Люциус повернулся и посмотрел ей в глаза, на его собственном лице сейчас не виднелось ни капли человечности. Гермиона поджала губы, отчаянно пытаясь изо всех сил сдержать подступившие слезы. А затем он отвернулся от нее и направился к двери. Спустя мгновение до Гермионы донесся треск аппарации. Ее эмоциональное состояние стремительно падало вниз. Она больше не могла оставаться в этом доме. Поднявшись наверх, она быстро оделась, а потом, спустившись, вытащила палочку, пробормотала заклинание и аппарировала в место и самой ей представлявшееся с трудом. С какой-то внезапной предсказуемостью она вдруг приземлилась на влажную твердую землю. Это была мостовая. Гермиона огляделась вокруг. Вокруг, с обеих сторон поднимались высокие деревянные здания. Какой-то проходивший мимо мужчина в длинной фиолетовой мантии бросил на нее насмешливый взгляд и перешагнул через упавшую перед ним Гермиону прямо на широкую улицу. Перед ней был Косой переулок. Вынужденное возвращение в обычную жизнь на мгновение и остановило нарастающую в ней волну паники, но затем она смогла осторожно и безопасно аппарировать в свою гостиную. Она упала на диван и позволила эмоциональной усталости овладеть ею. Никогда еще Гермиона не плакала так много в течение одного дня. ____________________________________________________________________________ По пути к своему визави Люциус Малфой быстро шел по улицам Бата. Встречаться с этим человеком в волшебном мире он не хотел, но в Бате было полно достаточно экзотичных персонажей, чтобы здесь можно было сравнительно ненавязчиво раствориться в толпе. Несмотря на то, что Бат был сугубо магловским городом, но при этом он был изощренно элегантен, со своей историей, которую не мог игнорировать даже Люциус, казавшийся глубоко взволнованным. И его взволновала не только уникальность Бата, даже человек его непреодолимого упрямства мог поддаться своему волнению, но не только это место беспокоило его. Люциуса мучило еще и то, что произошло незадолго до этого в его доме. «Она сделала это снова. Мало того, что напомнила мне о других наших жизнях, так вообще спросила меня прямо. Глупая сучка». Он высокомерно усмехнулся, быстро продвигаясь сквозь толпу туристов и гостей Бата, и его трость успокаивающе постукивала по тротуару. «Если она собирается упрямиться подобным образом, мне будет лучше без нее. Особенно сейчас». Скула у него болела. Все-таки Гермиона сильно ударила его. Было реально больно. Но не только физически. Малфоя до сих пор изумляла горячая страстность Гермионы. Он резко остановился, будто споткнувшись. В какой-то момент Люциус даже подумал, что вот-вот рухнет. Одна только мысль о том, что не будет видеть ее, не будет внутри нее, не будет разговаривать с ней, чувствовать ее... Нет! Это было невозможно. Страсть. Это было единственным, ради чего он сейчас жил. Какое-то время Люциус стоял, покачиваясь на ногах, казалось, мир его словно пошатнулся, небо потемнело. Прошло несколько минут, когда ему удалось подойти к какому-то зданию и встать рядом с ним. Упорно сосредоточившись на своем дыхании, он снова проклял Гермиону. «Самонадеянная сука! Но я никогда не знал... Я не думал, что все окажется вот так вот...» Часы над аббатством пробили полчаса. И это почему-то слегка успокоило его, Люциус снова отправиться в путь. Размышления о предстоящей ему встрече тоже несколько успокоили его в этом сюрреалистическом инопланетном мире, в котором он оказался. «Я должен бы поспешить. А то опоздаю». _____________________________________________________________________________ Гермиона не была точно уверена, что же она наделала, но прошла еще одна неделя, дни сливались друг с другом, двигаясь во времени между регулярными приемами пищи, семейных дел, работы и школьных каникул детей. Раньше она приветствовала, когда время шло быстрее, особенно, когда одна среда сменяла предыдущую. Но не теперь. Не на этой неделе. Она боялась следующей среды. Она вообще была… несчастна. Все вокруг было совсем не тем, что Гермиона себе представляла. И было совсем не тем, чего она хотела от этих отношений. Гермиону по-прежнему обуревали боль, раскаяние, обида, вина. И любовь. «Но я не просила у него любви. Да и сама не смогла бы любить его». Гермионе не нравилось чувствовать себя несчастной. Сейчас, когда ее привычный прагматичный взгляд на мир был изгнан прочь, она быстро решила подавить эмоции и вернуть контроль над собой и над ситуацией. И она решилась. В среду утром она отвела детей в школу и детский сад и, подумав, аппарировала в Сент-Джеймс парк. Она даже не подумала, впустит ли он ее после того, что случилось в прошлый раз. Спустя мгновение она нажала кнопку звонка. Прошло некоторое время, прежде чем он открыл ей дверь, привычно глядя на нее сверху вниз со своего обычного положения. Не поднимая глаз, Гермиона прошла мимо него в гостиную. Она стояла в комнате, не глядя ни на что, кроме окна. И не хотела напоминать себе, как сильно ей нравится быть здесь. Люциус подошел и встал прямо у двери. — Ты не сняла пальто. — Да… не сняла. В комнате снова возникла тишина. Но скоро Гермиона продолжила: — Я не останусь здесь надолго. Она повернулась к Малфою, но ничего не смогла прочесть по его лицу. Поэтому заговорила, прежде чем это перестало быть возможным. — Все кончено, Люциус. Повисла долгая пауза, но затем он ответил, и голос его прозвучал как и всегда. — Почему? — Потому что мы делаем друг друга несчастными. И обманываем своих супругов. — Это никогда не беспокоило тебя прежде. Она не могла оставаться здесь дольше. Если, конечно, не собиралась разрыдаться. — Я больше не могу так делать. И не могу думать... Люциусу тотчас захотелось отослать ее прочь. Если это должно быть сделано, то должно быть сделано быстро. Он почувствовал неизбежность этого, предвидел ее решение и даже был ей благодарен за него. Но вместо того, чтобы так же небрежно отмахнуться от нее, как сделала это она, Люциус вдруг обнаружил, что ведет себя совершенно иначе. Он приблизился к ней, не касаясь, но так близко, что она даже смогла почувствовать его тепло, почувствовать жар его кожи. Гермиона даже закрыла глаза, чтобы отвлечься от этого. Люциус заговорил с ней, сам не зная почему. Он услышал слова, срывающиеся со своих губ, и едва поверил, что они принадлежали ему. — О чем ты на самом деле? Чего ты действительно хочешь? Уходи. Уходи и живи ложью. Ты права, но кого ты пытаешься обмануть? Меня? Или себя? Зачем? Чтобы закончить свои дни горькой, обиженной и съеденной сожалением женщиной? — яростно спросил Люциус, и Гермиона взглянула на него в ответ. Черты его лица оставались спокойными, но в глазах светилась агония. — Ты обманываешь себя. Последний короткий взгляд, который она бросила на него, дал ей понять, насколько искренен сейчас Люциус, и внутри у Гермионы что-то защемило. Она поняла, что единственный способ настоять на своем, это поскорей уйти отсюда. Убежать. А Люциус остался в гостиной, тупо уставившись на то место, которое она только что покинула. Несмотря на циничные здравые рациональные мысли, кричащие ему, что ее решение правильно, внезапный и жестокий шок, обрушившийся на него, изумил Малфоя. Почему ее больше не было в комнате? Он не мог осознать и принять всего, что только что произошло с ними. Это было так быстро, так внезапно. Действительно ли оно произошло на самом деле? Как вообще это происходит, в какие ужасные доли секунды, когда наступает это мгновение ужаса, в которое до сих пор он не может полностью поверить? И знал, что не поверит и потом. Ему всегда будет казаться, что вот-вот она вернется. Она снова придет, и они опять поднимутся наверх, и он снова войдет в нее. Как всегда. Именно об этом думал Люциус Малфой все последующее время. «Нет. Не может быть. Неужели все окончено?» Если бы он смог хотя бы задуматься о своем состоянии, то понял бы сразу, что все его тело сжато, будто судорогой. Как бы то ни было, он смутно отметил шелест штор, когда его стихийная магия наконец-то вырвалась наружу и подняла вокруг него ветерок. _____________________________________________________________________________ Следующие дни прошли спокойно. Гермиона впечатлила себя способностью нормально жить. Это заверило ее в том, что поступила она совершенно правильно. Ей не нужно было думать о Люциусе. И она о нем не думала. На свое удивление Гермиона оказалась очень занята. Ее работа в министерстве была сложной и напряженной. Файл, который она собирала для Шеклболта по Кресвидьеву, становился, к ее радости, все больше и больше. Она была почти уверена, что уже скоро совершит прорыв. С детьми было все в порядке. Именно они делали ее занятой. Рон по-прежнему часто не бывал дома. И она и впрямь этого не заметила. У них уже давно не было секса. И этого Гермиона тоже, конечно, не заметила. Дома она заняла себя приготовлением пищи. И готовила много. Больше, чем когда-либо. У нее просто не было времени подумать о Люциусе Малфое. И в этом она убедилась. Люциус же Малфой вообще подумывал, а не стоит ли ему навестить целителей. Сказать по правде, он уже не помнил, когда обращался к ним. Его организм всегда был сильным и неутомимым. Но в последние дни он заметил тупую боль в области сердца, учащенное сердцебиение, которое начиналось в висках и продолжалось в самой глубине его существа, да и вообще общую слабость. И это не проходило. Он попробовал некоторые из своих собственных зелий, но безуспешно. А ночью в одиночестве боль превращалась в тошноту, что делало Люциуса вялым и капризным днем. Жена заботиться о нем не могла. Не то чтобы он возражал или вообще даже заметил это. Поначалу он пытался игнорировать недуг и даже избавиться от него с помощью виски. Но это только ухудшило ситуацию. Он сказал себе, что ему лучше избавиться от грязнокровки. Осложнения, которые она пробуждала в его обычном восприятии мира, казались изнурительными, если говорить откровенно. Теперь он облегченно мог вернуться к своим убеждениям и ценностям безо всяких оговорок, без вопросов, без чувства... вины. Малфой встряхнулся, выпивая еще один большой глоток бледной жидкости. Ощущение некоей нормальности нуждалось в восстановлении. Он оглядел свой лондонский дом и кое-что вспомнил. Спустившись в погреб, он взял портрет отца, решительно понес его вверх по лестнице и повесил на место. «Завтра я пойду к целителю и разберусь с этим жалким недомоганием». Люциус поднял глаза к картине, которую только что притащил. Абраксас Малфой надменно ухмыльнулся своему сыну сверху. Все, казалось бы, нормализовалось. И это было определенным утешением. Люциус отсалютовал портрету. — Можешь гордиться мною. Ура! _____________________________________________________________________________ Прошла неделя с тех пор, как Гермиона рассталась с Люциусом. Она уже закончила утренние покупки и возвращалась перед обедом домой, полагая, что чувствует себя замечательно. А когда шла по дорожке к входной двери, за ее спиной раздался радостный голос. — Эй, пропащая! Давно не виделись. Гермиона повернулась, чтобы увидеть сияющее лицо своей магловской подруги Кейт. Она невнятно улыбнулась в ответ. — Привет, Кейт. Боже, как я рада тебя видеть. Прости, что так надолго пропала. Я была… немного загружена. Выражение на лице подруги превратилось в самое искреннее беспокойство. — Нет проблем, дорогая, но... если ты не возражаешь, я скажу тебе — ты так выглядишь ужасно. Какого черта происходит? Гермиона не знала поначалу, что ответить. Ей казалось, что у нее все в порядке. Она представила себя и слабо рассмеялась. Честная прямота Кейт всегда действовала на Гермиону бодряще. — Я... просто... — Гермиона колебалась. Вообще она редко приглашала своих магловских друзей домой, но, быстро подумав, вспомнила, что не оставила дома никаких магических предметов. Она могла бы сейчас немного поболтать с Кейт и дома. — Не хочешь зайти ко мне на чай? — Да, давай, зайдем. Разберусь хоть, что с тобой твориться. — О, хорошо. Входи. Кейт взяла подругу под руку и повела ее в дом. Оказавшись внутри, Кейт усадила Гермиону за кухонный стол и поставила на огонь чайник. А уже скоро они обе сидели с дымящимися кружками чая перед собой. — Так... рассказывай все — если это тебе действительно поможет. Гермиона глубоко вздохнула. Было ясно, что ей нужно обо всем кому-то рассказать. Более того, она хотела с кем-нибудь поговорить. И она доверяла подруге. — У меня был роман. Кейт почему-то не выглядела ни удивленной, ни шокированной. — Был? — Да, теперь все кончено. — Хорошо. Как долго это продолжалось? — Несколько месяцев. — Он был женат? — Да. — Рон что-нибудь подозревает? — Не думаю. Я была очень осторожна, а Рон... он такой невнимательный. — Это только что закончилось? — Неделю назад. — Кто был инициатором? — Я. — Почему, почему ты сделала? — Потому что эти отношения делали меня несчастной. — Надеюсь, не в начале, хотя бы? — Нет. — Так что изменилось? До сих пор Гермиона рассказывала ей все, зачем же сейчас останавливаться? — Я влюбилась в него. — Понятно, — протянула Кейт и посерьезнела. Между ними повисла тишина. — Я знаю этого человека? Гермиона закрыла глаза, вспоминая их разговоры после того, как в ее жизни появился Люциус Малфой. — Нет, ты его не знаешь. — Но ты упоминала его раньше? Гермиона кивнула. Следующее наблюдение Кейт было почти мгновенным. — Это тот мужчина с белыми, почти седыми волосами? Гермиона снова кивнула. Ее глаза внезапно наполнились слезами, вспоминая эйфорию тех ранних дней. Кейт потянулась и взяла ее за руку. — Вряд ли удивлю тебя тем, что я знаю обо всем. Видишь ли, я видела тебя весь последний год или около того. Ты вся была как сжатая пружина, свернутая пружина, готовая взорваться. И что-то, вроде этого, должно было случиться, — смиренно соглашаясь, Гермиона взглянула на нее. — Насколько хорошо это было сначала? — Очень. — Много секса? — Много. — Хорошего секса? — Невероятного. — Ну, это как минимум. Ты это заслужила. Гермиона грустно улыбнулась. Некоторое время между ними снова повисла тишина. — Ты хочешь остаться с Роном? — Да, конечно, — в устах Гермионы это прозвучало почти вопросом. — Но... что-то же ведь было для тебя неправильным между вами, правда? Ты говорила об этом с Роном? — О том, что трахаюсь с другим мужчиной? — Нет конечно! О ваших проблемах в браке. Гермиона поморщилась и покачала головой. — А следовало бы. Снова повисла тишина. — Ты все еще влюблена в него? — В Рона? Я... думаю, да... — Нет! Не в Рона! В другого… — Ой! — Гермиону кольнула вина. — Я... я не знаю. — Я приму это как «да», — еще одна пауза. — Есть еще кое-что, не так ли? Это из-за него ты была сама не своя, когда мы общались чуть раньше? Гермиона кивнула. — Можешь доверять мне, Гермиона. Я могу помочь тебе, если у меня будет полная картина. Гермиона вздохнула, а затем тихо произнесла: — Он... совершил... ужасные вещи... в прошлом. Вещи, которые имели отношение к нам обоим, ко мне и Рону. Если Рон узнает, с кем у меня случился роман, он убьет его. Или Люциус убьет Рона. — Люциус?! Гермиона кивнула. — Хорошо, немного странное имя. Гермиона ухмыльнулась. — Не более странное, чем сам он. — Должна сказать, оно звучит довольно… экзотично, — Кейт улыбнулась, а затем с любопытством спросила: — А что за плохие вещи он совершил? Нахмурившись, Гермиона покачала головой. — Я не могу тебе сказать. — Но ты уже явно простила его за это. Тяжело задумавшись, некоторое время Гермиона молчала. А когда заговорила, казалось, обращается к себе, а не к Кейт: — Я прощаю ему все, когда я с ним. А он прощает меня, — она разрыдалась. — Господи, как же я скучаю по нему. Он нужен мне. Я так по нему скучаю. Он единственный, кто понимает меня, хочет меня и не осуждает меня. Потом она истерически расхохоталась. — Если бы ты поняла, как это необычно для меня: говорить так о нем. Черт возьми! Наше отношение друг к другу совершенно однозначно. Когда мы вместе, мы становимся именно теми, кем должны быть. Как я смогу жить без всего этого? Кейт посмотрела на нее почти в отчаянии. И тут в дверь прозвенел звонок. Гермиона глубоко вздохнула и потянулась за салфеткой. — Вот же черт. Сорвалась. — Сиди, я открою, — Кейт поднялась и направилась к двери, но Гермиона вскочила, быстренько обогнав ее. Уж не настолько недееспособна она была, чтоб не открыть свою входную дверь. Она дошла до двери как раз перед тем, как подруга резко распахнула ее. Снаружи стоял Люциус. Он посмотрел на Гермиону. Поначалу он даже не увидел какую-то другую женщину, стоящую рядом с ней. Гермиона медленно выдохнула. Она совсем не ожидала увидеть его здесь. Никто ничего не говорил и не двигался. Некоторое время эта странная сцена все длилась и длилась, и все трое до сих пор молчали. Люциус оставался на пороге, Гермиона стояла в проеме, положив руку на собственную входную дверь, а ее подруга просто изумленно уставилась на них обоих. Именно Кейт наконец удалось разорвать это тягостное молчание. — Я... я просто... Гермиона вздрогнула и с удивлением обнаружила, что подруга все еще здесь. Она бездумно проговорила, находясь в ощущении какого-то безумного сюрреализма. — Это моя подруга, Кейт. Кейт, это Люциус. Кейт протянула руку и неловко улыбнулась. Наконец Люциус перевел взгляд на ладонь, протянутую к нему. Он взял ее и встряхнул. Гермиона наблюдала за его действиями. — Ты только что пожал руку магле, — зафиксировала она странно спокойно. — Разве? — Да. — Ах, да. Я вижу, — он казался совершенно отрешенным от всего, кроме Гермионы. Нос Кейт сморщился в замешательстве. Она попыталась достучаться до своей подруги. — Гермиона, я пойду. Позвони мне позже. — Пока, — автоматически ответила Гермиона, словно едва услышала это. Кейт удалось выбраться наружу. По стенке она протиснулась мимо высокой и мощной фигуры Люциуса и быстро направилась к своему дому, по дороге оглядываясь на подругу. Но Гермиона даже не заметила ее ухода. Они остались одни. На мгновение повисла тишина. Наконец их глаза встретились, обнажая и выворачивая наружу все, что они пытались скрыть. — Я не могу без тебя, — он говорил чистую правду. — И я тоже. — Я забираю тебя домой. — Хорошо. И через несколько секунд они оказались в Сент-Джеймс парке. Он не сразу окунулся в нее, как, возможно, и хотел сделать. Но теперь это было неважно. Теперь все было хорошо. И эротическое напряжение между ними казалось еще более острым, чем раньше. Как только за ними закрылась дверь, Малфой взял Гермиону за руку и потащил наверх в спальню. Он поставил ее прямо посреди комнаты. Какое-то время они снова стояли в тишине, глядя один на другого, и осознание, что они только что прошли через то, через что должны были пройти, лишь усиливалось. Через несколько мгновений Люциус заговорил. — Почему ты сделала то, что сделала? — Я больше не чувствовала себя контролирующей ситуацию. Он посмотрел на нее и снова заговорил. — А ты, значит, привыкла все контролировать? — Я привыкла пытаться контролировать все. Или хотя бы притворяться, что контролирую. — И как ты себя чувствуешь, когда контроль ускользает от тебя? — Я начинаю паниковать. Это чувство уже охватывало меня до того, как мы начали встречаться. Потом оно прошло, а после министерства появилось вновь. — Вот почему ты сделала то, что сделала? — Да. Он недолго помолчал. — Я был бы рад отпустить тебя. Я так и собирался. — Это нормально. Ты, должно быть, тоже привык все держать под контролем. — Может быть. Атмосфера вокруг них напряглась. Не двигаясь, они по-прежнему стояли на расстоянии одного фута друг от друга, и их слова прыгали туда-сюда, словно мячики, ничуть не нарушая атмосферы. — А не можешь ты поставить себя в положение, когда ты отказываешься от контроля и все еще чувствуешь себя в безопасности? — тихо спросил он. — Я никогда не думала об этом. Его глаза пожирали ее, рассматривая, будто впервые в жизни. — Разденься. Она не двинулась с места, скорее от удивления, чем от неповиновения. — Ну же, сделай это, — это прозвучало настойчиво, но не резко. Гермиона повиновалась ему не потому, что боялась чего-то, если она этого не сделает, а потому, что хотела. Этого требовало, прежде всего, ее желание. Она подняла руки и расстегнула пуговицы, позволяя одежде упасть на пол. Люциус по-прежнему не отводил от нее глаз. — Встань перед кроватью. Она встала. Люциус медленно приблизился к ней и наклонился вперед, шепча на ухо, и голос его был таким чувственным, каким она никогда еще не слышала от него. — Ты мне доверяешь? — В этот момент да. — Но не всегда? Снова пауза. — Нет. — И этого тебе достаточно? Ей не хотелось думать об этом. — Д…да. Сейчас он держал ее за правое запястье, легко поглаживая его. А когда Гермиона наконец-то ответила на его вопрос согласием, то сразу же осознала, что давление на запястье изменилось. Люциус обвязал вокруг него черную ленту. И поднял ее руку наверх, привязывая ее высоко к стойке балдахина кровати. Не глядя на Гермиону, он повторил то же самое с другой рукой и привязал ее ко второй стойке, расположив обе руки вытянутыми над собой. Она восприняла все это без вопросов. Все казалось правильным. Люциус приблизился, его рука поднялась, будто хотела приласкать ее, но остановилась, так и не дотронувшись. И Гермиона заплакала от облегчения и тоски одновременно. — Я отдаю себя тебе, Люциус. Вот теперь я полностью отдаю себя тебе. Он еще раз поймал ее взгляд, и его лицо сияло нежной уверенностью. — О нет, дорогая. Сейчас, как и всегда, полностью отдаюсь тебе именно я.