Ощущение вкуса

Гермиона вернулась домой как раз перед тем, как должна была забрать детей. Потребность Люциуса в ней не вызывала сомнений. Как и ее в нем. Как именно это впишется в ее дальнейшую жизнь, Гермиона не знала. Но сейчас знала только, что должна быть с ним. Она попробовала по-другому. Не получилось. Она забрала Роуз и Хьюго, как всегда будучи счастливой, увидев их, даже оживленной. Рон вернулся домой около шести, как раз перед тем, как она подала спагетти. Он чмокнул ее в щеку. А Гермиона отстранилась, делая вид, что тянется за перцем. Время обеда прошло как обычно. Дети поели довольно быстро. И встали из-за стола еще до того, как переругались и были отправлены подумать о своем поведении. Рон заговорил о работе. Гермиона о чаепитии с Кейт, правда, опуская некоторые подробности разговора. Но скоро она заговорила о другом... — Тетушка Джейн плохо себя чувствует, — проговорила Гермиона, уставившись в тарелку с едой. — По-моему, у нее опоясывающий лишай. — Мне жаль это слышать, дорогая. — Ей не мешало бы помочь, Рон. — Да, это чертовски ужасно, опоясывающий лишай. У моей бабушки он был когда-то. Отвели ее к целителю — бесполезно, он уже случился. Это же как ветрянка, не так ли? — Да, что-то похожее, но у взрослых все гораздо хуже. Она очень сильно страдает. Мне жаль, что не могу помочь ей чем-то большим. — Ты хочешь пойти, увидеться с нею? — Ну... у нас напряженный уик-энд. Я даже не знаю... — А что будет после выходных? — Тогда может быть... Наверное. Понедельник будет достаточно свободным, — Гермиона не могла поднять глаз. — И как? — Ей действительно не помешало бы, если б с ней посидели всю ночь. Всего одну ночь. Думаю, ее это утешит. — Останься у нее на ночь, если хочешь. — Думаешь, это возможно? — Да, а почему бы и нет? С нами все будет в порядке! Правда, дети, мы потерпим, пока мама уедет навестить двоюродную бабушку Джейн? Дети радостно закивали. — Спасибо, Рон. Это было бы действительно здорово. Гнетущая тяжесть вины давила на Гермиону с такой силой, что у нее закружилась голова. Хьюго громко рыгнул и поднялся, а Рон только рассмеялся через стол. И из-за этого неожиданного вторжения домашнего безумия чувство вины Гермионы внезапно и недвусмысленно сменилось каким-то восторженным возбуждением. "Смогу ли я продержаться до понедельника?" К счастью, остаток недели прошел относительно быстро. Гермиона была так занята, что с четвергом и пятницей разобрались быстро. В субботу она повела детей в парк, со страхом ожидая конца выходных. Живот словно покалывало от постоянного желания, усиливающегося по мере приближения понедельника. Рон был занят игрой на матче. Гермиона забрала детей вместе со своей подругой Джо, ее сыном и дочерью. Это был прекрасный день: жаркое и дерзкое солнце сияло в ясном небе, в воздухе все еще стоял густой запах позднего лета. Семьи устраивали пикники, и мягкие попки их одетых в подгузники малышей через равные промежутки времени шлепались о естественные подушки зеленой травы. Гермиону переполняло счастье. Она ничего не могла с собой поделать. Ее дети хохотали, муж был далеко, а еще... еще совсем скоро она увидится с Люциусом. Когда рядом с Розой освободились качели, она обнаружила, что усаживается на них, вскидывая ноги перед собой и поднимая тело высоко в воздух, смеясь, когда холодный воздух врывался в легкие. Гермиона взмывала все выше и выше, и ноги словно бы тянулись к облакам. Если бы сейчас она смогла полетать, то полетела бы. Глаза Гермионы прикрылись, и она просто позволила ощущению воздуха, проносящегося мимо нее, направлять ее ощущения. Через добрых пять минут, после того как дочь закончила качаться, Гермиона наконец слезла с качелей, хихикая и подбегая к Хьюго, чтобы обнять его и закружить его в объятиях. — Милая, у тебя что... хорошее настроение? — засмеялась ее подруга. — А почему бы и нет?! Это же хорошо, иногда быть совершенно несерьезной! — Гермиона усмехнулась в ответ, отбрасывая сдержанность. Дети продолжали весело играть. В бесконечной синеве неба, а гонялись друг за другом птицы. Вокруг порхали бабочки, бледные на фоне яркой зелени травы. Одна села на плечо Гермионы. Она улыбнулась ей, полагая, что это капустница белого цвета. Но при ближайшем рассмотрении заметила, что капустница какая-то совсем не белая. Протянув руку, чтобы коснуться ее, она ахнула, когда бабочка прыгнула ей на палец. Бабочка была сделана из бумаги. Гермиона с тревогой посмотрела на подругу. Джо ничего не заметила, она была поглощена тем, чтобы благополучно одного за другим спустить детей с горки. Гермиона сжала бумажную бабочку в руке, и сердце громко и дико забилось. Дрожащими пальцами она развернула сложенную бумагу, переставшую двигаться в ее руке. Когда бумага распрямилась, увидела написанные на ней слова. Всего два слова. "Оглянись назад". Медленно, с трудом переводя дыхание, Гермиона повернула голову и посмотрела через плечо. Позади нее, на небольшом расстоянии, виднелась густая чаща высоких кустов и деревьев. Прямо посередине их, скрытое ветвями и тенями, она увидела лицо Малфоя. Который смотрел прямо на нее. Желание увеличилось так быстро, что она даже подумала, что потеряет сознание. Бросив затуманенный взгляд на своих детей, убедилась, что те счастливо катаются с горки. Ждать дольше она не собиралась! — Эм-м, Джо, мне срочно нужно в туалет. Не могла бы ты присмотреть за Роуз и Хьюго? — Да, никаких проблем, Гермиона. Все будет в порядке. Иди скорее. Гермиона повернулась и практически побежала к зарослям. Едва оглядевшись по сторонам, она пролезла в самую середину зарослей. И тут же чьи-то руки схватили ее и прижали к стволу дерева. Гермиона открыла рот, который тут же обдало влажным жаром. Ее руки опустились, расстегивая его брюки и обхватывая член. Люциус издал гортанный стон, когда его эрекция была отчаянно схвачена. На Гермионе было легкое летнее платье, застегнутое спереди на все пуговицы. Малфой без колебаний разорвал его и вытащил грудь из лифчика. После стонущего выдоха он опустился ртом на сосок, вбирая его между зубами и губами. Гермиона не отпускала его член, который теперь с трудом втискивался ей в ладонь. Она с силой провела по нему рукой, накачивая до полной зрелости, и ее пыл был вознагражден густой смазкой, вытекающей из кончика. Собственная рука Люциуса оказалась у нее между ног и, наткнувшись на нижнее белье, он с досадой нахмурился. Она никогда не надевала его по "их" средам. Но это не задержало его надолго. Он так быстро схватил трусики, что его пальцы даже царапнули внутреннюю поверхность ее бедра. Один сильный рывок, и они упали на усыпанную листьями землю. Его пальцы вернулись, чтобы тут же найти ее скользкой и горячей. Полностью открытой и совсем готовой. Яростно двигаясь, он вонзил два пальца в Гермиону, словно желая впитать ее в себя всю. Все ее желание, всю влагу, которой она истекала. Ее нога обогнула его бедро, толчком притягивая Люциуса к себе и открывая себя ему еще больше. Люциус крепко сжал ее ягодицы, все в синяках, и приподнял, прислонив к стволу дерева, чтобы она оказалась между стволом и его напряженным телом. Гермиона ахнула, когда ее спина заскребла по коре. Его рука поднялась, чтобы зажать ей рот. Она прерывисто дышала через нос, проводя языком по твердой плоти его ладони, покусывая ее зубами. Заворчав, Малфой еще сильнее прижал ее к себе. Глаза Гермионы расширились, выражая желание. Все еще сжимая член в руке, она притянула Люциуса к себе, поместив чуть его чуть выше своего клитора. А потом опустила свое тело вниз, потирая набухший бугорок головкой его члена. Оба застонали, хотя восклицание Гермионы и было приглушено его ладонью. Затем, поставив ее правильно, он грубо оттолкнул ее собственную руку, заменив ее своей, которую вынул из мокрого влагалища. Гермиона долго не замечала этой потери, потому что уже в следующее мгновение он полностью вошел в нее. И она крепко зажмурилась. Никогда она не чувствовала себя такой заполненной, как теперь, когда они трахались стоя. Ей хотелось кричать и кричать о своем удовольствии прямо до небес. Она попыталась. Но его ладонь по-прежнему крепко сжимала ей рот. Гермиона впилась в эту ладонь зубами. Вместо ответа, Малфой еще сильнее прижался к ней, и член его словно набух внутри. Держа ее за ягодицы свободной рукой и по-прежнему прижимая к стволу дерева, он начал двигаться, сначала медленно, но уже скоро набирая и набирая скорость. Не прошло и минуты, как Люциус уже безжалостно двигался в ней. Он крепко прижался лицом к ее щеке и к тыльной стороне своей ладони. Гермиона чувствовала на своей щеке его горячее дыхание, но Люциус молчал. Она немного подвинулась, с каждым толчком позволяя ему тереться о ее клитор. Это было то, чего ужасно хотелось. Пристально глядя ему в глаза, Гермиона резко вдохнула через нос и кончила, нахмурив брови. Тело дрожало под Люциусом, а влагалище сжималось на его твердом члене, все еще безжалостно входящим и выходящим из нее. Он так и не замедлился. Не сводя с нее глаз, Люциус продолжал двигаться. Только после того, как ее тело совсем успокоилось, он отдался наконец и собственному оргазму. Уткнувшись лицом в шею Гермионы, он приглушил собственное ликующее ворчание, изливаясь в ее дрожащую плоть. Так как удовольствие опустошило обоих, ни один из них больше не мог стоять на ногах, и вместе они опустились на землю, каким-то образом сумев так и остаться соединенными. Люциус продолжал тяжело лежать на ней, не двигаясь, и рот все еще был зажат его рукой. Глубоко и прерывисто дыша, он посмотрел ей в глаза. Она посмотрела назад, передавая все свои эмоции в некую бездонную серость, с которой столкнулась. Глубоко внутри глаз вспыхнула вспышка. Медленно, почти неохотно, Малфой убрал руку от ее рта. Теперь дыхание Гермионы быстро втягивалось через собственные освобожденные губы, но тут же, вместо того чтобы использовать их для того, чтобы что-то сказать, она подняла голову, осыпая его лицо какими-то мириадами горячих поцелуев. Люциус двинулся и встретился с ней ртом, мгновенно приоткрыв его навстречу ее ищущему языку. Его тело крепко прижалось к Гермионе, вдавливая ее в твердую землю, на которой она лежала. Она все еще чувствовала его внутри себя; казалось, он совсем не смягчился. Но потом, когда рядом, с другой стороны кустарника, раздались чьи-то шаги и тревожно близко приземлился детский мяч, они наконец-то вспомнили о том, где находятся. Оторвавшись от ее губ, Люциус пристально уставился ей в глаза, и пальцы пробежались по ее волосам с неожиданной и удивительной нежностью. Гермиона ахнула от неожиданности. Ей показалось, что он собирается наклониться, чтобы поцеловать ее еще раз, но затем его тело, казалось, проснулось, и он плавно вышел из нее, толкая себя вверх и выпрямляясь во весь рост. Опустив руки, он поднял и ее. Так и не произнеся ни слова. Не желая разрушать то хрупкое совершенство, что окружало их, Гермиона тоже хранила молчание. Наклонившись, она пыталась привести в порядок одежду, насколько это было возможно. Ее платье было разорвано и испачкано грязью. Люциус достал палочку и изящным, но едва заметным взмахом Гермиона вновь обрела некую декоративную благопристойность. То же самое он проделал и с собой. Затем, бросив последний взгляд в ее глаза, он отступил в тень зарослей и исчез. Потратив некоторое время на то, чтобы собраться с мыслями, хотя этого и оказалось недостаточно, Гермиона наконец вышла из кустов в реальный мир. Она с удивительным спокойствием вернулась к подруге и улыбнулась ей как ни в чем не бывало. — Все в порядке? А сейчас пойду в туалет я. Можешь присмотреть за ними? Роуз и Люси снова на качелях. А мальчики катаются на карусели. Так что, все в порядке. Джо по-прежнему ничего не заподозрила. — Спасибо, Джо, — Гермиона естественно и расслабленно улыбнулась. "Теперь я смогу дожить до понедельника". Подойдя к качелям, она подняла дочь высоко в воздух, наслаждаясь ликующим смехом своей маленькой девочки. Суббота закончилась так же, как обычно заканчивались все субботы, а воскресенье прошло в тумане вечеринки по случаю дня рождения и выпечки кексов, сопутствующих ей. На следующий день перед работой Гермиона собрала дорожную сумку. Она сделала это так, чтобы не видел Рон, включая предметы нижнего белья, которые хранились в глубине недоступного ящика. Вечером Рон подошел к кровати следом за ней, и, когда она лежала, отвернувшись от него и пытаясь заснуть, то почувствовала, как его руки пробежали по ее бедру. С раздраженным ворчанием Гермиона отодвинулась, сообщая, что жутко устала от детей. Рон тихонько вздохнул, поцокал языком, пробормотав что-то о том, что она всегда устает, а потом перевернулся на другой бок и тоже заснул. Гермиона не могла припомнить, чтобы раньше испытывала такое облегчение от того, что он так легко отказался от секса. На следующий день она проснулась раньше всех. Обычно Гермиона полагалась на своих детей как на будильник, но сегодня она поставила завтрак на стол еще до того, как они успели пошевелиться. В конце концов остальные члены семьи присоединились к ней на кухне, Рон встал последним. Заспанный, он вошел на кухню, громко зевая. — Доброе утро. Казалось, он не испытывал никакого недовольства из-за ее безразличия прошлой ночью. — Привет. Хорошо спал? — Пожалуй, да... — он энергично почесал затылок, усадив Хьюго на высокий стул. Гермиона отвела взгляд. — Ты сегодня вечером у своей тети, не так ли? — Совершенно верно. — Ей уже лучше? — Не совсем. — Ну что ж, по крайней мере, ты сможешь как-то поддержать и утешить ее, — он помог Хьюго набить рот йогуртом. — Совершенно верно. Хочешь тост, Роза? — Гермиона села, а дочь покачала головой. Она едва могла смотреть на Рона. — У тебя сегодня тяжелый день? — Все как обычно. Сказал, что встречусь с Гарри за ланчем. Хочешь пойти со мной? Она открыла рот. В любое другое время она без колебаний согласилась бы. Но не сегодня. Мысль о том, чтобы участвовать в молчаливом двуличном обмане в компании своего мужа и лучшего друга, выворачивала Гермиону наизнанку. — Боюсь, что сегодня не смогу. Сейчас столько всего происходит. Мне придется работать до самого обеда. — Как хочешь, — Рон пожал плечами, но с широкой улыбкой вернулся к тому, чтобы покормить Хьюго. Гермиона приступила к уборке посуды после завтрака. — Я заберу детей из школы и привезу сюда. Постараюсь уехать около шести. Это нормально? — Рон кивнул ей. — Не переживай. От меня не убудет, — он улыбнулся Роуз. — Ну что, сегодня вечером спагетти с сыром? Гермиона криво усмехнулась. Вряд ли Рон был самым предприимчивым поваром, но он всегда знал, как сделать детей счастливыми. Она быстро одела их, приготовив к школе и детскому саду, и погрузила в машину. Повернувшись к Рону, Гермиона улыбнулась: — Извини, что не смогу присоединиться к вам за обедом. Ты ведь не против, правда? Рон нахмурился, увидев ее внезапное раскаяние. — Нет. Это неважно. Я знаю, что ты очень занята, дорогая, — он притянул ее к себе для поцелуя. Она позволила ему это, но когда его жадный язык попытался открыть ей рот, она отстранилась, быстро чмокнув его. — Мне надо идти. Увидимся позже. — Да, хорошо. Пока. Если голос его и звучал разочарованно, она этого не заметила. Скупо улыбнувшись в ответ, Гермиона пристегнула детей, завела мотор и уехала. К счастью, работа действительно была напряженной. Было проведено обзорное совещание, посвященное прогрессу в деле Кресвидьева (мало что было достигнуто), и было изучено много пергаментов, на которые следовало ответить. Гермиона действительно работала до конца обеда, только в последнюю минуту вспомнив, что нужно было купить себе бутерброд. В четыре она поспешила из своего кабинета, чтобы забрать детей. Подъезжая к дому, она уже не могла не обращать внимания на непрекращающееся бурление в животе. Рон вернулся домой около пяти часов, и к этому времени Гермиона уже начала волноваться. Не от чувства вины или стыда, а от жуткой непреходящей потребности. "Почему эти чертовы часы не могут двигаться быстрее?" Она просидела на полу, играя с детьми в течение последнего часа, а затем, как можно небрежнее, встала и со вздохом сказала: — Пожалуй, мне лучше уйти. Ну что, тогда до свидания вам, — она подняла Хьюго вверх и крепко обняла его. Мальчик завизжал, отталкивая ее от себя, и Гермиона поняла, что щеки ее стали мокрыми от слез. — В чем дело, мамочка? — с любопытством спросила Роуз. Гермиона быстро вытерла глаза. — Ничего. Я просто... Я буду скучать по вам, вот и все. — Мы будем в порядке, — дочь обвила тоненькими ручками ее шею. — Сегодня у нас на ужин спагетти с сыром. Гермиона рассмеялась сквозь слезы и поцеловала дочь в щеку. — Ведите себя хорошо, ладно? Увидимся завтра после школы. Роуз тепло улыбнулась ей. А Хьюго уже вернулся к своим игрушкам. Единственное, самое страшное для матери, даже хуже ребенка, отчаявшегося в твоем уходе, — это ребенок, даже не замечающий его. Поцеловав рассеянного сына в макушку, Гермиона встала и вышла из комнаты. Она поднялась наверх, достала свою спрятанную дорожную сумку, посмотрела на себя в зеркало и спустилась вниз. Рон готовил пасту на кухне. — Что... ты уже уходишь? — Да... Спасибо за это, Рон. Ты не против пробежаться завтра по школам и детским садам? — Полезно иногда. — Ладно... Тогда пока, — она потянулась и поцеловала его в щеку. На этот раз он был слишком рассеян, чтобы ожидать большего. И прежде чем он успел передумать, она двинулась к выходу. — Пока, любимая, увидимся завтра. Надеюсь, твоей тете станет немного лучше. Гермиона закрыла за собой входную дверь. Звук глухого удара отдался прямо в нее. Немного пройдясь по улице, она осторожно вытащила палочку и аппарировала к лондонскому дому Люциуса Малфоя. В сгущающихся сумерках раннего вечера свет в гостиной уютно манил ее к себе. Сердце безжалостно заколотилось в груди. Сколько раз она уже была здесь? Гермиона сбилась со счета. Но никогда еще она не подходила к дому с таким нетерпением. Быстро поднявшись по ступенькам, она подняла руку, чтобы постучать. Дверь отворилась прежде, чем она успела сжать кулак. За дверью стоял Люциус. С легкой улыбкой Гермиона быстро вошла. Она прошла и остановилась в гостиной. Он двинулся за ней следом, и занавески на окне задернулись сразу же, как он прошел в комнату. Гермиона повернулась к нему лицом. Мгновение Малфой стоял неподвижно, с непроницаемым лицом, а потом шагнул к ней. Его руки поднялись и обняли ее лицо, слегка наклонив его, будто изучая. Она открыла рот, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Его глаза метнулись к ней, а затем медленно и уверенно он приблизил свой рот к ее губам и поцеловал. Это был самый мягкий и успокаивающий поцелуй, который когда-либо получала Гермиона. Целую вечность он просто нежно касался губами ее губ, но не более того. Сейчас же его губы терлись, будто уговаривая, слегка тыкались в нее носом. Но вскоре она почувствовала, как их коснулась какая-то влага, это его язык высунулся, чтобы еще больше пробудить в ней чувства. И все же Гермиона покорилась ему. Наконец она почувствовала, как его язык скользнул между губами, проникая в нее, ища ее собственный. Найдя его, он начал дразнить Гермиону, начал играть с ней, все равно доставляя ей такое глубокое и тонкое удовольствие, что она совсем не хотела, чтобы оно заканчивалось. Это было настолько далеко от их горячечной, отчаянной связи в парке, насколько вообще это было возможно. И так они и остались, время текло, их рты, губы и языки сливались в мягком и чувственном исследовании друг друга, как будто в первый раз. Он так и не отпустил ее лица, но и не сжимал его сильнее. Они вообще так и не сошли со своих мест. После того, что казалось часами или просто минутами, они в конце концов отстранились друг от друга. Люциус все еще стоял, по-прежнему прижимаясь лбом к ее лбу. — Привет, — это был выдох, тихий шепот. — Привет, — ответила она с улыбкой. — Ты голодна? — Да... — Любишь гребешки? — Да... очень. — Как удачно. Значит все в порядке...