Ощущение вкуса

Вернувшись домой, Гермиона застала детей в ванне. Когда она открыла дверь, до нее донесся звонкий смех Роуз и отчаянные повизгивания ее брата. Она почувствовала облегчение оттого, что это заставило ее улыбнуться, даже захотелось тут же подняться наверх и посмотреть на них. Поставив сумку, Гермиона поднялась по лестнице. — Мамочка! — вся мокрая, прежде чем Рон успел накинуть на нее полотенце, Роуз тут же вылезла из ванны и бросилась обнимать ее. — О-ой-ой! Ты же вся мокрая... — рассмеялась Гермиона. Но это не имело значения. Она опустилась на колени и обняла дочку так крепко, что девочка даже вскрикнула, когда у нее перехватило дыхание. — Мама! Я не могу дышать! — хихикнула с преувеличенным страданием Роуз. Мать ослабила хватку и вместо этого осыпала ее поцелуями. — Прости, милая. Вы хорошо провели вечер? Роуз гордо кивнула. — У меня была домашнее задание! Раскрасить рисунок. Папа сказал, что это великолепно. И еще я не закончила читать. Ты меня слышишь? — Конечно. Давай, почисти зубы, и укладывайтесь спать. Сосредоточенный диалог с Розой помог Гермионе отвлечься от Рона. Тот стоял рядом, скрестив на груди руки. Она медленно встала и слабо улыбнулась. — Извини, что опоздала. Все в порядке? — Да. Тете Джейн уже лучше? — Да, немного... — Гермиона повернулась и широко улыбнулась Хьюго, все еще плескавшемуся в воде. — Как поживает мой малыш? — глядя на нее, сын просиял. — Лучше? Но сейчас она до сих пор больна, — голос Рона был очень ровным, хотя Гермиона и напряглась, продолжая преувеличенно улыбаться сыну. — Ну, ты же знаешь, что после заражения вирусом организм ослабевает и становится более открытым для дальнейшего заражения. — Ты говоришь, как чертов терапевт! Она фыркнула. — Не ругайся при детях. — Знаешь, Кейт была немного раздраженной, когда я забирал детей. — Мне очень жаль. Я ей перезвоню. Рон вздохнул. — Прости, дорогая, но я, кажется, совсем не вижу тебя теперь, когда ты вернулась на работу. Я думал, у тебя по средам выходной. — Да, но ты знаешь, время просто будто съедается всеми этими мелочами, — Гермиона помолчала и добавила: — Мне очень жаль. — Я не знаю, что мы будем делать с ужином. Может, возьмем что-нибудь на вынос? — Нет, все в порядке. Я приготовлю пасту или что-нибудь еще. Рон удивленно улыбнулся, поглаживая ее по спине. Это напоминало о прошлом. — О, конечно, — кивнул он. — Это было бы замечательно, — теперь жена редко готовила по вечерам. Потом они оба занялись укладыванием детей спать. И Гермиона была благодарна судьбе за то, что смогла обратиться к Роуз и Хьюго, а не к мужу. Когда свет погас, она поспешила вниз даже впереди Рона и налила себе большой стакан риохи. Она чувствовала, что уже скучает по Люциусу. И, хотя уютная близость дома и семьи обеспечивала ей ровный, стабильный пульс, она все равно скучала по нему. Тело словно стонало от его отсутствия. Она отхлебнула из стакана и невольно всхлипнула. Но скоро слегка захлебнулась, когда вино застряло в горле. Гермиона тяжело оперлась о стойку, ту самую, к которой она прислонялась несколько недель назад, когда Люциус ласкал ее ртом. Сжав кулаки, она оттолкнулась и подошла к холодильнику, вытаскивая бекон, помидоры и лук. Приготовление пищи несколько отвлекло ее. Завтра она будет должна доложить Шеклболту о своих находках в Кастерфорде. И все еще не решила, что же именно ей сказать. Она скажет правду, что казалось профессиональным. В конце концов Люциус же был прав. Из разговора в пабе почти ничего нельзя было извлечь. Его уверенность успокаивала. Гермиона чувствовала, что может сделать свою работу, а он останется в безопасности. Они с Роном поели молча, хотя беседа между ними ничем не отличалась от обычной. Это была просто утомленная, случайная беседа давно живущей вместе пары. Рон тренировал сейчас группу начинающих игроков в Уэльсе, и постоянные поездки туда-сюда утомляли его. Инстинктивно Гермиона забеспокоилась. — Почему бы тебе завтра не воспользоваться камином? — Мы встречаемся в горах. Никаких чертовых каминов, представляешь? — А портключи есть? — Если б были, мы бы ими воспользовались, — Рон пожал плечами, отправляя в рот ложку тальятелли. Когда они закончили, Гермиона взяла его тарелку и подошла к раковине. — А что-нибудь на сладкое у нас есть? — несколько недовольно спросил он. — Нет, ты можешь взять немного фруктов, если хочешь. Он издал плохо замаскированный недовольный возглас и громко зевнул. — Тебе лучше лечь пораньше. У тебя уставший голос. Она стояла у раковины, повернувшись к мужу спиной, когда услышала скрип отодвигаемого стула. — Да, я устал... но не настолько измотан, — его руки обхватили Гермиону за талию и притянули к себе. Она уже чувствовала, как он крепко прижимается к ней. С внезапным отвращением, которое почему-то пугало, она вдруг ощутила, что ее тошнит, и сглотнула, чтобы справиться с ним. — Рон... — Так хорошо пахнешь, малышка... ну же... это было так давно. — Рон, на самом деле, у меня был такой длинный день, — она попыталась дотянуться до другой тарелки, но он убрал ее руки и развернул к себе, чтобы засунуть язык прямо ей в рот. Гермионе пришлось заставить себя не отстраниться от него с отвращением. Ее реакция на ощущение его тела была такой же мучительной, как и само ощущение. — Хочу тебя, хочу тебя... очень, Герм, хочу, чтобы ты поласкала меня ртом, пожалуйста, хочу кончить тебе в рот... ну же, поласкай, пожалуйста, — он толкал ее вниз, мягко, но настойчиво. Гермиона опустила глаза и увидела его бледный, но уже набухший член, торчащий из расстегнутой молнии. От этого у нее скрутило живот, мысль о том, чтобы взять его в рот, вызывала отвращение. — Рон, нет... только не это, только не сейчас... Я просто не в настроении... просто... ты же можешь... просто давай трахнемся нормально, хорошо? Рон застонал от разочарования, но когда жена легла на кухонный пол и задрала платье выше колен, альтернатива показалась ему соблазнительной. Его глаза расширились. — Черт возьми, Герм, с каких это пор ты перестала носить нижнее белье? Она совсем забыла. — О, я просто... собиралась надеть чистое, когда вернулась домой, но забыла. Извини. — Не надо, черт возьми, извиняться... Боже, милая, ты потрясающая. Черт, я сейчас кончу, дай мне только войти. Он грубо раздвинул ей ноги и вошел внутрь. Рон находился явно не в настроении быть нежным и внимательным. Он бестолково толкнулся в нее, и Гермиона ощутила, что их положение на жестком кухонном полу в любом случае делало невозможным для нее наслаждение этим опытом. Они с Люциусом занимались любовью где угодно: на столах, у дверей, на лестнице. И как бы ни было неудобно окружение, с ним она всегда испытывала полное наслаждение. Сейчас она не могла припомнить, когда испытывала такой дискомфорт. Всегда ли нормально у нее было с мужем? Гермиона знала, что это не так. Рон взял грудь и сильно потер ее, сжимая сосок. — Ты ведь иногда любишь, чтобы было грубо, да, детка? Я знаю. Тебе нравится, когда тебя берут на полу, а? На холодном и твердом полу? — он погружался в нее, заставляя обнаженный позвоночник Гермионы тереться о ледяные плиты пола. Он пытался. И несколько лет назад это бы возбудило ее. Но не сейчас... Сейчас ей хотелось плакать. Она желала быть с Люциусом. Гермиона застонала, надеясь, что если убедит его в своем собственном оргазме, то он быстрей кончит. — О, как хорошо, очень хорошо. Сильнее, Рон, сильнее. К несчастью, он подчинился, толкнув ее так сильно, что она проехала по полу, ударившись головой о ножку стула. — Ай, черт! — прошипела она. Но Рон услышал возглас, как еще один звук удовольствия. Гермиона превратила свой крик в долгий притворный стон театрального оргазма. Услышав его, муж кончил, сильно и глубоко выстреливая в нее. И ее сразу же возмутило присутствие его семени внутри себя. Потом тяжело дышащий Рон рухнул на нее сверху. Гермиона скорчила гримасу, отчаянно желая, чтобы прошли те несколько секунд, прежде чем она смогла бы оттолкнуть его, при этом не отталкивая слишком уж явно. Но Рон никуда не спешил. — Рон... не мог бы ты... а то здесь холодно... — Тебе неудобно, да? Спасибо, сладкая, ты такая красивая сегодня. Впрочем, как всегда, — он нежно поцеловал ее в щеку и резко отстранился, вставая и удовлетворенно потягиваясь. Чувство вины затопило Гермиону, но все же она быстро встала и отправилась в душ, с силой включая воду в надежде, что та смоет все, что было в ней сейчас не Люциусом. А когда вода хлынула ей на лицо, Гермиона почти не заметила, что вместе с ней по лицу текут и слезы. ______________________________________________________________________________ Когда на следующее утро она вошла в кабинет министра, Кингсли Шеклболт тщательно закрыл дверь. — Гермиона, садись, как там Кастерфорд? — Прекрасно. Деревушка совершенно обворожительна. А ты был там? Шеклболт ухмыльнулся, вопросительно глядя на нее. Он не ожидал, что Гермиона прокомментирует эту небольшую деревеньку. — Да, был. Правда, много лет назад. И уже не очень хорошо ее помню. — Кастерфорд — красивое местечко Озерного края, которое и магглы иногда могут увидеть. На самом деле немного похожее на Бригадун. — Бригадун? — Деревня, которую можно увидеть только раз в сто лет. Она была зачарована. Шеклболт усмехнулся, с любопытством глядя на нее. — Ты явно знаешь о магловском фольклоре больше, чем я. Итак, Гермиона... ты понимаешь, что меня волнует больше всего — что именно ты обнаружила там? Она знала, что не должна колебаться. — Там был паб. Из деревни, довольно далеко пешком вверх по склону холма. Не очень дружелюбное место, если честно, совсем не похожее на атмосферу в долине. Но хозяин говорил достаточно свободно. Он сказал мне, что туда заходил человек, похожий по описанию на Кресвидьева, который разговаривал с одним из жителей деревни по имени Руфус Мурстоун. — А хозяин знал фамилию Кресвидьева? — Нет. Но он описал его достаточно ясно. Вот — я записала точные слова хозяина, — она подождала, пока Шеклболт изучит документ. — Ты уже пообщалась с Руфусом Мурстоуном? — Нет, но знаю, что он довольно явно деградировал. Еще перед первой магической войной. Однако ему всегда удавалось избежать каких-то подозрений. Мы никогда ничего не могли на него повесить... — Ходили слухи, что он слишком некомпетентен для Волдеморта, — проговорил Шеклболт. — Но мы не спускали с него глаз. Хотя, в последние годы и могло что-то ускользнуть. Что-нибудь еще? Гермиона заколебалась, и с трудом глотнув, выдавила из себя: — Да... — Продолжай. — По словам хозяина, один раз к ним присоединился еще один человек. Не местный. — Хозяин паба дал тебе какое-нибудь его описание? — Да. — И что же? — Хорошо воспитанный, явно богатый. Одет полностью в черное. Светлые волосы. Высокий. Глаза Шеклболта сверкнули, и он подался вперед. — Продолжай. Хозяин паба сообщил тебе еще какие-нибудь подробности? Гермионе удалось скрыть дрожь. — Он сказал, что узнал его. — Он назвал тебе имя? — Гермиона никогда не слышала такого предвкушения радости в голосе Шеклболта. Гермиона с трудом подавила подступившую к горлу желчь и постаралась выплеснуть ее как можно быстрее. — Это Малфой. Шеклболт ухмыльнулся — широкой, радостной ухмылкой, от которой у Гермионы скрутило живот. Еще никогда она не видела его таким самодовольным. — Боже мой... похоже, леопард все-таки не может перекраситься... Черт, горбатого могила исправит. Министр удовлетворенно вздохнул и трижды постучал палочкой по столу. Тут же вошла секретарша. — Пригласи сюда на три часа дня Люциуса Малфоя. Никаких вопросов, никаких оправданий. Скажи ему, что это повестка из Министерства магии. Гермиона вся горела. Она была уверена, что это даже слегка заметно по ее лицу и поэтому уставилась в землю. — Ты молодец, Гермиона. Я знал, что смогу на тебя положиться. Малфой никогда не будет держать себя в рамках порядочного человека. Старые привычки умирают с трудом. Я знал, что рано или поздно он вернется в Азкабан, и вернется, пока я еще буду на своем посту. — Но мы не знаем, о чем они говорили... Шеклболт усмехнулся. — Я знаю его. Малфой — мастер притворства и обмана, но меня ему не обмануть. Он сгниет в тюрьме, где ему и место, и все его чистокровные ценности сгниют вместе с ним! Гермиона подумала, что ее сейчас стошнит. Дело было не только в том, что ее возлюбленному грозила страшная опасность, но и во внезапной ненависти, вспыхнувшей в глазах Шеклболта. Ее мир рушился на глазах. Шеклболт снова обратился к ней: — Это все, подождем, пока Малфой не придет. Иди, пообедай, Гермиона. Увидимся здесь в три часа. Отлично выполненная работа, просто отлично, — он наклонился и пожал ей руку. — Вместе мы уничтожим этого ублюдка. Гермиона вырвала кисть из его хватки и быстро вышла из кабинета. Она так ничего и не поела. Просто сидела в своем кабинете, тупо уставившись на аккуратные ряды книг на стене, тело ее дрожало от беспокойства, а разум был затуманен, не в силах найти ни проблеска света. Она отчаянно хотела увидеть Люциуса, едва могла дождаться трех часов, но в то же время боялась этого, почти желая, чтобы секундная стрелка перестала тикать. Она не могла откладывать неизбежное, и когда почувствовала, как время приближается, кожу начало покалывать от тошнотворного возбуждения. Без пяти три, неохотно двигаясь, она направилась в комнату для допросов, и ноги ее подкашивались. Ведьма в очках, сидевшая в большой приемной перед кабинетом министра, подняла голову, и ее глаза пренебрежительно скользнули по Гермионе. — Кабинет шесть, мисс Грейнджер. Министр ждет. — Спасибо. Каблуки Гермионы застучали по строгим плиткам, и их резкий стук только усиливал неотвратимость ее долга. Она медленно открыла дверь. Перед ней за длинным пустым столом, скрестив на груди руки, сидели Шеклболт, Бернард Андерхилл, глава магического правопорядка, и Пруденс Фэйркрофт, которая была офицером по международным магическим связям. Малфоя еще не было. В конце стола нашлось свободное место и для нее. — Входи, Гермиона. Садись. Поначалу все молчали, потом Фэйркрофт повернулась к ней и выдавила из себя короткую улыбку, которая тут же исчезла, как только появилась. — Поздравляю, мисс Грейнджер. Настоящий переворот — получение информации, которая в конце концов должна привести Люциуса Малфоя к гибели. Гермиона сосредоточила взгляд на своих бумагах. Минуты незаметно, но безостановочно тикали. Наступило и прошло три часа. Гермиона изо всех сил старалась дышать как можно тише. Атмосфера комнаты давила на нее, а тела рядом с ней словно высасывали ее независимость. Шеклболт фыркнул. — Чертов Пожиратель. Если он не появится тотчас, то сегодня же вечером окажется в Азкабане. В восемь минут четвертого дверь внезапно распахнулась, и в комнату вбежала секретарша с раскрасневшимися щеками. — К вам Люциус Малфой, министр. Солидная фигура Малфоя ворвалась в комнату следом, прямая и высокая. Он даже не взглянул на Гермиону. — Министр Шеклболт. Как приятно снова видеть вас. — Вы опоздали, Малфой. Вас вызвали на три часа. — Приношу свои извинения. Я был со своим портным. Он немного повозился с обмером моих бедер. Шеклболт сверкнул глазами. А Пруденс Фэйркрофт издала сдавленный сухой кашель. — Будьте добры, отдайте вашу палочку мисс Грейнджер. Гермиона вскинула голову. Без малейшего намека на узнавание, но с плавной грацией, которая поразила ее, Люциус сделал шаг вперед и протянул ей змеиный набалдашник своей трости. Ее рука неуверенно поднялась и обхватила серебряную рукоятку, теплую и гладкую от его прикосновения. Гермиона забрала у него трость, тяжело сглотнула, и живот ее перевернулся. Она положила ее рядом с собой, прислонив к ноге. — Садитесь, Малфой. Малфой элегантно сдвинул мантию в сторону и опустился на деревянный стул напротив. — Вы знаете Бернарда Андерхилла из департамента магического правопорядка, Пруденс Фэйркрофт из отдела международных связей и Гермиону Грейнджер, тоже из департамента правопорядка. Малфой обвел взглядом ряд чиновников, едва взглянув на Гермиону. Она опустила голову. — Вы когда-нибудь бывали в Кастерфорде, мистер Малфой? — начал Андерхилл. — Да. — Милое местечко, да? — Приятная провинциальная деревушка. — Вы там кого-нибудь знаете? — продолжил спрашивать Андерхилл. — Не особенно. — Вы когда-нибудь вели там дела? — прервал его Шеклболт. — Я предлагаю вам говорить немного яснее, министр. — Вас видели в Кастерфорде, как вы беседовали с Иваном Кресвидьевым. Малфой ничуть не колебался, голос его прозвучал так же ровно и спокойно, как и всегда. — Это неудивительно, потому что я действительно был в Кастерфорде и беседовал с Иваном Кресвидьевым. Наступила мертвая тишина. Пальцы Пруденс Фэйркрофт быстро вертели зажатый в них карандаш. — Почему бы вам не высказать свое мнение о Кресвидьеве, мистер Малфой? — спросил Андерхилл. — Он — умный человек. Очень опытный волшебник. Похоже, набирает силу в Восточной Европе. — А откуда он знает вас? — Он просил о встрече со мной. — А вам известна его репутация? — холодно спросил Шеклболт. Люциус просто поднял бровь, но ничего не сказал. — Он такой же защитник чистокровных ценностей, как и вы. Вплоть до совершения преступлений ради их сохранения. В этом он даже похож на Волдеморта. Малфой рассмеялся низким пренебрежительным смехом. — Насколько я могу судить, ему потребуется немало времени и усилий, чтобы добиться чего-то подобного! У него слишком мало связей, совсем мало сторонников и практически нет средств. — Возможно, с вашей помощью он сможет развиться. — Дни моего увлечения темными искусствами давно прошли, министр. Я не испытываю никакого уважения к этому человеку. Я провел год в Азкабане, и у меня нет никакого желания возвращаться туда. — Тогда зачем вы с ним разговаривали? — Как я уже сказал, он хотел меня видеть. Я думал, что это разумно, уважить его... Никто не хотел бы оказаться на неправильной стороне у такого предводителя. Мне было просто любопытно, вот и все. — Вы же знаете, что говорят о любопытстве, мистер Малфой? Губы Люциуса растянулись в легчайшем намеке на улыбку. — К сожалению, я не знаком с магловским фольклором... Гермиона не смогла сдержать дрожь удовлетворения, пробежавшую по ее телу от его иронии. — Почему вы не сказали нам, что обсуждали что-то с ним? — Ну, я же говорю сейчас... — Он признан темным магом, Малфой. Конечно, человек в вашем положении предпочел бы держаться подальше от таких людей. — Похоже, что к этому небольшому допросу привело скорее ваше предубеждение, чем моя вина. Мне нечего скрывать. Я волен беседовать с кем пожелаю. — Что вы ему пообещали ему, Малфой? — Пообещал? Ничего. И ничего ему не дал. Мы просто разговаривали, в основном о прошлом. Он интересовался моим пребыванием под властью Темного Лорда. Я пойду даже дальше, министр. Конечно, последние десять лет моей жизни должны были убедить вас в том, что я абсолютно непричастен. У меня нет времени на каких-то мелких чародеев, занимающихся магией, которой даже не понимают. Шеклболт резко вдохнул, его глаза вспыхнули. Упрямство Малфоя приводило его в бешенство. — Уверяю вас, мистер Малфой, вас будут тщательно проверять. Если мы найдем что-то необычное в ваших финансовых делах, в том, с кем вы теперь общаетесь — вы вернетесь в Азкабан прежде, чем сможете сделать следующий вдох. — Очаровательно, — в глазах Люциуса не было и капли той уравновешенности, с которой он говорил. — Вы еще не спросили, что именно он мне сказал. Ноздри Шеклболта раздулись. — И что же он тебе сказал, Малфой? — Имена, планы... возможно, в данный момент он и не обладает большой властью, но вы правы, он определенно хочет ее и имеет для этого потенциал. Он говорил со мной свободно, сообщал мне информацию совершенно открыто: информацию, которая могла бы быть вам полезна. Шеклболт поежился. Все шло не совсем так, как он хотел. — Почему я должен доверять тебе, Малфой? — Смотрите, министр... Я уже больше десяти лет держу себя в руках. С какой стати мне подвергать опасности все, что создал, только для того, чтобы снова разрушить это ради кого-то, кто не имеет реальной перспективы на какое-либо влияние? Да, я встречался с известным темным магом. Бросьте меня за это в тюрьму, если хотите. Но я встретился с ним по его просьбе, не оказал ему никакой помощи и добыл от него сведения, которые могут оказаться очень полезными для вас. Конечно, если мы сможем прийти к какому-то соглашению. — Я не собираюсь торговаться с тобой, Малфой. — Торговаться? О, я бы назвал это просто... взаимовыгодным диалогом. Гермиона сжала змеиную голову так, что побелели костяшки пальцев. Он ни разу не взглянул на нее. Ее пальцы сжались под открытой челюстью змеи, и она уколола один из них острым клыком. Из него потекла кровь. Но Гермиона даже не заметила этого. Шеклболт вздохнул. — Я не могу задерживать тебя здесь, Малфой. Как бы мне ни было неприятно отпускать тебя. Ты дашь показания, подробно описав свой разговор с Кресвидьевым. А потом, я полагаю, сможешь уйти. Но не думай, что ты сорвался с крючка, — голос Шеклболта был низким и опасным. Его тон даже расстроил Гермиону ничуть не меньше, чем слова. В этот момент дверь открылась после быстрого стука, и вошла секретарша. — Министр, могу я напомнить вам о встрече с магловским премьер-министром на Даунинг-стрит? — Да, я уже еду, Синтия. Бернард, ты ведь присоединишься ко мне для этого, не так ли? Андерхилл кивнул и встал. — Я тоже должна идти, господин министр. Нужно срочно разобраться с посланием из Вашингтона, — объявила Фэйркрофт, тоже вставая. — Гермиона, мне очень жаль, но нам придется уйти. Могу я попросить тебя взять показания у Малфоя? Передай их моей секретарше, когда закончишь. Это просто вопрос записи того, что обсуждалось сегодня, — Шеклболт выпрямился и подошел к Люциусу, который тоже встал, будучи почти на полголовы выше министра. — Не думай, что тебе сойдет это с рук, Малфой. Ты нам все расскажешь. А мы будем следить за тобой, попомни мои слова. Мы будем следить за каждым твоим шагом, — он наклонился вперед, и его слова были слышны только Люциусу. — Клянусь, теперь ты не сможешь даже помочиться без моего ведома. — Как приятно знать, что министерство находится в безопасности, будучи в руках кого-то столь утонченного и красноречивого, — протянул Малфой, уголок его губ скривился, но глаза холодно застыли, когда он уставился на Шеклболта. Все трое вышли, закрыв за собой дверь. Гермиона осталась сидеть, все еще сжимая его трость. Он посмотрел на нее сверху вниз. — Что ж... будет лучше, если вы и впрямь возьмете с меня показания, мисс Грейнджер. Люциус снова опустился на стул и принялся ждать. Прислонив трость к столу, она начала оформлять свидетельские показания. Сначала формально и должным образом они заполнили анкету. Гермиона задавала вопросы, он отвечал так же взвешенно и точно, как и положено на любом допросе. Он действительно называл имена и детали идей, которые якобы пришли в голову Кресвидьеву. И Гермиона не стала спрашивать, выдумка это или нет. После получаса торжественной сосредоточенности она пододвинула к нему пергамент и протянула перо. — Распишись здесь. Она смотрела, как его рука подписывает страницу: Люциус Абраксас Малфой. Дрожь какого-то восхитительного жара пробежала по ее коже. Гермиона встала, взяла его трость и обошла вокруг стола. Помедлив, она протянула ее ему. — Ты свободен и можешь идти. Люциус посмотрел на нее, его глаза горели, а уголки губ чуть приподнялись. Она дышала так глубоко, что это даже причиняло боль, внутренности так скрутило от какого-то напряженного желания, что она едва могла стоять. — Сядь на стол. Сначала она не могла пошевелиться. Он наклонил голову, чтобы напомнить ей о своих словах, и на мгновение перевел взгляд на стол позади нее. Гермиона резко сглотнула, но вернулась к столу и села на него. Он шагнул ближе и протянул ей трость, не выпуская ту из рук. — Мы не можем использовать магию в этой комнате. Ты должна молчать. Откинься назад. Она сделала это тотчас, чувствуя, как по бедрам неспешно растекается похоть. Он медленно поднес трость к ее губам, расположив ту горизонтально. — Держи ее обеими руками, с каждого конца... открой рот... она заставит тебя молчать. И вложил трость Гермионе в зубы. Твердое лакированное дерево коснулось губ, и рот ее открылся, Гермиона сжала ее зубами, пробуя языком гладкость древка. Люциус издал негромкий вздох, прежде чем соскользнуть по ее телу вниз, а руки его настойчиво задрали юбку. Люциус опустился на колени между ее ног и приподнял одну из них, на мгновение проведя по ней языком, прежде чем положить на плечо. Потом то же самое проделал и с другой. Гермиона с силой вцепилась зубами в деревяшку, и голова закружилась в безумном предвкушении. И вот наконец... он, то, что было самим смыслом ее существования: язык Малфоя одним широким и жестким касанием скользнул по ней, от влагалища до клитора. Она подавила крик, прижавшись к твердой трости у себя во рту. Люциус продолжал вылизывать ее. Нос силой толкался ей в клитор, в то время как его язык погружался в нее все глубже и глубже, словно бы ввинчиваясь так далеко в плоть, как только мог дотянуться. А потом его пальцы, крепкие и длинные, впились в ее задницу. Гермиона затрясла головой, постукивая тростью по столу. Малфой хмыкнул от удовольствия и еще сильнее вошел в нее, поглощая все, что мог. Гермиона прижала бедра к голове Малфоя, будто желая захватить его навсегда, желая поглотить его своим телом, всосать, впитать его полностью в свое существо. Когда Люциусу становилось неудобно, он просто наслаждался процессом. В какой-то момент ему пришлось оттолкнуться, чтобы сделать судорожный вдох. — Если бы я мог разлить тебя по сосудам, женщина, я бы это сделал. Я бы разлил тебя по бутылкам и носил с собой вечно. Я бы выпил тебя вместо воздуха, — он снова нагнулся, облизывая и лаская, и зубы его снова казались острым напоминанием о двойственности его существования. Она прижалась крепче, чувствуя, как эти зубы покусывают ее клитор, достаточно, чтобы вызвать какую-то восхитительную боль. Гермиона закричала, хотя трость и мешала, и глаза ее начали слезиться. А потом, засунув пальцы ей в анус, он ввел большой из них во влагалище и облизнул клитор языком, чем довел ее до самого тяжелого оргазма, какой она только могла припомнить. Лежа навзничь на жестком столе министерской комнаты для допросов номер шесть, сжимая в зубах трость Малфоя, Гермиона содрогалась от этого, и тело ее неудержимо дрожало. Люциусу пришлось удерживать ее одной рукой, внезапно брошенной на бедро. Ее стон был пойман деревом его трости, и зубы вонзились в него, оставляя отметины. Это было восхитительно. А потом Люциус остановился и повернулся, чтобы уйти. Он вдруг ощутил настоятельную потребность уйти, прекрасно понимая, что кто-угодно может войти в кабинет в любой момент. Член его почти горел от отчаяния, но он поднялся, выдернул трость из ее хватки и повернулся в сторону двери. Но не смог уйти далеко. Услышав разочарованный стон и обернувшись, он увидел Гермиону, которая с трудом выбралась со стола и почти ползла к нему. Она добралась до него прежде, чем он успел открыть дверь, и Люциус обнаружил, что уже прислоняется к этой двери спиной, а Гермиона быстро опускается на колени, немедленно выпуская наружу его набухший член. Прежде чем он успел понять, что происходит, она уже отчаянно смаковала его так же, как сам он поглощал ее лишь несколько мгновений назад. Люциус замер. Голова его невольно откинулась назад, глаза закрылись, и со стоном, громче, чем мог контролировать, он отдался ее ласке. Она не заняла много времени. Гермиона трудилась над его членом, как одержимая, принимая его глубоко в горло, затем выпуская в свой голодный рот, жестко и твердо скользя языком по головке. Ее руки крепко держали его яйца, перебирая тяжелый мешочек. Он больно вцепился пальцами в ее волосы, словно хотел заставить ее ласкать себя с еще большим пылом. Люциус хотел видеть, больше всего он хотел сейчас увидеть, как она берет его. Когда он почувствовал, что эта неудержимая струя семени вот-вот вырвется из него, он грубо оттащил ее голову. — Открой рот! Ее рот широко раскрылся, словно приглашая его войти. Он мощно кончил, побеги густого белого семени ударили ее по языку, щекам, губам, и каждый рывок вырывался из Малфоя с какими-то почти болезненными стонами. Гермиона отстранилась, инстинктивно облизывая семя вокруг рта, хотя она еще и прилипала к щекам и подбородку. Тяжело дыша, она сделала шаг назад, оправилась и собрала остатки его спермы, жадно обсасывая пальцы. — Обещай мне, что мы никогда не остановимся, — выдохнула она. Люциус тоже приводил себя в порядок, поправляя мантию. Он выпрямился во весь рост и снова потянулся к ручке двери. — Обещаю... Его слова оказались прерваны. С одним коротким стуком дверь распахнулась, и в нее из приемной шагнула секретарша. — Мисс Грейнджер, вы уже закончили? Кабинет необходим для еще одной встречи... Гермиона вздохнула, попрощаться с Люциусом ей так и не дали. Синтия не двинулась с места и протянула Гермионе руку. — Это и есть заявление? Я возьму его. Вы можете идти, мистер Малфой. Мисс Грейнджер, министр попросил вас просмотреть со мной некоторые документы, прежде чем вы уйдете. Мы сделаем это сейчас, хорошо? Гермиона наконец перевела взгляд на секретаршу. — Если нужно, то, конечно, посмотрю... — Синтия будто ощетинилась под ее взглядом. А когда она протянула Гермионе стопку пергаментов, Люциус скользнул в дверь и исчез.