Верни мне мою любовь

Холодно. Темно. Сыро. Что это за место? Неужели, банальный подвал? Нет, не может быть. Погодите, есть какой-то запах. Знакомый. Настолько знакомый, что даже приносит некое ощущение покоя. Это… это запах человека, и Гоголь узнал его, принюхавшись. Гуро, это запах Гуро. — Что…? Что происходит? Переборов себя, Гоголь открыл глаза. Поначалу он ничего не мог разглядеть в кромешной темноте, но сырость и холод подсказывали, что он все же находится в подвале. Писатель попытался встать, но тело отозвалось мучительной ломотой и тяжестью. Голова сильно болела, а затылок пек с особой силой. Постепенно глаза начали привыкать к темноте, и вот уже рядом стали вырисовываться некоторые силуэты. Стол? Да, там в углу стоит стол. И еще что-то. Возможно, стул, но Николай не был уверен. Он пытался восстановить события последних дней. Сначала, он был дома, потом, предупредив Якима, отправился к Александру Сергеевичу на запланированную тренировку. Но на нее он так и не дошел. Да, теперь Гоголь вспомнил, почему. Он опустил глаза и увидел, что лежит на красном пальто Якова Петровича. — Вот, откуда чувствуется его запах. На несколько секунд боль во всем теле будто исчезла: пропала головная боль, ломота и тяжесть. Стало намного спокойнее, по телу будто потекла уверенность, но всего лишь на несколько секунд, пока запах Гуро окутывал Гоголя с головы до ног. Как только он исчез, эйфория тут же спала. Вновь стало зябко и холодно. Николай хотел встать, попытаться сделать хоть что-то, дабы прояснить ситуацию, однако, двинув ногой, он понял, что закован в цепи. Проследив ее направление, Гоголь добрался до стены. Он был прикован цепью к стене. Паника и страх разрастались в душе Николая, словно вредоносные грибы. Как бы писатель не пытался от них избавиться, выходило это плохо. Со страху он начал биться в агонии, пытаясь сорвать цепи и хоть как-то освободиться. Но цепи, словно посмеиваясь в ответ на его бессмысленные попытки, лишь громко звенели. Гоголю казалось, что вместо звона он слышит чей-то злорадный, скрипучий смех. Вдруг из ниоткуда появился луч света. Он становился все больше и больше. Николай пытался отгородиться от него ладонью, столь яркий свет неприятно колол глаза. На фоне света вырисовалась темная фигура. И, если бы не трость, Гоголь никогда не признал бы в пришедшем Якова Петровича. Тот немного помедлил, но все же вошел. Послышалось шуршание, и в скором времени Гуро зажег свечи. В комнате стало намного светлее. Николай Васильевич воспользовался шансом осмотреться: теперь он был полностью уверен, что находится в подвале. В углу действительно находился стол, а рядом с ним стоял стул. Кроме этого тут еще был маленький склад садовых приборов, таких как грабли, тяпки, лопаты. Или это все вовсе не для сада.? Гуро не мешал Николаю осматриваться. Лишь коротко спросил: — И как вам обстановочка? Гоголь поднял на него глаза, полные непонимания, но в глазах Якова была только его привычная язвительность и уверенность. Хотя, было что-то еще, чего Николай пока не мог разобрать, возможно, из-за недавнего удара по голове. — Ах, простите за это, — заметив, что Гоголь не может избавиться от болезненных ощущений, сказал Гуро, — у меня не было другого выхода. — Зачем вам это? — Мой знакомый врач осмотрит вас. Вдруг я перестарался и невзначай ударил вас сильнее, чем надо было, — тараторил Яков Петрович, не обращая внимания на вопрос Николая, — а теперь, мой дорогой, будьте добры не сопротивляться. — Что.? — непонимающе мотнул головой писатель, но Гуро уже не слушал его. Он достал из кармана брюк маленький ключик, чтобы снять оковы с ноги Гоголя. Приподняв немного штанину писателя, он увидел растертую в кровь лодыжку. — Ну, что же вы так, Николай. А вот сидели бы смирно, и не было бы так больно. В его голосе слышался и упрек, и ласка одновременно. Гоголь молчал. Гуро снял оковы и со вздохом взял писателя под руку, потащив к выходу. Собрав последние силы, Николай замахнулся и попытался ударить Гуро по голове. Однако слабость дала свое, реакция замедлилась и прежде, чем Гоголь успел понять, что пошло не так — Яков уже повалил его на пол, намерено ударив писателя головой еще раз. — Скажите спасибо, что я не достал клинок, — угрожающе прошипел Гуро. В ответ послышался лишь стон, полный боли, — предупреждал же: будете себя хорошо вести, Николай, и больше не пострадаете. Я ведь для вас стараюсь. Гоголь пытался сосредоточиться, но это было куда сложнее, чем могло показаться на первый взгляд. Перед глазами все плыло. — Вот теперь у вас точно сотрясение, — металлическим голосом констатировал Яков Петрович, — поднимайтесь. Он снова резким движением поставил Николая на ноги. -И постарайтесь больше без шуточек, в следующий раз я точно не ограничусь подножкой. Гоголь понял, что сопротивляться бесполезно, по крайней мере, сейчас. Он должен разузнать, зачем Гуро его сюда привел и зачем вообще похитил. В голове Николая неожиданно для него самого пробежала мысль: — Александр Сергеевич, рассчитываю на вас… После этого он молча последовал за Гуро. Яркий свет другой комнаты ослепил писателя еще сильнее. За дверью было в разы светлее. Через время он уже смог разглядеть узкий коридор с множеством дверей. Из подобной вывели и его самого. Когда они проходили мимо ближайшей двери, послышался протяжный стон. Гоголь невольно вздрогнул и обернулся на источник звука. Но Яков Петрович с удвоенной силой потащил его дальше, не дав даже прислушаться. — Кто там? Кого вы там держите? — удивленно спрашивал Николай. Но Гуро молчал и лишь сильнее тащил его вдоль коридора. Из той же комнаты вдогонку послышался еще один стон. Гоголю он явно не понравился. Через некоторое время они подошли к лестнице, что вела наверх. Ноги Николая заплетались, поэтому Гуро приходилось тащить его чуть ли не на себе. Обстановка в этом месте была куда приятнее, чем в подвале. Они вышли на первый этаж, где было тепло и сухо. Камин был хорошо растоплен, на полу лежали ковры. Было светло и даже уютно. Но Гоголь не чувствовал этого в полной мере, ведь был, по факту, пленником. Дабы не усложнять обстоятельства, Яков Петрович открыл первую попавшуюся дверь и втолкнул туда Николая, кинув ему в руки свое красное пальто. — Побудьте пока здесь, и не усложняйте себе жизнь, Николай Васильевич. Тогда и проблем не будет. К вам скоро придет доктор. Гуро тут же захлопнул дверь и закрыл ее на ключ, оставив растерянного Гоголя в одиночестве. Спустя три минуты полного ступора, Николай Васильевич стал осматриваться. У него болела каждая клеточка тела, поэтому единственным его желанием сейчас было прилечь или хотя бы присесть. На удивление писателя здесь было все для этого. Аккуратно убранная комната была хорошо обставлена. Не считая кровати, тут был стол со стульями, умывальник, зеркало, ковер и даже шкаф. Вот только Гоголю он вряд ли понадобится. Внимание писателя привлекло задернутое шторами окно. Он подумал, что было бы неплохо узнать день сейчас или ночь. Как долго он вообще пробыл в подвале? Стараясь не упасть и не споткнуться, что выходило довольно плохо, Гоголь подошел к шторам и с силой одернул их. Солнечный свет залил комнату, был самый разгар дня. В душе вдруг возникла маленькая надежда на спасение, но она тут же угасла после того, как Николай заметил металлические решетки на окне. А спасение, казалось, было так близко, ведь его заперли на первом этаже. Вместе со вздохом, с губ Гоголя слетел слабый стон. В глазах все помутнело, голова завалилась, как при очередном видении. Николай свалился на пол, уже начиная видеть очередные картины ужаса.