Прекрасная Стерва

Катя: Я знала, что у некоторых женщин может ни с того ни с сего портится настроение. И я была знакома с парочкой женщин, постоянно строивших догадки и предположения и способных сделать весьма далеко идущие выводы. Они ударялись в слезы при мысли о поступке, который, по их мнению, я совершу через три дня. Но, кажется, с Таней происходило что-то другое, да и по-любому она не принадлежала к этому разряду женщин. Я уже видела, какова она в ярости. Черт, да я успела отведать все пятьдесят оттенков ее ярости, начиная с простого недовольства и кончая настоящим бешенством с угрозой причинения физических увечий. Но я никогда не видела ее оскорбленной. Во время короткой поездки в аэропорт она зарылась в документы. Пока мы ждали посадки, она, извинившись, отошла и позвонила отцу. В самолете она уснула, едва мы успели занять наши места, проигнорировав все мои намеки на скорую возможность воспользоваться пустым сортиром и на особую остроту ощущений при занятиях сексом на большой высоте. Она проснулась лишь для того, чтобы отказаться от обеда, хотя, как я знала, позавтракать не успела. А когда вновь открыла глаза во время посадки, то упрямо смотрела в окно, а не на меня. – Ты не хочешь сказать мне, что происходит? Она не отвечала, казалось, целую вечность, и мое сердце беспокойно застучало. Я попыталась понять, в какой момент сделала что-то не так. Секс с Таней в кровати. И еще секс с Таней. Оргазмы с Таней. Она кончала много раз, так что дело, видимо, было не в этом. Пробуждение, душ и, можно сказать, признание в любви. Холл гостиницы, Гульотти, аэропорт. Тут я остановилась. От разговора с Гульотти у меня остался немного неприятный привкус. Я не понимала, с какой стати повела себя как ревнивая ослица, но, несомненно, так на меня влияла Таня. Она выступила на совещании просто блестяще, и я это прекрасно знала, но будь я проклята, если после окончания университета она опустится до работы на такого человека, как Гульотти. Наверняка он бы весь день пялился на ее задницу и обращался с ней, как с лакомым кусочком плоти. – Я слышала, что ты сказала. Таня произнесла это чуть слышно, и поэтому я не сразу поняла, что она заговорила со мной, а затем не сразу осознала, о чем именно она говорит. Мое сердце ухнуло куда-то вниз. – Сказала когда? Улыбнувшись, Таня наконец-то обернулась ко мне, и я с ужасом обнаружила, что она плачет. – Что ты сказала Гульотти. – Это звучало собственнически. Извини. – Звучало собственнически… – пробормотала она, вновь отворачиваясь к окну. – Это звучало пренебрежительно – по твоим словам выходило, что я наивная дурочка! Ты вела себя так, словно вся встреча была для меня лишь упражнением. И я чувствую себя глупо из-за того, что так подробно описала ее тебе вчера. Я ведь считала, что это по-настоящему. Негромко рассмеявшись, я накрыла ее ладонь своей. – Парни вроде Гульотти очень самолюбивы. Им необходимо чувствовать, что важные люди к ним прислушиваются. Ты сделала все, как надо. Просто он хочет, чтобы именно я передала ему официальный контракт. – Но это абсурдно. И ты подыграла ему, использовав меня как пешку. Я удивленно моргнула. Именно это я и сделала. Но ведь таковы правила игры. – Ты моя практикантка. Резко засмеявшись, она снова повернулась ко мне. – Ну конечно же. А ты все это время неустанно хлопотала о моей карьере. – Разумеется. – Откуда ты знаешь, что мне надо набраться опыта? Ты практически не видела, как я работаю, до вчерашнего дня. – Стопроцентная неправда, – я покачала головой, чувствуя, что начинаю сердиться. – Я знаю это, потому что наблюдала за всем, что ты делаешь. Я не хочу наваливать на тебя дополнительные обязательства, поэтому сохраняю контроль над этим проектом. Но ты отлично справилась на встрече, и я очень горжусь тобой. Закрыв глаза, она откинула голову на спинку сиденья. – Ты назвала меня «девочкой». – В самом деле? – Порывшись в памяти, я поняла, что она права. – Наверное, я просто не хотела, чтобы он увидел в тебе деловую женщину в обличие секс-бомбы, которую он сможет нанять и трахать дни напролет. – Господи, Катя. Ты такая сука! Может, он хотел нанять меня, потому что я способна хорошо справляться с работой! – Я прошу прощения. Я повела себя как ревнивая дура. – Ревнивыми дураками меня не удивишь. Но ты вела себя так, словно сделала мне одолжение. Словно снизошла до меня. Не уверена, что сейчас подходящий момент для еще одного урока по этике отношений между боссом и практиканткой. – Я уже говорила тебе, что ты великолепно выполнила свою работу. Покраснев, она гневно уставилась на меня. – Раньше ты бы никогда так не сказала. Ты сказала бы: «Хорошо, возвращайтесь к работе». И все. А перед Гульотти ты выставила все так, словно я у тебя под каблуком. Раньше ты бы просто сделала вид, что мы не знакомы. – Нам действительно надо обсуждать, почему я раньше вела себя как идиотка? Ты и сама не была Мисс Дружелюбие. Зачем ссориться из-за этого сейчас? – Дело не в том, что ты раньше вела себя как идиотка. Дело в том, что ты ведешь себя как идиотка сейчас. Ты ударяешься в другую крайность. Вот почему нельзя спать с собственным боссом. Раньше ты была нормальной начальницей – делала свое дело и не мешала мне делать мое. А теперь ты добренькая наставница, зовущая меня «девочкой» в разговоре с человеком, перед которым я прикрывала твою задницу… Невероятно. – Таня… – Меня вполне устраивало, что иногда ты вела как конченная стерва, Катя. Я привыкла к этому и этого ожидала. Так уж устроено между нами. Потому что за всем этим фырканьем и хлопаньем дверьми я всегда видела, что ты меня уважаешь. Но то, что ты говорила сегодня… это провело под всем этим какую-то черту. Покачав головой, Таня отвернулась к окну. – По-моему, ты реагируешь слишком остро. – Возможно, – ответила она и, нагнувшись, принялась копаться в сумочке, разыскивая телефон. – Но я вкалывала как проклятая, чтобы добиться теперешнее своего положения. И ты просишь рискнуть всем этим? – Мы можем совмещать наши отношения с работой. Всего-то несколько месяцев, Таня. Мы сможем работать вместе и быть вместе. А то, что происходит сейчас, это просто болезнь роста. – Не уверена, – ответила она, моргнув и устремив взгляд куда-то мимо меня. – Я просто пытаюсь принять правильное решение, Катя. Прежде я ни разу в себе не сомневалась, даже когда считала, что ты сомневаешься. Но теперь, когда я стала думать, что ты наконец-то совершенно меня поняла, ты вдруг начала относиться ко мне снисходительно… – Она подняла голову и с болью взглянула на меня. – Я не хочу начать сомневаться в себе сейчас. После всего, что я сделала. Самолет подпрыгнул на посадочной полосе, но даже это встряхнуло меня меньше, чем то, что она сказала. Я вела деловые переговоры с главами крупнейших корпораций. Я сметала с пути менеджеров, пытавшихся раздавить меня. Я могла бесконечно спорить с этой девушкой. Но в тот момент я не смогла выговорить ни слова. Сказать, что я провела следующую ночь без сна – значит, ничего не сказать. Я не смогла даже прилечь. На каждой плоской поверхности мне виделся ее отпечаток, пусть она ни разу не была у меня дома. Одно то, что мы говорили об этом – а ведь я планировала привести ее сюда сразу же после возвращения, – заставила ее призрак прочно поселиться в пустых комнатах. Я позвонила Тане. Она не ответила. Конечно, это было в три утра, но я знала, что она тоже не спит. И от этого ее молчание угнетало меня только больше. Я была уверена, что она влипла так же глубоко, как и я. Но решила, что это неправильно. Завтра все никак не наступало. Я пришла на работу в шесть утра, чтобы успеть в офис раньше нее. Я взяла кофе для нас двоих и изменила свое расписание так, чтобы она смогла не спеша вернуться к работе после трехнедельного отъезда. Я отправил Гульотти контракт по факсу, сказав, что представленная ему в Сан-Диего версия была окончательной и все обговоренные с Таней условия сохраняются. Я дала ему два дня на то, чтобы вернуть документы с подписью. А затем я принялась ждать. В восемь в мой кабинет вошел отец в сопровождении Полины. Папа нередко хмурился, но обычно не из-за меня. Полина никогда прежде не выглядела рассерженной. Но сейчас оба они смотрели на меня так, словно хотели прикончить на месте. – Что ты сделала? С этими словами он бросил на стол передо мной листок бумаги. Я похолодела. – Что это? – Заявление Тани об уходе. Она передала ее утром с Софией. Прошла целая минута, прежде чем ко мне вернулся дар речи. За все это время тишину нарушила только вопрос Полины: – Кать, сестренка, что случилось? – Я облажалась, – в конце концов ответила я, протерев глаза основанием ладоней. Отец опустился на стул. Выражение лица у него было сосредоточенное. Он сидел сейчас на том самом месте, где меньше месяца назад Таня с раздвинутыми ногами ласкала себя и мешала моему телефонному разговору. Боже, как же я допустила, чтобы дошло до такого? – Расскажи мне, что случилось. Отец говорил очень тихо, но это было затишье перед бурей. Я расстегнула верхнюю пуговицу, задыхаясь в клетке собственных ребер. Таня меня бросила. – У нас отношения. Вернее, были отношения. Полина заорала: «Я это знала!» – одновременно с папой, который завопил: «У вас было что?» – Все началось в Сан-Диего, – быстро добавила я. – До Сан-Диего мы просто… – Трахались? – с готовностью выпалила Полина и заработала мрачный взгляд от отца. – Да. Мы просто… Мою грудь пронзила боль. В памяти всплыло ее лицо, такое, каким я ее видела, наклоняясь для поцелуя. Ее нижняя губа, зажатая у меня в зубах. Ее смех, щекочущий мои губы. – Как вам обоим известно, я вела себя как последняя сволочь. Она, конечно, отвечала мне полной взаимностью… – уверила их я. – А в Сан-Диего это превратилось в нечто большее. Черт. Я протянула руку к письму, но тут же отдернула пальцы. – Она действительно уволилась? Отец кивнул с совершенно бесстрастным выражением лица. Всю жизнь мне казалось, что у него такая суперсила: ничем не выдавать своих чувств в те минуты, когда переживаешь сильнее всего. – Вот почему мы придерживаемся определенных правил поведения на рабочем месте, Кать, – сказал он, чуть смягчив резкий тон уменьшительным именем. – Я думал, что ты будешь умнее. – Знаю. Я потерла лицо, а затем сделала Полине знак присесть и рассказала им все: о своем пищевом отравлении, о встрече с Гульотти и о том, как Таня вполне компетентно меня заменила. Я пояснила, что мы уже практически решили быть вместе, когда в гостинице я столкнулась с Эдом. – Ты на редкость тупая сучка, – заметила моя сестра, когда я закончила рассказ. Мне оставалось только согласиться с этим. Сурово отчитав меня и уверив, что мы еще обсудим все мои многочисленные проступки, отец отправился к себе в кабинет, чтобы позвонить Тане и предложить ей работать с ним до окончания практики. Он беспокоился не только о «Хорошенко Медиа», хотя останься Таня в компании после получения степени, она легко могла бы стать одним из самых ценных сотрудников нашего отдела стратегического маркетинга. Дело было еще и в том, что в случае ухода из фирмы ей оставалось меньше трех месяцев на раскрутку нового проекта на новом месте, а комитет стипендии «Джей Ти Миллер» требовал строгий отчет по проделанной работе. Учитывая их влияние на бизнес-школу, их отзыв должен был определить, сможет ли Таня окончить свою степень с отличием и получить личное рекомендательное письмо от генерального директора «Джей Ти Миллер». Решение комитета могло стать блестящим началом ее карьеры или позорным финалом. Мы с Полиной весь следующий час просидели в каменном молчании: она свирепо смотрела на меня, а я упрямо пялилась в окно. Я шкурой чувствовала, как ей хочется меня убить. Отец, вернувшись в мой кабинет, взял со стола заявление Тани и начал складывать аккуратными треугольниками. Я все еще не решалась взглянуть на эту бумажку. Таня напечатала письмо на компьютере. Впервые с момента нашей встречи мне больше всего на свете захотелось взглянуть на ее до смеха отвратительный почерк вместо ровных и безличных черно-белых строк Times New Roman. – Я сказал ей, что компания очень ее ценит, что наша семья любит ее и что все мы хотим, чтобы она вернулась. – Тут отец сделал паузу и посмотрел на меня. – Она ответила, что тем больше причин сделать все самостоятельно. Чикаго превратился в альтернативную вселенную, где Билли Сианис никогда не проклинал бейсбольный клуб «Чикаго Кабс», Опра никогда не существовала, а Таня Бурая больше не работала на «Хорошенко Медиа». Она уволилась. Она отказалась от одного из самых крупных проектов за всю историю «ХМГ». И отказалась от меня. Я вытащила папку с проектом для Пападакиса из ее стола. Юристы составили контракт, пока мы были в Сан-Диего, и требовалось лишь поставить подписи. Таня могла бы посвятить последние два месяца своей магистерской программы усовершенствованию слайдов для презентации. Вместо этого она решила начать все с нуля на новом месте. Как она ухитрялась раньше выносить от меня все и сломаться теперь, на такой малости? Неужели настолько важно было обращаться с ней, как с равной, в присутствии такого человека, как Гульотти? Ради этого она готова была пожертвовать всем, что нас связывало? Я хрипло застонала, осознав, что уход Тани напрямую связан с этим вопросом. Я была свято уверена, что мы можем сохранить наши карьеры и отношения – но ведь я уже проявила себя. А Таня была практиканткой. Ей всего лишь хотелось, чтобы я успокоила ее и убедила, что ее карьера не пострадает от нашего безрассудства. Вместо этого я сделала нечто прямо противоположное. Надо признаться, меня изрядно удивило то, что офис не гудел от сплетен о моих подвигах. Похоже, во всю эту историю были посвящены только папа и Полина. Таня всегда хранила нашу тайну. Я гадала, знала ли Софи о том, что произошло, и поддерживала ли связь с Таней. Вскоре мое любопытство было удовлетворено. Через несколько дней после того, как Чикаго стал другим, Софи без стука ворвалась в мой офис и провозгласила: – Это совершенно идиотская ситуация. Я отложила папку, которую держала в руках, и смерила девушку долгим ледяным взглядом. – Хочу напомнить вам, что эта ситуация – не ваше дело. – Мое, учитывая, что я подруга Тани. – Учитывая, что вы служащая «Хорошенко Медиа» и работаете у Полины, нет. Она смотрела на меня какое-то время, после чего кивнула. – Понимаю. И никому ничего не скажу, если вы об этом. – Естественно, я об этом. Но также и о вашем поведении. Я не позволю вам вламываться в мой кабинет без стука. Она была смущена, но непоколебима. Я начала понимать, почему они с Таней стали такими близкими подругами: у обеих упрямство граничило с безрассудством, и обе были верными до последнего. – Хорошо, – сказала она. – Можно поинтересоваться, зачем вы здесь? Вы ее видели? – Да. Я смотрела выжидательно. Я не собиралась давить на Софи, но как же хотелось вскочить с кресла и вытрясти из нее все подробности. – Ей предложили место на «Студио Маркетинг». Я шумно выдохнула. Неплохая фирма, хотя и маленькая. Молодая компания, где было несколько отличных младших менеджеров, но, впрочем, и парочка настоящих козлов в руководстве. – Кто ее руководитель? – Парень по имени Джулиан. Я прикрыла глаза, чтобы не выдать свою реакцию. Трой Джулиан был и у нас в правлении: свинья с непомерно раздутым эго и слабостью к юным красоткам, балансирующей на самой границе законности. Таня должна была знать это – так о чем же она думала? Давай соображай, идиотка. Возможно, она считала, что Джулиан даст ей проект, в котором она сможет существенно продвинуться за три месяца и набрать достаточно материала для презентации? – Какой у нее проект? Софи прикрыла дверь, чтобы информация осталась между нами. – Корм для собак «Сэндерс». Я вскочила, треснув ладонями по столу. Ярость душила меня, так что пришлось зажмуриться и взять себя в руки, чтобы не выплеснуть ее на ассистентку моей сестры. – Это крошечный проект. – Она только студентка в магистратуре, мисс Хорошенко. Конечно, это крошечный проект. Только та, кто влюблена в нее, позволила бы ей работать с десятилетним маркетинговым контрактом на миллионы долларов. Больше не взглянув на меня, она развернулась и вышла из кабинета. Я не могла дозвониться Тане ни на мобильный телефон, ни на домашний, и она не отвечала на имейлы, которые я посылала на почтовый ящик, указанный в личном деле. Она не звонила, не появлялась и ничем не показывала, что хочет поговорить со мной. Но когда вам кажется, что кто-то вскрыл вашу грудь огромной киркой, когда вы лишаетесь аппетита и сна, то совершаете странные поступки. Например, находите домашний адрес вашей практикантки, едете туда в субботу в пять утра и терпеливо ждете, пока она выйдет из дома. А когда она весь день не выходит, то убеждаете охранника на входе, что вы – ее двоюродная сестра и сильно беспокоитесь о ее здоровье. Охранник проводил меня наверх и стоял за спиной, пока я стучала в ее дверь. Сердце готово было вырваться из груди. Я услышала шаги. Кто-то подошел к двери. Я почти чувствовала тепло ее тела всего в нескольких дюймах от меня – нас разделяла лишь тонкая деревянная перегородка. В глазке мелькнула тень. А затем… молчание. – Таня. Она не открыла дверь. Но и не ушла. – Детка, пожалуйста, открой. Нам надо поговорить. Казалось, прошло не меньше часа, прежде чем я услышала: – Я не могу, Кать. Я прислонилась лбом к двери, прижала к ней ладони. В этот момент мне сильно пригодилась бы суперсила. Огненные руки, или превращение в дым, или просто умение правильно подбирать слова. Сейчас даже это казалось невозможным. – Я прошу прощения. Тишина. – Таня… Боже, я уже все поняла, о’кей? Выругай меня за то, что я открыла в себе новые грани идиотизма. Скажи, чтобы я пошла на хрен. Все, что хочешь, – только не уходи. Тишина. Но она все еще была за дверью. Я ее чувствовала. – Я по тебе скучаю. Родная, я очень, очень скучаю по тебе. – Кать, давай просто… не сейчас, ладно? Я не могу. Она плакала? Я ненавидела себя за то, что не в силах была узнать это. – Эй, уважаемая. Судя по голосу охранника, меньше всего на свете он желал находиться здесь и вдобавок был рассержен из-за моего вранья. – Слушай, ты хотела сюда подняться не из-за этого. По крайней мере, говорила ты другое. И, похоже, с ней все в порядке. А ну-ка пошли. Я вернулась домой и продолжила вечеринку, проглотив изрядное количество виски. Две недели я играла на бильярде в паршивом баре и полностью игнорировала свою семью. Я взяла отгул по болезни и днем вылезала из постели лишь затем, чтобы насыпать кукурузные хлопья в миску, или вновь наполнить стакан, или сходить в ванную, где регулярно показывала средний палец собственному отражению в зеркале. Я пребывала в депрессии и, поскольку никогда прежде ничего подобного не испытывала, понятия не имела, как из нее выкарабкаться. Мама пришла с покупками из продуктового и оставила пакет у меня на пороге. Отец каждый день отправлял мне голосовые сообщения с новостями по работе. Маша принесла мне еще виски. И наконец, явилась Полина, вооруженная только запасными ключами от моего дома, и вылила мне на голову ведро холодной воды, а потом предложила подкрепиться едой из китайского ресторанчика. Я уныло жевала, а он грозилась развесить по всему дому фотографии Тани, если я не очухаюсь и не вернусь на работу. За несколько следующих недель Софи пришла к выводу, что я постепенно схожу с ума и нуждаюсь в еженедельной новостной сводке. Она старалась держаться в профессиональных рамках и рассказывала об успехах Тани на ее новой работе у Джулиана. Проект шел хорошо. Сотрудники «Сэндерс» были от нее без ума. Она представила свой план кампании исполнительным директорам и получила добро. Все это меня не удивляло. Таня была лучше любого из их людей, причем во много раз. Иногда Софи добавляла немного личной информации. «Таня вернулась в спортзал», «Таня выглядит лучше», или «Таня постригла волосы чуть покороче – смотрится очень симпатично», или «Мы все отправились в ресторан в субботу. По-моему, ей понравилось, но она ушла рано». «Потому что у нее было свидание?» – подумала я, но затем отбросила эту мысль. Я не могла представить, что начну встречаться сейчас с кем-то еще. Я знала, что между нами было что-то особенное, и была почти уверена, что и Таня не станет ни с кем заводить отношений. Но и этих новостей мне не хватало. Почему бы Софи не вытащить телефон и не снять потихоньку несколько кадров? Я надеялась, что наткнусь на Таню в магазине или на улице. Несколько раз я заходила в «Ла Перлу» и прикупила для себя пару комплектов, просто так, от скуки. Но мы не встречались два месяца. Когда ты влюбляешься в девушку, с которой раньше просто занималась сексом, один месяц пролетает незаметно. Два – это вечность, если любимая девушка бросает тебя. Так что когда наступил вечер накануне презентации и Софи объявила, что Таня готова и держит Джулиана в ежовых рукавицах, но стала «совсем худышкой и просто сама на себя не похожа», я наконец-то собралась с духом. Сев за стол, я открыл PowerPoint и файл с планом кампании Пападакиса. Рядом зазвонил служебный телефон. Я решила было не отвечать, потому что хотела сосредоточиться на работе и только на работе. Но на экране высветился незнакомый мне местный номер, и какая-то часть моего мозга вообразила, что это может быть Таня. – Екатерина Хорошенко слушает. В трубке прозвенел женский смех. – Ты не только Прекрасная, но еще и очень глупая стерва.