Наследница

Следующего дня пришлось идти на занятия по фехтованию: сначала мы два часа подбирали мне меч, но идеального клинка всё равно не нашли, после чего меня чуть не расчленили. Потом скалолазание, где я чуть не сгорела и знатно обожглась. Вечером, не смотря на усталость, я так же, как и вчера, отправилась на площадку для искусств. Мы с Аполлоном опять встретились. Бог пытался флиртовать, но я у меня было настолько паршивое настроение, что оставалось лишь улыбаться, стараться игнорировать его и держать язык за зубами, ибо в противном же случае, я бы нагрубила ему. Тот же, заметив моё состояние, посоветовал мне отправиться в свой домик и немного отдохнуть. Бог проводил меня к домикам, но когда под одиннадцатым мы увидели столпотворение (несколько пар глаз тоже нас заметили), пришлось распрощаться. Под домиком я застала сцену, которая как никогда подняла мне настроение. На крыльце домика Гермеса в ряд выстроились его обитатели: все, как один, стояли, опустив головы — их отчитывал Хирон. Кентавр рассказал каждому что хорошо, а что плохо и отправил спать. — Что случилось? — спросила я у братьев Стоулл, войдя в дом. Как только они меня заметили, сразу хитро сощурились и заулыбались. — Пока ты там пыталась охомутать самого сексапильного бога Олимпа, мы тут занимались серьёзным делом, — сказал Тревис с умным видом. Я же подавилась воздухом. — Простите? — возмутилась я, мои щеки залились краской. — Прощаем, — хором сказали братья. — Мы взломали оружейную, — выпалил Коннор. — Зачем? — спросила я в полном недоумении. — Это уже секрет, — подмигнул мне парень. Я хмыкнула и скрестила руки на груди. — Остальное тебе не обязательно знать, — улыбнулся Тревис. — Но как вы спалились? — Это всё бог солнца, — обиженно буркнул Коннор, скрестив руки на груди. — Всевидящий бог, — он начал кривляться. — Лучше бы поспешил к тебе, может быть ничего подобного и не случилось бы. Я раскраснелась ещё больше. Чёрт! На этом и разошлись, у меня начала жутко болеть голова, братья пожелали мне спокойной ночи и я отправилась в свой уголок. Перед сном мысленно обратилась к своему неизвестному родителю, ибо ещё одну ночь на этой кровати я не выдержу.

***

Следующие несколько дней прошли быстро, но все как один: завтрак, обед и ужин, а между ними занятия по стрельбе из лука, скалолазанию, бой на мечах, древнегреческий язык и т.д. После таких "диких" трудовых дней всё, что мне хотелось — умереть, или хотя бы поспать денёк-другой. Вечером каждого дня я заваливалась в домик Гермеса и шла прямиком в свой уже не такой вонючий уголок — мышцы горели, царапины и ожоги никак не хотели заживать. После подобных дней я уже практически ничего не чувствовала и не испытывала никаких чувств, была лишь одна мысль — отдохнуть. Эти дни я проводила в гордом одиночестве на площадке для искусств (я никогда и никому не говорила, куда иду) или прогуливаясь вместе с Генри на берегу пролива. Кроме того я успела познакомиться ещё с некоторыми ребятами из лагеря. Также, где-то на четвёртый день пребывания в Лагере Полукровок явились мои старые друзья. Фобос и Деймос отдали мне вещи, которые они забрали из приюта: небольшой альбом, сумка с одеждой и плеер с наушниками — всё самое ценное. Хотя... У меня больше ничего и не было. — Береги себя, принцесса, — сказал Фобос. — Вы же меня не бросите? — на глаза почему-то наворачивались слезы. Фобос обнял меня, отчего я поморщилась, поскольку о себе напомнили бесчисленные порезы. К концу второй недели я опять пересеклась с Аполлоном. Вечером, по дороге в трапезную, я увидела его: тёмные очки, наушники, мокасины цвета хаки и белая футболка — как всегда неотразим. — Привет, красавица, — улыбнулся бог ослепляющей улыбкой. — Привет, — смущенно ответила я. Не знаю, продолжился бы наш разговор, или нет, но нас отвлекли странные шаркающие звуки, доносившиеся со стороны залива. Я машинально схватила Аполлона за руку, но когда опомнилась и попыталась опустить её, бог сжал мою руку крепче. — Что это? — спросила я, пытаясь рассмотреть фигуру вдалеке. — Точнее кто, — сказал Аполлон и улыбнулся. — Это Персей Джексон, сын Посейдона. Через несколько мгновений, когда тень обрела более чёткие очертания, а позже и человеческий вид, я смогла разглядеть его. Нам навстречу шёл парень приблизительно моего возраста, насквозь промокший и продрогший. Аполлон позвал Хирона, а вместе с ним Персея встретил весь лагерь. Парень был знатно помят, казалось что он побывал в стиральной машинке, только пропустил отжим — из него ручьями стекала вода. Все обитатели лагеря радостно его встречали, пытались чем-то помочь, но, кажется, он не разделял этого настроения. — У меня послание от Посейдона, — сказал он уставшим голосом. Парень искал кого-то в толпе. И это явно не была его девушка, поскольку та уже обнимала его, не смотря на то, что тот мокрый. — Оливия Брайтон! Я замерла, явно не ожидая такого. — Где она? — парень еле стоял на ногах. Аполлон одёрнул меня и подтолкнул вперёд. — Это я, — сказала я, пытаясь проглотить комок в горле. — Посейдон просил передать свои извинения лично тебе, а всем сказать, — последние слова он произнёс так, чтобы все услышали, — что Оливия Брайтон... — Персей втянул больше воздуха. Мне показалось, что он боится это сказать. Но не нужно было, я уже всё поняла. —... Его дочь. Того, что произошло дальше, я никак не ожидала: все преклонились передо мной. Я же не знала, что мне делать. Взгляд мой упал на Аполлона — он сделал то же, что и все. Но он ведь бог... — Приветствуем тебя, Оливия Брайтон, дочь Посейдона, — Хирон подошёл ко мне с улыбкой на лице. После этого ко мне по очереди начали подходить ребята из разных домиков. Все говорили примерно одно и то же, но особенно выделились братья Стоуллы. — А мы уже думали приписать тебя в сёстры, — улыбнулся Тревис, обнимая меня. — Ага, уже думали, что тебя никогда не признают и нам придётся махнуться кроватями, — сказал Коннор. При упоминании своей кровати я поморщилась. — Поздравляем, — Тревис пнул меня локтем в ребро, — теперь у тебя будет чистейшая кровать в шикарном прибережном доме. — Завидуйте мне, — улыбнулась я, забирая у Коннора зефир, который тот прихватил из трапезной. — Кажется, кто-то тоже хочет тебя поздравить. — И, боюсь, этот кто-то конкуренции не терпит, — братья засмеялись и куда-то исчезли за считанные секунды. Я же, посмотрев в сторону, где Стоуллы увидели "кого-то" взвыла. Чёрт, и что мне говорить? — Тебя, наконец-то признали, — улыбка Аполлона как всегда ослепительна и неотразима. Я не знала, что сказать, поэтому ляпнула первое, что в голову пришло: — Хочешь зефир? — боги, ну что за бред?! — Спасибо, ешь сама, — ухмыльнулся бог. Вот же гад! Знает, что неотразим, а моя реакция, поднимает его и так уже высокую самооценку к Олимпу. Если, конечно, у богов есть самооценка... — Почему ты вместе со всеми склонился? — Я бог, и мне ведомо то, чего вам, смертным, знать не дано, — загадочность в его тоне ещё больше распалила мой интерес. — Ты знал, что я дочь Посейдона, — сказала я, скрестив руки на груди. — Несколько дней назад узнал. — По этому поводу ты и отправился на Олимп, не так ли? — Да, и это всё, что тебе позволено знать, пока что. — Пока что? Аполлон не был в настроении разговаривать на эту тему дальше, поэтому попытался её перевести. Но я настаивала на своём. — Посейдону ведь надо было озвучить вам очень важную новость, иначе почему бы всем богам вдруг отправляться на Олимп. — Нет, достаточно, — я выводила бога из себя. — Стой, откуда тебе известно, что все боги собрались? — Ворона на хвосте принесла, — ухмыльнулась я, — точнее вороны. Лицо Аполлона начало приобретать оттенок раздражения. — Всегда недолюбливал эту парочку. Держись подальше от них. — Они мои друзья, — возразила я. — И не надо мне приказывать. — Я бог-олимпиец, могу тебе приказывать, — его тон становился всё грубее и грубее, но, кажется, Аполлон взял себя в руки. — Это просто совет. Я промолчала, ибо не ясно, чем бы закончилось, если бы я сказала ещё что-то. Позже меня нашли мои друзья в лице братьев Стоулл и Генри, и мы отправились в домик Гермеса отмечать моё признание. Тогда-то я и увидела своих новых друзей с совсем другой стороны... Генри являлся сыном Диониса, и просто был помешан на винах и алкоголе. Парень откуда-то достал несколько бутылок вина, которые он с близнецами выпили очень даже быстро. Когда Генри узнал, что я не пью, он уставился на меня удивленным взглядом, а братья Стоулл дико засмеялись. — Лучше бы ты этого не говорила, — сквозь хохот сказал Коннор, Тревис же практически не дышал из-за смеха. Оба уже пьяные. А Генри будто воду пил — никакого опьянения. Позже я поняла, почему братья так смеялись с моей фразы. Они-то знали, что случается с теми, кто осмелился сказать подобное. После этого инцидента братья уже полностью переключились на меня, рассказывая Генри последние новости. — Ты знал, что она на гитаре играет? — Возмущался Тревис. — А нам даже не сказала. — К тому же ещё и поёт, — поддержал брата Коннор. Генри отрицательно кивал головой, обиженно уставившись на меня. — Нам не сказала, а сама со своим божественным дружком развлекается, — продолжал Коннор. — Эй! — возмутилась я. — И ты туда же, — Генри стукнул себя рукой по лбу, — и ты туда же. Это к добру не приведёт, Лив, он слишком любвеобильный бог, вам с ним ничего не светит... — А я ничего и не планирую! — я уже сорвалась на крик, поскольку эти нотации мне надоели. — Рано или поздно ты в него влюбишься, — сказал Коннор на ходу засыпая. — А вы ревнуете? — Не то чтобы ревнуем... — Коннор, наконец-то, уснул, а за ним и его братец. Генри оказался самым крепким. Интересный он парень: умный, но питает слабость к выпивке. Мы перенесли братьев Стоулл в их кровати и сами разошлись по своим домикам.