Садовый дракон? Ночная Фурия!

До тех пор, пока драконы не вернулись, викинги все-таки не стали напиваться до беспамятства. Но когда рептилии показались на горизонте, дело пошло само собой… Они встретили своих драконов либо объятиями, либо грубыми поглаживаниями. Ну, те кто встретили. Некоторые вообще предпочли своим верным рептилиям пир и эль. Сарделька кинулась на пухлого парнишку, вылизывая лицо. Она говорила все, что произошло, но Рыбьеног, конечно же, не понимал драконье наречие и лишь обнимал свою дракониху крепче, улюлюкая и воркуя. Астрид осмотрела Громгильду оценивающим взглядом, а близнецы перепутали своих драконов и сейчас дрались на земле. Сморкала встретил Кривоклыка с недовольным лицом: ему очень не понравилось то, что Ужасное Чудовище так внезапно улетело от него да и без его на то приказа (и плевать он хотел на то, что дракон ни в чем не виноват). Слезая с Беззубика, Иккинг заметил отца и Плеваку, идущих к нему очень быстрой для их габаритов походкой. На заднем плане Ищейка повалила Дагура и вылизала его лицо. По пути к старому кузнецу подбежал его дракон, и он отстал от Стоика. (Крушиголов полетел сразу домой.) Иккинг сглотнул, приготовившись к тяжелому разговору. — Иккинг, что, во имя Одиновых подштанников, это было?! — без приветствий и лишних слов возмутился Стоик, обводя рукой весь Олух, словно его сын обязан знать ответ. — Готти сказала, что драконов призвал вожак. Но у драконов нет вожаков, только мы, викинги, их вожаки и хозяева! — Пап, — Иккинг покосился на Сморкалу и Астрид, не сводящих с него взглядов и навостривших уши, — это правда. Викинги вокруг нахмурились и с недоверием посмотрели на него. А Иккинг и не заметил, что здесь столько народа… — Я видел ее! — Ее? — переспросил Стоик. — Да, — Иккинг вздохнул поглубже воздуха. — Это огромный дракон, больше Кипятильника, больше горы! — все замолчали. — Красная Смерть, так ее зовут, возомнила себя Королевой Драконов. Красная Смерть каким-то образом на расстоянии может контролировать разумы драконов. Если не победить ее, драконы могут исчезнуть навсегда из Варварского архипелага… — Ты говоришь, — насмешливо протянул Сморкала, не веря ни единому слову парня, — что эта так называемая Королева контролирует наших драконов силой мысли? И что эта Королева — дракон, который больше ГОРЫ? Близнецы хрюкнули и показали Иккингу язык, мол, врун-врунишка. Викинги пяти племен поддержали Сморкалу. Иккинг удрученно вздохнул: так он и знал. Даже имение Ночной Фурии не прибавило ему авторитета, достаточного для того, чтобы выслушать всерьез. Беззубик сзади напрягся. — Да и как ты узнал ее имя? — проскрипел Йоргенсон. Рыбьеног вздрогнул и испуганно посмотрел на Карасика. Викинги ме-е-едленно повернули головы в его сторону. Иккинг замер, его сердце пропустило удар и упало в пятки. Стоик сделался темно-красным, как рак, и холодно произнес: — Сынок, — Иккинг вздрогнул, — ты ведь не говоришь с драконами? Тот не ответил, но ни Стоику, ни кому бы то ни было еще больше не нужен был ответ. Все сходится! То, что Ночная Фурия слушается Иккинга, который не орет, как принято, а, Тор его побереги, говорит ему, что делать. Говорит! Да что бы хоть один викинг когда-нибудь поговорит с драконами, Один должен снизойти до них, смертных, и самолично приказать! И если Хэддок-младший не кричал на Фурию, то почему черный дракон слушается его? Он ни капельки не внушает страха, даже наоборот! КАК такой дракон может слушаться Иккинга Кровожадного Карасика III? Драконье наречие было запрещено на Олухе и каралось изгнанием из племени Лохматых Хулиганов. Что Стоик и сказал своему сыну. — Но почему? — искренне не понимал Иккинг. Он считал, что предки придумали этот глупый закон во времена войн между викингами и драконами, но сейчас-то почему этот редкий и драгоценный дар под строгим запретом? — Иккинг… — отец не нашел слов, покраснев пуще прежнего и сжав руки в кулаки. Иккинг с ужасом понял, что отец сдерживается, чтобы не ударить его. Он поспешно отшатнулся, наткнувшись на Беззубика. Дракон стоял в боевой готовности. — Тебя изгонят за это, Рыбья Кость, — злорадствовал Сморкала, впрочем, на безопасном от Беззубика расстоянии. Ну мало ли… Задирака начал тихо хихикать, а его сестра, чуть больше соображающая, погрустнела. Если изгонят Иккинга — изгонят и Ночную Фурию. Рыбьеног думал так же, он опустил голову, сдерживая слезы. Он обожает драконов, тем более тех, про кого известно очень мало (и которые не загрызут его, конечно же). Ингерман так надеялся еще немножечко понаблюдать за этим прекрасным драконом, но Иккинг… Этот худощавый, как щепка, мальчишка говорит на языке драконов? У драконов есть язык? У Рыбьенога живот скрутило от подобной информации. А он-то думал, что Сарделька — всего лишь ничего непонимающая зверушка… Но Иккинг поменял его мнение. Ингерман пообещал себе присмотреться к своей драконихе. Астрид сверлила Карасика взглядом, вообще не понимая, о чем идет речь. Какой драконий язык? Драконам не нужен язык — они животные, у них есть лишь инстинкты. Сморкала и другие подростки с других племен наблюдали за всем с особым интересом. О Сморкалиных причинах говорить даже не нужно. Пока Стоик буравил его злым взглядом, словно смотря на недруга и предателя, Иккинг бегло осмотрелся: все снова смотрят на него. О, Один, как он ненавидел, когда на него смотрели! Но, видимо, придется привыкать, раз уж Боги снизошли до него и подарили Беззубика. Ладно, ради Беззубика Икк готов потерпеть. Продолжив осматриваться, он наткнулся на мрачный взгляд темно-зеленых берсеркских глаз. Дагур смотрел на Стоика, будто на врага народа. Рядом с ним стоял его отец. Освальд Разлюбезный одной рукой нервно поглаживал своего дракона, другой рукой — свою недлинную черную бороду. Вождь Берсерков глядел на собравшихся беспокойным взглядом, похоже, он один из немногих, кто по-настоящему задумался о словах Иккинга и безопасности драконов. — Сморкала прав, — наконец сказал Стоик. Все ахнули. Глаза Иккинга расширились. Он не мог поверить своим ушам. — Подожди, отец… — Именем наших предков и именем вождя острова Олух, вождя Лохматых Хулиганов,  — неохотно, но твердо и так же рассерженно начал вождь, — я изгоняю тебя, Иккинг Кровожадный Карасик Третий, из племени Хулиганов и забираю твое право на ношение фамилии, которую ты получил здесь, — с ужасающей уверенностью закончил он. Все снова ахнули. Перед глазами Иккинга пролетала жизнь. Моменты из прошло, когда его хоть кто-нибудь звал Хэддоком. Но ничего такого не было. Он не был Хэддоком. Он был Иккингом, Рыбьей Костью, да кем угодно! Но не Хэддоком. Тем не менее его колени начали трястись, а в горле встал противный ком. Его отец изгоняет его. Забирает собственную фамилию. Его отец! От такого поворота событий Сморкала начал счастливо пританцовывать, а Рыбьеног разрыдался. — Что ж, ладно, — Иккинг хотел, чтобы это прозвучало более, чем беспечно, но услышал, как из собственного рта выходят лишь писки побитого щенка. — Если старый закон наших предков, в свое время враждующих с драконами, тебе важнее собственного сына, наверное, я и не Хэддок. Лицо Стоика Обширного, Грозы Морей, Высочайшего Правителя Лохматых Хулиганов, Да Трепещет Всякий, Кто Услышит Его Имя, Кхм, Гм, дрогнуло, глаза подозрительно сощурились и покраснели. Из толпы донеслись голоса, подтверждающие его слова. Не Хэддок… не Хэддок… не Хэддок… Тем не менее Иккинг попытался вновь: — Красная Смерть… — Не хочу ничего слышать! — взревел Стоик, развернувшись и пошагав прочь от бывшего сына. — Речь не обо мне, а о драконах! — не выдержал и громко прорычал Иккинг. В голову просачивались грустные мысли о том, что его лишили дома, что Беззубик — все, что у него осталось. Но у него есть и драконы — другие, которые, возможно, надеются на него, что он облагоразумит викингов. Пока получалось не очень… Но он старался. И собравшиеся драконы видели это. Те, кто обладали разумом и понимали викингский язык, с сочувствием смотрели на Карасика. Многие хорошо были знакомы с людскими традициями и законами — нельзя нарушать, нельзя изменять. Викинги по-одному начали уходить в Большой Зал, отворачиваясь от Иккинга. Хуже быть не может… — А что насчет Ночной Фурии? — голос Сморкалы — теперь уже наследника Олуха — остановил поток людей и заставил непонимающе обернуться. — Мы же не собираемся отдавать Злобное Порождение Молнии и Самой Смерти недомерку и изгою, вроде Иккинга? У Иккинга задрожали колени. Это уже было слишком! Они не посмеют отобрать у него Беззубика! — Вы не можете забрать у меня моего дракона! — немного панически крикнул он, надеясь, что хотя бы сейчас Боги и викинги сжалятся над ним. Но Хулиганы задумались. Действительно, отдавать такого дракона как Ночная Фурия — поступок необдуманный. Они смогут внести в Книгу Драконов этот вид, став первыми, кто выжил, увидев его. Эта мысль встала у них в голове. Ночную Фурию можно поселить в клетке, и многие племена буду приплывать сюда лишь бы только увидеть Злобное Порождение Молнии и Самой Смерти. Беззубик почувствовал неладное и, наконец за столь долгое время, обратился к Иккингу: — Дела плохи, да? — вопросительную интонацию он добавил с неуверенностью. Иккинг посмотрел на него и максимально тихо прошептал: — Меня изгнали. И они хотят забрать тебя у ме… — Даже НЕ СМЕЙ говорить С НИМИ на моем будущем острове! — зло и страстно закричал Сморкала, указывая пальцем на бывшего брата. Остановившийся Стоик, сурово нахмурившись, мрачно посмотрел на Сморкалу и Иккинга, но ничего не сказал. А Беззубик, тем не менее услышавший Иккинга, разбушевался. Он издал угрожающий, тихий, как змеиное шипение, рев, который заставил викингов пяти племен содрогнуться и пересмотреть свое решение. Сморкала, чуть не наложив в штаны, посторонился, но стоило ему встретиться взглядом с Иккингом, злость, ненависть и призрение охватили его душу. Он, выпрямившись и напустив на себя вид человека, который знает, что делает, прошел вперед и встал перед парнем. На безопасном расстоянии, конечно. Вид у Сморкалы был такой, будто он собирался изречь такую исповедь, которую никто и никогда не слышал. Беззубик предостерегающе оскалился и посмотрел на него, как на рыбу, самолично запрыгивающую ему в пасть. Несмотря на то, что он от страха не мог даже глаза на Фурию поднять, Сморкала вдохнул поглубже, самодовольно уставившись на Иккинга. От большой ошибки его неожиданно спас Освальд Разлюбезный, похлопавший в ладоши для привлечения внимания. — Викинги, — обратился он к народу, — мы, кажется, забыли, зачем собрались. Они действительно забыли. — Нашими драконами в любой момент может овладеть какая-то Драконья Королева и приказать убить нас всех, — громко напомнил Дагур, словно объяснял самую незатейливую вещь младенцам. — Придурки, — добавил он, со злорадной улыбкой наблюдая, как от возмущения вытянулись лица вождей. Освальд смерил сына взглядом и продолжил: — Именно. И сейчас не важно, запрещено говорить с драконами или не запрещено, — Стоик свел брови на переносице. — Если Иккинг говорит правду про размер Королевы — а именно то, что дракониха больше горы, — то криками или силой победить нам ее не удастся. То есть, сейчас наша надежда — это Иккинг и его умение общаться с драконами. Иккинг не верил ушам. Кто-то услышал его. Понял его! Освальд всегда немного пугал его, со своими замашками Берсерка и ужасающей молчаливостью. Он не был большой горой мускул и жира, как его отец, но черные-черные глаза всегда смотрели прямо в душу, заставляя нервно перебираться с ноги на ногу. Но в этот момент Карасик был готов целовать его пятки. «Напомните, почему Освальд — вождь Берсерков, а не Миролюбивов?» — Иккинг не будет говорить с драконами! — яростно закричал Сморкала, сжав кулаки. Снова все поворачивается в пользу этого недомерка! — Я будущий вождь этого острова, я запрещаю. И вообще, Иккинг — изгнанник! — Может быть, — задумчиво кивнул Освальд. Дагур попытался убить взглядом Сморкалу, а потом возмущенно посмотрел на отца. Тот заговорчески подмигнул ему. — Но ты еще не вождь Олуха. Сморкала сдулся на глазах. Вождь Берсерков пронзил его тем самым взглядом, от которого хотелось спрятаться. — Чтобы победить Красную Смерть, — спокойно сказал Иккинг, вдохновленный поддержкой, заставив вздрогнуть самых кровожадных и беспощадных воинов архипелага, — понадобятся все драконы. — И он прошелся взглядам по огнедышащим ящерицам. — Я знаю, как уничтожить ее, — добавил он для пущей уверенности. — Ну и как же? — спросил Задирака. Иккинг перевел на него взгляд. Все юные всадники, участвовавшие с ним в испытании, благоговейно смотрели на него, даже Бандюг Остолоп. Кроме Астрид, конечно же… Блондинка сверлила его презрительным взглядом, причину которого знала только она. Тем не менее Иккинг не ответил на вопрос, а уклончиво сказал: — Я не могу сказать, — и, предвидя насмешки сводного братца, твердо добавил: — Это не мой секрет, чтобы я говорил его… вам. Да, скажи он, что драконов можно убить огнем, была бы катастрофа. «Огонь убивает огонь». Как именно это работает с другими, более маленькими, драконами, Икк не совсем понимал. Но все же он решил не говорить этого. Это не его тайна. — То есть, — додумался Дагур, — чтобы наши любимые-прелюбимые драконы остались живы и здоровы, они должны на время отправиться с тобой? — Ну да, — немного неуверенно произнес шатен. Дагур посмотрел на викингов взглядом «Что вас, планктоноголовые, не устраивает?» Могадон Бьерн, и так прибывающий в плохом настроении из-за большого проигрыша, зло хмыкнул. Отдать своих драконов этому недоношенному недомерку? Ха! Он же не глупец. — Полагаю, тут все зависит не от вашего решения, Могадон, — сказал Иккинг, с самого начала зная, что никто не согласиться отпускать драконов хотя бы на время. — Мне плевать, что ты думаешь! — выплюнул он. — Драконы сами решат, бороться им за себя или нет, — драконий язык прозвучал словно гром среди ясного неба. Этот язык звучал поразительно красиво. Смесь рыков и кое-где проскальзывающих букв, звуков. Поэтому для викингов это прозвучало примерно так: «Залдриеззе молра гнихж пиндаз тина прак нук». Разумеется, сами драконы звучат и говорят все-таки по-другому, но человек не способен производить такие звуки, поэтому для них слова и предложения Иккинга звучат, как, например, иностранец с сильным акцентом. Рыбьеног, все еще с красным от недавних рыданий лицом, впитывал каждое слово, как губка. Но произнести не мог. Язык заплетался, а после слова неожиданно вылетали из головы, будто их никогда и не было. Астрид несказанно сильно удивилась. Она до последнего не верила в то, что драконы могут общаться между собой, что у них есть разум. Посмотрев на Громгильду, она постыдилась себя. Задирака хотел услышать что-нибудь еще, как и его сестра. Бандюг и Бруни одинаково шокировано смотрели на источник всеобщего удивления. Кто-то из подростков снова упал в обморок… Сморкала бессильно сжал кулаки. Могадон не решился что-либо сказать, а Стоик нахмурился и сделался мрачным пуще прежнего, немного расстроив Иккинга. Освальд не изменился в лице, но было видно, что все идет так, как он и хотел. Вождь Рыгальщиков позеленел от страха и, как ни иронично, боролся с тошнотой. Предводительница Безупречных присела на бочку, побледнев. Племена отличались от своих вождей немногим, разве что Лохматые Хулиганы и Берсерки были шокированы. Драконы уже давно все решили. Они сделали выбор еще тогда, недалеко от гнезда Красной Смерти. Но так же и они, и Иккинг решили набраться сил. И этот долгий, тяжелый разговор не поспособствовал отдыху, а наоборот отнял силы. — Вы знаете, что нужно сделать, — обратился Иккинг к драконам. — Я и Беззубик завтра полетим в гнездо Красной Смерти, — он повернулся к своему дракону, словно спрашивая: полетим ли? Беззубик уверенно кивнул. — В полдень. «Так, Иккинг, — думал он, — с драконами ясно: кто хочет жить, обязательно полетит с нами. А жить хотят, мне кажется, все, так что… Немаленькая будет армия. Вот только где мне и Беззубику ночевать? Эх, похоже, сегодня придется довольствоваться нашим оврагом». Воцарившаяся тишина показалась Иккингу слишком посредующей, и, поскольку нарушать ее никто не собирался, он неловко сказал: — Ну, раз все, то я, пожалуй… — ничего не добавляя, он залез на Беззубика, который только этого и ждал. Дракон взмахом огромных крыльев поднял пыль и полетел в даль. (На самом деле они долетели до острова Остолопов, после чего развернулись и приземлились в овраге.) Дагур проводил его жалостливым взглядом, будто они никогда больше не увидятся. Постояв какое-то время, викинги постепенно начали уходить кто в Большой Зал, кто — домой, кто — в палатку. Стоик так и смотрел на ночное небо, не веря, что всего несколько часов назад так сильно гордился сыном, которые все это время обманывал и нарушал старинные обычаи и законы. Но слова Иккинга… Неужели так и есть? Закон предков — блажь? Может быть, он погорячился, прогнав собственного сына… Нет, сказал он себе, выпрямившись. Однажды он уже совершил ошибку. Он и Валка. И он обещал себе, что больше такого не будет, что он верен своим предкам. Так и есть! Стоик не будет жалеть. Вожди не знаю боли, не знают слабости. Совершенно верно. Сморкала почему-то подумал, раз Иккинга нет, то он может занять его место. Нет, не в том смысле, что он будет неудачником. Сморкала теперь может быть другом Дагура (а в том, что эти двое были друзьями, он не сомневался)! Поэтому он уверенно подошел к молчавшему Берсерку, который медленно гладил Ищейку. — Привет, Дагур! Остервенелый одарил его таким взглядом, что Сморкала боялся смотреть в его сторону еще месяц. Рыбьеног пытался поговорить с Сарделькой, но ничего не выходило. Из всех вышеупомянутых слов он запомнил лишь «нук», что означает «нет». А он бы хотел сказать ей, какая она у него красивая, милая, добрая, забавная, как ему нравится, когда среди ночи она лижет ему пятки… Поговорить со своими драконами попытались и другие подростки, кроме Астрид и Сморкалы. И снова ничего. Их драконы не знали викинговского языка, что неудивительно, ведь им все-то полтора месяца. Так что они ушли домой или по палаткам, задумчивые и словно с открытыми глазами. Освальд подошел к Стоику. Тот проигнорировал его. Разлюбезный вздохнул, но ничего не сказал и ушел. А Стоик Обширный так и стоял, пока кто-то в Большом Зале не разбил бутылку с каким-то наверняка крепким напитком.