«Как заводить друзей и выигрывать в квиддич» (руководство для начинающих)

В следующие дни после прибытия в Хогвартс Онода изо всех сил старался сохранить положительный настрой, но чем больше времени проходило, тем более болезненно очевидным становилось, что его карьера в качестве волшебника начиналась неудачно. Он проснулся наутро после банкета и, вместо того, чтобы одеться и приготовиться к завтраку с остальными учениками, ждал, пока большинство из них — если не все — покинет спальню, перед тем как отважиться снять пижаму и надеть школьную мантию. Он получил несколько смущенных взглядов, и некоторые из других мальчиков были немного обеспокоены, спрашивая, все ли у него хорошо и не подождать ли его. Естественно, Онода хотел прямо противоположного и поторопился заверить их, что все в порядке и что он придет в Большой зал так быстро, как только сможет. Очевидно, это успокоило их или, по крайней мере, дало понять, что Онода не особо нуждался в их компании, потому что все они быстро ушли, позволив ему одеться в одиночестве. Несмотря на то, что они все еще были чужими, Онода был тронут тем, что эти ребята оказались достаточно вежливыми, чтобы учитывать его в своих планах, и достаточно проницательными, чтобы понять, что он хочет остаться один. Если с ними так просто с самого начала, то это ободряющий знак. Непредвиденным результатом его действий стало то, что, едва покинув гостиную, Онода сообразил: ему придется искать дорогу в Большой зал самостоятельно. Он помнил примерное направление, в котором они шли, чтобы попасть в гостиную предыдущей ночью, но тогда он чувствовал себя слишком усталым и вымотанным и не приложил достаточно усилий, чтобы запомнить всевозможные лестницы и повороты, которые они сделали. Знание того, что гостиная находится в основании замка, немного помогло, ведь это значило, что ему определенно нужно направляться вверх, но вот сами лестницы представляли проблему. Староста, вероятно, упоминал об этом ночью, но Онода явно недостаточно хорошо слушал или, должно быть, не так встревожился, когда лестница, на которой он стоял, начала двигаться. У него не было выбора, кроме как отчаянно держаться за перила, пока движение не прекратится, и когда он неуверенно ступил на лестничную клетку, то понял, что оказался не там, где предполагал, и что лестница, изменив направление на полпути, привела его куда-то, где он никогда не был. Это заняло намного больше времени, чем должно было, но в итоге Онода нашел дорогу в Большой зал после того, как несколько раз попадал в тупик и выбирал неправильное направление. Он вздохнул с облегчением, увидев это (более знакомое) окружение, и, возможно, даже испытал легкое чувство гордости за то, что прошел через весь замок и добрался до места назначения сам. Однако это чувство уменьшилось, когда он заметил, насколько пустым был зал. За столами почти никого не было, за исключением нескольких опоздавших, которые то ли неторопливо завтракали, то ли спешили, чтобы успеть подготовиться к занятиям. Поиск дороги определенно занял куда больше времени, чем он думал. Онода не мог сказать, был ли его первый завтрак в Хогвартсе таким же вкусным, как и приветственный пир, потому что проглотил его так быстро, что даже не почувствовал вкуса. Он подозревал, что ел тосты. Может быть. После того, как он с рекордной скоростью позавтракал, времени осталось только на попытку найти среди извилистых коридоров и движущихся лестниц дорогу назад, в спальни Хаффлпаффа, чтобы собрать книги и приступить к нелегкой задаче — поискам кабинетов, в которых будут проходить его первые занятия. К счастью, это оказалось проще, чем он ожидал: нужно было просто следовать за своими одетыми в желтое с черным однокурсниками (у которых с направлением было немного получше) к правильным классным комнатам. В конце первой недели Онода мог с гордостью сказать (не то чтобы кто-то спрашивал), что он ни разу не опоздал на уроки, хотя вопрос, можно ли считать это его собственным достижением, все же был спорным. Как бы то ни было, сами по себе уроки представляли для Оноды проблему. Конечно, Канзаки был прав, уверяя Оноду, что его одноклассников никто не учил магии заранее, но это не изменяло того факта, что Онода… был неважным учеником. Его успеваемость была в лучшем случае очень посредственной, и едва ли замена механических карандашей на перья, а транспортиров — на волшебные палочки могла как-то помочь в долгосрочной перспективе. Занятия, на которых их учили практической магии — трансфигурация (искусство превращения чего-то во что-то другое) и чары (основы заклинаний) — состояли из большего количества теории и меньшего — использования палочек, чем ожидалось, и им приходилось переписывать подробные и сложные диаграммы и тексты. Попытки Оноды превратить спичку в иголку, как часть введения в трансфигурацию, не дали никакого результата, что хотя и было предпочтительнее, чем когда спичка просто сгорала, выпуская струю едкого дыма, как случалось у других учеников, — но все же совсем безрадостным. История магии, которая не предполагала практических занятий, создавала особый вид трудностей для Оноды. В отличие от других занятий, она была очень похожа на занятия в магловской школе. Словно обычная история, только вот имена, которые надо было запомнить, были совершенно незнакомыми, и даты ничего для него не значили. На этом уроке становилось очевидно, что у учеников из магических семей есть-таки преимущество, так как они, хоть и не зная тему досконально, по крайней мере, слышали про большинство обсуждаемых имен и событий и имели какое-то представление об их значении. Онода же, наоборот, чувствовал себя совершенно потерянным на каждом уроке, его мозг отчаянно (но безуспешно) пытался уложить новую информацию о магическом мире в тот курс истории, который он изучал с начальной школы. Из-за этого история магии быстро стала наименее любимым предметом. Зельеварение, как и трансфигурация, состояло из теоретической и практической частей. Онода подумал было, что идея изготовления магических зелий выглядит очень круто, но по факту это оказалось долго, скучно, а временами — мерзко. На первом занятии они работали над «простым» зельем от ожогов, но его приготовление предполагало гораздо больше нарезания жучиных глаз и взвешивания лягушачьих ножек, чем Онода мог вытерпеть, и в дополнение к этому, добавляя ингредиенты, было абсолютно необходимо следить за котлом, пока он кипел, что для Оноды было тяжелее всего запомнить. Он надеялся, что профессор, как и он сам, сможет хотя бы оценить иронию того, что его противоожоговое зелье воспламенилось. Но даже если профессор и заметил, это не помешало ему поставить Оноде плохую оценку. Травология была увлекательной, но представляла множество новых и интересных угроз для здоровья и личной безопасности Оноды в виде зловещих волшебных растений. Когда ему сказали, что некоторые из растений, с которыми они будут взаимодействовать, смертоносны, он предположил, что ими, должно быть, можно отравиться, если съесть, или они могут вызвать зуд, если попадут на открытую кожу. Чего он не ожидал, так это зубастую жуть, которая выскакивала из ползучего растения на стене теплицы и пыталась вцепиться в того, кто был неосторожен; или дерево, которое выстреливало, словно пулями, острейшими иголками, если его потревожить; или споры папоротника, которые, если их задеть, погружаются в человеческую плоть и прорастают там, да так, что их почти невозможно извлечь. Оноде пришлось быть постоянно готовым к очередному растительному кошмару, подстерегающему поблизости в любой из теплиц. Неудивительно, что его успеваемость на занятиях из-за этого пострадала. Больше всего Оноде нравились астрономия и защита от Темных искусств, хотя он не мог сказать, что в чем-то особенно преуспел. Астрономия интересовала его, потому что немного напоминала уроки естествознания в магловской школе, а магическая перспектива дала им новую жизнь. Сочетание вещей, которые он знал раньше, с узнанным в магическом мире он находил завораживающим, но курс был сложным и преподавался в полночь, поэтому он часто отвлекался, а его веки смыкались, несмотря на желание узнать, что же расскажут. Защита от Темных искусств тоже была в числе любимых предметов Оноды, но по не слишком похвальной причине. Так как на этом уроке учили защищать себя с помощью магии от других волшебников (которые в некоторых случаях были злыми), это больше всего напомнило ему о том, чему должна была учиться Котори в его любимых комиксах. Он почти мог представить, как она посещает Хогвартс и эти занятия, овладевает могущественной магией, чтобы помогать людям и защищать их, и Онода подумал, что будет круто, если он будет делать то же самое. Однако он был предсказуемо плох в работе с палочкой, поэтому когда пришло время практиковаться в разоружении противника, его палочка выдала лишь слабую искру вместо выполнения заклинания. Ничего не скажешь, занятия шли не слишком хорошо. Все это было бы терпимым, если бы у него был кто-нибудь, с кем он мог поговорить. Тогда, быть может, он был бы способен посмеяться над своими неудачами вместо того, чтобы зацикливаться на них и переживать из-за этого. Мики до сих пор подходила поздороваться с ним каждый день и иногда садилась рядом во время завтрака или на уроке, но у нее были и свои собственные друзья, и новых она тоже находила легко. А когда у Хаффлпаффа начались совместные занятия с другим факультетом, у нее появилась возможность сидеть с ее, по мнению Оноды, лучшей подругой — девочкой по имени Айя, у которой было скучающее выражение лица, короткие темные волосы, а синяя мантия давала понять, что она с Рейвенкло. С Рейвенкло, как Имаизуми, всякий раз, видя ее, не мог не подумать Онода. Несмотря на то, что у них были совместные занятия, Онода ни разу не сел с Имаизуми. Взгляд неизбежно стремился к полу, когда он замечал его в Большом зале или на уроках. Только в конце второго дня он набрался смелости заговорить с Имаизуми, как просила Мики. Онода заметил его в одном из коридоров на перемене между уроками, видимо, за разговором со старшекурсником с его факультета. Когда он подошел поближе, то понял, что скорее старшекурсник старался поговорить с Имаизуми, а Имаизуми пытался уйти. Наконец ему удалось обойти другого мальчика, который, на удивление, не последовал за ним. Тем не менее за ним последовал Онода. Оба предыдущих раза Имаизуми выглядел раздраженным, и когда он заметил, что его преследуют, то нахмурил брови и напрягся. Это должно было предупредить, что у Имаизуми неподходящее настроение для того, чтобы с ним подурачиться или подружиться, но Онода, как обычно, был забывчив в ситуациях, связанных с общением, и не заметил тревожных знаков, пока не стало слишком поздно. Имаизуми оглянулся, чтобы выяснить, кто же идет за ним так близко, и, узнав преследователя, монотонно пробормотал: — Онода, — и просто пошел дальше, вместо того, чтобы остановиться и узнать, чего от него хотят. У Оноды появилось смутное чувство, что разговор начался неудачно, но он (вероятно, глупо) все еще надеялся, что сможет как-нибудь повернуть ситуацию в свою сторону. — Эм… привет, Имаизуми, — начал он. — Я читал книгу, которую ты мне одолжил и… я только что дошел до разных видов метел, и мне стало интересно: какой самый лучший? Имаизуми вздохнул. Его лица не было видно, и поэтому трудно было сказать, усталый это вздох или раздраженный, но наконец он ответил: — В определенной мере это зависит от того, на какой позиции ты играешь в квиддич. Или от твоих личных предпочтений. — И… какая твоя любимая? — подсказал Онода. Имаизуми взглянул на него, и в этот раз во взгляде была явная неприязнь. — Предположим, я всегда считал линию Нимбус самой надежной и лучшей с точки зрения сочетания скорости, стабильности и несущих способностей. — В самом деле? — переспросил Онода, желая, чтобы Имаизуми был достаточно заинтересован, чтобы углубиться в тему. Онода делал ставку на то, что у него получится это, но теперь ему приходилось изворачиваться, пытаясь найти способ продолжить разговор. — Я говорил с Мики и она, кажется, думает, что Нимбусы и… Чистометы вроде бы… примерно на одном уровне, за исключением того, что линия Нимбусов не слишком развивается с годами. Что ты… — С Мики разговаривал, значит, — перебил Имаизуми, и в этот момент Онода отчетливо понял — Имаизуми был раздражен. — Э… да, — сказал Онода, не понимая, в чем проблема. Разве они не друзья детства? — Я бы с осторожностью слушал ее слова, если бы был на твоем месте, — жестко сказал Имаизуми. — Она назойливая и намного умнее, чем показывает. Никогда нельзя быть уверенным, что она говорит тебе всю правду. — О, — поник Онода. — Я думал… Мне показалось, она милая. Имаизуми скривился. — Она… милая… предположим. Но это не значит, что она не назойливая. У нее есть свои мысли по поводу того, как все должно быть, и она будет крутиться рядом и ловчить, пока все не станет так, как она хочет, — всегда такой была. Она хочет как лучше, но это не отменяет того факта, что тобой манипулировали. — О, — повторил Онода в недоумении, что на это ответить. Очевидно, Имаизуми думал, что Мики манипулирует Онодой — это плохо, если она именно это и делала. Дело было в том, что Онода был не настолько против, насколько он, судя по реакции Имаизуми, должен был быть. Хотя вполне возможно, что у нее были и еще причины просить Оноду подружиться с Имаизуми помимо тех, что она назвала, но Мики, все то короткое время, что он ее знал, старалась быть доброй с ним. Онода чувствовал, что это что-то значит, и не мог не верить, что, по крайней мере, сердце у нее на месте. — А сейчас, если позволишь, мне пора идти на урок, — быстро сказал Имаизуми и ускорил шаг, оставляя Оноду стоять с осознанием, что его намеренно бросили. И еще он ясно понял, что ему не сказали ни «пока», ни «потом поговорим». Потому что никакого «потом» не будет, понял Онода, и его сердце дрогнуло. Он не имел понятия, как это могло случиться в ходе безобидного разговора, но он, кажется, только что собственноручно уничтожил любую возможность подружиться с Имаизуми. Онода знал, что в следующий раз, когда он столкнется с Имаизуми, уже не будет той легкости, с которой они провели поездку в поезде, и подозревал, что можно сказать без натяжки: проводить с ним время снова Имаизуми не захочет. И даже теперь, спустя неделю, Онода не мог разобраться, что в их разговоре обеспокоило другого мальчика. Имаизуми, несмотря на все, что он сказал о «назойливости» Мики, был, похоже, в довольно хороших отношениях с ней. Иногда Онода видел их вместе в Большом зале, Мики что-то живо говорила ему, он рассеянно кивал, погруженный в выпуск «Ежедневного пророка». Он не особо радовался ее присутствию, но и не был против настолько, чтобы заставить ее уйти, что очень впечатляло в сравнении с холодным пренебрежением, с которым он относился ко всем остальным. Онода вспомнил, как Мики сказала ему во время пира, что он, кажется, понравился Имаизуми, и снова почувствовал себя ужасно из-за того, что предал его доверие. Как бы то ни было, волноваться только из-за того, что о нем подумал Имаизуми, было роскошью, которую Онода едва ли мог себе позволить. Занятия все еще были тяжелыми, коридоры Хогвартса в своей сложности все еще напоминали лабиринт, а новое испытание, которое появилось в виде объявления в общей комнате Хаффлпаффа, мгновенно отодвинуло все остальные тревоги на второй план. Уроки полетов должны были начаться в течение недели. Это предупреждение хаффлпаффские первокурсники встретили с некоторым беспокойством, но все же казались и довольно восхищенными. Подобно им, первокурсники других трех факультетов тоже обсуждали эту новость за завтраком, очевидно увидев такие же объявления у себя. Онода ощущал себя единственным человеком в школе, у которого страх перед полетами намного перевешивал любое восхищение, которое он мог бы почувствовать. Полеты не вызывали в нем ни воодушевления, ни даже фантазий о том, что у него могло бы получиться, которые пересилили бы страх оказаться неловким или пораниться на виду у своих одноклассников. Что еще хуже, первое занятие у них должно было быть с гриффиндорцами, которые имели репутацию людей несдержанных и чересчур храбрых. Последнее, в чем Онода нуждался, так это показать ученикам факультета, на котором гордились своей смелостью, какой же он на самом деле трус. Он не особенно хотел за неделю стать посмешищем для целой школы. И это был факультет Наруко. Онода уже примирился с тем фактом, что у него не получится возобновить общение с Наруко, но также и не жаждал быть униженным перед ним. Как ни печально, кажется это было неизбежно. Когда во вторник в 3:30 дня занятия закончились, Онода и его одногодки отправились на площадку, где должны были проходить уроки полетов. Вдали Онода видел площадку для квиддича, которая представляла собой большое овальное поле с тремя кольцами на шестах в обоих концах. Вокруг площадки возвышались трибуны, с которых публика могла смотреть соревнования между командами факультетов, и Онода думал, что у него в качестве зрителя, вероятно, будет столько же трудностей с его ростом, как и в качестве игрока. Остальные хаффлпаффцы тоже указывали и болтали о поле для квиддича, гадая, кто из них будет достаточно хорош — или достаточно смел, — чтобы участвовать в отборочных в команду факультета на второй год. Онода чувствовал себя так, словно увяз в земле, и в разговоре не участвовал. Наконец они достигли территории, предназначенной для занятий, и там их встретил ухмыляющийся Канзаки, который уже пришел и разложил несколько длинных рядов метел на земле. — Сдается мне, хаффлпаффцы сегодня первые, — сказал Канзаки, и его улыбка стала шире, когда он окинул первокурсников взглядом. — Не то чтобы я удивлен — гриффиндорцы всегда опаздывают. В любом случае, для вас это даже лучше — это значит, что вы первые выберете метлы. Онода впервые видел Канзаки так близко с тех пор, как тот водил его в Косой переулок, и его внезапно поразило, что есть еще один человек, которого он разочарует, если окажется неспособным летать как следует. — Думаю, мне следует представиться, — сказал Канзаки. — Меня зовут Тодзи Канзаки. Я тренер по квиддичу, инструктор по полетам и среди прочего слежу за оборудованием здесь. Я не профессор, поэтому не нужно так ко мне обращаться. Можете звать меня Канзаки или мистер Канзаки, если хотите, — я не особо привередлив по этому поводу. Теперь я бы хотел попросить каждого подойти и встать возле одной из метел, и, когда покажутся гриффиндорцы, мы начнем. Хаффлпаффцы поспешили подчиниться, пытаясь найти как можно лучшую метлу из этого (вообще-то, не впечатляющего) набора. Онода убедился, что из его метлы торчит больше веточек, чем следует, но он надеялся, что это, так или иначе, не имеет большого значения. Мики, казалось, вообще не беспокоилась, какую выбрать, очевидно остановившись у первой попавшейся. Опять же, она, вероятно, достаточно хорошо летала, чтобы быть уверенной в себе независимо от того, какая метла ей попадется. Пока они выбирали метлы, наконец показались гриффиндорцы. Они пришли оживленной толпой в алом и черном, и большинство из них, как оказалось, не могли устоять на месте — видно, уроки полетов повысили энтузиазм этой и без того активной группы. Их поприветствовали так же, как и Оноду и его одноклассников, а потом направили занять место возле одной из метел. В какой-то момент Онода заметил Наруко (неудивительно, но он был одним из тех, кто не мог стоять спокойно), и тот, подобно Мики, не обратил внимания на то, какой бугристой или потрепанной будет его метла. Он остановился возле одной, слегка покачиваясь на носочках в нетерпении. — Хорошо, — обратился к ним Канзаки, когда все нашли себе метлы. — Если каждый стоит возле метлы — нет, две метлы брать нельзя, это противоречит нашей цели, — я хочу, чтобы вы все вытянули правую руку и сказали «вверх»! Онода с сомнением посмотрел на свою метлу, выставил руку и крикнул «ВВЕРХ!» так повелительно, как только мог, но добился лишь того, что метла жалко дернулась на земле. Онода не был поражен еще одной — самой легкой на данный момент — неудачей, но когда он осмотрелся, то все же удивился тому, что многие оказались в том же положении, что и он. Было много учеников, у которых метлы едва перевернулись, как у Оноды, были и те, чьи метлы не двинулись вовсе. Естественно, у нескольких человек метлы прыгнули прямо в их протянутые ладони с первой попытки. Одним из них был Наруко, и, как мог видеть Онода, Мики была вторым. Они выглядели довольно нетерпеливыми, что, в общем-то, было ожидаемо от Наруко и не совсем — от Мики. Потребовалось несколько попыток, чтобы заставить метлу неохотно подняться на уровень его руки (и если быть совсем честным, он немного опустил руку, чтобы наконец схватить ее), но вскоре Онода и его одноклассники держали метлы наготове. Осталось недолго. У Оноды скрутило живот, когда Канзаки открыл рот, чтобы снова заговорить. — Ладно, кажется, все наконец держат свои метлы, это хорошо… не нужно беспокоиться, мы собираемся делать все по правилам. Я знаю, некоторые из вас, вероятно, уже летали раньше, но сегодня мы начнем с самого легкого, что подходит тем, кто не летал. Несколько минут Канзаки показывал первокурсникам, как надлежит взбираться на метлу и где располагать руки на рукоятке. Потом в последний раз осмотрел их и кивнул, по-видимому удовлетворенный. — Кажется, мы все готовы начать. Есть еще вопросы? Вопросов не последовало, и многие ученики проявляли нетерпение, поэтому Канзаки продолжил: — Отлично, я надеюсь, всем ясно, что вы должны делать. Когда я дуну в свисток, я хочу, чтобы вы все посильнее оттолкнулись от земли. Убедитесь, что держите метлу прямо, затем, как только ваша метла медленно поднимется, я хочу, чтобы вы продержались в воздухе пару секунд, потом наклонились вперед и медленно вернули метлу на землю. И я сказал, медленно. Если я увижу, что кто-то намеренно делает что-то помимо того, что я описал, он будет наказан. Мне все равно, как вы, по вашему мнению, хороши, насколько мне известно, тут все начинающие, и безопасность прежде всего, так? Собравшиеся первокурсники кивнули. — Тогда по моему сигналу… — сказал Канзаки и подул в свисток. Все первокурсники оттолкнулись от земли одним (более или менее) синхронным движением. Онода, пытаясь не замечать дрожь в руках и ногах, заставил себя оттолкнуться так сильно, как только мог, и когда он почувствовал, что твердая поверхность исчезла из-под ног и это легкое ощущение в животе — как будто он в лифте, несущемся вверх, — он сразу понял, что все это было огромной ошибкой. Открывать письмо, покупать принадлежности, ехать в Хогвартс — все было ошибкой, если привело к этому. Он изо всех сил старался держать метлу прямо, как говорил Канзаки, но по какой-то причине — его дрожь, или недостаток уверенности, или что-то еще — Онода чувствовал себя невероятно нестабильно в момент подъема. Тот конец, где были прутья, норовил наклониться ниже, чем следовало, и Онода чувствовал, что медленно сползает назад. К тому же метла слегка кренилась из стороны в сторону, и это вызывало в его голове ужасную картину: метла полностью переворачивается и он оказывается висящим вниз головой в воздухе. Но, несмотря на постоянные сомнения в стабильности метлы, настоящий ужас он испытал, только посмотрев вниз. Земля казалась пугающе далекой. Онода словно окаменел. Внезапно он в полной мере осознал тот факт, что парил в воздухе безо всякой поддержки, и единственное, что удерживало его от падения, — это подержанная старая метла с волшебным заклинанием на ней. Несколько месяцев назад он вообще не верил в волшебство, а теперь должен доверить ему свою жизнь? Биение сердца отдавалось в ушах, а дыхание стало тяжелым и прерывистым. Он смутно осознавал, что остальные одноклассники, парившие рядом с ним, начали спускаться, но сам он был не способен сделать необходимые движения, чтобы последовать за ними. Нет, ведь для этого нужно посмотреть на землю и наклонить метлу, а Онода определенно не хотел делать ничего из этого. Что, если он будет спускаться слишком быстро и разобьется? Что, если он наклонит метлу (которая и так качается) слишком сильно и соскользнет? Ну уж нет, думал Онода, зажмуриваясь. Так рисковать он не будет. Он сжал метлу крепче и попытался посильнее наклониться к рукоятке, надеясь, что это поможет чувствовать себя безопаснее, но, к несчастью, эффект оказался прямо противоположным. Едва он сместил вес тела вперед, как понял, что метла, которая, по крайней мере, до этого парила в одном месте, тоже устремилась вперед. О нет. Нет, нет, нет, нет, нет… Метла медленно, но уверенно стала набирать скорость, и Онода решил, что для него все кончено. Он понятия не имел, почему метла решила двигаться, почему сама по себе набрала скорость или что ему сделать, чтобы остановить ее, но был абсолютно уверен, что ему не пережить падения с такой высоты и что он не сможет держаться так вечно. Оказалось, что ему не пришлось долго об этом беспокоиться, потому что через пару минут он во что-то врезался. Поначалу Онода запаниковал, испугавшись, что будет сбит с метлы, но, во что бы он ни врезался, это было слишком мягким, чтобы сбить его, и лишь хорошо притормозило его движение вперед. Не задумываясь, он ухватился за это и обнаружил, что его руки держат что-то вроде толстой ткани. Он крепко держался за то, что остановило его на несколько мгновений, наслаждаясь вновь обретенным ощущением стабильности, пока до него не дошло поинтересоваться, за что же именно он держится. Его глаза были все еще закрыты, но он заставил себя приоткрыть их достаточно, чтобы увидеть свое окружение. И обнаружил, что то, за что он ухватился, одето в хогвартскую мантию, — он врезался в человека. — Я в-в вас в-врезался? — пролепетал Онода, понимая, что только что столкнулся, а потом вцепился в другого ученика. — Я помешал вам! П-прошу прощения… — Не, все в порядке — все уже приземлились. Я просто подумал, что у тебя могут быть проблемы, и вернулся! Онода отодвинулся подальше, пытаясь понять, кто перед ним. Он не мог повернуться так, чтобы бегло взглянуть на чужое лицо, но заметил волосы, и этого оказалось достаточно. Онода был абсолютно уверен, что есть только один человек в Хогвартсе с такими бесстыдно рыжими волосами. — Первое правило полетов — наклоняясь вперед и крепче сжимая рукоять, ты ускоряешься, Сакамичи, — сказал Наруко, и Онода почти слышал улыбку в его голосе. — Поэтому если ты нервничаешь, тебе, вероятно, лучше не делать то, что ты только что сделал. — Н-Наруко? — не веря, дрожащим голосом спросил Онода. Он слегка оттолкнулся и смог увидеть лицо Наруко получше, но все еще отчаянно хватался за его мантию, словно от этого зависела его жизнь. Крепче придерживая Оноду для большей уверенности, Наруко надулся: — Я же вроде говорил тебе называть меня 'Шокичи'. Мы ведь не незнакомцы! И вообще, разве я не сказал найти меня, когда приедешь в Хогвартс? Ты все еще должен мне конфеты, знаешь ли, и мои процентные ставки могут круто подскочить. — Э… прости, Нару… в смысле, Шокичи. — Ты должен был, я целую вечность удивлялся, когда же ты покажешься, — пожаловался Наруко. — Мне ни разу не удавалось заметить тебя после распределения, потому что ты всего лишь лицо в толпе и ничем не выделяешься — кстати, над этим определенно стоит поработать — но все это может подождать. Так… — он задумчиво посмотрел на Оноду, — думаю, начать нужно с вопроса: как ты здесь оказался? — Я… — Онода сглотнул, стараясь не смотреть вниз. К несчастью, пришлось вместо этого смотреть на Наруко, и Онода не знал, сможет ли он, глядя тому в лицо, признать, что его беспокоит. Но, хотел он этого или нет, Наруко выжидающе смотрел на него, и поскольку он помог, то, вероятно, заслуживал ответа. — Я… Я думаю, что боюсь высоты, — с трудом выдавил Онода. Наруко расплылся в широкой улыбке и издал такой звук, словно его душил смех. Онода почувствовал, что его лицо пылает от стыда, но до того, как он окончательно смутился, Наруко пренебрежительно махнул свободной рукой: — Не, не, все нормально… Я не над тобой смеюсь, но… ничего себе способ заявить об очевидном. Онода не совсем понял, как это связано с тем, что Наруко смеялся не над ним, но не успел как следует обдумать, прежде чем Наруко снова продолжил: — Хотя ладно, многие поначалу боятся летать. Нужно время, чтобы привыкнуть — поэтому в Хогвартсе проводят занятия для первокурсников. Важно стараться, даже если тебе и страшно, и в следующий раз будет легче. Кажется, Наруко ждал ответа, и Онода попытался неуверенно кивнуть, покрепче хватаясь за чужую мантию. — Думаешь, ты готов попробовать спуститься? — спросил Наруко. — Н-наверное, — пролепетал Онода. — Пф, все будет нормально, — подбодрил Наруко. — В конце концов у тебя есть я, и не хочу хвастаться, но я чертовски хорошо летаю. Онода был не в силах приоткрыть глаза, и поэтому не мог увидеть, как Наруко летал сам по себе, но, как выяснилось, в нем не было ни капли неуверенности, которая была в Оноде. Сидеть на метле, летящей в воздухе, для Наруко, по-видимому, было так же удобно, как и на скамье в Большом зале. Онода не особо представлял, как выглядит правильное управление метлой, но подозревал, что то, как делает это Наруко, очень близко к этому — если не лучше. С помощью него Оноде удалось совершить постепенный ровный спуск на землю. По сравнению с подъемом приземление вышло очень мягким, но, как только ступни Оноды коснулись земли, его ноги, которые тряслись без остановки все то время, пока он был в воздухе, выразили свой протест и подогнулись. Онода свалился на землю и, поскольку он все еще держался за мантию Наруко, утянул и его за собой. Онода не осознавал тот факт, что все это произошло на виду у целого класса, пока не прибежал обеспокоенный Канзаки и Онода не увидел, что взгляды его одноклассников сосредоточены на нем и Наруко. Случилось именно то, чего он так не хотел. — Онода, ты в порядке? — спросил Канзаки, опускаясь рядом с ними. Онода заметил, что Каназки впервые за все время не обратился к нему по имени. — Что-нибудь болит? Почему ты не спустился с остальными? — Потому что… — проговорил Онода, не в силах встретить взгляд Канзаки и увидеть в нем разочарование, — я… испугался. Как-то так. Мне очень жаль, я обещаю в следующий раз стараться лучше! Канзаки положил ладонь ему на плечо. — Ничего, я не собираюсь злиться за то, что тебе было страшно в первый раз на метле. Я тоже виноват, если бы я раньше сообразил, что что-то не так, то быстрее прилетел помочь тебе. Онода невольно кивнул, не уверенный, что от него ожидают ответа, но Канзаки все равно успокаивающе улыбнулся. — Думаешь, у тебя получится летать остаток урока, или ты бы хотел взять передышку и посмотреть с земли? Не желая сейчас садиться на метлу, даже если бы от этого зависела его жизнь, Онода решительно сказал: — С земли, пожалуйста. Канзаки кивнул и еще раз сжал его плечо, прежде чем убрать руку. Потом он повернулся к Наруко, и выражение его лица стало более жестким. — А теперь ты. Наруко, верно? Наруко как раз пытался подняться на ноги; он осторожно взглянул на Канзаки, когда услышал свое имя. — Ага, — сказал он. — Я дал всему классу конкретные указания: после того, как оттолкнетесь от земли, сразу вернуться назад,— сказал Канзаки. — Что из этого заставило тебя снова оттолкнуться, когда ты вернулся? — Эммм… Мистер Канзаки, могу я… — запротестовал Онода. — Не вмешивайся, Онода, — строго сказал Канзаки, отметая его попытку. Наруко нахмурился. — Сакамичи нужна была помощь! У него возникли проблемы со спуском, и я знал, что могу дать ему руку, поэтому… — Неважно, насколько хорошо ты уже летаешь, Наруко. Ты все еще ученик в моем классе, и пока ты здесь, ты подчиняешься правилам, как и все остальные, — продолжил Канзаки. — То, что у тебя больше опыта в полетах, чем у других, вовсе не дает права показывать это. В следующий раз, когда ты подумаешь, что кому-то нужна помощь, скажи мне, и я помогу им, понятно? Наруко ярко покраснел от смеси смущения и ярости и пробормотал: — Да. — Отлично, если ты понял. За неподчинение мне пять баллов с Гриффиндора… — …Эй! — …и отработка. — Но это… — …Начинать сейчас, — закончил Канзаки. — Буду рад видеть тебя на занятиях на следующей неделе, если к тому времени ты сможешь доказать мне, что поддерживаешь решение следовать правилам. У меня есть большая коллекция спортивных… ну, скажем, 'реликвий', которые нужно рассортировать. Через секунду приступишь к работе. Канзаки заговорил, теперь обращаясь к другим ученикам: — Что касается всех остальных, это была отличная первая попытка стартовать и приземляться. Если вы сможете сесть и тихонько поговорить между собой несколько минут, пока меня не будет, то скоро мы продолжим. И если я увижу кого-то в воздухе, когда вернусь, или услышу, что вы летали, пока меня не было, вы присоединитесь к мистеру Наруко на отработке, это я могу сказать прямо сейчас. Ученики с Гриффиндора и Хаффлпаффа беспокойно зашевелились, а лицо Наруко исказилось от раздражения при резком замечании. — Ладно, Наруко. Иди за мной. Наруко сердито сунул руки в карманы и пошел, топая, как малыш, которому отказали в желанной игрушке. Но судя по завистливому взгляду, который он бросил на других учеников, так и стоявших со своими метлами наготове, это не было неточным сравнением. Казалось, он готов сделать все, чтобы снова полететь. И пока они не отошли на значительное расстояние, Онода не сообразил, что так и не поблагодарил Наруко за помощь.

* * *

В тот день Онода просидел в одиночестве у входа в комнату для принадлежностей возле квиддичной площадки почти два часа, сложа руки и ожидая, пока закончится отработка Наруко. Когда Наруко наконец появился, он казался непохожим на того непоседу, которого узнал Онода. Может, свет так падал, но выглядел он более… унылым, чем обычно. Он не улыбался и, хотя это, возможно, из-за покрывшей его пыли, даже его волосы выглядели тусклее и не такими яркими, как сегодня же раньше. Зрелище было неприятное, и Онода внезапно подумал, было ли это хорошей идеей — попытаться встретиться с Наруко сразу после того, как он получил отработку и пропустил полеты из-за Оноды. Как бы то ни было, он почувствовал на себе взгляд Наруко до того, как принял решение не усугублять ситуацию и сбежать, так что было уже поздно. Глаза рыжего мальчика широко раскрылись в неподдельном удивлении. — Сакамичи… ты меня ждал? Онода неловко поерзал. — Э… да, ждал, — сказал он, рассеянно потирая затылок. — Уроки полетов должны были давно закончиться. — Ага, так и есть. — Пф, разве у тебя нет занятия получше, чем ждать меня, Сакамичи? — спросил Наруко, но Онода видел маленькую искру, промелькнувшую в чужих глазах. Наруко определенно было приятно, что его ждали, словно внимание Оноды было чем-то желанным для него. — У тебя есть друзья? Онода слегка улыбнулся и неспешно пошел в направлении замка. Наруко на полшага отстал. — Хехе… нет, вообще-то. На оба вопроса. Наруко рассмеялся, мгновенно подскочил к Оноде и приобнял его за плечи. Как и с Мики на банкете, Онода подозревал, что по большинству стандартов они не были достаточно близки для такого тесного контакта, но на удивление он был совсем не против этого. Это было даже как-то… приятно. Наверное, вот так оно и есть — иметь друзей. — Ну, тогда этим надо заняться, — усмехнулся Наруко. — Я думаю, ты очень крутой, и это только вопрос времени — убедить в этом всех остальных. Это будет как дополнительный проект в свободное время, просто для развлечения. Онода улыбнулся, но ничего не сказал, не полностью убежденный, что Наруко не шутил, и не уверенный, как следует отвечать. Разговор приутих после этого, и Онода поспешил возобновить его снова, пока не стало неловко. — Так… — начал он, нарушая тишину. — Как это было? — Хмм? — О. Я про отработку, — поправился Онода. Он запоздало заволновался, что Наруко не понравится говорить об этом, но оказалось, что беспокоиться не нужно. — Ну, не так уж и плохо, — сказал Наруко, пожав плечами. — Я даже не думаю, что Канзаки в самом деле разозлился. И даже круто — у них куча старых квиддичных принадлежностей и вещей в кладовой, которые нужно почистить и убрать как следует. Не слишком ужасно для моей первой отработки здесь. Последнее утверждение Наруко звучало так, словно он ожидал, что отработок будет гораздо больше. Онода должен был согласиться с ним по первому пункту — он не думал, что Канзаки действительно был зол на Наруко. Возможно, было необходимо наказать Наруко за нарушение инструкций, но Онода подозревал, что на самом деле Канзаки был счастлив видеть, что кто-то проявил инициативу, чтобы выручить одноклассника. Онода все еще не слишком хорошо знал Канзаки, но был уверен, что в глубине души он добрый. — Если честно, — начал Онода, внезапно вспоминая, что намеревался сказать с тех пор, как Наруко только отправился на свою отработку. — Одна из причин, по которой я решил подождать тебя после занятий, — потому что я понял, что у меня не было случая поблагодарить тебя за то, что ты присмотрел за мной. Ты уже дважды выручил меня, когда мне было нужно, и я очень признателен, поэтому… спасибо. — Не беспокойся, — пренебрежительно сказал Наруко. — Если действительно хочешь отблагодарить, то отплати мне конфетами, которые взял у меня, но можешь сделать это в любое время, я подожду. А вообще, все нормально — у меня двое младших братьев дома, и с ними постоянно что-то случается, и присмотреть за еще одним человеком не так уж трудно. Я на месте, если тебе нужно, как бы банально это ни звучало, — усмехнулся он. Онода немного поразило это предложение, хотя оно и было сделано легкомысленно — никто и никогда не говорил ему чего-то вроде этого. — Б-большое спасибо, Наруко! — Эй, 'Шокичи', помнишь? — сказал Наруко, щелкнув Оноду по голове. — В любом случае, я уверен, что в конце концов ты запомнишь. Эй,— внезапно сказал он, — тебе нравятся плюй-камни? — …это такие конфеты? — с сомнением спросил Онода. — В смысле, я все еще должен тебе Лакричные палочки, и… — Не-не-не, это игра. Я взял свой комплект из дома, и до сих пор никто не собирался поиграть со мной. Хочешь, научу как? — с надеждой спросил он. — О, конечно, — сказал Онода, и Наруко немедленно пустился в детальные объяснения процесса игры, от которых у Оноды закружилась голова. Но где-то среди потока слов у Оноды было время сообразить, что это было именно то, чем друзья или, по крайней мере, люди, которые почти могут считаться друзьями, могли бы заниматься. Может, Наруко уже его друг, и Онода просто не понял этого. И пока они шли по направлению к школе, Онода обнаружил, что чувствует себя удивительно счастливым. Этим утром он беспокоился, что провалится на уроке полетов и опозорится на глазах у всего класса (как все и случилось), но он не мог и представить, что будет благодарен, что все произошло именно так. Может, у него действительно один путь — наверх. (Комментарий: Палочка Наруко — красный дуб и сердечная жила дракона. Поскольку в книгах о Гарри Поттере есть главный герой, который умеет летать и не испытывает проблем с нарушением правил во время своего первого урока, я подумала (надеюсь, что автор действительно девушка xDD), что было бы интересно, если бы Онода вначале летал ужасно и чтобы у кого-нибудь действительно были неприятности, когда они не подчиняются инструкциям. Потому что вы знаете, всем одиннадцать и летать опасно. Канзаки хороший, но не настолько хороший.)