* * *
Неудивительно, что к тому времени, когда Оноде удалось найти дорогу в гостиную Хаффлпаффа, переодеться во что-то не пахнущее как клетка хомячка, почистить зубы (он забыл сделать это раньше), собрать все, что могло понадобиться для эссе по зельям, и найти дорогу назад в Большой зал, Имаизуми уже сидел за столом Рейвенкло, и оказалось, что у него есть приличная фора — если его неразборчивый почерк указывал на это. Мгновенно разволновавшись из-за необходимости сидеть рядом с незнакомыми людьми, Онода с осторожностью направился к столу Рейвенкло. Ему не приходилось раньше сидеть за столами других факультетов, но он и не думал, что есть правила, которые это запрещают, — если бы они были, Имаизуми, скорее всего, знал бы и предупредил его. К тому же вокруг было не так много людей, которые могли бы пожаловаться на его присутствие за чужим столом. Завтрак убрали некоторое время назад, и за столами было всего несколько студентов. Они работали над домашними заданиями, болтали или играли в карточки. Атмосфера, в отличие от будних дней, была ленивой и расслабленной. Никто не нервничал, не торопился, и, возможно, никто не станет возражать, если первокурсник с Хаффлпаффа присядет за стол Рейвенкло. — Привет… Имаизуми, — сказал Онода, слегка приподняв руку в приветствии. Имаизуми поднял голову от своего эссе, заметил Оноду и пригласительно махнул пером. — Ты задержался, — сказал он, когда Онода уселся рядом. Голос Имаизуми не был раздраженным, но Онода все равно почувствовал себя виноватым. — Да, прости. Я все никак не разберусь с направлением. — Все нормально, — спокойно сказал Имаизуми. — Выучишь на практике. — Думаешь? — спросил Онода, неловко усмехнувшись. — Очень надеюсь, что ты прав. Иногда мне кажется, что все, что мы тут делаем, я должен со временем усвоить, но время проходит, а я так ничего и не понял. Запоздало осознав, что ему, возможно, не стоит беспокоить Имаизуми своими пустяковыми жалобами, он быстренько закончил: — В любом случае мне нужно поблагодарить тебя за то, что ты предложил помочь. Это действительно мило с твоей стороны — отложить свою работу, чтобы протянуть мне руку помощи, особенно учитывая, что я безнадежен в зельях. Взглянув на Имаизуми снова, Онода заметил, что тот хмурится. Может, Имаизуми до сих пор злился на Оноду из-за чего-то? — Онода, — наконец сказал Имаизуми, осторожно положив перо перед собой. — Я уже знаю, что ты маглорожденный. Я говорил, что ты можешь спрашивать меня, когда тебе нужно. Мне нетрудно объяснить. — О. Спасибо, — смущенно ответил Онода. Казалось, Имаизуми старался восстановить те дружеские отношения, к которым они двигались до того, как он перестал разговаривать с ним. Может, это ободрение убедило Оноду в том, что то, что он сделал в следующую минуту, было хорошей идеей. После короткой паузы он выпалил вопрос, который вертелся на языке уже долгое время: — Имаизуми, мы друзья? Имаизуми напрягся всем телом, и Онода с опозданием сообразил, что из-за своего эгоизма поставил его в неловкое положение. Некоторые из сидящих рядом учеников с Рейвенкло услышали этот не слишком тихий вопрос и теперь с любопытством смотрели в их сторону. С нервным смешком Онода замахал руками, как будто это могло отвлечь наблюдающих за ними. — Это неважно, прости. Забудь, что я сказал. Имаизуми снова посмотрел на свою работу, словно его интересовало только это, но потом глубоко вздохнул и расслаблено опустил плечи, перед тем как снова взглянуть Оноде в глаза. — Я… боюсь, что я не самый… у меня не слишком много опыта с друзьями, — проговорил он неуверенно — очевидно, ему было трудно подбирать слова или заставлять себя произносить их. А может, и то, и другое. — Думаю, тебе это известно. — Мне… что? — спросил Онода. — Почему ты думаешь…? — Я знаю, что ты говорил с Мики, — ответил Имаизуми. — И я знаю, какая она. Думаю, мне было не по себе какое-то время, потому что я не знал, о чем она с тобой говорила и насколько это было обо мне. Но когда я говорил с ней, она рассказывала только о тебе, а значит, верно было бы предположить и обратное. — О… о, — протянул Онода, сообразив, в чем дело. — Так ты поэтому… поэтому ты со мной не разговаривал? Потому что тебе не нравилось, что я… что-то знаю о тебе? Онода вздрогнул, понимая, что если он и пытался не поставить Имаизуми в трудное положение, то явно не преуспел в этом. — Можно и так сказать, — ответил Имаизуми, глядя в сторону. — Думаю, сейчас нет смысла отрицать. Даже если Мики тебе не сказала, эта мелкая рыжая угроза, без сомнения, все разболтала. Предполагаю, тебе известно, что я чистокровный. Онода кивнул. — И ты знаешь, что это значит? — Думаю, да, — сказал Онода. — Мистер Канзаки рассказал мне о чистокровных, когда мы ходили в Косой переулок за вещами для школы. Поскольку я маглорожденный, он старался объяснить мне, почему происхождение из магловской семьи может стать проблемой в магическом мире. — Тогда у тебя, скорее всего, есть неплохие познания о том, какая… репутация у нас здесь, основанная на том, кто наши родители, — сказал Имаизуми. — И моя репутация как чистокровного — как Имаизуми — не всегда хорошая. Этот Наруко придурок, но нельзя сказать, что он в целом неправ. Моя семья не особенно… скажем так, приветствует новые идеи или альтернативные точки зрения, и наша история — не то, чем я горжусь. Имаизуми сделал паузу, но продолжил в тот самый момент, когда показалось, что он уже закончил: — Поэтому я неплохо знаю, что обо мне будут думать в Хогвартсе, и мне это не нравится. Не хочу, чтобы обо мне шептались, когда я захожу в гостиную факультета. Не хочу, чтобы со мной дружили только из-за того, что мои родители влиятельные люди, и уж точно не хочу терпеть шумных и надоедливых людей, которые клеймят меня чистокровным и стараются спровоцировать этим. Я просто хотел, чтобы меня оставили одного, но это, по-видимому, невыполнимое желание, потому что, несмотря на мои усилия держать всех на расстоянии, мне все равно приходилось мириться с теми, кто лезет в мою личную жизнь, еще до приезда в Хогвартс. Онода опустил голову, припомнив, как он впервые узнал историю Имаизуми. — Но оказалось, — снова заговорил Имаизуми, — что все не так страшно, как я думал. Ты был маглорожденным и не знал о мире волшебников достаточно, чтобы узнать во мне члена семьи Имаизуми и чистокровного, и когда ты справился с тем, что мне показалось просто волнением при знакомстве с новым человеком, ты стал дружелюбным, и мне… вроде как понравилась твоя компания. А когда я увидел, что Мики говорит с тобой, я решил, что все изменится, раз уж ты узнал, кто я, — может стать неловко, или начнешь обращаться со мной как все остальные, как только они узнают. Тогда я подумал, что будет проще сразу разорвать все связи, чем на что-то надеяться. Мне жаль — теперь я понимаю, что было нечестно бросить тебя без объяснения. — Нет — ничего страшного, — поспешно заметил Онода, чувствуя себя неуютно из-за того, что Имаизуми так самоуничижительно перед ним извиняется. — Но вообще, ты прав насчет Мики. Она немного рассказала о тебе. И попросила, поскольку у тебя немного друзей, попробовать стать твоими другом — как одолжение для нее. Имаизуми фыркнул, и Онода заметил, что уголки его губ подернулись в слабой улыбке. — Мики, — сказал он. — Так и знал, что она что-то задумала. — Да? Почему? — Потому что она сказала мне то же самое о тебе, — пояснил Имаизуми, готовый, кажется, по-настоящему улыбнуться — в первый раз, с тех пор как Онода его встретил. — Мики сказала, что ее брат поведал ей об одиноком застенчивом маглорожденном мальчике, который собирается первый раз приехать в Хогвартс, и что она пообещала помочь ему, как только сможет. И когда она заметила тебя со мной, то попросила меня попробовать подружиться с тобой — в качестве особого одолжения ей. У Оноды закружилась голова от этой новой информации. — Так Мики в самом деле… — Не пойми меня неправильно, она сделала именно то, что собиралась — постаралась сделать нас друзьями. Только она сделала это так, что каждый из нас думал, что делает ей одолжение, а еще из жалости к другому. Наверное, это единственный способ, при котором она могла быть уверена, что наша гордость — или, по крайней мере, моя гордость — не помешает нам. Она самая изворотливая сводница из всех, кого я встречал, — сказал Имаизуми, но в его голосе звучало восхищение. — Мне, наверное, придется обсудить с ней свои личные границы, но надо признать, что я впечатлен. — Воу, — сказал Онода, решив, что его первое впечатление о Мики как о более открытой и менее застенчивой, чем ее брат, было совершенно необоснованно. Очевидно, она была умнее, чем ему показалось. — Я знал, что она сказала, что мистер Канзаки упоминал обо мне, но я и не думал, что он попросил ее «присмотреть за мной» вот так. Если только она это не выдумала? Имаизуми пожал плечами. — Не могу представить зачем и не думаю, что трудно поверить в то, что твой наставник беспокоится о твоем переходе из жизни магла в жизнь волшебника. Онода не ответил. Имаизуми вздохнул, рассеянно потирая затылок. — И, отвечая на твой вопрос, — да. Я думаю, мы друзья. Или можем быть, если хочешь. Онода уставился на него. — Но… раньше… — Я знаю, раньше я избегал тебя. Это полностью моя вина — ты не сделал ничего плохого, и ты можешь прекратить со мной всякие связи, если тебе так будет лучше. Я чистокровный, это верно, но я обещаю, что я не… такой. По крайней мере, стараюсь быть не таким. Понимаешь? — Думаю, да, — сказал Онода и неожиданно почувствовал себя так, словно действительно понял. — Но тебе не стоит волноваться — было бы нечестно, если бы я осуждал тебя только за то, что ты чистокровный и беспокоишься о том, как другие люди к тебе относятся. Я маглорожденный и должен думать о таких же вещах. И что бы ты мне ни говорил, ты всегда был добрым и помогал мне, и я знаю, что ты не… не из тех, кто ненавидит людей только за то, что они маглорожденные. Хочу сказать, если ты согласен дружить с кем-то не очень умным, кто умудряется заблудиться каждый раз, идя на завтрак, — то я определенно согласен дружить с тобой! Имаизуми улыбнулся, и, хотя улыбка все еще была напряженной и кривоватой, для Оноды это было как солнце, выглянувшее из-за облаков. — Отлично. Мы друзья. С удивительно небольшим воодушевлением оба вернулись к заброшенной домашней работе. Имаизуми поднял перо и начал писать, в то время как Онода устраивался и раскладывал свои книги и принадлежности. На несколько минут единственным свидетельством о состоявшемся разговоре была расползавшаяся по лицу Оноды глупая улыбка, которую он не мог сдержать (несмотря на то, что писал о важности измельчения глаз угря до того, как их отмерить, а не после), и даже Имаизуми выглядел необычно расслабленным, пока они работали в тишине. — Хотя, — задумчиво сказал Имаизуми, нарушая тишину, когда Онода обмакнул перо в чернила, — я и счастлив считать себя своим другом, я не слишком уверен в твоем умении выбирать друзей. — Что ты имеешь в виду? — Пытаюсь понять, как, во имя всего святого, оказалось, что ты пришел с Наруко, — сказал Имаизуми. — Я не хочу сказать, что ужасно удивлен — судя по тому, что я слышал, они любят маглов и маглорожденных до сумасшествия — но близость с ними тоже опасна. Я не… полностью уверен, что для тебя это хорошо — привлечь интерес одного из них. — По поводу риска… ты имеешь в виду те дела, в которые его семья вовлечена? Насчет того, чтобы позволить маглам знать о магии? — спросил Онода. Имаизуми моргнул. — Так ты уже знаешь. Тебе Наруко сказал? — Ну… Мистер Канзаки, вообще-то. Он не рассказал слишком много, только о том, что разрешать маглам знать о магии опасно, но также может быть и хорошо? — Едва ли какой-то из вариантов может быть хорошим вообще, — многозначительно сказал Имаизуми. — Киоко Наруко — мама этого мальчишки — главная виновница всего этого переполоха. Она мелкий чиновник в Отделе Международного Магического Сотрудничества, но сейчас она больше известна как борец за отмену Статута о Секретности. — Ты считаешь, что рассказать маглам о магии — это только плохо? Мистер Канзаки сказал, что маглы могут отнестись враждебно к тому, что им кажется чужеродным, но разве не хорошо было бы, если бы мы могли работать вместе? — спросил Онода, думая о своей матери, которая, несмотря на жизненные сложности и более чем достаточное количество причин для того, чтобы быть озлобленной, с одобрением и подлинным восторгом приняла тот факт, что магия реальна. Она могла с ревностью отнестись к тому, что у Оноды появилась возможности изучать магию, но вместо этого она дала ему только поддержку и ободрение. Если магия Оноды сможет помочь ей или людям вроде нее, то он всецело заинтересован в объединении магического и магловского миров. — Это красивая мечта, — сказал Имаизуми, слегка нахмурившись, — но и совсем нереалистичная. Хотя я и не думаю, что все маглы будут проявлять по отношению к нам жестокость, но допускаю, что риск конфликта очень велик. Однажды сделанное решение не отменить, этот факт то ли не приходил Киоко Наруко на ум, то ли она его сознательно игнорирует. И я не доверяю людям, которые так безрассудно относятся к жизням многих. — О… — поник Онода. — Думаю, это звучит разумно. — Этот Наруко пытался вовлечь тебя во что-то подобное? — спросил Имаизуми с явным беспокойством в голосе. — Меня это интересовало с тех пор как… ну, ты же сам маглорожденный, и… — Что? Нет, — быстро сказал Онода. — Нет, я встретил Шокичи, когда потерялся в Косом переулке, и он выручил меня. А потом он снова мне помог, когда у меня были проблемы с метлой на первом уроке полетов, и теперь собирается учить меня, как летать лучше. Он даже никогда не упоминал своих родителей и всегда был добр ко мне, правда! — О, — сказал Имаизуми с таким выражением лица, словно не мог до конца поверить в сказанное. — Ладно… просто будь осторожен. Я буду присматривать и за ним, на всякий случай. — Я… не думаю, что это необходимо, — неуверенно сказал Онода. — Но в любом случае спасибо, Имаизуми. Имаизуми слегка кивнул, по-видимому удовлетворенный нерешительным ответом Оноды. — И еще кое-что — ты можешь звать меня Шунске, если хочешь. Я заметил, что ты обращаешься по имени к этому Наруко, и было бы смешно, если бы ты продолжил называть меня по фамилии. Особенно потому, что Имаизуми старался дистанцироваться от своих чистокровных корней, подумал Онода, но вслух не сказал. — Хорошо, — улыбнулся Онода. — И… ты тоже. Если хочешь, теперь можешь называть меня Сакамичи. — Так и сделаю, — ответил Имаизуми со слабой улыбкой, как будто Онода оказал ему услугу. — Спасибо. Было странно получить благодарность за такую мелочь, и Онода чувствовал себя так, словно это он должен благодарить Имаизуми за то, что тот первым постарался подружиться с ним, но вместо этого, не понимая, что делать, просто кивнул, прежде чем отвернуться. — Ну… — начал Имаизуми, стремясь вернуть разговор назад к удобным для них обоих темам. — У меня есть то руководство по полетам, о котором я говорил, если хочешь. А ты прочитал ту книгу, «Квиддич сквозь века», что я тебе одолжил? — Ммм, нет, пока еще нет, — робко сознался Онода. — У меня не очень хорошо с большинством предметов, и читать нужно много, поэтому я трачу большую часть времени на это. Хочешь, чтобы я ее вернул, или…? — Нет, все нормально, — махнул рукой Имаизуми. — Можешь считать, что она в бессрочной аренде. Хотя… — продолжил он менее уверенно, а его уши покраснели, — есть кое-что, что меня давно интересует: может, у тебя… есть следующий выпуск той серии комиксов, что ты одолжил мне в Хогвартс-экспрессе? И если есть, могу я… позаимствовать его? — Правда? — спросил Онода, не в силах скрыть удивление. — Я не думал… прости, мне показалось, что они тебе не понравились. Имаизуми уставился на свой пергамент, как будто тот лично обидел его. — Я тоже не думал. Они совсем… не похожи на все остальное, что я читал. Но я понял, что не могу справиться с желанием узнать, чем закончатся магические испытания Котори, и научится ли она колдовать без палочки, и объявится ли Аримару на ее дне рождения, как он обещал, или опять сбежит, как на их свидании в парке, и еще мне интересно, как Маге оказался в такой форме с самого начала, и сможет ли он обратиться назад или так и застрянет в ней. Не могу перестать думать об этом, даже когда пытаюсь заняться чем-то другим, и я не знаю почему, но то, что я не знаю, что там случится, меня беспокоит. — О! Раз так, — просиял Онода, — то ты в самом деле увлекся ими! Круто! Не беспокойся, у меня есть следующие семь выпусков, в чемодане, внизу, можешь взять их, когда захочешь. А остальные у меня дома, уверен, что смогу взять их для тебя, когда поеду домой на Рождество. Имаизуми моргнул. — О… хорошо, спасибо. — Я так рад, что они тебе понравились, — восторженно воскликнул Онода. — Я никогда не встречал кого-то, кому бы нравились комиксы так же сильно, как мне! А в феврале выходит новый том, и там должна быть история о прошлом Аримару, и будет круто, если ты сможешь догнать меня к этому времени и мы сможем прочитать это вместе. Мне всегда хотелось, чтобы у меня был друг, с которым можно обсудить мои теории! Казалось, что Имаизуми озадачен таким — как понял Онода, непривычным для него, — поведением, но, как ни странно, уголки его рта изогнулись в слабом подобии улыбки. — Хорошо, — согласился он. — Сделаю, как ты сказал. Онода хотел добавить, что Имаизуми никоим образом не обязан слушать его настырные рекомендации, если не хочет, но неожиданно почувствовал, как кто-то уселся рядом с ним на скамью и обхватил его рукой за плечи. — Сакамичи, только не говори, что вы двое начали без меня, — жалобным тоном сказал Наруко — потому что кто бы еще это мог быть, — но Онода подозревал, что он шутит. Он посмотрел на едва тронутый пергамент Оноды. — Не слишком-то много. Чем вы занимались все это время? Что, этот тупица отвлекал тебя от работы? — Что? Нет, мы с Имаи… с Шунске просто разговаривали, — промямлил Онода, по непонятным причинам почувствовав себя виноватым. — Прости, наверное, надо было подождать тебя? — Вовсе нет, учитывая, что его даже не приглашали, — еле слышно пробормотал Имаизуми. — Пфффф, — рассмеялся Наруко, взъерошив волосы Оноды. — Ничего-ничего. Мне нужно было причесаться после душа, и это заняло много времени, поэтому я и не думал, что вы будете ждать. А что насчет тебя, — сказал он, перегибаясь через Оноду в попытке обратиться к Имаизуми, — кто ты такой, чтобы указывать мне, куда мне можно идти, а куда нельзя? Знаешь, я первым подружился с Сакамичи! И у тебя нет никаких преимуществ только потому, что среди твоих предков был ебучий дядюшка Мерлина или еще хер знает кто. — К твоему сведению, — зло проговорил Имаизуми, — Сакамичи может быть и твоим другом, но здесь — стол моего факультета, и если я сказал, что тебе нельзя здесь сидеть, то тебе, недоросток, лучше уйти отсюда. — С каких это пор есть такое правило? — С тех пор, как я тут сижу и считаю, что ты меня раздражаешь, — сказал Имаизуми. — И остальные с моего факультета меня поддержат. — Ты слишком уверен в этом для того, кто известен своей черствостью и равнодушием даже среди своих товарищей, — ответил Наруко, улыбаясь во все зубы. — Ты действительно так уверен, что они кинутся тебя защищать, или это твои чистокровные привилегии говорят? Глаза Имаизуми сузились до крошечных щелок. — О, не знаю, — едко заметил он. — Уверен, что даже несмотря на то, что люди думают обо мне, ты им нравишься еще меньше. — Ой, умоляю, — драматически закатил глаза Наруко. — Я куда популярнее тебя. — Ты так уверен? — поинтересовался Имаизуми. — А популярность вообще возможна, если ты размером с фасолину — и это еще мягко сказано, — а голова твоя похожа на карликового пушистика, которого макнули в галлон зелья для укладки волос? — Я все еще расту! — взревел Наруко. — И не смей оскорблять мои волосы, говнюк, когда я стану профессиональным игроком в квиддич, такая прическа будет известна как прическа чемпионов! И меня не волнуют твои слова, я все равно популярнее тебя! — Меня не интересует популярность, — мягко сказал Имаизуми. — Только недалекие охотники за чужим вниманием вроде тебя жаждут ее, потому что ты так боишься собственной заурядности, что делаешь все, чтобы почувствовать себя особенным. Это жалко. — Хочешь выйти? — грозно спросил Наруко, поднимаясь на ноги. — Повтори это мне в лицо, и я покажу тебе заурядность в виде моего кулака тебе в зубы! — Настоящий волшебник уладил бы это с помощью палочки, — язвительно усмехнулся Имаизуми. — Отлично, у меня руки чешутся проучить тебя, и Вингардиум Левиоса это не исправит, Имаизуми. Или ты слишком испуган, чтобы сразиться со мной на самом деле? — Я ничего не боюсь, — вскинулся Имаизуми. — Если хочешь драки — будет тебе драка. — Слишком грубые слова для такого паиньки! — Я вобью тебя в землю так глубоко, что ты больше не вырастешь. — Выбью из тебя эту показушность, так что предки твои в гробу перевернутся! — Я твои ресницы дурацкие повыдергаю… — Хватит! — заорал Онода и ударил по столу обеими руками так сильно, что стол подпрыгнул и их с Имаизуми бутылочки с чернилами опрокинулись. Наруко и Имаизуми уставились на него, вытаращив глаза. — В общем… — проговорил Онода, снова оробев от возвращения в реальность. — П-послушайте, вы двое… Я знаю, у вас есть причины, чтобы не ладить друг с другом, но так вы их не решите. Драка ничего не решит, будет куча проблем. И еще, — он нервно оглянулся по сторонам, — на вас люди смотрят. — Я почти уверен, что они смотрят на тебя, Сакамичи, — моргнул Наруко. — Что? — пискнул Онода. — Нет, я… — Нет, я вполне уверен, что он прав — впервые, — сказал Имаизуми. — Ты заорал и из-за тебя весь стол затрясся. Это… сложно пропустить. — О, — сказал Онода. — Ой, п-прошу прощения! — воскликнул он, обращаясь к заинтересованным — и раздраженным — взглядам, которые, как он заметил, были направлены в основном в его сторону. — Вы можете вернуться к своим делам, мне очень жаль, что я вас побеспокоил! До того, как начать паниковать по-настоящему, Онода почувствовал, как чья-то рука тянет его за рукав мантии вниз, на скамью. — Хватит, Сакамичи, — они все поняли. — Согласен, — сказал Имаизуми, вытаскивая палочку. — Скорджифай. — Он направил ее на разлившиеся лужицы чернил, и они немедленно исчезли. — Прости за чернила, Имаи… Шунске, — промямлил Онода, когда тот закрыл опустевшую бутылочку. — Все в порядке, у меня есть еще, — сказал Имаизуми. — А ты? — Да, не беспокойся, — ответил Онода, не в силах вздохнуть. Имаизуми недоверчиво нахмурился: — Ты все еще выглядишь… расстроенным. — Ну… — Онода машинально крутил в руках бутылочку. — Я думаю, мне бы в самом деле хотелось, чтобы вы двое не ругались. Вы оба мне нравитесь, и — у меня раньше никогда не было друзей. Это так приятно, что я понравился вам обоим, и вы мне тоже, так что… Мне, наверное, грустно из-за того, что вы не нравитесь друг другу. Наруко и Имаизуми переглянулись над головой Оноды, что было достижением — из-за невысокого роста Наруко они бы не смогли сделать это, если бы Онода сидел прямо, с поднятой головой, но он сгорбился — и их глаза смогли встретиться. — Хорошо, — наконец согласился Наруко, поспешно отводя взгляд. — Я не буду вбивать в него хорошие манеры, если тебя это расстроит, — даже если он этого заслуживает, — добавил он многозначительно. — Не могу обещать, что мы станем друзьями или что-то вроде, но обещаю, что не буду калечить его. — Ты меня не покалечишь, даже если постараешься, — парировал Имаизуми, но когда он повернулся к Оноде, его голос изменился. — И я тоже. Он мне не нравится, и ты уже знаешь, что я не считаю, что он обязательно должен быть твоим лучшим другом… — Эй! — Но если ты считаешь его своим другом, — продолжил он, — я постараюсь уважать это. Я не думаю, что мы действительно поладим, но я попытаюсь избегать конфликтов, если это возможно. — Просто потому, что ты знаешь, что проиграешь, если дойдет до этого, — весело сказал Наруко. — Итак, Онода, — чопорно закончил Имаизуми, очевидно предпочитая игнорировать рыжеволосого, — это приемлемо для тебя? Онода вздохнул, вдруг почувствовав себя уставшим. Неутешительно, что двое его новых друзей, казалось, не способны были поладить или хотя бы попытаться подружиться друг с другом, но он предполагал, что это было лучшее, на что он мог сейчас надеяться. Господи, ну кто же знал, что дружить так утомительно? — Да, думаю так, — наконец сказал Онода. — То есть, я не могу заставить вас нравиться друг другу. Но если вы оба хотите общаться со мной, достаточно будет, если вы постараетесь друг друга потерпеть. Я правда очень рад, что так нравлюсь вам. Спасибо вам за это. — О, конечно ты нам нравишься, — сказал Наруко и потерся об Оноду, как кот. Это было странно, но нельзя сказать, что неожиданно с его стороны. — Думаю, я не могу говорить за шустряка, но, по-моему, ты классный, Сакамичи! — Я бы не проводил время с Сакамичи, если бы он мне не нравился, — безэмоционально сказал Имаизуми, копаясь в сумке, наверное, в поисках новой бутылочки чернил. Онода едва сдержал вздох. По-видимому, все так и было. Он надеялся, что Имаизуми и Наруко найдут хотя бы маленький кусочек привязанности друг к другу — как бы глубоко он ни лежал — и от него проложат себе путь. Но пока этого не случилось, ему придется быть посредником между ними — чаще так, чем нет. Кажется, по крайней мере, вчера им нравилось гоняться друг за другом. Может, если они смогут наконец играть в квиддич, они смогут и направить свои чувства в более позитивное, а не разрушительное русло? Или нет, подумал он, вспоминая тяжелые черные шары — бладжеры — которые существовали только для того, чтобы ударять игроков или сбрасывать их с метел — или для того и другого. И он слишком ясно представлял, что такое опасное окружение может не слишком хорошо отразиться на соперничестве Имаизуми и Наруко. Онода с сомнением посмотрел на ребят, сидевших по обе стороны от него. Наруко рвал свой пергамент на кусочки, комкал их и стряхивал Имаизуми на голову чаще, чем писал свое эссе по зельям. Имаизуми же снова погрузился в свою работу и, похоже, не обращал внимания на то, что происходит по соседству и тем более на крошечные кусочки бумаги, упавшие на него и застрявшие в волосах, как снежинки. Наруко сосредоточенно высунул кончик языка и нетерпеливо улыбался, когда ему удавалось приготовить и запустить очередную порцию бумажных снарядов, явно ожидая, что Имаизуми наконец заметит это и хоть как-то отреагирует. Онода мог только представлять, чем это закончится. Исполняя роль рефери для этих двоих и пытаясь как-то научиться летать достаточно хорошо, чтобы оставаться их другом, Онода ожидал, что будет очень занят в ближайшие месяцы.* * *
Снова настал понедельник, и Онода приготовил себя к еще одной неделе занятий, на которых он почти ничего не понимал и узнавал только, как мало он на самом деле знает. К счастью, это оказалась лучшая неделя из всех, что у него были до сих пор. Теперь, когда он мог считать Наруко и Имаизуми своими друзьями, он, по крайней мере, не сидел на занятиях в одиночестве. Когда у Хаффлпаффа и Гриффиндора были совместные занятия, Наруко всегда выбирал место рядом с ним и с воодушевляющим участием разделял его неспособность понять суть урока. Также оказалось, что одним из совместных занятий была травология, и хотя Наруко и не был слишком хорош в ней, он безжалостнее, чем Онода, использовал ножницы и лопаты, и теперь, в качестве приятного разнообразия, Ядовитая Тентакула держалась от них подальше во время занятия, что, в свою очередь, позволяло уделять внимание уроку вместо того, чтобы поминутно оглядываться, не подползла ли она поближе. Не меньше Онода ценил совместные занятия с Имаизуми. Мальчик с Рейвенкло был, как обычно, не особенно разговорчив, но иногда упоминал о своем прогрессе в чтении комиксов и тихонько рассказывал, что ему понравилось, а что — смутило, когда они заканчивали с приготовлением ингредиентов для зелий. Еще на общих занятиях у Оноды была возможность попросить у Имаизуми помочь с неясными моментами, так как Имаизуми, как правило, успевал во всем, и у него не было проблем с тем, чтобы помочь. И это очень успокаивало — даже если уроки были непонятными, Онода мог просто попросить Имаизуми объяснить ему позже. Помогало и то, что Мики тоже была на всех занятиях. Хоть она и нечасто садилась рядом, но всегда находила время поздороваться и немного поговорить, и, несмотря на то, что Онода знал, что у нее есть более близкие друзья, ему было очень приятно, что она интересуется его жизнью. Он был должным образом представлен подруге Мики, Айе, которая, как оказалось, тоже была маглорожденной, как Онода. Поначалу она показалась немного неприветливой, но когда Онода сообразил, что это, вероятно, ее способ справиться с культурным шоком, который она пережила, впервые попав в волшебный мир, она показалась ему симпатичнее и он стал лучше ее понимать. Со временем и Айю он стал считать своим другом. В целом Онода обнаружил, что теперь, когда у него есть люди, которых он может называть друзьями, дни полетели намного быстрее. В мгновение ока неделя закончилась, и снова наступило 6:00 субботнего утра, и Наруко врезался в него на выходе из гостиной Хаффлпаффа, обхватил его руками и начал распространяться о подготовке и полетах и том, чтобы «показать наконец шустряку, кто здесь главный». Так что повторились события прошлой субботы — с некоторыми заметными изменениями. В этот раз, когда они дошли до вестибюля, их ждал, прислонившись к стене со скучающим видом, Имаизуми. Когда он заметил их, то вежливо кивнул Оноде, хотя его губы неприязненно скривились при виде Наруко. Наруко в ответ показал язык — и лицо Имаизуми выразило неприкрытое отвращение. Онода решительно втиснулся между ними до того, как их враждебность переросла в драку, и с этим они отправились на еще одну нескучную тренировку, на которой друзья Оноды незаметно пытались убить друг друга. Их обычные утренние упражнения шли не особенно хорошо, главным образом потому, что Имаизуми и Наруко продолжали оскорблять режимы тренировок друг друга и пытались подставить друг другу подножку, пока Онода не видел. Этот план скоро оказался заброшен, но к тому времени Наруко дважды сбросил Имаизуми с холма, на котором они занимались, а Имаизуми преуспел в хватании Наруко за волосы и уже направлял ему в лицо Жалящее заклятье, когда Онода вмешался. У Оноды получилось — в этот раз — предотвратить катастрофу, но к тому времени самым безопасным решением для всех присутствующих мыслилось сделать перерыв на еду, во время которого они обменивались взглядами, полными молчаливого негодования, вместо того, чтобы бросаться друг на друга с кулаками или заклятьями. Ситуация лишь немного улучшилась, когда они взяли метлы, и только потому, что это позволяло им улаживать свои споры другим способом и, по большей части, уменьшало возможности физического контакта. Онода совсем не удивился, что, когда они с метлами в руках едва достигли квиддичного поля, Наруко уселся на свою и немедленно взлетел, вызывающе крикнув Имаизуми: — Попробуй догнать меня, шустряк, догони меня! Имаизуми взглянул на Оноду неуверенно (и, возможно, немного виновато), пробормотал: «Это быстро, обещаю», и тоже стартовал, крича Наруко, что не собирается его догонять (несмотря на то, что именно это он и делал, и это было бессмысленно отрицать). Онода уже знал, как будут развиваться события, поэтому уселся на землю, чтобы подождать. Хотя он не особо переживал, что не участвует в состязаниях своих друзей — он вообще считал, что никто в здравом уме не захочет участвовать в этом, — но понял, что чувствует себя немного брошенным, глядя, как они улетают. Очевидно, что Имаизуми и Наруко оба любили летать, и оба были очень хороши в этом. Хоть они и вечно ругались, Онода знал, что они искренне наслаждаются возможностью посоревноваться с кем-то на своем уровне, и особенно в своем любимом занятии. А Онода… просто не был частью этого. Не мог быть, пока оставался жалким неудачником во всем даже просто напоминающем полеты. Ему следовало стать лучше. В тот момент Оноде стало ясно, что события прошлой недели должны были повториться, потому что он почувствовал что-то маленькое и легкое, отскочившее от его головы, и моментально узнал, что это. Это снова был крошечный бумажный самолетик, как ни в чем не бывало лежавший на земле рядом с местом, где сидел Онода, и сердце едва не остановилось, когда он наклонялся, чтобы поднять самолетик, пока его не унесло ветром. Надежно держа самолетик, Онода искоса глянул вверх, решив в этот раз узнать, кто продолжает посылать ему эти записки, но верхушки ворот — согласно «Квиддичу сквозь века» — были где-то на уровне пятидесяти футов в воздухе, и с такого расстояния он мог разобрать только смутный темный силуэт на фоне яркого неба. В любом случае этого было достаточно, чтобы убедить Оноду, что там, наверху, был кто-то — очень смелый или очень безрассудный. Кто-то, кто определенно хотел связаться с Онодой — у него были на это причины. Онода осторожно развернул самолетик, его руки тряслись от неожиданной нервозности, пока он думал, что мог получить сегодня. На этот раз обертка была бледно-голубой и надпись на ней гласила, что это «Друбблс», но Онода не обратил на это внимания, не интересуясь еще одной волшебной конфетой, о которой никогда не слышал. Если бы ему хотелось узнать о ней, он мог бы позже спросить у Наруко, который, казалось, восполнял свои скудные учебные знания впечатляющими знаниями о конфетах. Когда Онода развернул обертку, он нашел то, что искал — еще одну короткую, торопливо нацарапанную записку от своего неизвестного корреспондента. «Мне кажется, все это выглядит очень знакомо. А ты как думаешь?» Онода подозревал, что автор записки имеет в виду соревнование Имаизуми и Наруко, и почувствовал, как слабая улыбка расползается по его лицу. Конечно, он был согласен. И вместе с этим пришло осознание, что впервые Онода обнаружил в себе желание суметь как-нибудь ответить, кто бы ни писал эти послания. Кажется, этого кого-то интересовало мнение Оноды, так как в двух из трех записок спрашивалось о его мыслях. Он думал: действительно ли отправитель ожидает, что Онода сможет ответить, и не раздражает ли его очевидный недостаток интереса. Еще один самолетик отскочил от головы, и Онода, схватив его, немного помедлил перед тем, как развернуть и достать послание. «Ты очень тихий». Онода моргнул. По всей видимости, его мысли были на той же самой волне, что и мысли его таинственного корреспондента, если содержимое письма можно расценивать как выражение разочарования от того, что он ни разу не ответил. Но в то же время не было ли с самого начала неоправданным ожидать ответа? Кто бы там ни был на верхушке ворот, он, в сущности, просто бросал самолетики вниз, возможно слегка направляя их с помощью палочки, чтобы их не унесло ветром по пути к цели. Если Онода хотел ответить, ему пришлось бы как-то заставить свое послание взлететь самостоятельно, а он до сих пор не знал, как наколдовать такое. Онода не представлял, что отправитель письма хочет от него, кроме… Кроме… Он хлопнул себя по лбу, не веря, что ему понадобилось так много времени, чтобы найти такой очевидный ответ на вопрос. В первый раз он пришел на поле для квиддича, чтобы потренироваться в полетах. В тот самый момент он сидел с метлой на коленях, думая, как оказаться достаточно высоко в воздухе, чтобы это смог увидеть человек на воротах. Отправитель письма не ожидал ничего в ответ. Может, он просто ждал, пока Онода не наберется достаточно любопытства — или недовольства, — чтобы сесть на метлу и отправиться искать того, кто отправлял эти письма. Кроме того, отправитель, вероятно, делал ставку на то, что Онода не настолько труслив, чтобы не взлетать и не выяснять, кто это. Но если Онода и бы кем-то, то именно трусом. Ничто не могло заставить Оноду залезть на метлу и столкнуться с человеком, отправлявшим дружелюбные, но и немного жутковатые послания две последние субботы подряд. Такого просто не было. Но все же… Невзирая на решение оставаться на твердой земле до тех пор, пока Имаизуми и Наруко не вернуться, Онода проглотил свой страх и взмыл с земли на своей метле, решив встретиться с тем, кто отправлял ему послания на конфетных обертках. Когда ему (с большим трудом) удалось заставить свою метлу устойчиво парить прямо напротив квиддичных колец, многое из того, что казалось ему непонятным, разъяснилось. Первым, что понял Онода, было то, что он был прав — человек, которого он искал, сидел на самом верху квиддичных ворот. Он обнаружил мальчика, примерно его возраста, который ненадежно взгромоздился на верхнюю часть кольца, одной ногой опираясь на его нижний край, а другой — беззаботно болтая в воздухе. Возле его плеча небрежно парила метла, но больше у него не было никакой поддержки, и не было ничего, что могло бы его поймать в случае падения. Он то ли находился в блаженном неведении относительно этого факта, то ли был невероятно смелым — и Онода почувствовал острый укол зависти. — А вот и ты! — улыбнулся ему мальчик, как будто это вовсе не было странным или удивительным — встретить нового человека впервые лицом к лицу в тот момент, когда один из вас неуверенно восседает на метле, а второй — на квиддичном кольце, и оба вы находитесь в воздухе в пятидесяти футах над землей. — Мне уже стало интересно, что заставит тебя подняться сюда. Онода открыл рот, чтобы ответить — но не смог. — Я Сангаку Манами. Приятно познакомиться, — сказал мальчик, лучезарно улыбаясь и приветственно поднимая руку. Этот мальчик — Манами — тотчас произвел на Оноду впечатление несколько странного, несмотря на его выбор в сидении. Это необязательно было плохо — вроде как Имаизуми тоже показался ему странным при первой встрече, но в то же они были совершенно разными. Как и Имаизуми, Манами был худым, с бледной кожей и темными волосами, но на этом сходство заканчивалось. Производимое им впечатление было… единственное слово, пришедшее на ум, было «беспечность». Он, возможно, был выше Оноды, если бы он стояли рядом; его свободная мантия не скрывала, что он очень стройный, определенно не шире самого Оноды, несмотря на более высокий рост. Его черные, с синим переливом волосы спадали на плечи, обрамляя тонкие, миниатюрные черты, а большие, полуприкрытые глаза придавали ему безмятежное, слегка сонное выражение. Он не был похож на других одиннадцатилетних мальчиков, которых Онода встречал — как в магловском мире, так и в магическом. И теперь он мечтательно улыбался и махал рукой так, словно не был одним из самых странных людей, с которыми сталкивался Онода. — Я думал, что ты придешь сюда для того, чтобы ответить мне, — сказал Манами, возвращая руку, которой махал, в прежнее положение, хотя и не стараясь посильнее ухватиться за кольцо. — Как тебя зовут? — Я… Сакамичи. Сакамичи Онода, — смог наконец выдавить Онода. И, раз уж начал, стоило идти до конца. — Как я понял, ты тот, кто отправлял мне послания? — спросил он. — Я, — довольно сказал Манами. — Тебе понравилось? — Ох… да, наверное, — озадаченно ответил Онода. — Почему ты посылал их? И почему мне? Манами пожал плечами, и Онода мысленно вздрогнул, думая, не нарушит ли это небольшое движение баланс и не сбросит его с места. Каким-то чудом Манами усидел и ответил удивительно небрежным тоном: — Ну… на прошлой неделе я увидел, как ты сидишь на площадке, пока твои друзья летают без тебя, и подумал, что тебе, должно быть, скучно, вот и решил начать разговор. — Он сделал паузу и застенчиво улыбнулся Оноде. — Вообще, если подумать, я, наверное, должен был с самого начала сказать, где я, и тебе бы не пришлось искать… но если бы я сделал так, я бы не узнал, сможешь ли ты сам додуматься. И поскольку ты здесь, значит, ты в любом случае меня нашел, и в итоге все получилось! — Х-хорошо, — ответил Онода, не зная, что еще можно сказать по этому поводу. — Думаю, в этом есть смысл… Но на самом деле это казалось бессмысленным, как и почти все, что Онода до сих пор знал о Манами. Но, возможно, для Манами отправлять таинственные письма человеку, которому «должно быть, скучно», чтобы посмотреть, что будет дальше, выглядело вполне логично. Это мог быть просто его каприз. Или же скучно было именно самому Манами. Но, независимо от причины, было непохоже, что он хочет как-то навредить этим, и Онода слегка расслабился оттого, что загадка разгадана. Расслабился он и потому, что все еще мог удерживать равновесие на своей парящей в воздухе метле. — Ну и… что именно ты тут делаешь? — спросил Онода, призывая все свое мужество. Манами спокойно улыбнулся ему. — Знаешь, мне нравятся высокие места. — О. В самом деле? — Да, — сказал Манами, неожиданно наклоняясь вперед и взмахивая ногой, очевидно не заботясь о своей безопасности. У Оноды пересохло во рту, когда он подумал, не придется ли ему совершить свою первую (и, как он надеялся, последнюю) воздушную спасательную операцию, но снова оказалось, что другой мальчик вне опасности и с легкостью удерживает равновесие. — Мне нравится летать, — продолжил он, оставаясь в полном неведении, что едва не довел Оноду до сердечного приступа. — И мне нравится чувство свободы в полете. Мне нравится ощущать, как ветер подталкивает меня и делает быстрее. А когда я не летаю, мне нравится находить места, где я могу сидеть и видеть всю землю. Это место одно из моих любимых. — Кажется, я вижу почему… — сказал Онода, нервно сглатывая после того, как рискнул взглянуть на окружающую местность, как будто для него существовала какая-то возможность увидеть то, что видел Манами. Вид, как он предполагал, был эффектный, с озером и лесом с одной стороны, горами и замком — с другой, но вид с земли тоже был впечатляющий, и Онода уже знал, какой из двух он предпочитает. — Скажи мне, Сакамичи Онода, — вдруг сказал Манами, вырывая Оноду из его мыслей. — Тебе нравится летать? Онода моргнул, немного ошеломленный неожиданным вопросом. Он открыл рот, чтобы сказать: нет, ему совсем не нравится летать, и если бы у него был выбор, он бы не садился снова на метлу до конца своей жизни — но остановил себя раньше, чем слова вырвались наружу. Нравилось ли ему летать? Не особенно — это было ужасающе. Но в то же время… он не был уверен, что действительно ненавидит это. Ему пришло в голову, что он, на самом деле, не слишком много думал о самих полетах, за пределами своей боязни высоты. По большей части он хотел лишь научиться хорошо летать и пожинать плоды того, что должно прийти вместе с этим умением, — такие как одобрение и дружба с людьми, которые ему нравятся. Хотя любовь к полетам могла бы быть дополнительной наградой. — Я… Я точно не знаю … — неуверенно сказал Онода. Манами нахмурился с недоумением. — Наверное, это… не знаю, я бы хотел научиться этому. Мне бы хотелось полюбить это. Но я… я боюсь высоты, — робко сознался Онода. — Но ты же сейчас здесь, — отметил Манами. — Ты боишься? — …Ужасно. — О. — Манами посмотрел на Оноду с новым интересом. — Это очень странно. Онода подумал, что это, вероятно, немного смело со стороны Манами — бросаться словами вроде «странный», когда он сам достаточно странный, — но придержал эту мысль при себе. — Что странного? Что кто-то боится чего-то, что тебе очень нравится? Манами рассмеялся, и смех его звучал как звон колокольчиков. — Да, думаю, и это тоже. Но более странно для меня быть настолько решительным, чтобы позволить случиться тому, что ты называешь своим худшим страхом. Зачем ты себя заставляешь? — Не знаю, — сказал Онода. — По большей части это эгоизм, думаю. Мне хочется произвести впечатление на людей. Чтобы понравиться им. Ему было тяжело убрать горечь из своего голоса. — И это все? Онода взглянул на Манами. — Может… В основном да, вообще-то. Но иногда… я вижу, как много полеты значат для людей, и мне в самом деле хочется понять, что они в этом находят. Как Имаизуми и Наруко, или как Мики, или… ты, наверное. — Хочешь узнать, что я нахожу в полетах? — поинтересовался Манами веселым голосом. — Да… Хотя ты упоминал, что тебе нравится свобода? И еще что ты любишь высоту? — спросил Онода, надеясь, что не пересек никакую черту, переводя разговор на Манами. — Да, это так, — с чувством сказал Манами. Он нетерпеливо повернулся к Оноде, напугав неожиданной силой в его — очень голубых — глазах. — Эй, ты когда-нибудь думал, на что это похоже — упасть с большой высоты? Онода побледнел, быстро оглянувшись. — Ммм… да, в самом деле. Постоянно. Онода боялся высоты. Хотел он этого или нет, его мысли всегда крутились вокруг этого, когда он был на метле. И что из того? — Тебе вроде не нравится это идея, — заметил Манами, и его голос звучал до странности разочарованно. — Конечно нет! — в замешательстве воскликнул Онода. — Я боюсь высоты. Я не слишком хорошо летаю, и если я упаду, я могу… — он оборвал себя. — Я стараюсь не думать об этом. — Хмм… — задумчиво сказал Манами, глядя в никуда. У Оноды появилось трусливое подозрение, что он только что провалил какой-то тест, хотя понятия не имел, что за тест это был. — Это… плохо? — спросил он, теряясь в догадках. Манами рассмеялся, и этого, по-видимому, хватило ему, чтобы снова засиять. — Нет, я думаю, нет… это понятно, на самом деле. Ну, тогда мне остается только пожелать тебе удачи в твоих попытках полюбить полеты, Сакамичи Онода. Онода запоздало сообразил, что Манами призвал свою метлу из ее «отдыхательного» положения за его плечом, наверное, собираясь улететь. — О. Ты уже уходишь? Манами легкомысленно кивнул: — Ага, наверное. Это место становится слишком известным, и мне нужно присмотреть какое-нибудь еще, пока мистер Канзаки не пришел потребовать метлу назад. И твои друзья скоро будут здесь, значит, ты будешь занят и я снова буду скучать. Теперь, когда Манами упомянул об этом, Онода услышал слабые отзвуки перебранки, доносимые ветром. Он понадеялся, что в этот раз никто не упал в озеро. — О! — сказал Онода. — Тогда ладно. Думаю, мы сможем поговорить позже, если встретимся… ты ведь тоже первокурсник, правда? У нас должны быть совместные занятия. Манами шаловливо улыбнулся ему. — Хмм… может быть. Посмотрим. — Что? С опозданием Онода вспомнил, что надо было взглянуть на эмблему факультета на мантии Манами до того как он — с почти нечеловеческой ловкостью — одним проворным движением покинул место, где сидел, и оседлал метлу, перед тем как улететь. — Поговорим, когда ты снова будешь на метле, — ответил Манами и вскоре исчез из виду. Онода осторожно вернулся на землю и уселся так, будто ничего не произошло, несмотря на то, что в его голове кружились вопросы и сомнения о странном разговоре с не менее странной личностью. Одно было точно: о случившемся не стоит говорить Имаизуми и Наруко. Он едва успел взглянуть на герб Ховартса на форме Манами; только после того, как он упомянул, что у них могут быть совместные занятия, Оноде пришло в голову поинтересоваться, на каких именно занятиях они смогут встретиться. Короткого взгляда хватило, чтобы понять, с какого факультета Манами. Факультет Сангаку Манами — Слизерин. И Онода знал, что одной из немногих вещей, в которых Имаизуми и Наруко соглашались, было то, что слизеринцам нельзя доверять. (Комментарий: Палочка Манами — волос единорога и сосна (я даже удивлена, потому что это единственная из древесин палочек для персонажей, с которой я очень согласна).)