После того, как друзья ушли, Онода испытал краткое искушение пойти прямо вниз, на квиддичное поле, чтобы встретиться с Манами, но быстро пересмотрел этот курс действия. Манами конкретно сказал, что Онода может снова прийти к нему и поговорить, когда будет на метле, и Онода подозревал, что это утверждение — нечто большее, чем просто праздное предположение о том, в какой ситуации они могут встретиться в будущем.
Еще было вполне возможно, что Онода относился к этому намного серьезнее, чем следовало, но он посчитал, что не будет ничего плохого в том, что он примет эту конкретику близко к сердцу. И когда он совершил пугающий спуск по длинной лестнице зрительских трибун, он решил, что первым делом надо узнать, не работает ли Канзаки в комнате для оборудования, и если да, то спросить у него, нельзя ли позаимствовать метлу.
Канзаки, к удаче, оказался на месте, хотя и, кажется, был удивлен тому, что Онода пришел один. Вероятно, он проводил достаточно времени с Имаизуми и Наруко, чтобы стало уже необычным увидеть его без кого-то из этих двоих — или без них обоих — поблизости. Поначалу показалось, что Канзаки сомневался, стоит ли давать Оноде метлу, раз он один — и не было сомнений в том, что инструктор вспоминал его далеко не блестящую первую попытку летать, — но Онода обезоружил его убеждениями, что не будет задерживаться и не будет пробовать ничего опасного — он просто собирался на короткую встречу с другом.
Хотя Онода не особо пытался обманывать, все же ему было немного неуютно оттого, что его утверждение
ненамеренно ввело Канзаки в заблуждение. Возможно, тот думал, что друг, о котором упоминал Онода, — это Имаизуми или Наруко, а не какая-то неизвестная переменная в виде слизеринского мальчика, которого Онода едва знал.
Но Канзаки не спросил об этом, а Онода больше ничего не добавил.
Хотя и чувствовал себя виноватым.
Несколько минут спустя Онода вышел из кладовой с одним из старых школьных Чистометов семь, растерянно удивляясь, когда это держать метлу для него стало почти
привычным. Это имело смысл, решил он, учитывая, сколько времени и сил он посвятил тренировкам помимо уроков Канзаки и сколько проводил со своими одержимыми квиддичем друзьями. Онода был вполне уверен, что никогда в жизни ни к чему не прикладывал столько усилий, и это было не потому, что он хотел отлично летать, или выигрывать в квиддич, или что-то еще, что поначалу так привлекало в метлах большинство его одноклассников.
Его причина, был уверен Онода, не имела ничего общего с квиддичем, зато имела с хищными улыбками Наруко, со спокойным ненавязчивым вниманием Имаизуми и теперь — после их необычной встречи — еще и с беззаботным поведением Манами и его легкомысленным смехом.
Когда Онода вернулся, квиддичное поле оказалось пустым, но это еще вовсе не означало, что Манами ушел — по крайней мере, Онода достаточно знал его для того, чтобы догадаться об этом. Была вероятность, что Манами просто занял свое любимое место на верхушке квиддичных ворот и наслаждался видом с высоты, наблюдая за тем, что происходит на земле внизу. Это было бы очень похоже на него.
Онода задумался, заметил ли уже его Манами.
Ответ на вопрос не заставил себя ждать. Манами возник перед Онодой, упав с неба со страшной скоростью, а потом необыкновенно легко приземлился на траву.
— Сакамичи. — Манами улыбнулся смущению Оноды, когда выпрямился и слез с метлы, отбрасывая с глаз темные пряди. — Приятно снова тебя видеть.
— М-манами? — с трудом выговорил Онода.
Спрашивать было бессмысленно, потому что это действительно мог быть только один человек. Хотя вообще-то Онода думал, что ему придется потратить некоторое время на поиски Манами, раз уж тот, кажется, предпочитал небо земле. Именно поэтому тот факт, что Манами сам пришел к нему, показался немного удивительным, как и внезапное вторжение в личное пространство.
Но Манами, возможно, уже ждал их встречи.
— Называй меня Сангаку, — сказал он, смерив Оноду взглядом, который у любого другого показался бы хитрым, но у него — всего лишь игривым. — Я видел тебя на квиддичном матче и надеялся, что ты впечатлишься настолько, что снова захочешь полетать сегодня. Кажется, я наконец не ошибся.
Онода покраснел.
— Ох, ты тоже был на матче? Я тебя не видел… Поздравляю с выигрышем твоей команды! Я думал, твой факультет потом будет праздновать. Что ты здесь делаешь?
— Должно быть, — пожал Манами плечами. — Но если выбирать между вечеринкой в переполненной старшими гостиной и пустым квиддичным полем, очевидно, что лучше, да?
Онода понял, что кивает — он тоже не любил вечеринки. Во многом он был таким же необъяснимым, как Манами. Кажется, кое в чем они могли бы согласиться.
— И я вижу, что ты меня послушал, — продолжил Манами. — Я попросил прийти ко мне в следующий раз, когда ты будешь на метле, и ты так и сделал!
— Вообще-то, я хотел спросить об этом, — неловко сказал Онода, воспользовавшись возможностью поднять вопрос, который его беспокоил. — Помнишь… в нашу последнюю встречу я спрашивал, увижу ли я тебя на каком-нибудь из уроков, и ты сказал 'может'?
— А! — без особого веселья произнес Манами. — Я так и сказал, верно? Что тебя интересует?
— Я искал тебя на всех занятиях со Слизерином, но так ни разу и не видел, — сказал Онода. — Но это же бессмыслица. Мы первокурсники, поэтому у нас должны быть общие занятия хотя бы иногда. Почему я не вижу тебя нигде, кроме как здесь?
— Хорошо, — вздохнул Манами. Его улыбка неожиданно пропала, и сердце Оноды неприятно дрогнуло. Видеть Манами без улыбки было странно, и привыкать к этому не хотелось.
— Расскажу тебе, если хочешь, — сказал Манами. — Ты заслуживаешь знать, в конце концов. Хотя это невеселая история — ты уверен, что хочешь услышать ее?
Онода кивнул, ради серьезного поведения Манами стараясь не выглядеть слишком нетерпеливым.
— Ладно тогда, — сказал Манами. — Вот что случилось. Думаю, я могу начать с того, что, когда мне было одиннадцать, я получил письмо из Хогвартса — так же, как и ты, я уверен, и я был так восхищен, что поеду в школу, что целый месяц только об этом и говорил. Мне было все равно, на какой факультет я попаду, но я уже решил, что хочу вступить в команду моего факультета по квиддичу так скоро, как только можно, — слегка усмехнулся Манами. — Я был беспечным. Я вступил в команду на первом курсе и думал, что я достаточно хорош, чтобы успевать за остальными, даже если они все были старше и сильнее меня. Оказалось, я ужасно ошибся.
Онода нахмурился.
— Но… я не понимаю, — перебил он. — Почему ты говоришь так, будто это уже случилось? Я не видел тебя сегодня в слизеринской команде… и первокурсникам вообще нельзя вступать! Так почему…
Манами улыбнулся так загадочно, что у Оноды мурашки по спине пробежали.
— Скоро поймешь, — мягко сказал Манами. — В любом случае, все мои планы закончились во время финала по квиддичу. Был дождь, я сбился и в итоге, преследуя снитч, попался на пути приближающегося бладжера. Он ударил меня, я упал с метлы, ударился об землю, и мой череп треснул, как яичная скорлупа. Внизу собрались профессора, они старались изо всех сил спасти меня, но было поздно. Все это время я парил над ними и видел себя, лежащего на земле, поэтому знал, что все бессмысленно.
Онода недоверчиво уставился на него, чувствуя растущий ужас по мере того, какое направление принимала эта история.
— Вот это и случилось! — сказал Манами тревожно бодрым тоном. — Я умер на квиддичном матче, и с тех пор я всегда на квиддичном поле — поэтому ты не встречаешь меня на занятиях. А еще, кстати, поэтому последние сто лет первокурсникам не разрешают вступать в команды факультетов. После того, что со мной случилось, было решено, что квиддич слишком опасен, чтобы начинающие волшебники играли в него.
— Погоди… ты имеешь в виду… — Онода вытаращил глаза в недоумении, когда до него дошло, о чем говорил Манами. — Ты
призрак? И ты обитаешь на этом поле сто лет?
— Ага, — мягко ответил Манами. — Я привязан к месту, где умер. Такое иногда случается с призраками, которые особенно преданны чему-то в момент смерти, например месту или предмету. И… квиддич значил все для меня при жизни, поэтому, думаю, имеет смысл, что теперь я не могу уйти отсюда.
Несмотря на странность ситуации, Онода почувствовал, как его накрывает волна грусти за Манами — Манами, который был загадочным, невероятно светлым и грациозным, очевидно, по единственной причине — потому что он был
мертв.
— Мне очень жаль, — сказал Онода, мечтая, чтобы он хоть что-нибудь мог сделать. Он никак не ожидал чего-то вроде этого, и теперь почти сожалел, что захотел узнать, что Манами подразумевал под своим ‘может’. — Это одиноко? — спросил он. — В смысле… быть призраком.
— Иногда, — сказал Манами немного грустно, но потом слегка повеселел, словно ему в голову пришла неожиданно ободряющая мысль. — Но я могу посмотреть отсюда игры, а это всегда интересно. Хотя иногда мне в самом деле одиноко, и хочется стать видимым и, знаешь, напугать парочку игроков… так, чтобы они упали, как я. Думаю, было бы неплохо иметь компанию. Если подумать, это действительно ужасно скучно — быть единственным призраком на поле.
Погодите.
Погодите.
Онода открыл рот, чтобы ответить, но Манами неустанно продолжал:
— Но по большей части это неплохо. В смысле, я многое упустил в жизни, мне было всего лишь двенадцать, когда я умер, но так я, по крайней мере, исполнил свое желание — я могу летать и наслаждаться квиддичем постоянно. Так что думаю, я достаточно счастлив просто быть Сангаку Манами, квиддичным призраком.
Онода замер без звука, несколько долгих секунд глядя на пустое выражение лица другого мальчика —
призрака, не зная, с чего начать или как сказать то, что он хотел сказать.
Пока он думал над этим, губы Манами изогнулись в улыбке, и момент был упущен.
— Просто шутка, — беспечно сказал Манами, садясь на метлу.
Оноде понадобилось еще несколько секунд, чтобы сообразить, что он только что услышал.
— Н-но ты… как…?
Что? — заикался Онода, пока Манами парил в воздухе в нескольких футах перед ним, глядя на него со сдержанным весельем и широко улыбаясь. — Ты сказал… ты сказал, что шутишь о том, что все в порядке? Или о том, что бывает одиноко? Погоди, нет,
пожалуйста, скажи, что ты шутил о том, что хочешь побольше призраков себе в компанию, потому что квиддич и так очень опасный спорт, и если что-то ты и должен понимать лучше, учитывая, что ты
умер, играя в него, и…
— Нет, нет, — перебил Манами, расхохотавшись так, словно физически не мог больше сдерживаться. — Я сказал, что
шучу. В смысле, я не призрак, я живой и дышу, — он подвинулся ближе и легко дотронулся до лба Оноды. — Видишь, я совершенно твердый, как ты.
— Но… — запротестовал Онода, напрягая мозги в попытке понять, что же происходит. — Но ты только что… только что сказал мне, что это так! Ты на самом деле серьезно сейчас? О том… о том, что ты не призрак?
Манами только улыбнулся терпеливо (и, возможно, несколько снисходительно).
— Сейчас я серьезно, да.
— Так вся история, которую ты рассказал… — недоверчиво проговорил Онода. — Ты все это на месте придумал?
— Да, — невинно ответил Манами. — Тебе понравилось?
— Я… — сказала Онода, честно не имея понятия, как ответить на этот вопрос. — Это была… хорошая история, думаю. Очень… правдоподобно.
Это утверждение казалось ему странным, потому что Онода-несколько-месяцев-назад совсем не посчитал бы это правдоподобным. Он подозревал, что его новообретенная доверчивость ко всяким странностям происходит от того, что он посещает школу магии и видит невозможное для него каждый день, но он не мог и мечтать настолько привыкнуть к необычному, что его придется
убеждать в том, что один из его одноклассников — не призрак.
Теперь, когда реальность была установлена, Онода застеснялся своей наивной веры в слова едва знакомого мальчика.
— Эта история… хоть что-нибудь в ней было правдой? — спросил Онода, решительно отвернувшись, чтобы Манами не заметил, как он покраснел.
— Не особо, — сказал Манами. — Ну… Я определенно получил письмо, и я приехал в Хогвартс, вот это правда. И я на самом деле люблю летать, так что… хмм… да, это не все ложь. Только большая часть.
В его словах не было ни малейшего раскаяния, заметил Онода перед тем, как понял что-то еще.
— Но раз так, то ты все еще не сказал мне, почему ты не бываешь на моих занятиях.
— О! Ты прав, — заметил Манами, задумчиво подняв указательный палец к подбородку, будто в самом деле забыл. — По-прежнему хочешь узнать?
Онода был вполне уверен, что ничего не может быть хуже того, что Манами уже рассказал ему.
— Да? — нерешительно сказал Онода.
— Правда может быть хуже, ты же понимаешь, — сказал Манами, словно прочитав мысли Оноды. — Но если ты уверен… скажи мне, ты хорошо играешь в пятнашки, Сакамичи?
Онода моргнул при такой странной перемене темы.
— Ну… я не очень хорош в играх и спорте, но я знаю как…
— Хорошо, — сказал Манами. — Как насчет того, чтобы сыграть тогда? Если поймаешь меня за пять минут, я расскажу, почему ты не видел меня на своих уроках.
— А если я проиграю — не расскажешь? — спросил Онода, поняв намек.
— Ну, должно же быть что-то на кону, чтобы спор был интереснее, ты не думаешь? — сказал Манами с дразнящими нотками в голосе. — Что ты на это скажешь?
— Ух… ладно, — неохотно согласился Онода, зная, что отказываться нет смысла, если он действительно хочет узнать ответ на свой вопрос. Манами, кажется, твердо решил не давать ему легких или прямых ответов, и Онода подозревал, что, откажись он сейчас — Манами наконец заскучает от их странного общения и снова улетит один и может… может, даже найдет кого-то еще, кто будет выглядеть достаточно «интересно», чтобы бросать в него самолетики из конфетных оберток, и начнет все это представление заново.
Онода начал приходить к мысли, что его короткое знакомство с Манами было чем-то вроде игры или развлечения для другого мальчика. Но, на удивление, вместо того, чтобы прийти в отчаяние, он обнаружил что-то похожее… на желание однажды принять вызов. Оправдать ожидания Манами и, может быть, даже
впечатлить его немного, если такое вообще возможно.
И даже если Онода полностью неправильно оценил ситуацию, он все еще хотел знать, почему Манами не было на уроках, так что, вероятно, стоило хотя бы
попробовать.
Манами, явно не обращая внимания на мысли Онода, только ослепительно улыбнулся ему.
— Рад, что мы оба согласны.
Он вытащил из кармана мантии что-то, что оказалось серебряными карманными часами, и повернул один из крошечных рычажков на верхушке, наверное устанавливая таймер для их игры.
— Ты готов?
Онода сглотнул, поборов нервы.
— Мы будем играть на метлах, я так понимаю?
— Конечно, — ответил Манами, как если бы это было очевидно.
Онода не представлял ничего другого, но когда он услышал это, то у него не прибавилось уверенности. Как бы то ни было, он все еще был согласен, устраивая свои трясущиеся руки на рукоятке метлы и готовясь к взлету.
Успокойся, глубоко вдохни, сказал он себе, вспоминая инструкции Имаизуми и Наруко.
Стартуй медленно, скорость со временем придет. Не спеши, если тебе это неудобно, следи за хваткой — она должна быть крепкой, но не чересчур. Сохраняй уверенность, можешь пошутить, чтоб отвлечь остальных и чтоб они не заметили, что ты нервничаешь, и воспользуйся этим преимуществом, когда появятся бладжеры…
В какой-то момент внутренний голос Оноды стал голосом Наруко, и это, естественно, не придало уверенности. Думать так было бесполезно, и Онода вытряхнул все мысли из головы, вместо этого переключив свое внимание на слова Манами.
— Удачи, Сакамичи, — кажется, искренне пожелал Манами, а его прежде полусонный взгляд стал бодрым и сосредоточенным. — Три… два… один,
вот и я!
Когда дело дошло до полетов, Онода начал замечать, что у всех, о ком он достаточно беспокоился, чтобы наблюдать за ними, был особый стиль и поведение в воздухе. Полет Имаизуми, например, по большей части характеризовался его точностью — ему удавались резкие повороты и внезапная смена скорости или высоты, потому что, вероятно, он имел обыкновение думать на несколько шагов вперед, что позволяло ему заранее подготовиться к необходимым регулировкам. Наруко летал… одним словом, безрассудно. Превыше всего он ценил скорость и действительно хорошо преуспевал, потому что был легким и его стиль полета предполагал как можно ближе склоняться к рукояти метлы, что уменьшало сопротивление ветра. С другой стороны, несчастливая привычка переоценивать себя, набирая скорость, приводила к тому, что он не особо хорошо тормозил (за исключением тех случаев, когда он тормозил, врезаясь в разгневанного Имаизуми — это всегда получалось хорошо).
Стиль Манами был очень сложным.
Если бы Онода описывал его, он, вероятно, назвал бы его
легким. Взлет Манами даже не нельзя было назвать взлетом, потому что он, кажется, вообще не прилагал усилия, чтобы подняться в воздух. Скорее казалось, что Манами просто решил больше не стоять обеими ногами на земле — и немедленно оказался в воздухе, без малейшего усилия с его стороны.
И это, конечно же, был самый изящный полет из всех, которые Онода видел среди своих одноклассников… нет, если подумать, он был даже более изящный, чем сегодня продемонстрировали во время матча игроки Хаффлпаффа и Слизерина. Онода вообще не мог представить, что можно маневрировать так на одной из медленных и дерганых школьных метел — даже Имаизуми жаловался, что чары полета на них едва действуют и действуют тем хуже, чем выше он поднимается, но у Манами с этим, кажется, проблем не было. Может, ему вовсе не нужна была метла для того, чтобы летать, раз… нет, Манами человек, напомнил себе Онода.
Человек, но просто… несомненно — даже для такого неискушенного зрителя, как Онода, — отлично летающий.
Манами, отлетев на безопасное расстояние, развернулся, чтобы оценить позицию Оноды, и немедленно расхохотался над увиденным.
— Сакамичи, знаешь, тебе тоже надо быть на метле! Если ты будешь все время внизу, ты меня не догонишь!
Онода сообразил, что, вместо того, чтобы следовать за Манами, он все еще стоит на земле в немом остолбенении, держа перед собой метлу так, словно забыл, что с ней делать. Осознав, как по-дурацки, должно быть, выглядит, Онода, ощущая приливающий к лицу жар, поспешил взобраться на метлу, чтобы не усугублять ситуацию.
К несчастью, когда он взлетел в своей обычной неуклюжей манере, то понял, что в воздухе его шансы усугубить ситуацию стремительно возрастают.
— Если готов, давай посмотрим, как ты умеешь догонять! — заявил Манами, убедившись, что Онода в воздухе и готов преследовать его по-настоящему, перед тем как унесся в направлении противоположного конца поля.
Мрачно вцепившись в рукоять метлы, Онода наклонился вперед, заставляя метлу ускориться, несмотря на воззвавший к нему безотчетный страх движения. Это было необходимо, если он хотел догнать Манами. Ему надо было вытерпеть это и надеяться на лучшее.
Манами, хоть и поддерживал расстояние между ними, пока не особо старался увеличить его, ведь, скорее всего, в этом не было большой нужды. Они не определили границ для их игры, и Манами мог летать буквально где ему хотелось, чтобы убежать, и это предполагало, что Онода должен в первую очередь держаться рядом с ним.
Но…
Если Онода все правильно понял, Манами
хотел, чтобы Онода догонял его. Манами хотел насладиться игрой, и, вероятно, он не сможет этого сделать, если Онода не будет достойно сражаться.
Манами нужен был вызов, и он хотел посмотреть, на что способен Онода.
Так что Онода должен постараться и показать ему это.
В нескольких метрах впереди Манами снова обернулся, чтобы понаблюдать за прогрессом Оноды, и в его глазах безошибочно было счастье, когда ему пришлось быстро развернуться и стремительно уклониться, чтобы летящий за ним Онода не запятнал его (или не врезался в него).
— Неплохо! — звонко рассмеялся Манами, кружа вокруг Оноды вне досягаемости для него. — Ты быстрее, чем я думал.
Но Онода еще не закончил. Несмотря на слова Манами и его впечатленный тон, было ясно, что он все еще не особо старается. Он еще не пытался убежать, пока находя, вероятно, более интересным поиграть с Онодой. Если Онода делал движение в его сторону, Манами игриво делал вид, что бросается в противоположную, и постоянно держал расстояние между ними в несколько футов, не позволяя ему ни увеличиться, ни уменьшиться ни на каплю.
На какое-то время показалось, что они застряли так навсегда (или, по крайней мере, пока не сработает таймер), но, как только Онода наклонился сильнее и приготовился сделать рывок, который позволил бы ему преодолеть разрыв между ним и Манами, вспышка внезапного понимания промелькнула на лице другого мальчика, и он неожиданно взлетел на несколько футов вверх, оставив Оноду хватать воздух.
— Отлично! — нахально похвалил Манами, спустившись вниз, чтобы обратиться к Оноде. — В этот раз почти поймал!
Онода не был даже близко к этому и хорошо это знал. Манами до сих пор более чем управлял игрой.
Конечно, он летал лучше, чем Онода, но с этим ничего не поделаешь. Все, что Онода мог сделать, — это продолжать преследовать и изо всех сил следить за тем, что Манами решит выкинуть, потому что сомнений не было: пока не сработает таймер, Оноде снова будет брошен вызов.
И правда, Манами скоро заскучал от этой игры в кошки-мышки, и дразнящее выражение на его лице сменилось на что-то упреждающее. Манами быстро улыбнулся Оноде и, безо всякого предупреждения, улетел в направлении ближайшей стойки ворот.
Намек был ясен: Онода должен следовать за ним, если сможет.
Решительно стиснув зубы, Онода ускорился, держа черно-зеленую фигуру в поле зрения. Вспомнив слова Наруко, Онода попытался опуститься к рукояти как только можно, чтобы увеличить скорость, и вопреки всему это, кажется, дало эффект. Он приближался к Манами — медленно, но уверенно.
Онода начал понимать, что, хотя Манами и отлично летал и обладал очевидным изяществом и хорошими рефлексами, он, на самом деле, был не особенно быстрым. Имаизуми и Наруко, не обладая качествами, которые делали их полет таким легким, вероятно, оба смогли бы превзойти Манами в прямой гонке.
Не то чтобы он был медленным — в среднем он все еще был значительно быстрее, чем Онода, но…
Может, догнать его все-таки не невозможно.
Достигнув ворот, Манами описал аккуратную кривую, легко пролетел через них и появился с другой стороны. Онода следовал за ним с меньшей точностью, и ему не удалось описать вокруг такие идеально ровные дуги, как это сделал Манами, но, по крайней мере, он ни во что не врезался.
Но, что более важно, Онода не отставал, и осознание того, что он счастливо пресек чужую попытку сбросить его с хвоста, заставило сердце взволнованно забиться. Он не мог сдержать улыбки, бросая взгляд туда, где впереди летел Манами, не только потому, что продолжал приближаться, но еще и потому, что был приятно удивлен тем, чего никак не ожидал.
Это было
весело.
Летать с Манами, не отставать от него, изо всех сил стараться поймать его было весело. Это восхищало так, как не могла ни одна спортивная игра из всех, что Онода пробовал (и где-то в глубине своего разума он удивился, почему так), и внезапно все, что Наруко и Имаизуми говорили ему о так называемых «чудесах полета», стало иметь смысл.
И еще Онода начал понимать, почему Манами так беззастенчиво смеялся во время полета.
Как будто чувствуя осознание, происходящее в голове Оноды в этот самый момент, Манами оглянулся и улыбнулся ему. Воодушевленный Онода мог сделать немного больше, чем просто улыбнуться в ответ.
Манами ничего не сказал, но молча сменил курс, уводя их в направлении зрительских трибун, с которых Онода смотрел квиддичный матч, и Онода отрегулировал свое управление, чтобы соответствовать. Оба они увеличили скорость в открытом пространстве, приближаясь к строению, и теперь Онода был близко — наверное, даже ближе, чем на длину метлы — к Манами. Онода подозревал, что если потянется, то почти сможет дотронуться до прутьев метлы Манами перед ним.
Онода вспомнил битву Макишимы и Тодо за снитч и почувствовал, что его сердце замерло от восхищения.
Когда они достигли трибун, Манами ожидаемо двинулся сделать круг вокруг них. Онода приготовился следовать за ним, но только он это сделал, как Манами показал свои истинные намерения, снова используя тот отрицающий гравитацию подъем, который раньше удачно позволил ему оставить Оноду позади. На мгновение отставший, Онода старался вернуть позицию, пока Манами взлетал выше, все больше и больше увеличивая расстояние между ними.
И когда снова удалось ровно лететь следом, Онода не стал тратить время впустую.
Оказалось, что, пока они поднимались и даже когда они снова сравнялись, у Оноды было что-то вроде преимущества, потому что каким-то образом ему по-прежнему удавалось оставаться у Манами на хвосте. Понадобилось некоторое время, чтобы сократить расстояние, которое появилось, когда Манами сделал свой финт, но Онода все еще не отставал.
Странно, но Манами не казался обеспокоенным тем фактом, что его преследователь был действительно близок к тому, чтобы нагнать его, и что здесь, высоко в воздухе, не было никаких помех, которые можно использовать в свою пользу, как это было ближе к земле. Все, что теперь требовалось от Оноды, — это развить достаточную скорость, и неважно, если у него не получится точно повернуть или остановиться — он поймает Манами раньше, чем у того будет малейший шанс избежать этого.
Онода обнаружил, что метла Манами на расстоянии протянутой руки от него… потом его голова поравнялась с прутьями, потом его плечи…
И
наконец они почти поравнялись друг с другом, и Онода сделал свой ход.
— Догнал! — воскликнул он, потянувшись, чтобы запятнать Манами…
Но в этот миг случилось две вещи.
Сильный порыв попутного ветра поднял волосы Оноды, и они упали ему на глаза, на мгновение отвлекая от цели…
…и рука Оноды не нашла ничего, кроме воздуха, перед собой, потому что Манами исчез оттуда — словно его с самого начала там не было.
Оглядываясь вокруг и недоумевая, что же произошло, Онода быстро заметил Манами, снова летящего в нескольких метрах впереди, что давало ответ на, по крайней мере, один вопрос, но на его месте сразу же возникал другой.
Как он оказался так далеко и как он сделал это так быстро?
От этих мыслей отвлек звук мелодии, доносившейся откуда-то поблизости, и Онода рассеянно задумался, что это могло быть. Звук был похож на звучание старых музыкальных шкатулок, которые коллекционировала бабушка (когда Онода был совсем маленьким, а она была жива), но Онода не мог сообразить, почему он слышит что-то подобное посреди квиддичного поля.
Это сбивало с толку, пока Манами не остановился и не вытащил карманные часы, которые заводил раньше, и музыка стала намного отчетливей. Он нажал на кнопочку сбоку корпуса, и музыка внезапно оборвалась.
С этим последним доказательством Онода наконец усмотрел связь: таймер, поставленный Манами, дошел до конца отсчета. Их пятиминутная игра в пятнашки была закончена, и Онода, несмотря на все усилия, ни разу не догнал Манами.
Онода почувствовал, как внутри у него все сжалось от разочарования.
Но, в самом деле, размышлял он, ему не следовало удивляться такому результату — Манами отлично летал, а Онода по-прежнему был всего лишь начинающим. Было бы более странно, если бы Онода каким-то образом победил в их игре, поскольку он никогда в жизни ни в чем не выигрывал, и для него не было бы никакого смысла внезапно начать это сейчас.
Хотя… на миг показалось, что он действительно способен догнать. Так может, он позволил себе представить это. Может, он хотел догнать — хотел произвести впечатление на Манами так сильно, что его мозг преувеличил его достижения, и все это время он едва успевал, едва справлялся, а Манами жалел его и замедлялся, чтобы он мог догнать…
— Это было
удивительно, Сакамичи!
Онода посмотрел вверх и увидел подлетающего к нему Манами, на лице которого снова была его воздушная улыбка. Онода попытался улыбнуться в ответ, но знал, что его собственная улыбка выглядит дрожащей и фальшивой.
— Я приземляюсь, хочешь со мной? — вежливо предложил Манами, и Онода, кивнув, медленно спустился вслед за ним на землю.
Манами сразу уселся на траву, улыбаясь стоявшему Оноде, и протянул руку, словно приглашая.
— Ну, — весело сказал Манами, когда Онода устроился на земле рядом. — Думаю, я получил ответ на вопрос, который у меня был насчет тебя.
— И… что там? — спросил Онода, неохотно встречая взгляд Манами. Хотя Манами и казался по-обычному дружелюбным, вполне возможно, что он просто умел скрывать негативные эмоции.
А Оноду просто
убило бы, если он бы он взглянул Манами в лицо и прочел в нем разочарование.
— Ну, для того, кто боится высоты, ты довольно смело летаешь, — беспечно проговорил Манами, вынуждая Оноду испуганно посмотреть вверх. — Но вообще, когда ты сегодня летал, высота тебя совсем не беспокоила, так?
— Я был… — понял Онода. — Ты прав, я был…
— Ты был так сосредоточен на победе, что забыл бояться упасть, — восхищенно взглянул на него Манами. — Я подозревал раньше, но теперь я уверен — ты правда другой, Сакамичи.
Онода покраснел от неожиданной похвалы. Манами был прав, Онода понял: в ходе игры мысль о падении едва ли пришла ему в голову, хотя теперь, вспоминая, что он делал в воздухе… он побледнел от страха.
Несомненно, Онода смог догнать Манами и вполне удачно держаться за ним, несмотря на повторяющиеся попытки его сбросить, даже следовал за ним во время маневров, которые обязательно привели бы его в ужас, если бы он тогда подумал об этом. До сих пор Онода не знал, что способен на такое.
Хотя Манами все-таки не был полностью прав относительно остального.
Мысль о том, чтобы победить Манами, выиграть их спор, вовсе не была главной для Оноды. На короткий момент он почти признал правду:
я не думал о победе, просто хотел поймать тебя, но хватило доли секунды, чтобы решить, что сказать такое будет очень странно и это лишь сделает ситуацию неловкой.
— Не так уж это удивительно, правда, — слабо запротестовал Онода, вместо того, чтобы сказать то, что в действительности думал. — Я просто развлекался…
— И в конце у тебя почти получилось! Уверен, ты в первый раз делаешь что-то такое сложное, но ты так легко это принял, — совершенно восхищенно сказал слизеринский мальчик. — Ты, может, и не выиграл, Сакамичи, но ты такой невероятный, что я все равно скажу тебе, почему не бываю на твоих уроках.
Онода радостно взглянул на Манами, тотчас отбросив плохие мысли.
— Правда? — спросил он, едва веря в такую удачу.
— Ага, почему нет? — заговорщически усмехнулся Манами, понижая голос, словно собирался поделиться великим секретом. — Есть, вообще-то, хорошая причина, почему я не хожу на твои уроки, Сакамичи. На самом деле, это потому…
Онода выжидающе склонился вперед.
— …что я прогуливаю, — прошептал Манами.
Онода моргнул, потрясенный признанием. Или скорее, потрясенный полной обычностью ответа по сравнению с тем, что он ожидал. Особенно если сравнить с историей призрака, которую он услышал до этого.
— Ты прогуливаешь.
Манами весело кивнул.
— В… в смысле — ты прогуливаешь? — переспросил Онода, задумавшись, не ослышался ли он.
— Я прогуливаю занятия, — бодро сказал Манами с беззаботностью, которая удивила Оноду, несмотря на то, что в других ситуациях он ожидал подобное отношение от Манами. — Сачкую, отлыниваю… ты меня понял. Поэтому меня и нет на занятиях. Думаю, ты можешь сказать, что я иногда должен ходить на твои занятия, я просто обычно
не хожу на них.
— А почему нет? — в недоумении спросил Онода. — У тебя из-за этого не будет проблем? И разве тебе не нужно знать содержание уроков, чтобы пройти тесты?
— Пока проблем не было, — сказал Манами, откинувшись на спину. — Кроме мистера Канзаки, думаю… его раздражало, когда я брал метлы с утра и держал целый день, вместо того, чтобы вернуть их и пойти на уроки, но это пока не мешает ему давать их мне, — продолжил он, пожав плечами. — И я думаю, что это общее представление — в смысле, что если ты не ходишь на занятия, то плохо сдашь экзамены. Это верно, хотя… я пока ничего не провалил, и у меня есть подруга, которая дает мне свои конспекты и говорит, когда нам дают задания. Она очень злится на меня из-за прогулов, поэтому иногда я появляюсь, чтобы она успокоилась.
— Тебе не нравится школа? — полюбопытствовал Онода. Как человек, который не успевал ни в одном из предметов с момента приезда в Хогвартс, он мог понять, почему спустя некоторое время у кого-то могло появиться искушение просто не ходить на них, но мысль о прогулах он никогда в действительности не рассматривал. Ему было интересно, почему для Манами это не так.
— Хмм… нет, в самом деле нет, — сказал Манами, неприязненно поморщившись. — Не люблю торчать внутри, сидеть смирно и думать об именах, и датах, и ингредиентах, и какие слова нужно сказать, чтобы получилось заклинание. Особенно не люблю застревать на земле. Оставаться в замке и ходить на занятия, а полеты только раз в неделю — это как попасть в клетку. Я чувствую себя свободным только на метле, а в остальное время это просто… действительно скучно. Ненавижу это.
— Думаю, я понимаю, — сказал Онода и поспешил пояснить: — Не в том смысле, что я такой же, я просто… понимаю, почему ты так чувствуешь, кажется. Мне было очень весело летать с тобой сегодня, и даже если это всего лишь небольшая часть того, что ты чувствуешь каждый раз, когда ты на метле, я понимаю, почему ты так сильно это любишь. Если бы я был немного смелее и не так боялся упасть, я бы, возможно, думал, что высота и меня тоже делает свободным.
Губы Манами слегка изогнулись, как если бы Онода нечаянно сказал что-то смешное.
— Что? — осмелился спросить Онода.
— Ничего особенного, — задумчиво сказал Манами. — Я просто думаю… что мне бы на самом деле понравилось это. Упасть.
— Правда? — усомнился Онода.
— Ага. Можешь представить, на что это похоже? — сказал Манами, и Онода услышал в его голосе что-то вроде тоски, побеспокоившей его немного пугающим образом, который он не мог полностью объяснить.
— Не особо, — наконец ответил Онода. — То есть я могу догадываться, но такого никогда раньше не случалось, поэтому с уверенностью сказать не могу. Но… думаю, пусть лучше так и будет. Если ты упадешь с метлы, разве ты не… ну, знаешь, не умрешь?
— Хмм… может… — сказал Манами, лениво обрывая травинки. — А может, нет. Но я не говорил об ударе о землю, только о моменте падения. Думаю, что те секунды, которые ты проводишь в воздухе, во время которых ветер бьет тебе в лицо и ничто тебя не держит, должны быть совершенны — самое настоящее ощущение свободы, которое ты когда либо чувствовал. В таком случае, что бы ни произошло после, оно того стоит, правда?
— Ох… нет, не могу так сказать, — честно ответил Онода и честно немного забеспокоился об интересе Манами. — Я имею в виду, через пару недель я хотел поехать домой на Рождество, а если я буду… мертв, я не смогу, и моя мама, вероятно, очень расстроится. И я не слишком хорошо кого-то знаю здесь, но Имаизуми и Наруко оба… — Онода засомневался. — Ну, они оба действительно крутые, но не очень хорошо ладят, и если рядом не будет меня, то кто-то еще должен убедиться, что они не переусердствуют, когда ссорятся. Я не думаю, что мне стоит делать все, что я хочу, если это расстроит их. По отношению к ним это нечестно.
Манами внимательно посмотрел на Оноду, теребя в пальцах сорванную травинку, и хотя он все еще улыбался, но появилось что-то темное в выражении его лица.
— Ты много думаешь о других, — сказал он. — И ты очень добрый, но я думаю, что ты не так меня понял. Конечно же, я
не хочу умирать. Во всяком случае, все наоборот. Я просто хочу почувствовать себя
живым.
— О-о. Тогда ладно, — проговорил Онода, ни капельки не убежденный этим уточнением, но уже осознавший, что это, очевидно, личное для Манами и не его дело совать туда свой нос. Если Манами захочет, чтобы он знал, то скажет ему. — Может, я не так хорошо понял, как подумал, — сказал Онода, вынужденно улыбаясь и надеясь, что этого будет достаточно, чтобы перевести разговор на что-то менее тревожное.
К счастью, Манами проглотил наживку — или, по крайней мере, так казалось, потому что его улыбка потеряла свой темный оттенок и вдруг показалась более искренней, чем раньше. Он снова стал больше похож на странного, но дружелюбного мальчика, отправлявшего Оноде послания на обертках от конфет и смеявшегося над этим, и меньше — на абсолютного незнакомца, чьи улыбки вызывали неясное смущение.
— Ты интересный, — неожиданно заявил Манами, выбрасывая то, что осталось от травинок, с которыми он играл. — Несмотря на твое поведение и то, что ты сказал о себе, ты почти непреклонный, да?
— Что? — спросил Онода, испуганно и по какой-то необъяснимой причине растерянно.
— Мне нравится, как ты летаешь, — сказал Манами, кажется не заметив удивленного вскрика Оноды. — Думаю, это потому, что для тебя недостаточно просто летать, нужна другая причина. Что-то, чего бы тебе хотелось так, чтобы ты смог бороться со своим страхом — вот как сегодня. Наверное, тебе просто надо продолжать так же хотеть победить.
В сказанном Манами могло быть что-то, но звучало это так, словно он все еще был убежден в том, что новообретенная способность Оноды не теряться на метле происходит от чего-то вроде «духа соревнования», и Онода решил не придавать этому особого значения. На самом деле, он чувствовал себя немного виноватым, что не разубедил Манами, когда тот неверно о нем подумал, потому что теперь у Манами создался образ Оноды, который… не соответствовал действительности.
Но что еще хуже, Манами, кажется, нравился такой Онода, и он называл его «интересным» и «непоколебимым», а Онода даже во сне не мог представить, чтобы этими двумя словами характеризовали его. Он хотел произвести впечатление на Манами и вроде бы преуспел в этом, но не мог избавиться от чувства, что, чем больше Манами о нем узнает, тем менее будет впечатлен.
Онода только неуверенно улыбнулся.
— С-спасибо, я очень польщен, что ты такого высокого мнения обо мне, Мана… Сангаку, — сказал он. — Мне было приятно встретиться с тобой сегодня, и особенно приятно было летать с тобой, но… я обещал Имаизуми и Наруко, что вернусь в замок вовремя, чтобы поесть с ними, так что мне действительно пора идти.
Онода снова поднял метлу, надеясь, что не выглядит убегающим настолько, насколько он себя таким чувствовал.
— Ты должен прийти полетать со мной снова, когда у тебя будет возможность, Сакамичи, — сказал, пока Онода не ушел, Манами, лежа на земле с раскинутыми по траве словно нимб волосами и блаженной улыбкой на лице. — Мне тоже было очень весело.
Его последние слова звучали так искренне, что Онода, невзирая на всю свою неуверенность, не мог не улыбнуться в ответ.
— Я очень постараюсь, — пообещал он.
И думал, что в самом деле сможет.
* * *
Словно этот день не был уже достаточно странным, Онода, придя в Большой зал после расставания с Манами, увидел неожиданное зрелище.
Имаизуми и Наруко сидели вместе.
Онода ожидал, что они будут сидеть каждый за своим столом (а если за одним, то сядут, по крайней мере, в нескольких метрах друг от друга, чтобы никому не пришло в голову, что они сидят вместе), но это явно был не тот случай.
Имаизуми и Наруко действительно сидели рядом и вроде бы даже не ссорились. Их головы, темная и рыжая, были наклонены близко друг к другу, и, кажется, они разговаривали шепотом — совсем как люди, которые отлично ладят. Хотя вполне возможно, что у них просто была самая тихая в мире ссора, но отсутствие физической жестокости Онода с надеждой принял за показатель продвижения в их дружбе.
Может, Онода необоснованно польстил себе, сказав Манами, что он необходим Имаизуми и Наруко, чтобы удерживать их от слишком частых стычек.
— О… привет, ребята, — сказал Онода, приблизившись и подумав, что неловко отвлекать их в момент очевидного спокойствия. — Простите, я немного опоздал, задержался кое из-за чего.
Имаизуми и Наруко повернулись к Оноде с одинаковым выражением удивления и...
…вины?
Оноде не пришлось долго раздумывать над этим, потому что Наруко внезапно проявил инициативу: вскочил со своего места и бросился в руки Оноды, в процессе почти уронив обоих на пол.
— С возвращением, Сакамичи! — воскликнул Наруко, сжимая Оноду в неистовых объятиях. — Отныне все будет хорошо, обещаю. Я и даже этот тупица шустряк позаботимся об этом, и тебе не придется больше расстраиваться…
— Ты бы сначала не набрасывался на него, как только он входит в помещение, идиот, — рявкнул Имаизуми. — И я буквально
только что сказал тебе не выбалтывать все…
— Ага, с твоей стороны будет очень
мило, если ты сам не будешь выбалтывать все, шустряк, мы все знаем, что секреты для тебя — заноза в заднице!
— Этот аргумент совсем ребяческий, и я отказываюсь на него отвечать, но просто хочу, чтобы ты понял, как смешно, что кто-то вроде тебя говорит такое кому-то вроде меня, — угрожающе проговорил Имаизуми. — Твоя постоянная неспособность держать рот закрытым — это главная причина, по которой никто никогда не доверит тебе ни кусочка важной информации.
—
Вау, Имаизуми, я едва слышу тебя из-за того, насколько невероятно
ребяческое было это утверждение, — сказал Наруко. — По крайней мере, я пытаюсь поддержать — тем временем ты просто сидишь тут и отпускаешь грубые комментарии, что, как я понимаю, является благородной чистокровной традицией, но ты думаешь о
себе вместо Сакамичи, и…
— Кто что думает обо мне? — смутился Онода.
Наруко немедленно замолчал, отскочив от Оноды почти так же быстро, как и подбежал. Он улыбнулся так же, как и всегда, но что-то было не так.
— Что? Хах, ты, наверное, ослышался или что-то вроде, Сакамичи.
Наруко и Имаизуми обменялись взглядами, и Онода еще больше смутился.
— Это неважно, ты, должно быть, голоден, — резко сказал Имаизуми, указывая на место рядом с собой, которое только что освободил Наруко. — Садись с нами, пожалуйста, — добавил Имаизуми явно официальным тоном.
Садясь, Онода ненадолго задумался, не пропустил ли он чего-то важного в тот короткий отрезок времени, что провел с Манами, потому что с того момента, когда они расстались после квиддичного матча, он совсем перестал понимать, что происходит с его друзьями.
— Хорошая мысль, Шокичи, Шунске, — начал Онода. — Но ланч разве не закончился? Простите, я задержался дольше, чем думал, и…
— Умоляю, кто, по-твоему, твои друзья? — спросил Наруко, садясь едва ли не на стол. Покопавшись в сумке, он с победным шумом извлек небрежно обернутый салфеткой сверток и нетерпеливо положил его прямо перед Онодой.
Онода неуверенно развернул обертку и с облегчением не увидел внутри ничего более опасного, чем два слегка помятых корнуэльских пирожка. Ему стало неловко, что он ожидал чего-то… подозрительного, но его друзья были странноватыми, и он никогда не знал, чего от них ожидать.
— Не могу поверить, что ты просто бросил их в свою
сумку, — брезгливо поморщился Имаизуми. — И почему ты здесь сидишь? Немедленно слезай, мы едим
за столом.
— Заставь меня, — невозмутимо сказал Наруко, даже не пошевелившись, чтобы исполнить просьбу Имаизуми.
— Чего?.. ты бы так не сделал, если бы мы сидели за столом Гриффиндора!
— Ну…
кто-то отказался, когда я предложил сесть за… как там… «грязный, покрытый микробами» стол моего факультета, — гадко улыбнулся Наруко. — Может, об этом следовало раньше подумать, шустряк?
— Ребята, — устало позвал Онода, и Имаизуми и Наруко мгновенно прекратили снова ссориться. — Спасибо, что приберегли для меня немного, — просто сказал Онода, не тратя силы на упрашивание их не ругаться.
Он откусил от первого пирожка — пирожок был холодный, но ничего другого он не ожидал. Он спокойно ел, пока ему не пришло в голову поинтересоваться, как он вообще может спокойно есть с такими друзьями, и он поднял голову посмотреть, что они делают.
Они смотрели друг на друга (неудивительно), но, кажется, было что-то более… значительное между ними, чем обычно. Наруко время от времени делал едва заметные беспокойные движения руками, обычно в сторону Оноды, а взгляд Имаизуми становился все более недоверчивым, пока он, раздраженно хлопнув себя по лбу и, кажется, приняв решение, не повернулся к Оноде.
— Сакамичи, — неловко начал он, слегка запнулся, заметив, что Онода уже смотрит на него, но все-таки продолжил. — Есть кое-что, что мы — что Наруко и я должны обсудить с тобой. Могу я говорить откровенно?
Онода нахмурился, снова смущенный официальным тоном Имаизуми, но кивнул, если уж Имаизуми, кажется, считал, что ему нужно разрешение Оноды, чтобы говорить.
— Хорошо, спасибо, — сказал Имаизуми, глубоко вздохнув. — Теперь, как бы мне это сказать… недавно я наблюдал за твоим поведением.
— Ох… ладно?
— Господи, шустряк, только ты можешь так кошмарно сказать. Напомни мне, почему именно ты должен объяснить это…
— Я наблюдал за твоим поведением в последнее время, — повторил Имаизуми, перебивая Наруко и раздраженно поглядывая на него, — особенно уделяя внимание твоему отношению к полетам и квиддичу, и то, что я видел, было не слишком ободряющим. Я беспокоюсь о тебе.
— Имаизуми… — посмотрел на него Наруко.
— …
Мы беспокоимся о тебе.
Онода переглянулся со своими друзьями, недоумевая, что привело к этому.
— Я… это ценю, но в самом деле не понимаю, о чем вы говорите.
— Все нормально, Сакамичи, — сказал Наруко, усаживаясь на скамью рядом с Онодой и успокаивающе обнимая его за плечи. — Тебе не надо от нас прятаться… мы знаем, что изучать все эти магические штуки не так легко, и на тебя давит необходимость делать то, чего ты никогда не делал раньше, и позволь сказать: последнее, чего бы мы хотели, так это оказывать на тебя еще большее давление.
— Что?..
— Наруко и я, мы оба знаем, что ты боишься летать, — сказал Имаизуми, серьезно взглянув Оноде в глаза. — Поэтому, по моему пониманию, мы пытались помочь тебе научиться. Мы думали, что если ты улучшишь свое умение летать и привыкнешь к высоте, то будешь счастливее и свободнее в выборе более сложных интересов, вроде квиддича… До недавнего времени у нас было впечатление, что он тебя так же заинтересует, если ты научишься летать.
— Но потом, немного позднее, я стал замечать, что ты не выглядишь действительно заинтересованным, когда бы речь ни зашла о квиддиче, — сказал Наруко, и Онода понял, что его отсутствие интереса должно быть было
очень очевидным, если даже Наруко это приметил. — И ты вел себя действительно странно после матча, будто пытался сбежать от нас или вроде того, поэтому мы поговорили об этом и поняли, что ты, возможно, в самом деле чем-то расстроен.
Онода вспомнил, как Имаизуми сказал ему «оставайся, сколько тебе нужно», когда Онода упомянул о желании уединиться. Конечно, Онода просто хотел увидеть Манами, но если Имаизуми и Наруко уже подумали, что он был расстроен, то теперь, оглядываясь в прошлое, они вполне могли подумать, что Онода хотел остаться один по совершенно другой причине.
— Вы думали, что мне нужно было побыть одному, чтобы… поплакать? — неловко спросил Онода. — Из-за квиддича?
— Нет, конечно нет! — абсолютно неубедительно сказал Наруко и ободряюще сжал плечо Оноды.
Онода не мог предвидеть, что у него будет такой разговор с его друзьями.
Хотя он не мог представить и что у него будут друзья, так что тут приходилось лететь вслепую.
— Сакамичи, — сказал Имаизуми, — я думаю, тебе будет важно знать, что Наруко и я считаем тебя своим другом полностью независимо от нашего интереса к квиддичу и полетам. И если ты делаешь то, что тебе неудобно, или стараешься показать, что интересуешься вещами, которые на самом деле не доставляют тебе удовольствия, ради нас, то я хочу, чтобы ты знал, что в этом нет необходимости и тебе не нужно больше себя заставлять.
Онода моргнул.
— В самом деле?
— Конечно! — воскликнул Наруко, почти обиженный явным сомнением Оноды. — Пойми, даже если ты сейчас решишь, что никогда больше не будешь летать и страстно возненавидишь квиддич, мы все равно будем твоими друзьями. Так что не беспокойся о полетах и всем остальном, если не хочется, потому что мы с тобой несмотря ни на что.
Они оба посмотрели на него с заметной решимостью в глазах, и Онода мгновенно потерял дар речи.
Его поразило, что друзья так точно поняли, какими всегда были его чувства по отношению к полетам и квиддичу, но в то же время и так ошиблись.
Онода
действительно боялся того, как Имаизуми и Наруко могут отреагировать, если узнают, что он в самом деле не заинтересован в том, чтобы научиться летать, или не мог даже представить себя играющим с ними в квиддич. Этот вопрос задержался на задворках сознания в тот момент, как Онода впервые их встретил, и с тех пор не исчезал. Но когда они стали проводить больше времени вместе, он до такой степени потерял значение, что теперь услышать, что они останутся друзьями, даже если он никогда не научится любить полеты так же, как они, стало утешением, а не осуществлением невыполнимой мечты.
Они определенно сблизились как друзья, и, может, изменилось что-то и в Оноде.
Потому что в одном они ошиблись: квиддичная игра не расстроила его. Конечно, она была ужасающей сама по себе, но… он наслаждался ей. Он определенно задержал дыхание, когда Макишима и Тодо боролись за обладание снитчем, но не только страх был причиной этому — и восхищение тоже.
А после этого было соревнование с Манами, и Онода действительно летал
хорошо. Манами был впечатлен и похвалил его, сказав, что Оноде нужна лишь причина летать, если он хочет преодолеть свой страх.
С удивлением Онода обнаружил, что сегодня, в первый раз за долгое время, он был действительно доволен собой. Он успешно летал, наслаждался этим, и он начал понимать, что пока не готов отпустить это чувство.
А если этого недостаточно, то у него еще было двое очень хороших друзей, которые приберегли ему поесть, когда он пропустил ланч, и были готовы забыть про собственные различия и вместе подумать, чтобы помочь ему чувствовать себя лучше.
Имаизуми и Наруко любили летать, и Онода хотел летать с ними. Он был уверен, что это достаточная «причина», как сказал Манами.
— Спасибо, Шокичи, Шунске… вы самые лучшие друзья, о которых я только мог мечтать, — искренне сказал Онода, глядя по очереди на каждого из ребят и на миг чувствуя себя ошеломленным тем, как же ему повезло встретить их. В глазах защипало, но он решил не плакать, даже если это и от счастья. — И насчет того, что вы говорили раньше, о том, что вы будете дружить со мной, даже если я брошу летать… Думаю, теперь я знаю, чего хочу. Думаю… я хочу участвовать в отборочных в команду по квиддичу Хаффлпаффа в следующем году. — Онода помолчал, потом спросил, внезапно неуверенный: — Думаете, я смогу подготовиться вовремя?
Имаизуми и Наруко уставились на него в откровенном потрясении. Имаизуми смешно вытаращил глаза, у Наруко отвисла челюсть в полном неверии.
Спустя несколько секунд ошеломления Наруко снова бросился к Оноде и радостно сжал его в очередных объятиях.
— Какака! Как будто есть сомнения — ты определенно будешь готов к ним, Сакамичи, мы позаботимся об этом! К тому времени, как мы закончим, ты станешь самым страшным в небе, и никто не устоит против тебя!
— Кроме нас с тобой, идиот, — мы все еще в разных командах, — едко сказал Имаизуми, но искренняя улыбка на его лице свела его ехидство на нет. — Ты уверен, что хочешь этого? — тише спросил он Оноду, наклонившись к нему, чтобы уловить малейший намек на его скрытые истинные намерения.
Онода улыбнулся ему, кивая:
— Я уверен.
Внимательно изучив его и убедившись в его искренности, Имаизуми наконец согласно наклонил голову:
— Тогда ладно. Только ты знаешь, что хорошо для тебя, и я помогу тебе чем смогу. — Он ухмыльнулся. — Или, скорее, буду помогать, пока мы не встретимся на матче. Боюсь, там тебе придется самостоятельно, Сакамичи.
Удивительно, но эта мысль не напугала его так, как Онода думал. Тяжело считать Имаизуми и Наруко соперниками, потому что пока они были просто друзьями. И когда они наконец встретятся на матче…
Ну, может, к тому времени Онода все-таки догонит их.
* * *
Тем вечером, когда трое друзей вместе ужинали (в этот раз за столом Гриффиндора), Онода спросил нарочито обычным тоном:
— Эй, Шунске, ты не знаешь, было ли какое-то особенное происшествие, из-за которого первокурсникам не позволяют играть в квиддич? Несчастный случай или что-то вроде?
Имаизуми нахмурился.
— Думаю, чистокровный малыш ушиб пальчик о квоффл, и его отец пригрозил школе иском. Во всяком случае, было что-то подобное. А что?
— Ничего, — пробормотал Онода, терзая брокколи вилкой. — Просто хотел убедиться.
