"See I've come to burn your kingdom down" Florence and The Machine – Seven Devils
Гин.
Ичимару уже несколько часов бродил по улицам Каракуры, не зная, куда себя деть. Только сейчас мужчина осознал, что ему некуда идти. У него больше не было цели, ради которой стоило бы жить или умереть, а любимая женщина оказалась запредельно далека и недоступна. Гин подумал о том, что вновь оставил Рангику одну, без защиты. Он был уверен, что она тяжело восприняла то, что им не дали проститься перед его ссылкой в мир живых. Но они хотя бы смогли провести вместе ночь. В их случае это был щедрый подарок судьбы. Вскоре Ичимару вышел к широкой реке и уселся на её склонах, наблюдая за неторопливым течением. Солнце медленно клонилось к горизонту, окрашивая реку в ярко-рыжий цвет. Ему нравилось смотреть на небо. Давно он не поднимал к нему широко раскрытых глаз. Облака медленно плыли на север, подкрашенные заходящим солнцем в более нежный, чем река, персиковый цвет. Над рекой шла извилистая песчаная дорога, по которой время от времени пробегали спортсмены или прогуливались парочки с детьми. На бывшего капитана 3-го отряда снизошло небывалое спокойствие: он ощущал себя частью огромного мира, в котором на мгновенье даже время замерло. Воздух стал мягким и тягучим, словно сахарная вата. Гину даже показалось, что он сладковат на вкус... Минут через двадцать солнце окончательно скрылось за горизонтом. На город опустились сумерки. Подул прохладный ветер, пригнувший к земле траву на склоне реки и вызвавший рябь на зеркальной до этого поверхности воды. С каждой минутой становилось все темнее.Рангику.
В тот день Мацумото так и не вышла на работу. Как и на следующий. Затем наступили выходные, что давало ей возможность отсидеться дома еще пару дней. Капитану она послала весточку о своей болезни и благополучно забыла об отряде, растворившись в собственных заботах. Девушка уже второй день почти ничего не ела; она совершала редкие набеги на кухню и пыталась съесть хоть что-то, но еще ни одна её попытка не увенчалась успехом. Рангику ходила по дому, раз за разом обходя каждую комнату, иногда садилась на пол своей спальни, обнимая хаори Ичимару и сгибаясь пополам от беззвучных рыданий. Пару раз она слышала негромкий стук в дверь, но ни разу не подошла к ней ближе, чем на метр. Кто бы ни приходил, он не был сильно настойчив. Все всё понимали. Еще на собрании капитанов и лейтенантов Мацумото чувствовала на себе тяжелый и отчасти осуждающий взгляд главнокомандующего Генрюусая. Он следил за девушкой, за её реакцией на его приказ из-под низко опущенных век. Другие капитаны и лейтенанты, которые были немного в курсе текущего положения дел, тоже время от времени бросали на неё кто сочувствующий, а кто всего лишь заинтересованный взгляд. Ей хотелось провалиться сквозь землю, но ради Гина она старалась выглядеть достойно. Изуру тоже стоял как в воду опущенный. И только он единственный во всем Готее 13 мог понять, но не разделить её боль. Ночью субботы плачевное состояние Мацумото достигло своего апогея. Рангику чувствовала, как поднимается температура, а на коже выступили мелкие капельки пота. Вскоре свет стал бить в глаза нестерпимо ярко, а любой звук отдавался колющей болью в висках. Её голову словно сжимал невидимый обруч, который становился всё уже и уже. Мацумото не хотелось вызывать кого-то из 4-го отряда, поэтому она решила, что лучшим решением будет просто пойти спать. Однако сон не шел. Она перекатывалась с бока на бок, ощущая, как её начинает трясти в лихорадке. - Обидно будет, если я умру вот так. Да, Гин? - сказала она в пустоту. - Что, если я не дождусь тебя?.. Однако ответом ей была лишь гнетущая тишина. Тишина, которая давила на неё сильнее, чем давление духовной мощи Айзена. Через какое-то время девушка всё-таки забылась сном. Однако спокойно проспать всю ночь ей не посчастливилось: часа в три её разбудил громкий звук, будто что-то крупное ударилось об окно. Резко встав, она подскочила к нему. Но там Рангику увидела всего лишь ничем не примечательный пейзаж, уныло освещённый убывающей луной. Мацумото вернулась к постели. Простынь была сильно измятой и влажной и не вызывала желания снова лечь в постель. Вздохнув, девушка на ватных ногах пошла на кухню, но внезапно резко передумала и свернула в ванную. Взглянув в зеркало, шинигами остолбенела: настолько сильно она осунулась за эти дни. Растрепанные, запутавшиеся волосы, бледная кожа, под глазами круги от недосыпа и нестертого, размазавшегося макияжа, потрескавшиеся губы, а глаза... Глаза как у загнанного зверя, который чувствует, что охотник уже подошел к нему вплотную. Рангику не верила, что девушка в отражении и она - одно и тоже. Сейчас Мацумото давала каждому своему действию оценку со стороны, думая, как бы прокомментировал это Гин. - Ты бы не оценил, совсем не оценил... Что я не берегу себя, как ты просил, да? Каждый раз, задавая вопрос, Мацумото надеялась, что он внезапно появится, словно ниоткуда, как делал раньше столько раз. Но он не появился. Девушка достала из ящика большие ножницы и пошла в комнату. Её снова лихорадило. "Нужно бы достать новую простынь," - мимоходом подумала она, зайдя в спальню. Рангику подошла к окну и снова оценила пейзаж. Почти ничего не изменилось. Только луна скрылась за какими-то полупрозрачными облачками и теперь давала гораздо меньше света. Стоя у окна, девушка намотала на руку прядь своих длинных волос и, дойдя до уровня чуть выше плеч, с ненавистью отрезала. - Это за то, что я не смогла помочь тебе. Она намотала на руку ещё одну прядь. Рангику чувствовала леденящее спокойствие. И долгожданную свободу. Освобождение. Да, она была почти свободна от самой себя. От прошлой себя. - Это за то, что я оказалась так слаба. - За то, что не увидела правды за притворством. - За то, что позволила им разлучить нас. Длинные золотистые пряди падали на пол одна за одной. Выглянувшая из-за облаков луна ярко освещала девушку и её трясущиеся руки. Спустя какое-то время Мацумото оказалась заключенной в огненно-рыжий круг из своих волос, а на руку была намотана последняя прядь. Девушка не знала, как достойно закончить своё бичевание. - За то, что в отличие от тебя, не успела извиниться. Бросив ножницы на пол, девушка пошла к футону. Взяв новую простынь, она просто постелила ее сверху и уснула, завернувшись в ставшее родным хаори возлюбленного.<...>
Капитан Хитцугайя как обычно шел на работу пораньше, чтобы перед тем, как заняться насущными делами, прикинуть объем фронта работы, а также раздать поручения своим офицерам. Каково же было его удивление, когда, зайдя в кабинет, он увидел сидящую над бумагами Мацумото. Он даже споткнулся на пороге от неожиданности. - Капитааан, - нараспев сказала она, широко улыбаясь, - рада Вас видеть. От удивления капитан 10-го отряда не сразу нашел, что сказать. - Мацумото? Ты сегодня на удивление рано, - его голос всё ещё звучал растерянно, а на лбу появились мелкие морщинки, характерные для людей, которые часто хмурятся. - Мне не спалось, - объяснила девушка, - и я решила наверстать упущенное за время болезни. - Вот как, - отозвался Тоширо. - Надеюсь, тебе уже лучше, Мацумото? Рангику кивнула. Хитцугайя до сих пор стоял в дверях и не решался подойти ближе, боясь, что мираж казавшейся умиротворенной Мацумото исчезнет. Но прошло несколько минут, а девушка по-прежнему казалась весёлой и жизнерадостной. И прежде, чем уйти по своим делам в казармах, Хитцугайя обернулся и сказал, немного покраснев: - Отличная причёска, Мацумото.