Свет уходящего солнца

Реджина меланхолично помешивала остывший кофе. Она лишь бросила мимолётный взгляд на влетевшую разъярённой фурией на кухню, мать. Зелена тоже не оторвалась от своего занятия и продолжила кормить младенца из бутылочки, не обращая никакого внимания на происходящее. Сёстры прекрасно знали, что проще проигнорировать начинающуюся бурю, чем потом разбираться с её последствиями, имея неосторожность пытаться её предотвратить. Но только если Реджине на самом деле было всё равно, что за очередной заскок случился у их матери, то Зелене явно было любопытно. Сторибрук был настолько скучным и провинциальным, что любое событие оказывалось сродни глотку свежего воздуха в затхлом и удушливом помещении. А то, что случилось явно нечто из ряда вон выходящее, причём, как минимум, в масштабах этого городка, говорило поведение их матери. Миллс-старшая с грохотом открывала и закрывала шкафчики в поисках, по всей видимости, своей кружки, которую она, к слову, cама разбила неделю назад. Однако никто не осмеливался ей напомнить об этом. - Прекрати звенеть ложкой! - рявкнула Кора, оборачиваясь к Реджине и вперяя в неё точно такие же, как у дочери, карие глаза. Схожесть некоторых внешних черт младшей Миллс с матерью всегда поражала Зелену. Ей-то достались рыжие волосы отца и его же зелёные глаза. А вот манера зловеще улыбаться и испепелять взглядом неугодных, увы, нет. Правда, Зелена уже почти пять лет не видела, чтобы сестра вообще хоть как-то улыбалась. В ответ на резкое замечание матери Реджина лишь постучала ложечкой о край чашки, стряхивая с неё капли, а затем молча положила её на стол рядом с собой. Всё это женщина проделала в сгустившейся тишине и по-прежнему не глядя ни на кого из присутствующих. Очевидно, вспомнив про то, что кружки больше нет, Кора перестала рыскать по шкафчикам и взяла первую попавшуюся с двумя розовыми слонятами. Зелена фыркнула, с трудом подавив смех от комичности этой ситуации, а Реджина, не обратив никакого внимания на всю гротескность, продолжила пить свой кофе, обхватив чашку двумя ладонями, параллельно изучая безразличным взглядом узор на обоях за спиной сестры. Расспрашивать Кору не имело никакого смысла: она всё расскажет сама, если посчитает нужным, вот только посчитает ли? Миллс-старшая никогда не скрывала своего разочарования дочерьми. Ни одна из них не оправдала её амбиций, не утолила её неуёмное тщеславие. В молодости женщина была роковой красавицей, способной, не задумываясь, стирать сердца людей в порошок одним только своим взглядом. Но одна глупая ошибка в далеко идущих планах привела к появлению на свет Зелены. Кора хотела даже отказаться от ребёнка - отдать девочку в детский дом, - но удача всё-таки улыбнулась, и в неё влюбился сам Генри Миллс: легенда американского бейсбола. Он был согласен даже удочерить маленькую Зелену, лишь бы только эта гордая женщина дала согласие выйти за него замуж. А через пару лет родилась Реджина. Девочки росли абсолютно не похожими друг на друга. Если Зелена была бойкой и любопытной, с самого детства проявляя свой безудержный нрав и сложный характер, то младшая Миллс, наоборот, росла тихой и ласковой, любила учиться и читать книги, порой целыми днями пропадая в библиотеке, в то время как старшая сестра с лёгкостью грубила учителям и любой из книг предпочитала сомнительные компании. Однако, несмотря на такие разные характеры, сёстры ладили, что не мешало им всё же периодически ругаться, а однажды они даже подрались. Последствия той ссоры остались в виде небольшого шрама над верхней губой Реджины, и именно тогда Зелена узнала, что Генри не был её родным отцом, что слегка поубавило её неуёмный темперамент. Миллс любил старшую дочь, но в скромной и мечтательной Реджине он просто души не чаял. Девочка была его гордостью, воплощением его идеалов. - Что это за гадость? - Кора, наконец-то, обратила внимание на то, в чём пыталась заварить себе кофе. - А это осталось от предыдущих жильцов, - взмахнув свободной рукой улыбнулась Зелена. – Реджина, видимо, не посчитала нужным выбросить такую красоту. Младшая Миллс, услышав очевидную подколку в свой адрес, лишь молча закатила глаза. Затем, допив, наконец, кофе, она встала из-за стола и пошла в свою комнату, не желая и дальше оставаться невольной свидетельницей разворачивающегося на кухне цирка. Кора ненавидела это равнодушие дочери. Презирала её за то, что та сломалась и закрылась в себе, не желая участвовать в жизни их семьи. Но ещё больше она злилась, что не имела никакой власти над Реджиной и ничем не могла заставить её действовать в своих интересах. Наследство, оставленное Генри Миллсом дочери, делало Реджину независимой ни от кого, тем более, от её матери. Этого Кора не смогла предвидеть и не могла изменить. По существу, втроём они жили в доме Реджины – и, в основном, на её деньги. Вот только Реджине было не до невольных нахлебников, а Кора никогда бы не признала, что это она зависит от своей дочери, а не наоборот. Вдова Миллс ещё какое-то время сердито буравила взглядом освободившийся стул, пока из мрачных мыслей её не вырвал въедливый голос старшей дочери: - Ну же, давай, рассказывай, что случилось? Зелена уже давно перестала кормить младенца и теперь укачивала его в кроватке, стоящей рядом с ней. Кора окинула рыжеволосую проблему холодным взглядом, словно прикидывая, достойна ли та быть посвящённой в её планы, и несколько секунд спустя, видимо, придя к какому-то решению, нахмурившись, всё же ответила: - Спенсер собирался выкупить участок земли в Сторибруке, уж не знаю, зачем он ему, и дал неплохую взятку Вайту, чтобы тот поднял монастырю, который занимает нужную территорию, арендную плату. Монашкам неоткуда было взять такую сумму, к ним никто не ходит: в этом городишке верующих можно по пальцам сосчитать, да и те предпочитают не молиться, а грешить. И что ты думаешь! Вчера в мэрии подтвердили продление договора аренды на весь следующий год. Причём деньги были переведены из бостонского банка. Спенсер злой как чёрт. Эту землю он не увидит теперь год, как минимум. Теперь никаким способом монашек оттуда не прогнать! Кора, сделав глоток кофе, закашлялась. Её взгляд снова упал на розовых слонят. Женщина раздражённо фыркнула и, вылив содержимое кружки в раковину, выкинула её в мусорное ведро. Она уже собиралась выйти из кухни, но, вдруг резко обернувшись, желчно бросила с любопытством слушающей её дочери: - Спенсер не успокоится, пока не узнает, кто помешал его планам. Эта бывшая прокурорская задница слишком мстительный ублюдок. Монашки вряд ли бы стали хранить деньги в Бостоне: где Шотландия, а где Штаты? Да и откуда у них взялись бы такие деньги? У этого внезапного божественного провидения есть конкретное имя, и он его скоро узнает.       Октябрьское солнце почти не грело, когда, кутаясь в пальто и шарф, Реджина вышла на улицу. Засунув в карманы чёрные лайковые перчатки, она достала из пачки тонкую сигарету и, присев на скамейку рядом с сестрой, выпустила струйку дыма в морозный воздух. Зелена поморщилась и отодвинула коляску с ребёнком подальше от дыма. - Мамаша выкинула твою кружку. - Я даже не сомневалась в этом, - ответила Реджина. - Какая муха укусила её в этот раз? Сестра ухмыльнулась, её позабавила уверенность Реджины в том, что мать ей всё рассказала. - Спенсер. Младшая Миллс, выбросив окурок, презрительно хмыкнула в свой шарф: - Кто бы сомневался. Ребёнок в коляске проснулся и, беспокойно заворочавшись, захныкал. Зелена подошла к дочери и, взяв её на руки, принялась укачивать, мурлыкая под нос что-то успокаивающее. Она не заметила, как в устремлённых на младенца глазах сестры промелькнула нежность, и, продолжая поглаживать ребёнка по спинке, села обратно. - Кто-то подосрал Спенсеру и не дал купить ему землю, хотя Альберт уже явно потирал руки от предвкушения, но не срослось. - И что же, он теперь настолько сильно обнищает, что это сорвёт его свадьбу с нашей матерью? - фыркнула Реджина. Зелена положила притихшего младенца в коляску, но девочка снова захныкала. - Робин замёрзла, идите в дом, - высказала сестре Реджина и снова полезла в карман за пачкой сигарет. Ничего на это не ответив, Зелена покатила коляску к дому. Реджина, провожая её взглядом, зажгла сигарету от дорогой бензиновой зажигалки, которая когда-то принадлежала Генри Миллсу. Раньше ей нравилась осень. Она любила гулять с отцом в парках Эдинбурга, любуясь листопадом и летающими в прозрачном воздухе паутинками. Когда они могли говорить обо всём, и Реджина знала, что любима, что отец всегда выслушает и защитит. Докурив, она попыталась согреть тёплым дыханием озябшие пальцы, но холод был не только снаружи, он был и внутри, поэтому ничего не получалось. Смяв опустевшую пачку и засунув руки в карманы, женщина встала со скамейки и направилась в тепло ненавистного ей особняка, в котором они теперь жили. Отца больше не было, не было Дэниела и их ребёнка… И её тоже не было…