Свет уходящего солнца

Синий «Ровер» Дэвида стремительно возвращал их из Глазго в Сторибрук. За окнами стеной стоял ливень, с которым едва справлялись дворники на лобовом стекле, но водитель и пассажир были абсолютно счастливы. Адреналин от пережитого за три дня в Лондоне до сих пор бурлил в крови, и, посылая друг другу тёплые нежные улыбки, мужчина и девушка наперебой вспоминали всё произошедшее с ними в столице Англии. Неожиданно, хитро сощурив глаза, Эмма заговорщически взглянула на своего друга и на одном дыхании выпалила: - Если что, то я и Генри в курсе твоего романа с Мэри Маргарет, так что прекратите уже прятаться по углам и шарахаться друг от друга при моём появлении. Дэвид густо покраснел и не смог посмотреть на Свон, на его лице лишь появилась глупая блаженная улыбка влюблённого человека. - А Мэри мне не верила, что ты в курсе. - О, боже, Дэвид, да я застукала вас целующимися на кухне, когда спускалась за шапкой, когда у нас появился Коди, - прыснула от смеха блондинка, которой казалось, что весь этот необъятный мир сможет сейчас с лёгкостью поместиться в её сердце. - Если бы я знал, - мягко улыбнулся мужчина. - То что бы это изменило? Думаю, Мэри Маргарет больше смущает тот факт, что ты мой друг. А не то, что ты священник, поэтому навряд ли она в ближайшем будущем наберётся смелости хотя бы взять тебя за руку в моём присутствии. Картинно выпятив грудь, Дэвид сделал вид, что обижен словами своей подруги - Заметь, теперь не просто священник, а кавалер ордена святого Иуды четвёртой степени! - Я и раньше считала, что ты завидный жених, Дэвид, а теперь моей экономке придётся отбиваться от конкуренток. Боюсь, что даже Саманта и Бекс теперь переключатся с твоего хвалёного Нортмана на тебя, - рассмеялась девушка. - Ты просто не видела Эрика, боюсь, тогда даже ты перестала бы быть лесбиянкой. - О, и сразу же стала бы жертвой Бекс, которая повыдирала бы мне все волосы, едва лишь почувствовав во мне соперницу, если, конечно, всё то, что ты говоришь об Эрике Нортмане, правда. Смех Эммы был таким безудержным, что заразил даже Дэвида, из-за чего они едва не проехали нужный им поворот на Сторибрук. - Мэри до сих пор не может забыть, как ты притащила чуть ли не домой того крутого бизнесмена. Аид, кажется. Свон лишь пожала плечами: - Неужели тогда это впечатлило её даже больше, чем синяк у меня под глазом? - Боюсь, настолько, что она даже пару раз обмолвилась, что из вас получилась бы неожиданная пара. Вздохнув, Эмма закрыла глаза и резко откинулась на спинку пассажирского кресла. - О, боже... Боюсь, однажды ей придётся всё рассказать… - А ты надеялась дотянуть до того момента, когда уже за руку приведёшь жену в дом? Девушка, фыркнув, закатила глаза. - Дэвид, ну кого я могу привести? Мне никто не нужен, кроме Генри и вас с Мэри Маргарет. Священник только хмыкнул на этот ответ и въехал в открытые ворота на территорию Церкви Святого Искупителя. До дома эти двое дошли, промокнув в своих сутанах до нитки. И, сияющие неподдельным счастьем, предстали перед экономкой, открывшей им входную дверь. Генри ушёл в школу задолго до возвращения Свон, поэтому, помывшись и переодевшись в сухую одежду, друзья были усажены Мэри Маргарет за обеденный стол согреваться горячей едой и душистым чаем. Когда все истории были рассказаны, а орден и лента наглядно продемонстрированы восторженной Мэри Маргарет, Эмма поинтересовалась, приносил ли во вторник куратор какие-нибудь приходские бумаги. - Он заходил в среду, и я всю корреспонденцию отнесла в твой кабинет, - улыбнулась экономка. Поблагодарив за завтрак, Эмма встала из-за стола, позволяя влюблённым побыть вдвоём, а сама поднялась наверх. Просмотрев несколько конвертов со счетами из школы для сирот и письмом из сторибрукского дома престарелых, девушка наткнулась на лист для пометок. Обычно такой приходил Дэвиду, когда на территории его прихода случалось нечто чрезвычайное, требующее немедленного вмешательства священника, но Свон получала такой впервые. Бегло пробежав по нему глазами, она задохнулась. На глаза нахлынули горькие слёзы, которые Эмма была просто не в состоянии сдержать. Ей захотелось спрятаться в своём кабинете и никогда не возвращаться туда, где ещё всего пару минут назад она была неоспоримо счастлива. Девушка просто не могла вернуть в реальность тех людей, что находились сейчас в её доме. Не могла заставить их расплачиваться за свою ошибку, за то, что она одна не выполнила сделку с дьяволом. До боли укусив кулак, чтобы не зарыдать в голос, она положила листок обратно на стол к письмам и счетам. Запустив руки в свои волосы, Эмма с глухим стоном впилась в локоны. Раскачиваясь взад и вперёд, она думала, как сказать Дэвиду о своём низком малодушии, о том, что её беспочвенные страхи помешали действительно попытаться помочь человеку, когда это было необходимо, более того, когда её попросили об этом. Хотя бы узнать, нуждается ли человек в боге и хочет ли, чтобы его привели к Нему. Да кем она возомнила себя? Апостолом, к которому явился Сатана, дабы искусить? В своей гордыне она не разглядела напуганную мать, умолявшую спасти её ребёнка. И что она получила? Попытку самоубийства страдающей женщины, которое лишь по чистой случайности не привело к необратимым трагическим результатам. Видимо, Господь ещё милостив к ней и дал возможность искоренить гордыню, пощадив невинную жертву, но преподав этим серьёзный урок нерадивому пастырю. - Господи, я клянусь, что всё исправлю, только дай мне шанс, - простонала Эмма и опрометью бросилась прочь из комнаты.

***

Дэвиду было страшно, как, пожалуй, не было никогда. Даже когда они с Дереком вынимали мёртвого Наруту из рук Эммы там, в этой похожей на геенну огненную, жестокой Африке. Или когда он вёз Свон прочь из уничтоженной голодом и болезнями деревни, ожидая, что та выбросится из салона мчащейся машины в нестерпимом желании покалечиться или из-за невозможности отпустить эту землю и людей на растерзание чужим амбициям и войнам. Даже тогда он не ощущал такого страха за девушку, как в эту минуту, когда, стиснув зубы, она практически бежала, спотыкаясь из-за нервов и стены дождя, не дающей им идти ещё быстрее. Зонт, который держал Дэвид, не только не спасал, а наоборот - мешал и раздражал. Поэтому, сложив его, мужчина просто шёл рядом с Эммой и лихорадочно придумывал, как утешить свою подругу. Когда она спустилась к ним с Мэри Маргарет, задыхаясь от собственных слёз, он смог только обнять её на глазах у перепуганной экономки и терпеливо ждать, пока она всё расскажет сама. Глотая слёзы, Свон, прерывисто вздыхая, рассказала, что пациентка реабилитационного центра Реджина Миллс попыталась повеситься в своей палате, но спасло чудо, и обрушился кусок штукатурки вместе с крепежом для люстры, на который самоубийца накинула верёвку. При падении женщина сломала руку, и прибежавшие на шум врачи оказали первую помощь. Дэвид прекрасно понимал, что Эмма винит в этом себя, что из-за нежелания сдерживать своё обещание считает себя тем, кто подтолкнул Реджину Миллс к самоубийству. Никакие заверения и доводы Дэвида, что это именно он выдернул её на три дня из жизни прихода, что у человека есть право выбора, и он может не нуждаться в боге, что их разговор мог вообще не состояться из-за элементарного нежелания Миллс разговаривать со священником, не возымели успеха. И, уже спешно одевающаяся в прихожей, Эмма вымученно согласилась хотя бы на то, чтобы он пошёл с ней. Дэвид лёг бы в проходе двери, но не пустил бы её одну, и она это прекрасно знала, поэтому проще было позволить ему пойти к Реджине Миллс вместе с ней. Вбежав в двери клиники, священники направились к регистратуре, где узнали о местонахождении нужной им пациентки и имя её лечащего врача. Приветливая девушка выдала им сменную обувь и пригласила подождать в приёмном покое, когда к ним подойдёт необходимый врач. Дэвид с силой усадил Свон на кожаное кресло и сам сел рядом, сжав её ледяные ладони в своих руках. - Милая, мы уже здесь, она жива, и мы всё исправим. Я здесь, с тобой, и помогу тебе всем, чем смогу. Эмма лишь кивала на звук его голоса, закусывая нижнюю губу и глядя в одну точку. Когда через пятнадцать минут к ним пришёл доктор, Свон вскочила и резко подошла к нему. Дэвид мог лишь напряжённо смотреть, как его подруга осыпает врача вопросами о состоянии Реджины Миллс и о том, можно ли её навестить. Щуплый высокий доктор с выпирающим кадыком и в очках пытался успокоить священника, терпеливо объясняя, что попытки суицида для кокаиновых наркоманов - это норма, что как раз первое время пребывания без наркотика для них самое тяжёлое и именно в этот период ими чаще всего и совершаются самоубийства. Что состояние Реджины Миллс вне опасности и что к ней приставлена сиделка. На вопрос Дэвида, посещал ли женщину кто-нибудь из родных, он ответил, что приходила только её сестра, но, так как пациентка спала, они не смогли пообщаться. И лишь когда врач согласился провести двух священников к женщине, Эмма, кажется, выдохнула, и втроём они пошли по коридору больницы, направляясь к лифту, чтобы подняться на третий этаж. Дэвид, разумеется, не обладал даром предвидения, но, едва увидев Реджину Миллс, он почувствовал, что это она. Та женщина из счастливой жизни, которую он так хотел для Свон. Однако ни в тот момент, ни много лет спустя, он так и не смог понять, что именно заставило его так подумать. Откуда пришло это озарение? Может, дело было в глазах этой незнакомки, в которых плескалась вся возможная ярость сломленной души, на которую только способен человек, и бесконечная, почти звериная, тоска по несбывшейся любви. Только такой человек, лишённый даже элементарной надежды на счастье, смог бы ослепнуть от света, исходящего от Эммы Свон, только такая женщина поняла бы, как бесценна жизнь, из которой прогнали тьму, чтобы никогда не дать ей вернуться. Что такое преданность, поддержка, а главное - доброта. Какими бесценными и редчайшими были эти качества в современном мире. И ими, даже не осознавая этого, в полной мере обладала Свон. Дэвид лишь смотрел на то, как впервые во Вселенной взгляды этих двоих встретились, и, понимая, что паззл Великого Замысла почти что сложен, он впервые за последний час вздохнул с облегчением и позволил себе улыбнуться.