***
Когда директор ушёл, я улыбнулся закрытой двери и с трудом удержался от того, чтобы, как мальчишка, показать ей неприличный жест: «Когда всё это закончится, я расскажу об этом разговоре Лили. Представляю, как она будет смеяться». Всё ещё улыбаясь, я натянул спортивные брюки и, поддев под куртку толстый свитер, отправился на пробежку. Выйдя на ступени у главного входа, я потянулся, любуясь укутанной в снежное одеяло природой. На небе висела полная луна, заставляя искриться медленно оседающие на сугробы редкие снежинки. Под куполом, где я собирался в очередной раз побегать, их, разумеется, не было, да и вряд ли мне понравилось бы нечто подобное там. Но здесь, у главного входа громадного замка, сонный снегопад и небольшая победа, одержанная над старым манипулятором, настраивали на благодушный лад. Несколько раз наклонившись, разогревая мышцы, я в полной тишине потрусил к квидичному полю. И тут, буквально на грани слышимости, до меня донёсся короткий резкий звук. Я замер, гадая, действительно ли это был отдалённый хлопок аппарации, или это хрустнула скрытая снегом ветка под ногами. Ворота, верхнюю часть которых я видел отсюда, оставались неподвижны. Я потоптался на месте, пытаясь обнаружить источник звука под ногами, но тишину нарушал только тихий скрип свежего снега на расчищенной эльфами тропе. Решив, что мне померещилось, я уже хотел отвернуться, как кованая створка шевельнулась. Не задумываясь, я побежал к воротам. В такой час там могла оказаться только Лили. И то, что ей потребовалось минут пять на преодоления трёх метров расчищенной дорожки, не обещало ничего хорошего. Я не ошибся. Лили стояла, привалившись к припорошённым снегом кованым завитушкам. — Лили! — выкрикнул я, припуская ещё быстрее. Она заметно дёрнулась и двинулась мне навстречу. Подбежав, я перепугался ещё сильнее: её лицо по цвету сливалось с сугробами. — Ты как? Что с тобой? — бестолково засуетился я, поймав яростный взгляд зелёных глаз. –У Тёмного Лорда сегодня плохой день, — она нетерпеливо дёрнула локтем, за который я пытался её поддержать. — Но всё нормально. А ты что здесь делаешь? — Пробежка, — я неопределённо кивнул в сторону квидичного поля. — Так иди и бегай, — фыркнула она и тяжело, заметно прихрамывая, пошла к замку. — Давай, я тебя провожу! — догнав, я снова попытался взять её под локоть. — Считаешь, что я не найду замок? — фыркнула она. — Или заблужусь в своих подземельях? — Нет, но… — Не надо меня жалеть! Терпеть этого не могу! Со мной всё в порядке! Ясно?! — При чём тут жалость?! — возмутился я. С полминуты мы мерились взглядами. В какой-то момент мне даже показалось, что она оттолкнёт меня в ближайший сугроб. Но Лили этого не сделала. Она просто развернулась и ушла. А я так и остался стоять посреди белого безмолвия, сжимая кулаки от бессилия и злости. «Может, старик был прав, — мелькнула в голове злая мысль, — и Лили просто не способна больше принять чью-то заботу?» Впрочем, долго я над такой возможностью не задумывался. Лили всегда была такой. Ну, с курса шестого, так точно. Она терпеть не могла, когда кто-то замечал немногочисленные мгновенья её слабости. А уж на жалость и вовсе реагировала не совсем адекватно. Сплюнув, я развернулся, решив продолжить свою пробежку, и снова застыл: от ворот к замку тянулась вереница редких точек, казавшихся чёрными в свете полной луны. Я наклонился и, ещё не веря своим глазам, коснулся одного такого пятнышка. Пальцы окрасились алым. «Драклов псих!» — глухо выругался я и, проклиная собственную беспочвенную уверенность, что Волдеморт не сделает Лили ничего плохого, побежал в замок. Но в холле профессора зельеварения уже не было. Не оказалось её и в подземельях. Впрочем, и капли крови мне больше нигде не попались. Я постучался в покои упрямой профессорши, но мне ожидаемо никто не открыл. Вернувшись во двор замка, я убедился, что кровь уже припорошило снегом, и потащился в свои комнаты. По пути я старательно уговаривал себя, что Лили прекрасно умеет справляться со всевозможными травмами. Что крови было совсем мало, а значит, ранение не серьёзное. Что она прекрасно знает, что делает, а, значит, и запас необходимых для подобных случаев зелий держит наготове… Но руки всё равно нервно подрагивали, а сердце колотилось где-то в горле. Заснуть я так и не смог и, бесполезно провертевшись под тяжёлым одеялом несколько часов, вернулся в кабинет. Видение черных капель, уродливыми пятнами нарушающих нетронутую белизну снега, ни в какую не желало покидать мою память. Когда солнечные лучи неожиданно ясного дня пробились сквозь плотно задёрнутые шторы, я навалился локтями на каминную полку, пряча лицо в ладонях. Что с ней сделали? Какое-нибудь наказание от Волдеморта? Ранил кто-то из авроров? Или это вообще не её кровь?.. Додумавшись до такого, я зарычал и одним движением смёл с каминной полки всё, что там стояло: «Драклов старик! Проклятый паук! Тебе таки удалось заставить меня сомневаться в ней!» Стук в дверь вынудил меня опомниться. — Профессор Снейп? Я — Мила Эбрам. Седьмой курс Райвенкло. Вы позволите войти?ГЛАВА 11
24 июня 2019 г. в 20:13
Рождественские каникулы наступили незаметно. Впрочем, и праздничный пир в Большом зале прошёл мимо меня, я ухлопал всё внимание на пустой стул, который обычно занимала Лили. Хорошо, хоть подарок сыну купить не забыл.
Я осознал, что означает дата на календаре, только выйдя в большой зал на обед и увидев вместо гомонящей толпы от силы два десятка школяров. Наверное, мыслительному процессу посодействовал занятый стул моей бывшей невесты. Лили была здесь. Как всегда в последнее время, мрачная и усталая, но она сидела за столом целой и, по крайней мере, внешне здоровой.
Гарольда увёз ещё утром алый Хогвартс-экспресс. Рождественские каникулы он проводил в доме Блэков, чему я был несказанно рад. Уж там-то леди Вальбурга пресечёт любые детективные изыскания малолетних следопытов. Безопасность наследников всегда стояла для неё на первом месте. А вот на их «права» престарелая леди плевать хотела с самой высокой башни мэнора. Поэтому мальчишек везде и всегда сопровождали невидимые эльфы, готовые выдернуть «молодых хозяев» из неприятностей. А уж о том, чтобы покинуть мэнор без ведома леди Блэк, и речи не шло. В этом она не полагалась ни на сыновей, ни на невесток.
Весь день я разгребал рабочие завалы, а вечером в мои покои вдруг постучали. Вообразив, что это Лили, я радостно распахнул дверь. На пороге стоял Дамблдор и ласково улыбался.
— С Рождеством, мой мальчик!
— Спасибо, — буркнул я, пытаясь совладать с разочарованием, и посторонился.
Пока Дамблдор с удобством устраивался в кресле у камина, показывая, что настроен на долгий разговор, я успел обругать себя последними словами: «И с чего ты, кретин, решил, что это Лили?! Она никогда к тебе не заходит! Рождество? Волшебных подарков захотелось?! Изобразил бы сразу вселенскую занятость, и…»
— Лимонную дольку, Северус? — прервал сеанс самобичевания старик.
Я с трудом сдержал гримасу отвращения.
— Нет, спасибо, — я красноречиво посмотрел на заваленный пергаментами стол. — Что-то важное, директор?
— Да… Давай-ка мы с тобой… — старый паук сделал интригующую паузу и продолжил, — выпьем чаю.
— Чаю? — опешил я.
— Именно, мой мальчик! — радостно улыбнулся старик. — И даже не думай отказываться! Нельзя на Рождество закапываться в работу. Это плохо влияет на пищеварение. Ликки!
Домовушка в белоснежном полотенце с гербом Хогвартса появилась с чайным подносом раньше, чем я успел сказать хоть что-нибудь. Понимая, что протестовать уже поздно, да и не примет никто мои протесты, я сел в соседнее кресло и приманил с рабочего стола кружку с кофе: чёрта с два я возьму хоть что-то съедобное из рук старика. Раз другого выхода нет, придется послушать, что он от меня хочет.
Старик хотел вынести мозг.
Он долго разглагольствовал о всеобщем благе, моём героическом поведении в Запретном лесу и давних ошибках, о которых давно пора забыть. Сперва я внимательно вслушивался в его болтовню, надеясь выудить из пустых фраз цель этого ненужного визита. Но ничего не получалось. Старый паук болтал обо всём на свете. И даже не пытался уговаривать меня вступить в свой орден жареной курицы, чего я опасался поначалу.
— Ошибки… Мы все совершаем ошибки, — вещал он. — Иногда мелкие и незаметные, а иногда страшные… Но человека определяют не ошибки, которые он совершает, а то, как он к ним относится…
— Людям свойственно прощать себя любимых, — проворчал я, почти убаюканный монотонной трепотнёй собеседника.
— Есть такое, — хитро улыбнулся Дамблдор. — но я имел в виду не то, как люди относятся к собственным ошибкам, а то, как они воспринимают чужие.
Я непонимающе моргнул. Похоже, старик, наконец, добрался до цели своего визита. Но чего он пытался добиться, до меня пока не доходило.
— Да, да… — повторил он, так и не дождавшись от меня ничего вразумительного. — Вот ты, например, на первых курсах вы довольно сильно не ладили с мистером Блэком. Но сейчас твой сын проводит каникулы в его доме и дружит с его сыном. Да и вы понимаете друг друга гораздо лучше, чем в школе. Значит, ты нашёл в себе силы простить недоброе отношение к тебе Сириуса и других мальчиков. Дал им и себе шанс узнать друг друга заново и нашёл в них друзей.
— В общем, да, — буркнул я, не зная, что ещё сказать.
— Вот! — радостно подхватил Дамблдор, улыбаясь такой довольной улыбкой, будто ему только что подарили годовой запас лимонных долек. И тут же опустил глаза. — Но бывает и по-другому. Да, бывает…
— В смысле? — нетерпеливо перебил я, устав вникать в кружево бессмысленных слов.
— Некоторые воспринимают чужие ошибки, как катастрофу. А свои — не желают видеть вообще. Я не затрону какие-нибудь твои тайные чувства, если приведу в пример Лилиан?
— Нет, — буркнул я, подавив взметнувшийся в груди огонь протеста: ни к чему старому пауку знать, что я чувствую к бывшей невесте.
«С его культом всеобщей любви он ей обязательно расскажет об этом. А я не уверен, что она захочет услышать нечто подобное. По крайней мере, пока. А он раструбит всё. Причём, «для нашего же блага». Нет уж… Сам разберусь. В прошлый раз у нас всё тоже начиналось со странной дружбы. И закончилось бы свадьбой, если бы я не…»
— Северус? — прервал мои размышления Дамблдор.
— Да? — опомнился я. — Простите. Мы заговорили о Блэках, и я вдруг вспомнил, что не нагрузил Гарольда дополнительным заданием по ЗоТИ. Он взял моду лениться у меня на уроках.
— Не стоит портить мальчику Рождество, — улыбнулся старик. — Успеешь ещё… Нагрузить…
— Да, разумеется, — согласился я.
— Так вот, об ошибках. Важна не сама ошибка, а отношение к ней. Вот ты, без сомнения, чувствуешь вину за смерть Петуньи…
«С чего бы?» — обалдел от таких предположений я.
— Ты не смог защитить её и сына. Она погибла… И Гарольд…
— Кажется, мы говорили о чужих ошибках, директор, — прервал я.
Выслушивать, в чём я должен себя винить, в мои планы не входило. Тем более не в этом случае, где от меня не зависело ровным счётом ничего. Пообщавшись с Лили, я раз и навсегда понял, что моя попытка с палочкой в руках противостоять Волдеморту была заранее обречена на провал. И если я и мог себя в чём-то винить, так это в глупом выборе Хранителя тайны. Выборе, поддержанном, кстати, самим Дамблдором. Хотя идею сделать Хранителем именно Поттера озвучил то ли Сириус, то ли Рем. Расчёт был на то, что мы не ладим со школьных времён, и никто не догадается, что я могу доверить ему такую тайну. А он — защитник света, член Ордена Феникса и прочая… Как показала жизнь, членство в Ордене жареной птички ещё не гарантия порядочности. До сих пор не понимаю, как дал себя уговорить на такую аферу. Уж лучше бы Лили попросил. Искать Хранителя тайны среди собственных ближайших последователей Волдеморт бы точно не додумался!
— Да, прости, что я напомнил тебе о её смерти, — опустил голову старик. — Не самые подходящие воспоминания для Рождества. Я лишь хотел сказать, что у тебя большое сердце, полное любви. Страдая сам, ты способен дарить любовь и прощение окружающим…
Я только хлопал глазами, не понимая, куда клонит старый паук.
— Но не все поступают так же. Не все так сильны, как ты. Многие ломаются под давлением своих и чужих ошибок и потерь. И скатываются в пропасть, именуемую Местью. Этот путь ведёт в никуда. Но он — единственное, на что они способны. Страх новой потери не даёт даже зародиться тому, что в принципе можно потерять.
— Я не понимаю, о чём вы, господин директор, — слегка обозлился я.
— Ах… Ни о чём, — отмахнулся проклятый паук, прихлёбывая чай. — Прости старческое брюзжание. Просто, глядя на тебя, не могу не поражаться силе твоего духа… И мне хочется уберечь тебя от новых потерь и разочарований.
«Убеждая меня, что я должен винить себя в смерти жены?» — мысленно возмутился я, но внешне постарался ничем этого не показать, вопросительно глядя на директора.
— Я говорю о Лили, Северус, — всем своим видом выражая скорбь, проговорил старик. — Милая, талантливая девочка. Она не сумела простить себе смерть сестры, а тебе — твой выбор. Бедняжка не смогла разобраться в своих чувствах и встала на разрушительный путь мести, тем самым погубив себя окончательно.
— Мести? И кому же она мстит? Волдеморту? — помимо воли спросил я.
Я не доверял старому манипулятору ни на йоту. Не верил ни единому его слову. И в то же время то, что он говорил, было так логично. Всё это удивительно легко ложилось на мои собственные мысли, на мою вину. Настоящую вину, а не тот бред, который пытался навязать мне старик. Кто, как не я, растоптал любовь Лили, попавшись в непонятную ловушку? Кто, как не я, прохлопал, когда её увлечение тёмными искусствами перешло границы? Кто, как не я, занявшись собственной жизнью, своими проблемами и сыном, отступился от неё, даже не поинтересовавшись, что с ней стало после падения Волдеморта?!
— Вряд ли у её ненависти было чёткое направление, — покачал головой Дамблдор, когда я снова поднял на него взгляд. — Лили ненавидела всех; тебя, себя, весь мир… Ты знал, что после исчезновения Волдеморта мисс Эванс попала в Азкабан?
Я нетерпеливо кивнул.
— У меня ушло полгода, чтобы уговорить её выйти оттуда.
— Что?!
— Да… И единственное, что сработало, это упоминание, что Волдеморт рано или поздно вернётся.
— А мне вы, помнится, сказали, что он погиб, — буркнул я.
— Тогда, когда я говорил тебе это, то и сам питал подобные иллюзии. Истину я узнал несколько позже, когда ознакомился с некоторыми разработками Лилиан в архиве аврората и сопоставил их с тем, что знал сам. Я никак не мог поверить, что милая, добрая девочка превратилась в такое чудовище, как о ней говорили, искал, выяснял… И вот, довыяснялся.
— То есть, вы хотите сказать, что Лилиан поддалась на ваши уговоры и вышла из Азкабана, только узнав, что её дорогой повелитель не погиб? — уточнил я нейтральным тоном.
Но чего мне стоил этот тон, знал только я. В груди в безумном клинче сошлись недоверие к старику и чёрная ревность. На том балу Лили, моя Лили, была с Волдемортом! Они пришли вместе! Он поддерживал её за локоть! Даже выбором одежды они подчёркивали то, что являются парой!
Губы старика шевельнулись, и какую-то секунду я был уверен, что он подтвердит мою догадку. Но вместо «да» я услышал совсем другое.
— Не совсем. У неё в душе выжженная пустыня. И я не возьмусь предполагать, что с ней будет, когда Волдеморт, наконец, падёт. Она поддалась на мои уговоры, потому что нашла того, кого возненавидела больше, чем себя — бывшего хозяина. Только это дало ей новый стимул к жизни, — Дамблдор покачал головой, сплетая длинные пальцы в замок. — И в то же время уничтожило ту Лили, которую ты любил, которая смеялась в коридорах Хогвартса и утирала слёзы первокурсникам.
В моей груди лопнул тугой узел, затягивавшийся всё то время, пока старик говорил. Мне словно отвесили подзатыльник, заставив опомниться. Старый манипулятор виртуозно сыграл на прошлом, на моих чувствах и незнании. Он искусно вплетал ложь в ровную мелодию правды, расставлял нужные ему акценты и показывал истинные события в таком ключе, что не поверить ему было просто невозможно. Он почти добился своего, но любовь к театральным эффектам подвела мерзавца в последний момент. Всего одна фальшивая нота, прозвучавшая лишь для красоты, позволила мне ощутить всю фальшь этой увертюры.
«Лили, которая утирала слёзы первокурсникам…» Лили никогда никому не утирала слёзы. Да, она была старостой, заботилась о первачках, как, впрочем, и о нас. Но чтоб сопли подтирать? Ха! Максимум, чего от неё можно было дождаться в качестве утешения, это хорошей оплеухи и пинка в направлении решения проблемы. Уж это-то я испытал на собственной шкуре и не раз наблюдал в школе.
— Теперь ты понимаешь? — грустно проговорил Дамблдор, не подозревая о моих мыслях. — Лили потеряла главное в жизни — способность любить и быть любимой…
— Да, понимаю, — холодно кивнул я. И не отказал себе в маленькой мести за то, что на мгновенье старый манипулятор заставил меня поверить в грязные сплетни о любовной связи Лили с Волдемортом. — Вы правы. Ей, как никогда, нужна моя поддержка. Особенно это будет необходимо, когда недобитый маньяк Волдеморт упокоится окончательно. Спасибо! Вы объяснили мне то, чего я не понимал. Теперь я точно её не оставлю!
Надо было видеть глаза старика в этот момент. Там мелькнула такая ярость, которая вознаградила меня за потерянное время и необходимость выслушивать его отвратительные сказки. С трудом скрывая торжествующую улыбку, я наблюдал, как он резко поднялся и подошёл к камину, протягивая руки к огню.
— Я знал, что ты так скажешь, — улыбка доброго дедушки снова растянула его губы. — У тебя большое и доброе сердце. Лилиан действительно нужна любая поддержка. Главное, чтобы она нашла в себе силы её принять. И… Северус, помни, что не всех можно спасти. Иногда приходится оставлять мёртвых ради живых. В конце концов, у тебя есть сын, который тоже нуждается в твоей поддержке и любви.
— Я помню, — кивнул я, почти наслаждаясь этим беспомощным лепетом старого манипулятора, получившего совсем не тот результат, на который рассчитывал.
— Обещай мне, что отступишься от Лили, если окажется, что она не в состоянии принять твою помощь.
— Разумеется. Я не люблю навязываться, — усмехнулся я, — и, если бы вы не открыли мне глаза этим разговором, я бы, пожалуй, нескоро понял, что происходит у неё в душе, и принял бы её холодность за чистую монету.
Морщинистую физиономию, отражавшуюся в стекле одной из фотографий на каминной полке, перекосило. Но он не стал развивать тему, глубоко вздохнув и поворачиваясь ко мне уже с привычной улыбкой.
— Но хватит рассуждать об эфемерном. Покажи мне лучше свои учебные планы. Как я понял, ты немного перекроил программу. Мне нужно знать, за что меня будут ругать в министерстве в следующий раз.
Я кивнул и, палочкой сдвинув стопку проверенных эссе в сторону, разложил на столе свои таблицы и свитки. Больше к теме моих отношений с профессором Эванс старик не вернулся, чему я был только рад.