Одаренная девочка и прочие неприятности

      Патриарх предупреждает: чрезмерное употребление алкоголя вредит его винотеке и вашему здоровью.       (поэтому, кстати, несовершеннолетних в этой главе не будет)       В тишине еще не открывшегося ресторана царили полумрак и запах хлорки — старый добрый способ сбить оборотня со следа. Кирилл с недоумением разглядывал смутно узнававшееся помещение, явно пережившее с их предыдущей встречи не один ремонт. Стен определенно стало меньше, а кожаных диванов — больше. Небольшую сцену в зале теперь украшал пилон, а коллекция напитков на полках за барной стойкой смотрелась крайне солидно, хоть экспонаты и были ему совершенно не знакомы. Максим по-хозяйски встал на место бармена и хмуро окликнул замешкавшегося в дверях гостя:       — Садись давай. И ешь, это тебе. За всё уплачено, так что не парься.       — Что значит «я ждал»? — спросил наконец Кирилл, усевшись за барную стойку и бросив рядом кепку и книжку сказок. На прочих местах стулья были перевернуты и составлены на столы, а тут обосновался вполне путный завтрак из пары бутербродов, каши, чашки кофе и стопки водки. Прям словно и вправду ждали.       — То и значит, — вздохнул Максим. — Указания мне дали. Четкие, аки удар копытом. Напоить, накормить, отоспать и хоть как-то тебя сориентировать.       — Вон оно чё. И кто же этот платежеспособный добродетель? — Кирилл осторожно обнюхал и оглядел предложенное и, ничего подозрительного не заметив, приступил к еде.       С лицом, явно говорившим, что дальнейший разговор будет непрост, Максим наклонился к нему и тихо выдохнул единственное слово:       — Ты.       Мужчины долго смотрели друг на друга в молчании.       — Чем докажешь?       — Позавчера ты велел передать кое-что, — ответил минотавр, нырнув под барную стойку. — Сказал, мол, поймешь. Если нет — то все вопросы к тебе самому, я и так себя дураком каким-то чувствую. Нет, не каким-то, а конченым. И во что только ввязался? Предупреждала же маман…       Он выложил на стол большую цветную коробку и выжидательно уставился на Кирилла. Тот, не веря своим глазам, аккуратно взял её, чуть потряс и повертел в руках. Бездушные желтые человечки на фоне стилизованного под японский замка были вполне себе реальны. Совершенно ошарашенный Кирилл отложил коробку и залпом выпил стопку водки.       — Убедил.       Минотавр сконфуженно переспросил:       — Слушай, я ж теперь не усну. Объясни, при чем тут кусок винтажа?       — Это не винтаж, — задумчиво поправил его собеседник, всё еще пребывая в некотором шоке. — Это лего, набор «Башня Шогуна», тысяча девятьсот девяносто восьмого года выпуска. Для Димки. Он тогда как раз ниндзями увлекался, и я обещал купить. Но копил долго, эта тварь стоила как самолет.       — Видать, накопил.       — Видать, да. Но совершенно об этом не помню. Как и о том, что оставлял его тебе.       Максим подлил ему водки.       — Потому и просил объяснить. Твоя память, считай, откатилась лет на двадцать, а совсем-то с нуля хрен поймешь происходящее. Только учти… Даже малую толику рассказать — уже риск. Ты вел дела с Семьей. Лезть в ваши отношения — напрашиваться на корриду.       — С какой еще семьей?       — Давай по порядку, лады?       Кирилл кивнул, притягивая тарелку с кашей ближе и берясь за ложку.       — Ты — ну, позавчерашняя твоя версия, — заверил меня, что сначала быстренько обломаешь себе все романтические представления насчет бывших коллег и только потом заявишься сюда. И как, навестил богатырей?       Кирилл еще раз взглянул на лего и, помолчав немного, кивнул:       — Заскочил на минуточку.       — Понравилось?       — Не особо.       Минотавр хмыкнул:       — Да уж, представляю. Вы и раньше-то были те еще ребята, а сейчас… В общем, как ты понял, к своим тебе теперь нельзя.       — Потому что я пропал без вести и внезапно объявился? — Кирилл никак не мог уложить мысль в голове. — Но это ж бред какой-то. Мы сотнями исчезали, и счастливо вернувшихся всегда, наоборот, привечали, а не пытались скрутить. Мало ли, к временному пауку в паутину сунулся или еще куда вляпался. Братство своих чтит.       — Официально — да. Но по факту у братства к тебе как раз есть пара претензий. Видишь ли, за прошедшие годы ты несколько раз покушался аж на святогора, и для ваших ты скорее чертовски разыскиваемый беглец, чем потерянный коллега. Из забавного: это еще и не афишируют. Официально ты обычный пропавший без вести и давно оплаканный богатырь, но если найдут живым — исправят сию досадную погрешность быстро и без раздумий.       — Святогор? — Кирилл нахмурился. — Какой еще святогор?       — Ваш глава, — развел мощными руками Максим.       Доевший кашу Кирилл снова выпил.       — Что за хрень? У богатырей нет старшего. В этом, собственно, и смысл — мы объединяемся, да, но никто никому не указ.       — Теперь есть, — пожал тот плечами.       — Бред какой-то. Я поэтому «пропал»? Решил свалить куда подальше от таких сюрпризов?       — Не совсем, — было видно, что минотавр тщательно подбирает слова. — Святогор официально появился чуть позже, хоть тогда к этому всё и шло, конечно. Но «пропал» ты по другой причине.       — Стоп, а Димка?       — А Дмитрия ты бросил.       Кирилл молниеносно схватил огромного мужчину за грудки:       — Брехня! Не мог я Димку бросить. Я тоже безотцовщина, и прекрасно знал, каково это — папки лишиться. А уж лишиться дважды…       Максим вновь удивил, мягко взяв руки Кирилла и аккуратно отцепив от своей рубашки:       — Лишиться дважды лучше, чем лишиться жизни. Пацану ж семь было. С тобой — опасно. Ты, конечно, приглядывал за ним всё это время, защищал. Но были и вещи, которые кто-то должен делать, а раз других добровольцев не наблюдалось, пришлось тебе. И ради Димки в том числе.       — Что за вещи?       — Если я скажу, мы оба не жильцы.       Кирилл осел, с трудом себе это представляя. Пацан, конечно, был зловредный, бесючий и высокомерный — ну вылитый Кирилл в детстве, — но сама идея оставить его опять одного, без кого-то, на кого можно хотя бы поорать или с кем можно поссориться… Он отхлебнул кофе. Вкусовые рецепторы буквально взорвались в экстазе, и теперь уже явно бывший богатырь с удивлением посмотрел на минотавра:       — Ты что, амброзии мне плеснул?       Тот хмыкнул, расслабившись.       — Не, обычный кофе, из кофемашины.       — Странно, — Кирилл отхлебнул еще. — Вкус просто восхитительный.       — Заслуга исключительно того пойла, которое ты пил все эти годы. Ладно, в общем, ушел ты резко и эффектно, а через какое-то время внезапно нарисовался снова, и в компании Семьи. Семья — это организация по типу мафии, появились примерно тогда же, когда ты пропал, и, скажем так, я практически уверен, что ты скорее именно к ним и «пропал». Они прогнули весь город, и я не шучу. Богатыри старательно делают вид, будто ничего не происходит. Понятия не имею, чем и как тебя сманили, но, говорят, у Королевы в этом плане был талант.       — Королевы? — сначала внезапный святогор из кустов, теперь вообще монархия?       — Ну, её так называли, — вновь пожал плечами Максим. — Вроде бы она всем в Семье заправляла, но, ясен пень, в короне по городу никто не разгуливал.       Кирилл отпил еще кофе.       — А память моя в итоге куда делась?       — Тебя вроде как отпустили, а главным условием для этого было ершиком мозги от налета прочистить. Но ты передал себе указания. Щас, секунду, — минотавр порылся под стойкой, нацепил на нос крошечные очки и прочитал записанные на обратной стороне чека каракули: — «Во всём верь себе. Иди в начало, возьми сына ищейки. Решай сам. Ты не забыл, ты просто не помнишь».       — Ты додумался секретное послание на бумажке записать?!       Максим оскорбился до глубины души:       — Я полвечера угробил на попытки его выучить! А ты, шпион хренов, еще и ругался, что слова путаю! В итоге решил, мол, точность формулировок важнее секретности, и заставил писать под диктовку. И зря обижаешься, тут всё равно чёрт ногу сломит. Спасибо бы сказал.       — Ладно, звиняй. Давай сюда мое послание.       Кирилл перечитал еще раз. В целом минотавр был прав, понимал он с пятого на десятое. «Во всём верь себе» — это фразочка старика Радаманта, явный сигнал, что не левый дядька придумал, а сам формулировал. Взять сына ищейки? Щенок-то ему зачем? Или имеется в виду…       — Слушай, а где сейчас Димон?       — Жив, цел, за тобой гоняется.       — В смысле?       — Он оперативник.       — Ему ж нельзя! У него оба родителя были…       — Да, но воспитывал-то пацана ты. Если тебе сказать «нельзя», много это эффекта возымеет?       Оба поучительно помолчали.       — Знаешь, как его найти?       — Да просто бегать от него перестань. Раньше у тебя половина времени уходила на то, чтобы свалить по-тихому и не дать Димке при этом себе шею свернуть. А теперь… Недавно вроде выезжал из города, точнее не знаю. Ищет тебя, без вариантов.       — А если мы внезапно встретимся, нет никаких гарантий, что с ним не будет радостных и очень ждавших встречи коллег? Да уж. Ладно, спасибо за еду, но мне реально поспать бы. Вторые сутки на ногах, и, судя по ощущениям, до этого я тоже не особо прохлаждался.       — Дуй на чердак и постарайся мордой внизу не светить. Сам понимаешь, если тебя здесь найдут, накрылся я медным тазом. О, кстати. Возьми, — минотавр протянул какой-то странный прямоугольник.       Кирилл недоуменно повертел его в руках. С одной стороны посеребренной карточки стояло название, а с другой — порядковый номер. Максим пояснил:       — Ты, конечно, в бегах, на тебя охотятся и всё такое, но ты же знаешь маман… Карточка почетного гостя должна быть у почетного гостя.       — «Вся королевская рать лаунж»?       — Мы в Москве. Если каждые пару лет не делать вид, что ты прогорел и теперь тут новое заведение, — привлечешь нездоровое внимание. На седьмой итерации у нас просто кончилась фантазия.       Кирилл, хмыкнув, убрал карточку в карман.       — Забавно, конечно, мы с тобой встретились… Раньше же всего раза два пересекались? Ну, когда сначала ты мне морду набил, а потом я тебе, помнишь?       Максим, убиравший тарелки, явно не находил в этом ничего забавного:       — И вот чего ты ко мне приперся, а? Мы ж с тобой детей не крестили, не разлей вода не были, почему я-то?       — А чё тебе сделается? — пожал плечами Кирилл. — Город может рухнуть, мир встать дыбом, но твоя маман и сама с места не двинется, и тебе не даст.       — Знаешь, что самое паршивое? — минотавр с грустью выпил оставшуюся в бутылке водку и привычным движением отправил её в урну. — Из-за этих твоих клише я и попал. Позавчера ты сказал мне то же самое.       Пожав плечами, Кирилл забрал лего, кепку, книгу сказок, непонятный черный чемоданчик и направился к подсобке. Ремонт обошел её стороной, и, вскарабкавшись по нескольким лестничным пролетам разной степени аварийности, он оказался на пыльном чердаке, заставленном коробками. В центре высилась гора познавших разное, но так от него и не отстиравшихся скатертей. Выбрав парочку почище, беглец постелил себе в углу и лег как был, не раздеваясь, подложив под голову нехитрые пожитки. Смутно мелькнула мысль, что он не помнит, как приносил в кафе чемодан, но уставший Кирилл провалился в сон быстрее, чем успел за неё уцепиться.       Спешно ретировавшийся из кофейни Дмитрий припрятал термос в багажник мотоцикла и, словно ни к кому не обращаясь, негромко произнес:       — Ладно, кофе я купил. Мысль, конечно, хорошая, учитывая его свойства и полную неопределенность грядущего. Но теперь-то за батей?       Ему предсказуемо никто не ответил, и снова пришлось озираться: видимо, чтоб он глаза на людях не пучил, Лола старалась большую часть времени быть вне поля зрения. По этой же причине богатырь только сейчас задался вопросом — это сама Татьяна метила сюрикеном в стойку, или его новая подруга отклонила смертоносный удар?       Призрачная спутница появилась внезапно и с крайне негодующим лицом. Создавалось стойкое впечатление: он опять накосячил.       — Откуда ж мне было знать про патриарха?       На него посмотрели со скепсисом.       — Пень упоминал, согласен. Но кто ожидал, что он реально к ней таскается?       Судя по лицу Лолы, ожидали все, один он такой тупой и болезный. Дима сдался:       — Ладно, я идиот. Но сейчас-то куда?       Она подплыла ближе и, многообещающе ухмыляясь, показала ему рожки. Сначала до ДТП не дошло, а потом его лицо перекосило:       — Издеваешься?! Я к «Королевской рати» и на пушечный выстрел не подойду. Проще сразу с моста в реку с камнем на шее. Там нашего брата не любят.       Лола развела руками, явно показывая, что это исключительно его проблемы. Богатырь вздохнул:       — Там тоже какой-то чек-пойнт, да?       Она покачала головой.       — Папка?!       Лола кивнула.       — Так что ж ты сразу не сказала?! Погнали!       Она вскинула руку, и он замер. Зазвонил телефон. Судя по номеру — из штаб-квартиры богатырей.       — Мне ответить?       Лола вновь кивнула, скрестив руки на груди. Явно ничего хорошего от разговора не ждала.       Самое страшное, что может случиться с бессмертным вампиром, — кроме прямых солнечных лучей, конечно же, — это душевная усталость. Как бы ни кичились умертвия своим умением быть выше сиюминутных забот, но посвященная исключительно работе послежизнь любому способна надоесть достаточно, чтобы однажды между выходом на солнышко и постоянным кризисом экзистенциальности выбрать первый вариант. Самоубийства противоречили представлениям о добропорядочном служении прайду, а хобби, их отодвигающие, — поощрялись. За несколько сотен лет и балет, и живопись, и музыка успели несколько приесться Богдану Ивановичу, и, когда прайд уже начинал с некоторой тревогой поглядывать на патриарха, тот обзавелся сразу двумя новыми увлечениями: наследником и русалками.       Через несколько часов после получения печального известия осознание неожиданной смерти Марго всё-таки прошибло Богдана Ивановича, взбудоражив до крайности: разлука превратилась из временной в вечную слишком внезапно, и смириться с идеей, что Маргариты в его жизни больше не будет, оказалось нелегко. Патриарх работал, говорил с просителями, проверял цифры, журил подопечных, но делал это всё совершенно на автомате, уйдя мыслями очень далеко.       Сколько вообще живут русалки? Богдан Иванович, к собственному удивлению, только сейчас понял, что не знает. В принципе, это ожидаемо — вопрос был явно вне сферы его ежедневных интересов. Те, которых продавали в рабство к людям, редко дотягивали хотя бы до двадцати пяти, но Марго и Татьяне явно больше. Патриарх попробовал подсчитать. Кажется, тридцать семь? Что, если причиной смерти стала банальная старость?       Он сам не заметил, насколько сильно сжал пальцы, и насквозь пробил всю пачку договоров за сегодня. Марат — бессменный секретарь патриарха — скромно залепетал что-то вопрошающее, но Богдан Иванович лишь отмахнулся, велев бумаги перепечатать и принести на подпись снова. Сама мысль, что и Татьяна однажды умрет, не укладывалась в голове. Точнее, умом-то он понимал и принимал это, но исключительно как некий далекий факт, о котором пока можно не думать. А если неминуемое случится через неделю? Завтра? Вот-вот?       Одну подругу — слово пришло в голову со странным трепетом, ведь он никогда не слышал, чтобы у вампиров вообще были друзья, — он потерял из-за своей глупости. Вторая — осмелился бы он назвать так Татьяну? — тоже могла исчезнуть в любую секунду. Следовало защитить живую и почтить память мертвой.       Единственным известным патриарху способом продлить жизнь был только вариант обращения в вампира, но весь вид Татьяны явно сигнализировал, что в мужском прайде ей делать нечего. Хм, а ведь матриарх женского давно пытается оттяпать себе кусок пирога. Можно пообещать ей рассмотрение мирного договора в целом и некую долю в предприятиях в частности в обмен на новообращенную. Правда, в таком случае Татьяна забудет прошлое, но свою личность — со всеми её особенностями — сохранит. И всегда будет рядом.       Богдан Иванович почувствовал странную эйфорию. Если бы Татьяна всегда была рядом, вечность… Определенно, у вечности появился бы шанс. Кроме идеальной внешности русалка обладала многими прочими добродетелями, которых он давно не встречал. Не хватало лишь крупицы манер, этакой огранки воспитания для брильянта её сердца. Вечно пить гадкий кофе, выворачивающий внутренности наружу? Почему-то патриарх ни на секунду не сомневался, что она обязательно начнет варить его снова. Но если такова плата за общество лучшей из смертных, он даже готов увеличить дозу.       Сестер Татьяна не бросит. Значит, торговаться с матриархом надо о пяти русалках. И клятвенно пообещать рассказать им в послежизни всё об их родственных узах. Татьяна знает, что его слову можно верить. Да, должно сработать.       План показался ему элегантным, и на часы теперь патриарх поглядывал постоянно: важно было правильно рассчитать время до встречи, чтобы сударыне, с одной стороны, не пришлось ждать, а с другой — чтобы ни у кого не сложилось превратное впечатление, что ждет он. Конечно, Татьяна легко могла и сама подняться к нему в пентхаус, благо и охрана уже выучилась расставлять приоритеты, и сотрудники — с почтением пропускать русалку в лифте. Но было что-то особенно восхитительное в том, чтобы встречать даму у двери её кофейни, вместе миновать металлоискатели, стоявшие в холле скорее для галочки, — ну какой вред вампирам от оружия? — и вместе подниматься к небесам. Без пятнадцати десять Богдан Иванович убрал ноутбук в верхний ящик стола, собрал оставшиеся бумаги и, прихватив неизменный зонт-трость, наведался в приемную. Отдал документы секретарю, заодно попросив того проследить, чтобы им с дамой не мешали до завтра, и направился к лифтам. Расчет был точен — Татьяна как раз запирала двери и, кивнув, швырнула ему свой мотоциклетный шлем и рюкзак. Видимо, завтра не её смена, и после совместного отдыха дама планирует отбыть домой.       Она шла целенаправленно и красиво, явно не пытаясь обратить на себя ничье внимание, но при этом привлекая его вне всякой меры. Стоило миновать охрану и зайти в лифт, как они тут же окунулись в царство зеркал. Внутренне патриарх возликовал. На убранство наряда и легкую небрежность прически он ежедневно тратил уйму времени, но в должной мере насладиться итогом усилий не получалось: к величайшему своему сожалению, Богдан Иванович бессменно возглавлял исключительно мужской прайд вампиров, что безоговорочно лишало его даже малейшего шанса оценить собственное великолепие в компании дам. Татьяна была его отдушиной. При всей вызывающей сексуальности, при всей грубости образа она идеально его дополняла. Словно горчичные перчатки, словно правильный галстук, словно монокль, своенравная спутница раскрывала его образ, переводя визуальную идиллию на новый уровень даже просто манерой держаться. Контраст зрелости и бунтарства как будто бы делал наконец его — собой, и всё время, что они молча ехали в лифте, патриарх просто не мог отвлечься от отражения. Если бы только появилась возможность брать её с собой почаще…       Богдан Иванович одернул себя. Взрослая женщина — не аксессуар. Двери лифта распахнулись, и пара миновала приемную, где Марат с Татьяной кивнули друг другу как двое генералов вражеских армий, заключивших временный нейтралитет. Патриарх почтительно пропустил даму в свои апартаменты первой. Миновав зал для совещаний, они поднялись по небольшой витой лестнице и наконец попали в рабочий кабинет Богдана Ивановича, встретивший их приглушенным светом, несколькими пустыми бокалами на журнальном столике рядом с жутко дорогим с виду кожаным диваном и чуть слышно играющей музыкой. Русалка скривилась:       — А ничего менее тухлого не завезли?       — Помилуйте, душечка, это же джаз!       — Целое направление заунывной нудятины, как я полагаю?       Татьяна явно была раздражена больше обычного. Патриарх аккуратно положил рюкзак с шлемом на стойку для вещей и собирался выключить проигрыватель, как его снова окрикнули:       — Оставь! Мерзость, зато отвлекать не будет. Я тогда рассказывать начну, как раз успею уложиться, пока ты чахнешь над своими сокровищами.       Богдан Иванович кивнул даме и, нажав пару кнопок под крышкой стола, сдвинул стеллажи с книгами и принялся ходить между стройными рядами винных шкафов. Из кабинета до него долетал голос развалившейся на диване и закинувшей ноги на столик русалки:       — Итак, позавчера ночью Марго превратилась в морскую пену. Почти сразу же я почувствовала очень сильный ммм… что-то вроде зова от её кинжала.       — Как вы узнали о смерти сестры? — вежливо уточнил патриарх, с сомнением оглядывая стеллажи. Марочные или коллекционные вина? С одной стороны, повод, без сомнения, был значительный, и Богдан Иванович склонялся скорее в пользу коллекционных. С другой стороны, Татьяна с одинаковым остервенением пила как лучшие образчики винодельческого искусства, так и ересь из пакета, и был ли смысл предлагать ей то, чей букет она всё равно не сможет по достоинству оценить?       — Услышала. Эту фишку сложно объяснить. Представь, что у тебя всю жизнь тихо-тихо звенит в ухе, а потом вдруг раз — и оборвалось. Мы слышим звон друг друга. В общем, — продолжила она, — кинжал позвал, и я поспешила на поиски. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что его пытались вывезти из города на пустом роллс-ройсе. Причем когда я говорю «пустом», я именно это и имею в виду —даже без водителя внутри! Но каким-то макаром машина очень недурно от меня сваливала, пока не тормознула на трассе и из багажника не вылезла странная девчонка с огромными косищами — с твою руку толщиной. И кинжал был у неё! Я, соответственно, ломанулась следом. Тут-то и подвязался тот самый хмырь, который приперся ко мне утром. Бросилась за ними, и дальше всё вообще слетело с катушек…       Пока русалка в красках повествовала о событиях того дня, патриарх перебирал бутылки, и чем дальше шла история, тем меньше он понимал. С высоты своих лет исчезновение Марго он считал скорее юношеской жаждой приключений и поначалу не особо беспокоился, полагая, что однажды та повзрослеет, вернется, и они вместе посмеются над горячностью молодости. Шли годы, эта версия потихоньку покрывалась пылью, новая никак не приходила в голову, и тут внезапно не укладывающиеся в голове подробности. Слишком масштабно и неожиданно. Крайне запутанный случай. Получалось, что пропажа Маргаритиферы могла быть в разы менее добровольной, чем он полагал. А теперь она умерла…       Бутылка, за которой Богдан Иванович потянулся, нелепо выскользнула из рук и щедро оросила своим содержимым и дорогой паркет, и ботинки патриарха. Одно неверное движение — и прощай Шато Мутон Ротшильд тысяча девятьсот сорок пятого года. В его запасах была еще пара бутылок, но аллегория скоротечности и хрупкости жизни вырисовывалась зловещая. Из кабинета возмутились:       — Эй, не буянь! Крушить всё — моя прерогатива.       Богдан Иванович плюнул на доводы разума и прихватил сразу три бутылки из коллекционной секции. Вернулся как раз на подытоживании роли вульгарного богатыря:       — …ну и не козел ли он после этого?       От сердца отлегло: несмотря на свою повышенную смазливость, сударь явно произвел на даму удручающее впечатление.       — Как минимум он — довольно назойливый тип, чьего общества хотелось бы впредь избегать, — патриарх откупорил первую бутылку и аккуратно начал разливать вино по бокалам. — Полагаю, чтобы обдумать ваш рассказ, мне понадобится время.       — Не сомневаюсь, — Татьяна внимательно следила за его действиями. — Мои мозги уже просто спеклись. При чем тут эта мелкая? Какого чёрта лезет Пень? Как тут могут быть замешаны богатыри, если они меня со всеми моими просьбами слали Лесом? Почему, кстати, я в него в итоге и попала? Ааааааарх, — русалка закатила глаза.       Богдан Иванович закончил; она взяла бутылку и старательно долила вино до краев своего бокала. Патриарх лишь вздохнул: растягивать процесс его визави не любила.       — Боюсь, что пробелы в моих знаниях о вашем народе могут сослужить нам плохую службу. Уместно ли сейчас задать несколько вопросов?       — Валяй, — благословила Татьяна, залпом осушив бокал и наливая еще.       — Я правильно понимаю, что морская пена — это печальный финал использования на ком-то свойственных вам чар? Иных причин не бывает? — он очень надеялся не услышать слово «старость» в ответ.       Русалка легла на диван, закинув ноги на его спинку, и, поигрывая вином в бокале, начала рассуждать:       — Скажем так, о других вариантах я не слышала. У нас вообще маловато времени на самоанализ и прочую хрень, выжить бы. Но обычно да, это печальный итог приворота.       Такой ответ патриарха немного успокоил, и он наконец сфокусировался на букете ароматов в бокале. Потом чуть отпил, пробуя вкус, — идеально. Мысли тоже начали проясняться.       — Можете рассказать об этой способности подробнее?       Татьяна пожала плечами:       — Да нечего рассказывать. Единожды любая русалка способна заставить человека влюбиться в себя против его воли, но поддержание чар стоит дорого. Собственно, они пьют нашу жизнь, и протянуть после приворота получается лет ну пять-семь максимум. Если, конечно, не использовать серебряный кинжал. Мы с ними рождаемся, и основным их предназначением считается убийство человека под чарами, возвращающее часть жизни обратно. Точнее, считалось раньше. До меня, — на этой фразе она победно ухмыльнулась и отпила.       — Как я понимаю, ваш так и застрял в теле Морского Царя?       — О да. Не повредил особо — естественно, такой-то громадине! — но засел и зудит, как заноза. Мелочь, а приятно, — она осушила бокал и налила еще.       Богдан Иванович давно смирился, что угнаться за дамой невозможно, и опять лишь немного пригубил из своего.       — Вновь не уверен в уместности вопроса, но меня несколько удивило в свое время… Почему вы тогда столь эффектно отреагировали на свою свободу?       — Ты про пощечину, что ли? — лениво уточнила русалка.       — Да. До сих пор теряюсь в догадках.       — Забей, — она лишь отмахнулась, словно в том, чтобы отвесить звонкую оплеуху одному из самых могущественных существ, и вправду не было ничего из ряда вон выходящего. — Юношеский максимализм и всё такое. Я тебе тогда буквально в рот смотрела, считала взрослым и крутым. А ты отмочил то, что отмочил, вот идеал и разбился вдребезги. Еще вопросы, пока я трезвая?       Богдан Иванович несколько опешил. Как прикажете понимать этот пассаж, если большую часть их знакомства сударыня глядела на него волком и не снисходила до беседы? Но спросил он, конечно же, другое:       — Кроме как оборвать жизнь незадачливого кавалера, кинжал больше ни на что не годен?       Татьяна принялась загибать пальцы:       — Он может развеять приворот, сделанный его хозяйкой, — раз. Может нанести вред Морскому Царю — два. И может вернуть воспоминания тому, у кого их отнял, — три. Вот и весь набор.       — Воспоминания?       Русалка скривилась:       — Когда мы превращаемся в морскую пену и в прямом смысле исчезаем с глаз ненаглядного, вся память о времени, проведенном под чарами, крепко-накрепко запечатывается в кинжале. Не сломаешь лезвие — не вспомнишь. Считается, это для того, чтобы люди направо-налево с собой не кончали, лишившись смысла жизни в виде фальшивой любви. Но обычно кинжалы никого не интересуют, и их просто выбрасывают в воду.       — И что с ними происходит после этого?       — Понятия не имею. Никогда не видела кинжал без русалки.       Задать последние вопросы было тяжелее всего, поскольку Богдан Иванович прекрасно представлял реакцию Татьяны.       — Насколько я понимаю, в применение приворота Маргаритиферой вы не верите?       — Ясен пень. Она возводила в абсолют ценность жизни русалок. Тратить её на чью-то там магическую любовь, пусть даже это и обеспечит тебя на пару лет райской жизнью? Без шансов. Только не Марго.       — А если она сделала это не ради себя, а ради вас и сестер?       Татьяна замерла. Истолковать иначе выражение её лица было нельзя — могла. И вправду могла. Патриарх поспешил развить мысль:       — Поначалу я полагал, что Маргаритифере просто захотелось немного погулять перед взрослой жизнью, но сейчас понимаю ошибочность подобных суждений. Не тот склад характера. О ней много говорили и писали тогда, по понятным причинам… А если внезапная популярность привлекла кого-то из сильных мира сего, кто решил воспользоваться её услугами? Окажись на другой чаше весов ваше с сестрами благополучие, я ни на секунду не сомневаюсь в её выборе.       Русалка ответила очень отчужденно:       — Маргарита могла переубедить, запугать или склонить на свою сторону даже камень.       — Я понимаю. Но вдруг ваша сестра применила приворот на ком-то, с кем нельзя было справиться иначе? Осуществила нечто крайне важное, а девочка теперь прячет улику, дабы жертва не узнала о том, как её использовали? По вашим словам, Александр Витольдович не удивился, когда услышал о кинжале, — и тут же задумчиво спросил у самого себя: — С другой стороны, если Марго смогла заставить даже княжича плясать под свою дудку, кого ей бояться? Или за кого?       — Я не знаю…       По лицу было видно, что Татьяна близка к срыву, и патриарх решил перевести тему:       — Может быть, мы продолжим дискуссию в прямом смысле на трезвую голову?       — Согласна, — негромко и вновь как-то отстраненно произнесла она и принялась чесать глаза. Потянулась было к новой бутылке, но патриарх отработанным движением перехватил её раньше, заменил бокал дамы на более подходящий и, скрепя сердце, налил до середины. Русалка стараний не оценила и вновь плеснула своей рукой до краев. Опустошила. Налила снова. Откинулась на спинку дивана:       — А знаешь, что самое тупое в этой ситуации? В итоге нас называют Потерянным поколением. Мы, видите ли, своей свободой не так распорядились. А чего от нас, собственно, ждали? Необразованные, не готовые к жизни, должны были сразу же стать космонавтами и политиками, по их мнению? Выжить в мире, о котором не знаешь ничегошеньки, уже чудо!       — Отмечу однако, вы и вправду несколько странно реализуете представления большинства о свободе.       — Ты просто фишку не сечешь, — покачала головой Татьяна. — Взять меня, к примеру. Да, я пью. Но ведь не просто напиваюсь, и даже не просто пью в компании красивого мужика. Я выпиваю с патриархом вампиров. Высшее, итить его кудрить, общество!       — Польщен, конечно. Однако отмечу, что поскольку пресловутый патриарх всего-навсего я, участь незавидная.       — Не-а, не понимаешь. У тебя вообще представления о жизни другие. Насобирал разного, запер под замок, изредка любуешься — тебе хорошо. Всё время мира в твоих руках — можно и порастягивать удовольствие, попредвкушать. Наслаждение без страсти. То же вино стоит и стоит. Да, оно есть, по идее вкусное, но тебе не хочется прямо сейчас попробовать. А у меня всё иначе. Я хочу пробовать! Я хочу не просто иметь что-то, я хочу это что-то использовать здесь и сейчас! Не хранить на будущее, а насладиться сразу. Завтра может и не быть.       — По-моему, это несколько фаталистичный взгляд на вещи, — постарался смягчить разговор патриарх, мрачно вспомнив о смертности своей собеседницы.       — Чувак, очнись. Я уязвима и не спускаю зла. Чудо, что в подворотне еще не прирезали.       — Но вы всё-таки на моей территории и под моей защитой, — продолжил настаивать он, стараясь прогнать подальше образ пустого дивана и одинокого бокала на столе.       — И это с очевидностью добавляет мне врагов. Русалка, вхожая к патриарху? Это как если бы еврей повадился тереть с фараоном за богов.       — Вы не рабыня.       — Забавно, что это мне в лицо вякает тот самый урод, который выкупил мою жизнь.       — Урод? — бровь Богдана Ивановича предсказуемо изогнулась.       — Моральный, конечно. К личику претензий не имею.       — Но позвольте, тут нет даже зачатков логики. Выкупив вас из рабства, я же, по-вашему, совершил плохой поступок?       — Вот только не надо святошей прикидываться. Ты реально думаешь, что я забуду, кого из рабства ты не выкупил?       — О, — патриарх замялся было, но попытался объясниться: — Но ведь упомянутая вами особа не выполнила наши договоренности, и как следствие…       — Единственное, чего она не сделала, — не приперлась лично подписывать контракт, а ты счел это достаточным основанием. Замечу, рабыней по бумагам она и умерла, а ты теперь пытаешься учить меня, как правильно жить? Я вот тебя не учу, а просто пью твое вино и слушаю, как в твоей башке уживаются совершенно полярные представления о зле и добре. И чем больше слушаю, тем больше хочется выпить. Иначе полезу морду бить, а это типа не свойственное барышням поведение.       — И вы стараетесь быть барышней?       — Ты же у нас из высшего общества. Надо соответствовать, — с этими словами она долила остатки второй бутылки в свой бокал и, глянув на просвет, легко бросила её за спину. Жалобно зазвенело стекло, патриарх же даже не поморщился — смирился.       — Простите. Я и помыслить не мог о подобном развитии ситуации. Если вам станет легче, можете снова меня ударить.       На него словно взглянула черная бездна. Он был абсолютно уверен, что Татьяна не преминет воспользоваться предложением, но она в ответ только хмыкнула:       — Не могу. С тобой вообще всё сложно.       Открыли третью бутылку. Пожалуй, этот день принес больше новостей, чем Богдану Ивановичу бы хотелось. Теперь он осознавал свою вину перед русалкой и её сестрой и совершенно не понимал, почему Татьяна вообще с ним разговаривала.       Не замечая волнений в душе патриарха, красавица задумчиво произнесла:       — Знаешь… Раньше я часто думала, как бы мы жили, если бы Марго была с нами. Она ведь горы сворачивала, просто пожелав. О чем бы мы мечтали? Были бы такими «потерянными»? Она меняла нас, кого-то сильнее, кого-то меньше, но то, что каждую, — это очевидно.       — Раньше? А сейчас?       — О другом. Как она жила? Во что ввязалась, раз разорвала с нами контакты? Могла ли я ей помочь? И что изменится, если я это узнаю?       Помолчали. Патриарх вновь проследил, как русалка залпом осушает бокал и наливает еще. На душе скребли кошки. Определенно её образ жизни не способствовал долголетию.       — И всё-таки, вам не кажется, что вы несколько необдуманно распоряжаетесь своей жизнью?       — Неееее, чувак, ты не сечешь фишку, — учитывая, сколько Татьяна к этому моменту уже выпила, Богдан Иванович слегка недоумевал, почему та еще способна говорить. — У нас был план получить свободу. Но у нас не было плана, что с ней делать.       — То есть вы стремились к ней просто как к некоему благу?       — Ты же мужик не глупый, не тупи. Свобода — это и есть отсутствие плана. Каждый может сам составить его, когда захочет. Такой, какой захочет. Это свобода. Не «замуж в восемнадцать, в гроб в тридцать». А когда сам выбираешь каждый раз, или сам выбираешь на много раз вперед, или выбираешь не выбирать вообще. Вот мне сейчас тридцать… два? пять? Тридцать сколько мне? — она недоуменно нахмурилась.       — Кажется, тридцать семь.       — О! По плану я уж много лет как трупак, отъюзанный мужиком и выброшенный на свалку. А я — жива. И делаю, что хочу.       — Да, но вы довольно часто рискуете на пустом месте…       — Свободно делаю, что хочу, когда хочу и как хочу, — отрезала Татьяна. — Не так, как другим правильно. А как мне. Иначе откуда возьмусь я, если даже поступки — не мои? Вот ты — тебя видно в строке котировок, в акциях, в слияниях и поглощениях. А я — в кофе, ветре и драках.       — И в алкоголе.       — Сам пригласил. Жадничаешь — прячь.       Представив, как он опасливо прячет винные шкафы перед визитом русалки, вампир в голос рассмеялся.       — Опа, ты и так умеешь!       — Простите?       — У тебя рожа все время будто запором страдаешь. Смейся чаще.       — Я вампир, — аккуратно напомнил патриарх, заподозрив алкоголь в окончательной победе над его визави.       — Не-а. Ты чувак, который нашел универсальную отмазу от жизни. Учись кайфовать и делать, что хочется.       Конкретно сейчас Богдану Ивановичу крайне хотелось продлить жизнь Татьяны, и он постарался задать интересующий его вопрос максимально тактично:       — А вас не заинтересует возможность стать вампиром самой?       После этого пассажа он с удивлением узнал, что русалки тоже могут захлебнуться. Откашлявшись, Татьяна с негодованием оглядела свою футболку и, недолго думая, сняла её и швырнула куда-то в угол — видимо, сохнуть, — а после, совершенно не стесняясь, натянула косуху обратно. Хотя Богдан Иванович и отводил старательно взгляд, но сложно было не заметить: бюстгальтер Татьяна не носила.       — Куда уставился?       — Вы очень красивы.       — Тоже мне, удивил. Лучше объясни, чего это тебе в голову ударило? Другой закуски под рукой не нашел?       Богдан Иванович вздохнул. Ох уж эти предрассудки, даже среди казалось бы собратьев по несчастью…       — При всём уважении, у нас мужской прайд, а свой единственный укус я потратил на сына. Повторная попытка размножиться может оказаться фатальной. Но если договориться с матриархом…       Русалка закатила глаза и замахала руками. Чуть энергичнее, чем одобряли приличия, учитывая её одежду в данный момент:       — Не знаю, что там тебе втемяшилось и с чего, но даже и не думай. Не сработает. Хоть укусайся, вампиром я не стану.       Патриарх удивился до глубины души: план казался ему идеальным.       — Почему вы так считаете? Как вы знаете, наши клетки способны подстраиваться под любой живой организм…       — Именно! Живой. А мы — русалки — нежить. Мертвые.       Богдан Иванович несколько раз моргнул:       — Но вы же теплая…       — И мертвая, — Татьяна развела руками. — Чувак, мы не рождаемся. Мы появляемся из ниоткуда, чёрт знает как. Может, и впрямь души девок-утопленниц, может, еще что, кто ж его знает, но мы точно нежить. А второй раз живым мертвецом не стать. Отбой с размножением.       Определенно этот день чувств патриарха не щадил.       — Но вы же умираете? Разве мертвое может умереть?       — Как видишь, вполне себе может, — пожала она плечами.       — Но мы же не умираем! Почему умираете вы?       — Мрете вы, не пори горячку. Просто вас добивает солнышко, а нас — любовь и время.       Богдан Иванович мысленно застонал. Идеальный план рухнул, а запасного, даже самого завалящего, не было. Не в аквариум же сажать под охрану? Ладно, что-то да придумается. Она должна быть рядом.       — Сколько вы обычно живете?       — Чёрт знает, — пожала плечами Татьяна. — Наверное, как люди, лет шестьдесят-семьдесят. Но дома мало кто и до пятидесяти дотягивает, у нас там… сложно с этим. С выживанием.       — Дома?       — Ну да, в море, под водой. А на суше — понятия не имею. Мы с сестрами самые старые русалки тут. Вот на нас и проверишь.       Патриарх совсем не хотел проверять на них. Он вообще надеялся этого никогда не узнать.       Шестое чувство буквально подбросило Кирилла в его импровизированной постели, спасая от просвистевших мимо щеки когтей, но неизвестный успел приставить к шее пистолет. В темноте не было видно ни зги. Под полом шумела жизнь и слышалась громкая смесь музыки, разговоров и смеха — «Вся королевская рать лаунж» явно открылась, а значит, звуки выстрела никто не услышит. Надменным голосом, манерно растягивая слова, напавший поинтересовался:       — Сможешь назвать хоть одну причину не пристрелить тебя сразу же?       В голове Кирилла вихрем пронеслись сотни остроумных фраз, которые помогли бы объясниться, оправдаться, рассказать о случившемся, но ляпнул он совершенно другое:       — Ну я же купил тебе лего.