Одаренная девочка и прочие неприятности

      — Опять ты?       — Пришел смиренно просить руки вашей дочери. В этот раз всё как заказывали — симпатичный молодой человек в приличном костюме и с цветами.       — Замечу, босой.       — Никто не идеален.       (кажется, семнадцатая попытка сватовства Пня)       Старательно подняв пирожными если не настроение, то хотя бы уровень сахара в крови подопечной, Александр Витольдович взялся организовать небольшую экскурсию по избушке, параллельно соловьем заливаясь о предлагаемых максимально комфортных условиях проживания. Из его речей выходило, что хоть лавка старьевщика и полна уникальными и восхитительными по своему качеству товарами, но посетителей тут почему-то видят крайне редко — и вправду, почему? неужто сложно найти шестой от третьего пня поворот в никуда? — и в целом дом полностью в распоряжении Пандоры. Правда, единственная комната, на данный момент расчищенная опекуном от сомнительных артефактов, — её собственная, посему в гостиной, кабинете, ванной и на кухне лучше соблюдать несложные правила безопасности. К примеру, не переставлять мебель — она прижимает ковры, часть из которых умеет летать и только и ждет, чтобы сбежать и затеряться в злом, жестоком и полном моли мире. Не слушать и не идти на поводу у говорящих зеркал, фей и уж тем более всяких подозрительных животных. На этих словах Репа возмущенно замахал лапами и был повышен до статуса «пожалуй, единственного не очень подозрительного» пушистого существа в доме. Распорядок завтрака, обеда и ужина Пень обещал совершенно такой же, как в семье Доры, заодно настаивая, что стоит ей только захотеть, и легкий перекус в виде плюшек или стаканчик горячего какао будут незамедлительно поданы енотом. Репейник, готовый к любому кутежу, отсалютовал.       В ванной Пандора немного оторопела: водопровод в избушке стараниями хозяина, конечно, имелся, но, как выяснилось, вода кипятилась отдельно, и по всему выходило, что для роскоши навроде принятия ванны надо сперва дождаться, когда её наполнит бедолага-енот. С умыванием складывалась похожая история — по словам опекуна, надо было лишь пожелать, и Репа… ну, вы поняли. Закрадывалось смутное подозрение, что пора вызывать зоозащитников. Предвидя проблемы, Дора решила уточнить еще один беспокоивший её вопрос:       — А для стирки тоже — захотеть, и енот прибежит с ведром? А в чем стирать? И чем?       Улыбка Александра была подозрительно нейтральной:       — Мне и в голову бы не пришло утруждать учащуюся стиркой белья или иными домашними хлопотами. Просто кладите вещи в эту корзину, а чистые, высушенные и проглаженные я буду оставлять на вашей кровати.       Брови Пандоры поползли вверх:       — Я в жизни не дам стирать свое белье мужику, который с шести лет ко мне клеится!       — О, не волнуйтесь! — всплеснул руками Пень. — Конечно же, я бы и не посмел осуществлять столь деликатные операции своими руками. Стирать будет енот.       — Что, простите?       — Всю деликатную стирку тканей выполняет специально обученный енот.       Репа уныло помахал лапкой. Мол, вот он я, специально обученный, барин правду говорит. Возмущение девочки лишь нарастало:       — Это нифига не убедило отдать мое белье еноту. Я серьезно!       — Сударыня, к сожалению, как вы могли заметить, технический прогресс — довольно робкий гость в сем доме, и привычные вам средства поддержания чистоты и порядка представлены здесь в своих несколько ископаемых вариантах. Стирка в их числе. Это крайне тяжелый и долгий труд, подвергать вас которому я не намерен. Поверьте, Репейник всё сделает в лучшем виде. И мы неоднократно договаривались, что он не будет ничего пытаться примерить в процессе.       После его слов стало не сказать, чтобы лучше. Перед глазами Доры начала упорно маячить картинка енота с трусами на голове, и прогнать её не получалось.       — Ладно, раз уж мы решили с места в карьер по тонкому льду… А с прокладками мне что делать?       В повисшей тишине Пандора почти слышала, как лицо старьевщика заливается краской. Думать надо было, когда брался опекать девочку.       — Приобрести их можно в торговом центре, принадлежащем самому интернату. Я планировал отвести вас туда через день-два, но если ситуация критическая…       — Не, всё ок, и это ждет. Но использованные-то куда девать? Даже в городе разбрасываться приманками с моей кровью было несколько рисковым предприятием, а уж тут, рядом с Лесом…       — Сжигать. Камин в моем кабинете и печь на кухне к вашим услугам. Я прослежу, чтобы огонь там поддерживался круглосуточно.       — Ну, круглосуточно — явно перебор.       — Лучше перебдеть, чем недобдеть. И раз уж мы, как вы правильно отметили, всё равно вышли на тонкий лед… Я ознакомился с довольно широким пластом справочной литературы о жизни подростков и основных проблемах, с которыми они сталкиваются, и как ваш опекун обязан постараться если не решить их, то хотя бы свести к минимуму последствия, сколь бы сложно это ни было в том числе и для меня самого, ибо ежели это даже мне затруднительно, то вам, да еще и в силу возраста…       Пандора уже успела понять, что если Александра не останавливать, он так долго может. В какой-то момент енот не выдержал и просто пнул хозяина по ноге. Тот замялся, старательно уставился в потолок и, приобретя идеально пунцовый оттенок по самые уши, поинтересовался у люстры:       — Какие презервативы вам купить?       Дора глубоко вдохнула. Выдохнула. Посмотрела на Репу. Енот беспомощно развел руками — а я чё, я ничё. Она постаралась ответить максимально кратко и однозначно:       — Мне не нужно, спасибо.       — Но у вас сейчас самый рискованный возраст, пора проб и ошибок…       — Не таких проб и не этих ошибок. Ни на секунду не сомневаюсь в вашей педагогичности, но секс и мальчики пока вне списка моих интересов. Если вам будет так спокойнее — купите любые на свое усмотрение, скажите, куда спрячете, и расслабьтесь. Максимум, для чего я могу их использовать, — водяные бомбочки.       — Но если вы влюбитесь…       — Чтобы в кого-то влюбиться, надо с кем-то сблизиться. А чтобы с кем-то сблизиться, надо кому-то довериться. А мы с «довериться» в одном помещении предпочитаем не находиться. Не волнуйтесь, никаких мальчиков. Ваши ленивые подкаты — мой максимум.       — Ленивые? Я прилагаю недостаточно усилий? — встрепенулся Пень.       — Вы прилагаете достаточно вежливости. И давайте закроем тему.       — Конечно. Прошу меня простить.       Молчание было крайне натянутым и почти звенело от напряжения. Умом Дора понимала: опекун для неё же старается, но менее неловкой ситуацию это не делало. Может, стоило заодно намекнуть, мол, мама с папой давно обо всём сопутствующем с ней поговорили? Представив Пня, пытающегося поведать о любви между мужчиной и женщиной, девочка мысленно застонала: скорее всего, он запнется и сдуется еще на слове «пестик», так и не дойдя до тычинок и превратив полезный, в общем-то, диалог в набор смущения и паники. С другой стороны, обижать старьевщика не хотелось. Ладно. Главное, если вдруг Александр Витольдович таки решится заговорить о сексе, не спрашивать ехидно: «Ой, а что бы вы хотели о нем узнать?»       Заинтересованно вглядывавшийся под ванну енот внезапно шмыгнул туда, скрылся по самый кончик хвоста и мигом выскочил обратно, протянув хозяину крупный деревянный гребень. Тот задумчиво изучил его на просвет, пару раз протер о шкурку Репы и, сдув воображаемые пылинки, повернулся к Доре:       — Полагаю, после мытья головы сударыня не приемлет помощь по укладке шевелюры?       — Нет, спасибо. Я сама.       — В таком случае рекомендую воспользоваться хотя бы этим гребнем. Он зачарован, а посему сам и расчешет, и заплетет, и просушит.       Пандора лишь отмахнулась:       — Совершенно не обязательно. У меня свои способы.       — Полагаю, в школе они могут вызвать море вопросов.       Девочка помолчала и, вздохнув, взяла гребень и повертела в руках.       — Убедили. Зачарованный, говорите? А если через левое плечо брошу — неужто лес вырастет?       — Именно, — с самым серьезным видом кивнул опекун. — Поэтому лучше его не ронять.       Дора с испугом посмотрела на полотенце на краю ванны.       — А если я уроню полотенце, река…       — Нет. Это — просто полотенце. Но рад, что концепция вам в целом знакома.       Расположившись на диване в приемной, Богдан Иванович всеми силами старался выкинуть из головы мысли о судьбе русалок и выслушать своего отпрыска. Большая часть ночи прошла в тщетных попытках переварить информацию и составить план действий, но душа его — если, конечно, сие понятие уместно, когда мы говорим о вампирах, — буквально разрывалась между расследованием смерти Марго и поиском бессмертия для Татьяны, совершенно не желая расставлять приоритеты. Соберись. К тебе пришел сын. Ты ему нужен.       Потрепав отпрыска по голове — Ганбата долго приучал его так делать, настаивая, что это важная родительская функция, — патриарх спросил:       — Солнышко, зачем ты меня искал?       — Пап, моя просьба несколько дороговата, но иначе никак. В общем… можно мы с Геной пораньше в АСИМ уедем? К примеру, сейчас?       Богдан Иванович крайне удивился. Чего-чего, а стремления запереться в далеком интернате у своего чада он не ожидал.       — Но с какой целью, позволь узнать?       — Генка стрессует, причем сильно. Мне кажется, если мы сейчас въедем, пока там никого нет, она пообвыкнет и поймет, что ничего плохого от учебы ей не сделается.       — В целом разумно, конечно, но… — патриарх нахмурился. — Ты сам-то этого хочешь?       Сын уныло пнул воображаемую консервную банку.       — Сам я хочу с тетей Таней позависать. Но надо другое, — помедлив немного, Ганбата посмотрел отцу в глаза, ища там понимание. — Дедушка может… ну, не одобрить Генино поведение.       Помолчали.       — Выдам необходимые распоряжения и договорюсь с директором. Ты молодец, — Богдан Иванович отработанным жестом вновь потрепал сына по голове. — И если что — приезжай навещать меня в любое время. Я обеспечу машину.       — Спасибо, пап. Я очень тебя люблю, — мальчик чуть ли не подпрыгнул на месте, быстро обнял отца и умчался прочь из приемной — собирать вещи и Гену.       Патриарх ухватился за хвост мельком блеснувшей надежды. Дедушка. Внезапная идея фейерверком разорвалась в голове, осветив дальнейший путь. Способ узнать, сколько живут на суше русалки, существовал, ведь Иван Карлович почти каждый год покупал нескольких у Морского Царя, и, получалось, что в какой-то момент времени должен был владеть чуть ли не целым гаремом. Достаточно лишь узнать судьбу русалочек, и можно строить прогнозы относительно Татьяны. Ну, конечно, с небольшой поправкой на цирроз печени…       А вот следующая мысль озарила далеко не светом фейерверка, а скорее ядерной бомбой. В постоянном пополнении коллекции русалок Иваном Карловичем Богдан Иванович был уверен абсолютно — слишком часто и подробно об этом вспоминал Морской Царь, — но раньше не уделял этому особого внимания. Однако, если подумать, он ни разу не слышал о них ни в прайде, ни от самого бывшего патриарха. Более того, русалки, несомненно, покупались и в его, Богдана Ивановича, далекой молодости, но он не встречал ни малейшего следа их присутствия. Очень хотелось верить, что всему этому было доброе и полное оптимизма объяснение. Ибо в ином случае… Татьяна его убьет. Или еще хуже — не захочет с ним знаться.       В кабинете Александра кроме уже упомянутого камина нашлись широкий и явно видавший лучшие времена деревянный стол, огромные стеллажи книг, несколько обитых красной тканью кресел и совершенно невыносимая стопка советских талмудов по подростковой психологии. Пандора вздохнула. Оставалось надеяться, что у опекуна хватит мозгов не тащить из них в жизнь уж прям вообще все советы. После закрытия наиболее смущавших его вопросов Пень явно приободрился и продолжал расписывать предстоящее житие-бытие с удвоенным усердием:       — В среднем пешком отсюда до интерната минут двадцать. Если сударыня возжелает прогулки, я, естественно, не буду препятствовать. Но в дни, когда вы опаздываете, был бы рад подвезти на велосипеде — это втрое быстрее. Зимой по понятным причинам ни велосипед, ни прогулки не рекомендуются, и к вашим услугам околособачья упряжка.       — Околособачья? — с удивлением переспросила Пандора. — В смысле?       — У меня, как вы несомненно заметили, нет собак. Но есть енот. Тянуть сани будет он.       Дора посмотрела на Репу. Репа посмотрел на свои лапы.       — Но он же маленький. По-моему, он и с места не сдвинется. Скорее это я его могу на саночках катать. Ну, правда, если он чуть-чуть, буквально самую малость, похудеет… — оценивающе оглядела полосатого домоправителя Пандора.       — Не беспокойтесь, Репейник гораздо сильнее и исполнительнее, чем выглядит. Но, к сожалению, не легче, тут вы правы.       Енот явно был не в восторге от обсуждения его персоны в подобном ключе и, так и не дождавшись от хозяина извинений, демонстративно вышел из кабинета. Александр продолжил, не обращая на него внимания:       — Полагаю, вы понимаете — это далеко не всё. Еще есть мастерская, моя личная комната, библиотека, несколько вспомогательных помещений, облюбованная Репейником каморка, чердак, подвал и бальная зала. «Несколько» я употребил не из рассеянности, но исключительно по факту их неисчислимости: сей прекрасный дом обладает некоторыми пространственными изысками в сочетании с похвальным стремлением избегать перестройки всеми возможными способами.       Пандора несколько раз хлопнула глазами.       — Не сказать, чтобы это было совсем неожиданно, но… Бальная зала?       Опекун вежливо улыбнулся и чуть поклонился:       — Так сказать, тешусь надеждами, что однажды вы можете вновь захотеть потанцевать со мной. Счел необходимым заранее подготовиться.       Пандоре многого стоило сдержать в себе «не дождетесь».       Как ни странно, последним пунктом их экскурсии оказалась её собственная комната, ощущения от которой у девушки были двоякими. Судите сами: веселенькие розовые обои в белый горошек, побеленные полки с книгами, настолько монолитные и во всю ширь стен, словно они по сути потолок и держат, огромная белая кровать с розовым в белый горошек бельем, с выдвижными ящиками под ней, туалетный столик и лампа с предсказуемо розовым абажуром, шкафы, судя по всему платяные, каких-то немыслимых размеров, нежно-розовый ковер с высоким ворсом, массивные бордовые с золотом бархатные шторы, миленький тюль на занавесках с розовыми бантиками, ростовое зеркало в углу, розовые тапочки — создавалось четкое ощущение, будто комнату попытался сделать максимально женственной человек, не имевший о женщинах ни малейшего представления. Умом Дора понимала, что в самый обыкновенный дом её бы прятаться не отправили, но избушка с владелецем наводили на мысли о внебрачном союзе роскошного отеля и ломбарда века этак восемнадцатого. С другой стороны, комната выглядела уютной, ковер — мягким, розовый — не таким уж и бесючим, и Пандора смутно подозревала: окажись она здесь на пару лет раньше — была бы неимоверно счастлива.       Взгляд забуксовал на книгах. Корешки явно повидали много рук, а большинство серий девочка знала по полкам отца. Переводная фантастика, захлестнувшая в девяностых Россию, кажется, свила себе здесь гнездо. «Век Дракона», «Знак Единорога» и тонна других узнаваемых эмблем, а сами томики расставлены сначала по издательству, потом по серии, затем по автору и по порядку выхода. У занявшегося этим имелось либо явное психическое расстройство, либо слишком много свободного времени.       Распахнув дверцы шкафа, чтобы положить смену белья, Дора оторопела: тот оказался доверху забит. Отовсюду торчали рюши, какие-то юбки и платья, и определенно не наблюдалось ни одной хоть сколько-нибудь свободной полки. С некоторым шоком она закрыла шкаф и повернулась к опекуну, как раз вещавшему про особую, енотоориентированную уборку, которая подразумевала полное освобождение времени Пандоры и прекрасный стимул вместо этого учиться. Так сказать, наивные мечты человека, никогда не сталкивавшегося с прокрастинацией.       — Простите, куда я могу положить свои вещи?       — Полагаю, к прочей своей одежде, — несколько недоуменно ответил Александр Витольдович.       Девочка снова открыла дверцы. Рюши никуда не делись.       — Это определенно не мое. Более того, впервые такое вижу.       Пень вежливо откашлялся. Дора уже четко классифицировала подобное действие как признак очередной сомнительной идеи, и к услышанному была вполне готова:       — Когда меня проинформировали о вашем вынужденном путешествии налегке, взял на себя смелость сшить несколько нарядов, на всякий случай. Они все ваши.       «Несколько нарядов», забившие шкаф под завязку. Определенно, этот горшочек имел слабое представление о «не вари».       — Спасибо, конечно. А не подскажете, есть тут где-нибудь… домашнее?       — Полагаю, нижняя полка с правой стороны содержит достаточно сдержанные платья. Нарядами вы можете пользоваться как заблагорассудится, единственная просьба — не выбрасывайте неподошедшие, а лучше верните с указанием недочетов. Я перешью.       С указанием недочетов, говорите? Пандора наугад вытянула нечто с ампирной талией, рукавами-фонариками и юбкой, под которой вполне могла скрыться вся избушка. Пожалуй, чтобы отметить недочеты, их неплохо бы сначала попытаться корректно сформулировать…       Девочка продолжала вертеть в руках платье, с одной стороны, приятно удивленная нежностью ткани, но с другой — морально не готовая носить подобное не только на людях, но, пожалуй, даже при еноте. «Вот всё и встало на свои места. Я в плену диснеевской принцессы», — мелькнула шальная мысль. Интересно, по утрам он поет вместе с птичками? А звери ему помогают? Ну, Репа точно помогает. Да, Покахонтас сильно изменилась за лето…       — Смущает цвет? Уверен, при дневном освещении вам очень пойдет, — неверно истолковав заминку воспитанницы, Александр широко распахнул шторы.       Взору Пандоры предстало, пожалуй, лучшее, чего можно было ожидать, — широкий мягкий подоконник с пледом, подушками, бра и маленьким столиком-полочкой. Она буквально рванула туда, отбросив на кровать платье, мгновенно скинув кеды и вскарабкавшись с ногами. Обивка достаточно мягкая, чтобы расслабиться, но при этом достаточно плотная, чтобы в ней не утонуть. Вид из окна тоже был чудесен — очень много неба, чуть-чуть сада, полностью просматривалась дорожка к избушке и вдалеке виднелись белые постройки её будущей школы. Дора в восторге представила, как будет читать тут вечерами книги, попивая какао, и смотреть на небо. Или спать днем, на солнце. Или валяться с Катей. Чесать енота. Да чёрт с ним, на таком подоконнике она была готова даже учить уроки! Совершенно счастливая, девочка повернулась к опекуну:       — Боже, очень здорово! А сюда можно с какао? Я буду аккуратна, честно, и не пролью ничего!       — Можно всё, что пожелаете. Это же ваша комната, — несколько смущенно кивнул Александр.       — Огромное спасибо! Даже не верится… Я о чем-то таком всю жизнь мечтала.       Он улыбнулся, но немного непривычно. Чуть застенчиво и в то же время озорно, словно перед ней стоял веселый мальчишка, а не старательно набивавший себе цену франт-зануда. Пандора отметила про себя, насколько сильно преображала эта улыбка его лицо, как вдруг Пня буквально скрутило. В испуге она бросилась к опекуну:       — Что с вами?       — Всё хорошо, — вопреки словам, вид у него был крайне удручающий, словно он терпел жуткую боль. Медленно осел на пол и схватился за грудь. Тут девочка испугалась по-настоящему:       — Где болит? Сердце? Принести лекарства? Какие? Откуда? — обеспокоенно спрашивала она.       Пень лишь отмахнулся:       — Не стоит волноваться. Всё хорошо.       — Совершенно на это не похоже, — нахмурилась Пандора.       — Всё правда нормально, — немного помедлив, Александр добавил: — Но я был бы рад вашей компании, пока боль утихает.       Дора взяла его за руку, внимательно вглядываясь в лицо и пытаясь понять, не лжет ли опекун. Пень морщился, словно от острой режущей боли, и почему-то Пандоре сцена показалась знакомой.       Енот пулей влетел в комнату, рванул к своему господину, и, панически его ощупав и даже на всякий случай измерив лапкой температуру, в итоге махнул рукой — жить будет. Дора с некоторой оторопью заметила, что Александр не просто держал её за руку, а практически вцепился в неё, словно утопающий. Тот тоже обратил на это внимание, смутился и руку отпустил.       — Вам помочь?       — Нет, всё в порядке. Давненько такого не было, я как-то даже и отвык, — и, глядя на сурово уперевшего лапки в бока енота, примирительно заключил: — Но, будем честными, не ждал так скоро. Простите, если напугал. Это сердце. Растет. Поболит и перестанет.       — В смысле?       Не снизойдя до объяснений, он встал, отряхнул колени и, после секундной паузы, протянул ей руку. Промедление не осталось незамеченным.       — Случайно не я ли так на вас влияю? — спросила Дора, поднимаясь.       — Лучше и не скажешь.       Девочка обомлела.       — Если вам вреден повышенный магический фон, то какого лешего…       — Не вреден, — тут же отрезал Александр. — Скорее, у меня есть некоторые проблемы личностного характера, выливающиеся в подобную психосоматику. Сожалею, что испугал. Полагал, до рецидива еще очень долго, и будет время вас подготовить и всё объяснить. В целом, когда болит — это очень хорошо. Значит, я лечусь.       Пандора несколько раз хлопнула на опекуна глазами и развернулась к еноту.       — Репа, скажи честно — он врет?       Енот замотал головой и лапками так рьяно, словно свидетельствовал на процессе века.       — И я ему правда не угрожаю? Всё хорошо? Это нормально?       Три очень старательных кивка. Пень несколько удивился:       — Вы что же, еноту верите больше, чем мне?       Девочка хмыкнула:       — Из вас двоих он единственный, кто не собирается на мне жениться. А значит, реальность воспринимает адекватнее.       Убедившись, что опекун жив, цел и всё так же неутомимо навязчив, Пандора решительно вытолкала его из комнаты, обосновав это желанием примерить и рассортировать все наряды. В каком-то смысле против истины она не погрешила, большую часть дня и вправду перебирая шкаф в безуспешных попытках найти хоть что-то подходящее для улицы и школы. Итог оказался печален, и, с внутренним содроганием бросив свои старые вещи в стирку, к ужину она спустилась в том самом платье, которое вытянула первым. Александр Витольдович определенно был восхищен и постоянно нахваливал, как оно ей шло. Девочка же уминала картофельное пюре с говяжьим языком, пирожки с мясом и плюшки и мысленно вздыхала: уж кто-кто, а предоставивший такой гардероб опекун мог бы в принципе и не заикаться о презервативах ввиду полной их невостребованности.       Тем временем в одной из просторных и максимально не светлых комнат пентхауса шла настоящая война. Ганбата уже битый час пытался донести до Евгении свой план, но все логичные и, как ему казалось, разумные обоснования она отвергала одним и тем же неумолимым, эгоистичным, а главное — за много лет осточертевшим «не хочу».       — Гена, давай еще раз. Я — твой суверен, ты — мой вассал. Мы должны быть рядом. Да, тебе не нравится АСИМ. Но мне-то нравится! Я всю жизнь просидел в небоскребах и папиных мерседесах и хочу наконец посмотреть мир. Познакомиться с другими детьми. Я кучу лет постоянно слушал тебя и делал так, как тебе надо. Не кажется, что пришло наконец время поступить по-моему?       В ответ — сложенные на груди руки и неумолимое:       — Ты пытаешься давить на чувство вины.       — Арррх! — Ганбата уже просто выл. — А если перестану, всё опять будет как тебе удобнее. Я же, на минуточку, останусь без образования, и дедушка меня прикончит. И только потому, что чисто гипотетически над тобой кто-то там может посмеяться?!       — Ты не понимаешь! — повысила голос Гена.       — Так объясни! — чуть ли не кричал её господин.       — Там будут те, кто избил меня в детстве!       Ганбата развел руками.       — Ген, это ж когда было. Теперь ты не одна, а под нашей защитой. И под защитой Альмы Диановны.       — Она волчица, — последнее слово чуть ли не сплюнули. Суверен оторопел.       — При чем тут это?! Она педагог. Который даже людей воспитывал!       — Все волки хотят моей смерти!       Откуда вообще это полезло? Неужели Генка реально верила, что старая директриса, неоднократно рисковавшая ради благополучия учеников всем, включая собственную жизнь, опасна для кого-то просто по факту своей принадлежности к другой стае? Обвинение звучало дико и несправедливо, просто вопиюще, и чаша терпения маленького вампира впервые в жизни переполнилась.       — Больше похоже на то, что это ты хочешь моей смерти. Короче, я устал. Серьезно. Собирай вещи, вечером выезжаем. И нет, вариант отсидеться и забить не проканает. В крайнем случае свяжу тебя и против воли привезу. Я понятно излагаю?       — Это несоблюдение моих прав!       — Твои права закончились ровно там, где начали угрожать чужой жизни. Машину подадут в шесть.       Ганбата закрыл дверь за секунду до того, как в неё прилетела кружка с чаем. Он вздохнул. Пожалуй, если остальные сверстники в школе окажутся похожи на Гену, смерть от дедушкиных рук заиграет новыми красками.       После ужина порядком утомленная словесными цунами опекуна Пандора поднялась в свою комнату. Сколько же он тут жил затворником, если его так прорывает каждый раз? Она смутно припоминала, что дедушка, когда его навещали, тоже очень много разговаривал, но Александр Витольдович определенно побивал любые негласные рекорды. Заинтересованная рыжая физиономия не успокоилась и постоянно мелькала в дверном проеме, и в какой-то момент Дора очень невежливо дверь всё-таки закрыла. Хотелось немного собраться с мыслями.       Скука была бы не совсем уместным словом. Скорее пауза. Да, пауза для описания Дориных ощущений от нового места жительства подходила больше. Вокруг никто не бегает, никуда не тащит. Сидишь себе одна в комнате, смотришь в окно. Спокойно ешь, не торопясь. Спокойно читаешь, не перескакивая абзацы, и вокруг, кроме пения птиц и шелеста деревьев, тишина. Даже музыки нет: сеть до домика старьевщика не добивала, а просить воспользоваться граммофоном Пандора пока стеснялась. Да и с розетками всё было как-то таинственно: она четко помнила, что, придя в комнату, воткнула выключенный телефон на зарядку у изголовья кровати. Полный энергии смартфон так там и лежал, а вот шнур со штепселем — рядом, и никакой розетки более не наблюдалось. В голову закралось смутное сомнение, видела ли она вообще линии электропередач по пути сюда. С другой стороны, на дворе двадцать первый век, вряд ли даже магические существа игнорируют существование электричества. Определенно, надо бы спросить.       А еще тут был устланный подушками широкий подоконник, сразу ставший её любимым местом. И енот. Милый, пухлый, со смышлеными глазами, он словно старался угадывать любое её желание, постоянно хлопоча вокруг. Стоило задуматься — подавал чашку чая, подсовывал очередную тарелку выпечки, приносил книги, открывал шкафы и прочая. Не покидало ощущение, что за ней по всему дому порхает маленькая фея-фрейлина, временно принявшая облик слегка ожиревшего енота в переднике и чепчике.       От дня в целом у Доры голова шла кругом. Ладно, с кинжалом всё было ясно. Если бы не он, тетя бы не пошла по следу. Но Дима? Почему родители заставили провожать к странному опекуну и тетку, и брата? А если учитывать полное отсутствие у обоих представления о семейных узах… Девочка постоянно боялась себя выдать. Старалась успокоиться мыслью, что родство — последнее, о чем они подумают, но ощущения всё равно были безумные.       Татьяна выглядела совсем как мама, и это сбивало с толку. А Дима так вырос… Стал таким красивым мужчиной. Интересно, у него есть сейчас девушка? Что он читает? Что слушает? Найдет ли папу и будет ли всё у них хорошо?..       Упав на кровать, Дора приобняла подлезшего под руку енота и уставилась в потолок. Медленно проваливаясь в сон, почти без удивления отметила еще одно странное хобби старьевщика. Конечно, это был не первый расписной потолок в её жизни, но явно первый потолок, расписанный её жизнью.       Девушка с двумя огромными косами виднелась почти во всех сценках фрески. Вот огромный мужчина с головой быка катает её на плечах. Вот в школе её дергают за косички. Вот она летит по небу со стаей гусей-лебедей. А вот ревет, уткнувшись в мамин подол. Вот рядом с ней прекрасная блондинка, одной рукой поднимающая машину. Вот папа учит её водить…       Это выглядело настолько странно, насколько вообще возможно. Нет, изображения не врали — большую часть моментов Дора, несомненно, пережила именно так. Но минимум половина событий относилась к той части её досуга, о которой запрещалось даже упоминать, что уж говорить о рисовании фресок. С Александром определенно нужно поговорить. Чуть позже. Когда мягкий и теплый енот не будет так приятно греть бок и сопеть в шею…       Его последняя надежда уснула на кровати, не только не переодевшись, но даже и не удосужившись накрыться. Александр заботливо задернул шторы, чтобы утреннее солнце не разбудило, тихонько достал из ящика одеяло, укутал им девочку и вздохнул.       Он готовился встречать испуганного ребенка, которого надо будет успокоить, завернуть в плед и отпаивать горячим какао. Но стоило во время ужина упомянуть её прогулку с богатырем, и глаза Пандоры буквально засияли. В итоге оставшуюся часть вечера она, оживленно маша руками, в красках рассказывала, как тетка преследовала их с братом, метала колюще-режущие предметы и всячески угрожала благополучию, а Дима был крут — неимоверно крут, по её словам, — и разве что не отбивал сюрикены ногой в прыжке и с разворота. После этого опекун только время от времени подливал ей в кружку какао и слушал, не встревая. Девочка лучилась абсолютным счастьем, и это чувство неведомым образом, несмотря на еще отдававшуюся боль в груди, заражало и его. Как маленькое солнце, Дора источала любовь, а он всё слушал и слушал, пока не поймал себя на странном желании — чтобы когда-нибудь так же восторженно, взахлеб рассказывали о нем самом.       Взгляд Пня соскользнул на блаженно разлегшегося енота. Тот смущенно выполз из объятий девочки и чинно стал рядом, сложив лапки за спиной. Александр не преминул съязвить:       — Замечу, вы довольно отважно сражаетесь со своими страхами. Чуть ли не в пасть волку лезете, если можно так выразиться.       — Да-да, живота своего не щадя, борюсь со всем усердием, воистину, — закивал Денис Чертополох, разглаживая шерсть на пузе. — В свою очередь, замечу, барин, что прогресс налицо! Знатно тебя сегодня скрутило.       Княжич грустно покачал головой:       — И это сильно напугало ребенка. В прошлый раз подобное ничем хорошим не закончилось.       — Ой, да ладно, — отмахнулся енот. — Девица как раз в том возрасте, когда их проще всего к себе расположить. Пара комплиментов, щепотка галантности, намек-другой, что после долгих скитаний нашел наконец-то родственную душу, — и она твоя.       Оптимизма у Александра не прибавилось.       — Чем больше я ей нравлюсь, тем, замечу, сильнее меня будет крутить и тем более я стану напоминать смертельно больного.       Проблемы в этом Денис не видел и честно пожал плечами:       — Так в её годы хлебом не корми, дай только кого-нибудь поспасать.       Молодой старьевщик вздохнул:       — Сия леди уже несколько притомилась от спасения утопающих. Ей нужен крепкий тыл, а не очередной принц в беде.       Енот озадаченно посмотрел на своего господина:       — Эм, я намекать не хочу, конечно, но… Ты ж вроде реально принц в беде?       — Потому мы и маскируемся, друг мой, — кивнул Александр.       — Ну, чуть-чуть осталось. Щепотка романтики — и всё, искра, звон колоколов, честным пирком да за свадебку!       — Вот только пресловутая «романтика» будет исключительно под приступы и продлится недолго, — раздосадованно парировал Пень и в некотором смятении покинул комнату.       Денис — о великий Лес, ну почему Репа, почему?! — поспешил за хозяином, аккуратно прикрыв за собой дверь. Витольд Родович определенно порадуется, что голубки уже резонируют. Хотя, конечно, учитывая, как молодого княжича крутит, надо бы контрмеры придумать. Может, обезболивающее, да помощнее, для романтических моментов подыскать? А то какая ж краля захочет целовать юношу пусть и благородного, но у которого лицо аж всё перекособочило от её близости? Тяжело придется с такой-то аллергией на взаимность…