Одаренная девочка и прочие неприятности

      — Пап, а почему ты не женишься на тете Марине, если она так этого хочет?       — Не вижу ни одной причины жить с некоей склочной дамой только потому, что несколько десятков лет назад она научилась кусать других женщин.       (из детских вопросов Ганбаты Богдановича)       После внезапной новости о неизвестно откуда взявшейся и уже успевшей благополучно почить жене Кирилл, преследуемый охреневше-пристальным взглядом сына, чуть ли не в один присест влил в себя местную версию доширака и сейчас внимательно разглядывал портрет Чернобровки, запечатленный расторопными домовыми. Нет, брови у той и вправду были черные и довольно выразительные. И волосы тоже — иссиня-черные, страшной кляксой растекшиеся вокруг лица. А вот огромные ярко-красные глаза в совокупности с частоколом острых зубов наводили сразу на две мысли: либо вкусы в дамах самого Кирилла оказались крайне специфичны, либо портрет вырисовывался скорее психологический. Преступления неизвестной «жинки» изобличались с особой обидой:       — Она нам пить, считай, запретила! Больше бутылки в день нельзя!       — И воровать! Типа плохо! Да кому ж плохо, нам так очень даже хорошо!       — И машинки поганить тоже не моги, а то осерчает!       — Наоборот, мол, охраняй! Да мы ж его охраняем, охраняем, а эта падла профессорская еще и словами длинными говорит!       — Вот да! Разве ж дело при приличных людях всякие экзорцизмы и фразеологизмы упоминать?!       Сидевший рядом Димка гробовым голосом уточнил:       — Жениться-то ты когда успел?       — А я знаю? Мож она как ты, приемная?       — Батя!       — Ну а шо? Откуда еще у меня бабе взяться, если не чудом?       Домовые продолжали вразнобой голосить, осторожно-обличительно тыкая цветными карандашами в картинку. Говорили все хором, старший — Пал Палыч — только кивал со скорбным лицом, и понять в этом гомоне хоть крупицу разумного было непросто. Картинка складывалась невнятная: однажды в гаражном кооперативе, оккупированном домовятами, появилась какая-то «профессорская» машина. У машины имелся владелец — Кирилл. У Кирилла, к величайшему сожалению рассказчиков, жена. У жены — претензии к домовым. У домовых, как следствие, проблемы. И на проблемах, страданиях и невыразимых муках они хотели остановиться поподробнее, раз уж их в кои-то веки слушали. Основной посыл народной скорби состоял в том, что домовята и раньше были ничо так ребятами, а теперь вообще умницами-разумницами заделались, а в рот по-прежнему ни росинки не берут. Так где же справедливость? Сам Кирилл задавался несколько другим вопросом.       — Неужто она вас пытала?       Хотя в его представлении даже пытка не смогла бы встать между домовыми и алкоголем.       — Ежели бы. Чернобровка ж змеюка, каких поискать! Она с нами говорила. Прям словами, в голову! — скорбно поделился Пал Палыч.       — Ээээ? — несколько опешил Кирилл. — Я вроде с вами тоже говорю…       — Но не так! Когда ты глаголишь, у нас наши мысли остаются. А когда она — наши на её заменялись. Чернобровка, вон, Лохматыча вообще начисто пить отговорила. И всё! Не в его натуре теперь. Совсем-совсем не могёт. Симптомы жуткие, аж дрожь берет: вроде как бы и душа зовет, просит, а поди ж ты, никак. Сознательность в народных массах пробуждена! И как нам теперь её, эту сознательность, в обратку засунуть — не знаем. Ох и тяжка доля народа-страдальца…       Вокруг завыло, поддакивая. Кирилл беспомощно посмотрел на Дмитрия:       — Есть идеи?       Тот пожал плечами:       — Может, телепатка какая? Хотя им постоянный зрительный контакт нужен, а дамочка наша вроде как умерла. Никогда с таким не сталкивался.       — Я тоже. Даже не слышал ни о чем подобном, что странно. Хотя… — он повернулся к старшему домовому: — Пал Палыч, будьте другом, объясните: так померла Чернобровка или нет?       — Померла, вот те крест! — крест, однако, получился сильно не сразу. — Лично видел, нас тама много собралося. Померла-померла, мертвее мертвой сделалася. И даже рассыпалася, если чо. Ну чисто для сомневающихся.       — Не серчай, Пал Палыч, но вопрос тогда сразу — если она померла и вы тому свидетель, чего ж вам бояться?       Домовой насупился, вытянул в сторону руку, и подсуетившиеся подчиненные быстро подали портрет Чернобровки. После чего старший принялся грозно им трясти перед лицом Кирилла:       — Ты просто не разумеешь! Живописуя, мы старалися красоту её подчеркнуть, а посему не открылась тебе, слепцу, суть её бесовская! Померла, мертвехонька — и шо? А ежели с того свету вернется?       Тут Кирилл совсем растерялся:       — Пал Палыч, прости меня, дурака, но неужто из мертвых восстать можно? Разве бывало подобное?       Старший домовой как-то сразу поник и, качая головой, постарался объяснить своему неразумному собеседнику, казалось бы, очевидное:       — Твоя правда — на моей памяти из мертвяков никто и никогда не возвращался. Но тут штука такая… — он развернул к себе портрет и внимательно в него всмотрелся. — Ежели хоть один милипусечный шанс к тому есть, ежели кто и сможет его воспользовать — как пить дать то твоя жинка и будет. А нам потом перед ней отвечать? Нет уж, дудки. Натерпелися. Ищи других дураков.       Покуда Татьяна общалась с сестрами, Богдан Иванович в ударном темпе расправился с горящими делами, откинулся в кресле и наконец-то смог хорошенько задуматься. Весь.       Когда каждая твоя клетка достаточно автономна, чтобы подменять собой соседку вне зависимости от её специализации, понятие «ушел в себя» переходит на качественно новый уровень, а память становится чертовски похожа на кинохронику. У вампиров вся полученная информация словно консервировалась, и было достаточно просто прислушаться к гомону внутри, чтобы промотать события назад. На некоторое время патриарх даже остановил симуляцию дыхания, подключив к мозговому штурму большую часть тела, кроме слоев, составлявших внешнюю оболочку. Сознание постепенно расширялось, и Богдан Иванович всё глубже погружался в ретроспективу слышанных и виденных за несколько столетий моментов, ища хоть какую-то зацепку. От поиска упоминаний «вечной жизни» отказался почти сразу — такие фразочки мелькали только в связи с делами прайда. Позволил себе ненадолго остановиться на инициации Ганбаты и ринулся глубже в прошлое. Долгожительство? Богатырское здоровье? Бессмертие? Клетки обсуждали варианты между собой, обрабатывая, подбирая, отвергая, а он просто слушал самого себя. Нашлось немногое.       Почти сразу память услужливо подсунула Феникс. По легенде её слеза, известная людям как «живая вода», могла вернуть душу из мертвых, но использовать оную был смысл только после смерти спасаемого и только в паре с «мертвой водой» — слезой Крионикса, антипода Феникс: в противном случае тело постепенно истлеет, и останется лишь навеки привязанный к миру живых дух. Насколько помнил Богдан Иванович, Феникс слезами особо не разбрасывалась и уж точно никогда их не продавала. О Криониксе, тысячелетиями избегавшем всё живое, известно было и того меньше. В целом патриарх ни на минуту не сомневался, что смог бы даже двух извечных врагов заставить работать вместе — ради Татьяны он и Землю бы раскрутил в обратную сторону. Но силы мифических птиц помогут только после Татьяниной смерти. А такого исхода он хотел избежать.       Еще вспомнился вариант насыщения чужой жизненной энергией. Подобное Богдан Иванович видел лишь однажды, у двух влюбленных, когда один буквально жил за счет дней другого. Но продлилось это недолго, стоило непропорционально дорого, и в конце концов тот, кто был при смерти, решил связь разорвать. Даже не принимая во внимание сей печальный опыт, затея в целом звучала крайне сомнительно: патриарх не представлял, сработает ли подобное с нежитью. И уж тем более был почти уверен, что поделиться с Татьяной его собственными днями не получится, а делиться её обществом он согласился бы разве что с сыном.       Кстати о сыновьях. Один известный патриарху чадолюбивый отец оказался достаточно могуч, чтобы продлевать жизнь умирающему ребенку, и делал это вполне успешно уже на протяжении нескольких веков. Конечно, полного бессмертия так и не случилось, более того, всплыли неожиданные последствия, но… Пусть и засыпающая на полгода, однако пребывающая рядом хотя бы пару сотен лет Татьяна явно выглядела перспективнее мертвого тела на руках. Спящей он мог бы любоваться. Оборудовал бы ей роскошное ложе, к примеру наподобие аквариума, чтобы она отдыхала с комфортом, а он ждал бы её пробуждения… Но, опять же, сработает ли это с нежитью? И точно ли русалки — нежить?       С википедией для сказов как-то не заладилось, ибо письменных свидетельств своей жизни скрывающиеся от людей народы старались не плодить. Вся справочная информация, к которой мог бы обратиться Богдан Иванович, была представлена исключительно изустно и крайне концентрированно. Ходячей энциклопедией по обыкновению считался Котов-Шмулинсон — старый кот-баюн, многие столетия выполнявший функции учителя истории и обществознания в интернате АСИМ, где старательно вдалбливал в детей отнюдь не эволюционное происхождение их видов. Но в том, чтобы обратиться к завучу, патриарх видел несколько проблем. Во-первых, остро стоял вопрос доверия. Сколько бы денег прайд ни отчислял на благо сего учебного заведения, первым и, что греха таить, единственным существом, которому Тимофей Иванович был верен, оставалась его начальница. Если по какой-то причине возникнет конфликт интересов, завуч поступит так, как выгоднее директрисе. Во-вторых, в Котове-Шмулинсоне факты идеально уживались с всевозможными слухами и сплетнями, и из оных еще пришлось бы выжимать крупицы истины и каждую перепроверять. Богдан Иванович не мог оценить, на сколько это затянется, а время в данной ситуации являло собой не столь неисчерпаемый ресурс, как вампир привык. Искать совета стоило не просто у древнего или мудрого сказа, но и у максимально в проблеме сведущего. Того, кто и сам многое перепробовал, хватаясь за каждую соломинку.       В итоге наиболее подходящий вариант был идеален всем, кроме безопасности, поскольку организация их встречи наверняка привлечет ненужное внимание Ивана Карловича. А еще для этого требовалось некоторое уединение. Но о каком уединении может идти речь у патриарха вампиров? Туалетные комнаты в здании — для случайных посетителей из мира людей, но никак не для своих. На каждом углу камеры, а Богдан Иванович и так уже породил достаточно вопросов своей тягой обеспечить Татьяне комфорт. В принципе, водные процедуры давали некоторую степень приватности, но вряд ли попытка прихватить в ванну цветочный горшок пройдет незамеченной… Да, с прошлым тет-а-тетом было не в пример легче.       Группа клеток патриарха ухватилась за цветочный горшок как за хорошую идею, но Богдан Иванович упорно не понимал, хорошую идею для чего. Ну куда он с ним, в самом деле? Цветок мало купить, его появление в здании нужно чем-то обосновать, потом, не вызывая вопросов, запереться с ним, а еще и увезти, и высадить придется. Глава прайда просто-напросто не сможет такое осуществить, не вызвав подозрений. Где это видано — патриарх с цветами?       Но озаренная идеей часть роя упорно не сдавалась, пытаясь подсказать выход. Сначала ассоциациями. Потом мыслежестами. В итоге плюнула и начала пихать в сознание картинки, которые Богдана Ивановича несколько сбивали с толку. Татьяна. Цветочный горшок. Татьяна. Цветочный горшок. Опять Татьяна. О, снова цветочный горшок. Но какая тут связь?       Если бы он мог посмотреть на себя как на идиота, он бы так и сделал. Вместо этого в сознании сначала возникло задумчивое лицо Татьяны, потом — образ цветочного горшка и, наконец, толстая, сверкающая стрелка, направляющая растение к русалке.       Вампир распахнул глаза, резко возвращаясь из полной задумчивости и восстанавливая привычный телесный функционал. Подарить Татьяне цветы? Затея звучала как крайне рисковая, но при этом безопаснее своих альтернатив. В конце концов, сотрясение мозга вампирам не грозит, а вина у него еще достаточно, чтобы уговорить русалку почти на любую глупость. Главное — разумно подойти к выбору вручаемого…       Патриарх открыл ноутбук и с головой нырнул в ассортимент цветочных магазинов. В какой-то момент, словно между делом, ненадолго взял телефон, бесстрастно на него взглянул, немного повертел в руках и отложил обратно. Только очень внимательный наблюдатель заметил бы, как привычная фотография сына на заставке сменилась новой — где Ганбата в профиль, возле дивана, что-то оживленно рассказывает, а чуть поодаль, улыбаясь, на него смотрит Татьяна.       Марат как раз был очень внимательным наблюдателем.       После воодушевляющего предсказания будущего от Пал Палыча — «ну да, померла, но я бы не особо обнадеживался» — Кирилл с сыном сначала крепко призадумались, а потом разыграли в камень-ножницы-бумагу, кто возьмется за допрос домовых. Знаменитая удача Кирилла и в этот раз была верна себе: он сразу же проиграл, попросил матч-реванш, проиграл и в нем, после чего потребовал переигровку и пару подготовочных перед настоящим реваншем. Двадцать проигрышей спустя наконец смирился с неизбежным и обреченно пошел общаться с местным населением. Дмитрий этому был только рад: он впервые слышал, чтобы кто-то опрашивал домовых, и недоумевал, как у отца вообще выходит с ними разговаривать, да еще и ответы получать. Кирилл же, напротив, ничего сложного в этом не видел и почему-то считал, что и сын справился бы.       Сейчас, пока взмыленный батя внимательно изучал очередные причитания о непростом житии-бытии, ДТП старательно делал вид, будто занят, а по факту — максимально прислушивался. Вроде бы Кирилл ничего сверхъестественного не предпринимал — банально говорил с каждым домовенком, вежливо задавал вопросы и всё, но Дмитрию как-то не особо верилось в эту кажущуюся простоту. Почему тогда другие богатыри не опрашивают домовых? Значит, есть причина?       Несколько десятков безалкогольных трагедий спустя Кирилл повернулся к сыну и грустно поинтересовался:       — Слушай, а кофейку не найдется? По-моему, я уже спекаюсь.       Богатырь пожал плечами:       — Кофе у меня, положим, есть. Но тебе его нельзя.       Кирилл насупился.       — Ты чё, для папки кофе зажмотил?       Дима эффектно подхватил стоявший неподалеку термос и помахал им:       — Это не просто кофе, а неприкосновенный запас на экстренный случай! Добытый с риском для жизни, отмечу. Так что терпи.       — Димон, у меня реально ум за разум уже заходит. Сжалься, а?       Богатырь ненадолго задумался, подозрительно радушно улыбнулся и налил немного, буквально на глоточек, в ближайшую кружку. Протянул с мерзейшей ухмылочкой:       — Уговорил. Пей.       — А чё так мало? — возмутился Кирилл, взяв кофе.       — А больше и не понадобится, — всё с тем же выражением лица ответил сын.       Кирилл с подозрением принюхался, пожал плечами, выпил, тщательно покатал по языку и проглотил, даже не поморщившись.       — Кофе как кофе. Чё зажмотил — хрен тебя поймешь. Но, кстати, да, ты прав. Бодрит.       С этими словами посвежевший папаня вернулся к опросу домовых, а Дима с подозрением уставился на термос. Неужто кофеёк выдохся? Налил несколько капель в крышку, лизнул и тут же скривился — неповторимый вкус никуда не делся. Скосил взгляд на Лолу. Та буквально светилась от гордости. Зацепка? Зацепка. Кто привел? Я привела. Кто умница? Лола умница.       Дмитрий, хмыкнув, закрыл термос, убрал его и, немного подумав, показал ей большой палец. Так и знал, что эта русалка здесь тоже замешана. Спасибо, подруга.       Во время работы прайд вампиров чем-то походил на муравейник. Внешнему наблюдателю, конечно, постоянное курсирование по зданию папок, пачек и прочих хаотичных сборищ бумаги больше напоминало бессмысленную суету, но таковой совершенно не являлось. Более того, патриарху всё происходящее и вовсе виделось танцем, полным величия и грациозности, без единого лишнего движения. Потому Богдан Иванович и ярче прочих чувствовал любую фальшь, несвоевременные па или скачок темпа. Вот и сейчас он первым заметил перемену в поведении роя: с нижних этажей наверх, к его пентхаусу, словно волной шло молчание. Замирали вечно печатающие принтеры, затихали разговоры, останавливались курьеры. Когда на этаже распахнулся лифт, Богдан Иванович уже знал о проблеме и встал её поприветствовать.       К нему прибыло еще пять дам. Определенно, сегодняшняя концентрация женщин на квадратный метр для мужского прайда вампиров оказалась в новинку, но конкретно этих посетительниц, в отличие от русалок, знали хорошо и были им далеко не рады. Матриарх с телохранительницами. Не иначе как ради очередных нападок. Богдан Иванович не ошибся:       — Мне донесли, — без единого намека на приветствие начала его коллега, — что ты посмел обманом завлечь к себе четырех бедняжек. Пришла напомнить: все вампиры женского облика попадают под мою юрисдикцию, и я требую немедленной передачи девушек в мой прайд.       Патриарх посмотрел на неё как на умалишенную, но ни его взгляд, ни круглые глаза Марата её не смутили.       — Актеры из вас, мягко говоря, никакие, но попытку обмана запомню. Отдашь новообращенных по доброй воле — подумаю, жаловаться ли на это папеньке. Нет — вызываю его немедленно.       По какой-то странной иронии судьбы матриарх искренне считала Ивана Карловича родителем и любила втягивать того в их с патриархом конфликты. Впервые Богдан Иванович мысленно порадовался невозможности обратить русалку в вампира: терпеть Марину Ивановну в качестве постоянного гостя представлялось ему удовольствием крайне сомнительным.       — Боюсь, вы в свойственной вам манере породили гору поспешных выводов из крупицы неверно истолкованных фактов. Я и вправду имел сегодня честь принимать у себя дам. Но никакой инициации не было и в помине и, более того, не подразумевалось.       — Я должна поверить, будто ты просто так привел к себе женщин? Держишь меня за идиотку?       — Нет, как можно. С этим вы прекрасно справляетесь самостоятельно.       — Еще и хамишь, — Марина Ивановна сощурилась. — Показывай своих баб, или я звоню отцу.       Патриарх нахмурился:       — Дамы сейчас заняты, и мне бы не хотелось нарушать приватность их беседы. Если вас не затруднит подождать буквально несколько…       — Понятно. Звоню.       Она достала телефон и, торжествующе глядя на Богдана Ивановича, включила набор, как вдруг из зала для совещаний послышался еще один недовольный женский голос:       — Да-да, звони! И звони поскорее, дурилка крашеная. А я-то искала, кому ж пожаловаться, что твои шакалихи всю шею обслюнявили. Тоже мне, лесбухи из хоум-видео недоделанные…       Патриарх изумился — в дверях, скрестив руки на груди, стояла Рыбка. Вся жеманность словно испарилась, и перед ним была властная женщина, в прямом смысле знавшая себе цену и смотревшая на матриарха с нескрываемым отвращением. За её спиной выстроились остальные русалочки, в том числе и непривычно собранная Татьяна. Марина Ивановна моментально сбросила вызов.       — Тыыы?! — чуть ли не заверещала она. — Так и знала, этот идиот тоже решил на тебя лапы наложить! — и, развернувшись к Богдану Ивановичу, почти пропела с издевкой: — Но опоздал. Я первая её заметила! И обломись, русалку вампиром не сделать!       По лицу Рыбки патриарх понял, что самое интересное еще впереди. Не веря собственным ушам, переспросил:       — Подождите, о чем говорит моя гостья? Вы предлагали ей стать вампиром?       — Предлагала? — Рыбка зло рассмеялась. — Мой дорогой, предложением там и не пахло. Эта краля зажала меня в углу, потребовала немедленно присоединиться к своему прайду, а когда я отказалась по вполне понятным причинам — с чего бы это бесплатно вкалывать на чужую тетю? — велела своим мымрам меня обратить. Мол, всё равно же забуду, что там было до укуса. Нет, я, конечно, не ханжа, и тройнички — давно пройденный этап, но чтобы за раз аж четыре бабы к моей шее присосались… Перебор, ма шери, перебор. А её извращенки к тому же, накусавшись всласть, даже не оплатили оказанные услуги!       Богдан Иванович в шоке воззрился на матриарха:       — Вы попытались обратить кого-то против его воли?       — Только со слов этой шалавы!       — Ой, а сама-то прям святоша! — парировала Рыбка. — Разозлилась, что я сладенькое из-под носа увела.       — Ты не имела права! Мы обрабатывали клиента уже несколько недель!       — А мне хватило разок пальчиком поманить. Учите матчасть, лохушки, — хмыкнула эскортница.       Марина Ивановна в злости направилась было к ней, но тут же перед сестрой встала, застегнув косуху до горла, Татьяна. А её саму буквально через секунду заслонил крепко стиснувший в руках зонт патриарх.       Вампирша в изумлении остановилась. Марат и остальные работники этажа окружили вожаков плотным кольцом, а от дальнейших слов Богдана Ивановича повеяло могильным холодом:       — Рекомендую вам оплатить пострадавшей моральные издержки и как можно быстрее покинуть здание. Полагаю, вы уяснили, что в мужском прайде чтят данные нам законы. А я осознал крайнюю предосудительность ваших действий и в случае невыполнения рекомендаций подниму вопрос о вашей компетентности перед Иваном Карловичем.       Марина Ивановна непонимающе уставилась на патриарха:       — Ты собираешься устроить склоку между прайдами из-за каких-то вшивых шпрот?!       — И чем изощреннее вы оскорбляете моих гостей, тем выше поднимается арендная плата для ваших заведений. Мы друг друга поняли?       Матриарх грозно зыркнула, развернулась и молча ушла вместе с охранницами. Богдан Иванович повернулся к русалкам и, тщательно подбирая слова, сказал, глядя преимущественно на Татьяну:       — Прошу простить. К сожалению, от подобного рода визитов не застрахован даже я.       Та пожала плечами:       — Бывает, не бери в голову. Этот консервант ходячий уже давно с Рыбкой цапалась. Всё норм, я позабочусь о сестренке.       Патриарх покачал головой:       — Поскольку в данном случае проблема возникла по моей вине, прошу в качестве извинений разрешить обеспечить надлежащей охраной ваших спутниц. Телохранители — человеческие и крайне рассудительные, можете мне поверить — проследят за тем, чтобы Марина Ивановна не совершила никаких свойственных ей необдуманных поступков.       Татьяна нахмурилась:       — Я и сама могу присмотреть за своими сестрами.       — За всеми четырьмя разом?       Богдан Иванович осекся, поняв, что несколько вышел из образа вежливого хозяина. Ляля, огромными глазами следившая за разыгравшейся сценой, что-то пискнула было, но Лиля успела зажать той рот рукой и молча воззрилась на Татьяну. Та кивнула чему-то своему.       — Пожалуй, ты прав. Не за всеми четырьмя. Хорошо. Но если твои парни додумаются полезть к ним…       — Поверьте, подобная глупость станет для них последней в сей бренной жизни. Я отдам распоряжения, — и, присмотревшись к довольно бойко выглядящей пятерке, решил всё-таки уточнить: — Как вы?       — Лучше. Спасибо, что дал поговорить. Мы закончили, и теперь наконец по домам.       Патриарх чуть поклонился:       — Я был бы рад сразу приступить к обязанностям и помочь вашим сестрам вернуться с соответствующей охраной. Но, если мне не изменяет память, у вас завтра рабочий день? Не разумнее ли будет переночевать здесь?       Татьяна явно хотела запротестовать, но её тут же перебила высвободившаяся из захвата кудрявая Ляля:       — Ой, конечно-конечно! Танечка у нас тааааак устала, ну просто ужасно! Ей нужны тишина, покой и хорошее вино. Вы же обеспечите ими Танечку? — русалка наигранно захлопала своими огромными глазищами.       Богдан Иванович несколько растерянно кивнул:       — Почту за честь окружить вашу сестру максимумом заботы и внимания.       — Чудесно! — расцвела Ляля и повернулась к Татьяне: — Короче, оставайся. Пока тебя нет, мы с Лилей большую кровать займем!       Зеленоволосая сестра тихо застонала, а Татьяна, к вящему удивлению патриарха, и вовсе зарделась:       — Не обязательно так прямо заявлять, вот правда.       — Ой, да ладно тебе, тут все свои!       На улице смеркалось, но внутри гаража это не чувствовалось — голая лампочка в потолке по-прежнему являлась единственным источником света. Около неё парила Лола, игравшая в старую версию тетриса на батарейках, найденную где-то в коробках. Дмитрий развалился на диване, прокручивая в голове события последних дней: батя нашелся, оказался связан с Семьей, женат и явно обладал повышенной переносимостью чертовски необычного напитка; начальство определенно что-то от ДТП скрывало и не особо заботилось о его безопасности; Семья распалась, но при этом убийственная секс-бомба в розовом без раздумий лезла защищать Кирилла; выданная странной девочкой напарница на деле была вовсе не призраком, а супершпионом; домовые опять подбирались к лего всё ближе и ближе…       Очнувшись, Дима привычным жестом поднял коробку конструктора, окруженную вроде бы совершенно случайно прогуливавшимися тут по своим делам домовыми, и вместо того, чтобы в очередной раз переставить, завалился в обнимку с ней обратно на диван. Откуда-то снизу послышалось:       — Жмот!       Взгляд сам по себе перешел на Лолу. Та увлеченно играла уже несколько часов, и богатырь озадачился: чем она вообще обычно занимается вместо сна? Он бы, наверное, на стенку лез от скуки. Может песни горланит, пользуясь тем, что её не слышно? Хм, интересно, а безопасно это вообще — столько времени быть далеко от своего тела? И, кстати, а кормить-то его как?       Под хмурым девичьим взором с запозданием вспомнил о способности Лолы слышать все мысли о себе. Пойманный с поличным, пожал плечами — ничего не поделаешь, проблему нужно всесторонне обдумать. Мало ли, какая мелочь натолкнет на решение. В конце концов, он тут не в игрушки играет.       Его смерили крайне ехидным взглядом, от которого Дима даже растерялся и не сразу сообразил, что лежит сейчас на диване в обнимку с лего. Тут же сел и отставил коробку подальше. Съезд критиканов, блин…       Рядом плюхнулся отец, и, судя по лицу, сбор показаний не прошел даром для его психики. В богатыре даже стыдливо зароптала гуманность. Начать решил с нейтрального:       — И как оно?       Кирилл почесал шею:       — В целом по итогам нашего общения можно раскрыть дел двадцать о мелких хищениях в особо наглых формах, с сотенку о вандализме и даже пару-тройку о подделке документов…       — Исправление не считается! Я не виноват, больно мелко там написано! — завопил тонкий голосок из-под дивана.       — …два дела о подделке документов. Но о моем прошлом конкретику говорить отказываются наотрез. Мол, если скажут, Чернобровка обязательно вернется и открутит всем головы. Однако, по словам источника, пожелавшего остаться неизвестным… — самый бойкий домовенок — Лохматыч, кажется? — активно замахал Диме рукой, — …я был — почему, кстати, был? — мужиком башковитым, на то, что домовые проговорятся, не рассчитывал и предусмотрительно обеспечил себя уликой, сразу наводящей на след. Но почему-то таскаюсь с ней по всему городу, а не изучаю.       Звучало слишком похоже на типичного Кирилла.       — Какая улика, есть идеи? Чемоданчик этот странный? Записка?       Заинтересованная Лола даже подплыла к ним чуть ближе, прислушиваясь. Играть в тетрис, правда, не перестала. Кирилл помолчал немного и протянул ДТП сказки Андерсена.       — Главная улика должна была быть со мной с самого начала, достаточно бросаться в глаза и вызывать вопросы. Я считаю, подсказка — эта книга. Вопрос в том — подсказка к чему?       Богатырь уныло повертел томик в руках:       — Не хочу расстраивать, но книжка как книжка. По-моему, вся её задача ограничивалась обоснованием для камер наблюдения, какого хрена мужик сидит прямо напротив входа.       — Со сказками Андерсена? Серьезно? — Кирилл закатил глаза. — Детектив из ближайшего ларька, конечно, был бы в разы подозрительней, чем детская книжка.       — Ларьков, кстати, давно уже нет. Снесли.       Отец замолчал и вдруг с совершенно каменной рожей выдал:       — В мире, из которого прибыл я, фашисты в сорок пятом проиграли.       Дима с раздражением парировал:       — Батя, у нас тоже проиграли, и ты не из другого мира. Решение мэра.       — Снести ларьки?       — Ну да.       — Похоже, мир и вправду всё тот же. Откуда ж взяться еще одному с такими дебилами в правительстве?.. Стоп, а где сиги и пиво брать?       — В магазине, по паспорту.       — Издеваешься?       — Возвращаю в реальность. Объясни лучше, с чего такая уверенность, что книжка неспроста?       Кирилл беспомощно развел руками:       — Она вообще в логику не вписывается! Хрен с ними, с ларьками. Но любой на моем месте взял бы детективчик, ну или журнал с голыми бабами, а не сказки Андерсена. Это очевидно.       — И?       — Слушай, кто бы это ни спланировал, он меня знал. Я реально каждое утро перед работой читал сказки на той скамейке. И не надо так глаза пучить, мне дед все мозги выел, мол, я неуч и не знаю матбазы, вот и наверстывал как мог — в архивы ж не пускали. Суть в чем: да, я читал сказки. Но настоящие, а не фэнтези-идеи какого-то поехавшего мужика. Я б в жизни по своей воле Андерсена не выбрал. И тут намечается развилка — либо кто-то меня заставил, невольно себя выдав, либо я сам хотел привлечь к этому свое же внимание, — помолчав, Кирилл подытожил: — Достань мне записи с наружных камер.       Дима закатил глаза:       — Мне и так довольно подробно пересказали произошедшее. Ты пришел, уселся на самом виду и двадцать минут читал. Всё.       — Дай мне самому это увидеть.       — А больше ничего тебе не дать? Взгляни на ситуацию с точки зрения моего начальства: младший богатырь, посланный по следу преступника, внезапно исчезает с места облавы, теряет табельное оружие — вряд ли они признаются в выдаче маячка, — а потом припирается и просит записи системы безопасности, желательно на вынос?       — Тебя ж никто из ваших не видел, — пожал плечами отец. — Соври: мол, пистолет до этого отжали, а в клубе и ноги твоей не было.       — Ну да, конечно. И мотоцикл мой там совершенно просто так стоял у стены. Без намека. Наверняка сам и приехал.       — Ты оставил там мотоцикл? — ужаснулся Кирилл.       — А лучше было бы тебя? — отбрил ДТП, но заметил странное. На словах про мотоцикл домовые тут же синхронно принялись делать вид, будто заняты чем-то своим и разговор их не интересует. Ошибки быть не могло — они что-то знали. Покосившись на отца, богатырь выгнул бровь: — Бать?       Тот уже и сам сообразил, выцепил взглядом в толпе Пал Палыча и выжидательно на того уставился. Старший домовенок смотрел в пол, а остальные аккуратно подпихивали его в бок, мол, говори давай. Сдавшись, он вздохнул и махнул рукой. После этого зазвенел буквально весь гараж. Словно курицы, одновременно снесшие яйца, домовята неизвестно откуда вываливали на пол детали мотоцикла. Особенно воображение Дмитрия потрясла парочка с колесами. Когда звон стих, Пал Палыч, застенчиво чертя что-то ногой на полу, заговорил:       — Мы это, коня твоего притащили. Максим Максимыч распорядился, чтоб духу богатырского у его дверей не было, ну вот мы и расстаралися…       Шокированный ДТП смотрел на пол с таким лицом, будто сейчас сам домовых на запчасти разберет. Лохматыч засуетился и побежал решать проблему мирным путем:       — Не серчай, не серчай! Как нам иначе его утащить-то было? Нельзя ж своим ходом, внимание бы привлекли ненужное. Ты, молодец, не убивайся так, утро вечера мудренее. Спать ложись, а мы его как раз пока в обратку соберем. Мы ж профи!       От богатыря не укрылось, что парочка домовых сзади Лохматыча переглянулись:       — А мы чё, и впрямь профи?       — Ну кто ж его знает? Наверное, тут не сложнее лего?..       Дмитрий возвел очи горе и встретился взглядом с флегматичной Лолой. Та, пожав плечами, вернулась к тетрису. Вот уж спасибо за поддержку, подруга.       Вернувшись в съемную квартиру, розововолосая Ляля, не разуваясь, потащила Лилю в большую комнату, попутно продолжая разговор:       — Да любит он её! Невооруженным глазом видно!       — Дан Ваныч — человек серьезный. Ему не до телячьих нежностей, — нахмурилась Лиля.       — Мамой клянусь!       — У тебя ж её отродясь не было. Как и у всех нас, кстати.       — Да ты сама подумай! — продолжала Ляля, раскладывая кровать. — Он же Танечку аж выпрыгнул защищать! Я думала, она сейчас этой швабре прям в мочалку и вцепится, а Данечка возьми и встань рядом. Еще и отбрил так… Горячо.       — Тебе мерещится, — покачала головой Лиля, сев на диван и безуспешно воюя со шнурками кроссовок. Ляля плюхнулась перед ней и начала развязывать узлы.       — Точно тебе говорю — любит. Ой, как сладко будет! Поскорей бы они уже поцеловались, сколько можно тупить в самом-то деле…       — Ляля, ты серьезно? Дан Ваныч же вампир!       — И чё? Не мужик, что ли?       — Ну, если Таньке верить — не мужик.       Ляля аж рот открыла.       — Правда? Вообще? Как Кен?       Лиля замялась.       — Ну, вроде не совсем. Скорее вечный импотент без права на виагру. Они все такие.       — Ааааа. Не, это не считается. Он башковитый, найдет выход.       — Ляля!       — Ну мы ведь нашли? — она игриво улыбнулась и, развязав-таки последний шнурок и сняв с Лили обувь, повалила ту на кровать. — А раз мы нашли, то и эти двое найдут. Хватит о них, теперь только про нас.       Лиля тяжело вздохнула:       — И чего ты хочешь?       — Ммм, тебя, — томно прошептала Ляля. — Тебя, везде и много.       — Я тебя тоже люблю. Но нам, вообще-то, пару часов назад сказали о смерти Марго.       — Угу. Той самой Марго, которая отпустила нас на свободу. И я очень хочу вспомнить, ради чего всё это было.       Лиля посмотрела в глаза Ляли, вздохнула, обняла ту и нежно поцеловала, деловито потянувшись руками к застежкам бюстгальтера.       — Иногда мне кажется, что ты — тот еще манипулятор.       — Только иногда? — хитро улыбнулась Ляля, облизнувшись.       — В остальное время, зая, я в этом стопроцентно уверена.       После проводов сестер Татьяну ждали подробный допрос о пищевых пристрастиях и очередная прогулка в кабинет патриарха — на этот раз ужинать. Несколько растерявшись от многообразия сашими, поданных к столу, она начала задумчивее приглядываться к своему собеседнику. Обычно не обращавший внимание на чувства окружающих бизнесмен внезапно сделался подозрительно заботливым. Даже в кои-то веки не вещал всё время сам, как радио без кнопки «выкл», а расспрашивал Татьяну. И о чем! Дорого ли оплачивать квартиру и бензин, долго ли добираться на работу, много ли проблем от жизни с сестрами — складывалось странное ощущение, что он пытался подвести её к чему-то, но пока не очень получалось понять, к чему. Ну не к эмиграции же?       В какой-то момент пришла смс, и Богдан Иванович, извинившись, ненадолго вышел. Вернулся с целой корзиной небесно-голубых незабудок. Глаза Татьяны поползли на лоб, а вампир, внезапно встав перед ней на одно колено, тихим и вкрадчивым голосом выдал:       — Я прошу вашей помощи.       — Мммм… да? — не знала как реагировать русалка, переводя взгляд с Богдана Ивановича на цветы и обратно.       — Сделайте вид, что приняли мой подарок. Отнесите его в кофейню, дайте мне с ним немного поговорить, а после, если не затруднит, заберите домой и высадите где-нибудь поближе к деревьям. Это очень важно. Вы мне поможете?       Татьяна и садоводство были знакомы крайне поверхностно, если не сказать шапочно, но она почему-то кивнула. И вправду, почему? Подумаешь, патриарх вампиров стоит перед ней на коленях с цветами и несет какую-то дичь. Высадить. Главное — всё-таки высадить, а не запереться с корзинкой в своей комнате навечно…       — Чудесно! — Богдан Иванович распрямился, отставил незабудки и, нажав на кнопку, раздвинул шкафы, открывая путь к винотеке. — Что желаете к ужину?       Грустным взглядом проводив цветы — даже себе Татьяна не хотела признаваться, как мечтала рассмотреть их поближе, — русалка пошла изучать более привычные вещи — алкоголь.       — Ты как, будешь?       Мельком взглянув на этикетку, Богдан Иванович присвистнул — девица не глядя вытягивала из винного шкафа самые дорогие коллекционные образцы.       — Был бы рад пригубить. Секундочку, найду подходящий бокал…       — Откуда у тебя мания стаканы марать? Пей так!       — Ничего не могу с собой поделать, воспитание-с.       — Слава богу, хоть мелкий адекватнее.       С такой точки зрения на манеры Ганбаты Богдан Иванович не смотрел никогда. Налив вина и себе, и даме, он на всякий случай прихватил вторую бутылку этой же марки, здраво рассудив, что одной надолго им не хватит, и вернулся к столу. Татьяна села напротив и продолжила уминать сырую рыбу, нет-нет да и кидая задумчивые взгляды на корзинку цветов по соседству, словно незабудки её нервировали. Однако на согласие помочь это никак не влияло, чему патриарх был несказанно рад.       Собственный же взгляд вампира всё время возвращался к её шее. Видимо, о невозможности обращения русалок Татьяна узнала из печального опыта сестры с матриархом. Но теперь идея укуса почему-то никак не шла из головы самого Богдана Ивановича. Совершенно бессмысленная с практической точки зрения, она была абсолютно восхитительна с точки зрения эстетической. Он представлял, как на миг Татьяна замирает в его руках, покорно подставляя шею с чуть пульсирующей жилкой, и ждет, когда его клыки прокусят мягкую теплую кожу. Вот он аккуратно, почти целуя, впивается, затем проступает струйка алой крови… В воображении всё выглядело бесподобно, и Богдану Ивановичу никак не удавалось прогнать из головы тонкую красную линию на белоснежном полотне тела. Как она течет вниз, по горлу, ключицам, к груди, как он слизывает её…       Тут патриарх аж подпрыгнул, изрядно удивив свою визави. Откуда взялись подобные мысли?! Зачем слизывать, вампиры ведь не пьют кровь! Она же совершенно… А, кстати, да, какая она на вкус? Кровь Татьяны просто обязана быть идеальной, значит, скорее всего, немного терпкая…       Богдан Иванович, против обыкновения, залпом выпил вино в бокале, надеясь заглушить непривычное чувство. Кроме лица русалки ничего существенно не изменилось. Та явно что-то заподозрила:       — Слушай, ты сегодня очень странно себя ведешь. Это то, о чем я думаю?       Патриарх замер. Неужели она догадалась?       — Мне кажется, вы несколько преувеличиваете… — попытался ответить он максимально уклончиво.       Татьяна закатила глаза.       — Ну да, конечно. Ты целый день как на иголках, несешь какую-то хрень, не выпускаешь меня из комнаты и чуть не поцапался с матриархом. Богдан, я прекрасно понимаю: тебе тоже больно из-за смерти Марго.       Он дернулся. Не помнил, чтобы она вообще когда-то называла его так — не упырем, не компостером, не кучей прочих нелестных эпитетов, а по имени. Татьяна произносила его очень красиво, с некоторой хрипотцой и странноватым ударением. Неповторимо. Захотелось еще. И пока он нырял в очередную саморефлексию, спутница вновь успела сделать какие-то свои выводы. Даже отставила бокал.       — Как тебя успокоить?       — Не имею ни малейшего представления. Впервые сталкиваюсь с подобным.       Ну, тут он хотя бы не покривил душой. Такой путаницы мыслей в его жизни, пожалуй, и вправду никогда не наблюдалось. Существует ли на белом свете действенный способ выгнать из головы навязчивое желание любоваться Татьяной по-новому, не со стороны? Прикоснуться и запечатлеть в памяти быстротечно меняющуюся красоту стало почти необходимостью. Как она говорила, делай, что хочется? Богдан Иванович не сомневался: попытайся он сейчас последовать этому совету — проткнула бы его же собственным зонтом. Русалка похлопала по дивану.       — Давай попробуем наш с сестрами способ. Иди сюда.       Он недоуменно подошел и сел рядом. Странное ощущение — чувствовать, что её тело проминает диван, словно сила тяжести чем-то связывает их.       — Положи голову мне на колени.       — Что? — Богдан Иванович удивился. Отрывать голову он в целом не планировал.       — Ложись на диван так, чтобы голова оказалась на моих коленях. Понял?       — Боюсь, я со школы не лежал вообще и не уверен…       — Господи, тут всё проще пареной репы. Хватит ломаться.       Он послушался, хотя это и было непривычно. Лег, положил голову на её колени и робко ждал дальнейших инструкций.       — Молодец. Теперь закрой глаза и попробуй расслабиться.       Как она вообще это представляет? Но патриарх попытался, пусть мысли его и блуждали скорее вокруг хорошеньких женских ножек, к которым он оказался провокационно близок. Внезапно волос коснулись, и с некоторым запозданием Богдан Иванович осознал и задумку своей визави, и проблему, которая тут же перед ними встала.       — Простите, просто без укладки они совершенно не слушаются и…       — Всё хорошо, лежи. Руки потом помою. Твоя задача — настрадаться всласть. Говори, если хочется, не хочется — молчи. Главное — помни: ты не один. Понятно?       — Да, — и, помедлив немного, добавил: — Спасибо вам.       — Пустяки.       Он лежал и честно пытался выполнить свою часть обязательств. Не получалось. Предложение выговориться отбросил сразу — проще сунуть голову в пасть тигра и пощекотать его, чем, улегшись на Татьянины колени, признаться, что задался вопросом о вкусе её крови и не прочь был бы попробовать. Со страданием тоже не заладилось — приятные нежные поглаживания определенно придавали происходящему вовсе не страдательный лад. Если час назад он буквально всем телом размышлял, то теперь — наслаждался, с головы до ног пропитываясь ощущением непривычной ласки. Богдан Иванович даже поймал себя на мысли о котах — если их восприятие хоть немного похоже, усатые бестии и вправду хорошо устроились. Не хуже патриархов.       Он закрыл глаза, надеясь всё-таки подумать о проблемах, но вопреки желанию попал в круговорот собственной памяти. Здесь и сейчас — тепло Татьяниных коленей, мягкие движения пальцев, тихий шорох — смешались с воспоминанием о невообразимом голосе, произнесшем его имя. Снова и снова в голове звучало томное «Богдан». Перед внутренним взором неотрывно маячило её лицо, чуть улыбавшееся, когда она говорила с сыном. Недолго поборовшись с собой, патриарх с головой нырнул в эту мешанину ощущений. За окнами постепенно темнело, и движения русалки становились всё медленнее, покуда не замерли окончательно. Богдан Иванович полежал еще несколько минут, ожидая продолжения, но его не последовало. Не без труда вынырнув из своего воображаемого рая, он открыл глаза, приподнялся и увидел спящее лицо Татьяны, уютно прильнувшей к подлокотнику кресла. Собственная первая реакция сбила с толку: почему-то захотелось ткнуться головой в руку русалки, чтобы дама проснулась и продолжила.       В некоторой растерянности Богдан Иванович встал, огляделся, нашел старательно спрятанный плед и накрыл им гостью. Поза, в которой та уснула, не показалась ему особо удобной, и, повоевав с собой еще немного, вампир очень аккуратно, словно готовую вот-вот разорваться бомбу, взял Татьяну на руки и переложил. Та что-то прошептала во сне, и Богдан Иванович прислушался, пытаясь уловить слова. Не разобрал, но ощутил на щеке теплое дыхание и зачарованно уставился на приоткрытые пухлые губы русалки. Пулей от нее отскочил.       Хотелось странного, очень странного, и ему срочно нужно было с кем-то посоветоваться. Патриарх молил бога, чтобы затея с цветами удалась.