Одаренная девочка и прочие неприятности

      — Машка, включи мозги хоть на минуточку! Он же медведь. Медведь!       — И что?       — И всё! Конец дискуссии!       — А тебе в голову не приходила мысль, что я вообще-то сама вправе распоряжаться своей жизнью?       (один из последних споров между Игорем и Марией Барановыми)       Жара делала свое дело, даже без солнца плавя мысли, а духота и низкие тучи желанию выйти на улицу тем более не способствовали. Но, просидев в коттедже безвылазно два дня подряд и подъев все запасы, Игорь Октябриевич наконец в полной мере осознал смысл пословицы «голод не тетка» и аккуратно крался сейчас в сторону столовой окольным путем — мимо мужского общежития, будучи полностью уверенным, что шансов встретить там племянницу практически нет. Однако у входной двери его внимание привлек высокий смуглый пацан, пытавшийся попасть внутрь и изо всех сил эту самую дверь дергавший. С ходу оттипировав его в нашумевшего преемничка вампирского патриарха, выбор кровососа Игорь в целом одобрил: фигура у парня была довольно мощной, рельефной, с широкими плечами и наводила на мысли о профессиональных пловцах. Ну да, в эпоху повального ЗОЖа усыновлять очередного толстопузика явно не стоило.       Решив, мол, проблемы индейцев шерифа не волнуют, Баранов вознамерился продолжить свой путь, и тут заметил, что юноша приценивается к балконам первого этажа и открытой форточке над козырьком подъезда. Будущий преподаватель БЖД вздохнул. В конце концов, в одном он точно был уверен: платили ему в том числе и за предотвращение попадания деток в топ премии Дарвина. Не особо живых деток — тоже. Парень ухватился за подоконник и явно хотел подтянуться, как его остановил властный окрик:       — Эй, пацан! Даже и не вздумай.       Гена повернулась. На неё сурово смотрел какой-то стремный мужик в спецовке, чертовски напоминавший помесь крокодила с чихуахуа. Стопроцентно кто-то из местных, но поскольку в столовой она его не видела, наверное, завхоз или уборщик. Хотя судя по одежде — младший помощник уборщика максимум. В голове, однако, смутно мелькнуло, что даже такой непритязательный взрослый здесь всё равно обладает большими правами и свободами, чем она сама. Пришлось ответить:       — В смысле «не вздумай»? У меня карточка в комнате осталась, как я иначе внутрь попаду?       Ганбату она с утра послала на все четыре стороны, о чем уже успела пожалеть, ибо тот обладал уникальным даром идти четко по адресу, неизменно возвращаясь отдохнувшим и нагулявшимся. Сегодня вообще собрался по дну озера лазить — как она его там найдет? На то, что её приняли за парня, Евгения даже внимания не обратила: если полжизни ты варишься исключительно внутри мужского прайда вампиров, к подобным казусам не только привыкаешь, но и перестаешь замечать.       Странный мужичок показательно закатил глаза и сложил руки на груди, будто она ляпнула уж совсем несусветную глупость:       — Ты вконец тупой или прикидываешься? По-твоему, что, в самом охраняемом интернате между учащимися и предположительным маньяком только приоткрытое окно?       Гена стушевалась. Звучало и вправду как-то… не очень охраняемо. Глядя на её заминку, мужик с торжествующим видом продолжил:       — То-то и оно. Попытайся ты трюк с форточкой провернуть, тебя бы оглушило хорошенько, чтоб неповадно было. Полезешь снова — уже молнией долбанет. На третий раз — приморозит к стене, и болтайся себе, пока кто из преподов не сжалится и не снимет. С занесением в личное дело, конечно.       — Но я ж ничего плохого не…       — Значит, — перебил странный тип, — так и напишут: не помышлял ничего плохого, просто клинический идиот. Хочешь жить — умей читать документацию. Положение о внутриобъектном и пропускном режимах для кого писалось? Ты его хоть открывал?       Евгения смутно догадывалась, что ответ на её лице написан более чем четкий. Однако проблему это не решало:       — И как мне тогда в комнату попасть?..       — К примеру, попросить кого-нибудь из учителей тебе помочь.       — И где я их сейчас найду?       — Ой, я даже и не знаю. Быть может, прямо перед собой?       Девушка вытаращилась во все глаза. И этот странный задохлик — учитель? Только если он ведет мастер-классы «будь успешным, а не как я». Вслух же сказала:       — Тогда поможете мне?       На неё смотрели всё так же скрестив руки на груди — явно чего-то ждали. Евгения вздохнула и добавила:       — Пожалуйста?       Странный учитель ухмыльнулся, обнажив частокол мелких зубов, и легко распахнул дверь общежития без всяких маханий карточками. Гена остолбенела, ухмылка мужчины стала лишь шире:       — Пункт 3, подпункт 2.1.5 положения. Если вкратце — учитель сам себе удостоверение.       — Я… почитаю на досуге, — она даже почти не соврала. Определенно хотелось, чтобы больше никто так перед ней не паясничал.       Девушка вошла в холл, но странный мужик почему-то пошел следом. Перехватив недоуменный взгляд, снова хмыкнул:       — А в комнату ты как собрался попасть? Дверь выбить? Показывай, куда, я открою.       Ну да, логично. Гена залилась краской, нервно буркнула что-то вежливое и повела учителя к их с Ганбатой временному убежищу. Пока шли, мужчина то и дело поглядывал на девушку с явным подозрением и в какой-то момент, когда это стало уже почти невыносимым, выдал:       — Я думал, у патриарха преемник какой-то, ну… более азиатский, что ли. Судачат, по крайней мере, именно в таком ключе. А по тебе особо и не скажешь.       Они остановились у двери, и Гена с постным лицом выдала:       — Он и вправду бурят. А я — не Ганбата.       Учитель покосился на табличку, Евгения посмотрела туда же: кроме суверена на ней значился только его будущий собрат по комнате, некий Эндрю. Надеясь положить конец недопониманию, девушка пропустила учителя вперед, дав открыть дверь, после чего протянула руку:       — Я его вассал, Потапова Гена. А вы?       Мужчина замер как кипятком ошпаренный. Потом у него дернулся глаз. Затем еще раз. После веко вообще стало напоминать истеричный семафор, а выдал учитель и вовсе странное:       — Вобла желтый печенег…       — Что, простите?       Он стоял перед ней, абсолютно побледневший и явно шокированный, и Гена как никогда остро почувствовала, каково это — быть полукровкой. По слухам, преподаватели АСИМ были самыми бесстрашными головорезами, а этот всё равно испугался её, получеловечку, чуть ли не до икоты. Вон и смотрит так, будто она весь мир у него из-под ног выдернула. Девушка уже почти решилась руку убрать, как вдруг странный мужчина ожил, протянул свою и, крепко обхватив грубой ладонью, внезапно тихо и без былого запала выдал:       — Баранов, Игорь Октябриевич.       Внутри что-то оборвалось. Евгения словно застыла, а в голове застучал мамин голос: «он закончит дела и придет», «Игорек и так рискует больше, чем я могла просить», «он нас не бросил, вот увидишь». И самое частое, повторяемое как мантра — «однажды ты обязательно поймешь». Однажды, может быть. Но точно не сегодня.       Сверкнула молния, раздался гром, и дождь, будто бешеный, застучал в окна. С каменным лицом сделав шаг назад, Гена резко закрыла перед носом наконец-то обретенного дяди дверь.       Татьяна всё никак не могла успокоиться.       Утром она исполнила обещание и высадила подаренные патриархом цветы под своим окном. Большая часть вечера ушла на изучение, как это сделать, чтоб они не померли, а также на визиты вежливости ко всем местным дворникам. Теперь же, убежденная, что незабудки находятся в положенной тени и не будут скошены особо ретивыми сотрудниками ЖКХ (тут порукой стала цепочка прямых и явных угроз), русалка задумчиво сидела за кассой кафе и пыталась понять, зачем вообще всё это было нужно. Не получалось.       На кой чёрт компостеру цветы?       Отдавало легким безумием, а оно пугало. Татьяна очень хорошо помнила, что порой бесстрастные вампиры тихонечко съезжали с катушек и заканчивали жизнь самоубийством, и странное поведение Богдана чем далее, тем больше настораживало. Русалка имела опыт утраты близкого человека, упырь же не терял никого, и повышенная заботливость с его стороны, вероятно, являлась такой же защитной реакцией, как постоянный глубокий сон с Татьяниной. Главным минусом сложившегося положения оставалось то, что вампир наверняка делал всё это совершенно без задней мысли, а по ощущениям русалки крышечка с её чайника была готова вот-вот окончательно сорваться.       Облокотившись на барную стойку, она закрыла глаза, мысленно возвращаясь в тот вечер, когда Марго повела остальных русалок, вооруженных лишь песней, в главный в их жизни бой. Страха не чувствовалось — в сестру верили, и верили неистово. И хоть всё и прошло строго по плану, для самой Татьяны их победа неожиданно стала поражением: именно тогда она и встретила свое проклятье.       Девушки стояли за кулисами, выполняя последние приготовления. Сестры распевались, сама же Татьяна постоянно поправляла крайне бесившую горловину платья, напоминавшую ошейник. Марго подошла со своей вечной мягкой улыбкой и положила руку на её плечо:       — Уже придумала, что первым сделаешь на свободе?       — Отрежу волосы, — тут же отреагировала Таня. — И напьюсь. Но не уверена, в каком порядке.       — Ооо, в планах простые человеческие радости?       — Да.       — И никаких каблуков? — подмигнула Маргарита.       — К чёрту каблы!       Русалки хлопнули в ладоши.       — Ну что, готова рискнуть? — вопрос не столько прозвучал, сколько прожурчал сквозь мелодичный смех.       Татьяна ухмыльнулась:       — Неужели в кои-то веки ты не стопроцентно уверена? Ни в жизнь не куплюсь.       Указания Маргаритиферы были просты: они с одинаковкой поют основные куплеты, остальная же пятерка только припев — на всякий случай, чтобы сестрам ничего не грозило. Смотреть девушкам рекомендовалось как бы в толпу, ни на ком конкретно не останавливаясь, а двум солисткам предстояло заставить нервничать и своего текущего Владыку, и его гостя. С первыми же словами песни Татьяна с ненавистью вперила взгляд в Морского Царя: в человеческом облике он казался в разы меньше, но сохранял общую бесформенность фигуры и эти ненавистные маленькие глазки за надутыми щеками. На суше он походил скорее на милого, веселого дедка, безобидного и оптимистичного. Идеальная личина для торговца сомнительным товаром.       Мужчина, ради которого смотрины и затевались, сидел рядом, и всё представление глаза Татьяны нет-нет да и возвращались к нему. Поджарый. В строгом, старомодном костюме, даже с моноклем. Не выпускал из рук зонт, хоть они и под крышей. Поначалу он разглядывал их удивленно, словно диковинных рыб в аквариуме, но через какое-то время потерял интерес и в конце концов отвернулся. Сестры продолжали петь — Марго предупреждала, что эффект будет не сразу. Вот смысл первого куплета доходит до Морского Царя. Вот он багровеет, идет пятнами, но терпит, ибо не может прервать развлечение высокого гостя. Вот скучающий бизнесмен бросает на их мучителя ленивый взгляд, замечает его эмоции и удивленно вскидывает бровь. Вслушивается. Смотрит совершенно по-новому, с каким-то словно детским восторгом, чуть улыбается и, кажется, даже начинает отбивать ритм пальцами.       На последнем куплете все русалки вскидывают руки, и оказывается, что они связаны косами друг с другом, словно цепями. Некогда безучастный бизнесмен поворачивается к Морскому Царю и что-то с жаром ему говорит. Тот старается отвечать вежливо, и злость на лице постепенно сменяется задумчивостью, а потом и вовсе самодовольством. Кажется, у сделки появился шанс.       Песня заканчивается, в зале повисает гробовое молчание — никто не знает, как реагировать, при живом-то Морском Царе. Сестры-русалки даже и не думают кланяться, стоят прямо и смотрят в ложу. Мелеагрина мелко дрожит, но головы не опускает. Внезапно патриарх вампиров начинает хлопать. Самозабвенно, аж вскочив с места. Зал тут же повторяет за ним, и овации оглушают. Морской Царь тоже пару раз для вида ударяет в ладоши и машет девушкам рукой вполне себе благосклонно: кажется, высокий гость желает встречи. Они всё сделали правильно. Можно покинуть сцену.       В ложу пригласили только одинаковок, и остальные сестры с облегчением выдохнули: за время выступления и так переволновались достаточно и не находили в себе сил еще и паясничать перед власть имущими. Марго и Татьяна не стали переодеваться, лишь расплели косы-цепи и в кабинет, в котором их уже ждали, вошли фирменной русалочьей походкой, покачивая бедрами. Джентльмен с зонтом тут же встал и поклонился, а Морской Царь лишь откашлялся, даже не повернув головы:       — Богдан Иванович, знакомьтесь: мои внучки-одинаковки, Маргоша и Танюша.       Обе чуть заметно поморщились: ненавидели, когда он их так называл. Патриарх вампиров улыбнулся:       — Дамы, знакомство с вами честь для меня. Морской Царь, не будете ли так любезны позволить нам пообщаться в приватной обстановке?       — Конечно-конечно, дорогой мой, о чем вопрос, — тут же замахал руками Владыка, поспешно вскакивая с дивана. — Наслаждайтесь вечером. Но помните — товар до сделки не портить, ни-ни. Это у нас, к сожалению, закон, — добавил он, игриво потрясая пальцем.       Обе девушки застыли. Оторопел и сам патриарх.       — Эм, безусловно. Можете не беспокоиться. Не смел и подумать.       Когда Морской Царь удалился, в комнате повисла тишина. Кажется, последний его пассаж смутил в равной степени всех присутствующих. Русалки молчали: Марго настаивала, что первым должен заговорить вампир. Татьяне это было не принципиально, и сейчас она изучающе рассматривала очередного мужчину, от которого зависела её с сестрами дальнейшая жизнь. Таких она обычно ненавидела. Но тут почему-то не получалось.       Еще пока он сидел в ложе, она обратила внимание на его странный стиль. Нет, в АСИМ в принципе собралось довольно много сказов, одевавшихся явно в противовес текущей эпохе, но бизнесмен умудрялся носить вполне современные вещи, оставаясь при этом неуловимо старомодным до мозга костей. И манеры. Кто вообще взялся бы вставать, чтоб поприветствовать русалок, по сути — рабынь? Очень непонятный малый. Худой, не пожилой, не молодой — просто взрослый. И смотрит странно, непривычно. Не раздевая мысленно. Прямо как на живых смотрит.       Их взгляды встретились, и Татьяна не отвела глаз, продолжая всё так же пытливо изучать того, кому решила доверить их будущее Марго. Сильным он не казался. Ей вообще подумалось, что, сними вампир пиджак, под ним обнаружатся руки-тростиночки и полное отсутствие намеков на телосложение. Но его боялись, потому что у него была власть. И сила, живущая далеко не в мышцах: такую нельзя увидеть, если не привык к ней. И деньги. Настоящее море денег.       А еще странный магнетизм. Не понимая, почему, Татьяна всё смотрела и смотрела на патриарха. Чувство дежавю не покидало. Как будто где-то она уже его видела. Словно полузнакомый силуэт, словно раньше они…       Приятный мужской голос вывел из задумчивости:       — Вы явно пытались привлечь мое внимание на концерте. Что ж, привлекли. Я вас слушаю. Но, полагаю, в отличие от дедушки вы-то понимаете: в традиционном смысле дамы, даже столь роскошные, меня вовсе не интересуют.       — Конечно, Богдан Иванович, — присела в реверансе Маргаритифера и продолжила, скромно глядя из-под густых ресниц: — Ведь интересуйся вы дамами и их вкусами, вы бы не слили так позорно в прошлом месяце сделку с парфюмерным концерном.       Брови патриарха поползли вверх:       — Простите?       — У вас был прекрасный шанс на интересную коллаборацию, но вы предпочли что-то более классическое и менее прибыльное. Ну а в свете вашего решения по модернизации нефтяной промышленности сибирских месторождений, где вы опять пошли по привычному пути, не удосужившись даже разобраться в инновациях буровых растворов…       Джентльмен вскинул руку.       — Пожалуйста, минутку. Вы что, это вызубрили?       — Нет, ваша светлость, — всё с той же улыбкой продолжала Марго. — Я имела честь наблюдать ваши действия лично, как и всякий биржевой игрок. И несколько удивлена банальностью методов и их моральным устареванием.       Патриарх сел в кресло и жестом указал русалке на второе.       — Это даже интересно. Что ж, давайте обсудим мои решения, — и, внезапно вскочив, повернулся к Татьяне: — Прошу простить за грубость. Не часто встретишь двух столь похожих леди, и я несколько дезориентирован. Садитесь, пожалуйста.       Та с недоумением взглянула на Марго. Сестра кивнула: давай, наш благодетель постоит, ему полезно. Пожав плечами, русалка рухнула в кресло, забросив ноги на подлокотник и не удостоив патриарха вампиров ни единым словом. Кажется, разница в их с сестрой поведении того откровенно забавляла.       Марго начала мелодично давать свою оценку последним сделкам вампирского концерна, а патриарх стоял напротив и внимательно слушал, следя за каждым её жестом. Татьяна преисполнилась гордости за сестру. Маргаритифера реально заговорила самого главного покупателя. План работал. Не отводя глаз от Богдана Ивановича, Татьяна наблюдала полную бурю эмоций, сопровождающих его, казалось бы, бесстрастное лицо. Чуть дернулась бровь — удивление. Уголок губ поплыл вбок — да, сравнение в речи Марго было крайне образным. В глазах загорелся огонь — зацепила за живое. Бизнесмен определенно не скучал, если не сказать больше — всё горячее спорил. И смотрел не на декольте, не на крутые бедра, не на длинные ноги сестры, а исключительно на руки, объяснявшие, как изменится цена активов. Ни единого пошлого намека, жеста или хотя бы взгляда. Так вообще бывает?       Парочка определенно пришла к чему-то, и Татьяна вынырнула из задумчивости, вслушиваясь. Патриарх мужского прайда вампиров говорил с неподдельным восторгом:       — То есть я правильно понимаю, что вы хотели бы оказывать мне консультационные услуги? А вам наглости не занимать.       — Не совсем так, хотя, пожалуй, насчет наглости соглашусь, — с разбивавшей сердца улыбкой отвечала Марго. — Я всего лишь предлагаю вам самому убедиться, что мои слова — не пустой звук. Дайте мне сумму, и я увеличу её, чтобы доказать свой профессионализм.       — Вдвое против моего? — предложил Богдан Иванович с веселым скепсисом.       — Втрое против вашего дохода с такой же суммы, — парировала Маргаритифера, почти торжествуя.       — А если нет? — джентльмен определенно забавлялся.       — Мы с сестрами отработаем долг. Полагаю, вы понимаете, что это возможно, — уже холоднее ответила Марго. Да, отработать они могли. Элитные секс-услуги приносят неплохие деньги, особенно когда предоставляют оные обладательницы полного пакета прав среднестатистической простыни. — Но если у меня всё же получится, вы выкупите нас с сестрами. Им дадите свободу, а мне — работу.       Патриарх рассмеялся, и Татьяна невольно залюбовалась. Определенно, эмоции ему шли в разы больше, чем бесстрастность.       — Сударыня, это самое безумное предложение, какое я слышал в своей жизни… — начал было он.       — И что? По привычке засунешь голову в песок? — внезапно даже для себя подала голос Татьяна. Болотные глаза встретились с черными и вновь зажглись неподдельным интересом. Патриарх ухмыльнулся:       — Пожалуй, не в этот раз. Позовите вашего дедушку. Мы заключим контракт.       Морской Царь с вежливым недоумением слушал объяснения гостя, а русалкам только и оставалось молча стоять неподалеку: их мнение интересовало Владыку в последнюю очередь. Каждый раз, когда Богдан Иванович упоминал, что Марго, если выдержит испытательный срок, будет у него работать, лицо Царя принимало очень гаденькое, мерзкое выражение, а глаза жадно шарили по фигуре так называемой внучки. В такие минуты Татьяна всегда поражалась выдержке сестры: сама она давно бы кинулась на старика с кулаками. Итог для Морского Царя был вполне удачный: при любом раскладе его гость выкупал всех семерых сестер, полную партию, и делал это по лучшей цене, чем при торговле на аукционе. Да и с приворотом и прочими глупостями заморачиваться не надо. Царю нравилось. Желание Богдана Ивановича каждое воскресенье встречаться с одинаковками было воспринято с понимающей сальной ухмылкой, и с трудом выдержавшая оценивающий прищур Татьяна несколько последующих часов не вылазила из душа, пытаясь стереть с себя почти физическое ощущение липкого, пошлого взгляда. Оставалось только надеяться, что странный джентльмен и дальше будет вести себя так же, как в их первую встречу. От одной мысли о прикосновении мужских рук Татьяну почти выворачивало.       Этой же ночью ей приснился первый из вереницы сказочных снов. Обычно её посещали кошмары, чьими главными действующими лицами были пасти с острыми зубами, изощренно изогнутые когти, тьма, боль и кровь — всё, что и в жизни постоянно окружало взявшуюся защищать сестер русалку. Этот же сон оказался совсем иного толка. Светлый. Теплый. С приятным ароматом какого-то одеколона. Во сне возник он — взрослый мужчина с зонтом, так смутно кого-то напоминавший. И не просто возник. Любил Татьяну.       И она была не против.       На курсах «продвинутого полового воспитания», специально добавленных в русалочью программу, их учили (пусть и без непосредственно процесса, ибо на девственности продаваемого товара у Морского Царя обозначился пунктик), как заниматься тем сексом, который обычно изображают в порнографии. Это больше походило на какой-то сумасшедший бой, яркий, жесткий, громкий и грубый, где главной задачей стояло удовлетворить, удивить и усладить взгляд мужчины. То, что ей снилось, оказалось совершенно иным. Медленным, заботливым и бесконечно нежным, словно Татьяной не просто наслаждались, а и вправду любили. Робкие прикосновения, осторожные движения, сильные руки, которые держали, словно боялись отпустить, и тающие, почти воздушные поцелуи, плавящие и волю, и душу… Она проснулась в слезах, перепугав сестер и с ужасающим пониманием, что внезапное чувство никуда не делось. Почему-то Татьяна была совершенно уверена: именно таким, всепоглощающе нежным, не как все, Богдан Иванович и будет. На трезвую голову это казалось безумием, продуктом больной фантазии, порождением искалеченного мозга. Впервые в жизни прямолинейная русалка добровольно пошла в библиотеку, а после, не удовлетворившись скудными записями о вампирах, на штурм Тимофея Ивановича.       Завуч удивился вне всякой меры: где это видано, чтобы девица, чьи интересы в уроках ограничивались расписанием звонков на перемену, вдруг возжелала знать больше о другом народе? Вопросы, которые она задавала, были один в один такие же, как те, что её сестра выспрашивала в первый же день их учебы, и отвечал Котов-Шмулинсон как по бумажке: нет, полового влечения вампиры не испытывают, размножаются только по необходимости, и с сексом это ничего общего не имеет. Да, телосложение в целом позволяет, и, если вампир задастся целью сымитировать возбуждение, у него получится, но, казалось бы, зачем? Почему тогда предыдущий патриарх покупал русалок? Хороший вопрос. Ответа на него, правда, нет, но есть слухи. К примеру…       Со стекленеющим взглядом Татьяна всё больше понимала, как далеки её фантазии от реальности, но вопреки тонне полученной информации сны не спешили уходить. Через несколько дней она поделилась тревогой с Марго: получалось, простые знаки внимания — уступленное место, вежливость — так сильно на неё повлияли, что она не в состоянии более быть защитой сестрам. Банальные нежность и забота стали её слабостью, раз из-за них она готова была лишиться свободы. Одинаковка же обняла сестру и напомнила, что учителя тоже довольно добры к ним, как и молодой княжич, но ведь ничего подобного с сердцем Тани раньше не происходило? Не нужно пугаться. Вдруг это не слабость? Вдруг она просто первая из русалок, кто влюбился и будет счастлив? Спешить, конечно, не стоит, но никто не мешает им присмотреться к вампиру не только с экономической точки зрения. Марго хитро улыбнулась и намекнула, что на новой работе ей понадобится кофе. Много кофе. И с тех пор в душе Татьяны поселился страшный предатель, источник всех её бед — «а что, если?..» А что, если она и дальше будет готовить кофе сестре и получит возможность постоянно видеть этого удивительного мужчину? А что, если однажды он всё-таки тоже её заметит? А что, если её мечты и надежды не так невероятны, как кажется сейчас?..       Консультации с патриархом шли своим чередом. Раз в неделю две сестры приходили в кабинет, выделенный им директором, Марго садилась за стол, раскладывая бумаги, а Татьяна шла готовить для неё кофе. К моменту, когда адское варево — самообман был русалке чужд — уже плескалось в чашке, появлялся Богдан Иванович. Вежливо здоровался, вешал шляпу и неизменно садился в кресло, дождавшись, чтобы сели дамы. Ставил зонт рядом, на расстоянии вытянутой руки, изучал котировки, задавал вопросы и время от времени делал ироничные замечания. Татьяна смотрела на него во все глаза, с первой и до последней минуты, пытаясь понять, что с ней происходит, ловя каждое движение бровей, каждый взгляд, тая от каждой полуулыбки и забывая дышать, когда он радовался. Через несколько недель вампир внезапно попросил кофе, и одинаковки, переглянувшись, лишь ухмыльнулись. Татьяна сварила и, подав чашку, еще внимательнее, чем раньше, принялась следить за каждым жестом. Ну теперь-то он сорвется. Все мягкость и обходительность пропадут. Даже Тимофей Иванович — вот уж пример ловеласа — и тот не выдерживал. Богдан Иванович принял чашку с улыбкой, поблагодарил, сел и отпил. Изменился в лице. Пошел рябью. Кажется, икнул. Извинился. Выгнул бровь:       — Это что, шутка?       — Обычный Танин кофе, — пожала плечами Марго. — Мне нравится, хотя, судя по вашей реакции, он всё-таки на любителя. Прикажете убрать?       Татьяна тут же поднялась, поскольку от такого предложения обычно не отказывались. И с удивлением услышала:       — Что вы, нет. Ваша сестра же старалась. Спасибо за заботу. Я, наверное, просто не распробовал.       Татьяна уселась обратно и с оторопью наблюдала, как глоток за глотком, медленно, через силу, через явное удивление и отвращение вампир вливает в себя её кофе. Он мучился, чтобы её не обидеть? Русалка чувствовала, как уши постепенно пунцовеют. Интересно, он всегда такой дурак? А что, если?..       Выпускной в АСИМе, как и полагается любой уважающей себя школе с многовековой историей, был забит всяческими условностями под завязку, и одной из них к легкой оторопи учащихся являлось открытие танцевального вечера лучшими из потока. Недолго думая, Марго уговорила патриарха, как члена попечительского совета школы и будущего работодателя, быть её кавалером, и Татьяна, одиноко потягивая вино, предвкушала наслаждение его светлостью при параде, да еще и танцующим с её полной копией. Выглядеть это должно было отпадно и наверняка послужит пищей для очередной вереницы сладких снов. Хитрая улыбка сестры, внезапно появившейся в поле зрения, насторожила.       — Как вино?       — Ничего так, — Татьяна пожала плечами. — Обычное.       — Дашь попробовать?       Сестра удивленно приподняла бровь: для Маргаритиферы игривое настроение было нехарактерно. Взяв бокал, одинаковка сначала сделала несколько вдохов, потом чуть отпила, покатала на языке и проглотила.       — Ого, какой раритет. Сразу видно, кто выбирал.       — И кто?       — Твой милый херувимчик, — подмигнула Марго.       Татьяна почувствовала, что краснеет, и попыталась бокал отобрать. Не дали. Сестра продолжила как ни в чем не бывало:       — Я отойду ненадолго. Внезапно очень захотелось к пруду прогуляться, знаешь ли.       — Посреди бала?       — Именно сейчас и никак иначе. Пока меня нет, ты за старшую, — махнула рукой Марго, направляясь к выходу.       Татьяна крикнула вслед:       — Эй, вино хотя бы отдай!       — Тебе оно еще не скоро понадобится, — хихикнули в ответ.       Недоумение лишь нарастало, однако тут же разбилось о восхищение вперемешку с оторопью, поскольку откуда-то из толпы счастливых шарообразных вампирчиков на неё буквально выскочил Богдан Иванович.       — Татьяна, добрый вечер. Вы как всегда ослепительны.       Кажется, на молчаливый кивок сил хватило. Спонсор её снов стоял сейчас во вполне современном костюме-тройке, от которого за версту разило дороговизной и элитностью, поправлял перчатки и в целом выглядел как мужчина, на чью шею стоит бросаться с разбега. Хотя, в принципе, с места у неё тоже прекрасно бы получилось.       Молчание затягивалось, и патриарх, всё так же вежливо, задал явно волновавший его вопрос:       — Прошу прощения за беспокойство, но вы не знаете, где Маргарита? Мы условились встретиться здесь, чтобы немного попрактиковаться. Я, к собственному стыду, несколько уже и подзабыл, как танцевать…       Татьяна похолодела. Вот и секрет игривого настроения. Чертовка. Бестия. Одно слово — Марго!       — Она только что ушла. Сказала, мол, хочет прогуляться.       Богдан Иванович крайне удивился:       — Сейчас?       — Да. К пруду направилась.       Патриарх задумался:       — Насколько я помню, туда ведет несколько троп, да и обратно… Хм-м. Боюсь, вероятность разминуться в разы больше надежды на удачную встречу, — он перевел взгляд на Татьяну и в привычной вежливой манере поинтересовался: — Может быть, вы будете столь любезны и поможете мне с практикой, пока мы ожидаем вашу сестру?       Это было предложение из тех, от которых влюбленные девушки не отказываются. Но связь русалки с реальностью никуда не делась:       — Без шансов. Я танцевать вообще не умею.       Богдан Иванович чуть нахмурился:       — Удивлен. Я полагал, что все в АСИМ…       — Я ходила на уроки, да. И сидела в сторонке, чтоб не трогали. Ни малейшего желания давать себя лапать перевозбужденным идиотам, — спокойно объяснила Татьяна.       Её мечта задумчиво кивнул и снова поклонился, всё-таки протянув руку:       — Понимаю ваши чувства. Но спешу заверить, никаких пошлых намерений мое предложение не содержит, и я не позволю себе причинить вам дискомфорт. Особых навыков не нужно, мне бы в принципе вспомнить, каково это, вести партнершу. Если, конечно, вы согласитесь — всё-таки у вас с Марго одинаковая комплекция. Если нет — прошу прощения за навязчивость, попробую поискать кого-то еще для практики.       Мозги сигналили, что это явно чересчур. Слишком опасно. Она и так балансировала на тонкой грани между снами и явью, и легко было перепутать мужчину из мечты с тем, который стоял перед ней. Но тут и сейчас он был еще притягательнее, чем обычно, и… и, в конце концов, когда они будут танцевать, станет окончательно ясно, вправду ли он такой заботливый, как ей снится. Может быть, и нет. Может, она разочаруется и освободится. Да. Надо попробовать.       Сама в это не веря, Татьяна подала руку.       То, что происходило далее, выглядело ожившим сном. Её нежно касались, держали за талию, вели, шептали какую-то вежливую чепуху, а болотные глаза смотрели прямо в душу всё время, неотрывно, словно она была единственной во вселенной. К открытию танцевального вечера Марго так и не вернулась, и, пребывая в каком-то полусне, Татьяна вновь покорно подала руку обходительному вампиру. Русалка совершенно не помнила, что делала, но ей улыбались, улыбались искренне, и, наверное, всё прошло хорошо. Казалось, она парит над миром. Патриарх старательно пытался развлечь её разговором, но Татьяна лишь изредка кивала ему, плывя на волнах голоса и совершенно не желая выныривать и вновь вставать на защиту своих рубежей. Он был еще лучше, чем ей снилось. Идеальным. Единственным? На этом слове сердце споткнулось. Да, пожалуй, да. А что, если?..       Всё так же сохраняя каменное лицо, Татьяна наконец-то позволила себе полностью и бесповоротно влюбиться.       Примерно через полтора часа воспарившая в мечтах русалка больно рухнула обратно в грешный мир. Маргаритифера так и не вернулась, поиски у пруда не увенчались успехом, и Татьяне вновь пришлось выйти вместо той к патриарху, на этот раз чтобы забрать купчую на их с сестрами души. Несколько раз перечитав документ, словно не понимая, что происходит, она удивленно переспросила. И услышала в ответ чудовищное:       — Всё верно. Выкуплены только те, кто лично присутствует здесь.       Это нельзя было назвать предательством — никаких обещаний Богдан Иванович никогда ей не давал. Он почти и не знал ничего о её существовании, не клялся сделать его комфортным или защитить. Все мечты, все «а что, если?» разбились о простую логику бизнесмена, и Татьяна сделала то, чего ни в её планах, ни в планах Маргаритиферы никогда не было, — со всей ненавистью разочаровавшейся женщины залепила своему кумиру пощечину. А после, словно отключившись от малейших переживаний, рванула с шеи кинжал и сделала уже то, что обещала сестре, — всадила его в Морского Царя по рукоять. И скрылась. В лесу предсказуемо наткнулась на княжича, который непредсказуемо вместо того, чтобы вернуть покушавшуюся на жизнь одного из попечителей школы беглянку, привел её домой и предложил там же и отсидеться. Стало еще горше: Пень-младший вне всяких сомнений был ничуть не менее вежлив, услужлив или добр, чем Богдан Иванович, явно беспокоился о ней, но вообще никак не трогал сердце. Оно ныло. Просилось назад. Хотело обратно, к тому блондину с зонтом, и никак иначе.       Первые три дня в избушке Татьяна исключительно пила, со скоростью бригады строителей освобождая погреба хозяина от вина в надежде не видеть снов. Сны оставались. Всё такие же, теплые, нежные, и возвращаться в реальность после них стало еще хуже. Марго пропала. Саму Татьяну в розыск Морской Царь по непонятной ей причине так и не объявил. Молодой княжич обмолвился, что тому виной прямое вмешательство патриарха, и это сбивало с толку еще больше. Маргаритифера была жива — сестра буквально чувствовала это. Значит, требовалось только дождаться её возвращения. А пока Марго нет, Татьяна за старшую. Необходимо склеить себя обратно, набраться силы жить и вернуться к сестрам. Она дала себе на это три месяца.       Найти остальных оказалось несложно — услужливый княжич снабдил адресом вплоть до номера домофона. Встретили её со слезами, и, наобнимавшись вдоволь, русалочки потихоньку принялись налаживать быт. Татьянины сны никуда не исчезли, любовь всё так же рвала сердце, попутно выворачивая душу наизнанку, но теперь у неё был способ бороться. Больше никаких «а что, если». Относясь к мечтам исключительно как к мечтам, она не подставится под удар, а воображать вольна всё, что заблагорассудится. Русалка понимала: она далеко не в порядке, и если нужен якорь, то светлое, ради чего стоит вставать по утрам, — пусть это будут её мечты. Мечты, будто у вампира есть чувства. Когда он впервые после разлуки вошел в её кофейню, Татьяна обомлела. Живой. Всё такой же. Улыбается. Искал. Хочет кофе? Будет ему кофе. Её кофе. Вот только и она, и напиток изменились, а он и не знает.       Почему Татьяна вообще влюбилась? Если бы это можно было выразить. Дело даже не в том, одним словом или многими. Просто — если бы это могло как-то вылиться в слова. Ни до, ни после она не видела таких мужчин, как патриарх. Морской Царь приучил ненавидеть всех и каждого. Но Богдан Иванович… Он стал особенным.       Нежность. Во всех снах он вел себя с ней всепоглощающе, бесконечно нежно, так, как не считалось возможным на курсах. Какое-то время Татьяна полагала и это болезненной фантазией, но, глядя, как он заботится о сыне, смутно начинала подозревать, что у её мыслей могло быть в разы больше основания, чем она думала. Плед стал последней каплей. Когда русалка просыпалась, заботливо накрытая им, она словно чувствовала объятия вампира. Хотелось выть и смеяться одновременно. Типичный коктейль отчаянья.       Богдана Ивановича совершенно не интересовал секс. Поначалу Татьяна забавлялась: шутка ли, их так долго учили кувыркаться в постели, чтобы спихнуть мужику, которому подобное вообще не нужно. Потом удивляло. Он смотрел на неё как на объект искусства, а не на пошлый кусок мяса. Любовался, но не хотел наложить лапищи. Это… поднимало настроение. А потом ей оставалось лишь поражаться, как можно так сильно желать впиться губами в того, кто никогда на поцелуй не ответит. Пожалуй, безответность сперва и делала его безопасным объектом любви, удобнее прочих. А потом она же и превратила его в опаснейшего из всех. Татьяна согласилась бы и сгореть ради призрачной надежды, что он заметит.       А еще он был красив. Не попсовой смазливой красотой, но холеным обаянием взрослого мужчины. К тому же честен, рассудителен и до безумия надежен. И так любил своего сына, словно и вправду сохранил крупицу человеческого.       И черти. Серьезно, порой Татьяне казалось, будто в глазах патриарха пляшут черти. Вроде бы зануда-интеллигент, всегда знаешь его реакцию, как вдруг искра — и он творит настолько безумную фигню, что окружающим и не снилось. Зачем искал её? Так скучал по Марго? Зачем повадился вместе пить? Зачем ему эти беседы с непутевой русалкой? Не было ответа. Только дорогой виски, дорогая мебель и лучший вид в городе. И пытливые болотные глаза с чертями в глубине, того и гляди затянут, украдут душу, и не вернешься.       И никакой надежды. Марго говорила, что в любой ситуации есть выход, главное — хорошенько поискать. Татьяна старела. Пока это было не так заметно, но пройдет еще десяток-другой лет — если она вообще столько протянет, — и её определенно выпрут из его частного собрания предметов искусства. Какой станет жизнь, когда интерес вампира схлынет, когда он пойдет дальше, оставив её умирать? Татьяна не знала. Наверное, будет больше слез. И смутной надежды: лишь бы солнце над ним никогда не взошло! Единственное, чего боялся всесильный патриарх и что могло навредить её воробушку, — упрямое, неумолимое солнце. Вот и зонт всё так же таскает с собой. Если бы и из этой ситуации был хоть какой-то выход…       Постойте-ка. А что, если?..